Текст книги "Щепотка перца в манной каше"

Автор книги: Аркадий Шугаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Мы с Ингой были молодыми и не думали о будущем. Нам просто было хорошо вместе. Инга училась нормально, все успевала. Я же совершенно забросил институт, и не удивительно, что вскоре меня оттуда отчислили. За академическую неуспеваемость.

«Ну и фиг с ним, с высшим образованием», – подумал я и решил, что лучше буду зарабатывать деньги. Стану крупным бизнесменом, а не жалким докторишкой с нищенской зарплатой. Внутренний голос иногда говорил мне: «Дурак, восстановись в институте, выучишься, образованным человеком станешь». Буйная фантазия, подыгрывая этому здравомыслящему внутреннему голосу, рисовала в моем мозгу такую соблазнительную картинку.

Операционная. Она ярко освещена. Все стерильно. В центре стою я – светило российской медицины, рядом суетятся ассистенты. В операционную въезжает каталка, на ней в предсмертной агонии бьется за жизнь человек. Ему моментально дают наркоз. В руке у меня скальпель. Все замирают, никто не дышит. Я делаю первый надрез, начинаю сложнейшую операцию, бросая ассистентам короткие, как выстрелы, команды. В стерильной комнате незримо присутствует Бог. Он наблюдает, как я спасаю его творение. Несколько часов я борюсь со Смертью, полосуя ее скальпелем, уничтожая. Я намного сильней и умнее этой старой суки, принимающей разные обличья – рак, инфаркт, цирроз печени. Но Смерти меня не сбить с толку, не запутать. Я распознаю ее и безжалостно вырезаю стальным лезвием, потом с отвращением бросаю в никелированный таз. В очередной раз торжествует наука – в моем лице. Больной спасен.

– Зашивайте! – командую я ассистенту. Снимаю перчатки и ухожу с поля боя. Я опять победил.

Привлекательная картинка для молодого максималиста, но все это уже сотни раз блестяще проделывал мой отец. У меня вряд ли получится лучше, чем у него, а хуже нельзя, тогда смысла нет. Поэтому принимаю бесповоротное решение: врачом я не буду, тем более что меня мутит при виде крови, сочащейся даже из порезанного пальца, какая уж тут хирургия… Психиатром мне тоже уже расхотелось становиться.

* * *

Поскольку я перестал быть студентом, родители прекратили финансовую поддержку. Надо было срочно устраиваться на работу.

Я решил освоить для начала профессию кочегара. Эта работа прельщала меня своим графиком – сутки через трое, зарплата при этом была вполне приемлемой. Три положенных выходных я планировал использовать для раскручивания собственного бизнеса, какого – пока еще было не ясно. Я поделился своими планами с Ингой.

– В общаге живет один очень деятельный парень, его тоже недавно отчислили. Попробуй поговорить с ним, – посоветовала Инга.

– Как его зовут? – спросил я.

– Александр Урмац, но в общаге он известен как Саша Македонский. Живет в сорок четвертой комнате.

– А при чем здесь Македонский-то? – удивился я.

– Он опоздал на вступительные экзамены, но уговорил приемную комиссию выслушать его и сдал все за один день, – восхищенно сообщила Инга. – Ректор был очень удивлен и сказал, что Урмац, как Александр Македонский – «Пришел, Увидел, Победил». Так и прижилось это прозвище.

Я отправился в сорок четвертую комнату искать знаменитого Македонского. В комнате его не оказалось. Соседи тоже были не в курсе местонахождения неуловимого Урмаца.

Возвращаясь в Ингину комнату, я услышал разговор шедших мне навстречу студенток.

– Этот Македонский совсем обнаглел, надо идти к коменданту жаловаться, – возмущенно говорили они между собой.

– Простите, вы не подскажете, где можно найти этого пресловутого Македонского? – обратился я к негодующей парочке.

– Идите в душ, там его и найдете, – ответили мне девицы.

Я стал спускаться в подвал, где находились прачечная и душ. Тут надо заметить, что помыться студенты разных полов могли только по очереди. Помещение для мытья было одно на всех – обширная комната в подвале, разделенная на небольшие, открытые душевые кабинки. Стоит только одной из представительниц слабого пола попасть в заветную комнату, как начинается «женский день». Подходят все новые и новые студентки, и поскольку девушки в общаге представляли собой подавляющее большинство, произвести в душевой смену полового состава оказывалось весьма проблематично. Чтобы парню быстренько сполоснуться теплой водой, иногда приходилось простаивать весь день в очереди. Ситуация вроде бы неразрешимая. Но, как оказалось, не для Македона, который не мог тупо ждать, пока перемоются все студентки. Он производил следующие действия (я не раз потом наблюдал за ним): раздевался полностью и в обнаженном виде принимал у входа в душевую позу Аполлона Бельведерского, выставив вперед свою гордость – внушительных размеров фаллос. Студентки, жаждущие освежиться, уверенно направлялись в душевую, но при входе натыкались на голого Македонского. Он нагло улыбался и трогал себя за мошонку. Смущенные девицы удалялись в свои комнаты. Те, что уже помылись, выходили и, видя голого мужика, так же краснея, спешно покидали окрестности душевой. Через несколько минут помещение было свободно. Заходи, мужики, мойся!

На этом примере я убедился, что Македон – весьма предприимчивый человек, находчивый и не пасующий перед трудностями. Именно такой товарищ мне и был нужен. Я подождал, пока он закончит водные процедуры, и тут же в подвале состоялось наше знакомство. Встреча эта стала судьбоносной. Мы на многие годы оказались в одной упряжке.

Поскольку в дальнейшем повествовании именно Македон будет играть ключевую роль, я опишу его личность подробно. Родился Александр Петрович Урмац (это его полное имя по паспорту) в городе Великие Луки Псковской области. Луки только называются Великими, на самом деле это маленький, глубоко провинциальный городишко. Я представляю, как тесно и душно было там находиться такой широкомасштабной, кипящей страстями и энергией личности, каковой безусловно являлся Македон.

Едва закончив школу, Александр отправился покорять Питер – поступать в институт. Вопрос о будущей профессии перед ним не стоял. Урмац давно решил, что он будет врачом – гениальным хирургом или, может быть, офтальмологом. Специализация еще не была определена. И вот Александр высадился на перрон Витебского вокзала. В поезде он уже немного выпил, настроение было прекрасное. У Александра в то время были светлые, до плеч волосы (забыл сказать, что Урмац имеет экзотическую национальность – эстонец). Но его холерический темперамент никак не соответствует расхожему представлению о «горячих эстонских парнях», которое сформировалось под воздействием многочисленных анекдотов об этой нации. В сумке у эстонца лежала смена белья, шпаргалки по всем предметам и книга Юлиана Семенова «Экспансия» – постоянная спутница Македона. Очень полезная и нужная книга. На основе ее материала Александр способен был написать сочинение на десятки различных тем. История поступления Урмаца в институт уже упоминалась. Пришел. Увидел. Победил. Мне до сих пор непонятно, каким образом его студенческая карьера потерпела крах. Учился он всегда неплохо. Видимо, Македон просто был не в силах посвятить свою жизнь одной медицине.

Македон великолепно пел песни Высоцкого, подыгрывая себе на гитаре, талантливо играл в шахматы и карты. Самоуверенность и работоспособность у него были потрясающие. Вот с таким человеком свела меня судьба в подвале общежития Медицинского института.

Македонский жил в комнате вместе с членом Коммунистической партии Петрухой Бусловым, которого я знал еще со времени учебы на подготовительном отделении. Петруха был демобилизованным матросом и в общаге пытался ввести военно-морскую дисциплину. В состоянии алкогольного опьянения он часто поднимал соседей в шесть часов утра, стуча во все двери подряд. Целью этой побудки было прослушивание государственного гимна. Соседи Петруху ненавидели и побаивались, так как он имел богатырское телосложение и агрессивный характер. В первый месяц совместного с Македоном проживания Буслов проиграл эстонцу в карты свою будущую зарплату на двадцать лет вперед, но благородный Македон великодушно разрешил военмору рассчитываться постепенно, отдавая деньги частями. Они были друзьями.

Когда мы с Македоном зашли к ним в комнату, трезвый и потому малообщительный Петр собрал в сумку пустые пивные бутылки, и, сказав, что пойдет в библиотеку, исчез. Сумку прихватил с собой. Зачем ему пустая посуда в читальном зале?

Мы с Александром приступили к обсуждению нашего горемычного положения. Без водки наши мозги порождали лишь какие-то плоские, куцые мысли, не было куража. Денег тоже не было. Решили занять.

– Я тут уже всем соседям должен, но есть один пожарный, аварийный резерв, – сказал Македон.

– Саша, я думаю, что сейчас настал момент именно для этого резерва, – высказался я.

– Хорошо. Пойдем вместе, ты будешь головой для убедительности кивать, – согласился Македонский.

Мы поднялись на четвертый этаж и остановились перед обшарпанной дверью, из-под которой явственно пробивался тяжелый, сладковатый запах – за дверью курили марихуану. Александр условным стуком известил о нашем приходе. Дверь тут же приоткрылась, в щели мелькнули настороженные, красные глаза. Через секунду их обладатель оказался в коридоре, дверь в комнату он за собой закрыл. Это был маленького роста человек, похожий на резинового попрыгунчика. Мимические мышцы его крупного лица постоянно находились в движении, производя чудовищные гримасы. Глаза, я уже говорил, красные, без проблесков мысли. Я посмотрел на Македона, пытаясь прочитать у него на лице ответ на мой бессловесный вопрос о вменяемости каучукового человечка.

– Он просто обдолбанный, – успокоил меня Урмац.

Миниатюрный наркоман даже не отреагировал на эту реплику Македона.

– В чем проблема? – деловито осведомился он.

– Дима, ситуация критическая, – издалека начал Македон.

– Саша, ты ведь знаешь, я бизнесмен, все деньги у меня в деле, – предугадал Дима дальнейшее развитие диалога.

– На неделю, под проценты, – произнес Македон заветную формулу.

– Это другой разговор, заходи, обсудим. А вы, пожалуйста, обождите здесь, – сказал Дима и исчез за дверью вместе с Урмацем.

Я закурил и стал ждать Александра в коридоре. Интересно, что у него за бизнес, у Димы этого? Наркоторговля, наверное, плюс валюта, золотишко. Такие у меня были догадки. Вскоре появился Македон, он, улыбаясь, прощался с Димой. Деньги, значит, есть. Прекрасно.

– Саня, а что у него за бизнес? – поинтересовался я.

– Стоит у метро и брызгалки какие-то продает. Они многофункциональные – можно цветы поливать, можно отраву от тараканов распрыскивать. В общем, старух разводит этот Дима, – объяснил мне Македон.

– Откуда же такая деловитость: «Я бизнесмен, все деньги в деле»? – недоумевал я.

– Талант, – коротко ответил эстонец.

Да, уж. Тут действительно талант нужен. Я поверил, что этот гуттаперчевый паренек – воротила какого-нибудь теневого бизнеса. Умеют некоторые люди себе веса придать: торгуя брызгалками за десять центов, преподносить себя как наркобарона.

Мы с Урмацем сбегали за бутылкой в ларек. Со спиртным беседа пошла веселее. Македон с видом триумфатора вытащил из кармана листок бумаги. Там был написан номер телефона.

– Вот, Аркаша, то, что нам нужно! – торжественно объявил эстонец.

– Что это за телефон? – спросил я.

– Это кооператив «Благовест» – околопоповская организация, а уж у долгогривых деньги всегда есть, и платят они хорошо, – ответил Македон.

– А что делать там надо? Что за работа?

– Не знаю, но слышал, что там требуются студенты медицинских вузов.

– Саша, мы ведь уже не студенты. Ты забыл, наверное. Нас отчислили еще в январе, – напомнил я Урмацу.

– Студенческие билеты у нас ведь не забрали. Так что формально мы еще учимся, – резонно ответил Македон.

На следующий день мы поехали в Смольный, где располагался офис общества «Благовест».

В просторном помещении соискателей рабочих мест встречали миловидные девушки. Выдавали бланки, и заполнивших их претендентов заводили в кабинет директора. Я осмотрелся. Устраиваться на работу пришли в основном прыщавые, очкастые девицы. Мы с Македоном выгодно отличались от несимпатичной, довольно безликой массы, пришедшей сюда в надежде стать сотрудниками «Благовеста». Мы заполнили стандартные бланки – дата рождения, фамилия, имя, отчество, образование. Сидим, ждем своей очереди. Через некоторое время к нам подошла девушка – распорядительница: «Проходите в кабинет, пожалуйста».

Директором «Благовеста» оказался небольшой полный человек жуликоватой наружности.

– Наконец-то! – директор захлопал в ладоши и пододвинул нам с Македоном стулья. – Прошу, прошу! Как хорошо! Нам очень нужны молодые, сильные мужчины, – щебетал он и подозрительно пялил на нас свои наглые, масляные глазки.

Мы с другом переглянулись: уж не в пидорскую ли контору нас занесло? Мы уселись на стулья возле директорского стола. Работодатель то сидел, сложив короткие волосатые ручки на животе, то вскакивал и бегал по кабинету, непрерывно что-то говоря.

«Христианское милосердие, помощь немощным и больным – вот задача „Благовеста“».

Ценитель молодых и сильных мужчин лил воду, разговор был ни о чем.

– Короче! Что мы должны делать и сколько вы будете платить? – пресек я директорские словоизлияния. Я человек прямолинейный. Недавно из армии. Люблю, чтобы все было ясно. Неважный я дипломат, да что там, прямо надо сказать – никудышный я дипломат.

Директор осекся на полуслове и повел разговор теперь уже о реальном положении вещей. Работа наша заключалась в уходе за смертельно больными, умирающими уже людьми. Проще говоря, нам предлагалось быть сиделками. Мужчины здесь были нужны для тяжелой физической работы – перекладывать больных, многие из которых отличались грузным телосложением, опускать их в ванну, вытаскивать оттуда. Зарплата предлагалась почасовая и устраивающая нас. Мы согласились, и директор «Благовеста» отправил нас к девушке-менеджеру за получением первого задания. Она прочитала наши анкеты, причем моя фамилия вызвала у девушки живой интерес.

– Какая фамилия у вас интересная. Русская. Шугаев.

– А как вам моя импортная фамилия? – ревниво поинтересовался Урмац.

– Тоже ничего, – тактично ответила девушка.

Я отправился на первое дежурство. Через двенадцать часов меня должен был сменить Македон. На входе в больницу меня остановил охранник.

– Вы куда, молодой человек? – спросил грозный секьюрити.

– Я из «Благовеста», – произнес я точно пароль.

Ключевое слово сработало, охранник сразу стал приветливым и добродушным. Руководство «Благовеста», видимо, подкармливает больничный персонал.

Мой подопечный лежал в отдельной палате и медленно умирал. Он не разговаривал, не шевелился. В полной тишине я просидел с ним двенадцать часов. Македон вовремя пришел на смену, мы перекинулись с ним двумя-тремя словами, и я поехал домой спать. Через два часа меня разбудил телефонный звонок.

– Он умер, – сказал Македон и сразу повесил трубку.

Я позвонил в офис «Благовеста» и получил новое задание, в другой уже больнице. Ситуация с тамошним охранником повторилась в точности, этот даже проводил меня до палаты. На койке лежал исполинского роста костлявый старик. Его держала за руку женщина лет пятидесяти, дочка старика, как оказалось.

Она дала мне наставления по уходу за больным, и немного рассказала о своем отце. Иван Дмитриевич всю жизнь проработал геологом, прожил интересную, насыщенную жизнь. Теперь он умирал от рака легкого. Судя по всему, дочка очень его любила.

Хорошо вот так умирать, когда позади восемьдесят лет, ты все повидал и испытал в этой жизни и руку твою сжимают любящие потомки, пытаясь удержать на этом свете, а не ждут, когда ты наконец подохнешь и оставишь им несколько квадратных метров жилплощади. Если в конце дороги тебя не хотят отпускать – значит все хорошо, все правильно, жизнь прожита не зря.

С Иваном Дмитриевичем я отработал без осложнений. На смену мне пришел Македон, я передал ему больного и отправился домой отдыхать. Когда через часа два зазвонил телефон, я уже понял – Стрельцов умер. Так оно и оказалось.

С третьим пациентом ситуация повторилась с пугающей точностью. Я благополучно отдежурил, Македон, едва заступив на смену, констатировал смерть больного. Урмац увидел в этом какое-то мистическое знамение. В него начал вселяться суеверный страх. Ему стало казаться, что это он каким-то образом повинен в этих смертях.

– Александр, мы ведь устроились сидеть с уже умирающими людьми. Шансов выжить у них не было, – успокаивал я своего товарища.

Я позвонил в «Благовест» и сообщил, что работать у них мы больше не будем.

Мы решили заняться каким-нибудь другим, более прибыльным и не связанным с вопросами жизни и смерти делом.

Прежде всего я переселился к Инге в общагу, она жила одна в комнате. Македонский проживал этажом ниже. Теперь мы с ним находились в постоянном визуальном контакте. Мы стали строить планы стремительного обогащения.

Не знаю, для чего Македону было нужно много денег, я у него об этом не спрашивал, мне же хотелось разбогатеть для того, чтобы купить дом на морском побережье, уединиться там и писать книги, не думая о деньгах. Мне казалось, что я смогу стать знаменитым писателем. Я уже пробовал писать рассказы в армии, это были порнографические истории (на какие же еще темы может писать восемнадцатилетний парень, находящийся в казарме?). Плоды своего литературного творчества я никому не показывал, считая их еще не совсем зрелыми.

Итак, мы с Македоном решили разбогатеть. Я предложил даже клятву дать друг другу, что не свернем с дороги к намеченной цели, будем верными и честными компаньонами. Всегда мне нравились подобные дешевые эффекты – клятвы различные, обеты.

– Лирика это, Аркаша. Деньги надо делать, а не клятвы давать, – решительно отверг мое предложение Македон. Я нехотя согласился.

Итак, мы с Александром вступили на скользкую, ненадежную дорожку авантюризма.

Глава 2. Как можно разбогатеть

Авантюра (фр. aventure) – рискованное сомнительное предприятие, рассчитанное на случайный успех, предпринимаемое без учета реальных возможностей и обреченное на провал.

Словарь иностранных слов

Я с раннего детства хотел стать богатым, причем тогда уже я знал, что не смогу зарабатывать деньги ежедневным, монотонным трудом. Начиная с пяти-шести лет меня тянуло на различные авантюры. Благодаря тому, что отец очень много занимался моим воспитанием, я был просто загружен знаниями из различных областей человеческой жизни. Первой попыткой озолотиться была идея с выращиванием жемчуга. Мне было пять лет, и я уже знал, что жемчуг получается, если песчинка или маленький камень попадает в полость между раковинами двустворчатых моллюсков.

Жили мы тогда всей семьей на берегу Финского залива, в Комарово, где у нас была дача. Весь пляж там был усыпан раковинами пресноводных двустворчатых моллюсков «Margaritana margaritifera», как раз то, что мне было нужно. За несколько дней я собрал их огромное количество, нафаршировал каждую камнями, склеил пластилином и погрузил в бочку с водой, стоящую во дворе. Стал ждать и думать, что я куплю на вырученные деньги. Прошла неделя, пора было проверять – насколько уже вырос слой перламутра на камнях, находящихся в раковинах. Вытащив жемчугообразующие конструкции из бочки, я был расстроен и удивлен – жемчуг не получился. Поломав голову о причинах неудачи, я пошел к отцу выяснять, в чем дело.

– Папа, ты уверен, что жемчуг получается именно таким способом?

– Да, моллюск обволакивает чужеродный предмет перламутром, который вырабатывает специальная железа, – так получается жемчужина.

Вот оно в чем дело, кроме раковин еще и сам моллюск нужен!

– И сколько для этого процесса нужно времени? – спросил я у отца.

– Думаю, годы. Лет десять, не меньше, – был ответ.

Плюнул я на жемчужную ферму, раковины и камни выкинул на помойку. Годы… Мне СЕЙЧАС деньги нужны.

Срочно нужно было придумать новую тему. Я решил разводить осетров. Это намного быстрее и выгоднее капризного жемчуга.

Всем известно, что рыба получается из икры. Банка черной паюсной стояла в холодильнике. Я размешал ее в той же бочке с водой, где была жемчужная ферма, и стал ждать появления мальков. Подсчитал примерно, сколько осетров получится. Маловато будет. Решил Мишку, соседа, в долю взять. Его бабка работала в отеле «Астория», икра у них, значит, точно есть. Но я на всякий случай решил уточнить.

– Мишка, у вас дома черная икра есть?

– Зачем тебе?

– Я осетров на продажу выращиваю, скоро машину куплю.

– Я тоже хочу!

– Неси икру, только никому ни слова.

Толстенький Мишка побежал домой. Скоро возвращается, расстроенный.

– Ну, принес? – спросил я.

– У нас только красная, и мне ее вынести не разрешают.

– Красная тоже нормально, лососи не дешево стоят.

– А как вынести-то? – спросил Мишка.

– Скажи, что икры поесть хочешь, а сам за щеку ее спрячь и сюда.

Через полчаса Мишка стучит мне в окно, щеки шире плеч. Подвел я его к бочке.

– Плюй сюда!

Размешали мы палкой икру.

– Ну все, иди домой и держи язык за зубами.

Мишка прибегал ко мне через каждый час, узнать как там его лососи.

– Дурак, так быстро они не вылупятся. Иди, я тебя позову, когда надо будет.

Через несколько дней меня постиг новый удар. Родители обнаружили пропажу икры и обратились ко мне за объяснениями. Я долго держался, но в итоге открыл им свою тайну. Отец уже в то время видел во мне сильную личность и уважал как самостоятельного человека. Поэтому без издевательств, спокойно объяснил, что соленая икра, употребляемая в пищу – мертвая, и по этой причине из нее никто вылупиться не может.

Неудача с разведением ценных пород рыбы не остановила меня. В школе, в начальных классах, я пытался стать королем порнографического бизнеса. Я записался в фотокружок и пользовался там бесплатными реактивами и техникой. Отпечатанные картинки с изображением голых теток прекрасно раскупались школьниками. Негативы я купил у такого же делового человека, учащегося в параллельном классе. Миллионов на человеческих пороках я не сделал, хватало только на кино и мороженое.

В дальнейшем были предприняты еще сотни попыток мгновенного обогащения. Все они потерпели крах.

* * *

Со времени первых авантюр прошло уже двадцать лет, но я все еще надеялся разбогатеть. Поэтому очень серьезно отнесся к рассказу Вовы Завгороднего о том, что у них на Псковщине есть река, где мужики за ночь налавливают до тысячи раков, да и рыбы там тоже немеряно. Я рассказал об этом Македону и предложил попробовать заработать на ракоторговле. Мгновенно соображающий Македон на лету подхватил эту идею.

– Свежие раки – дефицит, поэтому ценники можно ставить любые. Конкурентов у нас с таким товаром не будет, – так он оценил ситуацию.

Сходили мы с Македоном за портвейном и сели обсуждать план предстоящей экспедиции в Псковскую область.

– Вову берем проводником, за малую долю, – сказал Македон.

– Согласен. Саня, предлагаю взять еще Колю Ничко, он говорил мне, что в Хохляндии каждое лето раков ловит.

– Ладно, возьмем, хотя делиться не очень хочется.

– Саня, ты представляешь себе, как их вообще ловят?

– Нет, научимся.

– Вот он и научит.

– Ладно, черт с ним, – согласился наконец Македон.

Вызвали Колю как опытного специалиста. Он быстро составил список необходимых атрибутов рачьей охоты. Мы подсчитали наличность, заняли недостающую сумму и поехали за рачевнями на Кондратьевский рынок. Решили, что десяти штук пока хватит. Потом, когда поставим дело на поток и наймем рабочих, докупим еще орудий лова. По совету Володи взяли также пять бутылок водки для представительства и налаживания контактов с местным населением. Фонарь и веревка у меня были. Выезжать решили через два дня.

В намеченный срок мы вчетвером встретились на вокзале и сели в поезд. Предстояло ехать семь часов до станции Сущево, оттуда еще полчаса лететь на кукурузнике через болота, там полчаса пешком – и мы на месте. Первый час в поезде прошел спокойно, ехали, смотрели в окно. Потом, замечаю, погрустнели все и на сумку хищные взгляды бросают. Наконец Завгородний не выдержал.

– Там народу-то – пару человек всего живет, много мы для них водки взяли, – выдавил он.

– Да, действительно, четырех бы вполне хватило, – поддержал его алкоголик Ничко.

– А непредвиденные обстоятельства? – пытался я их образумить.

– Ну какие, например?

– Змея вдруг укусит?

– Шугаев, если змея тебя укусит не в член, я сам яд отсосу, не помрешь, – пообещал мне благородный Ничко.

– А если в член?

– Видел я твой член, змее его час искать надо будет, чтобы укусить, да и то промахнется, – заржал мерзавец.

– Ладно, черт с вами, но только одну, подчеркиваю, одну бутылку! – сдался я, смалодушничал, но если честно, то ведь и самому мне выпить хотелось.

Македон выставил бутылку на стол. Пассажиры вокруг насторожились, в общем вагоне ведь едем. Выпили мы, зажевали зеленым луком, пошли в тамбур курить.

– Вот так и надо пить, не нажираться, – это я пытался воздействовать на себя и своих товарищей.

– Так пить – только рот пачкать, – брезгливо бросил Завгородний и страшно задвигал желваками на щеках, зло сощурив глаза.

– Закуски все равно нет, – с надеждой в голосе заметил Македон.

– Я сала немного взял, – признался Ничко.

– Что же ты раньше, хохол, молчал?

– Я не хохол, а потомственный кубанский казак, – Коля гордо выпрямился во весь свой полутораметровый рост. – Моего деда Ничко никто выпороть не мог, – продолжал казак.

– А я бы выпорол, – мечтательно заметил Вова.

Оторвали мы с Македоном от Вовиного горла Колины руки и пошли в вагон.

– Саня, и что мы с ними наловим? – обратился я к Урмацу.

– Ладно, Аркаша, нам важно на место попасть и посмотреть, как раков ловят. А там уже пошлем их обоих к чертовой матери.

– Надеюсь доедем…

Под кубанское сало водка пошла еще лучше. На третьей бутылке я решил перестать сопротивляться, все равно меня никто не слушал.

– Каждое дело, Аркадий Анатольевич, нужно доводить до конца. Что же нам теперь останавливаться, половину уже выпили, – прочитал мне мораль Завгородний.

– Ты прав, Володя, нет ничего хуже незаконченных дел. Наливай! – согласился я.

Через некоторое время к нам подсел смуглый курчавый брюнет, который с начала пути внимательно изучал нас, я это давно заметил.

– У меня тоже есть водка, возьмите в компанию, – попросил он.

– Садись.

Парень поставил на стол бутылку «Столичной» и выложил несколько белых дырявых пластинок.

– Это еще что такое? – удивились мы.

– Это маца, еврейский пасхальный хлеб.

– Ты еврей что ли? – с угрозой спросил Ничко.

– Да. Вы уж простите.

– Среди евреев тоже порядочные люди встречаются, – сказал миротворец Македонский.

– Только редко, – вставил ехидный Ничко.

– Что-то маца твоя на хлеб не похожа, из чего ее делают? – недоверчиво поинтересовался Вова.

– Мука, вода… – стал перечислять иудей.

– Кровь христианского младенца… – как бы в сторону добавил Ничко.

Коля был убежденным антисемитом и очень любил читать экстремистские брошюрки, которые продают на Невском неопрятные бородатые псевдопатриоты.

– Это неправда! – возмутился наш попутчик.

– Правда, не правда – пей, давай. Тебя как звать-то?

– Александр Бренер.

– Закусывай, Александр, – сказал Македонский и пододвинул Бренеру сало.

– Нам свинью есть нельзя, – заметил Александр, но кусок сала все же сожрал.

– Никак не пойму я, почему все так евреев не любят, – горько посетовал наш попутчик через какое-то время.

– Вы Христа нашего гвоздями к деревяшке прихуячили, – выдвинул обвинение Коля.

– Почему вашего, он что, русский был что ли?

– Да уж, наверное, не еврей, – отрезал Ничко.

Александр на это ничего не ответил, но заскучал, загрустил, вышел в тамбур покурить и пропал.

– Что же ты парня обидел, собака? За что? – наехали мы втроем на Колю.

– У тебя у самого морда жидовская, я тебя давно подозреваю, – высказал мне Ничко. – И у тебя, Урмац, фамилия странная. Урмац… Маца… – какое-то созвучие я наблюдаю. Однокоренные слова, – отбивался Ничко.

– Коля, водки мы тебе больше не дадим, – вынес резюме Македон и демонстративно налил только себе, мне и Володе.

Такого поворота событий Ничко не ожидал.

– Ладно, признаю право евреев на существование, – пошел он на мировую.

– И равноправие, – потребовал Македон.

– И равноправие признаю, – Коля схватил бутылку и быстро налил себе в стакан.

– А ведь мы уже подъезжаем, – Володя высмотрел за окном какие-то свои ориентиры.

Я спрятал последнюю бутылку и закрыл сумку на молнию. Все судорожно сглотнули.

Со станции Сущево мы на попутном грузовике доехали до аэродрома. Купили в кассе билеты и поспешили на посадку. Наш самолет уже был готов к полету и стоял на взлетной полосе. Мы залезли в брюхо кукурузника, там уже сидели две бабки с мешками, они подозрительно нас осматривали. В глубинке не любят чужаков, опасаются. Появился пилот – выгнутая фуражка, черные очки – сокол, а не летчик.

Взревел мотор, и пузатое чудище, медленно покачивая крыльями и грузно переваливаясь, двинулось по полю. Наш «сокол» наращивал скорость, потом поправил очки, что-то коротко бросил в микрофон и стремительно поднял машину в воздух. Полет на кукурузнике не отличается комфортабельностью, этот воздушный лайнер постоянно трясет и бросает из стороны в сторону.

Через двадцать минут мотор заглох, винт перестал вращаться, и самолет круто пошел вниз. Колеса его ударились о землю. Нас, сидящих в салоне, здорово тряхануло. Невозмутимый «сокол» лихо подкатил к деревянной будке с надписью «Аэропорт Ухошино».

Мы вылезли наружу и огляделись. Рачья речка – вот она, метров десять шириной, течение довольно быстрое. Называется Полисть. На ее берегу живописно расположились несколько допотопных ветхих бань, заброшенных, видимо. Чуть дальше – десяток домов, большинство из них заколочены.

– Русь-Матушка… – добавил Володя, имевший явную склонность к поэзии.

– Красоту завтра изучать будем, надо где-то спать, – вернул я своих товарищей на псковскую землю, поближе к реальной жизни.

– В любую незапертую дверь можно заходить и спать, – Вова хорошо знал местные обычаи.

– Ну, пошли тогда.

Выбрали мы уютный сеновал, закопались в сухую пахучую траву и мгновенно заснули. Как ангелы. Утром я продрал глаза, выбрался из сена и вышел из сарая. Что за чудо?! У входа, на лавке, стоит трехлитровая банка молока, свежий деревенский хлеб, огурцы, редиска, зеленый лук. Откуда такое изобилие? От какого щедрого волшебника подарки? Я разбудил Вову с Колей, Македона не нашел. Но вскоре появился и он. Александр, оказалось, давно проснулся и на рассвете отправился налаживать связи с местным населением. В деревне он очаровал всех старушек, одаривших его продуктами животноводства и огородничества. Вот, значит, кто был таинственным волшебником. С собой Македонский привел сухонького дедушку, аборигена.