Текст книги "Ватикан"
Автор книги: Антонио Аламо
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
– Что это?
– Яд. Почти не оставляет следов в организме. Используйте его против Папы, ведь вы имеете доступ к нему. Тут, по крайней мере, три дозы… Да хранит вас Бог в этой, последней битве, брат Гаспар! – сказал Малама, поднимая в знак благословения дрожащую руку. – Вы остаетесь один в славном и кровавом сражении, для которого приуготовил вас Иисус как возлюбленного сына Своего. Хочу еще раз напомнить вам, брат Гаспар, что худшие из бесов те, которые исповедуют Христа устами своими и противоречат Ему своими деяниями. Поэтому каждому следует спросить себя – уж не один ли он из них? Вы не из их числа, брат Гаспар? Нет, не отвечайте, ибо, только уединившись, душа может дать правдивый ответ.
Машина снова остановилась у ватиканской гостиницы.
– Ах да, я кое-что позабыл.
Малама засунул руку в складки своих одежд, и на мгновение брат Гаспар поверил, что эта щедрая и добрая, пусть и страдающая и безумная душа даст ему наконец аванс в счет будущей службы.
– Что это? – снова спросил он.
На ладони у него лежало нечто завернутое в лоскут красной материи. Это был не чек, а что-то вроде мощей – серая, пористая, окаменевшая косточка. «Возможно, – подумал брат Гаспар, – именно это имел в виду Папа, сказав, что в экономическом смысле католики – нигилисты».
– Чья она? Святого Петра? – спросил он, хорошенько рассмотрев косточку.
– О нет, только не святого Петра! Она принадлежала первому миссионеру, появившемуся в моей деревне. Мне было всего девять лет, но я уже принял участие в братской трапезе.
– В чем?
Шофер распахнул дверцу, и его высокопреосвященство сказал:
– До завтра, брат Гаспар. Подумайте обо всем, что я вам говорил, и не останавливайтесь, пока не найдете на всё ответы, сохраняйте чистоту и не падайте духом, и пусть Мвари, великий Мвари на небесах, просветит вас и дарует вам защиту и мужество.
Гаспар поцеловал кардинальский перстень и, выйдя из машины, услышал голос: «Трогай, трогай!»
«Мерседес» снова тронулся с места, и брат Гаспар еще долго махал рукой на прощанье, а в душе его эхом отдавался вопрос его высокопреосвященства: «Вы не из их числа, брат Гаспар?»
XII
Долг масс – принять поставленное над ними правление и смиренно исполнять приказы, отдаваемые правителями.
Пий Х
Несмотря на предупреждения кардинала Маламы и царившее в душе смятение, брату Гаспару ни на минуту не пришло в голову бросить вызов Хакеру, не явившись на встречу, потому что, помимо естественного страха прогневать префекта Священной конгрегации, он не мог отрицать очевидной огромной важности, которую приобретала встреча и которая состояла в том, что ему сообщат в основных чертах содержание пастырского послания, которое он должен будет вручить Папе завтра утром. Однако эта новая встреча не сулила ничего хорошего, кроме разве возможности поужинать в соответствующей обстановке. Для пущего унижения, не говоря уже о том, что он остался без средств, ему пришлось идти пешком под дождем с зонтиком, который он купил пять или шесть дней назад у уличного торговца и который никуда не годился со всех точек зрения и не только из-за своих малых размеров, словно рассчитанных на карлика или ребенка, но также из-за предательской склонности спиц выворачиваться под частыми порывами ветра, бушевавшего на улицах Вечного города. Так или иначе, бедняга Гаспар явился в ресторан без четверти девять, иными словами, непростительно опоздав на пятнадцать минут, и, с естественным беспокойством понимая, что его ждет наиболее могущественный из кардиналов, он поспешил спросить о нем у монахини-индианки, которая ошарашила его, в свою очередь спросив, не он ли, случаем, брат Гаспар Оливарес, что монах признал с немалой тревогой, опасаясь, что Хакер, придя в нетерпение, отменил встречу, однако, к его удивлению, оказалось, что монахиня всего лишь хотела, чтобы он оставил свой автограф в книге для почетных посетителей. Брат Гаспар ответил, что, положа руку на сердце, она, несомненно, его переоценивает: никакой он не почетный, а всего лишь вымокший до костей бедный грешник.
– И поэтому, будьте добры, первым делом проводите меня к его высокопреосвященству Джозефу Хакеру. Или он уже ушел?
– Следуйте за мной, – ответила монахиня и легкой рысцой проводила Гаспара к подножию узкой лестницы. – Ступайте первым, – добавила она с улыбкой.
Весьма любопытно, что его высокопреосвященство кардинал Хакер и брат Гаспар снова столкнулись на лестнице – той, что вела в верхний зал и кабинеты, – хотя на сей раз доминиканец поднимался, а его высокопреосвященство спускался.
– Ваше высокопреосвященство, – сказал Гаспар, ловя руку кардинала, в то время как тот, махнув ею перед глазами обеспокоенного монаха, спрятал ее за спиной, – жест, который бедняга Гаспар истолковал как доказательство того, что кардинал рассержен его непунктуальностью.
– Ваше высокопреосвященство, – робко, однако не переставая улыбаться, вмешалась монахиня, – вам не пришелся по вкусу кабинет? Вы предпочитаете ужинать в главном зале? – Хакер чуть кивнул. – Как будет угодно вашему высокопреосвященству, – сказала монахиня, повернув вниз.
Она указала им столик, пока другая монахиня отодвигала кресло сначала для Хакера, а затем для брата Гаспара, и через мгновение каждому вручили меню. Его высокопреосвященство, водрузив на нос очки, заказал soupe à l'oignon gratinée и gigot d'agneau aromatisé aux fruits secs. [14]14
Луковый суп с тертым сыром, жаркое из барашка с соусом из сухофруктов ( фр.).
[Закрыть]
– А вы что возьмете? – спросила монахиня.
– Salade aux avocats, [15]15
Салат из авокадо ( фр.).
[Закрыть]а на второе… Погодите-ка, дайте посмотреть… Всегда так трудно принимать решения. Конечно, если человек привык все время есть примерно одно и то же… Итак, посмотрим… Langouste au Champagne-Ritz. [16]16
Лангуст в шампанском ( фр.).
[Закрыть]Или это слишком дорого? Нет? Можно? – И, так как Хакер молчал, Гаспар почел за лучшее сделать выбор сам: – Ладно, день на день не приходится. Так что пусть так и будет… langouste au Champagne-Ritz, да, langouste au Champagne-Ritz.
– Какое ужасное произношение, – почти неслышно, словно разговаривая сам с собой, прошептал кардинал Хакер, в равной мере удивленный и ошарашенный. И, взглянув на монахиню, снова вмешался и произнес с аристократической властностью: – И принесите нам бутылку бургундского девяносто шестого года.
Было бы лучше не извиняться, но брат Гаспар не учел этого.
– Я очень сожалею о своем опоздании, ваше высокопреосвященство, – шепотом сказал брат Гаспар, едва монахиня удалилась за заказом. – У меня выдался один из самых беспокойных вечеров в жизни, хотя я прекрасно понимаю, что это не оправдание.
– Разумеется, нет, – сухо и словно не придавая этому особого значения, ответил Хакер, хотя брат Гаспар почувствовал его раздражение и сознавал, что рано или поздно тем или иным способом кардинал найдет способ поквитаться за нанесенное оскорбление. – Как подвигается пастырское послание? – спросил Хакер, посмотрев на часы.
Брат Гаспар сделал жест, дававший понять, что работа даже еще не начата.
– Весь в ожидании рекомендаций Священной конгрегации, – сказал он.
Хакер выслушал эти слова с легким одобрением, сопровождавшимся не менее неуловимой улыбкой.
Всего лишь три столика в зале были заняты: один – двумя супружескими парами; другой – старым и седым священником в компании чернокожего юноши-семинариста и наконец третий – группой веселых старцев. Все они, само собой, узнали его высокопреосвященство Джозефа Хакера и выразили нечто вроде прочувствованного почтения его персоне.
– Вы так простудитесь, – сказал его высокопреосвященство. – Сестра, – добавил он, приподнимая указательный палец, – не найдется ли у вас полотенца для этого монаха? А то он, чего доброго, скончается от воспаления легких. Сделайте милость, вытритесь, иначе мне будет казаться, что я ужинаю со святым Франциском Ассизским.
Брат Гаспар встал как сомнамбула и позволил монахине отвести себя в уборную. Жар и лихорадочный озноб уже взяли его в свои клещи.
Вновь усевшись за стол, он обратил внимание, что свет в зале притушен и сестры – каждая из которых представляла свою расу и была облачена в соответствующий наряд – зажгли свечи и расположились в стратегически важных пунктах, словно ожидая чего-то; чувствовалось, что Хакер и остальные присутствовавшие тоже пребывают в состоянии церемониального ожидания. На тарелке перед братом Гаспаром лежал лазурно-голубой листок бумаги с черной каемкой по краям и изображениями полевых цветов и падучих звезд. Монах взял его: это были слова гимна в честь Богоматери Лурдской. Он заметил, что принимавшая его монахиня-индианка нажала кнопку «воспроизведение» на кассетном магнитофоне, и с первыми же звуками музыки монахини, двигаясь с величайшей осторожностью, закружились в не совсем складном танце под раздающееся с пленки пение:
Vierge Sainte, Dieu t'a choisie,
Depuis toute éternité,
Pour nous donner Son Fils Bien-Aimé
Pleine de grâce, nous t'acclamons:
Ave, ave, ave Maria… [17]17
Дева Пресвятая, тебя избрал Господь
На веки вечные,
Дабы дать нам Своего возлюбленного Сына,
Благодатная, к тебе взываем:
Аве, аве, аве Мария… ( фр.)
[Закрыть]
Сестры преклоняли колена, возводили глаза и поднимали свечи к небесам, а затем вставали, вращали свечи перед лицами клиентов или выделывали па, значение которых было не совсем понятно, и возвращались в молитвенную позу – точь-в-точь святая Тереза, освещенная тонким лучом света, в изображении Бернини. Однако ужинавшие следили за загадочными движениями с величайшим вниманием, а некоторые даже – как, например, старик священник и семинарист – присоединялись к сестрам, вполголоса им подпевая, иначе их пение неизбежно бы стихло без соответствующей технической поддержки.
Tu demeures près de nos vies
Nos misères et nos espoirs,
Pour que la joie remplisse nos cœurs,
Pleine de grâce, nous t'acclamons:
Ave, ave, ave Maria… [18]18
Ты вечно пребываешь рядом с нами,
С нашими горестями и надеждами,
Чтобы радостью наполнились наши сердца,
Благодатная, к тебе взываем:
Аве, аве, аве Мария… ( фр.)
[Закрыть]
Настаиваю: координация движений танцующих оставляла желать много лучшего, и, по правде говоря, они не совсем четко соблюдали ритм. Они выглядели немного скованными, деревянными, как будто им не хватило нескольких часов репетиций. Они смотрели на клиентов, а затем искоса переглядывались, улыбались и казались немного пристыженными, как школьницы на выпускном балу. Брат Гаспар пребывал в некоторой растерянности, хотя изо всех сил старался казаться невозмутимым. Последнюю часть гимна они пропели, взявшись за руки, и кокетливо прошлись между столиками, улыбаясь глазами, словно только что разыграли своих клиентов. Бедняга Гаспар глазам своим не верил.
Exultez, soyez dans la joie:
Dieu attend tous ses amis
Dans son Royaume, Il les comblera
Auprès de Lui, pour l'Eternité.
Ave, ave, ave Maria… [19]19
Ликуйте, пребывайте в радости:
Господь ожидает всех друзей Своих
В Царствие Своем, где щедро одарит их,
И навеки оставит подле Себя.
Аве, аве, аве Мария… ( фр.)
[Закрыть]
Когда представление закончилось, он увидел, что все вокруг, включая Хакера, аплодируют, и Гаспар последовал общему примеру; монахини приветствовали публику с непритворной робостью, снова зажгли свет, и ресторан обрел свой обычный вид.
– Вы еще никогда не видели эту комедию? – спросил кардинал.
Гаспар отрицательно покачал головой.
Очень скоро подали салат из авокадо для Гаспара и суп – кардиналу. В эти первые мгновения тяжкий груз молчания лег на обоих, по крайней мере на Гаспара; однако, памятуя совет его высокопреосвященства Эммануэля Маламы, он держался осторожно и не торопился с выводами. Кроме того, монах считал, что ему не подобает заговаривать первым: ведь разве не Хакер вызвал его на эту встречу и разве поводом для нее не служило содержание порученного ему пастырского послания? Поэтому брат Гаспар с нетерпением ожидал, что его высокопреосвященство заговорит первым, а сам помалкивал.
Когда убрали посуду, его высокопреосвященство неопределенным жестом указал на ужинавших за одним из столиков и наклонился к бедняге Гаспару, словно намереваясь сделать ему доверительное признание.
– Посмотрите вон на тех, за тем столиком. Кто они?
Брат Гаспар посмотрел: это были две молодые супружеские пары, и по одежде их можно было принять за туристов, очарованных пребыванием в таком средоточии духовной жизни.
– А что такое? – спросил заинтригованный монах.
– Кто они?
– То есть?
– Американцы? Или ирландцы? – Хакер с необычной пристальностью всматривался в молодые пары и явно прислушивался, стараясь определить акцент, с которым они говорили. – А вам как кажется? Да, похожи на американцев, – в конце концов авторитетно заявил он. – Ах, американцы! Как мне их жаль!
– Почему? – спросил брат Гаспар.
– Какие у них некрасивые женщины! Поглядите на эту, с черным ежиком. Ну и пугало! Сочувствую ее молодому супругу, – сказал Хакер и с улыбкой добавил: – Она могла бы быть в числе ваших клиенток, правда? Да, она вполне может сойти за одержимую. А вам как кажется? Что вы все молчите? Вы ведь у нас специалист, брат Гаспар. Не разочаровывайте нас, давайте рискните, выскажите свое мнение! Как вам кажется, она одержима? Разве не похоже, что у нее вот-вот выступит пена изо рта и она начнет изрыгать гвозди? – Это, кстати говоря, было дословной ссылкой на одно место из книги брата Гаспара. – Потому что иногда одержимые изрыгают гвозди. Разве не так, брат Гаспар? – И он снова неохотно и натянуто рассмеялся. – Какая чушь! – сказал он в конце концов. – Разве такое бывает?
И снова оба замолчали. Доминиканец не знал, что думать, кроме того, что своими циничными замечаниями его высокопреосвященство заставлял его дорого расплачиваться за проявленную непунктуальность, и, несмотря ни на что, не мог не оценить присущий Хакеру особый магнетизм и опустошающую внутреннюю силу. Так или иначе, самым поразительным в его высокопреосвященстве было изначально присущее ему неотвязное одиночество. Они сидели рядом, и однако брат Гаспар чувствовал, что его здесь как бы и нет. Да, кардинал смотрел на него, но без всякого любопытства, словно наизусть знал его душу и мог безошибочно предсказать все его слова и мысли; да, он выслушивал доминиканца, но без всяческого доверия, хотя и не давал почувствовать своей недоверчивости, из чего следовало, что с него достаточно беспрекословного подчинения. Он витал где-то так далеко, что становилось понятно: никто ничего не значил ни для этого человека, ни для его Церкви. Или, по крайней мере, так казалось бедняге Гаспару.
– Превосходное бургундское, – сказал он, чтобы хоть что-нибудь сказать.
И снова воцарилось молчание, и брат Гаспар понял, что – была не была – он должен сделать что-то, чтобы разрядить обстановку.
– Позвольте поздравить вас с выбором такого вина, – сказал он, но даже эта лесть не возымела действия.
Им подали второе: отбивную с кровью, на которую кардинал все равно посмотрел скептически, и лангуста, который своими размерами превосходил все мыслимые пределы – точь-в-точь инопланетянин, плавающий в розовом соусе. Брат Гаспар налил вина сначала Хакеру, потом себе.
– Заказать еще, ваше высокопреосвященство?
Хакер согласился, что, впрочем, внешне никак не выразилось: он только чуть приподнял ладонь над столом и взглядом попросил принести еще вина, которое и было им тут же подано. К счастью, салат благотворно подействовал на желудок брата Гаспара, и он уже изготовился попробовать впечатляющего моллюска.
– Впервые в жизни пробую лангустов, ваше высокопреосвященство, – сказал он. – Вам, человеку светскому, это, наверное, покажется невероятным. Даже не знаю, как к нему приступить. Откуда начинать? А это что? – добавил он, потрясая чем-то похожим на клещи, положенные на тарелку. – Это что, действительно нужно? Я ведь только собираюсь его съесть, а не оперировать. Разве эта штуковина не похожа на хирургический инструмент? Посмотрим, откуда же все-таки начать, – сказал он и шутовски попробовал отщипнуть кусочек морского обитателя. – Я правильно делаю? Думаю, он съедобный. А сколько у него всяких усиков и отростков! Это нормально? Да, воистину удивительное это создание – лангуст. Я всегда говорю: Бог проявляет себя даже в своей мельчайшей твари.
Снова воцарилось молчание, и брат Гаспар не знал, как ему вести себя ни с лангустом, ни с Хакером: как воспользоваться клещами и какую тему для разговора еще придумать.
– Где вы собираетесь провести Рождество, ваше высокопреосвященство? – спросил он.
Хакер вновь посмотрел на него без всякого выражения и сосредоточился на своей тарелке, методично отрезая кусочки кровоточащего мяса. Брату Гаспару почудилось, что филе вот-вот оживет; от жара все у него в голове начало путаться.
– Я думал провести его вместе с матерью, – сообщил он.
Хакер был погружен в сдержанное негодование, и провоцировал в нем это ледяное и утонченное чувство весь мир в целом и Гаспар в частности. Он обвинял изысканно, не шевельнув и мускулом лица, застывшего, словно на нем была стальная маска, но, несмотря на все это, брат Гаспар понимал, что его высокопреосвященство знает то, чего не знает он, может то, чего он не может, что его высокопреосвященство с Богом, а он – нет, что тысяча световых лет отделяет Хакера от этой вши, которую он теперь разглядывает с чуть заметным любопытством.
Хакер отрезал еще кусочек, положил его в рот и, пережевывая, спросил:
– Вы ведь нас презираете, не так ли, брат Гаспар?
Брата Гаспара как молнией ударило. Хакер, напротив, поднес бокал к губам и стал смаковать вино с важным видом знатока. Потом снова сосредоточился на мясе и, выковыривая жилку и откладывая ее на край блюда, сказал:
– Бога ради, кем вы себя возомнили? Святым Франциском Ассизским?
– Я… – начал было бедняга Гаспар.
– Молчите! – прервал его Хакер. – Что вам наговорил про нас его высокопреосвященство Эммануэль Малама? Ведь вы встречались с ним, не так ли? Вы что, не знаете, что этот человек затаил злобу на всех и вся? Подобные знакомства далеко вас заведут и оставят о нас лишь смутные и извращенные впечатления. Сначала вы заводите шуры-муры с монсиньором Лучано Ванини, потом вдруг оказываетесь на короткой ноге с самим Папой, и вот теперь – кардинал Малама. Дальше в лес – больше дров. Знаете, что я думаю? Я думаю, что вы не умеете выбирать знакомых. И вот еще что. Вы не сознаете ответственности, которая лежит на наших плечах… Знали бы вы, с каким тяжелым чувством я каждый раз завожу дело, когда предчувствую, что оно наверняка окончится рядом церковных санкций, среди которых вполне возможно отлучение… И что я извлекаю из этого для себя? Ничего, брат Гаспар, ровным счетом ничего: множество врагов, злонамеренные слухи и насмешливые упреки в непомерном цинизме, которые чаще, чем мне хотелось бы, выплескиваются на страницы прессы, не говоря уже о том, что я превратился в мишень для либеральных обозревателей и пользующихся уважением интеллигентов-атеистов, что, как бы парадоксально это ни прозвучало, практически лишает меня надежд на папский престол – заветную, пугающую мечту всех кардиналов.
– Все в порядке? – спросила совсем некстати подошедшая монахиня-индианка.
Хакер кивнул, но дал понять, что обсуждает дела, не нуждающиеся в ее вмешательстве, ввиду чего монахиня стремительно упорхнула.
– Но я принимаю эту ответственность, брат Гаспар, – продолжал Хакер, – принимаю ее, несмотря на то что знаю, что подготовлен лучше, чем большинство из тех, кто по своей склонности к неуместному смирению (что, по сути, есть не что иное, как ханжество) мог бы воссесть на престол святого Петра. Мне, брат Гаспар, достался самый тяжелый крест: быть карающей рукой. Неужели это может нравиться? Нет, это не нравится мне. Наше Священное судилище видело, как плачут мужчины всех родов и званий, мужчины, которые, возможно, стоят гораздо больше, чем их обвинитель: дальновиднейшие богословы, генералы больших и малых орденов, какой-нибудь строптивый кардинал, в своем правдоискательстве перешедший все границы, или невежественные, но добросердечные и честные в своих устремлениях монахи, вроде вас, короче говоря, мужчины, стоившие больше меня, но которых я тем не менее должен был отлучить от лона нашей Церкви. Вы провели жизнь, витая в облаках: восхищенные то каким-нибудь цветочком, то самим Святым Духом, обливаясь холодной водой, вставая на заре, регулярно молясь, питаясь овощами, заглушая своекорыстные интересы, равнодушно взирая на все мирские желания, умерщвляя плоть и изгоняя всяческую чувственность, чтобы там, в самой глубине, соприкоснуться с духом; наконец, обретая награду в более или менее мистических переживаниях, и всякое такое. Но вы искали в нашей Церкви только собственной пользы, собственной выгоды и даже собственного удовольствия. Подлинное самопожертвование вам неведомо. Неужели вы и вправду думаете, что это так увлекательно день-деньской таскаться с документами, подготавливая конференцию для кучки каких-нибудь педантов, помогая состоящим при Папе богословам, читая с лупой заявления и тезисы темных лошадок нашей Церкви? Думаете, это интересно? А вам не приходило в голову, что я не задумываясь предпочел бы выращивать салат и считать единственной битвой битву за спасение своей души и за то, чтобы накормить всех голодающих на свете? Вы, мистики, можете быть неуступчивыми и склонными к преувеличениям, насколько пожелаете; нам же, напротив, приходится взвешивать и соизмерять самих себя и всех остальных. Вы можете посыпать главу пеплом, сомневаться, впадать в депрессию, молиться, терять веру, возвращаться к ней, отчаиваться и даже закрутить романчик на стороне. Мы – нет. Мы постоянно должны быть прагматиками. Сражаться с этим миром осторожно и дипломатично, но и с подобающей жесткостью. Держать в узде земные власти, выступать на международной арене, якшаться с проходимцами всех мастей и стараться перехитрить их. По возможности мягко, но не давая им передышки и не уступая ни пяди своей территории. Мистицизм, брат Гаспар, жалкая штука по сравнению с работой по руководству Церковью. На самом деле вы совершенно бесполезны для воинства Христова. Естественно, есть исключения, которые делают честь вашему племени: мужчины и женщины, которые не только чувствовали Бога, но и сумели выразить это таким образом, что даже атеисты и умники, которых, тем не менее, мучает сознание собственной греховности, с почтением внимали их слову: святой Хуан де ла Крус, святая Тереза, Мертон, Экхарт, но вы? Боже мой, брат Гаспар! Неужели вы не отдаете себе отчета, что совершенно бесталанны? Что ваши книги полны прописных истин? Скажу вам по правде, брат Гаспар, прекращайте писать. Это дружеский совет. А мистик, который не пишет ни строчки, не сочинительствует и никаким другим образом неспособен живо передать нам свои видения, облечь их плотью, разыграть с их помощью яркое представление – кто он как не онанист, совершенно изолированный, а стало быть, совершенно бесполезный для предначертанной нам миссии: крепить здание Церкви Христовой до конца времен? Послушайте, брат Гаспар, дьявол, каким вы его рисуете, не более чем нелепый опереточный персонаж. Дьявол не проявляет себя в этих истеричках из низших слоев (признайтесь, что ваши клиентки всегда лыком шиты), которые судорогами и пеной у рта стараются завладеть вниманием своей общины. Естественно, мы пытались извлечь из этой проблемы свою выгоду, однако полагаю несомненным, что все эти одержимые не более чем мужчины и женщины (почти всегда – женщины, которые чаще мужчин склонны к истерии), пожелавшие стать лучше, чем им позволял их природный склад. У этих щегольков и этих дур можно обнаружить определенные нервные расстройства, но никаких бесов и демонов, и вы это знаете так же хорошо, как я, или, по крайней мере, должны были бы знать.
– Ваше высокопреосвященство желает что-нибудь на десерт? – спросила, робко приблизившись, монахиня-индианка. – Caffe coretto al Kirsh? [20]20
Кофе с вишневым ликером ( итал.).
[Закрыть]
Хакер кивнул.
– А вы?
– То же самое, – сказал Гаспар.
– Поймите: если католической церкви придет конец, вселенная распадется. Нам удалось протянуть нити, соединяющие землю и потусторонний мир. Последнюю великую битву мы развязали, чтобы покончить с коммунизмом. Начиная с Пия Одиннадцатого, который провозгласил отлучение всех христиан, состоящих в коммунистических организациях, до Иоанна Павла Второго, который нашел необходимые нам международные связи, прошло немногим более полувека. Пятидесяти лет хватило, чтобы низвергнуть вражескую систему, которая хотя и завоевала больше половины мира, но ничего не могла поделать с государством, занимающим сорок четыре гектара земли и охраняемым одним лишь Божественным Глаголом. Разве вы не горды тем, что принадлежите к такой организации, как наша. Мы лучшие продавцы слов в мире, потому что наши слова не только слова: наши слова превращаются в действия, которые мир вынужден принять, чтобы спастись. На протяжении двух тысячелетий нас было двенадцать; теперь же, напротив, нас более миллиарда, то есть почти четвертая часть населения мира. Было бы нелепо отрицать, что в стенах старого здания появились трещины, но фундамент может выдержать еще семь раз по два тысячелетия. Мы завоевали время, пространство и историю. Хотелось бы вам остаться с нами? Делайте хорошо вашу работу, и я обещаю вам пост, причем такой пост, начав с которого вы с легкостью будете подниматься все выше и выше, пост, который позволит вам выдвинуться в первый ряд борцов за развитие Божественной воли. Хотите? Оставайтесь с нами до конца времен. Наше вознаграждение – вечность. Что скажете?
Брат Гаспар вытер пот со лба салфеткой и кивнул.
Хакер, явно довольный, вынул из портфеля папку и протянул ее Гаспару.
– Что это? – спросил тот.
– Рекомендации Священной конгрегации относительно пунктов, которые должны фигурировать в завтрашнем пастырском послании. Даже не столько рекомендации, сколько указания. Здесь вы найдете также различные примеры, которые можете взять за образец. Мы хотим облегчить вашу работу. Не хотите меня поблагодарить? У вас утомленный вид, брат мой.
– Да, я устал, – ответил монах.
– Вы вспотели. У вас жар?
– Думаю, да, ваше высокопреосвященство.
– Два caffe coretto al Kirsh, – сказала монахиня, ставя перед ними кофе.
Возможно, нравственность префекта Священной конгрегации по вопросам вероучения, равно как и его махинации, направленные на усмирение диссидентства, и заслуживали некоторого упрека, но никто не стал бы отрицать, что он из кожи вон лез, чтобы справиться со своей задачей, которая состояла в том, чтобы сохранить чистоту вероучения в расскандалившемся курятнике, населенном миллиардом католиков, рассуждавших каждый по-своему и, кроме того, бывших анимистами, буддистами, индуистами, пантеистами и даже поклонниками культа вуду и черной магии. Заставить их мыслить единообразно было, таким образом, почти сверхчеловеческой задачей. От Хакера зависели ни много ни мало термины и формулы истины, данной в откровении, но он сознательно приносил себя в жертву: быть префектом Священной конгрегации по вопросам вероучения – не шутки.
К концу этой беседы брату Гаспару стало ясно, что Церковь будет непобедима, пока в ней существуют люди, подобные Хакеру, бюрократические толкователи слова Божиего, холодные, хитрые, безупречные, самоотверженные и лишенные сердца.