Текст книги "Черная моль (сборник)"

Автор книги: Аркадий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 41 страниц)

ГЛАВА 8
СОБЫТИЯ РАЗВИВАЮТСЯ

Просторная, хорошо обставленная комната тонула во мраке. Лишь в углу на круглом столе неярко горела лампа под зеленым стеклянным абажуром. Вокруг стола расположились в креслах трое – томный Арнольд с небрежно зажатой в углу рта сигаретой, высокий, худой Растягаев в строгом черном костюме с черным галстуком-бабочкой, с лица его не сходило выражение надменности и презрения, и толстый Камов, неряшливо и торопливо одетый, с пестрым бантом на шее. Все трое сидели сосредоточенные и торжественные.

– Мы собрались сегодня, чтобы судить предателя, – произнес, наконец, Арнольд. – Он бросил нам вызов и должен понести кару.

– Не тяни волынку, Арнольд, – резко проговорил Растягаев. – К черту красивости.

– Попрошу без вульгарностей, – возмущенно выпятил толстую губу Камов.

– Внимание, – строго произнес Арнольд. – Итак, предатель этот – Елена Осмоловская. Мы дали ей время одуматься. Но, увы, этого не случилось. К чему присудим ее?

– Смерть, – зловеще произнес Растягаев, он был очень горд своей непреклонной жестокостью.

При этом слове у Камова нервно задергалась полная щека, он порывисто вскочил и, прижав руки к пухлой груди, нараспев, как стихи, произнес:

– Заря догорает, и это красиво, но человеку не дано приблизить ее конец. Поднять руку на жизнь нам не дано.

– Нет, смерть! – подражая Растягаеву, воскликнул Арнольд.

– Ребята, да вы сошли с ума! – взволнованно произнес вдруг Камов.

– Заткнись! – грубо оборвал его Растягаев и, обращаясь к Арнольду, сказал: – Пиши приговор. Двое против одного – за смерть. Пиши.

Арнольд придвинул к себе лист бумаги, достал автоматическую ручку и, хмурясь, стал писать.

Камов нервно ерзал на своем кресле, теребя рукой бант, в расширенных глазах его были страх и растерянность. Наконец он вскочил и, заикаясь, произнес:

– Я… я не унижусь… Да, я просто… просто боюсь. Вы… вы что задумали, а? Кто… кто убивать-то будет? Ты, что ли, Леонид? – он посмотрел на Растягаева.

Тот постарался ответить решительно, отрывисто и жестко, но было видно, что вопрос Камова его смутил.

– Положим, не я. Раса господ повелевает, приннмает решения. Выполнять их – удел толпы.

– Ну, а все-таки, – настаивал Камов. – Толпа – понятие неопределенное, расплывчатое. Кто же будет… это самое… убивать? – он вздрогнул, произнося последнее слово.

– Да, об этом надо подумать, – хладнокровно согласился Растягаев.

– Эх, был бы сейчас Вячеслав, – неожиданно произнес Арнольд. – Он мне говорил, что знает каких-то людей. Подонки, конечно, но…

– Идея, – сказал Растягаев. – Я кое-что вспомнил. Мы с Вячеславом однажды сидели в кафе. И он мне указал на одну девицу, свою знакомую. Она знает этих людей. Можно через нее…

– Я не согласен! – истерически закричал Камов. – Я не могу! Это выше моих сил. Я поэт, а не… а не…

Он не мог окончить, весь его вид говорил о предельном испуге.

В глазах Арнольда засветилась злость.

– Ну, нет. Я ей тогда сказал, что мы отомстим. Она назвала меня… нас дураками. Это ей не пройдет даром. Слушайте приговор.

Он стал читать. Камов сжался в своем кресле, на толстом лице его проступили пятна. Поглядывая на него, Растягаев шагал по комнате, наслаждаясь испугом «слюнявого поэтика», как он называл Камова.

Арнольд кончил и, обращаясь к остальным, торжественно сказал:

– Прошу подписать приговор, – и первый поставил свою подпись.

За ним немедленно, с подчеркнутой решительностью, поставил подпись Растягаев. Потом оба посмотрели на Камова.

– Ребята… – жалобно протянул тот. – При чем тут я?

Арнольд встал и, изящно поклонившись, издевательским тоном произнес:

– Соблаговолите подписать приговор.

– Ну? – угрожающе произнес Растягаев, останавливаясь перед Камовым.

Тот боязливо сполз со своего кресла и, приблизившись к столу, взялся за перо.

– Еще один вопрос, – проговорил Растягаез, снова принимаясь шагать по комнате. – На этом дне свои правила. Они ничего не делают даром, – он сделал брезгливый жест рукой. – Им надо посулить денег.

– Это верно, – согласился Арнольд. Он поглядел на часы. – Давайте решать скорей. Через полчаса соберутся наши.

– Наши… – презрительно усмехнулся Растягаев. – Еще вопрос, соберутся ли. С того собрания они боятся даже подойти к нам в институте.

…На следующий вечер Арнольд и Растягаев направились в кафе «Ласточка». Оба несколько робели, но признаваться в этом не решалась.

Вскоре Растягаев увидел Зою Ложкину и глазами показал на нее Арнольду. Посовещавшись, они пересели за столик, который она обслуживала, и стали терпеливо ждать. Наконец Зоя подошла к ним и протянула карточку меню.

– Вам привет от Вячеслава Горелова, – не очень решительно произнес вполголоса Арнольд.

Зоя метнула на него любопытный взгляд.

– Ой, умираю! – кокетливо воскликнула она. – Откуда вы его знаете?

– Он наш друг, – с достоинством ответил Растягаев.

– Ну и что с того?

– Он говорил, что в случае чего можно обратиться к вам, – продолжал Арнольд, явно не выдерживая высокомерного тона, который они решили принять в обращении с нею. – Нам надо поговорить кое о чем с вашими знакомыми. У нас есть предложение и деньги.

– Ой, умираю! Приходите послезавтра, в воскресенье. Я вас, может быть, познакомлю с Митей.

– Прекрасно, – согласился Растягаев. – Пошли, Арнольд.

– Ну, нет, – живо возразила Зоя. – Пожалуйста, закажите что-нибудь. Посмотрим, какие вы богачи, – лукаво добавила она.

Когда она отошла, Арнольд наклонился к приятелю и шепнул:

– Она ясно дала понять, что хочет получить с нас за услуги. Придется дать.

Растягаев кивнул головой.

Следующие два дня оба не находили себе места. Они не могли даже заставить себя пойти в институт, боясь увидеть Лену. Ведь предстоящая встреча в кафе означала переход от слов к делу. Оба ясно понимали сейчас, что раньше все была игра. А теперь… Встречаясь, они все еще пытались щеголять друг перед другом своей решимостью. Но в тот вечер, перед тем как идти в кафе, Арнольд не выдержал первый.

– А что, если их поймают? – нервно спросил он, завязывая галстук перед зеркалом.

Растягаев как будто ждал этого вопроса.

– При чем здесь мы? Кто им поверит? – и, помолчав, озабоченно спросил: – Ты деньги-то взял?

– Взял. Пошли. Будь что будет.

– Ну, ты не очень-то трусь.

– Это я-то? Ха.

Они отправились пешком, инстинктивно стараясь отдалить пугающий момент встречи с каким-то неизвестным Митей.

В кафе было людно. Арнольду и Растягаеву пришлось дожидаться, пока освободится отдельный столик. Наконец они уселись, тревожно озираясь по сторонам. Зои не было видно. Вскоре она появилась где-то в конце зала и сейчас же исчезла, потом снова появилась, держа в руках поднос, но к друзьям не подошла, хотя Арнольд заметил, что она их видела.

Тем временем другая официантка подала им меню, и друзья довольно сбивчиво заказали что-то. Оба непрерывно курили.

– Когда этот тип появится, – шепотом сказал Растягаев, – ты с ним говори так, чтобы он сразу почувствовал разницу между нами.

– Будь спокоен.

Тревожное ожидание продолжалось. Наконец Зоя прошла мимо них и, не поворачивая головы, тихо сказала:

– Митя сейчас придет.

Прошло еще минут двадцать. Друзья нехотя отхлебывали кофе, – два пирожных остались нетронутыми: оба но могли себя заставить проглотить ни кусочка.

Но вот снова появилась Зои. Вслед за ней вразвалку шел невысокий, коренастый парень, курносый и с виду добродушный, одетый щеголевато и безвкусно. Поравнявшись со столиком, за которым сидели приятели, он недружелюбно спросил у Зои:

– Эти?

Та кивнула в ответ головой и ушла.

Парень бесцеремонно уселся за столик, смерил Арнольда и Растягаева прищуренным, оценивающим взглядом и сказал, доставая из кармана коробку дорогих папирос:

– Ну, здрасте, уважаемые. Мое вам с кисточкой. Оба его новых знакомых поздоровались вежливо, с достоинством, в котором, однако, сквозили плохо скрытая брезгливость и опаска.

Мите оба парня не понравились. «Фраера и белоручки», – мысленно решил он. Но инструкция Папаши была совершенно определенной, и он грубовато буркнул:

– Выкладывайте, чего там у вас.

– У нас к вам прось… поручение, – неуверенно начал было Арнольд, но под ироническим взглядом Растягаева поспешил принять высокомерный тон а спросил: – Хотите заработать?

Митя в ответ ухмыльнулся.

– А дальше что скажешь?

– Нет, хотите? – настаивал Арнольд.

– Брось крутить, – сердито ответил Митя. – Я этого не люблю. Говори точно, чего надо?

– Нам надо, чтобы вы выполнили наш приговор, – и Арнольд важно хлопнул себя по карману пиджака.

– Приговор? Скажи, пожалуйста. Ну, давай почитаем.

– Этого не требуется, – вмешался Растягаев. – Приговор такой: смерть.

– Ишь ты! – еще больше изумился Митя. – И кого это вы?

– Женщину!

Митю внутренне всего передернуло. «Ах, гады, – мелькнуло у него в голове. – Небось за любовь порешить девку хотят». Но, вспомнив о Папаше, он сдержался.

– А кого именно пришить желаете? – спросил он.

– Сначала дайте ваше принципиальное согласие, – важно объявил Арнольд. – Потом назовем имя. Получите пятьсот рублей.

– За это мараться? – Митя презрительно сощурился. – Валите сами.

– Как угодно, – небрежно пожал плечами Арнольд. – Только деньги на земле не валяются. Их заработать надо.

При этих словах в Мите вновь закипела злость. «По вашим рожам видно, как вы деньги зарабатываете, сволочи», – подумал он, но опять сдержался. Одна мысль успокоила: «За полкуска Папаша мараться не будет». Но узнать надо все. Взгляд его скользнул по пиджаку Арнольда, и вдруг Митю осенило. Он спокойно сказал:

– Согласие будет. А знакомство наше требуется обмыть.

– Что ж, принимается, – ответил Растягаев.

В этот вечер они выпили много, и Митя несколько раз даже пытался обнять своих новых знакомых.

Перед самым закрытием кафе они, шатаясь, вышли па улицу, условившись через два дня встретиться вновь. Митя обещал дать твердый отпет.

Когда они, наконец, расстались, Митя с усмешкой поглядел вслед удаляющимся приятелям, затем подошел к освещенной витрине магазина и вынул из кармана сложенный лист бумаги. С сосредоточенным видом он несколько раз перечитал его, потом остервенело плюнул и, спрятав бумагу, отправился восвояси. Он был теперь полностью уверен, что вечер пропал даром. «Кто же будет связываться с этими вонючими фраерами», – думал он по дороге. Другие заботы и тревоги владели им сейчас.

Но Митя опять – в который уже раз за последнее время – жестоко ошибся.

На столе зазвонил телефон. Кто-то снял трубку.

– Сергей! Сандлер вызывает.

В просторном и строгом кабинете Сандлера за эти дни ничего не изменилось. На аккуратно прибранном столе около массивной чернильницы лежали остро отточенные цветные карандаши и толстая зеленая папка с бумагами. В несгораемом шкафу торчала связка ключей.

Сандлер легко поднялся со своего кресла и пожал руку Сергею.

– Итак, – сказал он, похлопав рукой по лежавшей перед ним папке, – продолжаем операции по делу «пестрых». На время болезни Гаранина старшим опергруппы, занимающейся этим делом, назначаю вас. Предстоит ответственная операция. Для начала хочу обратить ваше внимание вот на что.

Он раскрыл папку, перелистал бумаги и вынул билет в цирк, отобранный при обыске у Ложкина.

– Что вам говорит этот билет, Коршунов?

Сергей не спешил с ответом.

Незаметно для самого себя он теперь приобрел привычку спокойно обдумывать свои слова, неторопливо и тщательно взвешивать обстоятельства дела. Былая порывистость и горячность проявлялись теперь лишь в веселом азарте при спорах с товарищами да быстрой реакции и мгновенной ориентировке в трудных и опасных обстоятельствах. И Сандлер еще раз с удовольствием отметил про себя эти перемены.

– Я думаю, – сдержанно произнес Сергей, – что Ложкин собирался встретиться вчера с кем-то в цирке. Возможно, с Папашей. Ведь и Пересветов с ним там встречался.

– Вот именно. Ну, а еще?

– Пока сказать трудно, – ответил, помолчав, Сергей.

– Вы когда-нибудь были в цирке? – усмехнулся Сандлер.

– Давно. Еще до войны. Но ведь это не относится к делу.

– Ошибаетесь, – Сандлер снял очки. – Вот я тоже много лет уже не был в цирке. Но совсем недавно, представьте, собрался. Внук у меня есть, семи лет, в первый класс ходит. Так вот на воскресенье мы с женой обычно забираем его к себе. Возимся с ним, книжки читаем, из «Конструктора» всякую всячину сооружаем. Между прочим, все эти книжки да «Конструктор» я ему домой уносить не разрешаю. А то, знаете, как унесет, потом его в воскресенье не дозовешься. А нам, старикам, скучно без этого шельмеца.

На лице у Сандлера появилось мягкое и немного сконфуженное выражение. Но, спохватившись, он сердито засопел и уже деловым тоном продолжал:

– Вот и решил я Юрку моего порадовать, купить билеты в цирк. На воскресенье, обратите внимание. А вспомнил я об этом в субботу. Так, поверите, пол-Москвы обзвонил, а билетов достать не смог. Надо было, оказывается, заранее покупать. Ясно?

– Так точно, – Сергей кивнул головой.

– А что ясно?

– У Ложкина билет на воскресенье, а в Москву он прибежал в пятницу. И по городу он, конечно, не шлялся. Значит, сам он билет достать не мог.

– Так, так, – довольно отозвался Сандлер. – Дальше, рассуждайте, дальше.

– Значит, кто-то снабдил его этим билетом, – не спеша продолжал Сергей, вертя в руках билет. – Но этот кто-то не знал, что Ложкин объявится. Следовательно, билет у него был припасен на всякий случай. И купил он его не в какой-нибудь театральной кассе в городе, а в самом цирке. Здесь нет штампа кассы.

– И припомните, – добавил Сандлер, с живым интересом следя за ходом мыслей Сергея. – У Пересветова билеты были тоже куплены в самом цирке. Их ему дал Папаша. Ну, а что еще в этом билете интересного?

Сергей внимательно осмотрел билет. На обороте, в углу, бумага еле заметно ворсилась.

– А здесь кто-то прошелся резинкой.

– Вот именно! Хороший глаз у вас, Коршунов. Я это место только с лупой обнаружил. Итак, делайте выводы.

– Выводы? Сейчас сделаем, – Сергей на минуту задумался. – Этот кто-то скорей всего Папаша. Раз. Дальше. Он имеет связь с цирком. Иначе, зачем бы ему каждый раз ездить туда за билетами? Он бы покупал их где-нибудь по дороге, в метро или в районной кассе. Потом это стертое место. Там, наверное, была какая-то пометка карандашом. Их делают иногда, когда оставляют билеты кому-нибудь из своих, например из сотрудников цирка.

– Очень хорошо! Мне, пожалуй, нечего добавить. Теперь вам ясно новое направление в работе по делу «пестрых»?

– Цирк? – решительно переспросил Сергей.

– Цирк, – кивнул головой Сандлер. – Надо проверить всех там. Очень осторожно, не привлекая ничьего внимания, кроме разве начальника отдела кадров. В цирке много сотрудников. Действуйте методом исключения. Исходите из следующих данных. Первое – приметы Папаши, которые нам известны. Второе – местожительство. Мы имеем дело с опытным преступником. Он выберет себе для жилья тихое, далекое от центра место, чтобы в случае чего там можно было спокойно отсидеться, вовремя скрыться. Третье – может быть, кассирша вспомнит, кому из сотрудников она на воскресенье оставляла билеты. Четвертое – имейте в виду имя Ивана Уткина. У нас, кстати, имеется образец его почерка. Вот пока и все. К работе приступайте немедленно. Сейчас у нас, – Сандлер взглянул на часы, – половина двенадцатого. Берите двух помощников и отправляйтесь. К вечеру у меня на столе должны лежать все личные дела, вызвавшие у вас хоть малейшие сомнения.

Сергей внимательно слушал. Раньше в таких случаях у него всегда появлялась потребность записать все вопросы, на которые требовалось ответить, и все обстоятельства и детали, от которых следовало отталкиваться в работе. Но Зотов терпеливо отучал его от этой привычки. И теперь Сергей был благодарен ему за это. Он научился легко запоминать все, начиная от длинной беседы вплоть до случайно брошенного кем-то слова.

– Вопросы есть? – спросил Сандлер.

– Все ясно. Думаю только, что надо выяснить, кто из сотрудников цирка сегодня не вышел на работу. С Папашей это может случиться после провала Ложкина.

– Верно. Вы радуете меня, Коршунов, – улыбнулся Сандлер. – Ну, а теперь отправляйтесь.

Сергей взял с собой Лобанова и Воронцова. Через двадцать минут все трое были уже около цирка. Здесь они разделились и поодиночке, под разными предлогами прошли через служебный вход на второй этаж, где помещалась администрация цирка.

В кабинете начальника отдела кадров их встретила высокая полная женщина.

– Я вам сейчас, товарищи, принесу все личные дела, – сказала она вставая. – Можете здесь располагаться как дома. Вот ключ, запритесь, чтобы вам не мешали.

– Я вас попрошу еще вот о чем, – обратился к ней Сергей. – Пусть вам дадут список сотрудников, не явившихся сегодня на работу. И второе. Нельзя ли узнать у вашей кассирши, кому из сотрудников она оставляла билеты на вчерашнее представление. Может быть, она помнит. Все это вам удобнее сделать, чем нам. Под каким-нибудь благовидным предлогом, разумеется.

Толстую кипу папок с личными делами разделили пополам. Первый отсев производили Воронцов и Лобанов. Отобранные дела они передавали Сергею для окончательного решения.

Дело шло быстро и споро. Все трое умели работать. Под потолком наливалось синевой облачко дыма. Тишина прерывалась только редкими замечаниями Сергея или веселыми репликами Лобанова.

Постепенно в окно начали заползать сумерки, в углах комнаты тьма сгущалась. Увлеченные работой друзья ничего не замечали.

Наконец работа была окончена. Воронцов вызвал машину. Сергей тщательно перевязал пачку отобранных дел. Среди них было одно, изучая которое Сергей вдруг почувствовал, как у него забилось сердце. С фотографии на него смотрел худощавый старик с обвислыми усами и большими, чуть навыкате глазами. Его фамилия значилась в обоих списках, которые передала Сергею заведующая отделом кадров.

Было уже около семи часов вечера, когда Сергей вошел для доклада к Сандлеру.

– А, Коршунов! Ну, показывайте вашу добычу.

Они принялись разбирать дела.

Когда очередь дошла до папки с личным делом, на которое обратил внимание Сергей, Сандлер неожиданно нахмурился и, надев очки, стал внимательно разглядывать фотографию. Потом он посмотрел на Сергея.

– Почему вы так насторожились, когда я взял в руки это дело?

– Сам не знаю, – признался Сергей. – Но что-то здесь подозрительно.

Сандлер усмехнулся.

– Это называется интуицией. Ну, а что касается этого гражданина… – он поглядел в анкету, – гражданина Григорьева, то…

Сандлер принялся снова изучать фотографию.

– Нет! Я не ошибаюсь. Это знаменитый Пан. Неужели он переменил кличку? С ворами это случается редко. Да, это Пан! Когда-то он мне стоил многих бессонных ночей. Пан… Опасный и очень опытный преступник… Он родом из Варшавы. Сын акцизного чиновника. Перекочевал к нам в семнадцатом году. А тут революция, буржуи бегут, состояния бросают, новая власть еще не окрепла. Пан в Москве живо освоился, выделился и при нэпе верховодил уже большой бандой. Целые сражения с агентами МУРа закатывал. Много на его совести черных дел, много человеческих жизней. Напал я тогда на его след. Но и он меня узнал, начал ловушки строить. Борьба пошла у нас насмерть. Все-таки однажды перехитрил я его. Схватили мы Пана. К несчастью, я получил тут же другое задание и из Москвы уехал. А этому негодяю попался не очень опытный следователь. Пан прикинулся простачком, в одном преступлении сознался, а главное скрыл. Ну и дали ему всего десять лет. Отсидел, а после этого как в воду канул. А дела-то его и всплыли. Но все эти годы на след его выйти не удавалось. И вот теперь…

Сандлер снова задумался, машинально перебирая на столе карандаши, потом сказал:

– Нельзя терять времени. Сейчас же свяжитесь с центральным архивом. Пусть немедленно разыщут по картотеке кличек все данные о Пане. Эту фотографию увеличить и передать на экспертизу. Пусть установят ее идентичность с фотографией Пана. Прошло все-таки много лет. Выполняйте, Коршунов, и побыстрее возвращайтесь.

Сергей поспешно вышел. Внутри у него все дрожало от радостного нетерпения. Наконец-то они вышли на прямой след этого неуловимого Папаши. Ну, теперь он уже не уйдет. Адрес известен, а Папаша, конечно, ничего не подозревает.

Сергей пересек большой двор и поднялся на второй этаж невысокого желтоватого здания, где размещались лаборатории научно-технического отдела. На дверях, выходивших в широкий длинный коридор, виднелись таблички: «Химический сектор», «Биологический», «Физический», «Баллистический», «Дактилоскопический…» Таблички уходили в даль коридора.

Когда Сергей вернулся в кабинет Сандлера, тот сидел в глубоком раздумье, машинально перебирая карандаши на столе. Увидев Сергея, он не спеша проговорил:

– Я сейчас вспомнил любопытную деталь об этом Пане, то есть Папаше. Он страстный коллекционер, сущий маньяк. И чего бы вы думали? Медальонов. Золотых, серебряных, с драгоценными камнями. Он мне сам однажды признался в этом. Он готов был есть один черный хлеб и все деньги, – а их у него было немало, – вкладывал в свою коллекцию. Он был весь поглощен этой бессмысленной страстью. И разбирался он в медальонах, как редкий специалист, имел связь с продавцами всех антикварных магазинов и не только в Москве. Удивительно? – улыбнулся Сандлер, заметив недоумение на лице Сергея. – Да, редкий экземпляр.

– И еще удивительно, что вы запомнили такую мелочь. Ведь сколько лет прошло!

– Приходится запоминать. Служба требует. В нашем деле может пригодиться и такая мелочь. Между прочим, от такой страсти, как у этого Пана, не излечиваются…

– А когда брать его будем? – нетерпеливо спросил Сергей. – Адрес я выписал.

– Возьмите машину и немедленно отправляйтесь по этому адресу, – распорядился Сандлер. – Осторожно выясните, кто там живет и дома ли хозяин. Очень осторожно, вы понимаете меня, Коршунов?

– Так точно.

…Возвратился Сергей злой и расстроенный.

– Там никого нет, – мрачно доложил он Сандлеру. – Дверь на пудовом замке. Соседи говорят, что хозяин со вчерашнего дня не появлялся.

– Так я и знал, – хладнокровно произнес Сандлер. – И будьте уверены, он там уже не появится. И на работе тоже. Его встревожило исчезновение Ложкина. Сейчас он забился в какую-то новую нору. Ну, ничего. Мы его возьмем в ближайшие дни и совсем другим способом.

Пит был недоволен собой. Шел пятый день его пребывания а Москве, а он еще не приступил к выполнению главной задачи. Правда, ему удалось завербовать неплохую агентуру. Чего стоит, например, один Папаша. Но куда же девался Ложкин? Пит напрасно ждал его вчера в цирке. Неужели что-нибудь случилось?

Он не спеша разгуливал вокруг дома по протоптанной в глубоком снегу тропинке. Второй день, не переставая, крупными хлопьями валил снег. Смеркалось. В домах вокруг зажглись огни. Пит поежился от сырости и направился к крыльцу.

Это был уже не тот дом, куда привел его в прошлую пятницу Ложкин. Этот дом стоял на другом конце Москвы, в стороне от шумного шоссе, среди недавно воздвигнутых высоких и светлых зданий. И Пит чувствовал себя по вечерам на этом дворике, как будто на дне глубокого, светящегося ущелья. Это было неприятное чувство. Но на старую квартиру ни Пит ни Папаша возвращаться не думали.

Пит решил, что больше ждать не будет. Что бы ни случилось с Ложкиным, задание должно быть выполнено. Пит не намерен ставить под удар свою карьеру. План налета на квартиру Шубинского у него уже давно составлен.

Не снимая пальто, Пит прошел через темную, запущенную кухню и на ощупь открыл низенькую скрипучую дверь. За выщербленным столом сгорбился Папаша и, уставившись в одну точку, медленно дожевывал ломоть черного хлеба с мелкими кружками какой-то дешевой колбасы. С потолка над его головой, как змея, спускалась тусклая, без абажура лампочка на высохшем, изломанном шнуре.

Пит поморщился, раздраженно скинул на кровать пальто и подсел к столу.

– Больше ничем угостить не можешь? – недовольно спросил он, принимаясь за еду.

– Я, уважаемый, чем бог послал, тем и сыт.

– Бог… Жлоб ты последний. И куда тысячи-то копишь? За место в раю заплатить думаешь?

Старик промолчал. Окончив есть, он старательно собрал в ладонь рассыпанные по столу крошки и отправил их в рот. Пит снова поморщился. Спустя минуту он решительным тоном произнес:

– Так вот. Я решил начинать, не дожидаясь Ложкина. Всего рассказывать тебе не буду. Но мне нужна машина и двое надежных парней. Вот это ты мне и обеспечь. Меня выдашь за своего, блатного. А дело – за обычное. Возьмем, мол, хату – и точка. Ясно?

– Куда яснее. Но кого же дать тебе, почтеннейший, ума не приложу. Уголовка чисто мести стала, пся ее!… С Софроном-то каких два лба пошли. Ай-ай! Ленька Хохол да Иван Фекла. А больше кто же? Ну, дам тебе Федьку Дубину. Считай, раз. А второго…

Старик задумался, не спеша потягивая мятую сигарету из старенького, обгорелого мундштука.

– Сейчас ко мне Митька Плотина придет. Я его вчера по одному дельцу посылал. Может, его? Только прямо тебе скажу, есть у меня в нем сомнение. Я кое-что замечать за ним стал. Но целым он от меня не уйдет!

Пит недовольно покачал головой.

– На кой же сдался мне твой Митька?

– Больше никого нет. А насчет машины, думаю, разыщем тут одного мужичка. Он нам уже услуги оказывал.

Разговор незаметно перешел на другое.

– Ну, а как же матушка твоя? – спросил Папаша.

– Теперь это дело плевое, – махнул рукой Пит. – Адрес-то достали. Завтра провернем. Возьми, кстати, твоего Митьку. Может, подослать куда придется…

Только в одиннадцатом часу в окошко постучал Митя. Пит поспешно улегся на кровать и, прикрывшись пальто, притворился спящим.

– Позже прийти не мог? – сердито спросил Папаша, открывая Мите дверь. – Небось вокруг Зойки все увиваешься? За бабой дела не забывай. Смотри у меня.

– С Зойкой у меня все кончено, – мрачно возразил Митя. – Нужна она мне больно.

– Вот оно что. – Папаша недобро взглянул па парня. – Другую нашел?

– Другую не другую, а у нас на заводе получше есть.

– Скажи, пожалуйста: «у нас на заводе», – насмешливо передразнил его Папаша и сурово добавил: – Давай насчет вчерашнего.

Они уселись к столу, и Митя с подчеркнутой развязностью закурил, потом пренебрежительно сказал:

– Ну, был. Сосунки. А строят из себя. Морды бы набил им, да пачкаться неохота.

– Зачем звали?

– Девку пришить хотят. Изменщица. Какое-то общество их выдала. Они даже приговор настрочили. Потеха! Думают, мы за полкуска пачкаться будем, фраера несчастные!

– Общество? – недоверчиво переспросил Папаша.

– А ты думал. Не веришь? На, сам читай.

Папаша взял из рук Мити лист бумаги, встал под самую лампочку и, отставив бумагу далеко от глаз, углубился в чтение. Митя безмятежно курил. Папаша кончил читать, сел, но бумагу Мите не вернул. Несколько минут он задумчиво жевал губами, потом, как бы продолжая разговор с самим собой, произнес:

– И подписи стоят личные и написано их рукой.

– А как же, – охотно отозвался Митя. – По всей форме.

– Так, так…

Старик снова задумался. Потом его тонкие фиолетовые губы растянулись в довольной ухмылке, собрав на щеках мелкие, жесткие морщины и обнажив острые зубы. Он задумчиво произнес:

– Значит, так. Девчонку мы пришьем.

– Это еще зачем? – изумился Митя и с тревогой добавил: – Ты это брось. За полкуска…

– Цыц, щенок! – сердито перебил его старик. – Нужны мне их полкуска, как же.

– Так зачем связываться?

– Тебе того не понять.

– Нет, понять!

– Смотри-ка! – Папаша пристально поглядел на него своими немигающими, навыкате глазами.

Митю будто холодом прохватило от этого взгляда.

– Что ж, хлопчик, трошечки скажем. Может, и уразумеешь. Поглядим, поглядим, это даже полезно. Так вот. Денежки мне их не нужны. Мне требуются они сами. Чуешь? Если мы по их этому самому приговору девчонку завалим, то баста, они от нас никуда не уйдут. Мы ими вертеть будем, как хотим. А нет, тюрьмой пригрозим. У нас документик, а мы его, мол, можем и в милицию доставить. Вот и выйдет, что они есть форменные убийцы. Чуешь? Работать на нас будут. Сначала подводик дадут один-другой, а там поглядим. Коготок увязнет – всей птичке конец.

Папаша говорил тихо, неторопливо, смакуя каждое слово, а его немигающие белесые глаза неотступна и испытующе следили за Митей, будто сторожа каждую его мысль, каждое движение.

А Митя, слушая старика, чувствовал, как по капле вливается в его душу растерянность и глухая безысходная тоска. Потом над всем этим начала расти волна страха: он не хотел, не мог убивать неизвестную ему девушку. Митя вдруг ожесточился:

– Тому не бывать. Мы этих субчиков и по-другому за жабры возьмем.

– По-другому не возьмешь, – как бы подзадоривая его, возразил старик.

– Голову-то мне не дури, – враждебно блеснул глазами Митя. – Я на такое дело не пойду.

– Ты, может, и вовсе завязать решил? – со скрытой угрозой спросил старик.

– Нет, почему же… Я того, что другое… – смущенно пробормотал Митя.

– Ну то-то же! А что касается той девицы, что ж, может, и в самом деле отставить? – неожиданно усомнился старик.

– Так-то оно лучше будет, – хмуро ответил Митя. Но теперь он уже не верил ни одному слову Папаши.

– Пускай так, – согласился тот. – Топай сейчас к Федьке Дубине. Чтобы завтра к вечеру был здесь, у меня. Ты вот что. Завтра после обеда пойдешь с нами по одному дельцу. А вечером надо будет найти одного мужичка. Сейчас я тебе это растолкую.

Он принялся подробно объяснять, что Мите предстояло сделать. Митя не переставал хмуриться.

– Сегодня у нас понедельник, – закончил Палаша. – Велишь ему машину подать в среду, на худой конец в четверг, а семь часов вечера, куда я приказал. На это дело ты тоже поедешь с Федькой и вот с этим, – он кивнул в сторону Пита. – Его слушать будешь.

– Зовут-то как? – спросил Митя, недружелюбно взглянув на спящего.

– Кличка его… – Папаша на минуту задумался. – Кличка – Иван Утка. Вор знатный. Ну, все уразумел?

– Будет сделано.

– Вот и добре, вот и ступай себе, – усмехнулся старик и будто между прочим спросил: – А на заводе-то как дело двигается?

– Никак еще, – насупился Митя, – не успел.

– Ну и ладно. Так ты ступай, ступай.

Старик почти ласково выпроводил Митю из дому и тщательно запер за ним дверь. Возвратившись в комнату, он поглядел па Пита, уже пересевшего к столу, и мрачно спросил:

– Слыхал?

Пят кивнул головой и недовольным тоном, в свою очередь, спросил:

– Зачем навязал мне его?

– Это хлопчик опасный. С ним кончать будем.

– А как?

– А вот как. Услуга за услугу.

Старик придвинулся к Питу.

В тот день Лена возвратилась из института раньше обычного. Редкий случай: никаких собраний, дополнительных занятий, репетиций.

В квартире тишина: отец на работе, Лена прошла в свою комнату и прилегла на тахту, закинув руки под голову.

Через минуту она нетерпеливо посмотрела на часы. Как далеко еще до вечера. Сережа вернется с работы не раньше семи. А может быть, позвонить ему туда? Так хочется поскорее сообщить новость, обрадовать его. Он, конечно, обрадуется. А вдруг он в субботу занят?