Текст книги "Измена генерала (СИ)"
Автор книги: Ари Дале
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 14 страниц)
Резко встаю на ноги и иду к посту медсестер. Молоденькая девочка со светлыми, выглядывающими из-под шапочки волосами сжимается, стоит мне нависнуть над ней, перегнувшись через стойку.
– Мне нужен главный врач, – произношу тихо, но вкладываю в голос всю силу. Медсестра вздрагивает и дрожащей рукой указывает направление. Ее глаза бегают, точно ищут пути отступления. Больше от нее я ничего не добьюсь. Поэтому отталкиваюсь от стойки в поисках другой «жертвы».
Через час для Евы подготавливают ВИП-палату, назначают одного из лучших врачей. Я не жалею о своем поведении, Еве не нужен какой-то тюфяк, который будет боятся лишнее действие сделать, когда речь идет не только о жизни моей жены, но и о ребенке.
Ребенок… Как я мог не понять? Бледность, тошнота, Ева явно что-то от меня скрывала – все же признаки были на лицо. Мы были женаты почти два года, никогда не предохранялись, но ничего не получалось. А тут, когда из-за меня все к чертям полетело…
Вздыхаю и сажусь на лавочку напротив той самой двери, в которую увезли Еву. Белый пустынный коридор угнетает и наводит на не самые приятные мысли. Новостей никаких нет. Я уже готов начать молиться, чего не делал со времен службы в горячей точке. Тогда я решил, что Бог меня оставил. Но может Еве и малышу он поможет? Они же ни в чем не провинились.
Ставлю локти на бедра, кладу голову на ладони и стараюсь глубоко дышать, чувствуя полнейшую беспомощность, впервые со времен плена. Я готов все крушить, ломать, если бы это только помогло. Я бы даже свою жизнь отдал, лишь бы с Евой и ребенком было все в порядке. Господи, пожалуйста, пусть с ними двумя будет все в порядке.
Вадим прав, я идиот! Какой же идиот! Как я мог быть настолько слепым? Что я сделал со своей семьей и, главное, ради чего?
Конечно, остается еще более важный вопрос: «Как мне все исправить?».
Издалека слышу быстрые тяжелые шаги, а за ним быстрый стук каблуков. Совсем не удивляюсь, когда чувствую руку на плече, которая тянет меня вверх. Стискиваю зубы, впервые почувствовав боль из-за рания, но тут же отбрасываю ее. Не сопротивляюсь, встаю и смотрю прямо в глаза отцу Евы.
– Что ты сделал с моей дочерью? – ревет он мне в лицо.
Не отвечаю. Не могу. Не сейчас. Все мои мысли заняты Евой. Бросаю взгляд на дверь, которая так и остается закрытой. Ева там слишком долго…
– Отвечай, – Алексей Корнеевич встряхивает меня. Не реагирую.
– Леша, – слышу я нежный, взволнованный голос. Из-за спины мужчины выходит миниатюрная женщина, которая так напоминает Еву, только старше. Она окидывает придирчивым взглядом меня. – Посмотри на него. Он явно переживает больше тебя. Вряд ли это его вина. А это что? – смотрит на пол и хмурится. Прослеживаю ее взгляд и вижу кровь, которая капает с моих пальцев и собирается у ног. Неважно.
Пальцы на моей руке расслабляются. Алексей Корнеевич всматривается в мое лицо, после также опускает взгляд на пол. Эти двое выглядят хорошо вместе. Миниатюрная женщина, азиатского происхождения, в черном платье и с волосами, затянутыми в высокий пучок, и сильный мужчина в строгом сером костюме, на которого она явно может положится.
Такими могли бы быть мы с Евой, если бы я все не испортил…
Дверь в операционную распахивается, и мы втроем поворачиваемся к ней. Тучная женщина выходит в коридор, снимает маску и оглядывает нас.
– Родственники Волковой? – мы втроем киваем. – С пациенткой все в порядке. Нам удалось ее стабилизировать. Теперь ей нужен покой и постоянное наблюдение врачей. Сейчас направляем ее в реанимацию, но скоро переведем в палату, после чего вы сможете ее увидитесь.
– А ребенок? – я стискиваю челюсти. Не дышу.
Глава 23
Писк противный, проникающий в сознание, хорошо мне знаком. Как и запах медикаментов, смешанный с чем-то сладким, цветочным. Мне не хочется просыпаться, потому что я уже знаю, что меня ждет: холодные стены, куча уколов, горечь таблеток. Но одна мысль заставляет меня распахнуть глаза.
Палата на этот раз выглядит по-другому: бежевые стены, столик с двумя стульями у окна, большая кровать с двумя тумбочками рядом, на одной из которых стоит ваза с розами, телевизор на стене напротив, только капельницы и дополнительные мониторы указывают на то, где я нахожусь.
Я не успеваю толком осмотреться, как дверь распахивается. На пороге появляется медсестра в голубой форме, с черными волосами, завязанными в гульку и прикрытыми шапочкой. Она перебирает какие-то бумажки и, только подойдя к моей кровати, поднимает взгляд.
– О, вы проснулись, – краснеет. – Я сейчас позову врача.
Медсестра быстро разворачивается и почти добегает до двери, когда я ее окликаю:
– Подождите, – голос хриплый, но этого достаточно, чтобы девушка замерла. – А что… что с ребенком?
Я лежу в кровати и толком пошевелиться не могу. Чувствую холод, сковывающий тело.
– Я позову врача, он все объяснит, – медсестра даже не оборачивается, прежде чем выбежать из палаты, как пуля.
А у меня желудок ухает вниз.
Нет. Нет. Этого не может быть.
Поднимаю слабую, дрожащую руку и кладу ее на живот.
Малыш…
Я даже толком осознать ничего не успеваю, как дверь снова открывается. На пороге вместо желанного врача с ответами появляется Дима. На нем черные спортивные штаны, такого же цвета футболка, волосы влажные, в руках еще одна ваза с розами.
Он не сразу замечает, что я наблюдаю за ним. Проходит в комнату и где-то посередине замирает, когда видит мой взгляд, направленный на него.
Я никогда не видела, чтобы человек двигался так быстро.
Раз, и Дима оказывается возле кровати, ставит цветы на тумбочку возле нее и же тут же сжимает мои пальцы, лежащие на животе. Вглядывается мне в глаза. Он будто хочет найти там ответы о моем состоянии, но об этом может сказать ему только врач. А вот Дима может ответить на мой вопрос.
– Ребенок? – голос слабый. Так страшно услышать ответ.
– В порядке.
Облегчение, такое сильное, волной накатывает на меня и полностью затапливает меня. Я наконец могу расслабиться, но ненадолго, потому что только сейчас замечаю кусок марлевой повязки, выглядывающий из-под футболки мужа.
– Что это? – пытаюсь дотянуться до Димы второй рукой, но она падает на половине пути на кровать.
– Пустяки. Не переживай и не напрягайся, – Дима нежно пожимает мои пальцы и легко улыбается. Я тут же напрягаюсь. Улыбается? – Ты как? Что-то болит? Пить хочешь?
Когда речь заходит о воде, я сразу чувствую жажду. Она дерет горло. Я тянусь к нему, но Дима перехватывает мою руку и кладет на кровать.
– Не двигайся. Сейчас дам тебе воды, – взгляд мужа наполнен тревогой, когда он смотрит на мою шею. Но длится это всего мгновение, прежде чем Дима отпускает мои руки и начинает возиться у тумбы. Я не вижу, что он делает – лежу не очень удобно. А чтобы повернуться или приподняться, нужно приложить немало сил, которых у меня сейчас нет.
Слышу, как Дима наливает воду, ставит, скорее всего. графин, и только после этого Подходит ко мне. Приподнимает меня, садится немного сзади и маленькими глотками дает пить. Когда стакан оказывается пустым, Дима также аккуратно укладывает меня на подушки, ставит стакан на тумбу и встает рядом.
– Дима? – зову немного окрепшим голосом. Муж берет меня за руку, прежде чем заглянуть мне в глаза. Они такие же темные, под ними залегли слишком глубокие тени. И лицо бледнее обычного. – Что это? – я указываю подбородком на повязку на плече.
Дима тяжело вздыхает.
– Ты же не забудешь, да?
Я качаю головой.
– Артем пырнул меня ножом там в квартире. Ничего жизненно важного не задел. Но рана глубокая.
Я задерживаю дыхание. Воспоминания отправляют меня в тот момент. Словно наяву перед глазами появляется нож, валяющийся на полу среди осколков, чувствую режущую боль, не дающую мне пошевелиться, слышу ругань.
Мотаю головой, чтобы избавиться от навязчивых мыслей, не позволяя себе углубиться в прошлое. Снова вижу Диму, который, нахмурившись, испепеляет меня взглядом. Улыбаюсь. Вот такой Дима мне хорошо знаком. Открываю рот, чтобы задать следующий вопрос, но в палату снова входят.
На этот раз пожилая пухлая женщина в белом халате и бейджем с именем Валентина Петровна. От нее я узнаю, почему медсестра боялась мне даже слово сказать, и что мой муж запугал весь персонал больницы, обещая жестокую расправу, если со мной или ребенком что-то случится.
Я поднимаю взгляд на Диму, он только пожимает плечами. Выглядит как сама невинность, при этом глаз от меня не отводит.
Оказывается, только Валентина Петровна согласилась «рискнуть карьерой» и заняться моим случаем. Также она сообщила, что мне очень повезло – ребенка удалось сохранить только чудом. И теперь всю оставшуюся беременность мне придется быть под наблюдением. А еще Валентина Петровна через часик пообещала забрать меня на узи и осмотр, после чего настоятельно попросила успокоить буйного папашу.
Я изо всех сил пытаюсь сдержать улыбку, поджав губы. Но она все равно появляется на моем лице. Конечно же, я киваю, чтобы доктор могла спокойно уйти. По дороге к двери улавливаю ее бормотание: «Когда он был один, еще сносно, но двое…».
Не успеваю спросить, что это значит, Валентина Петровна скрывается за дверью. Дима тут же занимает ее место, которое благородно уступил чуть раньше. Я немного пододвигаюсь на кровате – силы постепенно возвращаются, – и хлопаю по освободившемуся месту. Дима сначала внимательно смотрит на меня, потом на кровать, и только после этого садится рядом, захватывая в плен своих пальцев мою руку.
– Ты же теперь не дашь мне развод? – говорю я первое, что приходит в голову.
Дима напрягается. Его взгляд темнеет, брови сдвигаются к переносице.
– А ты его хочешь? – он замирает словно статуя.
Я опускаю глаза, потому что не могу выдержать его взгляд.
– Я не хочу снова пережить…
– Не переживешь, – Дима прерывает меня так быстро, что я невольно снова смотрю на него.
Он искренен! Не отводит взгляда. Хоть и хмурится, но не скрывает свои эмоции. Я вижу его глаза, наполненные беспокойством. Дима настолько крепко сжимает мои пальцы, что я чувствую легкую боль. Но не жалуюсь, у меня в голове крутятся аргументы, которые требуют немедленного опровержения.
– Твоя работа…
– Ее больше нет, – Дима прожигает меня взглядом.
– К-как? – сердце начинает быстро колотится.
– Я написал рапорт об отставке, – Дима пожимает плечами. – Его в срочном порядке одобрили, чтобы заключить сделку с шейхом на его условиях «счастливая семья» и все такое…
– Но… но… – не нахожу слов. Они застревают в груди.
– Ева, ты должна кое-что понять, – Дима сильнее разворачивается ко мне. Снова бросаю взгляд на его повязку и до меня доходит, что он нес меня, когда сам был ранен. – Я принял это решение еще до того, как узнал о ребенке, – он бросает короткий взгляд на мой живот. – Понял, что не хочу больше такой жизни. В постоянной гонке. Когда я тебе изменил…
Я вздрагиваю, и это не скрывается от Димы. Он сильнее сжимает мою руку, словно боится, что потеряет меня.
– Я буду называть ошибки своими именами, прости, – он еще больше хмурится, но не замолкает, а я не перебиваю – его и без того сложно вывести на разговор, лучше выслушать до конца. – Когда я тебе изменил, то не думал. У меня на первом месте стояла работа – это правда. Ты не должна была узнать. Я не хотел причинять тебе боль. Но узнала…
– Ты же говорил, что изменял «с самого начала», – отвожу взгляд, чувствуя как в груди начинает открываться рана.
– Я не хотел тебе врать, – голос Димы спокойный, я чувствую, как сильно его пальцы сжимают мои. – Никогда не врал. Мы еще тогда не были женаты. Не так давно познакомились, меня отправили на задание и…
– Не надо! – зажмуриваюсь. – Только не говорили, что ты выбрал работу вместо меня, – закусываю губу. Сильно. Надеюсь, хоть немного уменьшить душевную боль. Не выходит.
– Я не оправдываюсь. Сейчас точно не буду этого делать. Просто хочу, чтобы ты все знала. – Дима набирает в легкие воздуха, а я снова смотрю на него. Мне нужно знать, что он скажет. Часть моей души умерла в тот день, когда я обо всем узнала. И почему-то, кажется, что, возможно, есть хоть небольшой шанс ее воскресить.
– Наверное, то, что ты обо всем – лучшее, что могло быть в нашей ситуации, – Дима потирает шею. – Наш брак не просто превратился в рутину, он изначально был таковым. Заключен не по тем причинам, но это не значит, что я тебя не любил…
Перестаю дышать.
– Любил. По-своему. И только после измены понял, что недостаточно, – он ненадолго закрывает глаза, после чего распахивает их. – Но я всегда заботился о тебе. Когда увидел твои слезы, ту боль, которую причинил тебе, что-то сломалось во мне. Пробилась броня, которую я тщательно выстраивал годами. В тот момент я понял, что ты ускользаешь от меня, а я не могу тебя остановить. Если бы ты пришла к отцу и рассказала обо всем, и он бы на пушечный выстрел не подпустил к тебе.
Открываю рот, чтобы возразить, но Дима прикасается указательным к моим губам.
– Не подпустил бы, поверь мне. Я на его месте также поступил бы, – Дима улыбается уголками губ, после чего его лицо приобретает снова серьезное выражение. – Я пытался оставить тебя рядом на своих условиях. Долго действовал неправильно. Причинял тебе большую боль, пока не понял до чего довел тебя – из-за меня ты оказалась в больнице. В первый раз, – он горько усмехается. – Тогда я осознал, что мне нужно отойти в сторону и дать тебе принять решение самой. В тот же день начал искать себе замену на службе. Что-то в моей жизни шло не так, и лучше все поменять сразу, чем терять время.
– Зачем ты это все мне говоришь? Почему сейчас? – все-таки не выдерживаю. В груди и так колит, сердце сжимается при каждом его слове. Мне нужно понять причину. Если она не та, я не уверена, что вынесу это
– Знаешь, я бы правда тебя отпустил. И отпущу, наверное, если попросишь…
Мои глаза наполняются слезами. Как бы я не пыталась удержать их, одна слезинка скатывается по виску на подушку. Дима это, конечно же, замечает.
– Эй, – он кладет ладонь мне на щеку и поглаживает большим пальцем. – Не нужно плакать, ладно?
– Ничего не могу с этим поделать, – шмыгаю носом. – Просто продолжай говорить. Мне нужно услышать.
Дима какое-то время пристально смотрит на меня, словно оценивая, стоит ли доверять моим словам, и, в итоге, решает продолжить.
– Так вот, если ты попросишь, я отпущу, уйду в сторону и позволю тебе строить жизнь самостоятельно, – он вытирает пальцем очередную слезинку, которая срывается с ресниц. – Не скажу, что будет просто сдержать свое обещание. Но если это та цена, которую нужно заплатить за свой поступок, то я готов ее принять.
Я прикусываю губу, чтобы сдержать всхлип. Вместо этого, икаю. Дима на это лишь качает головой.
– Но если ты готова дать нам шанс, то я дам тебе другое обещание, – он нависает надо мной и смотрит мне прямо в глаза. – Я обещаю тебе, что никогда не поставлю чьи-либо интересы выше твоих и нашего ребенка. Вы всегда будете для меня на первом месте. Даю тебе слово генерала. Хотя уже и отставного.
– Ты же понимаешь, что разрушенное доверие вернется не сразу, если вообщевернется, – произношу я сквозь слезы.
– Понимаю, но готов сделать для этого все.
Эти слова становятся для меня последней каплей, поток слез уже не остановить. Они начинают литься, литься и литься. Дима тут же снимает обувь, забирается ко мне на кровать и прижимает к своей груди, отчего я рыдаю еще сильнее. Его едва слышные «прости», подкрепленные поглаживаниями по голове, подливают масло в и так нескончаемый поток слез. Проходит время, прежде чем я немного успокаиваюсь. Кажется, заходила медсестра, но под грозным взглядом Димы тихо прикрыла дверь с другой стороны.
– Я дам нам шанс, – вытираю остатки слез. – Всего один! Если ты снова придешь мое доверие, это будет конец! – мой голос твердый и смотрю я прямо в глаза Диме.
– Никогда! – он тоже говорит серьезно, после чего целует меня в лоб.
Вечером, когда мы с Димой вдвоем лежим на кровати в моей палате и смотрим какую-то смешную передачу по телевизору, в коридоре раздается громкий приказной голос. Я даже вздрагиваю, когда слышу его. Все, потому что узнаю.
– Что там? – опасливо смотрю на дверь.
– Похоже, твой отец вернулся.
Эпилог
– Как провела время с мамой? – Дима встречает меня у порога, стоит мне зайти в дом.
– Ты ждал меня? – ставлю бумажные пакеты на пол, а когда вижу приподнятую бровь мужа, вздыхаю. – Все хорошо. Получила множество советов, в том числе ненужных.
Дима раскрывает объятья, и я тут же ныряю в них. Прижимаюсь к сильной груди и расслабляюсь. Ноги гудят, по телу разливается слабость. Хоть живот еще не сильно заметен, но я стала быстро уставать, что мне совсем не нравится.
– Мама помогла выбрать одежду для ребенка. Хочешь посмотреть? – я немного отстраняюсь, наклоняюсь к пакетам…
– Потом, сначала прими ванну, – Дима так быстро поднимает меня на руки, что взвизгиваю и едва успеваю обхватить его за шею.
Муж несет меня на второй этаж по коридору в нашу спальню, а я жмусь к нему. Прошло три месяца с момента похищения, и я не узнаю Диму. Мало того, что он действительно ушел с работы и старается проводить время со мной, хотя иногда запирается в кабинете, чаще всего с Вадимом, так еще он стал невероятно опекающим. Дима все такой же молчаливый, не очень любит делиться своими мыслями, зато с удовольствием слушает меня. Иногда я несу настоящий бред, готовя или занимаясь в саду, что удивляюсь, как у него уши еще не завяли. Но нет, он не только улавливает каждое мое слово, но и отвечает, когда нужно.
А еще Дима часто носит меня на руках. Эта привычка появилась, когда Валентина Петровна сказала, что мне нельзя перенапрягаться. Что-то мне подсказывает, что она сделала это специально, но уточнять я не стала. Меня все устраивает.
Дима заносит меня сначала в нашу спальню, а потом в ванную. Только в ней он ставит меня на ноги и отпускает. Разворачивается и уже хочет включить воду в ванной, когда я обнимаю его со спины, прижимаясь к ней щекой.
– А может душ… вдвоем? – произношу робко, все еще стесняясь высказывать свои желания вслух. Но после долгого разговора о желаниях с мужем, когда он однажды поймал меня на том, что я опускаю глаза и кручу пальцы, стараюсь побороть робость.
Дима на мгновение замирает, после чего разворачивается, всматривается в мое лицо и хрипло произносит:
– Ты уверена, что не сильно устала?
Я быстро-быстро киваю, и замечаю, как уголки губ мужа дергаются. Щеки тут же обдает жаром, но я не успеваю спрятать лицо в его груди, как на меня обрушиваются горячие губы.
Сразу же забываю обо всем. Цепляюсь за плечи Димы, прижимаюсь к его телу. Он обхватывает меня своими огромными руками и еще сильнее вжимает в себя. Его язык проникает мне в рот, и я теряюсь в поцелуе. Ногтями впиваюсь в футболку мужа. Пытаюсь оставить следы на нем. Мне его мало. Так мало.
Дима разрывает поцелуй и отстраняется от меня. Хочу уже возмутиться, но не успеваю даже пискнуть, как моя блузка оказывается порвана. Маленькие пуговицы скачут по полу, ткать падает у ног.
С джинсами дела обстоят сложнее. Сначала Диме приходится повозиться с ремнем. Потом стащить с меня прилипшую ткань оказывается еще той задачкой. Но, в итоге, я переступаю через них и оказываюсь о одном нижнем белье, которое по мановению рук мужа, летит на пол.
Дима раздевается полностью намного быстрее меня. Сразу цепляюсь взглядом за новый шрам у него на груди, он уже выцветает, только кое-где проглядывают розовые стежки. Хоть Дима уверял, что ничего страшного не случилось, но я случайно услышала разговор медсестер, что рана оказалась серьезной и кровотечение было сильным. Если бы ему вовремя не оказали помощь, у меня могло быть мужа. До сих пор в голове не укладывается, как он нес меня с такой раной.
Не могу остановить себя, тянусь к шраму и провожу по нему пальцем. Глаза наполняются слезами, в горле появляется ком. Дима замирает, впивается в меня взглядом. Опускаю голову, но он за подбородок поднимает ее.
– Ну чего ты? – Дима притягивает меня к себе и целует в лоб. – Все же хорошо.
– Знаю, – я всхлипываю, крепче прижимаясь к нему. – Это все гормоны.
Грудь Димы вздрагивает, когда он усмехается.
– Сейчас их утихомирим.
Прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, Дима подхватывает меня под попу и отрывает от пола. Я обнимаю его ногами, чтобы не упасть. Всем телом чувствую горячую кожу. Член упирается мне между ног. По телу проносится дрожь. Единственное, о чем я могу думать – он внутри меня. Ерзаю и слышу шипение у уха.
– Потерпи немного, – голос Димы хриплый, наполненный желанием.
Я снова двигаюсь, чувствуя, как головка члена трется о влагалище. Дима втягивает воздух через стиснутые зубы и несет меня в душ. Прежде чем войти внутрь, он включает воду и проверяет температуру. Я в это время покрываю мелкими укусами его шею, отчетливо ощущая, как пальцы на моих ягодицах напрягаются.
Дима нежно целует меня, как только мы встаем под теплые струи. Он прижимает меня к еще не успевшей согреться стене, собой загораживая воду. Но все что меня беспокоит это губы, сминающие мои, руки, сжимающие ягодицы. Я всем телом ощущаю его мощь, власть и хочу ей отдаться. Кожа будто наэлектризована. Любое прикосновение вызывает желание. А когда Дима рукой сжимает мою грудь и скручивает сосок, одновременно с этим впиваясь зубами в шею, кричу. До хрипа. Внизу живота разгорается такой пожар, что кажется я вот-вот в нем сгорю. Пытаюсь тереться о мужа, достать до члена, но у меня мало места для маневра. Власть в его руках. И он мне это отчетливо показывает.
– Пожалуйста, дай мне, – с моих губ срывается мольба. Руками глажу его плечи, впиваюсь в них ногтями, царапаю. – Мне нужно…
Наконец-то Дима слышит мою просьбу, двумя руками поднимает выше, удерживая под поду, и усаживает на член. До упора.
Стон срывается с моих губ, шипение с его.
Дима замирает. Я тоже. Мне нужно мгновение, чтобы привыкнуть к его размерам, и он это знает. Откидываю голову. Затылком прислонюсь к влажной стене. Подставляю лицо каплям. Тёплая вода еще больше воспаляет кожу. Теперь я горю не только внутри, но снаружи. Дима медленно поднимает меня, оставляя внутри только головку, а потом резко опускает. Перестаю соображать.
Мне нужно все. Мне нужно больше. Мне нужен он.
Упираюсь в его плечи, пытаюсь двигаться, но Дима позволяет перехватить инициативу. Дима так крепко сжимает мои бедра, что мне становится немного больно. Всего на секунду, в следующее мгновение все растворяется в удовольствие, когда Дима снова приподнимает меня и насаживает на свой член. А потом повторяет это снова и снова.
Но мне мало. Недостаточно медленных, равномерных, хоть и глубоких толчков.
Хочу больше. Жестче. Быстрее.
– Сильнее, – полупросьба-полуприказ срывается с моих губ.
Дышу часто, пальцами сжимаю плечи мужа, чувствуя, как его член глубоко входит в меня.
– Ребенок… – хриплый шепот Димы доносится до ушей.
Открываю глаза и вижу его проникновенный взгляд. Он тоже хочет, но сдерживается, переживает.
– Ребенок будет в порядке, – смотрю в его глаза. Мои губы изгибаются в полуулыбке. – Если ты не дашь его маме, то, что ей необходимо, вот тогда он взбунтуется вместе с мамой.
Дима усмехается, качает головой, выходит из меня и ставит на ноги. Я уже хочу возразить, когда он разворачивает меня лицом к стене. Едва успеваю упереться ладонями во влажную плитку – муж снова входит в меня, но на этот раз иначе.
Как я хотела: глубже, жестче, резче.
По коже проносится электричество, низ живота сжимается. Задыхаюсь.
Ступни скользят по поддону, стоит Диме выйти и снова войти. Он хватает мои бедра. Крепко держит, когда начинает вдалбливаться в меня. Я ловлю ртом воздух, чувствуя, как по телу проносится жар. Он такой сильный, пылающий, сжигающий изнутри. Кожа покрывается мурашками, внизу живота все скручивается в узел. По телу проносится дрожь. Мотаю головой. С губ срываются стоны. Ногтями пытаюсь зацепиться за плитку, но они соскальзывают.
Дима все еще держит меня одной рукой, когда второй гладит по ягодице, сжимает ее, отпускает и… шлепает.
Кричу. Мышцы сжимаются вокруг члена. Жжение разносится по коже. Не успевает даже немного утихнуть, когда я чувствую второй шлепок, а затем толчок. Кусаю губы, язык, щеку изнутри. Ягодица горит.
Шлепок.
Жар распространяется по телу, не только внутри, но и снаружи.
Шлепок.
Закрываю глаза и толкаюсь навстречу Диме. Кожа по-настоящему горит. В ушах звенит. Каждая мышца напрягается.
Дима касается подушечками пальцев моего клитора. Теряюсь в ощущениях.
Он нажимает, я замираю. Задерживаю дыхание.
Дима начинает кружить по клитору, и я взрываюсь в удовольствии. Жар становится огнем. Сгораю в нем. Дрожу сильнее. И если бы Дима не подхватил меня, я точно распласталась бы на полу в душе.
Чувствую еще несколько коротких толчков, которые усиливают мою дрожь, после чего Дима замирает, а горячая сперма разливается во мне.
Муж тянет меня на себя, я спиной прислонись к его груди. Дима обнимает мои плечи своими огромными руками. Я расслабляюсь, отдаюсь его силе. Мы стоим под теплыми струями. Тяжело дышим. Прикрываю глаза, чувствую слабость во всем теле. Дима упирается подбородком в мое затылок и еще сильнее сжимает меня. Наше дыхание постепенно успокаиваться, после чего Дима выходит из меня. Немного отстраняется. После чего разворачивает меня к себе. Смотрит мне в глаза. Молчит. Долго. Но я вижу все, что он хочет передать. Мягко улыбаюсь. Касаюсь пальцами его щеки, покрытой щетиной. Тянусь к нему. Оставляю быстрый поцелуй на его губах. Он сильнее сжимает мою талию, выдыхает и улыбается.
– Люблю тебя, – произносит он и нежно целует.
***
Генерал
– Ты когда приступишь к своим обязанностям? Уже полгода прошло.
Меня всегда поражала наглость брата. Вадим развалился в кресле напротив меня и смеет еще претензии предъявлять. В моем же кабинете.
Я склоняю голову к плечу, пригвождая его к креслу своим фирменным взглядом, от которого солдаты тут же вставали по стойке смирно. Вадим, конечно, не подрывается с места и даже не дергается, но, по крайней мере, руки перед собой в жесте «я сдаюсь» вытягивает.
– Ладно-ладно, пока моему племяннику годик не исполнится, я буду дергать тебя только по самым важным делам, – он усмехается. – Считай что ты в декрете вместе с Евой.
Я качаю головой.
– Кстати, – все веселье сходит с лица Вадима, я тоже напрягаюсь. – Генеральный снова объявился. Но на этот раз, я, кажется, выяснил, кто он. Мне нужно только подтверждение получить.
– Когда будешь уверен, не забудь мне сказать, – сжимаю кулаки.
У меня с генеральным свои счеты. Похищение Евы я ему точно не прощу.
Артем запел как соловей, стоило ему за решеткой оказаться. Конечно, пытался хорохорится, но один намек на выбор мною сокамерников развязал ему язык.
Мы узнали все, начиная с того, как генеральный вышел на любителя азартных игр, и предложил сделку «информация о контрактах Вадима в обмен на закрытие долгов», заканчивая шантажом Евы.
Не хочу думать через что пришлось пройти моей жене из-за этого говнюка. Тем более основную ответственность за произошедшее несу я сам. Но все-таки сокамерников для Артема я выбрал. Самых «лучших».
Зловещая улыбка появляется на моих губах. Вадим отодвигается подальше от меня. Он сильно сжимает подлокотники кресла и кажется вот-вот подорвется с места. Но его телефон пиликает и развеивает гнетущую атмосферу. Брат смотрит на экран, поджимает губы, а через мгновение расслабляется. Широкая улыбка растягивается на его лице.
– Прости, брат. Я пойду. Мне тут одну занозу нужно снова поймать, – он так быстро вылетает из моего кабинета, что я даже слова не успеваю сказать.
Ну, да ладно. У меня есть куда более важные дела.
Встаю с кресла и тоже выхожу из кабинета, но вместо того, чтобы направиться к входной двери, иду к задней. Конечно же, нахожу Еву на террасе. Она сидит, освещаемая настольной лампой, в плетеном кресле с круглым животом, прикрытым пледом, и читает книжку. Ева даже не слышит моих шагов, пока я не подхожу совсем близко и не притрагиваюсь к ее плечу. Вздрагивает. Сразу же поворачивает голову, только когда видит меня, расслабляется и улыбается. А я хмурюсь. Думал, воспоминания о похищение оставили ее, но, кажется, нет.
– Ты меня напугал, – Ева откладывает книжку, не забыв о закладке, после чего отодвигает плед.
Пытается подняться, но живот перевешивает, и она заваливается обратно.
– Я стала такой неуклюжей, – хихикает, прикусывая губу.
Люблю эту ее привычку.
Прежде чем она успевает предпринять еще одну попытку встать, я засовываю под нее руки и поднимаю. Ева обнимает меня за шею. Трется носом о мою грудь, словно кошечка. Член тут же дергается, но я не реагирую. Несу жену наверх..
Эта чертовка вместо того, чтобы лежать смирно, впивается ноготками в мою шею и легонько царапает. После чего легкими поцелуями проходится по моему подбородку.
– Ева, – произношу строго, а сам чувствую, как в венах начинает зарождаться огонь.
– Что Ева? – в ее голосе сквозит обида. – Я беременная, а не больная.
Качаю головой. Этот разговор между нами происходит уже неделю. И мне приходится задействовать всю силу волю, чтобы не поддаться искушению.
– Если бы это было так, то врач бы не запретила нам заниматься сексом, – говорю как можно мягче, когда ногой толкаю дверь в нашу комнату, быстро пересекаю ее и укладываю Еву на кровать. – Если что-то пойдет не так, Валентина Петровна меня со свету сживет.
Усмехаюсь, но по коже проходит холодок, когда я вспоминаю уничтожительный взгляд женщины. Ее бы в армию – все солдаты ходили бы по струнке.
– Давай ей позвоним. Попросим разрешения, – Ева умоляюще смотрит на меня, я глубоко вздыхаю.
– Завтра, – провожу подушечками пальцев по нежной щеке жены. – А сегодня в душ и спать.
Отталкиваюсь от кровати, иду ванную и включаю воду в душе, а когда возвращаюсь, замечаю, что Ева уже дремлет, каким-то чудом перекатившись на бок и положив ладошки под щеку.
В груди разливается тепло. Я улыбаюсь, прислоняюсь плечом к косяку и чувствую, что принял правильное решение, оставив службу… выбрав семью.
