Текст книги "В мире фантастики и приключений. Выпуск 3"
Автор книги: Аркадий и Борис Стругацкие
Соавторы: Станислав Лем,Ольга Ларионова,Георгий Гуревич,Илья Варшавский,Геннадий Гор,Роман Ким,Валентина Журавлева,Виктор Невинский
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 43 страниц)
…Дасар сидит рядом со мной. У него усталое лицо, на полу лежит брошенный биологический скафандр, видимо, он мешал Дасару. Рядом с койкой столик, пододвинутый сюда из дальнего угла кабины. На столике стоит колба, наполовину заполненная темно-красной жидкостью, от которой исходит резкий запах. Рядом с колбой громоздятся приборы. Я с удивлением рассматриваю их, словно вижу первый раз, и не сразу узнаю стоящий прямо передо мной диагносцирующий сумматор. Биолог замечает, что я открыл глаза, и улыбается мне вымученной улыбкой:
– Как вы чувствуете себя, Антор?
– Ни-че-го, – выдавливаю я из себя и мало-помалу отделываюсь от кошмара надвигающейся лавы. Ноги продолжает жечь, словно они обуты в раскаленные ботинки. – Я бредил?
– Вы кричали, – отвечает Дасар и встает. – Лежите спокойно, я сейчас вернусь.
Он выходит, и я остаюсь один. За дверью слышны его шаги, постепенно замирающие в глубине корабля. Тишина. Время остановилось. Я лежу неподвижно, глаза устремлены в одну точку. Так, наверное, чувствуют себя умирающие. Но я еще жив, потому что снова услышал шаги. Теперь они приближались. В открытую дверь входит биолог. В руках у него посуда, он ставит ее на стол.
– Ешьте.
Голос его звучит повелительно, но я не могу шевельнуться, мне все безразлично.
– Ешьте, – настойчиво повторяет он. – Вы должны есть.
Какая-то сила, исходящая от Дасара, поднимает меня на койке, и я сажусь, чтобы приняться за еду. Руки обнажаются, и я с ужасом замечаю на них уже не одно, а несколько коричневых пятен. Глаза мои расширяются.
– Литам Дасар! Видите?
– Вижу, не волнуйтесь, Антор, так должно быть. Ешьте. Они уже пошли на убыль, вы выздоравливаете.
Голос его спокоен, и я верю ему, а может быть, мне просто все равно. Какая разница, сколько этих пятен, если они есть? Я съедаю все, что принес биолог, и ложусь снова. Дасар берет со столика коробку и достает оттуда ампулу:
– Вот, примите это, тогда вы быстрее уснете.
Я проглатываю ампулу и закрываю глаза. Веки отделяют меня от всего постороннего, и я снова погружаюсь в небытие.
Такое синее море я видел только на Арбинаде. Синее, ласковое и ленивое. Выплескиваясь на песок, оно беззлобно журчит и рождает белую пену. Потом спокойно катится назад и снова гладит сушу. Волна сменяет волну, качаясь назад и вперед, как маятник мировых часов, отсчитывающих бесконечное время. И солнце светит. Знакомое весеннее солнце с родных небес Церекса. Как хорошо под теплым солнцем у беспредельного моря!
– Я никогда больше не полечу в космос! – говорю я Юринге. – Никогда, ты слышишь, дорогая?
Она смеется. Вместе с нею смеется солнце и улыбается море каждой своей волной.
– Зачем нам космос, когда так хорошо здесь? Верно?
– Разве здесь хорошо? – раздается спокойный голос.
Я оборачиваюсь. На берегу стоит Мэрc. Он в ободранной одежде, и лицо у него изможденное.
– Посмотри внимательнее, Антор, разве это море? Это же ширма! Посмотри на улыбку твоей Юринги, она нарисована.
Он подходит к морю и рукой берется за волну. Волна шипит своим белым гребнем и не дается, но Мэрc резким движением дергает ее на себя, и море, как тонкая ткань, разрывается надвое. Под фальшивой пеленой воды зияет яма. Там полуголые люди, обливаясь потом, катят громадные камни и складывают их в пирамиду. Смрад и стоны несутся снизу.
– Ты должен лететь в космос, Антор, чтобы спасти их.
– Но чем я могу помочь им там, в космосе? Помощь нужна здесь. Пусти, Юринга, я спущусь туда. Пусти, слышишь!
Но Юринга цепко держит меня. Я вырываюсь и вдруг замечаю, что это вовсе не Юринга, а Парон, и он толкает меня в яму. Я отбиваюсь от него, но у Парона вырастает множество рук, и каждая тянется ко мне.
– Нужно лететь в космос! – кричит Мэрc. – Там на Арбинаде люди, они помогут нам! Скорее за мной!
Я вырываюсь от Парона и бегу вслед за Мэрсом к стоящей неподалеку ракете. Люк открыт, но около него дежурит Кор, с мрачной улыбкой загораживая проход.
– Безумцы, – говорит он, – что вы сделали с Эссой? Что вы хотите сделать с собой? Я не пущу вас!
Неожиданно появляется Конд, он хватает Кора своими ручищами и бросает в сторону. Тот катится по траве и разваливается на части, а из каждой частицы его тела рождается новый Парон, и все они стремглав бросаются на нас. Мы прячемся в ракете и, включив двигатели, мощными струями газов сметаем полчища паронов, ползущие к ракете со всех сторон. Земля вспыхивает пламенем, и горизонт заволакивает дымом. Ракета взлетает в небо.
Это были мои последние бредовые видения, поэтому я записал их. Когда я очнулся, было темно. В голове еще звучали голоса Мэрса, Юринги и Кора. Несколько минут я ничего не мог сообразить, не мог. отделить действительность от галлюцинаций. Темнота в кабине казалась мне чернотой космоса, только почему-то не было звезд. Отсутствие звезд заставило размышлять, а размышления вернули мне чувство реальности.
Я пошевелил руками и ощупал себя, боли в суставах исчезли, тело слушалось и хотело жить. Пьянящее желание жить вселило в меня уверенность в том, что я действительно выздоравливаю. Сколько же прошло времени и где Дасар? Я встал с койки и включил свет. Столик стоял на своем обычном месте, и приборов на нем не было. Царила тишина. Я посмотрел на часы, они показывали двенадцать. Но сколько же дней прошло с тех пор, как я свалился в бреду? Посмотрел на руки, они были чистыми, все пятна пропали, значит, действительно я выздоравливал. И вдруг нестерпимо захотелось есть. Я обшарил всю кабину, но не нашел ничего съестного. Тогда я вышел в коридор и направился в продовольственный отсек.
В коридоре было пусто. Тускло горел свет и гулко раздавались шаги. Меня покачивало от слабости, и приходилось держаться за стенку. Мимо проплывали двери кабин, которые еще недавно занимали мои товарищи. Повинуясь какому-то безотчетному чувству, я открыл одну из них и застыл от неожиданности. В кабине сидел Мэрc. Он повернулся на шум и, увидев меня, порывисто вскочил с места:
– Антор! Зачем вы встали?!
Я все еще не мог прийти в себя:
– Вы… здесь? Вы же на "Эльприсе".
– Ну да, был на "Эльприсе", а теперь здесь, что в этом странного? Ложитесь немедленно.
– Я хочу есть.
– Хорошо, сейчас.
Мэрc подхватил меня на руки и, словно ребенка, положил на койку, заботливо укрыв одеялом.
– Дасар ожидал, что вы очнетесь только завтра, он сам чувствует себя неважно, и поэтому я здесь. Он попросил меня прийти, потому что болезнь не миновала и его. Что вы будете есть?
– Мне все равно. Все, что дадите.
– Мы наготовили много, но думали, вы очнетесь завтра. Вот, пожалуйста, хотите свежее пото?
– С удовольствием.
Я с громадным наслаждением ел пото. Мне казалось, что никогда в своей жизни я ничего не пробовал более вкусного, хотя отлично знаю, что это не так. Просто организм, одолевший болезнь, жадно впитывал самые простые дары жизни. Мэрc сидел напротив меня и с улыбкой наблюдал, как я насыщался.
– Мэрc, вы около меня дежурили?
– Дежурил, часов тридцать в общей сложности, биолог сам был достаточно слаб.
– А как он сейчас?
– Сейчас вее нормально, у него болезнь не зашла так далеко, как у вас, поэтому он раньше справился с ней. Но хватит разговоров, вам это сейчас отнюдь не на пользу.
Мэрc встал и выключил общее освещение кабины, оставив только малый свет у себя над столом. Я лежал неподвижно, упиваясь ощущением здорового тела. Легко было Мэрсу давать разумные советы: "Не разговаривай, не шевелись!" Восставшему из мертвых, как никогда, хотелось общаться с людьми, говорить, двигаться. Я молчал не более десяти минут, краем глаза наблюдая, как Мэрc что-то пишет за столом, и в конце концов не выдержал.
– Мэрc, – снова позвал я, – вы говорите, что дежурили возле меня довольно много. Ведь я бредил, наверное, все это время, что я говорил в бреду? Что-нибудь ужасное?
Мэрc оторвался от своего дела и повернулся ко мне. Лампа причудливо освещала на его лице одни выпуклости. Он строго посмотрел на меня темными впадинами глаз и выразительно постучал по столу:
– Молчите же, Антор, вам нужен покой.
– Покой, – словно эхо повторил я. – А что если мне совсем не хочется покоя? Вы можете понять это ощущение, Мэрc? Знаете, какие у меня были последние галлюцинации? Нет?
– Не знаю, конечно, откуда мне знать.
– Я видел вас, Кора, вы призывали к борьбе, а Кор… Дело совсем не в Коре. Помните наш разговор по дороге к "Эльпрису"?
– Да? – Мэрc подошел ближе ко мне. – Помню, разумеется.
– Я много думал о нем.
Мэрc разгладил морщины на лице руками. Был он уже немолод, это чувствовалось по его походке, неторопливой и тяжелой. Мэрc пододвинул стул и сел рядом со мной, нелепо растопырив колени и опершись о них руками так, что локти вывернулись вперед и нацелились в стену своими остриями. Заметив мой недоуменный взгляд, он изменил позу.
– Простите, Антор, привычка. Так что же вы думали?
– Разное. Кроме того, о нашем разговоре мне напомнил Кор.
– Кор! Как же он узнал? Вы рассказали?
– В общем, конечно, я.
По лицу Мэрса пробежала тень. Он отвернулся и глухо проговорил:
– М-да, а вы мне показались порядочным человеком.
Мэрc поднялся со стула и направился к двери, явно не желая больше со мной разговаривать.
– Стойте, Мэрc! Вы меня не так поняли! Это вышло случайно. Кор прочитал мой дневник.
– Какой дневник?
– Дневник или нет, я не знаю, как это назвать, одним словом, записи, которые я веду здесь.
– Вы ведете записи? Давно?
– С момента гибели Зирна. На меня в свое время его смерть произвела столь гнетущее впечатление, что я вынужден был искать какой-то способ рассеяться. И лучшего ничего не придумал.
Последовала непродолжительная пауза. Тишину нарушил Мэрc:
– И что же сказал Кор?
– Кор предостерегал меня от встреч с вами.
– И только?
– Нет. Он считал вашу деятельность безумным и опасным для людей делом, поскольку устои современного общества, на его взгляд, несокрушимы. Что вы скажете по этому поводу, Мэрc?
Он неожиданно улыбнулся и плотнее завернул меня в одеяло.
– Успокойтесь, Антор. Это слишком серьезный разговор, чтобы вести его сейчас, когда вы только-только начинаете жить снова.
Я привстал на локте.
– Да, я начинаю жить снова. И разве вам хочется, чтобы я ее начинал с пустяков?
– Хорошо, – сказал Мэрc, снова укладывая меня в постель, – давайте побеседуем, в конце концов я не думаю, чтобы наш разговор повредил вам. Но предварительно мне хотелось бы дать вам один совет.
Я удивленно посмотрел на Мэрса:
– Да? Какой же?
– Мне кажется, для вас будет лучше, если вы прекратите вести ваши записи. Я не знаю, что вы там писали, но я знаю современную жизнь. Вы зрелый человек, Антор, а зрелые люди в дневниках не много места уделяют ничего не значащим пустякам. Так или иначе они записываютсвои мысли, и вот это опасно. Бумага может попасть в чужие руки, и тогда… Уничтожьте дневник! Слышите?
Я медленно закрыл глаза и расположился удобнее:
– Говорите, Мэрc, я слушаю вас.
Пожалуй, Мэрc прав. Лучше эти записи уничтожить. Но я настолько сжился с ними, что просто не поднимается рука. Я лишь стал осторожнее, надежнее их прячу, хотя, по правде говоря, здесь их прятать не от кого. Нас на корабле только трое: я, Мэрc и биолог. Двое Других все еще лежат в анабиозных камерах, и мы решили не беспокоить их до прибытия корабля с Церекса. Мэрc об этих листах знает, а биолог никогда не отличался любопытством такого сорта, которое оказалось свойственно Кору. Решил пока писать, до получения сигналов с другого корабля. В конце концов, уничтожить никогда не поздно.
Последнее время чувствую себя совсем хорошо. Препараты Дасара сломили болезнь, а заботливый уход Мэрса вернул мне силы. Больше всего угнетает полное отсутствие занятий. Делать решительно нечего. Все заботы замыкаются в кругу тех бытовых мелочей, которые всегда сопутствуют человеку.
Первые дни после того, как встал на ноги, я бесцельно бродил по кораблю из конца в конец и начал было читать найденную в лаборатории Дасара книгу. Имени автора на титульном листе не значилось, а содержание и язык ее мне показались на редкость примитивными. Биолог, увидев ее у меня в руках, рассмеялся.
– Э-э, дорогой Антор, – сказал он, – вы бы лучше уж читали таблицу случайных чисел.
– Не понимаю, – ответил я.
– Еще бы! Это так называемое художественное произведение на деле представляет собой отчет об экспериментальной работе. Опус, который вы держите в руках, есть не что иное как продукт творчества электронной машины. Да, да, Антор. Один из моих друзей ставил в свое время опыт и подарил мне на память ее лучшее произведение. Ну, и как вам оно?
Я в нескольких энергичных выражениях высказал свое мнение.
– Согласен, – кивнул головой биолог и скрылся у себя в кабине.
Дасар вообще был не очень склонен вести со мной беседы, вечно он был занят какой-то писаниной, или сидел над микроскопом, изучая образцы, привезенные с Арбинады. Душу, в основном, я отводил с Мэрсом, и в его лице неожиданно обнаружил бесценную сокровищницу знаний. Расставаясь с ним, я каждый раз уходил буквально пораженный необычайной широтой его эрудиции. Мне еще не приходилось встречать человека так прекрасно осведомленного в самых разнообразных вопросах. Однажды я невольно поймал себя на мысли, что тщетно изыскиваю тему, в которой он оказался бы менее сведущ, чем я, но попытки эти были безрезультатны. Мэрc всегда так подробно отвечал на мои вопросы, будто специально готовился к ним на протяжении нескольких дней. Его невозможно было застать врасплох. А ведь он уже восемь долгих лет живет на Хрисе, где ему неоткуда черпать новые знания. Впрочем, в данном случае я неправ, я упустил из виду его товарищей, все они, насколько мне известно, люди высокообразованные, способные дать очень много друг другу.
Мне нравится манера, в которой Мэрc. ведет беседу. У него, как говорится, хорошо поставленный голос, и если он и любуется им, то это лишь чуть-чуть заметно. Руки его почти всегда чем-то заняты, и говорит он непринужденно, без всякого нажима, словно между прочим, с одинаковой легкостью о вещах простых и необычайно сложных. Перед такими людьми, как он, можно преклоняться!
Мы редко собираемся вместе. В основном это случается в салоне за едой. Я не знаю, почему и как мы выбрали это помещение. Оно неуютно, слишком велико для нас троих, нам хватило бы любой кабины, но уж так повелось. Здесь, правда, простор и голоса звучат звонко, главным образом голоса Мэрса и Дасара, которые любят в эти минуты поспорить.
Покончив с едой, мы разбредаемся до кабинам и занимаемся каждый своими делами. У меня дел мало, я часами лежу на койке, уносясй мыслями на Церекс, к Юринге, в прошлое.
Монотонно текут дни, мне почти не о чем писать здесь, а корабль с Церекса опустится на Хрис еще не скоро.
Вчера после обеда в салоне произошел интересный разговор, который неожиданно положил конец моему бездеятельному существованию.
На этот раз мы поели почему-то очень быстро, может быть, разыгрывшемуся аппетиту способствовал эльмьен, впервые поданный мною на стол. Биолог, откинувшись на спинку стула, сказал, благодушно отдуваясь:
– Поздравляю вас, Антор, – вы скоро будете отличным кулинаром.
Я равнодушно махнул рукой:
– Невелика заслуга, это древнее блюдо просто трудно приготовить плохо.
– Раньше его делали иначе, – заметил Мэрc, – например, во времена Лермисторского владычества, когда оно собственно впервые и появилось, к нему прибавлялось немного решеи, мне довелось его попробовать именно в таком виде. Вкус прямо необыкновенный.
– Да, древние были большие специалисты на гастрономические выдумки, – согласился биолог.
– Не только гастрономические, мне кажется, человек вообще стал менее изобретателен с течением столетий, – ответил Мэрc, словно напрашиваясь на очередной спор, без которого прошла наша трапеза. – Мы сделались более методичны, а это уже совсем другое, нас разбаловали наши возможности.
Однако биолог был настроен на этот раз миролюбиво. Его поглощали собственные мысли. Он лишь привычным жестом поправил воротник, который имел у него врожденную способность съезжать в сторону, и подтвердил:
– Вы, пожалуй, правы, Мэрc, я всегда вспоминаю с удивлением те сооружения, которые они воздвигали, располагая при этом столь примитивной техникой, что их методы постройки для нас остаются загадочными.
Не обратив внимания на мой недоуменный возглас, Дасар повернулся к Мэрсу и спросил:
– Скажите, мазор, когда вы собираетесь покинуть нас? Только не подумайте, пожалуйста, что я хочу ускорить ваш уход, как раз наоборот!
– Нет, отчего же. Именно сегодня я хотел сообщить вам, что завтра собираюсь обратно на "Эльприс".
– Э-е-е, – протянул биолог. – А что, собственно, торопит вас? Кора нет, а я вовсе не склонен выполнять тот ненужный приказ. Оставайтесь, до прибытия корабля еще много времени.
– Своим присутствием здесь я могу навлечь на вас неприятности, – возразил Мэрc.
– Ерунда, – вставил я. – Кто об этом узнает? Мы никому не скажем.
Мэрc отрицательно повел плечами:
– Нет, там мои товарищи, и я должен быть с ними.
Биолог усердно начал тереть пальцами крышку стола.
– Мне в голову пришла одна мысль, – сказал он, – и я, признаться, рассчитывал на ваши познания.
Мэрc удивленно взглянул на него и снова сел за стол:
– Интересно, что вы имеете в виду?
Биолог вдруг поднялся с живостью, которой я уже давно в нем не наблюдал, и, подойдя к иллюминатору, настежь распахнул чехол.
– Вот смотрите, – сказал он. – Видите?
От стола, где мы сидели, в иллюминатор были видны только звезды, бесчисленные огоньки звезд. Мы с Мэрсом недоуменно переглянулись. Картина звездного неба не могла быть новой там, где никогда не бывает облаков.
– Идите сюда, – продолжал биолог, – оттуда, вероятно, не видно.
Мы подошли к нему и заглянули в иллюминатор.
В бездонной глубине неба неподвижно висел серп Арбинады, льющий на Хрис голубой безжизненный свет.
– Мне все же непонятно, литам Дасар, – сказал, наконец, Мэрc. – Я вижу звезды и чужую планету. За восемь лет, проведенных здесь, это зрелище меня уже утомило. Что вы хотите сказать?
Биолог повернулся к нам, я заметил, что губы у него слегка вздрагивают. Он провел рукой около горла, словно ему не хватало воздуха, и проговорил:
– Вы правы, Мэрc, чужая планета и звезды. Казалось бы, что здесь особенного. Но чужая планета – это целый мир, необычайный и неповторимый, разве вы не думали об этом, Мэрc?
– Думал, конечно, за восемь лет я о многом передумал, и об этом тоже.
– И вы не хотели бы дать знать о себе этому миру?
– Дать знать о себе? Каким образом? И разве вы уже не дали о себе знать, спустившись на него? Потеряв там своих товарищей? Этот мир равнодушен к нам. Зачем мы ему?
– Сейчас да. Сейчас он равнодушен даже к самому себе. Но пройдет время, и на нем возникнет новое человечество. Тогда пытливый ум людей будет искать в просторах вселенной себе подобных, и неужели вам, Мэрc, и вам, Антор, не хотелось бы напомнить им о нашем существовании, сказать им, что мы думали о них? Мы ждали их, верили в них!
Я хотел ответить, но в горле словно застрял какой-то комок, и Мэрc опередил меня:
– Так вы думаете, литам Дасар, что там будут люди?
– Будут. Я биолог и верю в возможности жизни. Раз начавшись, она будет развиваться долго и, в конце концов, создаст мыслящее существо. На Арбинаде к этому есть все предпосылки. Сейчас во мне говорит ученый, а не мечтатель. Я был там и верю в это.
Мэрc усмехнулся:
– Когда же, вы думаете, там появится человек?
– Это трудно сказать. Может быть, через несколько миллионов лет, а может быть, для этого потребуются десятки и даже сотни миллионов лет. Все зависит от того, как быстро там будут меняться жизненные условия. Церекс опередил Арбинаду в этом отношении только потому, что, находясь дальше от Солнца и будучи меньше размерами, он чаще менял свои геологические и климатические условия. Эволюции там было просто некогда нежиться и тратить силы на создание боковых ветвей. Эти ветви беспрерывно растущего дерева жизни безжалостно обрубались суровой действительностью, и дерево тянулось вверх, только вверх, гонимое извечными законами жизни и смерти. Вот почему, мне кажется, церексианское человечество возникло раньше арбинадского. По этой же причине на Церексе значительно меньшее разнообразие форм жизни. Посетив Арбинаду, я был просто поражен необычайной фантазией природы, когда ей дают развернуться!
Биолог говорил возбужденно, от его обычной медлительности и уравновешенности не осталось и следа. Я снова видел его таким, каким он был там, на Арбинаде.
– Миллионы лет, – задумчиво пробормотал Мэрc и, возвысив голос, сказал: – Не понимаю вас, литам Дасар!
– Чего вы не понимаете?
– Не понимаю, как вы думаете обратиться к тем, кто придет через миллионы лет! Это же непостижимая бездна времени. Но, предположим, мы найдем какой-то способ это сделать, тогда почему вы думаете, что сделать это должны мы, а не те, кто сменит нас на Церексе или здесь, те, кто будет больше знать, больше уметь, чья рука, протянутая через миллионы лет другому человечеству, окажется более сильной и более дружественной. Подумайте, Дасар! Мы же варвары, мы еще убиваем друг друга и вместе с тем тянем руки к другому человечеству! Можно ли протягивать грязные руки, Дасар?
Мэрc произнес это так убежденно, что я невольно посмотрел на свои руки. Перехватив мой взгляд, биолог улыбнулся, но тут же неожиданно вспылил.
– Хватит, Мэрc! – крикнул он. – Не хотите ли вы сказать, что у меня грязные руки? Всю свою жизнь я работал для людей, добывая им крупицы знаний. А вы? За что страдаете вы? Думаете, я не знаю, почему вы здесь? – Биолог разошелся не на шутку, ожесточенно наступая на Мэрса. – На руках человечества не грязь, а мозоли, вся наша история – это труд, борьба, не мне вам это объяснять, Мэрc!
– Стойте! – воскликнул я. – Успокойтесь, обсудим спокойно.
– Хорошо, обсудим, – сказал Мэрc и, приняв любимую позу, выставил свои острые локти. – Все наши споры – чистая риторика, мы все равно не можем обратиться к этим грядущим людям.
– Подумаем, – ответил биолог, умеряя свой пыл и усаживаясь напротив Мэрса, – отодвинем пока моральные соображения на второй план и рассмотрим лишь техническую сторону. Мне кажется, здесь нет ничего невозможного. Об этом я уже не раз думал. Антор, садитесь тоже, мне неудобно смотреть на вас, задирая вверх голову.
Я отодвинул стул и уселся за стол. Биолог между тем, выпив воды, продолжал:
– Миллионы лет – срок, конечно, страшный, но,.. – он сделал паузу, – мы же собираемся направить послание в будущее, а не в прошлое, так что здесь нет принципиальных затруднений!
– От этого нам не легче, – заметил я.
– Нет, легче! И неизмеримо легче! Спор сразу перестает быть риторическим, как тут выразился Мэрc, и появляется почва для обсуждения. Это главное. Вы согласны со мной?
– Ну, в этом смысле… – неопределенно ответил Мэрc, – можно считать – согласен. Однако подумайте, миллионы лет!
– Думал! – отрезал биолог. – Представьте себе, думал! Я позволю задать вам несколько вопросов, не возражаете?
Мэрc равнодушно качнулся на стуле, показывая, что против вопросов он не возражает, хотя и считает их бессмысленными. Я устроился поудобнее, приготовившись к очередному поединку моих товарищей.
– Итак, – Дасар встал со своего места и навис над Мэрсом, – прежде чем рассуждать о том, много или мало несколько миллионов лет, спросим себя, что такое время и как мы его измеряем.
В глазах Мэрса появился какой-то огонек, словно загорелась индикаторная лампочка, свидетельствующая о пробуждении интереса.
– Я слушаю вас, продолжайте, если не ошибаюсь, вы из стоячего болота риторики хотите перебраться в бурное русло философии. Только осторожнее, здесь есть подводные камни.
– Благодарю за предупреждение, – биолог, следуя традиционным правилам вежливости, прикоснулся левой рукой к правому плечу, – но я буду плавать на поверхности явлений, и подводные камни мне не страшны. Спрашиваю снова, что же такое время и как мы его измеряем?
– Время – это… – начал было Мэрc, но Дасар перебил его:
– Э-э-э… не надо! Знаю, что вы скажете. Позвольте мне самому и ответить. Время, на мой взгляд, это количественное выражение происшедших изменений, а не какой-то там вид пространства или еще что-то – словом, время не есть самостоятельная физическая категорий, в чем вы хотели меня убедить. Если имеются изменения, тогда, и только тогда, можно говорить о времени, как выражении этих изменений. Например, я старше вас, Антор, не потому, что родился, когда вас еще не было, а потому, что в моем организме изменений накопилось больше, чем в вашем! Вы поняли мою мысль?
Биолог в упор смотрел на меня, но, не получив ответа, снова повернулся к Мэрсу:
– Так что вы скажете?
Тот неожиданно рассмеялся:
– Вы, литам Дасар, вопреки обещаниям, поплыли отнюдь не по поверхности, а опустились на некоторую глубину, и подводные камни, о которых я говорил, подстерегают вас. Но сейчас, принимая пока ваши рассуждения, хочу спросить, какой же практический вывод из всего этого, применительно к проблеме, которую мы начали обсуждать?
– Самый непосредственный.
– Может быть, вы скажете более определенно?
– Охотно.
– Так мы слушаем вас, – сказал Мэрc.
Биолог обошел вокруг стола и уселся напротив нас.
– Здесь, на Хрисе, – вы это, Мэрc, отлично знаете, так как занимались соответствующими исследованиями, не происходит почти никаких изменений. Этот мир словно застыл, и время для него остановилось. На Арбинаде возникнут и исчезнут горы, материки, моря. По длиннейшей лестнице эволюции живые существа будут неутомимо карабкаться вверх до уровня человека, а здесь всеостанется почти таким же, как мы это видим сейчас. И для нашего послания, адресованного тем, кто придет сюда после нас, не страшны миллионы лет, которые вас так пугают. Надеюсь, я высказался ясно?
Мэрc.утвердительно качнулся вперед:
– Вполне. С этого можно было начать сразу, не вдаваясь в рассуждения о сущности времени.
– Может быть, но вы страшились миллионов столетий, мне хотелось показать вам, что сами по себе годы ничего не значат, кроме пустой арифметики. С таким же успехом, как о миллионах лет, вы могли говорить о миллионах звезд, окружающих нас, и по этой причине считать мое предложение бессмысленным, риторическим, позволю себе напомнить ваше определение.
– Значит, вы предлагаете, – сказал я, – оставить где-нибудь на Хрисе нечто вроде посылки будущим арбинадцам в надежде на то, что со временем они придут сюда и найдут это послание?
– Совершенно точно. Арбинада – это их дом, а Хрис – порог этого дома, балкон, так сказать, на который они рано или поздно выйдут подышать свежим воздухом космоса. Нужно лишь положить наше послание в такое место, которое привлечет внимание будущих хозяев, и в этом вопросе я полагаюсь на Мэрса и его товарищей – они лучше знают Хрис, чем мы с вами, Антор. Вы все еще против, Мэрc?
– Нет, почему же? – ответил он. – Но такой взгляд в будущее, эта вера в грядущих людей и наш примитивный способ общения с ними отдают каким-то пессимизмом. Вам это не кажется, Дасар?
– В чем именно вы усмотрели пессимизм?
– Да во всей этой идее.
– Не понимаю, – заметил я, – мне казалось очень заманчивым послать наш привет будущему человечеству.
– Видите ли, – медленно проговорил Мэрc, – на мой взгляд, питать такую горячую веру в грядущее человечества соседней планеты – это значит потерять веру в собственное человечество. Вдумайтесь сами, вот нас здесь трое случайных представителей церексианцев, и мы от лица миллионов других людей, не спрашивая их мнения, хотим обратиться к другим мыслящим существам. Почему мы должны действовать в одиночку? Разве нельзя это сделать более организованно, в больших масштабах, с большими шансами на успех? Или вы, Дасар, вы, антор, не верите в своих соотечественников? Почему вы берете на себя эту миссию?
– Я ждал этого вопроса, Мэрc, – сказал Дасар, расстегивая свою куртку, словно ему было жарко, – и отвечу вам. Позвольте мне сражаться вашим же оружием. Да, я не верю, что наше человечество в данный момент пойдет на это. Не люди Церекса, а те, кто стоит над ними. Ведь они не хотят даже подумать о судьбе своего народа, какое им дело до грядущего Арбинады! И вы это отлично знаете, Мэрc!
– Знаю, потому и говорю. Но до появления арбинадцев пройдут еще миллионы лет. Может быть, мы спешим, Дасар? А? Ведь еще есть время, на Церексе не всегда будут господствовать те, кому все безразлично, кроме собственной шкуры. И потом, – голос Мэрса зазвенел, – позвольте спросить, Дасар, какую же судьбу вы предрекаете нам, церексианцам, в будущем? Куда мы денемся? Что станет с нашим человечеством? Почему вы не допускаете, что мы через миллионы лет не войдем в непосредственный контакт с арбинадцами? Да и появятся ли они? Ведь впереди у нас миллионы лет, я все же повторяю, миллионы! За это время, под нашим воздействием, весь ход эволюции на Арбинаде может измениться и пойдет не естественным путем, а как-то иначе, и человек там никогда не появится. Может быть, мы заселим Арбинаду и сделаем ее своей второй родиной?! Что ограничивает наши возможности?
– Ну нет! – воскликнул я. – Жить на Арбинаде, бр-р, одна тяжесть чего стоит! Скорее мы заселим Хрис!
– Мы его и так уже заселили, – печально улыбнулся Мэрc. – Так что же вы молчите, Дасар?
Биолог откинулся на спинку кресла и пристально посмотрел на нас. Машинально застегнув свою куртку наглухо, так что ворот сдавил ему шею, он произнес с расстановкой:
– Э-э, вы считаете меня пессимистом, я значит не верю в человечество. – Дасар резко встал. – Чу-дес-но! Вы, Мэрc, будете жить вечно?
– Что за ерунда, литам…
– Нет, постойте! Вы с надеждой глядите вперед, имея в виду не самого себя, а грядущие поколения, – и вы оптимист, а я пессимист, – потому что верю в грядущее нового человечества! Где логика? В мире нет ничего вечного, Мэрc, одно сменяет другое – это закон природы! Человечество возникло, и оно исчезнет, рано или поздно, с тем чтобы возникнуть снова в другом месте и в другое время. Мы еще не постигли этих законов и не знаем, почему и когда это случится, но так будет. Правда, человеческое общество – это особая категория. Во многом мы держит собственную судьбу в своих руках. В этом наша сила и наша слабость. Да, Мэрc! И слабость тоже! Наш разум, наши эмоции в какой-то момент могут не удержать нас, и тогда, возможно, свершится непоправимое. Так, к сожалению, было на Церексе!
– Что было на Церексе? Война?!
– Да, война! Когда одна часть обезумевших и алчных людей бросилась на другую не менее безумную и алчную, втянув в круговорот событий все человечество. Разум оказался слабее рук, сжимавших оружие, силу и значение которого люди еще не понимали. Вы забыли об этом, Мэрc?