Текст книги "Путь к Золотистой (Круг - 1)"

Автор книги: Артем Колчанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– В этой самой лаборатории я и появился на свет, если так конечно можно сказать. Пятнадцать лет назад этой лабораторией было получено задание разработать полностью автоматизированную систему управления для внепространственных звездных кораблей. Эта задача была ненова, но никто не мог ее разрешить до конца. Но тогда за нее взялись всерьез. Вся вторая лаборатория занималась этим и только этим. А это пятнадцать тысяч человек, мощнейшие вычислительные центры, целые заводы, способные произвести любую электронику, какую только возможно придумать.

Дальше Рэй рассказал, насколько трудна была эта задача, и как ее пытались решать.

– Был создан довольно компактный, но в то же время ничем не уступающий крупнейшим стационарным, кибермозг. По всем предварительным расчетам он должен был справиться не то что с каким-то автоматическим транспортом, а даже с суперзвездолетом Дальней Разведки. Но все хорошо было только на расчетах. На испытаниях же мозг отлично выполнял свои функции только до момента выхода в Пустоту. Там же он действовал нисколько не лучше, чем самый заурядный допотопный автопилот, несоизмеримо уступающий ему в возможностях... Вычислитель огромного быстродействия, голографическая память, в которую можно спрессовать всю информацию со всех кристаллов Центрального Информатория Содружества. Интеллект, с огромной скоростью работающий сразу в несколько уровней одновременно, способный одновременно переваривать массу информации и способный принимать решение в любой, даже немыслимой, ситуации. Столько труда, столько усилий и все пошло насмарку.

Рэй сказал это и замолчал. Но снова ожил экран, на нем появился рвущийся сквозь пространство звездолет с точно такой же, как и на "Игле", эмблемой Службы Безопасности. Он был похож на "Иглу, " в какой то мере. Но все же "Игла", по сравнению с ним, была словно бы принцессой, по сравнению с золушкой.

– Это "Импульс", звездолет, на котором испытывался этот самый кибермозг. Корабль также принадлежал секретной лаборатории ЦИВПа, которой и тогда уже руководил Артур Рикст. Не знаю почему, но именно ему был нужен этот самый киберпилот и он добился в Совете Безопасности разрешения на проведение одного эксперимента, из области не вполне разрешенных. И в результате этого самого эксперимента я и появился на свет.

На экране появилось большое и очень светлое помещение, в центре которого, за бронированным прозрачным колпаком, висел искрящийся гроздьями кристаллосхем трехметровый шар большого кибермозга.

– Это ты? – спросил я.

– Нет, это еще не я, а мой предшественник, хотя я выгляжу практически точно также. Но сейчас я хочу сказать тебе не об этом.

В помещении вдоль всех стен тянулись разнокалиберные пульты и терминалы, за ними сосредоточенно работали два десятка человек в голубых халатах. Но тут отодвинулась в сторону тяжелая и бронированная заслонка двери. В зал вошел невысокий пожилой человек. Изображение на экране приблизилось и стало хорошо видно его лицо, смуглое, пересеченное морщинами, с коротким ежиком седых волос.

– Это доктор кибернетики и одновременно генерал Службы Безопасности Джон Райт. Может быть, слышал про такого? Хотя вряд ли, операция на Ньюре, которой он руководил, и чуть было не погиб, до сих пор не рассекречена, хотя и прошло столько лет. Так вот, это он предложил новый вариант решения задачи, использовать принцип полного моделирования. Коротко этот вариант можно сформулировать примерно так: Если уж пилот – человек прекрасно ведет корабль в Пустоте, нужно достаточно полно смоделировать на одном из уровней компьютерного интеллекта интеллект человеческий. Это и есть не вполне разрешенный эксперимент, на проведение которого и было получено разрешение Совета Безопасности.

Изображение на экране погасло и несколько секунд на экране был какой-то бешено меняющийся хаос из разноцветных светящихся пятен. Потом на нем снова появилось изображение того же самого помещения. Оно сейчас было гораздо менее освещено, и в нем сейчас был только один человек. Он стоял, опершись обеими руками о толстое броневое стекло колпака, и смотрел на висящий за ним шар кибернетического мозга. Выражение лица этого человека постоянно менялось, быстро и не вполне уловимо. На нем сменяли друг друга: то веселая улыбка, то хитрый прищур глаз, то лицо становилось серьезным, то мрачным, то печальным, то вообще каменело неподвижной маской статуи. На вид ему было всего лет восемнадцать, вряд ли больше, но я сразу же понял, что он старше и, причем весьма значительно.

– Это доктор медицины и доктор кибернетики, действительный член Академии Наук Содружества Александр Владимирович Закат, или же просто Лек. Мой главный породитель, – последнее слово Рэй сказал с печальной усмешкой, – а там, за прозрачной стенкой, это уже я. Я был создан по довольно усовершенствованной схеме, чем все мои предшественники. У меня сдвоенный вычислитель, два полностью независимых контура, отличающихся по структуре обычный и моделирующий. У меня была значительно изменена структура голографической памяти, чем довольно сильно увеличен ее объем и эффективность. Сам же я немного поменьше и полегче своих предшественников, но по всем техническим характеристикам я их значительно превосхожу.

– Здесь ты наверно привираешь?

– За весь рассказ я еще не приврал ни единого слова. Клянусь обоими своими вычислителями. Не веришь?

– Верю, верю, – поспешно сказал я и забрался на кресло с ногами, продолжай.

– Лек, ну то есть, конечно, доктор кибернетики и доктор медицины Александр Закат непосредственно руководил моим созданием. Он вообще-то очень хороший человек, хотя и довольно странный. Но именно он придумал то, как практически решить задачу полного моделирования, как сделать, чтобы машина думала, как человек, решала, как человек, чтобы у нее был по-настоящему человеческий интеллект, а не машинный.

– Но ведь во всех учебниках кибернетики говорится о том, что скопировать человека принципиально невозможно.

– Ну и что тут такого, учебники как всегда правы, на то они и учебники, но они не всегда точны, не все так просто в нашем мире. Скопировать какого-то конкретного человека действительно невозможно, но смоделировать человека вообще, некоего абстрактного человека, вполне возможно. Да и то только младенца – новорожденного. Дальнейшего же можно добиться правильным обучением. Этот способ описан так же уже довольно давно, но не давал практических результатов. Машина все равно оставалась машиной, потому что осознавала себя машиной, а не человеком. Но Лек-то и придумал, как обмануть только что смонтированную машину, ну то есть меня, хотя меня как личности тогда еще не существовало.

Рэй замолчал, а на экране появилось изображение робота. Не такого, какие есть или какие когда-нибудь были, а такого, какого люди представляли себе очень давно, этакую стилизованную карикатуру, грубую и примитивную.

– И они сделали тебя мозгом робота? – тут же догадался я.

– Почти что так. Я был связан с роботом каналом широкой двусторонней связи. Но обо всем этом я узнал намного позднее. А так я появился на свет, как ребенок и увидел мир глазами этого мальчишки. Сделано все это было просто здорово. Поначалу я даже ни о чем не догадывался. Считал себя обыкновенным человеком. Хотя, если сказать честно, в то время я об этом даже не задумывался. Зачем о чем-то задумываться, если и так жизнь прекрасна и в ней нет особых забот. Первый год моей жизни был прокручен в ускоренном времени. А память о самых первых годах жизни сильно ослаблена. И даже сейчас я хорошо помню только какие-то жалкие урывки.

– Но ведь и мы, люди, почти никогда не помним своего раннего детства.

– Я это знаю, Вик. Первое, что я помню связно и подробно, было тогда, когда мне было три года. Сейчас я покажу тебе специально подобранные отрывки моих воспоминаний. Посмотри сам, может быть тогда я стану для тебя понятнее

Рэй замолчал. Экран над столом снова покрылся цветным хаосом. Я собрался спросить у Рэя, что это такое, но тут на экране появилось изображение, и я отложил вопрос на потом. На экране словно бы сквозь рассеивающийся туман проступила небольшая, но со стеклянными стенами комната. Внезапно за какую-то секунду "туман" рассеялся окончательно, и я увидел эту комнату так, словно бы это я был там. Увидел, что уже вечер, а за стеклянными стенами моросит мелкий осенний дождь, такой, каких никогда не было на Дивере, и про которые я знал только по фильмам.

– Рэй, – раздался из динамиков незнакомый мне голос, и изображение быстро сменилось другим, но тут же погасло, а Рэй извиняющимся голосом сказал:

– Не могу я, не получается. На экране эффект получается совсем не тот, что в действительности.

– Тогда рассказывай просто так. Не все же могут свою память на экране прокручивать, но и без того понятно бывает.

– У меня так не получится. Точнее получится не то, что я хочу... Вик, ты обедать сейчас будешь?

– Вообще-то не отказался бы.

– Тогда иди в столовку и лопай, но только помедленнее, а я пока в это время подумаю. Обед я тебе уже заказываю. Не торопись, мне нужно кое-что тщательно рассчитать, а незагруженной мощности вычислителей не так уж и много. Хорошо?

– Хорошо.

– Когда я закончу, сам тебя позову.

Пообедал я как всегда быстро, но вот дальше торопиться не стал. Не торопясь, отправил в утилизатор пустую посуду, еще немного посидел в столовой, потом перебрался в кают-компанию. Там на одном из столиков лежала толстая книга. Я подошел и прочитал надпись на обложке: "Звездный Устав". Сел в то самое кресло, в котором любил отдыхать капитан. Открыл Устав и начал читать с самого начала. "Звездный Устав" был тем сводом правил и законов, которым должны следовать все космолетчики Земного Космофлота. Кое какие, наиболее важные из этих законов и правил я знал, но скорее так, понаслышке. Поэтому я и взялся его читать. Но много прочитать не успел. В какойто момент я невольно ощутил, что здесь, кроме меня, присутствует кто-то еще. У меня даже побежали по спине мурашки, когда я поднимал глаза от книги. В кают-компании естественно никого не было, но присутствие все-таки ощущалось, причем ясно и довольно отчетливо.

– Рэй, – позвал я, – это ты здесь?

– Ага, – ответил голос из динамика, – не хотел тебе мешать. Но откуда ты узнал, что я сейчас сконцентрировал свое внимание на тебе?

– Почувствовал.

– Это, по-моему, вообще невозможно почувствовать. Ну, да ладно. Стартключ у тебя с собой?

– Естественно, я же обещал капитану.

– Тогда вставай и иди. Я укажу тебе дорогу.

– Куда мне идти?

– Это помещение официального названия не имеет. Рикст же называл его универсальным тренажером.

– А зачем мне туда?

– Потом объясню. Ну что, идем?

– Идем, – ответил я, поднимаясь с кресла.

Рэй довел меня до рубки.

– Рэй, это что, шутка такая, показывать мне дорогу к рубке?

– Тебе сейчас не в рубку, в рубку – направо, а тебе нужно будет пройти прямо.

– Но здесь же стена, тупик.

– Достань стартключ, – ответил Рэй, а на стене открылась узкая, по размеру ключа, щель, – вставляй.

Как только ключ с легким щелчком ушел в щель, часть стены медленно повернулась. За ней была закрытая дверь.

– Ну и что дальше?

– Возьми ключ обратно и вставь в щель на этой двери.

– Вставил.

– Сейчас поднеси свой браслет к щели и набери на нем девять девяток. Как только я сделал это, раздался щелчок, и часть стены откинулась панелью шифратора. – Набери три раза код Солнца, восемь единиц, четыре восьмерки и два раза год старта Пятой Звездной.

– Думаешь, я знаю этот самый код Солнца?

– Тогда слушай и запоминай, – Рэй назвал довольно длинный ряд цифр и символов, довольно бессмысленный на первый взгляд.

– Ты что, думаешь, что у меня память электронная, – огрызнулся я.

– Хорошо, диктую шифр позначно, но все-таки постарайся запомнить. Когда весь этот длинный шифр был набран, дверь бесшумно поднялась вверх, открывая проход. – Ну что встал, иди давай.

Дверь закрылась сразу же за моей спиной. И только тогда зажглись неяркие панели освещения. Я находился в крошечном тамбуре. Прямо передо мной была идущая вверх узкая винтовая лестница, со ступеньками, покрытыми черным ребристым пластиком.

– Поднимайся вверх, – сказал Рэй, но уже через мой браслет. Наверху была крохотная квадратная площадка с четырьмя дверьми, – дверь направо, – сказал Рэй и, немного помедлив, неуверенно спросил, – хочешь увидеть меня, какой я сейчас есть на самом деле?

– Хочу, – я кивнул головою.

– Тогда дверь прямо.

За дверью горел тусклый свет. Там, без всякой опоры висел трехметровый шар, этакая гроздь кристаллосхем, ощетинившаяся во все стороны радужными очередями лазерных лучей. Я сделал шаг вперед, но на следующем наткнулся на мягкое, но непреодолимое сопротивление.

– Дальше нельзя, тут защитное поле.

Несколько минут я смотрел на этот шар, но почему-то не мог отождествить его для себя со уже знакомым по голосу Рэем. Может быть, я даже и не хотел этого. Потом я повернулся, вышел и закрыл за собою дверь.

– Выглядишь ты неплохо, – сделал я комплимент.

– Но неприятно для многих людей.

– Почему неприятно, выглядишь ты очень даже эффектно.

– Потому что мне самому неприятен этот облик.

– Все мы не сами выбираем себе облик.

– Может быть и так, но со мной сыграли довольно жестокую шутку. Про все это я и хочу тебе сейчас рассказать.

За дверью оказался небольшой тамбур. По обе стороны от дверей в высоких прозрачных шкафах висели два совершенно необычного вида скафандра.

– Они не потребуются, – сказал Рэй, – по крайней мере, сегодня они нам не нужны. Иди дальше.

Дальше была совершенно странного вида комната. Все стены, пол и потолок в ней были сложены крошечными металлическими шариками. В комнате было довольно светло. Мягкий рассеянный свет лился со всех сторон. В комнате было совершенно пусто, ничего, только голые ровные пол, стены, потолок.

– Погоди, Вик, сначала возьми шлем.

Шлемы, по виду очень похожие на пилотские, лежали в тамбуре, в одном шкафу со скафандрами. В каждом по четыре штуки.

– Который? – спросил я, открывая шкаф.

– Лучше синий. Ага, этот, а сейчас заходи. Усаживайся поудобнее.

Я увидел, что в комнате пол вздыбился, поднялся волной и образовал что-то вроде откинутого назад кресла.

– Как ты это сделал?

– Элементарно. Эти шарики – элементы трансформируемой модели. С помощью силовых полей я управляю каждым из них по отдельности.

– А твой вычислитель не перегреется от такой нагрузки?

– Для меня это вообще пустяки. Садись, не бойся, не рассыплется. Только прямо сейчас надень шлем.

Я надел шлем, который мягко и плотно облегал голову со всех сторон, и сел в это самое "кресло", которое на проверку оказалось очень даже мягким и удобным. Голос Рэя донесся до меня, словно из какой-то глубины:

– Закрой глаза и максимально расслабься. Сейчас "кресло" окружит тебя со всех сторон, но не бойся, ты сможешь уйти, как только пожелаешь этого.

И в самом деле, эти самые шарики мягко обволокли меня со всех сторон. Но голос Рэя зазвучал отчетливее:

– Сейчас ты увидишь и почувствуешь мир так, как чувствовал в свое время я. Это будет что-то вроде фильма, но только более полно по ощущениям. И еще, тут будет значительное несовпадение времени. Но не бойся этого. Все это отнимет у тебя времени максимум до вечера. За это время ты сможешь увидеть годы моей жизни. Человеческий мозг легко справляется с подобным потоком информации. Это я только что рассчитал. Я буду постоянно контролировать твое состояние и в случае чего непредвиденного, прерву сеанс. Ты готов?

– Готов, – ответил я сразу же и насколько мог спокойно. Хотя, в самом деле, я немного побаивался. Потому что-то, что предлагал мне Рэй, было мне совершенно неизвестно. Вообще-то бояться следовало бы намного сильнее, но я находился в таком состоянии, что из-за необычности всего происходящего, я почти что терял чувство реальности. Рэй же наверняка прекрасно понимал мое состояние.

– Не бойся, Вик, ты просто словно бы проживешь часть моей жизни. Максимально расслабься, постарайся ни о чем не думать. И до конца сеанса ни о чем меня не спрашивай. Договорились?

– Хорошо, можешь начинать.

В этот момент на меня словно бы навалилась полная темнота, или что-то очень похожее на сон без снов. Но пробуждение из этого сна произошло быстро. Перед глазами появилась яркая, красочная картинка. Я увидел мир чужими глазами. И словно бы я сам был этим человеком или нечеловеком, но я не ощущал никакой разницы. И вообще, я ничего не думал, ничего не понимал, все заполнили чужие мысли, чужие чувства, я полностью жил чужой жизнью и ничего не помнил о своей.

Я был мальчишкой, землянином, которого все звали Рэем. Я помнил своих родителей, которые погибли, когда я был еще совсем маленьким, правда, недостаточно хорошо. Я жил со своим братом Леком в небольшом поселке, который был построен не так уж и давно, посреди лесов средней полосы евроазиатского материка. В нашем поселке жили всего только двадцать семей. Но у меня все-таки был друг – Антон, мальчишка, мой одногодок. Темноглазый, смуглый, но неподходяще для своего облика светловолосый, он был полным контрастом ко мне. Потому что у меня при голубых глазах, угольно-черные волосы и, сколько бы я ни загорал, за все лето становился только слегка загорелым. С Антоном мы были друзья, не разлей водой. Постоянно все делали вместе. И учились, и играли, и отдыхали, когда была для этого возможность. Вот и сегодня мы с Антоном договорились пойти к речке – покупаться и позагорать, сколько влезет, без ограничений. Утром же меня разбудил Лек:

– Ну, давай, просыпайся засоня.

– У-у-у, – ответил я, натягивая одеяло на голову и собираясь досмотреть сон, который на самом интересном месте прервал брат, всегда так у него получается.

– Поднимайся, поднимайся, – не отступался он, – все равно ведь подниму тебя.

Одеяло улетело в сторону, и я понял, что поспать мне больше не придется. Но, зная, что будет дальше, я специально сделал вид, что сплю. Такая уж игра была у нас заведена. Я тут же оказался поставленным на ноги и заставленным делать утреннюю зарядку. И все это под насмешки, которые Лек долго и щедро отсыпал в мой адрес. Леку был тридцать один год, он был старше меня ровно на двадцать лет, хотя и выглядит он всего лет на семнадцать – восемнадцать, не больше. Так почти все знакомые про него говорили, а он только смеялся в ответ на это и говорил, что регулярно употребляет эликсир молодости.

Закончили мы зарядку продолжительной пробежкой по утреннему лесу, а, вернувшись домой, отправились умываться и завтракать. После завтрака Лек снова сделался очень серьезным, как всегда. Надел свой рабочий костюм, ну то есть тот костюм, в котором он обычно ходит на работу. Но вместо обычного: "До вечера", он сказал:

– Рэй, сегодня я задержусь. Есть кой какие неотложные дела. Скорее всего, буду дома завтра утром или даже вечером. Надеюсь, что ты будешь вести себя благоразумно и ничего особо страшного не натворишь.

Такое для меня тоже не было в новинку. Лек так делал примерно раз в месяц. И даже если я чего-то за время его отсутствия вытворял, то особо не ругал меня за это. Я и сейчас пообещал ему, что буду вести себя примерно, хотя и знал, что, скорее всего, будет не так. Как только Лек ушел, я тут же начал разрабатывать планы на то, чем буду заниматься в его отсутствие. За этим занятием меня и застал Антон.

– Ну, что, опять мечтаешь? Я тебя там жду, понимаешь ли, жду, а тебя все нет и нет.

– Лек сегодня опять куда-то собрался, и до завтра его не будет.

– Вот это да, – Антон тут же присел, звонко хлопнув себя ладонями по голым коленкам, – мои сегодня тоже укатили к каким-то старым друзьям, и тоже до утра. Это же полнейшая свобода.

– Ага, – заулыбался я, – чем займемся?

Антон подвинул меня в кресле и уселся рядом, положив мне руку на плечо. И мы принялись обсуждать различные "проекты", чем могли бы заняться. Часть этих "проектов" мы отмели за полной нереальностью, а на другие у нас просто не хватило бы времени. И нам пришлось остановиться на простом – небольшом походе вниз по нашей речке, но так, чтобы обязательно с палаткой и костром.

Палатку взял я, она была небольшая и очень легкая. Ее Леку когда-то давно подарил какой-то знакомый звездолетчик. Это была палатка из аварийного комплекта, какие имеются на звездолетах. В сложенном виде она легко умещалась в пригоршнях взрослого человека. Ее и еще кое-что из съестных припасов я затолкал в мой маленький рюкзачок. Но не успел я даже закрыть его, как вернулся Антон. На нем были тяжелые ботинки, пятнистые маскировочные штаны, а точно такая же куртка болталась род клапаном рюкзака. И в довершение ко всему, с пояса у него свешивался ниже колена широкий и толстый нож в потертых пластиковых ножнах.

– Ты еще не собрался? – Удивленно спросил он, он всегда так "удивляется". – Давай уж, одевайся побыстрее, время-то как-никак идет.

– А я и так уже готов.

– Ты что, это ведь поход, а не легкая прогулка, – сказал он, указывая на мою по-летнему легкую одежду, которая оставляла открытыми и руки и ноги. Обдерешься ведь.

– Ну и что, – сказал я с легкой ноткой пренебрежения, – на мне все быстро заживает. А вот ты испаришься.

Тут он заявил, что лучше уж немного попариться, чем страдать от царапин, да и объяснять потом родителям, где их получил. Он этого не хочет и не допустит, в отношении меня тоже. Пришлось и мне облачаться в костюм наподобие его костюма, потому что я хорошо знал, что спорить в таких случаях с Антоном – занятие практически бесполезное.

В поход мы вышли так, чтобы никто в поселке этого не заметил. Скрывались за кустами, двигались короткими перебежками, пока, наконец, не скрылся из виду последний домик поселка. С этого момента и начался наш поход. Поначалу мы шли довольно легко, но через час уже прилично устали и объявили привал. Скинули с себя одежду, искупались в прохладной воде, она давала ни с чем не сравнимое наслаждение. Потом выбрались на берег и растянулись рядом друг с другом на мягкой и зеленой траве.

– Рэй, может быть так и до развалин дойдем? – предложил мне Антон.

– Каких развалин? – удивился я.

– Тех самых. Здесь ведь когда-то город был. Я же тебе говорил.

– Я у Лека спрашивал, а он сказал, что никаких развалин тут нет, что город в свое время был снесен начисто.

– А мне про развалины дядя рассказывал. Он, мальчишкой еще, бывал в этих местах. Он говорил, что это недалеко, всего километров двадцать. Километров пять мы уже прошли, так что осталось уже только пятнадцать.

– Твой дядя и не такое может придумать.

Антонов дядя был писателем, из числа малоизвестных, если не сказать совсем неизвестных за пределами узкого круга людей. Он довольно часто навещал этот поселок, а когда навещал, то обязательно возился и с нами. Не сосчитать тех выдумок, которыми он щедро нас развлекал, такой уж он был выдумщик. Когда-то он был толи археологом толи палеонтологом, но бросил эту работу, а может быть его с нее и выгнали, это было покрыто туманом. И он стал писать.

– Не, это он не придумал, точно тебе говорю, ведь это он не только мне одному рассказывал.

– Вообще-то можно и дойти, проверим. – Согласился я. – Только когда мы дотуда дотопаем?

– А что, вернуться мы успеем. А если и не успеем, то заночуем, палатка-то у нас с собой. Ты говорил, что тебе все равно нахлобучки не будет, ну а я уже привычный. А может быть и вообще не узнают.

– А мне кажется, что Лек про меня вообще все знает, даже то, что я никому и никогда не говорил, даже то, что я во сне вижу.

– Ты это зря, брат у тебя что надо, мне бы такого брата.

– Да я не об этом. Мне с ним почти всегда хорошо, но иногда бывают моменты...

– Да брось ты.

– Я правду говорю, что иногда бывают моменты, когда я чувствую себя перед ним, словно бы младенец перед столетним стариком. – Сказал я и тут же оборвал разговор.

Я перевернулся на спину и несколько минут молчал, глядя в высокое голубое летнее небо, по которому неторопливо плыли редкие кучевые облака. Мне было хорошо, потому что лето, потому что небо такое голубое, а трава подо мной такая мягкая. Потому что рядом со мной самый лучший мой друг, с которым мы отправились в самый настоящий поход. Вернул к реальности меня Антон. Он слегка двинул меня локтем в бок:

– Опять о чем-то мечтаешь?

– Не а, просто на небо гляжу.

– Дальше пойдем или еще разик искупнемся?

– Пойдем. Искупаться-то еще успеем. На следующем привале хотя бы. Далеко ведь еще идти до этих твоих развалин, не один еще привал у нас будет.

Мы снова шли вдоль речки. Сначала я не надевал ботинки. Как это Антон не может понять, как прекрасно пройтись вот так, босиком, по такой вот зеленой и мягкой траве. Это ведь одно сплошное удовольствие. Правда дальше пошли камни, и удовольствие закончилось. Мелкие каменные кусочки постоянно осыпались и изъеденных временем и погодой скал, так, что река не успевала окатывать их в гальки. Каменная крошка больно впивалась в непривычные к этому ноги, и поэтому мне пришлось останавливаться и надевать ботинки. Под довольно злорадные усмешки Антона.

Минут через двадцать по времени и чуть больше километра по расстоянию от нашего привала, обрыв вплотную подступил к воде, где сразу же начиналась немаленькая глубина. И нам пришлось довольно долго карабкаться по обрыву наверх. Антон лез впереди, а я следом за ним. Из-под его ног на меня то и дело сыпалась сухая глина, из которой, помимо камня, был сложен этот обрыв. Но только когда мы уже были наверху и оттуда посмотрели вниз, то поняли, что обрыв-то действительно высокий, и каково было бы нам сорваться с него, даже с полпути. Но боязнью высоты не страдали ни я, ни Антон, поэтому обратили это предположение в обычную шутку. Мы немного посидели на самом краешке обрыва, болтая ногами, и, посмеиваясь друг над другом, потом же продолжили свой поход.

Здесь, немногим подальше от поселка, лес был самый, что ни на есть дикий и неухоженный. Наверно точно такие же леса были на Земле давным-давно, когда человек еще не создал техническую цивилизацию. Но я-то видел такой лес можно сказать в первый раз. Небольшие походы с Леком не в счет, он-то как раз приводил меня в лес, облагороженный человеком, а не такой запущенный. Нам с Антоном то и дело приходилось перебираться через поваленные деревья, продираться через густой и колючий кустарник, которые преграждали нам дорогу. Тогда я мысленно поблагодарил Антона за то, что он настоял на том, чтобы я оделся в эти штаны и куртку. Вслух такого говорить было нельзя, потому что за этим наверняка последовали бы насмешки о моей неразумности. Вслух я спросил у него:

– Антош, а как мы определим, дошли мы или не дошли до этих самых твоих развалин. Еще чего и запросто проскочить можем.

– Не проскочим, я точный ориентир знаю. Мне дядя объяснял, как найти развалины.

После привала мы шли дольше, да и прошли побольше. Лес, по которому мы шли, понемногу поредел, и высоко поднявшееся солнце достало нас своими лучами. Ветра не было, и от навалившейся на нас жары, мы устали довольно быстро. Привал мы решили сделать у речки, с купанием. Но лезть по обрыву вниз почему-то не решались, пришлось искать более удобный спуск, а для этого идти дальше. Но подходящий спуск нашелся довольно быстро. Это было русло небольшого ручейка, который прорезал в обрыве еще один обрыв. Но уклон этого обрыва был значительно меньше, чем у речного, и мы без труда спустились вниз.

– Вот силища, так силища, – сказал Антон, слегка присвистнув, – такой маленький ручеек, а разрезал такой большой обрыв.

– Это он сейчас маленький, – сказал я, – а весной, когда снега сходят, тогда он наверно ничуть не меньше нашей реки становится.

Мы, не говоря друг другу ни слова, бросили рюкзаки на камни, разделись и одновременно бултыхнулись в речку. Немного порезвились в чистой и прохладной воде, остыли от дневной жары, смыли с себя пот и только тогда выбрались на берег. На берегу немного обсохли, сидя на камнях. Но задерживаться на привале подольше не стали. Но и идти дальше в глухой одежде нам было вовсе не охота. Мы засунули свои костюмы в рюкзаки, одели только ботинки и продолжили свой поход, уже по каменистому берегу речки.

Дальше отдыхать нам пришлось чаще, потому что мы, не привыкшие ходить подолгу и помногу, начали уставать по-настоящему. Привалы у нас начали затягиваться почти до получаса, а когда мы обедали, то и вообще больше часа. Но все-таки до Антошкиного ориентира мы дошли еще задолго до вечера. Я бы наверно и не заметил этот ориентир, точнее говоря, вообще не обратил бы внимания, если бы я оказался тут один. Но Антон его определил сразу и безошибочно.

– Стоп, кажется уже пришли.

– Я ничего такого не заметил, показывай свой ориентир.

– Вон, смотри, – он показал мне пальцем на серую скалу, которая вроде бы почти ничем не отличалась от соседних.

– Скала, как скала, – сказал я, пожав плечами.

Антон бросил свой рюкзак на серый песок, который, сменив камни, был сейчас у нас под ногами, я сделал то же самое и пошел следом за Антоном. Он ничего мне не сказал, просто, когда я подошел поближе, то все увидел сам. Эта скала была творением рук человеческих, а точнее говоря даже вовсе не скала. Из ее серого и растрескавшегося тела выглядывали почти полностью изоржавевшие прутья стальной арматуры. Был в свое время на Земле такой материал – железобетон.

– Здесь когда-то была плотина городского пруда, а тут, где мы сейчас стоим, была вода, – объяснил Антон для меня.

– Странно, – сказал я, – когда-то тут был город, жили люди. Здесь был пруд, в нем наверно купались такие же мальчишки, как мы сейчас. А вот сейчас еще даже полтысячи лет не прошло, а уже почти не осталось никаких следов.

– А еще полтысячи лет пройдет и от нас с тобою никаких следов не останется, это же все время. Мне это дядя рассказывал, давно уже.

– А где он сейчас, твой дядька? Почему к вам не приехал, он ведь каждое лето приезжал.

– Он сейчас на Гамме. Вернется только зимой, – Антон явно не хотел продолжать разговор на тему, связанную с дядей-писателем, да и я тоже не хотел.

По наклонному уступу мы поднялись на берег. Но никаких развалин тут естественно не оказалось. И только через полчаса тщательных поисков мы наткнулись на торчащий из земли изогнутый и изоржавевший металлический прут. Но больше ничего мы так и не нашли, хотя и надеялись на большее, особенно Антон.

– Хоть что-то да осталось, – с усмешкой сказал я, а Антон с явно недовольным видом сообщил:

– Тут и еще кое-что другое должно остаться. Дядя говорил, что станции городской подземки остались целыми и невредимыми, их никто кроме времени не разрушал. Вход в одну из них должен быть недалеко, но на том берегу.