Текст книги "Щепотка перца в манной каше"

Автор книги: Аркадий Шугаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Ольга, слушай меня, не перебивая. У меня всего две минуты. Я попал в заложники к уголовникам. Под угрозой физической расправы я вынужден был сесть с ними за карточный стол. Естественно, проиграл. И теперь если в течение часа я не погашу долг в 200 долларов, меня убьют. Эти страшные люди способны на все!

– Саша, я сейчас же приеду! Где ты находишься?! – кричит в трубку несчастная женщина.

– Приезжать сюда нельзя ни в коем случае, я не могу подвергать тебя такой опасности. Около метро «Лесная» есть железнодорожный мост, ровно через час под ним будет стоять их связной, в руках у него газета. Передай ему деньги и незамедлительно уезжай. Не вздумай обращаться в милицию. Мое время истекло. Целую, любимая!

На встречу с Сашиной любовницей отправили Петруху Буслова, он обладал самой криминальной внешностью из всей компании. Вскоре он вернулся с деньгами. Овчаров – король подержанных анусов, пошел покупать спиртное и закуску.

Мы с Македоном решили покинуть компанию, пить на овчаровские деньги не хотелось.

От них воняло старушечьим дерьмом, от этих денег. Вы говорите – деньги не пахнут? Нет, господа! Пахнут, смердят даже.

* * *

План операции «Антиквариат» был разработан и утвержден. Поэтому в понедельник мы с Македоном отправились по магазинам. У нас был список всего необходимого. Мы купили: сахар, дрожжи, «Беломор», спички. Все эти продукты народного потребления достанутся ухошинскому дедушке. Саня, как выяснилось, уже провел с ним предварительную беседу по поводу интересующих нас предметов старинного быта. Дед назначил такую именно награду за свою помощь. Деньги там не в цене, покупать нечего и негде. Глушь.

По известному уже маршруту и на тех же транспортных средствах мы добрались до конечного пункта экспедиции. Дедок, каждый день ходивший встречать кукурузник, просиял, увидев нас снова.

– Привезли?! – требовательно осведомился он.

– Все как договаривались, – был ответ.

– Ну пойдемте в избу, у меня остановитесь, чего вам по сеновалам-то болтаться, – гостеприимно предложил дедок.

– Бабка-то твоя не выгонит? – осторожно спросил Македон.

– Ты что, пацан? Я в доме хозяин, кто ее спросит! – обиделся старичок.

Бабка спрятала сахар и дрожжи в буфет, закрыла его, и тут же выгнала нас вместе с дедом.

– Опять аферистов каких-то приваживаешь, черт старый, – пробурчала она вслед мужу.

Мы побрели на сеновал, привычное уже нам место. Дед украл у супруги соленые огурцы и хлеб. Принес нам в сарай. Выпили водки. Мы с Македоном изложили свой план. В целом дедок не возражал, тем более, что взятку он уже получил.

– Ну, топор и пилу я дам. Бревен полно вон валяется. Плот сделать – день работы. Я помогу. А что до самоваров, то берите, что надо. Только заколоченные дома не трогайте, я за них отвечаю.

На том и порешили. Обе стороны остались довольны. Половили мы с Урмацем раков немного и легли спать. Предстоял тяжелый день.

Утром скатили мы к берегу реки бревна и приступили к постройке плота. Это оказалось несложно. Мы подобрали более или менее одинаковые по длине и толщине бревна и скрепили их досками, которые прибивали гвоздями и скобами. Дед помогал советами.

– Шалаш на плоту сделайте. Одним днем все равно не доплывете, спать надо будет где-то.

– Плевать, так поспим. Некогда нам его делать. Время – деньги! – отвечали мы.

К обеду плот был готов, мы привязали его к дереву и пошли собирать добычу. Самовары почти все оказались кольчугинскими, на них стояли клейма завода и даты – все начала двадцатого века. Видать, перед самой революцией какой-то предприимчивый купец завалил местное население этими предметами быта. На таких самоварах много денег не заработаешь. Художественной и эстетической ценности они почти не представляют. Дешевые самовары. Но мы все равно сложили их на плот. Шесть штук.

Стали обследовать чердаки. Вдруг – удача! Попался нам самовар красной меди в форме петуха, краник только отсутствовал. Это уже намного интереснее. Такая вещь стоит денег. Медали какие-то на нем выбиты и надпись – «Тула. Баташовъ».

В этом же доме обнаружили черную, закопченную доску. У нас возникли подозрения, что это икона. Проглядывалось изображение какого-то человека. Возможно, это лик святого. Тоже взяли, разбираться будем в Питере. До вечера ползали мы по заброшенным строениям в паутине и пыли. На плоту постепенно выросла целая куча старья: малоценные кольчугинские самовары, несколько икон, деревяшки какие-то, на лопаты похожие, дед сказал, что это прялки. Все пригодится.

К вечеру сели у костра отдохнуть, оценить сложившуюся ситуацию. Дедок наловил рыбы, у него мережа в протоке стояла. Ерши в основном, пара окуней, щучка маленькая. Почистили мы рыбу, добавили морковки, луку, стали варить уху. Сначала ершей – они аромат и крепость бульону придают. Ерши сверхнеобходимый ингредиент. Потом выкинули разваренные тушки колючих рыбок и заложили куски более крупных окуней и щуки. Добавили целый очищенный картофель, укроп, поварили и в завершении влили в котел с ухой сто граммов водки. Это так принято – водку добавлять, без нее уха не уха. Закрыли котел крышкой, дали настояться несколько минут. Вкуснее этого блюда трудно себе что-то представить!

Обжигаясь от нетерпения, мы набросились на уху, про водку даже забыли. Потом-то, конечно, спохватились – выпили. Покурили, да так у костра и вырубились. Насыщенный день был. Устали мы очень.

Утром следующего дня дедушка вновь появился на берегу, провожать пришел.

– Смотрите там, осторожней. Медведь может к реке выйти, мужики в прошлом годе видали, – стал он портить нам настроение.

– Что же он, нападет на нас?

– Если медведица с детенышем, то обязательно нападет, – уверил старик.

– Что же делать?

– Главное дело – не бежать, догонит все равно. Руками не машите и вообще не двигайтесь. И самое главное – в глаза ему не смотрите, он человечьего взгляда не переносит. Порвет вас обоих…

– Ты конкретно скажи, что делать-то? Как спасаться от зверя этого?

– Стойте на месте и орите громко, может, уйдет. Хотя шансов маловато…

– Спасибо, отец родной, успокоил, – проворчал Македон.

Мы с Урмацем проверили готовность плота, убедились, что груз укреплен надежно. В общем, к навигации мы были готовы. Ну, с Богом! Мы запрыгнули на плот, отвязались и оттолкнулись шестами от берега. Оказавшись на чистой воде, наше надежное с виду плавсредство повело себя не совсем корректно, а именно – погрузилось на метр вниз. Мы оказались по пояс в реке. Ситуация комичная, что и говорить, дедушка оценил ее по достоинству. Его старое тело затряслось от дикого хохота. У меня возникло огромное желание дать ему шестом по башке, удержался я с большим трудом. Мокрые и злые, выкарабкались мы с Македоном на берег, подтянули на веревке плот, который без нас прекрасно держался на воде. Проклятье!

– Что делать-то будем, Аркаша? – Македон был растерян.

– Два варианта я вижу: увеличивать площадь плота, или самовары выкинуть.

– Плот увеличите, так не пройдете пороги, да и речка дальше сужается, – вмешался дедушка, отошедший от приступа хохота.

– Ну, давай тогда самовары дешевые выкинем и поплывем, – горячился Македон.

– Если мы их выкинем, нам и плыть не надо будет, – заметил я.

– Чего это не надо-то? – опешил Македонский.

– Саня, все, кроме самоваров, мы можем упаковать в рюкзаки и спокойно улететь на самолете.

– Да ведь правда, только прялки тогда в руках повезем, – успокоился Македон.

– А водочки-то не осталось у вас? – с надеждой в голосе спросил дедушка.

– Осталось, осталось. Корыстный ты старик. Огурцы неси, хлеб. Поскреби там у себя по сусекам.

– А сколько осталось-то? – не унимался жадный до выпивки селянин.

– Две бутылки.

– Может баньку тогда истопить? – обрадовался дед.

– Ну топи давай, долго это?

– Так к вечеру готова будет, – пообещал старик.

– Ладно, ты давай баней занимайся, а мы еще по чердакам поползаем, – распределил я обязанности.

Несколько часов, которые мы с Македоном посвятили поискам антиквариата, оказались бесплодными, ничего интересного больше обнаружить не удалось. Мы уже все выбрали. Плюнули мы на поиски, взяли у деда удочки и до вечера просидели на реке. Клевало хорошо, но крупной рыбы не попадалось. Окушки только, да плотвицы небольшие.

Банька дедовская стояла в ряду других на берегу реки. Это была маленькая бревенчатая избушка. За входной дверью находился крохотный предбанник с единственной лавкой, из него через еще одну дверь можно было попасть собственно в баню.

В помещении два на три метра с низким закоптелым потолком размещалась печка, в нее был вмазан чугунный котел. Рядом – полок и внизу, у самого пола – окошко, закрытое мутным стеклом. Вот и вся обстановка. Трубы у печки не было, баня топилась по-черному. То есть, весь дым оставался внутри. Когда печка, а от нее и весь домик раскалились, дедушка открыл настежь двери и выпустил дым.

Мы разделись в предбаннике и зашли внутрь. Пахло немного копотью и березовыми вениками, которые отмачивались здесь же, в тазу с кипятком. Сели на полок, жарко. А тут еще дедушка, черт костлявый, плеснул из ковшика на печку. Моментально нас обожгло паром.

– Что же ты делаешь, дьявол?! – заорали мы с Македоном.

– Вы чего, не русские что ли? Чего орете, в бане не были никогда? – изумился дед.

– Тут у тебя градусов двести! Антихрист! Это пекло, а не баня.

– Может, и двести, чем больше, тем лучше. Пар костей не ломит.

Старик натянул на свои тощие костлявые руки варежки и выхватил из таза распаренный веник.

– Давайте-ка оба на лавку, обхожу вас березкой, – приказал дед.

Мы с Урмацем переглянулись и стремительно выскочили из бани, спасаясь от безумного старика, с его раскаленным веником.

Речка тут же, прямо у порога. Мы нырнули и долго, с наслаждением бултыхались в чистой, прохладной воде.

– Нет, Саня, я все-таки предпочитаю душ или ванну с приемлемой температурой. Эта баня для меня слишком экстремальна.

– Подождем, когда она немного остынет, – отозвался Македон.

Вылезли мы из речки покурить, тут и дедушка наш появился в семейных трусах и модной клетчатой рубашке «Timberland». Где он ее взял, интересно? Такая рубашка не менее сотки баксов стоит. Двери бани деревенский мачо оставил открытыми.

– Давайте по стаканчику примем, как раз и банька поостынет пока, – предложил дедок.

Мы с удовольствием согласились.

– С легким паром! – старик опрокинул в бездонное горло полный стакан любимого напитка.

Мы тоже немного выпили. Потом залезли в баню, там уже можно было находиться. Тут уж мы с наслаждением похлестали друг друга вениками. Добавили парку, посидели, обливаясь потом, и опять в речку. Красота! В деревенской жизни на самом деле много таких вот приятных моментов.

Спали мы с Македоном на уже полюбившемся, ставшем почти родным сеновале.

Утром упаковались. Рюкзаки получились пузатыми, полными. Добычей нашей стали шесть икон, тульский самовар и две прялки – расписанные деревянные «лопаты» с резьбой. Мы их газетами замотали, чтобы в глаза не бросались. Тушенку и гречневую крупу, приготовленные для путешествия по реке, оставили деду.

Когда уже садились в самолет, Македон крикнул дедушке:

– Старик, поехали с нами в Питер, отдохнешь-хоть раз в жизни по-взрослому!

– Не видал я Питера вашего, что там делать-то? Говна пирога, – ответил ухошинский патриот.

Летчик запустил двигатель, и вскоре мы уже летели над болотами, неуклонно приближаясь к мегаполису, Питеру.

– Саня, а как деда этого звали? – спросил я у Македона.

– Даже и не знаю. Я не спрашивал.

До Питера мы добрались без приключений. Свалили рюкзаки в комнате Володи Завгороднего и отправились звонить графине. Дворянка назначила нам встречу на следующий день.

Явившись в условленное время, мы застали в будуаре тщедушного человечка с неопрятной бородкой и в очках, пиджачок его на плечах был густо посыпан перхотью. «Интеллигент». Я намеренно поместил это слово в кавычки, так как к настоящей интеллигенции подобные люди не имеют никакого отношения. Среди людей искусства и истинных ученых мужей подобные персонажи не встречаются, их можно найти только среди бездельников и посредственностей, не нашедших себе применения. Эти люди когда-то зачем-то получили высшее образование и на этом основании считают, что они имеют право учить других жизни, какой сами не знают и боятся. Они, «интеллигенты» эти, слабы физически, в армии не служат, избегая ее всеми способами. Тела их поэтому рыхлые, хлипкие. О душе и говорить не приходится – она мелкая, черная и с душком. Но именно о ней эти гнилушки любят рассуждать больше всего. Они читают всякую галиматью, а начитавшись и ничего толком не поняв, делают вид, что постигли некую мудрость, понимание которой доступно только избранным, посвященным. Так же и с картинами. Я часто вижу этих волосатиков в Русском музее. Ходят, одухотворенное выражение своим глупым, слабовольным мордахам придают.

– А вы знаете, что хотел сказать Малевич своим «Черным квадратом»? – спрашивает «интеллигент» своего товарища, такого же чмошника в жеваных брюках.

– Позвольте, как же это можно объяснить в двух словах? Ведь «Черный квадрат» – это квинтэссенция всей мировой философии! – отвечает образованный профан.

– Господа, я могу вам объяснить тайну этого полотна, – обращаюсь я к ним.

– Были бы очень вам обязаны.

– «Черный квадрат» – это одна из ловких мистификаций. Малевич просто посмеялся над вами. Просто взял и закрасил квадрат черной краской, а вы теперь напрягайте свои мозги, пытайтесь додуматься, что же хотел сказать Казимир.

– Странно слышать от вас такие слова, вы вначале произвели на нас благоприятное впечатление своей интеллигентной внешностью, – обижаются ценители прекрасного.

Картины не нужно объяснять. Если полотно вызывает всплеск эмоций и ассоциаций – значит это искусство. Если нет, значит перед вами поделка (суррогат).

На работе такие «интеллигенты» обычно просиживают штаны. Творить или даже просто полноценно работать они не в состоянии.

Деньги делать они тоже не умеют, объясняя это своей мнимой принципиальностью. Дескать, бизнес – это грязное дело.

Слава богу, среди интеллигенции есть настоящие, полноценные творческие люди. Папаша мой, например, настоящий интеллигент. Виртуозный хирург, профессор. К работе своей он относится в высшей степени серьезно. Интересуется литературой, живописью, но делает это спокойно, по-мужски, без пустого словоблудия, здраво оценивая книги, музыку или картины. Как-то, в юности я спросил у него, в чем смысл жизни. Я тогда еще часто задавал глупые вопросы. Отец дал мне понять, что не стоит забивать себе голову ерундой.

Рассуждения об интеллигенции я хотел уже было закончить, но вспомнил случай, произошедший с одним замечательным человеком, настоящим интеллигентом. Настоящим – подчеркиваю красным цветом. Семен Михайлович Буденный. Нам его преподносили как недоумка на лошади, отморозка с шашкой. На самом деле это был хорошо образованный человек, свободно владеющий тремя языками. Библиофил. Умный и сильный мужчина.

Случай был такой. (Злопыхатели утверждают, что это легенда, но я им не верю.)

Джугашвили решил избавиться от Семена Михайловича и, как всегда, отправил к нему на дачу своих людей. Подтянутые, самоуверенные опричники в форме НКВД поехали арестовывать командира Первой конной армии. Буденный увидел в окно подъехавший автомобиль. Отвел своих близких в дальнюю комнату, а сам выставил в окно пулемет и связался со Сталиным.

– Иосиф Виссарионович, тут переодетые враги хотят меня захватить!

– Ну и что ты собираешься делать? – спросил изумленный Сталин.

– Отстреливаться до последнего патрона!

А патронов у командарма до хуя, Семен Михайлович не вшивый «интеллигент», он настоящую войну может развязать. Не пойдет безропотно как остальные на расстрел. Джугашвили это знал.

– Держись, Семен. Высылаю тебе подмогу, – сказал он кавалеристу.

И все – оставили Буденного в покое.

Прекрасный жизнеутверждающий эпизод! Если бы хоть половина интеллигенции в то время была способна на подобный поступок, не было бы у нас сталинизма и лагерей.

Но вернемся в будуар графини. Очкарик, ее гость, по моему мнению, был именно «вшивым интеллигентом». Увидев наши антикварные вещи, он тут же сделал брезгливое лицо и забраковал их. Потом все-таки снизошел и предложил нам за все какую-то смехотворную сумму, объясняя, что если мы совершим сделку именно с ним, то окажем услугу всей великой России. Он якобы передаст эти предметы в некий благотворительный дворянский фонд, до которого нам с Македоном не было никакого дела. В общем, развести нас хотел, как лохов дешевых. Но Македон, ведущий переговоры, был тверд как скала.

– Я очень сожалею, но за эти деньги я не расстанусь с вещами, которые дороги мне как память о дедушке. Спасибо. Всего доброго, – с достоинством заявил он.

«Интеллигент», видя, что антиквариат, а вместе с ним и его заработок уплывают, сделал последнюю попытку и набросил еще несколько жалких грошей.

– Извините! Меня этот мелочный торг унижает, я не спекулянт какой-нибудь и мы с вами не на рынке. Речь идет о семейных реликвиях, – величественно ответил эстонец Урмац.

Мы раскланялись и покинули квартиру графини.

На следующий день мы обзвонили несколько антикварных магазинов. В одном из них весь наш товар с удовольствием купили оптом. Сумма, которую нам заплатили, в десять раз превышала ту, что предлагал усыпанный перхотью дворянин, плюс к этому сотрудники магазина не пытались грузить нас высокими идеями о судьбе России. Барыги оказались честнее аристократов. В десять раз, если оценивать в деньгах.

Таким образом на нас свалилась куча денег, мы даже не ожидали, что будет так много. Что делать-то с ними? Ни у меня, ни у Македона никогда не было такого богатства. Оба мы из довольно небогатых семей. Как тратить деньжищи? Ну купили мы осетрины копченой, икры полкило, вина коллекционного. Сожрали рыбные деликатесы, вином запили. Только радости от этого не было никакой. У нас возникло такое чувство, как будто нас обманули, обидно стало: мы думали, что вот, появятся деньги – и мы станем счастливыми людьми, а на деле оказалось, что деньги не принесли нам никакого удовлетворения. Это и есть что ли богатая жизнь? Нет, чувствуем – что-то неправильно мы делаем. Тогда решили мы распорядиться деньгами по-другому. Из большей части нашего капитала мы сделали «общак», который в дальнейшем будет использоваться для развития бизнеса. Оставшуюся сумму позволили себе прогулять, но так, чтобы это было интересно. Македон остался в Питере, а я купил два билета до Симферополя и поехал на неделю с Ингой в Крым. У моих родителей там были знакомые, сдающие комнату в самом сердце Никитского ботанического сада, под Ялтой. Туда мы и отправились.

Теплое ласковое море, спелые фрукты, крепкое масандровское вино… Неделя в этом райском месте пролетела как одно мгновение.

В последний день отдыха я зашел в цветочный магазин, торгующий растениями из коллекции ботанического сада. Кроме всего прочего там были выставлены кактусы различных сортов. Они, эти колючие красавцы, словно заколдовали меня необычностью форм и окрасок. Я купил сорок штук. Все разные. Стоили растения недорого. Молоденькие продавщицы аккуратно уложили их в картонную коробку, запечатали, и я повез эту красоту домой, в холодный, бессолнечный город. Зимой они будут напоминать мне о лете.

* * *

По приезде в Питер я первым делом связался с Македоном. Он, как и я, промотал свою часть антикварной прибыли, «общак», естественно, остался неприкосновенным. Урмац уже скучал без дела и с нетерпением ожидал моего возвращения. Я отвез кактусы к родителям. У Инги в комнате для них не было места. С маманей мы живописно расположили растения на подоконнике, квартира сразу заметно похорошела. Довольный, я поехал в общагу. Македон сидел у Инги в комнате. Привезенный из Крыма марочный портвейн они уже открыли. Сидят, пьют. Инга взахлеб рассказывает Урмацу о нашем отдыхе.

– Коллекцию кактусов я привез, Саня, буду теперь ботаником, – перебил я Ингу.

– Почем они? – заинтересовался практичный Македон.

– Копейки! – радостно воскликнул я.

– А здесь сколько они будут стоить?

– Не знаю даже…

– Ты меня поражаешь, Аркаша, надо узнать.

Мгновенная коммерческая реакция Урмаца меня всегда восхищала.

Утром, в восемь часов Македон уже стучал в дверь.

– Шугаев, вставай, пора делом заниматься! – орал он на всю общагу.

Я с трудом продрал глаза, открыл ему дверь.

– Одевайся, я пока кофе сварю, – Македон схватил чайник и убежал на кухню.

Я оперативно собрался, глотнули мы кофейку и поскакали по рынкам изучать цены на кактусы. В первой же торговой точке, продающей интересующий нас товар, мы были приятно удивлены. Разница между ценой в Крыму и стоимостью кактусов в Питере была космической. У нас даже голова закружилась в предвкушении сказочных барышей.

– А ведь мы знаем только магазинную цену, в питомнике они будут стоить еще дешевле, – восхищенно шептал я на ухо Македону.

У эстонца засверкали глаза, он потирал уже ладони, предчувствуя удачу.

– Нужно немедленно вылетать в Крым! – решительно заявил Македонский.

Поехали в кассы «Аэрофлота», заскочив по дороге в общагу, где хранился наш стратегический денежный запас.

– Саня, а ведь вдвоем мы много не увезем, надо еще кого-то с собой брать, – пришло мне в голову.

– Совершенно с тобой согласен, – ответил Македон.

Чтобы побольше увезти кактусов, мы решили привлечь к делу Володю Завгороднего. Он возьмет на себя транспортировку двух дополнительных коробок, а две большие полные коробки – это сто пятьдесят-сто восемьдесят кактусов.

Уговаривать Володю долго не пришлось, да и кто откажется на халяву прокатиться в Крым, окунуться в Черном море. Тем более что Завгородний никогда на море не был.

– Вылетаем завтра, с собой не берем ничего, только деньги. Вова, не забудь паспорт, – распорядился я как руководитель этого проекта.

Рано утром мы уже сидели в комфортабельном самолете ИЛ-86. Он величественно двигался по взлетке, мигая проблесковыми огнями. Вдруг остановился, словно прицеливаясь. Страшно взревели мощные двигатели, и железная птица начала свой разбег, за доли секунды набирая бешеную скорость. За окном мелькали полосатые столбики. Самолет мягко оторвался от земли и почти тут же в иллюминатор я увидел мгновенно измельчавший город, с высоты полета похожий на топографическую карту в школьном учебнике.

В салоне появились миловидные стюардессы, предлагающие пассажирам напитки. И самолет, и нарядные бортпроводницы – все было для Владимира Завгороднего впервые. Он сидел, вылупив глаза на девушек в униформе. Тут я заметил, что этот скромный юноша покраснел, и у него возникла эрекция. Володя резко поднялся с кресла и удалился в туалет. Появился он через несколько минут, уже спокойный.

– Ну, вздрочнул? – поинтересовался бесцеремонный Македон.

– Да, – спокойно ответил Вова.

– Пора бы тебе бабу найти, – посоветовал эстонец.

– Не, я думаю, не стоит. Это сопряжено со множеством неудобств. Женщины – требовательные, капризные создания, на них нужно тратить много времени и, самое главное, денег. А ведь я собираюсь стать ученым, так что, скорее всего, у меня не будет ни того, ни другого. Надо будет много учиться, – спокойно рассуждал Завгородний.

– Что же ты так и будешь онанировать? – мне тоже сделалось интересно.

– Да. Я занимаюсь этим с двенадцати лет и прекрасно себя чувствую. Выручает моя богатая фантазия и высококачественная печатная продукция. Так что остается масса времени для занятий медициной, и денег на удовлетворение физиологических потребностей я почти не трачу, если не считать покупку журналов. Так что в онанизме я вижу одни только плюсы.

Вова все четко аргументировал, спорить было не о чем, каждый выбирает для себя то, что ему нравится. Мы уютно расположились в креслах и задремали. Самолет парил легко, ровно. Такому гиганту, как ИЛ-86, никакие воздушные ямы не страшны.

Проснулись мы, только когда авиалайнер пошел на посадку.

Крым. Симферополь.

Здесь мы сядем на троллейбус и поедем в Ялту по горной живописной дороге.

Троллейбусы здесь не такие, как в Питере. У нас в городе эти неповоротливые коробки едва переползают от остановки к остановке. Тут же электрические машины летают, 100 км/час для них не предел. «Водилы» самоуверенные, наглые даже. Гоняют лихо, смело идут на обгон. Вот это троллейбусы!

По обеим сторонам шоссе обступают густо поросшие зеленью горы. Богатая южная природа радует глаз. Вот и море показалось, мелькнуло в окне сочным синим пятном. Пейзаж еще больше оживился. Медведь-гора. Артек.

– Следующая – Ботанический сад, – объявил в микрофон водитель.

– Готовьтесь к выходу, – дал я команду своим спутникам.

Через десять минут троллейбус раскрыл свою пасть с резиновыми губами, и мы вылезли через нее в раскаленный пряный воздух ботанического сада. Закурили и осмотрелись.

Внизу, широко и мощно лежало Черное море, к нему, через плантацию лаванды вела асфальтированная дорога, по ней мы и двинулись. Я здесь уже бывал неоднократно и теперь с удовольствием комментировал и разъяснял своим компаньонам окружающий нас пейзаж. Называл имена не привычных для северного уха растений. Их здесь произрастало с избытком, была представлена флора всего мира – ботанический сад, как-никак.

У дороги, на повороте, высилось живописное дерево с крупными, причудливо вырезанными листьями, оно все было усыпано фиолетовыми плодами.

– Аркадий, а это что за фрукт? – заметил его Володя.

– А это инжир, она же смоковница, оно же фиговое дерево, – определил я.

– Листьями этого дерева еще Адам прикрывал свои яйца, – добавил Македон, большой знаток Ветхого Завета.

Сорвали мы несколько мягких, спелых плодов, кинули в сумку. Тут же рядом росло лимонное дерево. Пару лимонов туда же отправили.

– Все, больше ничего трогать не будем, это варварство, – остановил я своих ненасытных спутников.

Вова все равно, гад, сорвал еще несколько лимонов.

По пальмовой аллее мы дошли до искусственного озера с небольшим, тоже рукотворным водопадом. Там, к безмерному восторгу Володи, плавали настоящие золотые рыбки, лениво шевеля лохматыми, непомерно большими плавниками.

– Почем, интересно, в Питере они продаются? – Македон заинтересовался и потянулся к ним рукой, пытаясь поймать.

– Саня, прекрати! Что вы, как дикари, в самом деле! – я чувствовал себя ответственным за людей, которых привез в это райское место.

– Я просто поинтересовался, не психуй, – миролюбиво ответил Македон, хотя сам, наверное, обдумывал план эвакуации золотых рыбок в Питер.

Тем временем мы пересекли бамбуковую рощу, миновали отдельно стоящие эвкалипты и магнолии и вышли к цветочному магазину. Зашли, изучили ассортимент. При взгляде на ценники глаза Македонского стали сверкать и лучиться.

Я приветствовал знакомую уже продавщицу, которая оказалась к тому же заведующей этой торговой точкой. Узнав, что мы собираемся совершить с ботаническим садом крупную оптовую сделку, она стала еще любезнее, даже предложила нам выпить чая с вареньем из местного фейхоа. Мы вежливо отказались, тем самым еще более порадовав заведующую. Она села к телефонному аппарату и связалась с кактусовым питомником. Через минуту мы получили добро на его посещение.

Питомником служила огромная теплица, находящаяся метрах в трехстах от цветочного магазина, по соседству с розарием.

Старшим по кактусам оказался мужчина лет сорока, типичный ботаник в мягкой, потерявшей форму шляпе и непременных очках. Шорты и стоптанные сандалеты довершали портрет. Македон, способный вести многочасовую беседу на любую незнакомую тему, взял хозяина питомника под руку и они пошли осматривать так интересующие нас кактусы. Мы с Володей присели отдохнуть на скамеечке у входа. Македонскому во время деловых переговоров лучше не мешать. Через четверть часа он вернулся вместе с ботаником, Македон продолжал интимно поддерживать растениевода под локоток. Они интеллигентно спорили. Причем Урмац уверенно оперировал латинскими названиями и ботаническими терминами. Талантливый парень, не устаю я повторять, ведь еще несколько минут назад он не знал ни одного определения, связанного с наукой о растениях.

– Опунции интересуют меня значительно меньше, Гимнокалициум Михановича, Лафофора, некоторые из Ребуций мне более симпатичны, – не спеша делал заказ Македон.

Ботаник с большим уважением кивал головой. Наверное, нечасто попадается такой толковый, грамотный покупатель. С таким человеком приятно иметь дело.

– Завтра вечером, Александр Петрович, вы сможете забрать заказанные растения. Все будет упаковано, сопроводительные документы я лично подготовлю, – кактусовод подобострастно семенил перед Македоном и заглядывал ему в глаза.

– Как будем осуществлять оплату? – солидно поинтересовался Урмац.

– Только через кассу магазина, у нас с этим строго, – ботаник потупил глазки.

– Не беспокойтесь, завтра я приду с кассовым чеком, – успокоил Македон кактусовода и ловко пихнул ему в карман скрученную купюру.

Ботаник сделал вид, что ничего не заметил, но густо покраснел. Они еще о чем-то пошутили на латыни, и мы покинули царство колючих растений.

– Ну вот, половина дела сделана, – удовлетворенно заметил Македонский.

– Теперь можно немного отдохнуть. Я знаю место, где продают знаменитое крымское вино – «Черные глаза», – сообщил я своим спутникам.

– И искупаться хотелось бы, – напомнил Завгородний.

По дороге к морю я завел своих товарищей в дом, где по моим сведениям торговали легендарным вином. За разумную цену нам налили из огромной бочки полную трехлитровую банку темной ароматной жидкости.

– Ужин будет королевским: жареные на костре мидии с лимоном, вино и на десерт – плоды инжира. Надо уметь жить красиво при любых условиях, также я считаю необходимым делать из еды культ, – выступил я.

– Что это еще за мидии? – насторожился Завгородний.

– Володя, для пожирателя мухоморов ты задаешь странные вопросы. Какая тебе разница, что есть, в Ухошино ты, помнится, питался какими-то поганками, слабо интересуясь их гастрономическими качествами.

– Я хочу знать, что такое мидии, – упрямо настаивал Завгородний.

– Ну что же, изволь. Это деликатесный моллюск, мясо которого богато легкоусвояемым белком, впрочем, скоро сам попробуешь. Терпение, Володя, – успокоил я его.

Мы вышли из ворот ботанического сада и оказались на галечном пляже, который лениво облизывал теплое море.

Каждый раз, когда я оказываюсь вблизи этой волнующейся массы воды, меня охватывает легкий трепет. Я обожаю этот громадный живой организм, его чудовищную силу и одновременно нежность. Какое-то слюнявое настроение на меня накатывает, вспоминается сразу, сколько я херни всякой в жизни наделал, скольких людей обидел, покаяться хочется. На морском берегу я чувствую себя, как в церкви. Длится это, как правило, не более десяти минут и бывает только в день приезда.