Текст книги "«Русская земля» и образование территории древнерусского государства"

Автор книги: Арсений Насонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

События XI в. застают знать на; территории «области»: «в стране той», по «погостам». Это – местные люди; по крайней мере, у «лучших жен», которых избивали по «погостам» на Шексне, оказалась родня среди «повозников»[610]610
  Лавр. л., 1071 г.


[Закрыть]. Эта знать вызывает против себя озлобление низов населения, что приходится связывать с усилением и распространением поборов. Она обогащается хлебом, «скорою» (мехами), медом, рыбой, как явствует из летописного рассказа. Много позже, в Пермской земле усилением поборов и недовольством населения пользовались волхвы, чтобы вызвать движение языческой реакции. В подобной же роли волхвы выступают в XI в. в. Ростовской, «области», причем восстания, возглавляемые ими, направлены против знати («старой чади», «лучших жен», 1024, 1071 гг.).

Можно полагать, что на рубеже X–XI вв. южнорусская земля играла некоторую, стимулирующую роль в распространении дани, в расширении ростовской территории. Во-первых, в конце X или в начале XI в., в Ростове был посажен Ярослав. Впоследствии он приезжал из Новгорода в Ростовскую «область», усмирил восстание волхвов и «устави землю ту». Возможно, что, подобно тому как Ольга уставляла погосты и дани в Новгородской земле, Ярослав уставлял «погосты и дани» на Северо-востоке. Затем, само название г. Ярославля заставляет думать, в согласии с местным преданием, о деятельности Ярослава. Но значение «Русской земли» на Северо-востоке приходится в данном случае ограничить, хотя русское имя и перешло на Северо-восточный край. Во-первых, территория древней «Русской земли» не знала термина «погост». Он бытовал в Новгородской земле, в Смоленской и на северо-востоке. Очевидно, он существовал там (во всяком случае – на севере) до установления «русской» власти. Во-вторых, пребывание Ярослава в Ростово-Суздальской земле было непродолжительным. Потом он уехал и из Новгорода. С начала XI в. и до конца его (до 1095 г.) никто из «русских» князей в Ростовской земле не сидел. Не сидели там сыновья Ярослава, биографические сведения о которых мы имеем. Не княжил там Святослав Ярославич Черниговский, присылавший туда сборщика дани из «Русской земли». Так же, видимо, поступал и Всеволод. Только раз, судя, по «Поучению» Мономаха, он посылал в Ростов сына Владимира. Епископ из Руси встретил к своей деятельности резко враждебное отношение, как мы говорили выше.

К 70-м годам XI в. территория Ростовской «области» была уже значительной. В ее состав входило Белоозеро, а по Волге от Ярославля и по Шексне лежал ряд погостов. Сам древний город Белоозеро, как показывает летописный текст XI в., был расположен при истоках р. Шексны, что подтверждается летописными известиями более позднего времени[611]611
  Лавр. л., 1071 г.: «сташа на устьи Шексны» (т. е. у истоков реки). Новый город Белоозеро лежал в 17 км от старого. В 1398 г. «старый городок Бѣлоозерскыи» не был занят войсками великого князя, которые сидели в «новом городке» (Новг. 1-я л.; П. Семенов. Россия, т. III, стр. 410). В настоящее время г. Белозерск – районный центр Вологодской области.


[Закрыть]. По известиям 90-х годов XI в. ростовская областная территория охватывала «Поволжье» не только от Ярославля до Шексны, но и далее, до р. Медведицы.

К устью Мологи ростовская дань распространилась, повидимому, от Ярославля по Волге; заметим, что впоследствии моложское княжество выделилось из ярославского. Река Сить, по мнению А. А. Спицына, составляла западную окраину Ростово-Суздальской области[612]612
  «Изв. Археол. ком.», вып. 15, стр. 95.


[Закрыть]. К району Углича ростовская дань могла проникнуть от Ярославля, но, вернее, она проникла непосредственно из Ростова р. Устьем и малыми притоками Волги. Впоследствии, с размежеванием епархиальной (между двумя епархиями) и княжеской (с выделением ростовского княжества) территорий, ростовское Поволжье в узком смысле слова (т. е. связанное с ростовским столом и ростовской епархией) обнимало течение Волги от Ярославля до Углича включительно, но не более. Выше по Волге, в район устья Нерли, впадающей в Волгу (другая Нерль впадала в Клязьму), ростово-суздальская дань могла распространиться не непосредственно из Ростова, а с Клещина по р. Перли. К концу XI в. территория ростово-суздальского Поволжья захватывала уже течение р. Медведицы. По летописному рассказу 1096 г., где-то в районе р. Медведицы были ростовские «данници» (сборщики дани). Их «изъимал» двигавшийся из Новгорода Мстислав или, точнее, посланный им «в сторожѣ» Добрыня Рагуилович. Ярослав, брат Олега, захватившего перед тем Ростовскую «область», стоял на Медведице «в сторожихъ», когда к нему пришла весть о том, что «данници» задержаны. Олег и Ярослав отступили «к Ростову»[613]613
  Лавр. л., 1096 г.


[Закрыть]. Последующие события подтверждают, что территория ростово-суздальского Поволжья простиралась на запад до р. Медведицы. В 1134 г. Всеволод, наступавший из Новгорода, вернулся с Дубна. В 1148–1149 гг. Изяслав, пришедший из Новгорода, чтобы обрушиться на ростовское Поволжье, соединился с Ростиславом Смоленским «на усть Медвѣдици», как было решено заранее, причем Ростислав со смоленскими и «русскими» полками подошел к месту встречи «по Волзѣ»[614]614
  Новг. 1-я л., 1134 г.; Ипат. л., 1148 г.


[Закрыть].

Мы не знаем, когда Белоозеро вошло в состав Ростовской «области». Оно могло войти в первой половине XI в. Но направление (далеко на север), в котором распространялась ростовская дань, нас не удивляет. Белоозеро – страна веси, куда ездили для меновой торговли восточные купцы, – была хорошо известна как богатейшая страна даже в волжской Болгарии X в. Более 100 лет назад академик Френ пришел в обстоятельном специальном исследовании к выводу, что «страна вису» – это белоозерская весь[615]615
  К. Френ. Ibn Fozlan’s u. anderer Araber Berichte über die Russen. СПб., 1823.


[Закрыть]. Вопрос, конечно, нуждается в пересмотре специалистов. Но следует напомнить, что со времен Френа наука обогатилась новыми данными, подтверждающими те сведения, на которые опирался в своем исследовании Френ[616]616
  «Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу». Под ред. акад. И. Ю. Крачковского. 1939; Journ. Asiat., 1925 (текст Гарнати).


[Закрыть].

Итак, к концу XI в. территория Ростово Суздальской земли тянулась от устья Нерли клязьменской к устью Которосли, впадающей в Волгу, охватывала Поволжье, от устья Которосли до устья Медведицы, и тянулась по Шексне до Белоозера.

Славянское население, обитавшее на ростово-суздальской территории в XI в., было в племенном отношении более или менее однородным. Рубежей между Ростово-Суздальской «областью» и Смоленской, а также между Ростово-Суздальской «областью» и Черниговской еще не существовало. Так как г. Владимир-Залесский был основан только в начале XII в., верхнее течение Клязьмы оставалось и позднее мало населенным, названия поселений и урочищ в междуречье Клязьмы и Волги становятся известными по летописям только в начале XIII в., а сама Москва в середине и в третьей четверти XII в. имела еще несколько названий, – то можно полагать, что в конце XI в. ростово-суздальская дань не проникла еще вверх по течению Клязьмы (выше области устья Нерли). Можно полагать только, что она распространялась по Опольщине, судя по известиям последующего времени и археологическим данным. С северо-запада складывалась новгородская волость Волок-Ламская, известная уже в первой половине XII в. Здесь рубежей с Ростово-Суздальской землей в конце XI в. по всем признакам еще не существовало. С запада, от верхней Протвы к Пахре и по верхнему течению р. Москвы, продвигалась во второй половине XI в. смоленская дань. С юга наступала дань черниговская, двигавшаяся в направлении на северо-восток от территории Сновской тысячи, и в конце XI в. распространялась от р. Жиздры и Воротынска вниз по Оке. Территория по бассейну верхней Клязьмы и р. Москвы была населена в первой половине XII в. почти исключительно вятичами. Начиная с верховьев Клязьмы и далее к северу тянулись поселения кривичей. В первой половине XII в. ростово-суздальская дань распространялась по территории, населенной вятичами.

Вятичи, заселявшие бассейн верхней Оки и Москвы, были известны Мономаху, владевшему Черниговом еще при жизни отца. «Сквозѣ вятичу» он при жизни отца ходил на Северо-восток. Мы знаем также, что «по двѣ зимы» ходил он на вятичей, на Ходоту и к Кордьну ходил «первую зиму»[617]617
  Лавр, л., 1096 г.


[Закрыть]. Часть вятичей в то время уже была черниговской, и естественно было ожидать, что и остальные вятичи будут притянуты Черниговской областью. Но сильным конкурентом Чернигова была Ростово-Суздальская «область». В 1093–1097 гг. произошли события, ускорившие наступление на землю вятичей со стороны Суздаля.

В 1093 г. умер Всеволод, отец Мономаха, и киевский стол занял Святополк Изяславич. Чернигов был уступлен Мономахом Олегу Святославичу, занявшим стол своего отца, а в 1097 г. окончательно утвержден за Святославичами. В руках Мономаха остались Переяславль Русский и Ростово-Суздальская «область». С этого времени Мономах начинает развивать усиленную деятельность на Северо-востоке.

Надо сказать, что Ростов при Мономахе был уже не на р. Саре, а на берегу Ростовского озера, где он стоит и поныне; может быть, Мономах перенес его туда. Там он выстроил церковь св. Богородицы наподобие церкви Печерской. Первую из указанных в «Поучении» поездок Мономаха на Северо-восток приурочивают к 1068–1072 гг. К этим же годам следует относить построение Мономахом в Ростове церкви св. Богородицы[618]618
  Патерик Киево-Печерского монастыря, 1911, стр. 9. Владимир Мономах «вземь мѣру» печерской церкви и «всѣмь подобиемь създа церковь в градѣ Ростовѣ: въ высоту и в ширину и въ долготу, но и письмя на хартии (т. е. на пергамене) написавь, идѣже кииждо праздникъ в коемь мѣстѣ написанъ есть». Таким образом, Мономах на коже, приготовленной для письма, начертал рисунок или описание печерского иконостаса с обозначением или указанием, на каком месте какой праздник написан (ср. Филарет. Обзор русской духовной литературы, стр. 28). В харатейном Прологе XIII–XIV вв. Синодального собрания читаем, что Леонтий был положен по смерти «в церкви пресвятыя Богородица, юже бѣ создалъ прежебывшии его епископъ» (см. л. 103 и сл.). Но Леонтий был первым ростовским епископом. Таким образом, построение Мономахом церкви св. Богородицы в Ростове следует относить ко времени Леонтия.


[Закрыть].

О последующих десятилетиях в жизни Ростова мы мало что знаем. Мономах, повидимому, вплоть до конца XI в. в Ростове не показывался. Но в 1093–1094 гг. он сажает в Ростове своего сына Мстислава, что как раз совпадает по времени с уходом Мономаха из Чернигова[619]619
  Новг. 1-я л., 989 г.; Лавр. л., 1095 г.


[Закрыть]. Через два года Мономах переводит Мстислава в Новгород, а княжеской резиденцией делает Суздаль, где сажает своего юного сына Юрия. С этого времени Ростово-Суздальская земля становится предметом усиленного внимания со стороны Мономаха.

Нет сомнения, что Ростов оставался главою «области». Это первенствующее значение Ростова признавал сам Мономах, что явствует из его «Поучения», в котором он под «Ростовом» разумеет всю волость. Так было и ранее: из письма Мономаха к Олегу и из летописного рассказа об Олеге видно, что они «Ростовом» называли всю «волость». В первой, половине XII в. Ростов назывался «Ростовом великим»[620]620
  Ипат. л., 1151 г.


[Закрыть]. А из событий 70-х годов XII в. следует, что во Владимире всю «область» считали «Ростовской», а князя, княжившего во Владимире, называли «великим князем всея Ростовьскиа земли».

Вместе с тем в XI–XII вв. подымается значение Суздаля. В Новгороде именем Суздаля называли всю Ростовскую волость. В первой половине XII в. и ранее в Киеве также называли нередко «Суздалем» всю Ростовскую «область». Это значение Суздаля было связано, очевидно, с ростом суздальского боярства, значение которого особенно ясно обнаруживается впоследствии в событиях, разыгравшихся после смерти Андрея. В чем же выразилось в дальнейшем усиленное внимание, которое стал проявлять Мономах к Ростово-Суздальской земле?

Во-первых, в Ростово-Суздальскую землю он посылает, как мы говорили, в качестве тысяцкого Георгия Симоновича. Напомним, что, согласно древней южнорусской традиции, тысяцкие имели ближайшее отношение к сбору дани.

Во-вторых, Мономах оказывал, по некоторым признакам, руководящее влияние да деятельность Юрия. Так, например, по Патерику, Юрий, подражая отцу, построившему церковь св. Богородицы в Ростове, создал церковь «въ градѣ Суждалѣ, в ту же мѣру»[621]621
  Патерик… стр. 9.


[Закрыть]. Здесь идет речь не о церкви св. Спаса, построенной Юрием в Суздале позже, а о церкви св. Богородицы, распавшейся в начале XIII в. («яже по лѣтехъ вся та распадошася»). В начале XIII в. летописец приписывал ее построение Владимиру Мономаху и Ефрему, епископу Переяславля-Русского[622]622
  Там же; Лавр. л., 1222 г.


[Закрыть]. Очевидно, Юрий строил ее под руководством отца.

Сам Мономах начал часто ездить в Ростово-Суздальскую землю. Из четырех поездок Мономаха к «Ростову» три падают как раз на изучаемый период, и притом на самое начало XII в. Некоторые сведения показывают, в каком направлении развивал свою деятельность Мономах на Северо-востоке. В 1108 г. он основал г. Владимир-Залесский на Клязьме.

Город Владимир-Залесский впервые упоминается под 988–990 гг. в тексте Владимирского Полихрона[623]623
  Соф. 1-я, Новг. 4-я, Воскр. лл., Эрм. сп. Публ. библ., № 216 б.


[Закрыть].

Однако сведения, сообщаемые в этих известиях, о построении города Владимира-Залесского Владимиром Святославичем не соответствуют действительности. Первое достоверное известие о Владимире-Залесском встречаем под 1108 г. в Львовской летописи – о построении г. Владимира-Залесского Мономахом. Прибавление, которого нет в печатном тексте Львова («а заложил его преже Володимеръ Киевскии»), вызвано, очевидно, желанием согласовать это известие с известием того же свода под 988 г. Известие Львовской летописи о построении Мономахом г. Владимира подтверждается, во-первых, данными «Поучения» Владимира Мономаха. В «Поучении» после сообщения о том, что Мономах у Аепы взял дочь, говорится: «идохомъ Смоленьску, и потомь идохъ Ростову». Известие о женитьбе Юрия на дочери Аепа имеется в Лаврентьевской и Ипатьевской летописях под 6615 (1108) г. и датировано 12 января. Таким образом, подтверждается известие Львовской летописи о пребывании Мономаха в Ростовской земле в 1108 г. Во-вторых, известие Львовской летописи подтверждается статьей рукописи Археографической комиссии, содержащей Новгородскую 1-ю летопись, «А се князи русьтии», где читаем о том, что Мономах поставил Владимир-Залесский, причем сообщаются хронологические данные, указывающие на 1108 г. Известия об основании Владимира-Залесского Владимиром Святославичем такого же, возможно, происхождения, как и ложные известия о том, что им были посланы Федор и Илларион в Ростово-Суздальскую землю[624]624
  Судя по Синодальному списку жития Леонтия, эта последняя легенда начала уже складываться во второй половине XII в.


[Закрыть].

Внешним поводом к построению города послужило, очевидно, нападение болгар на Суздаль в 1107 г. В этом году Юрий был в Киеве, вероятно, вызванный отцом, где отец его женил на дочери половецкого князя. Тем временем болгары, воспользовавшись отсутствием князя (с ним, вероятно, уехал и Георгий Симонович), напали на Суздаль: «сущии же людье въ градѣ не могуще противу ихъ стати, не сущю князю у нихъ». Осажденные решились на вылазку и побили болгар. Из рассказа можно заключить, что на Клязьме укреплений не было[625]625
  Типогр. л., 1107 г.


[Закрыть]. Однако оборона от нападений болгар едва ли была главной целью построения города. Дело в том, что город был построен не ниже впадения. Нерли на Клязьме, а выше, в 10 км от устья Нерли. Таким образом, он охранял подступы к Ростово-Суздальской земле со стороны Черниговской «области». Так правильно понимали дело историки Н. Барсов и С. Ф. Платонов. Основание Владимира-Залесского, по мнению С. Ф. Платонова, как бы предваряло основание Москвы. «Следя по летописям за первыми судьбами Москвы, – писал С. Ф. Платонов, – мы прежде всего встречаем ее имя в рассказах о военных событиях эпохи. Москва – пункт, в котором встречают друзей и отражают врагов, идущих с юга. Москва – пункт, на который прежде всего нападают враги суздальско-владимирских князей. Москва, наконец, – исходный пункт военных операций суздальско-владимирского князя, сборное место его войск в действиях против юга. К Москве поэтому смело можно применить указание, сделанное Н. П. Барсовым относительно Владимира-на-Клязьме. По словам Барсова, он был построен „едва ли не в видах ограждения Ростово-Суздальской земли со стороны Черниговского порубежья“»[626]626
  С. Ф. Платонов. О начале Москвы. Статьи по русской истории. СПб., 1903, стр. 103.


[Закрыть]. Имея в виду сказанное нами выше, получаем основание полагать, что начало распространения ростово-суздальской дани на вятичей было положено Мономахом. Постараемся точнее определить, когда и как ростово-суздальская дань распространилась на территорию северо-западных вятичей.

В Ипатьевской летописи под 1149 (6656) г. читаем, что Владимир Давыдович и Святослав Ольгович стали «въ своихъ вятичѣхъ, ожидаюча и зряча, что ся тамо учинить межю Гюргемъ (Юрием) [и] Изяславом». Они предполагали итти «на Вятичѣ к Ростову». Как можно понять из рассказа, сфера владения вятичами уже была разграничена. Крайним черниговским поселением на севере, по летописным данным, служил Колтеск, расположенный на Оке, где ныне с. Колтово, между реками Каширкой и Лопасней. Из летописи видно также, что через Колтеск ходили из Черниговской земли в Ростово-Суздальскую, как показывает Ипатьевская летопись под 1146 г. Путь этот шел к р. Москве или к р. Яузе и (у Мытищ) к р. Клязьме или к р. Мерской, или Нерской, и этим притоком р. Москвы и волоком к р. Клязьме. Летопись знает «Волочек», находившийся на р. Мерской или близ нее, не очень далеко от Клязьмы[627]627
  Волочек упоминается в Воскресенской летописи под 1209 г., как лежавший между Мерской и Клязьмой. Недалеко протекала р. Дроздна, упомянутая там же, известная и поныне. Рекой Мерскою и а Коломну пролегал путь из Ростово-Суздальской земли в Рязанское княжество (Лавр. л., 1176 г. и др.). Волочек находился на этом, пути.


[Закрыть]. Устьмерска упоминается под 1207 г. в Лаврентьевской летописи: «князь же великыи приде отъ Коломны на Устьмерьскы». Коломенская волость Устьмерска упоминается в завещании Калиты[628]628
  СГГ и Д, т. I, стр. 31 и др.


[Закрыть] (в XII в., как известно, Коломна была рязанской). Селение Устьмерску знают грамоты XVI в.[629]629
  Н. Барсов. Очерки…, стр. 54.


[Закрыть] «Устьмерский стан» описывают писцовые книги, причем в Устьмерском стану отмечают: «пуст., что было слц. Мытищево»[630]630
  «Писцовые книги XVI в»., изд. Н. В. Калачева, 1872, стр. 584.


[Закрыть]. Летопись отмечает и другие географические названия этого района (Литова, р. Дроздна, впадающая в Клязьму близ Мерской). Черниговская дань не распространилась далеко к северу от Оки и остановилась приблизительно там, где показывают черниговскую окраину летописные известия 40-х годов XII в.

Таким образом, к 40-м годам XII в. здесь образовался черниговско-суздальский рубеж. Как далеко он проходил от Оки? Некоторые данные получаем при рассмотрении местоположения с. Голубина, упомянутого в Воскресенской летописи под 1207 г. Нельзя согласиться с мнением Надеждина и Неволина, что Голубино и Волочек лежали на левом, северном берегу Клязьмы. В летописи говорится, что Волочек лежал где-то на Мерской и что оттуда Георгий посылал полк «за реку Клязьму». В Волочек приехал из Голубина. Следовательно, Голубино лежало южнее или юго-восточнее р. Клязьмы. Георгий шел по следам рязанского князя Изяслава. Откуда Георгий пришел в Волочек? Узнав о том, что Изяслав и Михаил воюют «села около Мозквы», он поехал против них из Владимира; вероятно, ехал он через Москву и там получил сведения, что враг около Голубина. Но в Голубине он их уже не застал, а узнал, что Изяслав «на Мерске», а Михаил «на Литове». Не удалось ему настигнуть их и на Мерской, и, как мы говорили, он послал полк «за реку Клязьму». Таким образом, данные летописи вполне допускают, что летописное Голубино лежало на месте большого села Голубина, расположенного при р. Выдре, в б. Московской губернии Серпуховского уезда, в 50 км от уездного города, в настоящее время – Михневского района Московской области[631]631
  Список населенных мест Московской губернии, № 5629.


[Закрыть]. К западу от Москвы шло смоленское порубежье, а в юго-западном направлении соседями оказались не только смоленские поселения, но и черниговские, так как нижняя часть течения Протвы была захвачена Черниговом. Верхняя половина Протвы находилась в смоленских руках, и грамота Ростислава Смоленского (1151 г.) отмечает лежавший здесь погост Беницы. Однако во второй половине XII в. или в первые десятилетия XIII в. Чернигов распространил свою дань и выше по Протве, судя по тому, что во власти Рязани, отнявшей после татарского нашествия у Чернигова часть владений, оказались Лужа, Боровск и Верея, перешедшие впоследствии к Москве[632]632
  Дух. и догов, грамоты…, под ред. Л. В. Черепнина, 1950 г., № 10 и 11. Верея в настоящее время – районный центр Московской области.


[Закрыть].

Если к 40-м годам XII в. образовался суздальско-черниговский рубеж, то распространение дани на вятичей, обитавших по р. Москве, следует относить к более ранним временам и связывать начало этого дела с деятельностью Мономаха на Северо-востоке. Москва первоначально могла быть «становищем», «станом», где князь останавливался со своей семьей, со своей дружиной, когда был в полюдье. По крайней мере знаем достоверно, что «город» Дмитров был заложен Юрием двумя (?) годами раньше, там, где князь останавливался во время «полюдья»[633]633
  Типогр. л., Новг. 4-я л., 1154 г. Указание на год основания «града» (укрепления) Москвы – 6664 (1156) в Тверском сборнике – требует проверки, так как Юрий в эти годы жил на юге (Лавр. л., 6663–6665 гг.).


[Закрыть].

Вместе с тем в северо-западном направлении в первой половине XII в. не было значительного продвижения. Поволжье выше Медведицы оставалось как бы нейтральной территорией или в сфере влияния Новгорода. На Холохольне и позже, когда Верхнее Поволжье было присоединено к Ростово-Суздальской «области», хозяйничали новгородцы. С Верхнего Поволжья можно было проникнуть в самое сердце Ростово-Суздальской земли – к Переяславлю, к Ростову. Но Мономах держал и в Смоленске и в Новгороде своих сыновей, и ему не представлялось существенным в интересах военной безопасности Ростово-Суздальской земли распространять ростово-суздальскую дань в северо-западном направлении. Сам он приезжал в начале XII в. в Ростовскую землю через Смоленск, т. е. следовательно, по верхней Волге, о чем говорят и его собственные слова: «усрьтоша бо мя слы (т. е. послы) отъ братья моея на Волзѣ»[634]634
  Лавр. л., 1096 г.


[Закрыть]. Только по смерти Мономаха отсюда начались нападения на Ростово-Суздальскую землю (1134, 1135, 1148–1149, 1180–1181 гг.).

В 1134 г. новгородцы решили воспользоваться тем, что Ростово-Суздальская земля была временно уступлена Юрием и там не было князя. По Новгородской 1-й летописи Всеволод, сидевший в Новгороде, хотел «в Суждали» посадить своего брата. Новгородцы шли верхней Волгой и затем, повидимому, по р. Нерли к Переяславлю. На «Ждане горе», находящейся на р. Кубре, притоке Нерли, «ростовци» нанесли новгородцам поражение[635]635
  Типогр. л., 1152 г.


[Закрыть]. Ростовцы оказались в состоянии сами, без князя, организовать, оборону. События 1135 г. обнаружили, что подступы к Переяславлю не были укреплены, не было укреплено и устье Нерли. По Никоновской летописи Кснятин (Константин) при устье Нерли был построен Юрием Долгоруким. Известие помещено под 1134 г. Но в 1133–1134 гг. Юрий был в Киевщине. О возвращении Юрия «Ростову» Ипатьевская летопись передает вслед за известием о битве на Ждане-горе. Таким образом, г. Кснятин при устье Нерли мог быть им построен только после битвы ростовцев с новгородцами в 1135 г., по возвращении его в Ростово-Суздальскую землю.

Тогда же, возможно, Юрием были построены и некоторые другие «городки» из числа упомянутых в рассказе о событиях 1148–1149 гг. Разрыв с Изяславом Киевским и прекращение уплаты дани в «Русскую землю», политика Юрия в Новгороде, желание навязать новгородцам своего сына, враждебное отношение к Святополку, сидевшему в Новгороде, привели к войне 1147 г. Юрий воевал «новгородские волости», взял Новый Торг и «всю Мсту», задерживал новгородских «гостей», творил новгородцам «пакости на путех». Новгородцы обвиняли Юрия, что он захватывает их «дань»[636]636
  Новг. 1-я и Ипат. лл.


[Закрыть]. Может быть, он собрал дань и на Верхнем Поволжье. В ответ Святополк пытался предпринять поход в 1147 г., а зимой 1148–1149 гг. Изяслав с Ростиславом Смоленским нагрянули на Поволжье, о чем мы говорили выше, и опустошили берега по обеим сторонам Волги, «много» воевали «людье Гюргево», от Кснятина пошли к Углечу и далее к Мологе, «попустошили» до Ярославля и увели 7000 пленных. При этом летопись отмечает, что было взято шесть «городков»[637]637
  Ипат. и Новг. 1-я лл.


[Закрыть].

Итак, к середине XII в. выяснилось стратегическое значение территории Верхнего Поволжья. Но, видимо, ни при Юрии, ни при Андрее Боголюбском северо-восточная «держава» не была еще достаточно сильной, чтобы овладеть всем Верхним Поволжьем до р. Вазузы, как сделал это позже великий князь Всеволод. К середине XII в. ростово-суздальская дань несколько продвинулась к северу от Москвы, распространившись в бассейн р. Сестры, где в 1154 г. на р. Яхроме был основан г. Дмитров. Два года (?) спустя была укреплена Москва, лежавшая на окраине вятичской зоны, тянувшейся по бассейну Оки. Район Москвы был довольно населен. Курганы вятичей тех времен находятся и поныне к северу от Москвы (в Митине, Тушине, Никольском, Болшеве, Пушкине), к западу (в Черневе, Ангеловке, Немчиновке), к югу (в Дьякове, Царицыне, Чертанове) и к востоку (в Косине, Троицком и т. д.). Довольно много вятичских курганов раскопано на окраинах города, в современной городской черте Москвы[638]638
  «Материалы и исследования по археологии Москвы», т. I, 1947, стр 17, 19.


[Закрыть]. Нет ничего удивительного, что уже при Юрии Долгоруком здесь был, как мы предположили, сопоставляя известия о Дмитрове, хозяйственно-административный центр, становище, где князь, останавливался при объезде, находясь «в полюдьи». Уже в X в., как показали раскопки в Зарядье, здесь, на берегу Москвы-реки существовало селение[639]639
  В 1949–1950 гг. в Зарядье, в слоях X в. найдены, между прочим, архаичные проколки, костяные наконечники стрел и иглы – вещи, характерные для древних славянских поселений. В слоях X–XIII вв. обнаружены хрустальные и сердоликовые бусы, принадлежащие вятичскому племенному убору, весьма древние по форме ножи и свинцовые перстни – печати и т. п. (материал дан в статье М. Рабиновича, напечатанной в «Вопросах истории», 1951 г., № 5).


[Закрыть]. С этим вполне согласуется известие 1147 г. о том, что Юрий Долгорукий здесь давал «обед силен» своему союзнику Святославу Ольговичу и его дружине. Этот центр – Москва – находился в XII в. недалеко от границ княжеств Смоленского, Черниговского и Рязанского; на север пролегал путь в Новгород. Понятно, что именно здесь было поставлено по приказу Юрия укрепление: на устье Неглинной, выше р. Яузы. Крепость Москва Юрия Долгорукого помещалась, видимо, на Боровицком холме, в юго-западной части нынешнего Кремля. Если год, указанный Тверской летописью (1156), верен, в чем можно сомневаться, то надо предполагать, что непосредственно строил укрепление не сам Юрий, а сын его Андрей, еще ранее связанный с Кучковичами, как явствует из статьи Археографической рукописи[640]640
  См. статью Археографической рукописи («Новгородская первая летопись», 1950, стр. 467). В 1156 г. Юрий был в Киевщине (см. Ипат. лет., 6663–6666 гг.)


[Закрыть].

Освобождение Новгорода от господства юга, запечатлено в словах Комиссионного списка Новгородской 1-й летописи, относящихся к дани, ранее платившейся Новгородом в Киев: «еже не дають». К сожалению, неизвестно, когда именно Новгород освободился от этой дани. Вероятно, это произошло не сразу. Еще южное известие середины XII в. упоминает о ней[641]641
  См. Ипат. л., 1149 г.


[Закрыть]. Ростово-Суздальская земля освободилась от дани в «Русскую землю», как мы видели, при Юрии Долгоруком. Но это освобождение не было прочным. К концу своей жизни Юрий переехал на юг, в Киев, разместив своих сыновей на юге и Андрея в Вышгороде, сохранив за собою обладание Ростово-Суздальской землей. Таким образом, господство «Русской земли» над Северо-востоком должно было по сути дела возобновиться, что, конечно, не отвечало интересам ростово-суздальского боярства. В свете этих отношений понятны последующие события: переезд Андрея на Северо-восток «без отнѣ волѣ», т. е. против желания отца; интриги в этом событии Кучковичей («его же лестью подъяша Кучковичи»), принадлежавших не к южным, а к числу северо-восточных, «суздальских» бояр, некоторые из которых оказались размещенными по «городам» и «селам» на юге в последние годы жизни Юрия, о чем прямо свидетельствует Ипатьевская летопись; избрание по смерти Юрия князя Андрея «ростовцами» и «суздальцами», т. е. руководящими слоями Ростово-Суздальской «области», знатью Ростова и Суздаля («ростовци и суждалци, здумавше вси, пояша Аньдрѣя сына его старъйшаго, и посадиша и в Ростовѣ на отни столѣ и Суждали»); попытки Андрея добиться учреждения на Северо-востоке особой митрополии (РИБ, VI). Старейшинство было оторвано от киевского стола. С этого времени скорее можно было думать, что идея общерусского господства будет перенесена на Северо-восток, чем о возобновлении преобладания «Русской земли» над Северо-востоком.

Территория Ростово-Суздальской земли формировалась несколько позже большинства других «областей»: значительная часть ее территории образовалась во второй половине XII и первой половине XIII в., в эпоху господства феодального способа производства. Северо-восточному князю приходилось в первую очередь быть князем, радеющим о том, чтобы обеспечить эксплоатацию смердов и «блюсти» их, распространить ростово-суздальскую дань и суд, хотя дань как источник обогащения знати в эту эпоху не играла той роли, какую она играла раньше. В этом отношении его деятельность отвечала интересам «ростовцев» и «суздальцев». Но в отмеченную эпоху характер княжеской власти меняется, и уже поведение Андрея со временем вызвало против него озлобление тех самых Кучковичей, которые раньше имели влияние на его поступки, Андрей стал избегать боярского окружения и удалил «мужей отца своего передних». Он выбрал своей резиденцией г. Владимир и старался возвысить этот «пригород», а потом удалился в Боголюбово. Но забота о всей «области» в интересах правящего класса, о распространении суда и дани, об эксплоатации смердов оставалась главной заботой владимирского князя[642]642
  Проф. С. В. Юшков в книге, специально посвященной общественно-политическому строю и праву Киевского государства (1949 г.), в главе о Ростово-Суздальской земле даже не ставит вопроса об образовании государственной территории на Северо-востоке. Зато он уделяет большое внимание, двигаясь по старой колее, процессу «княжеской» колонизации. Никто не сомневается в том, что князья заботились о военной безопасности края и им приходилось укреплять поселения, строить «города». Но роль южнорусских князей как «колонизаторов» в общем процессе заселения края славянами была весьма ограниченной. Очень вероятно, что они принимали меры, способствовавшие заселению Владимира-Залесского и Боголюбова. Но полагаем, что князья успешно боролись с оппозиционными кругами местной феодальной знати не потому, что они, князья, были «колонизаторами», а потому, что они на Северо-востоке нашли социальную среду (горожан и землевладельцев), на которую могли опереться. Нам приходилось указывать вместе с тем на некоторую стимулирующую роль южнорусских князей в развитии феодального землевладения на Северо-востоке в распространении боярских, княжеских, церковных и монастырских «сел» (см. «Князь и город в Ростово-Суздальской земле» в сб. «Века», 1924; статью «Татарское иго на Руси в освещении М. Н. Покровского» в сб. «Против антимарксистской концепции М. Н. Покровского», 1940: ср.: С. В. Юшков. Общественно-политический строй и право Киевского государства. 1949, стр. 397–401).


[Закрыть].

В событии времен Боголюбского обнаруживается значительное продвижение ростово-суздальской территории в двух направлениях: на севере – в Заволочье, на юго-востоке – от нижней Клязьмы до Заволжья. В обоих случаях продвижение вызывала деятельность владимирского князя.

Если мы взглянем на карту Ростово-Суздальской земли XII–XIII вв., то увидим, что новгородские владения на Сухоне и близ Сухоны как бы разделяют ростовские владения на нижней Сухоне (Устюг) и ростовские владения на Белоозере. Как это случилось? Как Ростово-Суздальская «область» могла допустить, чтобы ее владения на Сухоне были отрезаны новгородскими погостами? Вопрос решается просто. Оказывается, что Новгород вышел на Сухону (с севера, как мы видели) раньше Ростова. В самом деле, уже по грамоте Святослава 1137 г. новгородцы имели становище «у Вели» и, южнее, становище «у Тотьмѣ» на р. Сухоне. Вместе с тем первые известия об Устюге появляются только в первой половине XIII в.; о «суздальских» смердах в Заволочье новгородские источники говорят не ранее 60-х годов XII в.; к этому же времени относятся и первые столкновения новгородцев с Ростово-Суздальской землею из-за дани в Заволочье. Самое раннее известие, которое позволяет подозревать, что дело идет о споре за дань на север, относится к 1149 г., когда новгородские сборщики («даньници») двигались «въ малѣ», о чем проведал Юрий. Он послал князя Берладского «с вой», и новгородцы стали «на островѣ», а «они, противу ставше», начали «городъ чинити въ лодьяхъ», и на третий день произошло побоище и много полегло «обоихъ»[643]643
  Новг. 1-я л.


[Закрыть]. Но достоверно мы не знаем, где разыгрались эти события и куда шли новгородские «даньници»; об этом Новгородская 1-я летопись умалчивает. Таким образом, распространение ростовской дани в Заволочье имело место в 50–60-х годах XII в., во всяком случае едва ли раньше 30–40-х годов, когда новгородцы уже обосновались на Сухоне.

В Важский край новгородцы проникали как бы с двух сторон. Во-первых, с северо-запада, с Моши на Вель, где позже сидел «владычный волостель», откуда, очевидно, верхней Вагой они спустились на Сухону (Тотьма), и, во-вторых, с Двины вверх по Ваге в Шенкурье, ибо Шенкурье с Подвиньем вплоть до Ваймуги составляло один погост, а Вель лежала за пределами Шенкурского погоста. Как могли ростовцы удовлетворить свое стремление к богатому Заволочью? Они могли обойти новгородцев на Сухоне (Тотьму) и с Сухоны (ниже Тотьмы) распространить свою дань в бассейн Ваги, с юго-востока от новгородских владений в Шенкурье и на Вели. Здесь оставались неосвоенными плодородные места по pp. Кокшенге и Устью. Нет никакого сомнения, что дело происходило именно так.

По грамоте 1314–1320 гг. «ростовские межи» проходили где-то к югу от Паденги и Селенги, что уже заставляет искать их в районе Устья и Кокшенги[644]644
  АЮ, стр. 269.


[Закрыть]. В грамоте Святослава реки Устье и Кокшенга не отмечены новгородскими становищами. Таким образом, эти места никогда не принадлежали новгородцам, как ошибочно полагал М. Едемский, автор специальной статьи, посвященной истории Кокшенского края[645]645
  М. Едемский. О старых торговых путях на Севере. «Зап. Отд. русск. и славянск. археологии Русск. археол. об-ва», 1913, т. IX, стр. 45–49.


[Закрыть]. Наш вывод подтверждается также тем, что по актам первой половины XVI в. и летописям территория по pp. Кокшенге и Устью и места по верхней Ваге принадлежали к Устюжской земле[646]646
  М. Любавский. Указ. соч., стр. 103.


[Закрыть]. Ростовская дань проникла сюда именно с Сухоны, и путь этот хорошо известен летописям. Он шел с Городишны к верховьям Кокшенги, на которой известия XV в. отмечают «градки» и «городок Кокшенгский». Так с Сухоны в XV в. ходили на Кокшенгу, на Селенгу и к Ваге[647]647
  Воскр. л., 1452 г.; Архангелогор. л., 6961, 6974 гг.; М. Едемский. Указ. соч., стр. 55–56.


[Закрыть].