Текст книги "Время не обманешь (СИ)"

Автор книги: Артем Курамшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Кстати, ребят, у меня что-то с кондиционером – совсем не дует холодным. Не могли бы посмотреть? Конечно, если у вас есть время…

Хитрый ход, ничего не скажешь.

Я посмотрел на Марка. Его взгляд красноречив – не просьба даже, а мольба, в глазах явственно читается «Гленн, дружище, выручай!»

Что верно, то верно – такой подарок у судьбы второй раз не выпросишь.

– Марк, будь добр, – сказал я, стараясь соблюсти невозмутимый тон, – помоги нашей гостье.

– Да, Гленн, конечно! – выкрикнул Марк и кинулся вслед за Кэрри.

Габриэль понимающе хмыкнул.

– Ну, что же, коллеги, – сказал Кнопфлер, когда археологи исчезли за дверью, – нужно срочно собирать команду. Кто у нас играет в настольный теннис? Только – хорошо играет, чтоб не ударить в грязь лицом.

– Пожалуй, у меня найдётся пара человек, – задумался Габриэль.

– Нужно четверо. Как я понял, Стивен говорил о четырёхпарном теннисе.

– Да вот тот же Марк, – вспомнил я. – Он сам говорил, что играл… И даже в команде состоял… Ну, там, где он раньше был… Вы меня понимаете…

– Отлично! Предупреди, что он тоже участвует.

– Ага, – гоготнул Габриэль, – когда вернётся с починки кондиционера.

– Ну и славно! – Командор стал серьёзным. – А теперь, вернёмся к нашим баранам. Гленн, расскажи нам о плане реконструкции систем корабля.

Вот чёрт! За что мне такие мучения? Лучше б пошёл ремонтировать кондиционер.

III. Кэрри

А он симпатичный. И забавный. А ещё – умелый и тактичный.

Хочется быть хрупкой и беззащитной, чтобы мужчина о тебе заботился, ухаживал за тобой – в современном мире этого так не хватает! Обратная сторона эмансипации: хочешь иметь равные права – получи и равные обязанности.

В этом плане Марк оказался то, что нужно. Как быстро починил кондиционер: только пришёл, открыл корпус, что-то там подвинтил, раз-раз – и готово! Обожаю людей, которые досконально разбираются в своей области, делают работу легко, непринуждённо и качественно.

Даже убрал лежавшее на стуле бельё. Аккуратно переложил на кровать, разулся и встал на стул, чтобы добраться до кондиционера.

Вначале, правда, мялся и смущался, но потом освоился. По-моему, он немножко нерешительный. Но это даже к лучшему – люблю скромных мужчин. Вот уж не думала, что встречу таких на звездолёте – всегда считала космических странников мужланами и грубиянами. А тут – такая прелесть!

Нет, конечно, всегда есть вероятность, что помогают из собственной выгоды. То есть, готовы прийти на помощь попавшей в беду девушке, а сами только и думают о том, что получат взамен.

Но Марк – не такой, точно знаю, сразу определила. Хороший, добрый и вообще – милашка.

Потом мы пили чай, а он рассказывал какие-то истории. Не помню точно – какие именно, что-то про путешествия. Было смешно и весело. Марк так много всего знает, с ним есть о чём поговорить.

Потом он ушёл, сославшись на важные и безотлагательные дела, а я осталась отдыхать. Перед вечерними соревнованиями нужно набраться сил, ведь я – гвоздь программы, бесспорно, ключевой игрок команды.

Четырёхпарный теннис – самая распространённая разновидность командных дисциплин. Как и следует из названия, играют в него две команды, по четыре игрока в каждой. Восьмиугольный симметричный стол, в центре которого возвышается куполообразная плетёная корзина, заменяющая обычную сетку. Игроки разных команд располагаются напротив друг друга, каждая занимает одну из половин стола. По очереди отбивают мяч таким образом, чтобы не коснулся ракеток игроков одной и той же команды два раза подряд.

Штрафное очко начисляется тому, кто не сможет переправить мяч на поле противника после того как тот коснулся его сектора. Стол и мяч сенсорные. Стол подсвечивает места последних касаний мяча, по чему и определяется сектор, с которого мяч ушёл в аут. Штрафные очки назначаются также за неправильную подачу и прочие огрехи при игре.

Первая партия заканчивается после того как один из игроков набирает пять штрафных очков. Этот игрок выбывает из соревнования, а его сектор разделяется пополам между соседними игроками. Если сектор граничит с площадкой соперника, то отходит к товарищу по команде целиком.

В следующей партии из игры вылетает представитель противоположной команды, набравший большее количество штрафных очков после ещё пятнадцати розыгрышей. Потом – вновь пятнадцать розыгрышей и вылет игрока первой команды, и так далее.

Часто бывает, что когда в команде остаётся два игрока, один из них следит за тремя секторами, в то время как другой – только за одним. Нужно сказать, неприятная ситуация, терпеть её не могу, но таковы правила.

В итоге, после шести партий, за столом остаются двое самых сильных игроков, они разыгрывают финальный раунд. При этом набранные до этого штрафы обнуляются. Эти двое играют в самый обычный теннис до десяти штрафных очков.

Столь сложные правила дают широкий простор для развития командной тактики.

Зачастую игрок, сильно проштрафившийся за предыдущие партии, понимает, что в текущей он – главный претендент на вылет, поэтому выкладывается по полной, таким образом экономя силы товарищей по команде, которым предстоит продолжать сражаться.

Опять же, самый слабый игрок в команде может специально «сливаться», брать штрафы на себя, чтобы выручить более сильных игроков, которые имеют шансы взять финальный раунд.

Подобных вариантов тысячи, что заставляет продумывать возможные исходы каждой партии и следить за действиями соперника, который может темнить и хитрить.

Вообще-то, я не очень люблю настольный теннис – глупый он какой-то. Но с коллегами играть приноровилась. А как не играть, когда наши только и делают, что гоняют мяч по столу? Со временем, пристрастилась, нашла игру интересной и увлекательной. Видимо, есть задатки – потому что проявляю определённый успех. Хоть и на любительском уровне, но одерживаю победы, считаюсь самым ценным игроком в коллективе. Особенно – если просят.

Увидев Марка в рядах противника, несказанно удивилась: днём ничего не говорил о том, что будет участвовать. После игры, правда, признался, что о предстоящем поединке узнал буквально за час до начала.

Тем более удивительным показалась его подготовка: играл Марк легко, уверенно и довольно сильно, в отличие от товарищей по команде, которые махали ракетками как пятилетние малыши. Конечно, ведь наверняка многие из них едва ли не в первый раз видят восьмиугольный стол. В то время как наши зануды играют в теннис уже не первый год.

После четырёх партий на противоположной стороне стола остались Марк и Матиас – один из дежурных, высокий худой брюнет, нервный и дёрганый. А в нашей команде мы со Светкой – моя коллега и лучшая подружка, тоже высокая, но не такая худая, а очень даже фигуристая и статная и, конечно же, не нервная, а весёлая и позитивная.

Потом вылетел Матиас – набрал уйму штрафов. Он ругнулся, бросил в пол ракеткой и ушёл из зала, наверное – выпустить пар.

В шестой партии Светка почти не дала мне сыграть – взяла на себя большую часть кручёных подач Марка. Долго мучила его на коротких дистанциях и выматывала длинными розыгрышами. Но в итоге и ей пришлось уйти.

К финальному раунду Марк выглядел уставшим, руки слегка подрагивали, а внимание было рассредоточенным. Но всё-таки мне кажется, что решающую роль в исходе поединка сыграло то, что Марк поддавался: не дотягивался до мяча, когда можно было взять, подавал грубо и коряво. Так или иначе, набрал десять штрафов, в то время как я – всего лишь два.

Мы победили.

Командор Кнопфлер вручил мне импровизированный кубок – глубокую металлическую чашу, которую тут же наполнили шампанским. Но я была бы не я, если бы не сказала, что у нас был достойный соперник, и его нельзя считать побеждённым. Предложила разделить кубок, а равно и его содержимое, с другим участником финальной партии.

Марк смутился и не нашёлся что ответить. Однако остальные поддержали мою точку зрения, и ему пришлось сделать несколько глотков из чаши.

После чего началась обычная для таких мероприятий вечеринка, ради которой, собственно, всё затевалось. Фуршет состоял из бутербродов, фруктов и напитков разной степени крепости.

Кнопфлер учтиво знакомился с пассажирами. Светка позволяла ребятам из оперативной службы развлекать себя, зажигательно смеялась от дежурных шуток дежурных сотрудников. А Габриэль доставал Стивена расспросами о цели нашего путешествия. Стивен, впрочем, против не был, оживлённо и шумно разглагольствовал на заданную тему.

Я прислушалась к разговору.

– Ну да, согласен, без истории – никуда, – говорил Стивен, увлечённо жуя бутерброд. – Нельзя делать выводы, не изучив историю вопроса! Краеугольный камень любого исследования. Вот и я, прежде чем отправиться в полёт, окунулся, так сказать, в историю. И что я там нашёл? Очень интересные вещи, должен вам сказать. Например, отчёты с «Одарённого».

– И что же там, в отчётах? – спросил Габриэль, глотнув из фужера коктейль.

– Они обнаружили рядом с планетой какой-то корабль. Но как такое может быть, если они первыми из землян оказались в этой системе?

– Неужели, пришельцы?

– Точно никто не знает. Но такое предположение было высказано ещё капитаном «Одарённого». По-другому, вроде бы, и быть не может. Ведь все межзвёздные полёты учтены, каждый отражён в журналах, в базе данных. – Для пущей убедительности Стивен манерно усмехнулся – совсем как комедийный актёр в театре. – Лично я не сомневаюсь, что это был инопланетный корабль.

– А что же «Одарённый»? – спросил Габриэль с подозрением во взгляде.

– А что – «Одарённый»? Попытался выйти на связь с неопознанным объектом. Тот не отзывался, и наш звездолёт отбыл восвояси. «Одарённый» выполнил свою задачу – поставил маяк возле червоточины – больше делать ему тут было нечего, и он вернулся на Землю.

– Непростительная халатность, – заметил Габриэль.

– Вот и я о том же. Соответственно, терраформирологи, которые прибыли на Юлианию, заметьте, – Стивен со значением поднял палец вверх, – спустя несколько десятилетий, обнаружив постройки странного вида, тоже сразу предположили их внеземное происхождение.

Уф, опять одно и то же. Поражаюсь я Стивену – может рассказывать банальные вещи, подразумевая нечто из ряда вон выходящее.

История с «Одарённым» – известное на весь космос попустительство, об этом знает каждый школьник. Считается, что экипаж корабля струсил перед лицом неизведанного и, поджав хвост, удрал из чуждого мира. Они даже второй маяк не поставили, сослались на его неисправность.

Но Стивен – как ловко внушает Габриэлю, что именно он, Стивен, раскопал эту историю. Небось, ещё будет рассказывать, как в архивах рылся бессонными ночами.

Не хочу сказать, что Стивен – трепло, но иногда явно преувеличивает. Не знаю, как Габриэль, но я с этой историей знакома ещё со школы.

Скучно. Поискала Марка, нашла и подошла к нему. Только завела разговор, как кто-то выкрикнул «Пей до дна!», и нас опять заставили пить шампанское из кубка.

Когда я немножко поперхнулась, и голова закружилась, Марк слегка обнял меня. И это было очень приятно.

Через некоторое время мы сбежали. Марк вывел меня в оранжерею – небольшое помещение, где они под искусственным светом выращивают различные растения. Мы тайком от всех покурили, посидели, поболтали.

Потом опять покурили и ещё посидели. С Марком было весело, не успевал надоесть.

Нужно сказать, я изрядно набралась. Может быть, была слишком голодна или устала от напряжённого соревнования. А может, особенность межзвёздного путешествия, но алкоголь ударил в голову. Хотелось совершить какое-нибудь безумие, что-нибудь такое…

Приключения мне хотелось. Но милашка Марк не уставал проявлять джентльменство – водил за собой под ручку и не давал раскиснуть.

В конце концов, природа взяла верх – окончательно разомлела, и он предложил покинуть вечеринку. Я согласилась, но при условии, что Марк проводит меня в каюту.

Потом долго уламывала посидеть у меня, попить чай, на что Марк как настоящий мужчина не поддавался и стойко сопротивлялся попыткам затащить в каюту.

Я немного протрезвела, взяла себя в руки, и мы ещё поговорили. О звёздах, о далёких мирах, о путешествиях.

На прощание разрешила Марку поцеловать меня в щёку. Думаю, для первого свидания этого вполне достаточно.

IV. Габриэль

Эльдар закончил доклад и посмотрел на меня в ожидании реакции. В командном центре тишина, которую нарушает негромкий, умиротворяющий гул оборудования да редкий стук по клавишам компьютеров.

Я ещё раз взглянул на графики и спросил:

– А какая у нас сейчас скорость?

Эльдар повернулся к своему монитору, ткнул пальцем и ответил:

– Двадцать три.

– Хорошо, – протянул я, подумал и добавил: – Гасите движки.

– Есть! – Эльдар принялся вбивать данные, а я отошёл от терминалов дежурной смены, продвинулся вглубь помещения, где занял место за столом рядом с Кнопфлером.

Командор любит посещать командный центр. Вообще-то не обязан находиться тут постоянно, но часто часами сидит за компьютером, следит за работой дежурных. Надо полагать, за моей работой тоже следит. Такой он у нас – не чурается наблюдать за нашими действиями. Зато и знает обо всём, что происходит на корабле, в курсе дел, держит руку на пульсе, как говорится.

Вот и сейчас – весь такой сосредоточенный, нахмуренно вглядывается в экран, отслеживает параметры полёта, изучает разноцветные графики и диаграммы.

Небольшой толчок по всему телу корабля. «Артемида» слегка дрогнула и затихла. Кружка с кофе сместилась на полсантиметра, но этого оказалось достаточно, чтобы кремово-коричневая жидкость выплеснулась на стол, оставив маленькую лужицу.

«Нужно было отхлебнуть», – подумал я, вытирая рукавом полированную поверхность.

– Двигатели торможения отключены, – крикнул со своего места Эльдар.

– Ага, молодец, – ответил я, – продолжайте наблюдение.

Это означает, что корабль почти недвижим. Застыл в безвоздушном пространстве, и лишь остаточная инерция ничтожной величины чуть-чуть подталкивает вперёд.

Мы подошли к червоточине с красивым именем Шаммурамат, установили связь с находящимся в непосредственной близости от неё маяком и заняли выжидательную позицию.

Люблю это состояние. Наша «Артемида» – Охотница, Ловчая, как называли древнюю богиню в Греции – словно хищное животное замерла перед стремительным рывком. Заглушённые двигатели подобны лапам с цепкими коготками, которые сжимает перед решительным стартом. Корабль незримо подрагивает, как зверь, готовящийся к схватке. Ещё немного, совсем чуть-чуть, и она броситься вперёд, распрямит быстрое тело в изящном прыжке сквозь пространство, в прыжке длиною в сто сорок световых лет.

– Ну-с, как там у нас дела? – произнёс Кнопфлер, не отрываясь от экрана.

– Всё в норме. – Я сделал несколько больших глотков из кружки. – Все системы в порядке, всё работает.

– Хорошо. Криокамеры смотрел?

– Ага. Там тоже всё в порядке. Все спят: пассажиры, экипаж, кроме тех, кто присутствует здесь. Даже Гленн – и тот спит.

– Ну и славно. Значит, и мы скоро пойдём. – Кнопфлер запустил руку под стол и достал бутылку коньяка. Плеснул мне и себе в кружки, пояснил: – Чтобы лучше спалось.

Я согласно кивнул и отпил согревающего напитка.

– Сколько там до фазы? – спросил Кнопфлер.

Я посмотрел на большой экран над дежурными, нашёл нужную цифру и ответил:

– Сорок восемь минут. Разгон начнём через двадцать.

– Хорошо. Может, партию в шахматы?

– Не откажусь.

Кнопфлер опять полез в стол, достал доску, раскрыл, и мы принялись расставлять фигуры.

Червоточины вовсе не разбросаны по Вселенной, словно дырки в сыре, как полагали древние, а организованы в систему, которую мы называем Космическим Веретеном. На самом деле оно выглядит, скорее всего, иначе, Веретено же – лишь умозрительная модель, придуманная учёными. Червоточины в определённом порядке связаны друг с другом, периодически между ними возникают подпространственные тоннели, и через них можно пройти.

Тоннели возникают не хаотично, а в строгой последовательности, называемой фазами червоточины. Фазу определяют по исходящим от объекта излучениям и по некоторым другим признакам. Именно для этого и нужны маяки – рукотворные объекты, оснащённые необходимым для наблюдений оборудованием. Своего рода спутники червоточин, следят за ними и существенно упрощают навигацию.

Синхронизировавшись с маяком, корабль знает, когда наступит нужная фаза, то есть когда возникнет ожидаемый тоннель и, следовательно, когда и под каким углом звездолёт должен войти в червоточину.

Через несколько минут «Артемида» начнёт разбег, точно в расчётное время влетит в червячную дыру Шаммурамат, после чего понесётся по тоннелю к далёкой звезде, вокруг которой вращается Юлиания.

Мы с Кнопфлером, удостоверившись, что всё в порядке, заляжем в криокамеры. Конечно, можно не дожидаться – согласно инструкции полёт по червоточине должны контролировать дежурные – но на «Артемиде» так заведено: капитан находится в командном центре, когда корабль входит в тоннель, а также – когда его покидает.

Целиком и полностью разделяю точку зрения Кнопфлера и тоже всегда присутствую в ответственные моменты.

Текущая смена состоит из самых опытных дежурных, им предстоит в течение двух недель нести нелёгкую вахту.

Когда-то давно тоже с этого начинал. Никогда не забуду свою первую тоннельную вахту: изнуряющие двенадцатичасовые смены чередуются такими же периодами отдыха. На самом деле, сил хватает только на то чтобы поесть, доползти до расположенной в соседнем помещении кровати, упасть и провалиться в кромешную тьму. В силу специфики физических условий, снов внутри тоннеля, как правило, не видишь. А если и видишь, то почти всегда кошмары. Перегрузки, тошнотворные визуальные и звуковые эффекты, возникающие внутри корабельного корпуса под действием полей тоннеля, – всего этого избегают те, кто проводит полёт в криокамерах.

Соответственно, тоннельная смена собирается из самых подготовленных. Эти пятеро ведут корабль только между червоточинами, а остальную часть путешествия отдыхают в своих каютах.

Через пятнадцать суток по корабельному времени, за несколько часов до того как «Артемида» покинет тоннель, они разбудят от анабиоза меня и Кнопфлера. Звездолёт вынырнет из червоточины под названием Мнемозина, в окрестностях Юлиании.

По абсолютному времени путешествие продлится более двух земных лет.

Мы почти доиграли, когда корабль вновь слегка дрогнул.

– Начинаем разгон, – доложил Эльдар. – Расчётное время вхождения в червоточину – девятнадцать минут тридцать две секунды.

Матиас, не отрывая взгляда от монитора, лихорадочно стучит по клавишам. Сидящий рядом с ним Ли растянул бледные губы в нервной улыбке:

– Завещание строчишь? – Перехватив мой напряжённый взгляд, одёрнулся, стал серьёзным и вернулся к работе.

«Артемида» начала забег. От прилагаемых усилий всё её тело вибрирует.

Нет, конечно же, не вибрирует, просто так кажется. Стремительная охотница на короткой дистанции. А червоточина – это лань, добыча, которую «Артемиде» предстоит настигнуть.

– До контакта осталось пятнадцать минут семь секунд.

Это похоже на бал, которым правят дежурные. Их работа напоминает концерт, где им отводится роль оркестра.

Матиас, словно пианист-виртуоз, самозабвенно стучит по клавишам, всецело отдаваясь этому занятию. Кажется, даже не замечает, что происходит вокруг, однако на самом деле всё слышит – он вводит параметры полёта.

Ли анализирует кривые корректировок скорости, ускорения и других лётных показателей. Будто играет на арфе – множество линий-струн, которые дёргает и приводит в порядок числа-ноты.

Эдгарс стоит перед пультом управления силовыми установками. Дабы исключить случайное нажатие кнопок, двигатели и наиболее важные узлы корабля включаются при помощи громоздких тумблеров. Нужно приложить некоторое усилие, чтобы поменять их положение. Иногда говорят – просто дань традиции, однако я считаю необходимостью и нелишней предосторожностью. Периодически Эдгарс щёлкает тумблерами, чем напоминает ударника, стучащего по небольшим гонгам и брускам ксилофона.

Дирижирует симфонией Эльдар – следит сразу за всеми экранами и наиболее значимыми показателями, отдаёт короткие команды. Старший в смене, он руководит процессом.

– До Шаммурамат – девять минут сорок четыре секунды, – отрапортовал Эльдар.

Я немного нервничал.

Всегда нервничаю перед входом в тоннель. Шутка ли – прыжок в сто сорок световых лет. Нужно быть всецело собранным, все расчёты должны быть перепроверены, а системы исправны.

Бывали случаи, когда что-то шло не так, как нужно, и гравитационными возмущениями корабли разрывало на части. Куски звездолётов попадали в разные тоннели, а потом их вылавливали в разных звёздных системах.

Но это, разумеется, не про нас. С нами такого не случится. Нужно думать о хорошем, ведь мы подготовились должным образом.

– До вхождения в тоннель – пять минут двенадцать секунд.

Напряжение нарастает.

Даже командор нервничает. Кнопфлер – матёрый капитан, но и он иногда волнуется. Видно по подрагивающему колену, по сжимающим карандаш рукам.

А взгляд уверенный, неторопливый, может быть, даже скучающий. Это успокаивает. Я устраиваюсь в кресле поудобнее и пытаюсь расслабиться.

– Внимание! – говорит Эльдар. – Начинаю обратный отчёт: пять… четыре… три… два… один!

Помещение озаряется вспышкой. Вокруг всё пошло разноцветными радугами. Сначала это были круги, потом они увеличиваются и расходятся в стороны плавными кольцами.

Через несколько мгновений, когда мы ещё набрали скорости, пятна света слились в длинные полосы вдоль горизонтальных линий, уходящих вдаль, куда-то далеко, в глубины космоса.

Мы вошли в червоточину.