Текст книги "Морозный ветер (СИ)"

Автор книги: Артём Бухтин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 27

Габриэлла

Его история содержит недостающие фрагменты. Мои воспоминания соединяются воедино, помещая один фрагмент рядом с другим, пока передо мной не складывается картина того, что произошло той ночью.

– Ты, должно быть, встала с места, когда я сделал тот резкий поворот. Упала, и… – Он прочищает горло и вытирает слезы со щек. – Ты попала под винты.

Я позволяю словам повиснуть в воздухе, и ужас повисает в пространстве между нами.

– Я искал тебя. Было так темно. Потом увидел спасательный жилет. – Слезы текут из его глаз, и парень не делает ни малейшего движения, чтобы вытереть их. Как будто он даже не чувствует их, перенесшись обратно в ту ночь. – Ты была лицом вниз. Там было так много крови. Черт, – хрипит парень. – Я все еще вижу это, как будто все произошло вчера.

Я хватаюсь за стену, чтобы не упасть. Хаос в моей голове проясняется, и я сползаю по стене на свою задницу. Кладу голову на колени и дышу, пока мои легкие горят и наполняются призрачной водой.

Как мне примирить прежнего Кингстона с человеком, которому я доверяю и которого, как я думала, могла бы полюбить?

Кингстон шмыгает носом.

– Я пытался навестить тебя в больнице, но твои родители остановили меня у двери. Я сказал им, что в том, что случилось, была моя вина и что хочу заплатить за это. Они не нуждались и не хотели ни моих денег, ни моего покаяния. Сказали мне, что единственный способ все исправить – это уйти от тебя и навсегда исчезнуть из твоей жизни.

– И ты так и сделал, – слышу я свой шепот. – Почему ты вернулся?

– Думал, что смогу уйти от тебя, но не проходило и дня, чтобы я не думал о тебе. Я узнал, что ты была в коме из-за того, что слишком долго обходилась без кислорода. – Он судорожно вздыхает. – И не мог смириться с мыслью, что больше никогда не увижу тебя. Я должен был сказать тебе, что мне очень жаль. Но потом вспомнил, что я тебе даже не нравлюсь. Ты не хотела подниматься на борт лодки.

– Родители сказали, что я была на лодке с друзьями, но назвали только Эйнсли. – Смотрю на пустую стену перед собой, потому что она напоминает мне о том состоянии, в котором я была, когда очнулась. Чистый лист. Я помню те одинокие дни выздоровления. Никаких посетителей. Только я, борющаяся за то, чтобы вернуть себя, когда едва могла вспомнить, кем я была до несчастного случая. – Эйнсли ни разу не приходила навестить меня. Мне пришлось учиться делать все заново, перенести несколько операций, чтобы исправить свое лицо. У меня не было времени даже подумать о том, что мои родители не говорили мне всей правды.

– Я разрушил твою жизнь. – Его глаза воспалены и опухли. – Твои танцы. – По его щеке скатывается слеза. – Я забрал у тебя все.

Я обхватываю голову руками, чтобы привести свои мысли в порядок. Вихрь новой информации вызывает у меня тошноту и головную боль. Не знаю, что меня больше расстраивает – осознание того, что он все это время держал нашу связь при себе, или то, что я ни разу не усомнилась в правде о той ночи.

– Мне нужно идти. – Поднимаюсь на ноги. – Я должна выбраться отсюда.

Я отвергаю его попытку помочь мне подняться.

– Не убегай расстроенной.

Я бегу к лифту и нажимаю кнопку, чтобы вызвать кабину. Ловлю свое отражение в дверях лифта. Свет освещает три белых шрама – один рассекает мой лоб до линии роста волос, другой – щеку до уха, и последний, который проходит от горла до мочки уха. Его вина. Все это – его вина.

– Би, – тихо шепчет Кингстон.

Я встречаюсь с его глазами в отражении, когда парень стоит позади меня.

– Не надо.

– Я влюблен в тебя…

– Прекрати! – Я оборачиваюсь и пристально смотрю на него. – Ты лжец.

Он отступает на шаг.

– Посмотри на мое лицо! – Я собираю волосы и тычу в него своим покрытым шрамами боком под ярким светом. – Ты сделал это! Ты!

– Я знаю, – говорит он сквозь слезы.

– Я не хочу иметь с тобой ничего общего. – Лифт тренькает, и двери открываются. – Если я тебе хоть немного небезразлична, – произношу я, входя в кабину лифта, – ты оставишь меня в покое и не будешь, блядь, лезть в мою жизнь.

ГЛАВА 28

Кингстон

– Кингстон, вставай.

При звуке монотонной команды Алекса я натягиваю одеяло на голову и зарываюсь поглубже в подушки.

– Уходи!

– Ты достаточно долго провел в постели.

– Кто сказал? – Одеяло срывается одним сильным рывком. – Эй!

Алекс сердито смотрит на меня с торца кровати, его деловой костюм и хмурый взгляд придают ему властный вид.

– Вставай. Сейчас же.

– Отвали. – Закрываю лицо подушкой, но ее отбирают и швыряют через всю комнату. – Почему ты такой бессердечный мудак?

– Душ. Одевайся. Встретимся внизу.

– Эм… нет.

Его взгляд становится жестче.

– Нет, спасибо?

– Живо. У тебя есть тридцать минут. – Он захлопывает за собой дверь.

– Невозможно! Никто не может собраться за тридцать минут! – Я подумываю о том, чтобы снова лечь спать. Алексу придется надрать мне задницу, если он хочет, чтобы я спустился вниз в любом положении, кроме как лежа на спине.

Когда думаю, что брат, вероятно, сделает именно это – придет сюда и перекинет меня через плечо, – то решаю, что, возможно, душ и стакан доступной выпивки помогут мне лучше спать.

Я выдержу лекцию Алекса «Приди к Иисусу». Заверю его, что у меня есть план, отобьюсь от него на достаточно долгое время, чтобы утопиться в скотче, и снова лягу спать, пока боль в груди не пройдет. В конце концов, за последние две недели мы не раз проигрывали этот сценарий.

В душе слишком жарко, и я даже не смотрю на одежду, которую надеваю. В конце концов, босой тащусь вниз с мокрыми волосами и негативным настроем. И останавливаюсь на нижней ступеньке, когда вижу всех троих моих братьев, сидящих вокруг обеденного стола Алекса.

– Привет, милый, – приветствует меня Джордан и протягивает свежий эспрессо. – Ты голоден?

Я перевожу взгляд с моих братьев на нее.

– Спасибо. Что они здесь делают? – шепчу я.

Легкая усмешка трогает ее губы.

– Почему бы тебе не пойти туда и не выяснить?

Зная, что Джордан не отправила бы меня на верную смерть без предупреждения, я подхожу к троице.

– Если вы здесь для вмешательства, то напрасно тратите свое время.

– Присаживайся, – говорит Хейс в нехарактерной для него гостеприимной манере.

Я смотрю на папки, которые лежат рядом с Хейсом и его компьютером, и решаю, что они, вероятно, попросят меня подписать какое-нибудь юридически обязывающее заявление, гарантирующее мое молчание об Августе и «Норт Индастриз», которые последуют за мной в загробную жизнь.

Хадсон отодвигает свой ноутбук в сторону.

– Как у тебя дела?

Я допиваю остатки своего эспрессо и ставлю чашку на стол слишком громко.

– Как это выглядит, как у меня дела?

Он кивает и улыбается.

– Надеюсь, что то, что мы пришли сюда сказать, изменит это.

– Хорошо, можете уже перейти к делу? Наверху меня ждет полбутылки «Гленливет».

– Мисс Коулман солгала, – выпаливает Алекс со своего конца стола.

Хадсон выглядит смущенным.

Хейс – сердитым.

– Как ты это выяснил? – спрашиваю я.

– Александр почувствовал, что что-то не так в тот день, когда Август уволил тебя. – Хадсон снова ставит свой ноутбук перед собой. – После некоторых раскопок и с помощью частного детектива мы обнаружили, что ты говорил правду о ней. «Норт Индастриз» не первая компания, в которую она пыталась пробраться.

Хадсон щелкает челюстью.

– Мы допросили Лайзу Дарби, ее помощницу. Она подслушала, как Коулман угрожала тебе. Мы отпустили Лайзу с солидным выходным пособием.

– А Коулман? – спрашиваю я.

– Мы уволили ее, пригрозив судебным иском, если она еще раз хотя бы произнесет название «Норт Индастриз», – с гордостью говорит Хейс.

– Как Август воспринял эту новость?

Все мои братья переглянулись.

– Не очень хорошо, – признается Алекс. – Упрямый сукин сын.

Я качаю головой, нисколько не удивляясь тому, что, даже имея перед собой доказательства, он все равно предпочел бы обвинить меня, чем виновную сторону. Самодовольный дурак.

– У нас есть идея. – Хейс открывает папку и пододвигает ее ко мне.

Я смотрю на страницы внутри, не видя ничего, кроме блоков слов и танцующих букв.

– Черт, – ворчит он. – Прости.

Хадсон пододвигает папку между нами и читает первые пару абзацев.

– Стоп, – останавливаю его и оглядываю троих мужчин за столом, которые смотрят на меня с осторожной надеждой на лицах. – Вы, ребята, хотите заняться со мной бизнесом?

– Не совсем так, – объясняет Хейс. – Мы хотели бы инвестировать в твой бизнес. Каждый из нас согласился сделать значительное пожертвование, чтобы ты мог основать свою компанию по декорированию.

– За пределами «Норт Индастриз»?

– Да, независимо от «Норт Индастриз». – Хадсон толкает папку обратно ко мне. – Вот общая сумма прямо здесь.

Я вижу пятерку и целую кучу гребаных нулей.

– Вы, ребята, издеваетесь надо мной?

– Нет. – Хадсон протягивает мне ручку. – Подпиши здесь внизу, и можешь приступать.

– Контракт уже готов, – объясняет Хейс. – Ты берешь деньги без обязательства вернуть их нам. Все надежно. Я знаю, потому что сам составил его.

Джордан садится рядом со мной.

– Я тоже просмотрела контракт, и он так же прост, как и звучит.

Мои глаза горят, и я беру ручку, чтобы подписать. Но прежде чем это делаю, спрашиваю:

– Август знает об этом?

– Знает, – говорит Алекс. – Потому что я нанимаю тебя для ремонта этого здания, а также здания «Норт Индастриз».

А потом я отвожу взгляд, и, черт возьми, плачу. Как ребенок, прямо там, на глазах у моих братьев. И ни один из них не выглядит иначе, как гордым.

Джордан протягивает мне салфетку, и как только я вытираю глаза достаточно, чтобы видеть ясно, нацарапываю свою подпись на контракте.

– Еще кое-что, – говорит Хадсон. – Мы провели небольшое исследование и выяснили, что существует масса программного обеспечения, которое может помочь людям с дислексией в бизнесе.

Алекс достает ноутбук из черного чехла и передает его мне.

– Он будет сканировать документы и читать их тебе, голосовые приложения и многое другое. Парень, который разработал все программное обеспечение, придет завтра, чтобы рассказать тебе о нем.

– Парень, который разработал программное обеспечение? Ты нанял его, чтобы он пришел учить меня? Он здесь, в Нью-Йорке?

– Силиконовая долина.

– Срань господня, – шепчу я. – Вы, ребята, не шутите.

– Ты заслуживаешь большего, чем мы тебе дали, – говорит Хадсон. – Мы здесь, чтобы исправить эту ошибку. Ты Норт, а мы твоя семья. Мы сами заботимся о себе.

Я вытираю глаза и нос.

– Я не знаю, что сказать.

– Ничего не говори, – говорит Алекс. – Просто приступай к работе.

– Это будет так весело! – Джордан взволнованно хлопает в ладоши. – Иди, надевай свои ботинки, и пойдем искать офисное здание для покупки.

– Сначала пообедаем? Я умираю с голоду.

Облегчение на ее лице совпадает с моим собственным.

Наконец-то какое-то направление. План. Надежда.

Это почти заставляет меня почувствовать себя цельным. За исключением этой зияющей пустой дыры, оставленной Габриэллой.

Габриэлла

Манхэттенская балетная студия расположена в старой англиканской церкви, построенной в 1823 году. Каменные стены, витражи, деревянные полы и зеркальные стены создают пространство для танца, которое поддается духовному благоговению.

Запах полироли для дерева смешивается с затхлым ароматом, как будто столетия курения благовоний впитались в разлагающийся камень. Я крепко прижимаю свои балетные туфли к груди и двигаюсь глубже в помещение. Воспоминания захлестывают меня. Место, которое когда-то казалось мне больше домом, чем мой собственный, распахивает свои объятия и приветствует меня.

Блудная дочь возвращается домой.

Я замечаю миссис Гулд в другом конце комнаты. Она что-то увидела во мне, когда мне было тринадцать лет, и посвятила свое время тому, чтобы сделать из меня лучшего танцора, каким я только могла быть. Миссис Гулд пришла на мой первый концерт в «Джульярде» и принесла мне дюжину роз.

– Габриэлла, это ты? – Ее британский акцент возвращает меня к более простым временам, когда я мечтала стать прима-балериной.

– Миссис Гулд, давно не виделись.

Женщина крепко обнимает меня.

– Не могу поверить, что это действительно ты. – Она отстраняется, чтобы подержать меня на расстоянии вытянутой руки, но продолжает придерживать меня за плечи. – Посмотри на себя, совсем взрослая.

– Приятно снова видеть вас.

Ее взгляд легко скользит по моим шрамам, и я вижу в ее глазах, что она знает мою историю. Предполагаю, что мои родители, должно быть, передали мое оправдание за то, что я больше не посещаю «Джульярд».

– Как ты, милая?

– Бывало и лучше. – Я оглядываю студию, чтобы не видеть жалости в ее глазах и чтобы женщина не видела печали в моих.

– Такова жизнь, я полагаю. – Ее взгляд падает на пуанты в моих руках. Ее глаза загораются. – Ты здесь, чтобы потанцевать?

– Честно сказать, не знаю. Это было так давно, и врачи сказали, что мне придется переучиваться… – Я сглатываю комок в горле. – Я даже не знаю, помню ли, как это делается.

– Врачи осматривают тело. Танец идет от души. – Ее темно-карие глаза потеплели. Она берет мою руку и прикладывает ее к моему сердцу. – Балет живет здесь. Не в твоем мозгу и даже не в твоих мышцах, а здесь. В твоем сердце. Ты никогда этого не забудешь.

– Хотелось бы, чтобы это было правдой. Прошло так много времени с тех пор, как я танцевала.

Она берет пуанты из моих рук.

– Давай начнем медленно. – Женщина вздергивает подбородок, ее плечи напрягаются. – Положи свои вещи, скинь обувь и ложись на пол для растяжки. – Она щелкает и показывает пальцем.

В ее суровом приказе есть утешение. Теплота. Правильность.

Не знаю, вернусь ли когда-нибудь в это место после сегодняшнего, но прямо сейчас знаю, что я именно там, где мне нужно быть.

ГЛАВА 29

Габриэлла

Хотела бы сказать, что потеряла счет дням, прошедшим с тех пор, как я в последний раз видела Кингстона, но это было бы ложью.

Прошло тридцать четыре дня.

Я думала, что со временем буду думать о нем меньше. Думала, что его предательство будет гореть все сильнее с каждым днем, пока, в конце концов, не выгорит, и я полностью забуду его. К сожалению, меня мучает прямо противоположное.

У меня так много вопросов, но я не доверяю ему, чтобы просить его сказать мне правду. И также не могу доверять своим родителям.

Вот почему мне пришлось обратиться к единственному человеку, у которого нет причин лгать мне.

Со своего места у окна кофейни я вижу, как подходит Эйнсли. Она колеблется у двери, как будто сомневается в своем согласии встретиться со мной. Задерживаю дыхание, пока она, наконец, не открывает дверь. Я машу ей, и Эйнсли, не отрывая глаз от пола, направляется ко мне.

Потом встаю, чтобы поприветствовать ее, но мы не обнимаемся и не пожимаем друг другу руки. Невидимый барьер нашей общей истории стоит между нами.

– Спасибо, что пришла.

– Конечно. – Она заказывает латте, и мы говорим о погоде и о том, что наше любимое место для завтраков обанкротилось, пока у нас не заканчиваются темы для светской беседы.

– Эйнсли, я надеялась, что ты сможешь ответить на несколько вопросов о ночи катастрофы.

Ее лицо бледнеет, но она кивает.

– Мне известна история до момента, пока я не упала, но все, что было после этого, не помню.

Она отпивает свой латте и осторожно ставит кружку трясущимися руками.

– Ты можешь рассказать мне, что произошло той ночью?

– Это была моя вина, – говорит она, опустив лицо к своей кружке.

Мое сердце проваливается в пятки от уверенности в ее голосе.

– Что ты имеешь в виду?

Ее взгляд встречается с моим.

– Кингстон хотел тебя. Ты даже не пыталась привлечь его внимание, но он все равно хотел тебя. – Она делает вдох через нос и выдыхает. – Хотел тебя, а не меня.

– Кингстон. – Мои легкие сжимаются вокруг сердца, заставляя его болеть.

Ее глаза наполняются слезами.

– Я не хотела причинять тебе боль. Просто хотела поставить тебя в неловкое положение перед ним.

Я сжимаю зубы.

– Он был за штурвалом, и все время просил тебя пойти и посидеть с ним. Но ты была так напугана. И так крепко держалась. – Ее слова вырываются в порыве, словно ее сердце отчаянно пыталось очистить их. – Ты встала, чтобы пойти посидеть с ним, и я выставила ногу, чтобы подставить тебе подножку.

– Господи… – шепчу я.

По ее щекам текут слезы.

– Если бы он не развернул лодку в ту самую секунду, ты бы просто споткнулась. Я не хотела, чтобы ты упала за борт.

Я хватаюсь за голову и тру виски.

– Ты чуть не убила меня, потому что ревновала?

– Мне жаль. Я сказала твоим родителям, что сделаю все возможное, чтобы загладить свою вину перед тобой. Сказала им, что хочу все исправить.

– Расскажи мне остальную часть истории. – Я говорю как робот и с трудом узнаю свой собственный голос.

– Кингстон нашел тебя. Он попросил своего друга позвонить в береговую охрану, и делал тебе искусственное дыхание рот в рот, пока они не добрались туда. И пытался остановить кровотечение, прижимал рубашку к твоей шее и угрожал парамедикам за попытку перехватить контроль. Он не отходил от тебя, пока тебя не отвезли в операционную…

– Это все? – Я не знаю, сколько еще смогу это слушать, но понимаю, что это последний раз, когда я вижу Эйнсли, и мой последний шанс узнать свою историю.

– Я пыталась навестить тебя в больнице, но твои родители не позволили мне увидеться с тобой. Они были правы, обвиняя меня в том, что произошло. Сказали, что если я попытаюсь связаться с тобой, они позвонят своим адвокатам. Я так боялась потерять свое место в «Джульярде» и что моя семья узнает, поэтому сделала то, что они просили. Но с тех пор я не прожила ни одного дня без воспоминаний о том, что сделала, и обо всем, что я отняла у тебя.

– Думаю, я услышала достаточно. – Я хватаю свою сумочку и встаю, чтобы уйти.

– Прости меня. Ты должна знать, что мне очень жаль, Габби. – Она вытирает нос и размазывает тушь под глазами.

– Я знаю. Мне тоже. – Я оставляю плачущую Эйнсли в кафе.

У меня голова идет кругом от этой новой информации.

Кингстон спас меня.

Но это не меняет того факта, что он солгал о том, что мы знаем друг друга. Парень все еще лжец и вор.

Кингстон украл мои воспоминания, а потом и мое сердце.

ГЛАВА 30

Кингстон

Жизнь может измениться в мгновение ока. Никогда бы в это не поверил, если бы не пережил сам. Прошло четыре месяца с тех пор, как я подписал документы о принятии финансового подарка от моих братьев, чтобы основать собственную компанию по дизайну интерьеров. И вот я здесь, делаю это.

Мы с Джордан нашли склад в Бруклине с пятью тысячами квадратных футов производственных площадей на первом этаже и тремя тысячами квадратных футов жилой площади наверху. Две квартиры – самую большую я взял себе, а другую планирую сдавать в аренду. Я вложил деньги в небольшую реконструкцию, чтобы привести каменное здание 1910 года в соответствие нормам, но оно все еще далеко от роскоши Ленокс-Хилл.

Моя кухня вдвое меньше моей предыдущей, а в шкафу даже не помещается вся моя обувь, не говоря уже о моей одежде. Но я обнаружил, что эти вещи больше не так важны для меня. Конечно, я отказываюсь появляться на публике в неряшливом виде, но в последнее время был так занят, что мне пришлось сократить время на подготовку менее чем до часа, что счел бы невозможным еще несколько месяцев назад.

Алекс принял мое предложение о косметическом ремонте всех вестибюлей в его здании, придав пространству более органичный современный вид, а не стерильный. После выхода «Ресторанного дайджеста» я получил заявки на работы, так много, что мне пришлось нанять небольшой штат сотрудников. В настоящее время мы работаем над предложением для вестибюлей «Норт Индастриз».

Оказывается, у меня действительно есть кое-что ценное, что я могу предложить.

«Би Инспайед Дизайн» пользуется успехом.

Название и местонахождение моего бизнеса – не совпадение. Когда я искал здание, имело смысл быть рядом с моим собственным вдохновением. Габриэлла всегда будет величайшей красотой моей жизни. Есть она в моей жизни или нет, это ничего не меняет.

Я разбираю образцы тканей и составляю план своего проекта в «Норт Индастриз», когда мой помощник Тодд стучит в мою дверь.

– Эй, Кей. У тебя посетитель. – Его сильный нью-йоркский акцент и татуированная лысая голова делают его самым маловероятным профессиональным выбором, именно поэтому я его и нанял.

«Би Инспайед Дизайн» – это выгребная яма талантов, где работают люди, представляющие свой собственный уникальный стиль. Я хочу, чтобы мой бизнес был местом, где свобода выражения мнений является нашим кредо, и у каждого есть место за столом.

– Кто это?

Он пожимает плечами.

– Какой-то костюм.

– Впусти его. – Я предполагаю, что это один из моих братьев пришел проведать меня. Они были раздражающе вовлечены в мою жизнь, как стая наседок.

– Будь я проклят. – Август неторопливо заходит в мой кабинет, который больше напоминает художественную студию, чем традиционный офис. Он изучает стену с образцами тканей, угол с образцами дерева и стол со столешницами из каменных плит. – Я не поверил твоим браться, когда они сказали, как хорошо у тебя все получается. – Отец листает книгу с образцами цветов красок.

– Это меня не удивляет. – Я откладываю свою работу в сторону. Этот мудак убивает все творчество, когда находиться в комнате.

Август выдвигает стул и садится за стол напротив меня. Смотрит на доску визуализации вестибюля «Норт Индастриз».

– Это твой проект? – Он наклоняет голову и изучает выбор хлопчатобумажных, льняных и бамбуковых тканей, смешанных с восстановленным деревом и светильниками из переработанного стекла.

– Все натуральное и экологически чистое. – Я поворачиваю доску к нему, чтобы он мог лучше ее видеть. – Алекс настоял.

– Хм… – Он сжимает ткань между пальцами. – Мне нравится.

Комплимент? Я прищуриваю глаза.

– Но?

– Никаких «но». – Отец бросает еще один взгляд на доску, затем смотрит на меня. – Мне правда нравится.

– Хорошо, что здесь происходит? Тебе нужен орган или что-то в этом роде?

– Послушай, твои братья рассказали мне, что они узнали о мисс Коулман, и я много думал о том, что ты сказал о своем… твоих, э-э… проблемах с обучением.

Я скрещиваю руки на груди, чувствуя необходимость защитить орган за моими ребрами.

– И что?

– И пришел к пониманию, что ты многое преодолел, и я, э-эм… – Он прочищает горло. – Я уважаю это. Многое говорит о человеке, который может преодолеть свои собственные недостатки.

– Полагаю, я должен быть польщен твоим комплиментом, но нахожу неискренним, что ты ждал, пока я начну вести свой собственный бизнес, чтобы, наконец, признать мою ценность.

Август хмурится, и я вижу вспышку гнева в его глазах, как будто тот хочет защититься, но держит рот на замке.

– Достаточно справедливо. – Отец встает. – Почему бы тебе не подключить мой офис к этому проекту. Ему не помешало бы обновление.

– Мне нужно проверить свое расписание. Я перезвоню тебе. – Было бы забавно перетянуть всю его мебель в ткани с летающими членами-пейсли.

Он засовывает руки в карманы и улыбается в пол, прежде чем снова посмотреть на меня.

– Если когда-нибудь захочешь объединить свою компанию с «Норт Индастриз»…

– Я пас.

Август напрягает челюсть.

– Понимаю.

– Если ты не возражаешь, у меня много работы. – Я киваю на дверь.

– Конечно, увидимся, сынок.

Сынок?

Не принцесса?

Я качаю головой и возвращаюсь к доске визуализации.

– Определенно нуждается в органе.

– Кто этот сноб? – Анжелика, один из дизайнеров в моей команде, проскальзывает внутрь сразу после ухода Августа. Ее белые кроссовки скрипят по полированному бетонному полу.

– Мой донор спермы. – Я указываю на книгу с образцами красок. – Можешь передать мне?

– Конечно, – говорит она и вкладывает книгу мне в руки. – Я хотела показать тебе свою идею для окон. – Она кладет передо мной свой альбом для рисования. – Стекло – это здорово, но в тех местах, куда попадает солнце, мы должны сделать зеленую стену. Стены из комнатных растений способствуют продуктивности и увеличивают количество кислорода, что полезно для мозга, и посмотри, как круто они будут смотреться в этих помещениях. – Она проводит рукой по своему розовому ирокезу. – Вот здесь.

– Мне нравится. Добавлю это в проект.

Она вскидывает кулак.

– Да!

– Отличная работа.

– Спасибо, босс! – Она выскакивает из комнаты и закрывает за собой дверь.

– Босс? – Я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбку. – Я босс.

Габриэлла

После балета я оказываюсь в Центральном парке, прогуливаюсь по дорожкам и наслаждаюсь прохладным ветерком, когда осень сдувает листья с ветвей. Погода быстро меняется, и скоро прохладный бриз сменится снегом и льдом.

Балет возвращается в мою жизнь гораздо быстрее, чем я ожидала. Миссис Гулд сказала, что между сердцем и телом существует космическая связь, и что они постоянно общаются без вмешательства нашего мозга. Она говорит, что именно эта связь позволяет мне снова танцевать.

Я нашла исцеление в силе своего тела. И начинаю чувствовать надежду, что смогу вернуть то, что было потеряно. Не то чтобы я когда-нибудь стану прима-балериной. Во всяком случае, эта мечта принадлежала больше моим родителям, чем мне.

Но мне приятно вернуть что-то от моего прежнего «я».

Чтобы вернуть на место одну из частей, которой так долго не хватало.

Направляюсь к фургончику с ямайской едой, чтобы перекусить. После всех этих месяцев я впервые смогла даже подумать о том, чтобы посетить одно из мест, которые мы с Кингстоном посещали вместе.

Боль усиливается, когда я приближаюсь, но болит немного меньше, чем вчера. Стою в короткой очереди и делаю заказ. Затем нахожу поблизости скамейку и ем, наблюдая за проходящими мимо людьми, выгуливающими своих собак или бегающими за своими детьми.

Покой омывает меня. Удовлетворение, которого не испытывала уже долгое время.

И вот тогда я вижу его.

На его высокой фигуре темно-синие бархатные брюки и черный пиджак. В его большой руке миска из пенопласта с курицей по-ямайски, пока он ищет место, где можно посидеть и насладиться ужином.

Парень осматривает окрестности, и, словно привлеченный моими мыслями, его взгляд останавливается на мне. Выражение его лица становится менее напряженным, а губы приоткрываются, как будто парень не может поверить собственным глазам в то, что видит.

Улыбаюсь – это маленькая, нервная улыбка, – и мой желудок переворачивается сам по себе. Я слегка машу рукой. Он наклоняется вперед, как будто кто-то толкнул его сзади, и направляется ко мне.

– Не мог остаться в стороне, да? – Я киваю в сторону фургона с едой, когда он приближается.

Кингстон останавливается в футе от скамейки, и с того места, где я сижу, он кажется ростом в десять футов.

– Габриэлла?

Он все еще не верит, что это я?

– Да, – подтверждаю я и нервно ерзаю на своем месте. – О, мои волосы. – Тереблю кончики короткой стрижки. – Я срезала их.

Три недели назад я решила, что пришло время перестать прятаться и использовать свои волосы в качестве щита, поэтому подстригла их до подбородка. Нельзя ожидать, что люди примут меня такой, какая я есть, если я сама не научусь любить себя такой, какая я есть. Я стараюсь. Шрамы и все такое.

Кингстон сглатывает, и взгляд его карих глаз блуждает по моему лицу.

– Выглядишь потрясающе.

Мои щеки пылают.

– Спасибо. Что ты здесь делаешь?

Он моргает, как будто мой вопрос вернул его в настоящее.

– У меня была встреча с новым клиентом.

– С клиентом?

Он указывает на скамейку, на которой я сижу.

– Можно мне?

Я двигаюсь в дальний конец, опасаясь того, что могу почувствовать, если парень заденет меня.

– Конечно.

Он устраивается на противоположном конце скамейки и наклоняется вперед, как будто тоже боится прикоснуться ко мне.

– Я открыл свой собственный бизнес по дизайну интерьеров. – Гордость в выражении его лица неоспорима.

– Это потрясающе. Поздравляю.

– Это… – Он выдыхает и ухмыляется. Его улыбка такая очаровательная, такая милая, что я готова расплакаться, глядя на нее. – Действительно классный опыт. Я работаю усерднее, чем за всю свою жизнь.

– Это здорово, Кингстон. Я так рада за тебя.

Он смотрит на мои балетные туфли.

– Ты что?..

– Снова танцую. Да. Это медленный процесс, но он исцеляет меня.

Парень нервно постукивает большим пальцем по краю своей миски.

– Все еще работаешь в хосписном центре?

– Нет. Сейчас я работаю в детской больнице. Провожу терапию с детьми, получившими ожоги или шрамы. Пришло время найти настоящую работу, а вложение в будущее и жизни детей живительнее, чем в хосписе, где вложения направлены на смерть. Я наконец-то чувствую, что забираю часть своей жизни обратно вместо того, чтобы плавать без всякой опоры.

Кингстон хмурится и отворачивается.

– Хочу, чтобы ты знал, я не виню тебя за то, что произошло той ночью. Это была не твоя вина.

– Господи, Би. – Он откладывает еду, как будто потерял аппетит. – Тебя бы там не было, если бы не я.

– У меня своя голова на плечах. Я сама приняла решение быть там в ту ночь. – Я наклоняюсь вперед, чтобы поймать его взгляд. – Я разговаривала с Эйнсли.

Он выдыхает и откидывается на спинку скамейки.

– Никогда не думал, что снова услышу это имя.

– Она рассказала мне, что ты сделал. Как ты спас меня.

– Любой бы сделал то же самое…

– Ты отказался покидать меня?

Он искоса смотрит на меня и качает головой.

– Я бы держал тебя за руку во время операции, если бы мне позволили.

Я наклоняю свое тело к нему и опасно приближаю свои колени к его.

– Я хочу, чтобы ты услышал меня, когда я это скажу. Я тебя не виню. Ты понимаешь? В том, что произошло, нет твоей вины.

Кингстон пожимает плечами.

– Я слышу тебя. Просто не так уверен в этом.

– Могу я спросить тебя кое о чем?

Он смотрит на меня, в его карих глазах читается уязвимость.

– Все что угодно.

– Почему ты позволил мне поверить, что ты гей?

Он хихикает, и этот звук – теплый бальзам для моих измотанных нервов.

– Из всех вопросов, которые ты могла бы задать, выбираешь этот?

– Какие еще вопросы я могла бы задать?

– Ну, не знаю, может быть, как я нашел тебя в хосписном центре? Почему вырубился у тебя на пороге? – Он проводит рукой по волосам. – Зачем позволил нашим отношениям заходить так далеко, зная то, что знаю я?

– Хорошо, скажи мне.

– Я тут подумал, и знаешь… – Кингстон чешет подбородок, как будто то, что он собирается сказать, вызывает у него зуд. – Мне кажется, я влюбился в тебя, как только увидел в первый раз.

– Это невозможно. Ты не мог знать, что я за человек.

– Ты ненавидела меня. Отталкивала при каждом удобном случае. Не то чтобы я виню тебя, я был несносен. – Кингстон опускает голову и посмеивается про себя. – Это не имело значения. Я был так увлечен тобой. Ты умная и забавная, и мне нравилось, что ты ни от кого не терпела никакого дерьма. Я был полон решимости завоевать тебя в ту ночь. – Он хмурится и невидящим взглядом смотрит через парк. – Когда ты появилась в «Норт Индастриз», чтобы вернуть мой бумажник, и, казалось, была рада меня видеть. Ты улыбнулась, и я… я не смог тебя отпустить. Знал, что было неправильно удерживать тебя, позволять думать, что я гей, но, похоже, я тебе искренне понравился, и поэтому просто не смог тебя отпустить.