Текст книги "В мире фантастики и приключений. Выпуск 3"

Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие

Соавторы: Станислав Лем,Ольга Ларионова,Георгий Гуревич,Илья Варшавский,Геннадий Гор,Роман Ким,Валентина Журавлева,Виктор Невинский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 43 страниц)

Трудно, пожалуй невозможно, передать словами это выражение. У скульптуры свой язык, и он не всегда поддается переводу. Радость и горе, нет, величайшая радость и величайшее горе, торжество и страдание, знание и недоумение – все смешалось в этом выражении. Впрочем, смешалось – не то слово. Не смешалось, а чередовалось. По отношению к скульптуре такое определение может показаться надуманным. Но я не преувеличиваю. Выражения лица именно чередовались. Может быть, это объяснялось тем, что, рассматривая бюст, я не сохранял одного и того же положения. Может быть, зрение мое, останавливаясь то на одной, то на другой части лица, поочередно выхватывало из общего что-то отдельное…

Выражение лица Леонардо менялось. Я говорю это, не боясь показаться смешным. Повторяю, все объяснялось, по-видимому, простыми физическими явлениями. Однако эти явления стали возможными потому, что скульптору удалось перешагнуть границу, отделяющую искусство от того, что только похоже на искусство. Может быть, эта фраза слишком выспренна. Но, черт возьми, есть же в искусстве нечто, не раскладываемое на элементы, не поддающееся логическому анализу.

И еще одно – теперь Леонардо уже не казался мне обычным человеком, уставшим и старым. Все это осталось – и возраст, и усталость. Но усталость была не житейской, а какой-то иной, словно человек заглянул далеко вперед, и столетия, трудные, наполненные горем и радостью, легли ему на плечи. А возраст… Именно таким и представлялся мне Леонардо – не моложе и не старше.

Должен оговориться, что я передаю лишь основное, наиболее ясное в скульптуре Леонардо. Многое ощущалось смутно. В частности, сила. Не было того мощного разворота плеч, которым скульпторы любят снабжать свои произведения. Но в чем-то неуловимом – может быть, в посадке головы, может быть в изгибе губ – угадывалась сила.

Голос Воронова донесся откуда-то со стороны:

– В январе тысяча пятьсот шестнадцатого года Леонардо выехал во Францию. Король Франциск Первый предоставил Леонардо замок Клу, близ города Амбуаза. Он был умен и образован, этот король. Всю жизнь Леонардо искал просвещенного покровителя. И нашел его слишком поздно…

Бронза была красноречивее слов. Но Воронов продолжал, и я понял, что ход его мыслей как-то связан с прервавшимся разговором об искусстве.

– Второго мая тысяча пятьсот девятнадцатого года Леонардо скончался. Его похоронили в маленькой амбуазской церкви… Через четыре с половиной столетия череп Леонардо передали нашей лаборатории. Впрочем, не было особой уверенности, что этот череп действительно принадлежал Леонардо. Да и сам череп… Левая скуловая и верхнечелюстная кости были выломлены, зубы выкрошились, от носовых костей остались обломки… Вы, кажется, сказали – ремесло? Нет, это сплав знания и интуиции, расчета и догадки…

Сломанные кости воспроизводились по уцелевшим, симметричным. Носо-лобные отростки помогли восстановить форму носовых костей. По гнездам на челюстях воспроизвели зубы. И только после этого началась реконструкция мягких тканей лица. В какой-то части это действительно техника. На череп наносятся вылепленные из воска жевательная и височная мышцы. Потом – восковые гребни, соответствующие толщине мягких тканей. Воском же заполняются промежутки между гребнями. И на этом техника кончается. Например, форма рта, рисунок и форма губ зависят от многих, еще не вполне ясных факторов. А о форме ушей можно только догадываться. Прическа, усы, борода вообще не определяются по черепу. Как видите, научная достоверность не исключает творчества. Не исключает!

Но главное не в этом. Лицо, воссозданное по черепу, лишено выражения. Это, так сказать, среднеарифметический облик человека. Если хотите – облик человека спящего. Попробуйте-ка заставить его проснуться… Метод Герасимова дает скульптору исторически достоверную заготовку – и только. В эту заготовку – не разрушая ее и не ломая ни одной детали – нужно вдохнуть жизнь. Здесь уже искусство.

Леонардо прожил шестьдесят семь лет. Он был художником, скульптором, служил инженер-генералом в войсках герцога Борджиа, строил каналы и крепости. Он родился во Флоренции, жил в Милане, Венеции, Риме, наверное, путешествовал по Востоку. Умер он, как я говорил, во Франции… Из этой жизни нужно было выбрать что-то одно. Но что? Показать художника, написавшего "Тайную вечерю"? Скульптора, изваявшего "Великий Колосс" – конную статую Франческо Сфорца? Ученого, на столетия опередившего свое время, знавшего, что пространство бесконечно, что движение – основа жизни? А может быть, честолюбивого придворного, приближенного Людовика Моро, Цезаря Борджиа, Франциска Первого?.. Но Леонардо оставлял картины незаконченными. Он не завершил работу над "Колоссом". Он неожиданно прерывал оптические исследования и писал монографии по ботанике. Он менял покровителей, переезжал из государства в государство… Что он искал? Кем он был?.. Скажите, что выражает лицо Леонардо?

Я – как мог – передал свои впечатления. По-видимому, они были не такими, как хотелось бы Воронову, потому что, слушая меня, он хмурился, а потом долго молчал.

– Что ж, может быть и так, – сказал он, доставая папиросу. Он вообще много курил в этот вечер. – Пожалуй, даже именно так. У меня к этой вещи слишком личное отношение, чтобы судить объективно. Год поисков, сомнений и разочарований, десяток неудачных вариантов и, наконец, этот, последний, сделанный за одну ночь… Я искал ключ к жизни Леонардо, одно мгновение, в котором, как в фокусе, пересекались бы все линии его жизни, судьбы, характера… В ту ночь я был уверен, что нашел этот ключ. А теперь… Не знаю. Кажется, что-то осталось в глине и не перешло в бронзу.

Он негромко, с хрипотой рассмеялся.

– Вжиться в образ – так ведь говорят артисты?

Раньше мне казалось, что это претенциозный термин – не больше. Но той ночью… Вы понимаете, это трудно объяснить… Мне казалось, что я окончательно запутался. Хаос мыслей, впечатлений… И знаете, что я сделал? Взял лист бумаги и попытался описать Леонардо. Ну какой из меня писатель… Я вымучивал первые фразы. А потом – это получилось как-то незаметно – я уже едва успевал записывать. Вы понимаете, я слышал голос Леонардо… Вместе с Леонардо я видел крепость: дряхлые форты, полуразвалившиеся башни, заросшие мхом бойницы. Где-то сзади ковылял хромой старик, смотритель крепости. Стучала палка о камень выщербленных временем и непогодой ступеней… Писал я, наверное, плохо, но сам процесс писания упорядочил, прояснил мысли. Получилось что-то вроде трамплина. Последняя фраза осталась незаконченной – я принялся за глину. Воронов с силой вдавил окурок в лепельницу. – У вас сохранилось написанное? – спросил я. Он молча подошел к полке, достал лист бумаги, протянул мне.

Почерк был странный: мелкий, довольно ясный ив то же время – летящий, с глубоким наклоном вправо.

"…Почтительно склоняется смотритель перед инженергенералом. Шаг назад. Неловкий шаг на хромой, негнущейся ноге, и еще один поклон. Это – перед титулом "наш превосходнейший и избраннейший приближенный". Так назван Леонардо в патенте, скрепленном печатью герцога Борджиа. Еще шаг назад, и снова поклон. Это, пожалуй, в благодарность за то, что герцогский инженер, приехавший инспектировать укрепления Пьомбино, оказался снисходительным, очень снисходительным… (Зачеркнуто.)

Глупо считать поклоны. Леонардо резко оборачивается. Жадно глотают губы морской, насквозь просоленный ветер.

С башни видно далеко. Но он смотрит вниз, туда, где кончается камень и начинаются волны. Волны упрямы. Нагнув крутые лбы, как горные бараны, прыгают они на камни. Прыгают в бешенстве и отскакивают, роняя серые клочья пены.

Он никогда не изображал моря. Бессильна мертвая сангина или грубоватая темпера перед живой игрой света и тени на гребнях волн. Бессильна кисть перед прозрачной глубиной, вмещающей тысячи тысяч оттенков. Бессилен перед морем живописец Леонардо…

Узкие пальцы скользят по шершавым зубцам башни. Время к вечеру. Прохладно. Только камень еще хранит тепло, скупую ласку весеннего дня. Камень стар. Солнце и ветер, как скарпель терпеливого скульптора, вырезали в нем глубокие морщины – незаживающие шрамы времени.

Боясь упустить последний свет дня, Леонардо торопливо вытаскивает из потайного кармана плотный лист картона. Придирчивый взгляд вновь и вновь возвращается к четким линиям рисунка. Да, все правильно… Нужно открыть кран, и человек сможет дышать под водой легко и свободно. В сосуде достаточно alito, дыхания, чтобы пробыть на дне моря так долго, как только можно оставаться без пищи… (Зачеркнуто.)

Простой рисунок – но это власть над морем.

"Над морем?" – глухо спрашивают волны.

"Над морем?" – чуть слышно повторяет ветер.

Леонардо всматривается в чернеющую воду. Неужели он вслух произнес эти слова?

Тихо. Волны, утомившись, ласково гладят камень. Море изменчиво… как правители. Через два дня он увидит Цезаря. Дрогнет цепкая рука герцога, принимая маленький листок картона. Миром правит тот, кто владеет морем…

Инженер-генерал смотрит на косой парус, белым мазком брошенный в черную бездну моря. Гордый, похожий на коршуна, бусс разворачивается, и ветер несет его к гавани. Призрачное могущество! Человек может пройти по дну моря, и снаряд, посланный невидимой рукой, взломает дно корабля. Хлынет в пробоину вода, закричат в безумном ужасе люди…

Что ему за дело до чужого горя? Зло, которое ему не вредит, стоит ровно столько же, сколько добро, для него бесполезное. Столько же?.. В пятьдесят лет трудно обманывать себя. В пятьдесят лет человек умеет думать. Но о чем думать? Этот листок картона придется отдать. Великое творение не может, не должно остаться неизвестным. Придется отдать, чтобы открыть дверь в мир рыже-зеленых водорослей, мир, вход в который наглухо закрыт для человека. И не его вина, если в открытую дверь хлынет чужое горе. Да, будут идти ко дну корабли. Будут гибнуть люди. Разве мало горя на земле? Одним горем будет больше…

Он переходит на другую сторону башни. Здесь нет моря.. Здесь все просто, привычно. Знакомые звуки гасят неясную тревогу.

Переругиваются у окна трое солдат. Сталкиваясь, стучат игральные кости. И у другого окна тени. Хохочет, повизгивая от притворного возмущения, толстая служанка смотрителя.

Снова щелкают плиты под ногами инженер-генерала. Снова перед ним черный провал моря. А за спиной – Италия… (Зачеркнуто.) Что ж, он отдаст свое открытие Италии. Впрочем, в пятьдесят лет трудно обманывать себя.

"Италия? – он усмехнулся. – Ее нет. Милан против Рима, Рим против Флоренции, Флоренция против Милана… Все против всех. И не Италии – Цезарю нужен маленький лист картона…"

Трижды поднимался по сбитым ступеням смотритель. И трижды возвращался, не смея подойти к сгорбленному человеку в плаще инженер-генерала.

А утром "превосходнейший и избранный приближенный" сошел вниз. В глазах его – безразличных и холодных – не было сомнения. Он решил…"

– Решил?..

Воронов, ходивший по комнате, остановился. Сказал, глядя в бронзовые глаза Леонардо:

– Нет, в ту ночь он ничего не решил. Прошло еще восемь лет, прежде чем он решил.

– Что?

Скомкав, Воронов отбросил пустую папиросную коробку. Голос его прозвучал как-то странно, словно он сам прислушивался к своим словам:

– "Как и почему не пишу я о своем способе оставаться под водой столько времени, сколько можно оставаться без пищи.

Этого не обнародую и не оглашаю я из-за злых людей, которые этот способ использовали бы для убийств на дне моря, проламывая дно кораблей и топя их вместе с находящимися в них людьми…"

Я протянул ему портсигар. Он отрицательно покачал головой, улыбнулся:

– Ради бога, не посчитайте все это абсолютно достоверным. Мысли не восстановить по черепу… Хромого смотрителя и ночь на башне я вообще выдумал. Точнее – так мне представлялось в ту ночь. А вот остальное – правда. В мае тысяча пятьсот второго года Леонардо по поручению Борджиа инспектировал укрепления Пьомбино. Рубен Абгарович Орбели считает, что именно там Леонардо и изобрел водолазный скафандр.

– А эти слова? "Как и почему…"

– Запись сохранилась до наших дней. Это так называемый Лейчейстерский манускрипт. Удивительный документ, не правда ли? Всю жизнь Леонардо стремился покорить море; работами Орбели это доказано абсолютно точно. Всю жизнь! И, наконец, создал скафандр. Кстати, alito – это, скорее всего, сжатый воздух. Не случайно, среди изобретений Леонардо есть прибор для определения плотности воздуха. В современных аквалангах можно пробыть под водой минут сорок. А Леонардо писал: "…столько, сколько можно оставаться без пищи". Представляете? Это была трагедия – отказаться от такого изобретения. И Леонардо отказался! Из-за людей, для людей… Изобретение не попало тем, кто в своих интересах вел кровопролитные войны. Гол спустя Леонардо писал: "Война – сумасброднейшее из безумств человеческих"… Художники считают Леонардо художником, ученые – ученым, инженеры – инженером. А он ни тот, ни другой, ни третий. Точнее – и тот, и другой, и третий, но сверх того, выше того – еще кто-то… Это я и хотел передать… Да вот… Давайте все-таки закурим…

Мы закурили. Попыхивая папиросой, Воронов ходил по комнате.

Я смотрел на Леонардо. Сейчас я уже не думал о том, как скульптору удалось передать сложнейшую гамму чувств. Я не думал и о том, что именно преобладало в этой гамме. Не все ли равно – радость или горе? Не все ли равно – вдохновение, понимание или воля? Как семь цветов спектра, смешавшись, дают белый свет, так и человеческие чувства, слившись, образовали нечто особое, согревшее бронзу своим мягким светом.

Художник, ученый, инженер? Да, конечно. Но сверх того и выше того – Человек.

РОМАН КИМ КТО УКРАЛ ПУННАКАНА?

Повесть-памфлет

1. ФИЛИП К., ЛИТЕРАТУРНЫЙ АГЕНТ

Я посмотрел на часы – пора кончать работу. Но как только стал складывать папки и листки с записями, задребезжал дверной звонок. В передней послышался ласковый грудной голос Ады Ч., писательницы-фантастки. Пользуясь привилегией давнишней клиентки, она прошла прямо ко мне, минуя каморку моего секретаря Евы. У писательницы массивная фигура. В моем кабинете, заставленном книжными полками, сразу же стало тесно.

Ада Ч. всегда приезжала в наш город неожиданно, без телефонного звонка и требовала, чтобы я в течение двух-трех дней пристраивал ее очередной опус в какомнибудь журнале или издательстве. Платила она всегда щедро: не десять процентов гонорара, как все другие клиенты, а двенадцать. Когда вещь не удавалась ей и мне приходилось уламывать редакторов или издателей, Ада Ч. платила еще больше.

Она приехала в машине и должна была без промедления направиться дальше – в Атланту, к своей замужней дочери. Я предложил ей отдохнуть и выпить чаю. В это время за Евой зашли ее тетки – старые девы: толстая, экспансивная Эмма и худощавая, степенная Мона. Я пригласил всех к чайному столу.

Ада Ч. вынула из сумки виниловую папку с рукописью и объявила, что о космических путешествиях больше писать не будет. Эта тема теперь отошла к писателям-реалистам и сочинителям репортажей. Отныне она будет писать о загадочных явлениях, в нашей повседневной жизни, которые не поддаются научному объяснению.

– О привидениях? – вежливо спросила Ева.

Фантастка закурила сигарету и, откинувшись на спинку кресла, стала рассказывать. Люди уже ворвались в космос и хозяйничают в нем, начинают раскрывать секреты нуклеиновой кислоты и белка, разложили по полочкам "элементарные" частицы, с помощью электронносчетных машин ставят такие потрясающие проблемы, что дух захватывает; они уже практически изучают световые лучи, которые вызовут коренной переворот в науке и технике. Люди овладевают великими тайнами вселен-, ной, уже подбираются к головоломной загадке антимира, но по-прежнему беспомощны, как котята, перед тайнами, с которыми сталкиваются на каждом шагу в своей повседневной жизни.

Люди, например, часто видят сны, которые сбываются самым непостижимым образом: нередко предчувствуют несчастья; видят во сне или наяву своих родных или знаковых, которые, находясь в это время за тридевять земель, взывают к ним о помощи; а потом выясняется, что они погибли как раз в тот момент, когда являлись своим родичам или друзьям.

– Сказки, – громко произнесла тетя Эмма.

А тетя Мона тихо добавила:

– Чушь.

Ева взглянула на теток с укоризной.

– Я где-то читал, – сказал я, – что знаменитый русский ученый восемнадцатого века Ломоносов, живший в Петербурге, увидел во сне своего отца – тот умирал на берегу необитаемого островка. А через некоторое время стало известно, что отец ученого действительно погиб на пустынном островке в Северном Ледовитом океане после кораблекрушения. Это удостоверил академик Штолин в предисловии к собранию сочинений Ломоносова.

Ада Ч. кивнула головой.

– О таких случаях писали известный астроном Фламмарион и писатели Марк Твен и Эптон Синклер. Все они подтверждали факты передачи мыслей на расстояние. Знаменитый русский изобретатель Циолковский тоже верил в телепатию.

– Говорят, звери убегают из обжитых мест накануя не лесного пожара, – заметил я. – А один дипломат рассказывал мне…

– Дипломаты всегда врут, – решительно заявила тетя Эмма.

Тетя Мона уточнила:

– Они склонны интерпретировать факты в нужном им смысле.

– Тише! – прошипела Ева.

Я продолжал:

– Он рассказывал мне, что во время войны собаки и кошки прятались в бомбоубежища задолго до объявления воздушной тревоги. А летучие мыши…

Ада Ч. перебила меня:

– Я имею в виду не механизмы или животных, а людей, угадывающих будущее. Например, в 1912 году один английский коммерсант предсказал гибель "Титаника"; тогда утонуло полторы тысячи человек. Американский врач Торнтон точно предугадал большое наводнение в Иллинойсе, а прорицатель Зенер предрек кончину государственного секретаря Даллеса еще в то время, когда Даллес был здоров и разъезжал по всем странам мира.

– Как страшно! – прошептала Ева и поежилась. – И… интересно.

Тетки фыркнули и уткнулись в спортивные журналы. Такие темы они считали недостойными внимания.

– Странные дела происходят чаще, чем мы думаем, – продолжала зловещим тоном писательница. – Я готова держать пари на что угодно, что в любом доме вашего города говорят о таинственных явлениях и каждый третий человек либо сам испытал, либо знает люден, с которыми случилось что-нибудь такое, чего не может объяснить современная наука. Да вот пример: в вашем городе недавно произошло весьма загадочное событие… Этот таиландец или камбоджиец, журналист по профессии…

Мы знали об этом деле. Около месяца назад бесследно исчез таиландец Пуннакан – он появился неизвестно откуда в прошлом году и сотрудничал в местных периодических изданиях. Как говорили, у себя на родине Пуннакан занимал видный придворный пост, имел звание гофмаршала, но, когда вошли японские войска, стал коллаборационистом и после войны вынужден был бежать из Таиланда. Соблюдая строжайшее инкогнито, он долго скитался по разным странам и в конце концов приехал в Америку и поселился в нашем городе.

В журнале местных оккультистов "Высшее Бытие" появлялись очерки Пуннакана о метампсихозе и контактах с духами мертвых, но в последнее время он стал помещать статьи о Советском Союзе в бюллетене института политико-психологических исследований. И вдруг исчез, не сказав никому ни слова, не оставив никакой записки. В пансионе, где жил, он бросил все свои вещи. И это породило множество разных предположений и слухов.

– Мне передавали такую версию, – сказала Ада Ч. – Пуннакан будто бы давно умер, его подстрелили где-то не то на Памире, не то на берегах Янцзы, и был вызван из загробного мира…

– Какая ерунда! – в один голос возмутились тетки.

– Согласно этой версии, – продолжала фантастка, – Пуннакан снова вернулся в сверхчувственный мир. Но я не верю в это. Я думаю, что гофмаршала просто украли.

– Украли? – переспросила Ева. – Кто украл?

Обе тетки положили журналы на стол и уставились на писательницу – почуяли запах криминала. Ада Ч. выпустила изо рта струйку дыма.

– Пока не знаю. Мне хочется написать повесть о сверхъестественных явлениях. И в центре повести я думаю поставить фигуру… вроде этого гофмаршала Пуннакана. Но мне нужно собрать как можно больше материалов: о его прошлом, о том, как он появился здесь, что он делал и как его выкрали – словом, все сведения, какие только удастся собрать. – Она посмотрела на Еву, потом на меня. – Не возьмете ли вы на себя эту работу? О вознаграждении договоримся.

Она бросила взгляд на мой секретер: несколько тощих папок, лежавших на нем, красноречиво говорили о том, что я сейчас далеко не обременен работой. Я почувствовал на себе гипнотизирующий взгляд Евы: соглашайтесь! Обе тетки переглянулись и дружно закивали: соглашайтесь!

Я выдержал паузу, достаточную для поддержания своего достоинства, потом пожал плечами.

– Мы только что продали "Галактике" восемнадцать тысяч слов Шекли и десять тысяч слов Фреда Брауна и сплавили роман Хайнлайна в издательство "Авалон". Сейчас у нас небольшой антракт. Пожалуй, я смогу принять ваше поручение.

Ада Ч. сказала, что могла бы обратиться в частную сыскную контору, но я хорошо знаком с ее творчеством и поэтому лучше справлюсь с поручением.

– С чего же мы начнем? – деловым тоном спросила Ева и взяла блокнот.

Тетки стали нашептывать ей что-то, но она отмахнулась. Писательница сказала, что сведения о Пуннакане надо прежде всего собирать там, где он работал, – в редакции журнала оккультистов и в институте политикопсихологических исследований при местном университете. Но, насколько ей известно, редактор-издатель оккультного журнала Рубироса и директор института профессор Фортон враждуют не хуже главарей двух шаек из фильма "Вестсайдская история". Поэтому надо действовать очень осторожно: обе стороны в каждом новом человеке видят шпиона, подосланного противником.

– Гофмаршала Пуннакана убили, – решительно заявила тетя Эмма. А тетя Мона сказала уверенно:

– Его исчезновение, безусловно, связано с преступлением.

Ева вздохнула:

– Полиция, наверно, уже занимается этим делом. Ищет таиландца.

Обе тетки презрительно рассмеялись. Дополняя друг друга, они выложили свое мнение. Этот брюхатый начальник розыскного отдела не способен поймать преступника даже в том случае, если тот украдет из-под него кровать. Нечего опасаться конкуренции со стороны старого болвана, которому давно пора в отставку. Единственное, что он умеет, – это под хмельком играть в кегли.

Итак, поручение Ады Ч. было принято. Мы обещали выполнить работу как можно скорей. На прощание писательница поделилась новостями о своих коллегах. В Англии решили снимать фильм по роману Бредбери "Летопись Марса". Автора экстренно вызывали в Лондон для консультации, но он отказался, потому что никогда не летал на самолете: боится. Гонорар он запросил доволь,но солидный, но все-таки не идущий в сравнение с гонораром Агаты Кристи, которая за экранизацию пьесы "Свидетель обвинения" получила 116 тысяч фунтов стерлингов. Это рекордный гонорар: со времен Лукреции Борджиа ни одна женщина так не наживалась на убийствах.

– Когда вы напишете фантастическую повесть о таиландском гофмаршале, – сказала Ева, – ее можно будет экранизировать, и вы построите роскошную виллу на Лазурном берегу.

Ада Ч. погладила Еву по голове.

– А для этого, девочка, надо собрать материалы. Полагаюсь на вас.

2. У., ПОЛИЦЕЙСКИЙ ИНСПЕКТОР

Записи о деле Вибула Пуннанана, уроженца Таиланда, 52 лет, литератора, бывшего гофмаршала. * Обстоятельства исчезновения.

Пуннакан проживал в пансионе "Альфа Хауз", в комнвтке, имевшей отдельный вход. Вел исключительно замкнутый образ жизни. Хозяйка пансиона (немка), прислуга и жильцы видели его очень редко. Хозяйка полагает, что он почти не бывал дома, ночевал где-то на стороне. И совершенно неизвестно, кто к нему приходил.

Но 4 июня, в день исчезновения, хозяйка видела его. Он вышел около 8 часов утра с удочкой из черного бамбука, с красной сумкой и направился в сторону речки, протекающей примерно в 130 шагах от пансиона. И по данным, которыми мы располагаем сейчас, с тех пор никто его не видел. * Проверка на местах, куда обычно ходил Пуннакан.

Редакция журнала "Высшее Бытие", местное Общество тайноведения, институт политико-психологических исследований (редакция бюллетеня), греческий ресторан и кегельбан Паскинелли.

В тот день ни в одно из этих мест он не заходил. Опрошено девять знакомых Пуннакана, никто его не видел. Установлено, что Пуннакан звонил по телефону в мастерскую Педерсена – спрашивал, когда будет закончен ремонт пишущей машинки "Гермес". * Осмотр комнаты ничего не дал. Одежда, обувь и прочие вещи (включая туалетные принадлежности) оказались на месте. Ни писем, ни записных книжек не найдено.

В тумбочке письменного стола обнаружен черновик рукописи (неоконченной) "Мое секретное пребывание в Красной России". В ящике стола незаконченная рукопись статьи "О случаях буйства духов (paltergeist) в Благовещенске и в Красной Пахре (под Москвой)".

В корзинке для бумаг найдены обрывки черновиков, газетные вырезки, окурки (сигареты с фильтром "Вайсрой") и прочий мусор, не представляющий интереса. * Предположения.

Сбежал. Какие причины? Влез в долги? Об этом сведений нет. Замешана женщина? Сведений нет. Боялся кого-нибудь? Сведений нет.

Запрошены соседние города, аэропорты, проведена проверка по дорогам, заправочным пунктам и мотелям – никаких результатов. Разосланы фото, приметы: рост – примерно 5 футов 6 дюймов, брюнет, густая шевелюра, волосы прямые, подстриженные усики, эспаньолка, носит очки с коричневыми стеклами.

Нигде его не видели. Труп тоже не обнаружен.

Спрятался. Какие причины? Те же предположения (задолжал, женщина, боится) ничем не подтверждаются.

Похищен. Кем? Бандитами – с целью выкупа? (Отпадает: какой дурак даст деньги за таиландца, не представляющего особой ценности.) Красными? * Вендетта (предположение Каплуна)? Надо проверить у кого-нибудь, знающего Таиланд, существует ли там кровная месть. В отделе иностранной информации вечерней газеты сказали, что существует. Однако преподаватель географии женского колледжа Пембертона опроверг это, утверждая, что в Таиланде вендетты никогда не было, таиландцы – буддисты, им запрещено убивать кошек, ящериц, людей и собак. В редакции вечерней газеты решили, что нас интересуют все виды кровной мести, поэтому они сообщили дополнительно: исчерпывающие сведения о вендетте можно найти в повести Коломбы "Мериме" (вероятно, итальянской писательницы). * Начальник розыскного отдела получил письмо. В нем говорится, что Пуннакан – астральное существо, принявшее вид экзотического мужчины, и по истечении срока пребывания в плоскости материи (то есть в нашем мире) снова перешел в плоскость эфирной субстанции и стал невидимым. Письмо напечатано на машинке и подписано: Манас (в Обществе тайноведения дали справку: Манас – термин йогов, означает высший ум). В письме четыре орфографических ошибки, отправитель, очевидно, женщина.

На имя начальника отдела вообще приходит много писем (все анонимные, оскорбительного характера). Именуют его "Каплуном" (в городе все знают его кличку)', обвиняют в бездействии и неспособности, предлагают подать в отставку, уступить место тому, кто оправдает надежды налогоплательщиков.

Кроме этого, часто звонят по телефону, не называя себя, и тоже оскорбляют. В большинстве женские голоса. * Дело Пуннакана поручено моей группе, и из-за этого стоит дело "Школьники – героин". Потребители наркотиков среди школьников-подростков обнаружены уже в пяти школах. За последние три месяца задержаны девять мальчиков и две девочки – дети состоятельных родителей. Героин стоит очень дорого, каждая порция в тридцать раз дороже билета в кино. Никто не признался, где достают героин. Очевидно, боятся сказать.

Внешние признаки потребителей героина: шмыгают носом, часто пьют воду или едят водянистые фрукты – пересыхает глотка, зрачки расширены, рот полуоткрыт, дыхание учащенное.

Надо как можно скорей поймать поставщиков. Но мне приказали это дело отставить и искать проклятого таиландца. Вряд ли мы его найдем.

Вчера с женой были в кино. Показывали картину о неуловимом грабителе-убийце Красавчике Флойде, он существовал на самом деле и в течение ряда лет промышлял в четырех штатах.

Сзади сидели два мальчугана и беспрерывно тараторили, перебивая друг друга, о напарнике Красавчика Флойда – Кровавом Биле, затем о Джоне Диллинджере, Але Паризоле, Джонни Торио, Эле Анастасио, Джиме Коросимо и других знаменитых бандитах 20-х и 30-х годов. В прошлом году в девяти школах на уроках истории устроили проверку: большинство мальчиков могло назвать не больше четырех президентов, зато они знали почти всех гангстерских вожаков в Чикаго.

Мальчуганы заинтересовали меня: часто шмыгали носом и все время сосали сливы. Как только дали свет, я обернулся, но они нырнули в толпу. Успел только заметить, что один курчавый, темноволосый, другой светловолосый. Каждому не больше 13-14 лет. Жена сказала, что у одного из них были золотые часы.

3. ЕВА, СЕКРЕТАРЬ ЛИТЕРАТУРНОГО АГЕНТА

Я предложила Филу:

– Разделим работу на участки, а то будем мешать друг другу. Вы возьмите этот институт патолого-социологических или как их там…

– Политико-психологических исследований.

– А я возьму оккультистов с их дурацким журналом.

Фил мотнул головой:

– Вам будет трудно с оккультистами.

– Они не тигры. Справлюсь.

– Они будут крутить и морочить вас и ничего не скажут о таиландце.

Я рассердилась:

– Тогда действуйте сами. У меня есть срочная работа, которой надо будет заняться. Вчера из Бостона от Айзака Асимова пришла рукопись в 65 тысяч слов. Тема – изобретение киноаппарата, снимающего сновидения. Просит возможно скорей продать роман. Я займусь Асимовым, а вы один ищите своего Куппанана или как его там…

Фил подумал немного, вздохнул и согласился со мной. Лучше разделиться, чтобы не мешать друг другу.

Я тут же отправилась в редакцию "Высшего Бытия". Редакция находилась в обществе тайноведения, в доме рядом с церковью конгрегационалистов, на третьем этаже.

Меня принял секретарь редакции – худощавый молодой человек с ярко-красными губами, в рубашке, разрисованной, как картина Дюбюффе, назвал себя: Тайрон П. Довольно красив, но лоб низковат и торчат уши.

Я спросила, нужны ли журналу произведения научно-фантастического жанра. Если нужны, то какие условия, какой размер и темы?

Зазвонил телефон. Тайрон взял трубку и, закрыв глаза, произнес:

– Лекция "Учение Патанджали о пяти ступенях ума" переносится на субботу. Вместо нее будет беседа на тему "Гипотеза об антимире и учение теософов о духовной Триаде".