Текст книги "«Русская земля» и образование территории древнерусского государства"

Автор книги: Арсений Насонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

Таким образом, предполагать существование погостов в Пермской земле во времена составителя «Повести временных лет» нет оснований.

На какой же территории новгородцы собирали дань и какая территория «Переми» считалась в XIII в. «новгородской волостью»[320]320
  Договоры великих князей с Новгородом XIII в.


[Закрыть]? Едва ли новгородцы пытались проникнуть на Каму, на территорию «Великой Перми»; нет решительно никаких указаний на столкновения новгородцев с камскими болгарами. Скорее можно предполагать, что в начале XIII в. туда пытались проникнуть устюжане. В 1218 г. болгары совершили нападение на Устюг, а в 1220 г. устюжане с ростовской силой ходили с Вычегды на «верх Камы» и Камой на Волгу, на соединение с владимирской ратью, и по пути воевали болгарские города по Каме[321]321
  Воскр. л.


[Закрыть]. Новгородская «Перемь» охватывала, судя по житию св. Стефана, течение Выми, верхнее течение Вычегды и, может быть, близлежащие места «по рѣкам». Вероятно, именно древнюю новгородскую территорию Перми выделяет Епифаний, когда говорит, что Вымь обходит «всю землю Пермьскую» и впадает в Вычегду и что, идя Вычегдою «вверх», можно притти «в самую Пермь»[322]322
  «Житие св. Стефана», стр. 9.


[Закрыть]. Именно на Вычегде, в 148 км от устья, «Книга большому чертежу» помещает «Старую Пермь»[323]323
  См.: «Книга Большому Чертежу», под ред. К. Н. Сербиной, 1950, стр. 164. Отношение «Великой Перми» к «Старой» выяснил Дмитриев («Пермская старина», вып. 1). «Закамское серебро», упомянутое в Новг. 1-й л. под 1332 г., конечно не великопермское, не закамское с новгородской точки зрения. В тексте первоначально было записано именно «закамьское», как читаем в Новг. 1-й, 4-й. и Соф. 1-й лл. Позже это «закамское» серебро осмысливалось как «закаменьское», т. е. серебро из-за Камени (см. Воскр. л., Двинский летописец), из-за северного Урала. И в первоначальном значении «закамьское», с точки зрения обитателей Поволжья, было серебро, добываемое из стран, лежащих севернее Камы. Напомним, что Калита требовал закамского серебра, возвращаясь из Орды.


[Закрыть].

Новгородская Пермь лежала на пути в Печору и Югру pp. Вычегдой, Вымью и Ухтой. Но, судя по письменным памятникам, новгородцам ранее был известен путь на «Печерскую сторону» с нижней Двины и Пинеги, о котором мы упоминали выше. Поскольку Ладога в середине XI в. была связана с Нижним Подвииьем, нас нисколько не удивляет, что в начале XII в. в Ладоге передавали рассказы «мужей старых» об Югре. Зная дальнейшую судьбу Ладоги и успехи новгородцев, мы не удивимся, что в начале XII в. в Югру уже ходили новгородцы и производили там меновую торговлю, как о том красочно повествует летописец со слов «новгородца» Гуряты Роговича; он рассказывал, как обитатели крайнего Севера «кажють желѣзо и помовають рукою, просяще железа, и еще кто дасть им желѣзо или ножь или сокиру, и они дають скорою противу»[324]324
  Ипат. л., 1096 г.


[Закрыть].

Уже к началу XII в. новгородская дань распространилась на Печору, как это видно, из перечня народов, платящих дань «Руси», и из слов Гуряты Роговича, переданных с комментариями летописца: «послахъ отрока своего в Печеру люди, иже суть дань дающе Новугороду». Сделалась она новгородской данницей незадолго до описываемых событий, судя, по тому, что об этом счел необходимым сказать летописец, и по тому, что на Югру новгородская дань тогда еще не распространялась. Об этом мы заключаем на основании перечня народов, платящих дань Руси и из рассказа Гурята Роговича. В дальнейшем с Печеры поступала дань, как видно из известия под 1133 г., когда «дани печерьскиѣ» были переданы Изяславу Мстиславичу (присланному Ярополком в Новгород), очевидно, в уплату дани, шедшей из Новгорода в Киев[325]325
  Лавр. л., 1133 г.


[Закрыть]. К 1187 г. новгородская дань распространилась на Югру, куда стали ездить «югорские даньники», как явствует из сообщения Новгородской 1-й летописи под этим годом. Но положение новгородцев в Югре не было, повидимому, прочным, так как в 1187 г. кем-то были избиты «югорские» и «печерские» «данники» в Печоре[326]326
  Новг. 1-я л., 1187 г.


[Закрыть]; и Югра вслед за тем, видимо, прекратила выдачу дани или давала ее неисправно, так как в 1193 г. новгородцы предприняли большой поход в Югру. Из летописного рассказа под 1193 г. видно, что#769; именно служило предметом дани: «копим сребро и соболи и ина узорочья, а не губите своих смьрдъ и своей дани», – говорили югорцы, обманывая новгородцев[327]327
  Там же, 1193 г.


[Закрыть]. Непрочность положения новгородцев в Югре объясняется отчасти тем, что среди новгородских предпринимателей была партия, враждебно относившаяся к успехам новгородской власти в Югре. С югорским князем держал «перевѣт» некто Савка; по дороге с Югры были убиты новгородцами Сбышка Волосович, Завид Негочевич и Моислав Попович. Оказывается, что они также «съвѣтъ дьржаше с Югрою на свою братью»; другие, изобличенные в предательстве, откупились «кунами». Позже враждебное отношение к успехам новгородцев в Югре выказали двиняне. Так, в 1364 г. новгородцы «дѣти боярьскии и молодьи люди» возвращались с Югры, где они с «воеводами» воевали по р. Оби. На пути, на нижней Двине, на Курье (Курья – речка и залив, приток Двины, ок. 14 км севернее Колмогор), двиняне напали на новгородцев, но были разбиты: «и двиняни сташа против их полком, и избиша двинян на Курьи»[328]328
  Новг. 4-я л. Курьей также называется рукав в дельте Двины, выходящий между островами Соломбальским и Никольским (Семенов, Словарь, т. II).


[Закрыть]. Не имеем сведений об участии новгородцев или двинян в избиении югорских и печерских данников в 1187 г. на Печоре; но необходимо отметить, что одновременно с избиением «данников» в Печоре были избиты «другие» новгородские «данники», «за Волоком, и паде головъ о сте къметьства» (то-есть воинов)[329]329
  Новг. 1-я л., 1187 г.


[Закрыть]; в Академическом списке Новгородской 1-й летописи, вместо «къметьства», читаем «доброименитых», т. е. знатных.

Если судить по упоминаниям о «Терской» стороне в источниках (новгородская «волость Тре» договоров XIII в. и «терский» податной район Новгородской 1-й летописи), то дань с лопарей, обитавших на Терском побережье, как называлось западное и Южное побережье Кольского полуострова от Святого носа до р. Варзуги, новгородцы брали уже в XII–XIII вв. Первое упоминание (о терском «даньнике») относится к началу XIII в. (к 1216 г.). По некоторым данным (я имею в виду норвежские источники), район новгородской дани далеко не ограничивался терским берегом. Сравнение «Разграничительной грамоты» с рассказом о посольстве в Норвегию 1251 г. приводит к выводу, что новгородская дань проникла очень давно на Кольский полуостров, и это подтверждается текстом древнейшей «Гулатингской правды», составленной около 1200 г. По этим данным, новгородцы собирали дань до Ивгей-реки и Люнгенфьорда в нынешнем норвежском Финмаркене[330]330
  И. П. Шаскольский. Договоры Новгорода с Норвегией. «Историч. зап.», 1945, № 14.


[Закрыть]. Но нет оснований предполагать, что в XII–XIII вв. на Терском побережье существовали уже новгородские «погосты» – становища. Позднее, под 1419 г., новгородская летопись отмечает «Корельский погост», «в Аргузе», т. е. «в Варзуге», как называлась, видимо, территория, тянувшая к этому погосту (ср. «в Опочке», «в Русе» и.т. п.).

Подведем некоторые итоги. Разноплеменная новгородская территория выросла из племенной территории, послужившей ее основным ядром. Можно предполагать, что Новгород еще до князя, основателя новой династии, получил значение центра государственного объединения, выраставшего на развалинах родоплеменного строя, на что указывает древний летописный материал. В интересах местной знати было ликвидировать в своей среде междоусобия, когда восставал «род на род», и создать аппарат принуждения, распространяя его действие на примыкавшую к Новгороду населенную территорию. В первой половине X в. погосты устанавливались по Мсте и Луге (территория по Волхову в части своей тянула к Ладоге). Мы не совсем будем правы, если скажем без оговорок, что новгородская территория непосредственно выросла из племенной территории. Некоторые части будущей Новгородской «области» стали складываться самостоятельно (Ладога и кривический Псков). В летописном рассказе о событиях начала XI в. новгородская знать, возглавлявшая «тысящу», выступает как самостоятельная сила. Социальное лицо этой знати, как феодальной, землевладельческой, ярко рисуют летописные известия последующего времени. Переломным периодом в истории новгородской территории были 40–50-е годы XI в. Ярослав, по условиям времени, идет на уступки новгородской знати. Власть Новгорода переходит на Ладогу и Псков с их территориями. Вслед за Ладогой в состав территории будущей новгородской «области» входит приладожская Корела, Карельский перешеек и Ижорская земля, что облегчает установление власти Новгорода над землею води (не ранее второй половины XI в.).

На юге предел расширению был положен встречным движением со стороны Полоцка; с распространением власти новгородцев на Псковскую землю по течению р. Великой определилась в дальнейшем судьба Пусторжевского края, явившегося приращением к новгородской территории по pp. Полисти и Шелони. Восточнее, на южной окраине, новгородскому распространению препятствовало встречное движение со стороны Смоленска, а на юго-востоке во второй половине XI в. новгородцы далеко распространили свою дань, на территорию с населением в основной своей массе не пришлым из Новгородского края (Волок Ламский). Территориальным приращением к Помостью явилась Новоторжская волость, тянувшаяся до Холохольны. В XII в. заметно встречное движение на верхней Волге со стороны владимирских князей. Восточнее Помостья образовался «Бежицкий ряд» и несколько «волостей», соприкасавшихся с областью распространения ростовской дани. Территориальное нарастание Новгородской «области» в восточном направлении шло не прямо на восток от Новгорода и Ладоги, а через Заонежье, которую связывала с основной новгородской территорией территория «Обонежского ряда». Исследование позволяет определить ряд территориальных наслоений, подобно тому как это мы делали, изучая образование южных областей, и уловить процесс роста новгородской территории.

Не следует отожествлять процесс распространения государственной власти на севере и процесс колонизации, хотя в отдельных случаях оба процесса могли совпадать. Захват земель новгородским боярством и монастырями на громадном пространстве в Подвинье, от Емцы и Ваймуги до верхней части Ваги, по сохранившимся документам, происходил в XIV, XV и XVI вв. Между тем уже в первой половине XII в. здесь были новгородские погосты-становища. На Нижнем Подвинье основной колонизационной силой было черное, волостное население. Население это, надо думать, некогда пришло сюда, спасаясь от эксплуатации новгородских феодалов. Но здесь образовалось свое местное двинское боярство, хорошо известное актам и летописям. Не исключена, однако, возможность, что уже со второй половины XI в. новгородское боярство начало приобретать владения на севере, в Заволочье, преимущественно, по условиям природы, в виде промысловых угодий.

К первой половине XII в. новгородцы раскинули сеть погостов по Двине и Ваге и на Сухоне, куда дань распространилась с верховьев реки Моши, с севера. В начале XII в. новгородцы собирали дань в Печоре и Перми. Несколько позднее, в последней трети XII в., новгородцы собирали дань в Югре и тогда же или немного позже начали собирать дань на Терском побережье Кольского полуострова. Вопрос о расширении новгородской территории имел первостепенное значение для новгородцев, и дело это, насколько можно судить по дошедшим до нас летописным известиям, находилось в руках влиятельной новгородской знати.

Глава VII

Мы проследили историю образования новгородской территории; она росла веками, наиболее интенсивно, как мы видели, во второй половине XI в. и первые десятилетия XII в. Обратимся теперь к карте новгородских пятин, известной по данным конца XV и XVI вв. Хотя тем самым мы формально выходим за пределы нашей прямой задачи, но мы имеем в виду обосновать и проверить сделанные выше выводы и наблюдения. О пятинах источники, упоминающие о новгородской территории, начинают говорить не ранее последней четверти XV в., т. е. в эпоху падения Новгорода и его «области». Нет ничего удивительного, что в пределы пятин не вошли территория Псковской земли, Ржевы, Великих Лук, Торжка, Бежицкого верха с соседними волостями и территория по реке Онеге с Заволочьем.

Признаки нарастающей самостоятельности Пскова заметны уже с XII в.; во второй половине XII в. летопись сообщает о борьбе князя новгородского Мстислава с псковскими «сотскими»[331]331
  Ипат. л., 1178 г.


[Закрыть]. С XIV в. Псков начинает отрываться от Новгорода, сохраняя лишь церковно-иерархическую зависимость от старейшего города. В XV в. в борьбе за свою самостоятельность Псков ищет поддержки в Москве[332]332
  А. Н. Насонов. Из истории псковского летописания. «Историч. зап.», 1946.


[Закрыть]. Ржевская и Великолуцкая волости были пограничными с Литвою и на рубеже XIV–XV вв. в некоторой степени оторвались от Новгорода и стали платить дань Литве, хотя новгородцы считали их своими. В 1406 г. псковичи, преследуя Литву после ее набега на Коложскую волость, повоевали Ржеву и на Великих Луках «стяг коложьскии» взяли[333]333
  Псковск. 2-я л.


[Закрыть]. По новгородской летописи псковичи тогда воевали «села новгородцькаа Луки и Ржову»[334]334
  Новг. 4-я л.


[Закрыть]. В 1436 г. новгородцы ходили на Луки Великие и Ржеву за то, что те не хотели «дани давати»[335]335
  Псковск. 2-я л.


[Закрыть]; по другой Псковской летописи, они «Ржеву воеваша своих данщиков», так как те, «не почаша дани давати новгородцем»[336]336
  ПСРЛ, IV, стр. 210.


[Закрыть]. Согласно новгородской летописи на ржевичей шли тогда, кроме новгородцев, порховичи и рушане. Они шли «трема путьми» и «села вся пожгоша по Ръжевѣ, по плесковьскыи рубежь и на Бардовѣ»[337]337
  Новг. 1-я л., 1435 г.


[Закрыть]. По договору с великим князем Казимиром (около 1440 г.) в Луках «ваш тивун и наш тивун судит напол»[338]338
  «Сборник Муханова», М., 1836, стр. 4.


[Закрыть]. В Ржевском же крае во второй половине XV в. дело обстояло еще сложнее, и, как явствует из росписи «дани ржовской», составленной в 80-х годах XV в., «дань ржовская» шла «здавна» и к королю, и к Новгороду, и к Москве[339]339
  Там же, ст. 42.


[Закрыть].

В состав новгородских пятин не вошли ни Волок Ламской, ни Торжок, ни Бежицкий верх с некоторыми соседними пограничными волостями. Перечисленные новгородские волости стали в некоторой мере отрываться от Новгорода еще раньше, в XII–XIII вв., с усилением великого княжества владимирского. Волок Ламской временами оказывался в руках владимирских князей[340]340
  Ипат. л., 1160 г.; Лавр. л., 1178 г.; Воскр. л., 1212 г.; Новг. 1-я л., 1216, 1229 гг.


[Закрыть], а в XIII в. установилось совместное владение Волоком их и Новгорода. Он был разделен на две «части», из которых одна принадлежала Новгороду, а другая – великому князю[341]341
  А. А. Шахматов. Исследование о языке новгородских грамот XIII и XIV вв. Тексты, № 1–3.


[Закрыть]. В аналогичном положении был и Торжок с волостями, также не раз захватывавшийся великими князьями и также оказавшийся в совместном владении Новгорода и великих князей владимирских[342]342
  Там же.


[Закрыть]. Наконец, в Бежицком верху, по мнению М. Любавского, «установилось своего рода совместное владение Новгорода и Москвы. Это совместное владение устанавливалось путем скупки сел у новгородских землевладельцев, имевших крупные имения в этом, относительно плодородном крае и путем заведения здесь новых сел»[343]343
  М. Любавский. Образование основной государственной территорий великорусской народности. Л., 1929, стр. 95.


[Закрыть].

На северо-востоке пределы Обонежской пятины кончались там, где начинались волоки к реке Онеге. Таким образом, Поонежье вместе с Заволочьем, на которое еще в XIV в. претендовали великие князья московские, не вошло в состав пятин.

Обратимся теперь к внутренним границам пятин. В какой мере они воспроизводили старые внутриобластные новгородские рубежи? Одна из особенностей внутренних границ новгородских пятин заключается в том, что они в значительной части своей идут по основным речным магистралям: Волхову, Луге, Ловати, Мсте. Что это, административное творчество авторов нового территориального деления или такое разграничение восходит к старым, внутренним новгородским рубежам, к новгородской «старине»?

Начнем с Шелонской пятины. Она включает древнейшую новгородскую территорию, племенную территорию новгородских «словен». Она включала ту территорию, где княжеское влияние чувствовалось всего сильнее, т. е. территорию, прилегавшую к озеру Ильмень с запада и юга. На этой территории, как известно, лежали княжеский Юрьев монастырь, княжеское село Ракомо, где летописный рассказ застает Ярослава в 1016 г., Взвад, где князья гнали зверя, Ру́са, где были княжеские соляные варницы, и т. п. Как мы видели выше, Ру́са была центром княжой, «русской» силы, силы киевских князей, расположенная на пути из Руси в Новгород. Не видно в ней назначенных Новгородом посадников. О рушанах не упоминает летописный рассказ об изгнании псковичами и ладожанами князя Всеволода Мстиславича в 1132 и в 1136 гг.[344]344
  Новг. 1-я л. Село Ракома лежит к ю-юго-зап. от Новгорода.


[Закрыть]. В 1224 г. рушанами в борьбе с Литвой предводительствует новгородский посадник Федор[345]345
  Там же.


[Закрыть]. Она оставалась в значительной степени княжеской, ее главные силы «засада»: огнищане и гридьба, т. е. княжеская организация[346]346
  Там же, 1234 г.


[Закрыть]. Только в XIV в. Руса в полной мере перестала быть княжеской; и в 1316 г. рушане вместе с псковичами, ладожанами, Корелой, Ижорой и вожанами идут на помощь новгородцам против князя Михаила[347]347
  Там же, 1316 г.


[Закрыть]. Княжий характер Старорусской области подтверждается археологическими данными: мы разумеем признаки более ранней и быстрой христианизации края, выразившейся, по мнению Н. Рериха, в быстром переходе к жальническим погребениям на территории зарусской половины Шелонской пятины[348]348
  «Зап. имп. Русск. археол. об-ва», 1899, т. XI; Н. И. Репников. Указ. соч.


[Закрыть]. Центром этой территории, всей или части ее, была Руса, где брали за проезжий суд, согласно договорной грамоте Новгорода с Казимиром, заключенной в 1470–1471 гг.[349]349
  ААЭ, т. I, стр. 63. Приведенные данные позволяют думать, что старорусская территория захватывала нижнее течение р. Шелони, что подтверждается писцовой книгой Шелонской пятины, отмечающей «Новую Русу» на Пшаге, и западноевропейскими картами XVI и XVIII вв., указывающими на р. Шелони Новую Русу там, где, по новгородским источникам, лежал погост Струпинской (см. В. Кордт. Материалы по истории русской картографии. Киев, 1910). Погост Струпинской лежал на северной стороне Шелони, у р. Мшаги (Пшаги)., Напомним, что в 1200 г. Литва воевала от р. Полы (от Налюча) до р. Шелони (Свинорт на Нижней Шелони).


[Закрыть].

Составляла ли р. Ловать рубеж этой территории? Можно с уверенностью ответить отрицательно на этот вопрос на основании следующих данных. В 1229 г. Литва воевала Любно, Мореву и Серегер[350]350
  Новг. 1-я л.


[Закрыть]. Селение Любно – в 26 км от Демянска Новгородской области, на р. Поле. Близ него на той же реке с. Новая Руса, или Морево, и дер. Усть-Морево при впадении реки, на которой находятся также деревни Никольское Морево и Успенское Морево, а в верховье – с. Верх-Морево[351]351
  См. замечания Надеждина и Неволина. М. Погодин. Исследования…, т. IV, стр. 320. См. Список населенных мест Новгородской губернии, стр. 56, № 5, 57–61; стр. 48, № 88; стр. 48, № 95; стр. 52, № 135.


[Закрыть]. В писцовой книге Деревской пятины 1495 г. помечена «волость великого князя Морево», причем деревни разделяются на «десятки» (в каждом «десятке» в большинстве случаев 16 деревень). Писцовые книги указывают «Рядок в Русе Моревѣ» или «Рядок Морева Руса»[352]352
  К. А. Неволин. О пятинах. Приложения, стр. 230, текст, стр. 177.


[Закрыть]. Итак, Морево называлось «Руса Морево», что заставляет полагать, что она составляла продолжение Старорусской территории. Такой вывод подтверждается исследованием С. Ф. Платонова о «Русе», в котором автор приходит к выводу, основываясь главным образом на анализе событий 1471 г., что «Русою» назывался «весь район между pp. Полистью и Полою»[353]353
  С. Ф. Платонов. Руса. «Дела и дни», 1920, кн. 1, стр. 3.


[Закрыть], т. е., иными словами, что древняя старорусская территория распространялась по обеим сторонам Ловати. Южнее, также к востоку от Ловати, лежала древняя княжеская волость Буйце, расположенная, как видно из летописных известий, на пути из «Руси» на Ру́су в Новгород[354]354
  Новг. 1-я л., 1232 г.


[Закрыть].

С севера граница Шелонской пятины шла по Луге. Нет сомнения, что в древности, в новгородское время, Луга составляла не рубеж двух областей, а стержень особой области. По летописи, «Луга» являлась особым от Водской земли районом; так, в 1242 г. немцы возвращали: «Водь, Лугу, Пльсков, Лотыголу». О том же свидетельствует и летописное свидетельство под 1444 г., когда новгородцы послали на немцев «селников лускыхъ и вочкыхъи ижерьскыхъ бояръ»[355]355
  Там же, 1242, 1444 гг.


[Закрыть]. Территория «Луги» лежала по обеим сторонам реки, и река Луга не служила границей, отделявшей «Водскую землю» от Лужской области. Во-первых, территория погостов Сабельского, Косицкого, Передольского и Ямское окологородье находилась как в пределах Шелонской, так и в пределах Водской пятины[356]356
  К. А. Неволин. Указ. соч., стр. 98.


[Закрыть]. Во-вторых, имеем прямое указание, что территория, лежавшая к востоку от нижней Луги, между Толдогой и Лугой, не входила в состав Водской земли: под 1338 г. читаем, что немцы приходили «из городка воеват на Толдогу (т. е. на Толдовский погост) и оттолѣ хотяху на Водскую землю»[357]357
  Новг. 1-я л., 1338 г.


[Закрыть].

Как район заселенный, служивший объектом неприятельских нападений, где можно было встретить «села», «кони» и «скот» и достаточно поживиться, и как новгородская «волость», Луга упоминается в известиях XIII–XIV вв. «до Сабля», т. е. до Сабельского погоста, расположенного в 42 км от Новгорода. Так, в 1240 г. немцы взяли «Лугу до Сабля», они угоняли скот и коней, так что «по селомъ» нельзя было пахать. Спустя сто лет (в 1346 г.) Ольгерд через Опочку вышел к Порхову («Порховьскому городку») к Шел они и грабил по р. Шелони, дошел до устья Пшаги и, очевидно, Пшагою пробрался к Луге и взял «Лугу на щитъ». За успех Литвы посадник Дворянинцев поплатился жизнью; новгородцы говорили ему: «в тобѣ волость нашю (т. е. Лугу) взяша»[358]358
  Новг. 1-я л., 1240, 1346 гг.


[Закрыть]. Новгородская 4-я летопись отмечает при этом, что Луга была взята до Сабельского погоста («до Сабля»).

Перейдем к Водской пятине. Она заключала в себе часть Лужской волости, Водскую землю, Ижорскую землю, Корелу, Лопцу и часть Поволховской территории. Некоторые из этих новгородских «волостей», как особые в судебно-податном отношении волости, упоминаются в договорной грамоте Новгорода с Казимиром 1470–1471 гг.; за проезжий суд брали и в Водской земле, и в Лопце, и с Ижоры, и в Ладоге, и «по иным» волостям новгородским брали пошлины «по старинѣ»[359]359
  ААЭ, т. I, стр. 63.


[Закрыть].

Водская земля на западе граничила с Лужской волостью, а на северо-востоке с Ижорой, что подтверждается летописным известием под 1444 г.: немцы, «пришедше под город под Яму, бивше и пушками, и стоявше 5 днии, и по Вочкои земли и по Ижерѣ и по Невѣ поплениша и пожгоша»[360]360
  Новг. 1-я л.


[Закрыть]. Не исключена возможность, что в южном направлении территория Водской «волости» доходила до Новгорода. Мы видели, что Луга в летописных известиях упоминается до Сабельского погоста. Река Луга, как известно, в верховьях своих меняет направление своего течения, образуя угол. Территория Климецко-Тесовского погоста и Егорьевско-Луского могла входить в состав Водской «волости». В пределах Егорьевско-Луского погоста писцовая книга показывает «село Луско», вероятно то самое «Луское село», которое вместе с половиной Копорья, центра Водской земли, а также Ореховым и Корельским городом было дано в 1383 г. Патрикию Наримантовичу[361]361
  «Новгородские писцовые книги», т. III, первая половина. СПб., 1868; Новг. 1-я л., 1383 г.


[Закрыть]. По некоторым данным, «Водская дорога» пересекала Климецко-Тесовский и Егорьевско-Луский погосты. В 1240 г. немцы с Копорья дошли до «Тесова» на Оредеже и подходили к Новгороду на расстояние 31 км, «гость бьюче», т. е. очевидно, по дороге, на которой происходило торговое движение[362]362
  Там же, 1240 г.


[Закрыть]. К Новгороду «Водская дорога» подходила со стороны Неревского конца и ею выезжали на Кузмодемьянскую улицу: «в писцовой книге упоминаются деревни, что были Спасские конець Кузмодемьяни улици с поля, с Вотцкие дороги»[363]363
  «Зап. Отд. русск. и славянской археологии имп. Русск. археол. об-ва», 1887, т. IV, стр. 37.


[Закрыть].

Ни относительно Ижорской земли, ни относительно Корельской земли мы не имеем оснований полагать, чтобы они близко подходили к Новгороду. Ижорская земля лежала к югу от Невы и с запада граничила с Водской, а с востока с Лопской «волостью» и близко подходила к Орешку. Корельская земля начиналась с северной стороны Невы; она занимала Корельский перешеек и охватывала с запада и с севера Ладожское озеро. Древние новгородские известия указывают именно на ладожскую Корелу[364]364
  Новг. 1-я л., 1228, 1241, 1253, 1270, 1284, 1292, 1293, 1295 гг.


[Закрыть]. Нельзя быть вполне уверенным, что Ижора и Корела в XIII в. в судебно-податном отношении находились в равном положении с другими «волостями». Об Ижорской земле мы имеем некоторые указания. Во-первых, в проекте договора Новгорода с немецкими купцами 1209–1270 гг. упоминается суд «ижорского ольдермана»[365]365
  И. Андреевский. О договоре Новгорода с немецкими городами, стр. 23, пр. 80.


[Закрыть]. Во-вторых, записанные со слов современников биографические данные об Александре Невском содержат рассказ об «ижорском старейшине», на обязанности которого лежала охрана водных рубежей; он сам был местный ижерянин, ижорский «старейшина»; он жил «посреди роду своего погана суща»; его имя было Пелгуй, но он принял крещение и был наречен Филиппом[366]366
  Лавр. л., 1263 г.


[Закрыть] (ср. крещение пермских князьков).

Упомянутая в договоре с Казимиром «Лопца», или Лопская «волость», граничила с запада с Ижорской землей, с востока с Ладожской поволховской территорией, а на севере выходила к Ладожскому побережью и истокам Невы. В ее состав входила, очевидно, волостка Лопца, расположенная на р. Ловуе и по побережью Ладожского озера и разрезанная со временем на две части образовавшимся Городенским ладожским погостом. Вероятно, кроме того, Лопская волость охватывала территорию Лопского егорьевского погоста, лежавшего по рекам Назье, Шельдихе и Лавуе (Лаве) и по побережью Ладожского озера, и подходила к Орешку (ныне – Петрокрепость Ленинградской области). Одна из «сторон» Орешка называлась «Лопской», а другая «Корельской»[367]367
  См. «Писцовую книгу Вотской пятины», напечат. в «Временнике Моск. об-ва истории и древн. российских». 1851, кн. II, стр. 111.


[Закрыть]; Кеппен указывал на одну группу деревень, еще в прошлом столетии носивших название Loppi-kolka[368]368
  К. А. Неволин. Указ. соч., стр. 124.


[Закрыть].

Ладожская «волость» занимала, очевидно, территорию по Волхову, хотя к концу XV в. выходила и к юго-западной оконечности Ладожского озера, к устью р. Кобоны, судя по расположению Городенского ладожского погоста. Без сомнения, что ее территория лежала по обеим сторонам Волхова: во-первых, на это указывает сравнение «Обонежского ряда» с откупной обонежской грамотой XV в., во-вторых, расположение погостов Михайловского на Волхове, Никольского с Городища, Ильинского на Волхове, Солецкого на Волхове, Андреевского Грузинского и других, лежавших как в Водской, так и в Обонежской пятинах.

Обонежская пятина заключала в себе часть Поволховской территории, территорию бывшего «Обонежского ряда», территорию Нагорья (термин – известный летописям)[369]369
  «Нагорье» – географическое определение местности, лежавшей к югу от территории «Обонежского ряда», судя по известиям Воскресенской и Софийской 2-й летописей под 6986 г., упоминающим «в Нагорьи» «Мелегежской погост» и «Колбаской погост», из которых первый лежал в верховьях Сяси, а второй на р. Воложе, или Воложбе (Колбецкой или Климецкой, погост в Колбегах).


[Закрыть] и территорию Заонежья в широком смысле слова, т. е. как территорию заонежских погостов XII в., так и территорию, бывшую не вполне еще освоенной в первой половине XIII вв., расположенную. по северо-западному берегу Онежского озера и к северу от Онежского озера до Белого моря и населенную емью, корелой и «дикой лопью»[370]370
  О Лопи см. СГГ и Д., т. I, стр. 393, 496; АИ, т. IV, стр. 1, 651 (№ 13) (о лопских погостах). Существует поныне д. Лобская, или Лопская, при оз. Лопском на северо-восточной стороне Онежского озера в Медвежегорском районе Карело-Финской ССР (см. Список населенных мест Олонецкой губернии, № 3556). См. также в летописном отрывке из Архивского 3-го списка Псковской летописи: «до Лексы рѣки до Лопи до дикие» (Псковские летописи, т. I, 1940, стр. 141). Река Лекса – приток Выга; орошает б. Повенецкий уезд.


[Закрыть].

Бежецкая пятина охватывала земли, лежащие к северо-западу и частью к западу и к юго-западу от территории «Бежицкого ряда» и только в небольшой степени захватывала территорию последнего (Рыбанск). На западе граница пятины шла по верхнему и среднему течению Мсты. Нет основания полагать, что Мста служила рубежом древних новгородских «волостей». Новгородская летопись и устав Всеволода говорят о территории «по Мсте», или о «Помостье», где торговали «гости» и где собирали «дань». Погосты Боровичской, Великопорожской, Сеглинской, Млевской относились как к Бежицкой пятине, так и к Деревской. Территория Помостья – очевидно, территория, лежавшая по обеим сторонам Мсты.

Таким образом, Деревская пятина, границей которой с севера и с запада служила река Мста, захватывала часть Помостья. Наиболее значительным центром в XV в. к югу от Мсты были отстоящие на 127 км от Новгорода с. Яжелбицы, судя по тому, что дорога, по которой ездили из Москвы в Новгород, называлась «Яжелобицкой»; она пересекала Мсту у с. Бронницы, служившего последней остановкой перед Новгородом на пути из Москвы в XV–XVI вв. и раньше, в XIII в. (на пути из Ростово-Суздальской земли)[371]371
  Яжелобицкая дорога выходила на Палины, лежавшие между Локотском и Тухолой, как видно из известия Софийской 2-й летописи под 1478 г., и далее на Бронницы (там же). Еще в XIII в., по известию Новгородской 1-й летописи под 1269 г., дорога из Новгорода в Ростово-Суздальскую землю шла через Бронницы. Под 1535 г. в сообщенной поездке архиепископа Макария из Новгорода в Москву упомянуто, что Бронницы лежали в 21 км от Новгорода (Соф. 2-я л.). О пути по Яжелобицкой дороге см. под 1456, 1478 и 1537 гг. («великая дорога») в Соф. 2-й л. Через Яжелобицы проходила почтовая дорога из Москвы в Новгород еще в прошлом столетии.


[Закрыть]. Сел. Яжелобицы известны как центр «Яжелобицкой волости»[372]372
  Соф. 2-я л., 1537, г.


[Закрыть]. Юго-западнее, места в районе Деманя назывались «Деревами»; здесь проходила «Деманская дорога», по которой, очевидно, и торговали «деревские гости», упомянутые в Уставной грамоте Всеволода[373]373
  О «Деманской дороге», см. там же, 1478 г.


[Закрыть]. Места эти и дали, видимо, наименование всей пятине. Наконец, на западе Деревская пятина захватывала часть старорусской территории и той пограничной новгородской территории, где лежала волость Буйце, через которую исстари проходила дорога из «Руси», а также Велиля, Лопастицы и Холмский погост[374]374
  Сел. Холм ныне расположено на р. Ловати, к югу от Старой Русы.


[Закрыть].

Из сказанного можно заключить, что построение пятин в виде лопастей, расходящихся из их общего центра, Новгорода, могло напоминать отчасти расположение древних новгородских волостей Лужской, Ладожской (Поволховской) и, повидимому, Водской; возможно также, что близко подходила к Новгороду территория, где княжеское влияние было наиболее сильным, с г. Руссой, а также территория Помостья с прилегавшими землями. Но нет сомнения, что при образовании пятин, когда проводили границу по большим водным магистралям – Ловате, Луге, Волхову, Мсте, не считались с прежними внутренними рубежами. Такое деление носило признаки нового административного творчества. Таким образом и деление пятин на «половины» в пределах, очерченных теми же границами, весьма позднего происхождения. В предыдущем разделе мы привели ряд данных, свидетельствующих о весьма позднем происхождении «Заонежской половины» как территориального деления. Само название некоторых «половин» по именам московских писцов или земель, лежащих за пределами Новгородской области, показывает, что они образовались в московскую эпоху, в эпоху господства Москвы над Новгородом: «Белозерская» половина, «Тверская» половина, половина «Григорьева-Морозова», половина «Жихарева-Ряпчикова».

Приведенный выше материал бросает некоторый свет на перечисление сотен, вписанное в «Уставе о мостех» князя Ярослава, представляющее собою вставку в текст устава. Вставка эта не совсем случайная и какое-то отношение к содержанию «Устава о мостех» имеет, так как после слова «Волховьская» читаем «трои риле», т. е. три мостовых звена. В истории, рукописных текстов довольно обычно, что запись, сделанная на полях рукописи, при переписке попадает в середину текста. Так как все беа исключения списки «Устава о мостех» содержат перечисление сотен, то надо полагать, что вся запись о сотнях попала в текст устава вскоре после его составления, в XIII в., во всяком случае не позднее начала XV в.

Первые девять сотен названы по именам. Десятая носит название «Княжая». Далее повторяется: «Княжаа», и вслед за тем идут еще восемь, названных по новгородским «областным» территориям. Как бы мы ни толковали эти сотни («ста»), вся запись указывает на какую-то связь между новгородскими сотнями и «областными» территориями. Мы не будем сейчас входить в вопрос о значении этих сотен, о том, что они собою представляли[375]375
  Б. А. Рыбаков стоял на правильном пути, связывая названия части сотен с «областными» территориями. Но он неправильно сближал их названия с полупятинами XVI в., тем самым давая неверное направление решению вопроса о происхождении новгородских пятин. См. «Деление Новгородской земли на сотни в XIII в.» «Истор. зап.», 1938, № 2.


[Закрыть]. Нас интересуют в данном случаи самые территориальные наименования. Территории, по которым названы сотни, оказываются древними новгородскими волостями, известными нам из других источников.

После слов «И я княжа ста» читаем: «12 я Ржевьская». Все перечисленные далее названия без исключения относятся к землям, лежащим в пределах Новгородской «области», и нет оснований полагать, что название «Ржевьская» почему-то представляло бы исключение и относилось бы не к Ржеве Новгородской, а к Ржеве Володимерской. Выше мы выясняли историю Ржевской волости по источникам. В XV в. Ржова, или Ржева, составляла территориальное целое «по старине». С востока она граничила с Холмовским погостом и Великолуцкой волостью, а с юга, как и эти земли, выходила к литовскому рубежу. Рубеж этот проходил южнее так называемого «Заволочья» и озера Подце, расположенного к востоку от верховьев р. Великой[376]376
  Псковск. и Воскр. лл., 1536 г.


[Закрыть]. На западе, по данным начала XV в., «Ръжева» (Ржевская волость) граничила с Псковской землею[377]377
  Новг. 1-я л., 1435 г.


[Закрыть]. На севере она захватывала течение Сороти и верховья Полисти.

Ржева – с. Пустая Ржева, бывшее до 1777 г. уездным центром, когда уездное управление было перенесено в Аршанский стан, где учредили новый город – Новоржев[378]378
  «Городские поселения в Российской империи», т. IV, СПб., 1864, стр. 285. В 1708 г. Ржева Пустая и Заволчье при разделении России на восемь губерний были приписаны к Ингерманландской губернии. Местоположение Ржевы пустой ищут там, где находится д. Подоржевка (см. Список насел. мест Псковской губ., № 5506).


[Закрыть]. Вся Ржевская податная область, или «Ржевская дань», в XV в. состояла из двух погостов: Ошевского и Бардовского. Ошевский, или Ашевский, погост-поселение лежало в 31 км к северо-востоку от нынешнего Новоржева, недалеко от большой дороги из Великих Лук в Порхов при р. Ашевке, где ныне с. Ашево[379]379
  Список населенных мест Псковской губернии, № 4334. Село Ашево – Ашевского района Псковской области.


[Закрыть]. Неподалеку от Ашева имеется д. Русса[380]380
  Там же, № 4330.


[Закрыть]. Ашевский погост делился на три «трети»: Ашевскую, или Влискую, Туровскую и Будкинскую[381]381
  «Ржовская дань», в «Сборнике Муханова» (М., 1836).


[Закрыть]. Центром Туровской трети было, вероятно, Турово, где впоследствии лежал «погост» Турово, при р. Льсте, левом притоке Сороти[382]382
  Список населенных мест Псковской губернии, № 4721.


[Закрыть]; центром Будкинской трети – Будкиничи, упоминаемые в «Ржовской дани», местоположение которых мне определить не удалось. В Ошевской, или Влиской, трети было три губы: Влицы, Цебло и Ратча. Их локализация облегчается указаниями Списка населенных мест Псковской губернии на «погосты» Влицы, Цевло и Ратча[383]383
  Там же, № 3790, 14012, 14037.


[Закрыть]. «Погост» Влицы, или Блицы, лежит между правыми сторонами Белорусского и Холмского трактов и «границею 2-го стана»; погост Цевло – при озере Цевло, восточнее Новоржева, районного центра Псковской области, причем, согласно Списку, Цевельская волость расположена вокруг озера Цевло, которое посредством вытекающей из него речки Цевли спускает свои воды в оз. Полисто, дающее начало р. Полисти; погост Ратчи (Ратча) и дер. Ратча лежали в Холмовском уезде Полистово-Ратчинской волости, раскинувшейся вокруг оз. Полисто и по р. Полисти, западнее-северо-западнее. Холма, районного центра Великолукской области.