Текст книги "С каждым днем сильнее (ЛП)"

Автор книги: Ариадна Талия Соди-Миранда

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Телевидение

В одну из свободных недель, когда нас не было в Мехико, нам неожиданно позвонила Карла Эстрада, одна из влиятельных продюсеров телесериалов того времени. Она позвонила напрямую маме, чтобы сделать ей предложение. Я отлично это помню, потому что могла видеть, как мама буквально приклеилась к телефонной трубке, очень внимательно слушая, что говорила ей Эстрада.

– Я хочу снять твою дочь в своем сериале, – сказала она. – Я хочу устроить ей пробы, словом, я вас жду.

Короче говоря, мы с мамой поехали на пробы. Эстрада встретила нас в задней части павильона, где приступали к съемкам сериала «Бедная сеньорита Лимантур», и ей хотелось, чтобы я сыграла в нем роль. Когда она увидела нас, то самым естественным образом принялась рассказывать об этом проекте. Она объяснила мне сюжет фильма, и что она ждет от меня… Я тут же поняла, что Карла вовсе даже и не собиралась устраивать мне пробы. Она уже приняла решение, и ей хотелось, чтобы я сыграла в этом сериале. Я слегка разнервничалась, увидев, что она ничуть не сомневается в только что озвученном ею решении, так что при первом же удобном случае сказала:

– Карла, я – театральная актриса. По правде говоря, я никогда не была в павильонах телестудий и не имею ни малейшего представления о том, что там делается, ни перед камерами, ни за ними.

Она улыбнулась мне и, махнув рукой, небрежно заметила:

– Не волнуйся, я тебя научу. Если хочешь, начнем обучение с сегодняшнего утра. Иди на площадку и увидишь, что там нет ничего сложного. Если ты играешь в театре, то там ты должна достучаться до самого последнего зрителя, сидящего на самом последнем месте и убедить его в происходящем. Телевидение же более сжато, это волшебство, здесь ты одним единственным взглядом способна на все. Знаешь, что такое «суфлер»?

Я широко открыла глаза и, отрицательно помотав головой, ответила:

– Нет, даже не представляю, что это такое, правда.

Карла снова улыбнулась мне и твердо назначила новую встречу:

– Увидимся завтра здесь же, ровно в десять.

На следующий день я пришла туда точно в десять. Карла усадила меня на стульчик позади камер с «суфлером» в ухе. Я видела, как одна за другой развиваются сцены сериала. Тогда я и поняла, что же за зверь этот самый «суфлер». Это маленький приборчик, который тебе вставляют в ухо; по нему тебе передают слова монолога, который ты должен произнести, и подсказывают, как ты должен двигаться. Мне было удивительно видеть актеров, которые, следуя данным им указаниям, интерпретировали их по-своему. Это было совершенно немыслимо видеть, как они превращали услышанные по «суфлеру» указания в живого персонажа из плоти и костей. Карла была права: телевидение – это волшебство.

– Я дам тебе упражнение и хочу, чтобы ты постоянно его выполняла, – заметила Карла. – Выбери себе радиостанцию и слушай ее. Ты станешь повторять все, что они скажут. Это пойдет тебе на пользу, так ты научишься работать с «суфлером».

С этой самой минуты, шла ли я на репетиции, на встречи или домой, словом, куда бы то ни было, в моих ушах всегда были наушники, и я, как безумная, как попугай, повторяла все, что слышала.

С детских лет для меня было очень важно выполнить обещанное, поэтому я выразила свое беспокойство по поводу вновь полученного обязательства, поскольку у меня уже имелся контракт с группой. Группа стояла у меня на первом месте, и меня очень сильно беспокоило, смогу ли я, не пренебрегая «Тимбириче», справиться с ролью и оказаться на высоте как телеактриса.

И снова Карла успокоила меня:

– Не волнуйся, Талия, у тебя маленькая роль. Ты должна будешь приходить на съемки всего два раза в неделю.

Однако роль была увеличена, поскольку мой персонаж очень понравился людям. Таким образом, по мере увеличения моей роли пропорционально росли и мои сериальные обязательства. Два съемочных дня в неделю превращались в три или четыре до окончания сериала «Бедная сеньорита Лимантур» в 1987 году. Это был мой дебют в мире сериалов. Карла Эстрада была хорошим учителем, Учителем с большой буквы. С ее легкой руки я узнала, что такое съемочная площадка, как пользоваться «суфлером» и многое другое. Таким вот образом, слушая ее великолепные и очень ценные уроки, я вошла в мир телевидения и исполнения ролей.

Несмотря на все большую занятость на актерском поприще, я вовсю продолжала работать в «Тимбириче». Я работала за двоих. Порой у меня не было ни минуты на отдых, я едва успевала перекусить чем-нибудь на бегу. Как только я выходила со съемочной площадки, меня тут же везли на концерт, где зрители хотели видеть «Тимбириче» в полном составе. Много раз группа уже стояла на сцене, когда я, влетев, как молния, переодевалась и присоединялась к ним на сцене с первыми начальными аккордами нашего представления. Конечно, это были годы напряженной учебы, постижения профессии. Тогда я начала развивать в себе жесткую, но также и разностороннюю, профессиональную базу, которая до сегодняшнего дня позволяла мне естественным образом приспосабливаться к любого рода работе. Уже тогда я превратилась в хамелеона, который брал на себя последующие обязательства, не обращая внимания на груз ответственности уже имевшихся за плечами контрактов.

На следующий год начались съемки сериала «Пятнадцатилетняя», и вновь Карла Эстрада оказала мне свое доверие. Она дала мне вторую главную роль в этом проекте, на который все его участники возлагали большие надежды. Это был более серьезный договор, и в нем говорилось о главной роли и актрисе Аделе Норьега, баловне «мыльных опер» и молодежи тех лет. Этот контракт означал рабочую пятидневку, с понедельника по пятницу, с неким количеством важных сцен на день, поэтому мне стало гораздо тяжелее и дальше продолжать свою работу в музыкальной группе. Мой сериальный персонаж требовал от меня все время, отведенное на то, чтобы добраться до места, где выступала группа с пятницы по воскресенье. Поскольку и «Тимбириче», и «Пятнадцатилетняя» были детищем компании «Телевиса», то было гораздо проще скоординировать между собой расписания поездок, выступлений и съемок. Я чувствовала поддержку моих друзей по группе. Я никогда не видела недовольства на их лицах, не слышала упреков по поводу моего решения начать параллельно карьеру актрисы.

В первый день съемок мы разошлись по гримеркам. Меня поместили с тремя актрисами, чья занятость была совершенно отличной от моей – они проводили в студии не более нескольких часов, в то время как я со своей ролью второй главной героини проводила на «Телевисе» целый день. Видя подобное положение дел, моя мама собралась добиться для меня отдельной гримерки, в которой я могла бы отдохнуть в перерыве между сценами. «Нет, Иоландита, – отвечали ей много раз, – у нас нет свободных гримерок. Это на самом деле так, у нас все забито до отказа, и нет никакой возможности перевести Талию куда-нибудь еще». «Нет проблем», – ответила мама и на протяжении трех недель заставила меня переодеваться в общей туалетной комнате, говоря всем: «Ничего не поделаешь, если нет гримерки… Если ей суждено переодеваться в общей туалетной до конца сериала, значит так тому и быть… Если она должна ждать своего вызова на скамейке статистов и костюмеров, которые толпятся в коридорах, перед тем, как выйти на площадку, что ж, так оно и будет…» Основным пунктом, на который мама хотела обратить внимание своей просьбой, было то, что в фильме было две пятнадцатилетних, две главных героини, и как это было возможно, чтобы одна из них имела отдельную гримерку в то время как другая делила ее с другими людьми. Мама искала равного к нам с Аделой отношения и не только этого. Ей хотелось, чтобы у меня было личное местечко, пусть и не такое большое, куда я могла бы прийти и отдохнуть от гастролей и репетиций музыкальной группы, и где мне не мешали бы другие девушки, которые не вели столь активный и изнурительно-выматывающий образ жизни, какой был у меня.

Со всей очевидностью ответ последовал незамедлительно, и уже через несколько дней у меня была собственная гримерная, которая была для меня божьим даром. Мне было необходимо отдыхать от нервного перенапряжения, которое мне приходилось выдерживать, разрываясь между «Тимбириче» и сериалом.

Вместе с тем, что я переживала, и в отличие от моих друзей из «Тимбириче», мое лицо каждый вечер входило в дома миллионов мексиканских семей, смотревших сериал. Музыкальная тема сериала была исполнена «Тимбириче» и называлась так же, как и фильм «Пятнадцатилетняя». Такова была стратегия самих менеджеров студии – попасть в «яблочко», совместив молодость участников группы «Тимбириче» с первым сериалом, снятым для молодежи, на который «Телевиса» делала огромную ставку. Закончив съемку в этом телесериале, я от души поблагодарила всех ребят из группы «Тимбириче» за то, что их рабочее расписание было крайне неудобным, и я никоим образом не хотела оказаться неблагодарной.

Каждый раз, когда я находилась вместе с группой на сцене, мое воображение пускалось в полет, и я думала, что все эти зрители находятся здесь, чтобы посмотреть на мое выступление, посмотреть на меня как на солистку; все окружающие меня на сцене люди исчезали и я мысленно представляла себя с микрофоном в руке во власти собственного шоу. В группе уже чувствовалось, что каждый находится в своем собственном мире, в своей атмосфере. Одним было хорошо и в футболке «Тимбириче», а другим, как я, хотелось расправить крылья и устремиться в одиночный полет. Так уж получилось, что мы с Эдуардо Капетильо в 1988 году одновременно покинули группу со смешанным чувством боли и грусти, но в то же самое время возбужденные и опьяненные мечтами.

Мне предложили поучаствовать еще в одном сериале под названием «Свет и тень», который на самом деле стал скорее тенью, чем светом, потому что развитие сценария зрителям не понравилось. Не стоит, однако, забывать, что совсем недавно подошла к концу очень популярная среди молодежи тех лет «мыльная опера», – и вдруг этот сериал с налетом философии, который дал мне возможность познакомиться и поработать с Энрике Áльваресом Фéликсом[31]31
  Энрике Áльварес Фéликс (1934–1996) – мексиканский киноактер.


[Закрыть], и благодаря которому началась моя крепкая дружба с его матерью Марией Феликс[32]32
  Мария Феликс (1914–2002) – наст. имя Мария де лос Áнхелес Фéликс Гуэрéнья, мексиканская модель, натурщица, крупнейшая актриса золотого века мексиканского кино.


[Закрыть], Доньей, одной из наших самых прославленных и знаменитых див мексиканского «золотого кино». Мне очень помогли ее советы и наблюдения. Она всегда говорила мне: «Талия, красота начинается с ног». Под этим она подразумевала, что твоя походка, как и осанка, определяют твое изящество, грациозность и своеобразие.

Мечты о карьере солистки

Не покладая рук, я трудилась на съемочной площадке, чтобы двигаться вперед в мире сериалов, разворачиваться и расти как актриса. В то же время у меня был непочатый край работы вместе с «Тимбириче». То, что я стояла на сцене вместе с ребятами и пела вживую, выливалось в энергию, которую я уже не могла получить, не будучи с ними. Необходимость петь превращалась в неуемное желание выпустить сольную программу. Больше всего мне хотелось подняться на сцену и взять в руки микрофон, но я понимала, что для этого нужен был план, нужна была подготовка. Во мне развивалась и крепла мечта, желание стать солисткой. Я видела, как я пою свои песни, стоя на сцене наедине со зрителями и разделяю с ними этот чарующий, волшебный миг. Но для того, чтобы воплотить в жизнь свои мечты, я должна была эту жизнь изменить, поэтому я решила, что по окончании съемок моего третьего сериала «Свет и тень» я на время уеду жить в Лос-Анджелес, чтобы изучать пение и танцы. Мне хотелось научиться играть на каком-нибудь инструменте типа бас-гитары и усовершенствовать технику написания песен.

Со своими мечтами и цветущими семнадцатью годами за плечами я приехала в Голливуд в сопровождении моей неразлучной сообщницы-мамы. Как поется в моей песне: «Пляж, солнце и пальмы»[33]33
  Пляж, солнце и пальмы (Playa, sol y palmeras) – строчка из одного из самых известных шлягеров Талии Piel Morena (Мулат).


[Закрыть]. Я здесь, Калифорния! Я сняла квартиру в Вествуде, районе Лос-Анджелеса, вблизи которого находились кинотеатры, рестораны, магазины, кафе… словом, молодежная среда, идеальная для меня еще и потому, что Калифорнийский Университет Лос-Анджелеса находился совсем рядом. Какое место! Этот университет один из самых больших и значимых университетов калифорнийского штата. А гулять по его ухоженным, замечательным паркам, любоваться зданиями совершенно разных архитектурных стилей, наблюдать за молодежными компаниями, бродящими туда-сюда по дорожкам, было для меня бесподобным событием в жизни. В Университете я брала уроки английского, но также мне хотелось овладеть игрой на музыкальном инструменте, и я ездила в район Мерлоуз брать уроки игры на бас-гитаре. Я моталась по всему городу, поскольку помимо вышеперечисленного посещала еще танцевальную студию в Санта-Монике и брала уроки пения в Сан-Фернандо Вэлли. Целый день я разъезжала с урока на урок во взятом напрокат красном автомобильчике, слушая заведенные на полную мощь кассеты «Аэросмит», Джанет Джексон, Мадонны, «Дорс» и «Джорни».

Мама сопровождала меня всегда и повсюду, она словно была моей тенью, не отпуская от себя ни на шаг. Она видела, слышала, чувствовала то же, что и я. Она даже ждала меня в университетском кафе до тех пор, пока я не выходила из класса. Было немного странно в окружении молодежи видеть сеньору в возрасте, которая каждый день по три часа просиживала в кафе, поджидая меня. Для меня это была довольно тяжелая ситуация, потому что в своем стремлении заботиться обо мне и опекать она ограничила мою возможность свободно раскрыть себя как девушке и как женщине… Но всему своя причина и, если бы все было не так, я, возможно, не прожила бы все то, что прожила. Она поступала так потому, что как мать чувствовала, что должна была защищать меня, и за это я всегда буду ей благодарна.

Это приключение в Лос-Анджелесе длилось почти год. В этот период я отключилась от всего и ото всех, полностью посвятив себя артистической подготовке. Когда я оставила «Тимбириче», сеньор Аскáррага[34]34
  Мильмо Аскаррага – сын Эмилио Аскаррага Видауррета, одного из основателей компании «Телевиса», превратил оставшуюся от отца небольшую радиокомпанию в крупнейшую в мире телесеть на испанском языке, прославившуюся во всем мире своими сериалами.


[Закрыть] посчитал, что было очень важным дать мне возможность раскрыть себя, самореализоваться в музыке, так сказать, огранить неотшлифованный алмаз, превратив его в бриллиант. В конечном счете, он был моим Пигмалионом. Частью его программы была идея послать меня учиться в столицу шоу-бизнеса, в Лос-Анджелес штата Калифорния.

Сеньор Мильмо Аскаррага, прозванный «тигром», был одним из наиболее влиятельных людей не только в стране, но и за рубежом. Он был сыном Эмилио Аскаррага Видауретта, который основал «Телевису». Он был владельцем телекомпании «Унивисьон» и президентом кабельного канала «Галависьон», вещающего на испанском языке.

«Тигр» был тем, кто организовал всю структуру того, чему я должна была научиться и что должна была довести до совершенства в своей карьере. Основным пунктом моей поездки было составить цельное представление о моем первом сольном диске. Я должна была понять тональность своего голоса, музыкальный стиль, представить в общих чертах то, что хотела показать людям в новой форме со своими идеями и музыкальными предпочтениями продюсера Альфредо Диаса Ордаса, который отвечал за музыкальную составляющую компании «Телевиса». Альфредо был мечтателем и фантазером, человеком с необычайно эксцентричным характером. Как только мы с ним познакомились, мы стали родственными душами. Нам удалось создать то, что впоследствии превратится в классику восьмидесятых. Шлягеры «Слюна», «Пот», «Кровь» и «Пакт между нами двумя»[35]35
  «Слюна» («Saliva») – песня с альбома Thalia (1990); «Пот» («Sudor») – песня с альбома Mundo De Cristal (1991); «Кровь» («Sangre») – песня с альбома Love (1992); «Пакт между нами двумя» («Pacto entre los dos») – песня с альбома Thalia (1990); «Мулат» (Piel Morena) – песня с альбома En Extasis (1995); «Спасибо Богу» (Gracias A Dios) – песня с альбома En Extasis (1995); Алехандра Гусман (Alejandra Gabriela Guzmán Pinal) – наст. имя Алеханлра Габриэла Гусман Пиналь (1968 г. р.), мексиканская рок-певица, композитор и актриса. Выпустила 17 дисков, обладатель премии Грэмми Латино. Славилась неординарным, порой вызывающим поведением на сцене и неоднозначными, порой весьма грубыми, текстами наряду с прекрасными рок-балладами.


[Закрыть] знаменовали собой ту эпоху, а в наши дни они считаются классикой мексиканской поп-музыки. Судьба свела нас вместе, и мы создали чистой воды динамит.

В то время говорить со сцены вещи типа «меня одурманивает твоя слюна» или «посмотри, как мне это нравится, идем потеть», или о теме садомазохизма, появляющейся в «Пакте между нами двумя», было очень и очень спорно, дерзко и вызывающе. Кроме того, к этому нужно добавить мое упрямое желание выйти в модной одежде «Флауэр Пауэр», символе молодежной свободы шестидесятых годов. В те годы я всем своим существом была готова порвать с традициями; мне хотелось выразить себя по-своему и найти свой собственный голос. Возможно, неосознанно, я также хотела порвать со своими невидимыми цепями, которые надела на меня любовь моей матери, равно как и с карьерой, в которой остались мое детство и часть юности, которые ратовали за свою свободу, во всеуслышанье крича о ней.

Но, будучи одна, я не смогла бы порвать с традициями, я была еще так молода и, несмотря на то, что чувствовала все это своим нутром, мне был необходим кто-то, кто направил бы меня в нужное русло. Мне нужен был единомышленник, «поводырь», который думал бы как я. Такого вот сообщника я нашла в своем продюсере, который немедленно превратился в моего союзника, поскольку с юности был бунтарем с «высокими идеалами». Немудрено, что за всю прожитую нами жизнь наши дороги пересекались много раз, и кто бы мог подумать, что наши отцы познакомились на том самом интервью 18 ноября 1970 года. Отец Альфредо был президентом Мексики, а мой отец брал у него интервью. И кто мог себе представить, что на празднике в доме президента, куда были приглашены мои родители, мы с Альфредо находились совсем близко друг от друга. Моя мама была беременна мной, а Альфредо в то время был ужасно непоседливым мальчишкой, стоящим на пороге отрочества. Он безостановочно носился туда-сюда, став центром внимания на празднике своих родителей. И уж тем более кто бы мог предположить, что теперь отзвуки мыслей каждого из нас, наконец-то, воплотятся в ритмичную музыку, которой мы добились в песне «Пакт между нами двумя»… договор между ним и мной.

Я все еще находилась в Лос-Анджелесе и дала себе задание – найти все необходимое для моего сценического образа. Все, что хотела, я нашла в неприметном магазинчике, спрятавшемся на втором этаже одного здания в Мерлоуза. Весь магазинчик был в духе «Флауэр Пауэр» – хипповость в самом ярком его проявлении… Это сразу околдовало меня, потому что в точности соответствовало моим тогдашним взглядам на внешний вид. Это была дверь, которая открыла мое увлечение постоянными поисками имиджа, одежды, новшеств. Я проделывала разные эксцентричные вещи, например, могла прийти на вручение премии в белом пальто, отделанном плюшевыми мишками, или прогуляться в весьма необычном бюстгальтере из хромированного металла с двумя краниками с водой спереди, сделанном для моего клипа «Мулат», равно как и в бюстгальтере, изрыгающем огонь для клипа «Спасибо Богу». Эти сценические костюмы включали в себя разные этапы творческого пути: цветочная девочка, роковая женщина. Была и целая серия нарядов, изготовленных под запись компакт-дисков и клипов к ним, отражающая разные образы: ацтекская девушка, японка, египтянка, и в довершение ко всем сумасбродным нарядам – бюстгальтер с маленькими гитарами и мини-юбка в виде колоритного мексиканского сомбреро. Для своего времени те образы были уникальны, и сейчас мы видим различные их модификации у таких знаменитых исполнителей как, например, Леди Гага. Кто бы мог сказать, что этот маленький магазинчик представлял собой шкатулку Пандоры. Там я накупила себе несметное количество брюк, расклешенных от бедра, бюстгальтеров и крошечных топиков с цветами, туфли на платформе, характерной для 70-х годов, и еще много чего.

Когда пришло время возвращаться в Мексику, я чувствовала себя полностью готовой и уверенной в себе самой. Я была необычайно горда достигнутыми результатами. Я многому научилась на уроках музыки и хореографии и чувствовала, что все могу. Никогда прежде я не испытывала такой свободы, как теперь. Я чувствовала, что находилась на предназначенном мне месте, в назначенное время, и делала то, что мне предназначалось… но какой же жестокий сюрприз получила я на самом деле. Сменив свой прежний имидж на тот, который заставлял меня чувствовать уверенность в себе и удовлетворенность, я полностью разрушила образ нежной, ласковой и хрупкой пятнадцатилетней девчушки с двумя хвостиками на голове, челкой, спадающей на лоб и мягким взглядом, которую я сыграла в «Пятнадцатилетней». Думаю, что люди по привычке ждали от меня того же, поэтому, когда я вернулась из Лос-Анджелеса со своим первым сольным диском и в совершенно ином качестве сильной и чувственной девушки, меня очень жестко раскритиковали. Я получила то, к чему не была готова.

На самом деле выход диска остался почти незамеченным, несмотря на то, что компания, выпустившая его, прикладывала максимум усилий для его продвижения. Премьерный сингл диска под названием «Пакт между нами двумя» был запрещен более чем в половине самых основных радиопрограмм Мексики, поскольку его содержание было слишком жестким для радиослушателей. Слова и фразы типа «Похить его, свяжи, избей… насладись его болью. Кусай его, причиняй боль, мучай… раздели его страсть» на тот момент были слишком шокирующими, потому что думать и говорить об этом в тесном кругу друзей – одно дело, и совсем другое – выставлять эти чувства напоказ в песне о так называемой любви, разносящейся на все четыре стороны. Кроме того, я сама, как Санди из «Васелины», перестала быть милой молоденькой девушкой, чтобы стать чувственной женщиной-вамп, и это не понравилось людям. От невинной девочки Беатрис из «Пятнадцатилетней» не осталось ничего. На ее место пришла восемнадцатилетняя девица в плотно облегающих бедра брюках-клеш с крупными цветами и с сильно заниженной талией. У меня был виден весь живот, поскольку сверху меня прикрывал только крошечный бюстгальтер, тоже украшенный цветами. Мне чертовски нравился мой прикид, но, прежде всего, я вознамерилась, подчеркнув свои теперешние предпочтения, сделать нечто совершенно отличное от прежнего, что бросилось бы зрителям в глаза, чтобы им захотелось продолжения. Я даже осветлила спереди прядь волос. В таком виде, чрезвычайно гордая собой, я вышла на сцену петь свой первый сингл «Пакт между нами двумя».

Я и не представляла того, что меня ожидало.

Все, что я делала, уже заведомо не понравилось столь консервативному тамошнему обществу моей страны. Все спрашивали себя: «Что случилось с той девочкой с хвостиками? Господи, какая вульгарщина, боже мой!» Я почувствовала, что зрители были разочарованы и подумала, как могло быть возможно такое, что никто ничего мне толком не объяснил о моем сценическом имидже, не дал дельного совета. Все смотрели меня лишь как на полуголую девицу и поставили на мне крест. Мне высказали все! Отзывы сыпались на меня как град с неба. «И она собиралась стать кумиром молодежи? – говорилось во всех средствах массовой информации. – Даже не мечтай!»

В то время в моей родной стране никто не носил такую одежду, именно поэтому мне хотелось сломать привычный образ хорошей, послушной девочки, который должны были напяливать на себя молодые певицы, если хотели чего-то достичь. Конечно же, были знаменитости, которые выходили на сцену, держась вызывающе. Такой была Алехандра Гусмáн, рокерша до мозга костей по своей сути, а на сцене – чистой воды динамит. Ее голос, в котором звучали вызов и чувственность, сразу же поставил ее в ранг любимцев молодежи. Была также Глория Треви с ее текстами и непристойными телодвижениями, разрушающая все общественные каноны и создающая молодежное направление, в котором она могла открыто выражать свои мысли посредством текстов песен. Но в моем случае все было иначе. Я была частью популярной и любимой группы «Тимбириче», и люди видели, как мы растем, превращаясь из детей в подростков. Кроме того я сыграла в сериале наивную молоденькую девушку, и мой персонаж являлся отражением девушек того времени. Два эти факта сыграли свою роль в том, что для зрителей смена моего имиджа была слишком очевидной. Новый образ был весьма сомнителен, и его сложно было принять.

Несмотря на все мое желание, на все усилия и старания, которые я вложила в запись диска и его раскрутку, отзывы по-прежнему были жестоки и беспощадны. Такая реакция повисла камнем на моей душе, и были моменты тяжелых сомнений, когда мне было очень больно и стыдно. Я чувствовала, что мой мир рушился, разваливаясь на куски, и не было способа найти выход, объясниться… не было ничего… только стыд, сопровождающий разбитые мечты, и боль. По сути, я дошла до точки; я бросилась на кровать и ревела, неделями не выходя из комнаты. Я не хотела видеть солнце и даже не позволяла маме открыть шторы.

Мама дала мне время на то, чтобы боль прошла, но однажды, устав видеть меня безутешно рыдающей, она вошла в мою спальню, отдернула шторы и сказала: «Посмотри на себя, доченька. Тебе восемнадцать лет, ты талантлива, умна и, кроме того, у тебя прекрасная фигура. В тебе нет ничего вульгарного. Ну-ка давай, вставай… больше ты не будешь валяться. Поднимайся и иди вперед». Но я могла только твердить ей одно и то же, что я все делала от души, от чистого сердца, и не могла понять, как люди могли быть такими злыми и беспощадными и так набрасываться на меня. Я показывала ей свои руки, жесткие от клея, которым я приклеивала цветы к своим бюстгальтерам и костюмам. Как можно было приговорить к смерти душу и сердце, которые выразили себя в целом диске из-за одной песни? Как они могли оборвать жизнь диска из-за одного сингла?

В тот момент я, пожалуй, не понимала, что моя мама знала лучше всех, сколько трудов и усилий я приложила к осуществлению своей мечты. Она знала это, потому что всегда, с самого начала, находилась рядом со мной и не оставляла меня ни на минуту. Помимо того, что мама была моим менеджером, она была первой, кто поддержал меня в выборе костюмов, в том, чтобы сломать стереотипы и попытаться стать другой. Это она воодушевляла меня сделать что-нибудь смелое и новое, что-то такое, что выразило бы все накопившиеся во мне чувства. Никогда, ни единого раза, она не переставала поддерживать меня и побуждала делать все, о чем я мечтала.

Чтобы как можно быстрее вытащить меня из депрессии, в которой я пребывала, мама предложила мне на выбор три решения:

– Смотри, доченька, – сказала она, – мы можем продолжать сетовать и жаловаться на крайне негативную критику по поводу твоего диска и нового имиджа как солистки, погружаясь в эту злополучную депрессию, и делу конец, остановимся на достигнутом! На этом твоя сольная карьера заканчивается, ты решаешь заняться чем-то другим, например, биологией или психологией, которые нравились тебе с детства.

К этому времени я уже приподнялась в кровати и стала думать, чего же я достигла, пока мама продолжала говорить:

– Теперь, вот что. Если ты хочешь продолжить свою карьеру и не хочешь работать в Мексике, мы подхватим чемоданы, закроем дом и поедем по миру, чтобы начать все заново в другой стране – Испании, Италии, да есть тысяча всевозможных мест… – она сделала краткую паузу, посмотрела мне прямо в глаза, а затем продолжила… – но, если ты хочешь остаться в Мексике и продолжить петь, как ты хотела и мечтала, тогда живо вставай с кровати и защищай свой талант, дерись за него, как львица… Ты меня поняла?

Я задумалась над ее словами и поняла, что она была права. Я не могла позволить себе сломаться и упасть, я просто не собиралась этого делать. В конце мама добавила, что когда-нибудь я посмеюсь над тем, что она только что сказала.

– Милая моя, – сказала мне мама, – то, что не убивает – закаляет и делает сильнее. Вот увидишь, из этой переделки ты выйдешь более сильной и стойкой.

Если бы я видела тогда, что ожидало меня в ближайшем будущем, что у меня будут «золотые» диски, четыре песни, написанные как ностальгия о прошлом… Если бы я все это видела, то поняла бы, что мама была права, права во всем. Если бы я видела это, то выбежала бы и держалась бы как истинные «мачо» и… все-таки я устояла тогда, и очень хорошо, что так получилось.

В тот день я усвоила один из самых важных и ценных уроков, которому мама никогда меня не учила: я поняла, что истинная ценность человека, его достоинство и доблесть заключены в нем самом. Я поняла, что, порой, человеку нужно столкнуться с ситуациями более болезненными, чем были раньше, поскольку это единственный способ больше узнать, стать сильнее и человечнее.