Текст книги "Монах"

Автор книги: Антонен Арто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– О, как ужасна ночь для тех, кто виновен!

Был близок день его второго допроса. Его заставили проглотить сердечные лекарства, назначением которых было укрепить физические силы узника, чтобы он смог дольше выносить допрос. В ночь, предшествующую этому страшному дню, ему не позволил уснуть страх перед тем, что его ожидало. Неслыханная сила его страхов ослабила все его способности. Он стоял как потерянный перед столом, на который падал тусклый свет лампы. Отчаяние парализовало в нем способность мыслить, много часов он боролся с отупением, которое охватило его и делало его неспособным издать хотя бы звук, сделать движение или о чем бы то ни было подумать.

– Поднимите глаза, Амбросио! – раздался вдруг над ним голос, интонации которого он прекрасно знал.

Монах вздрогнул, потом поднял вверх свои воспаленные глаза.

Перед ним стояла Матильда. Она сняла свою монашескую одежду и была теперь в женском наряде, пышном и элегантном. Бриллианты были щедро рассыпаны по ее платью, а волосы были убраны сетью сплетенных роз и драгоценностей.

В правой руке она держала какую-то книгу. Лицо ее излучало радость, но к ней примешивалось торжественное, повелительное и неукротимое выражение, нравившееся монаху меньше, чем болезненность, – это и заставило его сдержать радость, которую появление Матильды должно было бы в нем пробудить.

– Вы здесь, Матильда! – воскликнул он наконец. – Как вы вошли? Где ваши цепи? Что значит это великолепие и радость, которая изливается из ваших глаз? Наши судьи дрогнули? Разве для нас возможно ускользнуть от суда? Сжальтесь, ответьте мне, скажите, бояться мне или надеяться?

– Амбросио, – ответила она с царственным достоинством, – я презираю теперь гнев Инквизиции. Я свободна, и мне достаточно нескольких мгновений, чтобы между этой тюрьмой и мной легли страны и города. Я выкупила свою свободу; и я выкупила ее ценой, от которой содрогнется душа, не столь закаленная, как у меня. Осмелитесь ли вы заплатить ту же цену? Осмелитесь ли бесстрашно перешагнуть грань, отделяющую человека от высших существ? Вы молчите, глаза ваши полны тревоги и подозрений. Я читаю в ваших мыслях. Признаюсь, вы правы. Да, Амбросио, я всем пожертвовала ради жизни и свободы. Я не мечтаю больше о небесах, я отказалась от служения Богу и вступила под знамена Сатаны. Акт подписан, и все же, даже если бы я могла все повернуть вспять, я бы этого не захотела. О друг мой, испустить дух под такими жуткими пытками! Умереть под насмешками и проклятиями! Выносить оскорбления толпы, которая беснуется, выходит из себя; погибнуть оплеванной, исхлестанной бичом, в языках пламени! Кто без содрогания может встретить такую отвратительную участь? Пусть мне будет позволено радоваться моей сделке. Я продала счастье далекое и неверное за твердое и завидное настоящее; я сохранила жизнь, которую в противном случае потеряла бы среди мучений, и я получила способность управлять радостями и наслаждениями, от которых жизнь станет сплошным блаженством. Адские духи повинуются мне как своей владычице, и с их помощью мои дни потекут среди самой утонченной роскоши и сладострастия. Я подарю моим чувствам безграничное упоение, все мои страсти будут исполнены, я выпью каждую из них до капли, а когда я устану, я прикажу своим слугам выдумать наслаждения еще более удивительные, создать для меня обновленную жажду наслаждений. Я удаляюсь в нетерпении испытать эту новую власть; задыхаясь, я жажду свободы. Ничто не было способно удержать меня хоть на миг в этом тлетворном месте, если бы не надежда убедить вас поступить так же, как я. Я все еще люблю вас, о мой Амбросио! Наша общая вина и разделенная опасность сделали вас для меня еще дороже, чем когда-либо, и мне хотелось бы спасти вас от неотвратимой гибели. Призовите на помощь свою решимость и ради немедленной и верной выгоды откажитесь от надежды на спасение, которого так трудно достичь и которое, без сомнения, целиком выдумано. Отбросьте от себя предрассудки грубых душ, отриньте этого Бога, который вас покинул, и поднимитесь до уровня высших существ!

Секунду она подождала ответа монаха. Он ответил не без внутренней дрожи.

– Матильда, – спросил он после долгого молчания прерывающимся от страха голосом, – что же вы отдали в обмен на эту свободу?

Она ответила ему твердо и решительно:

– СВОЮ ДУШУ, Амбросио.

– Вашу душу, несчастная! Что вы наделали? Вы только отсрочили свои муки на несколько лет; подумайте, умоляю вас, о тех ужасах, что ждут вас!

– Жалкий человек, пусть только пройдет эта ночь, подумайте и сами об ужасах, что ждут вас! Вы уже забыли то, что уже вытерпели? Завтра вам предстоят еще более утонченные мучения. Вы представляете себе, что такое пытка огнем? Через два дня вас поведут к столбу, чтобы там принести в жертву; вы думали хоть раз о том, что с вами там станет? Вы еще надеетесь на спасение? Вы еще лелеете иллюзию спасения? Подумайте о своих преступлениях! Поразмыслите о своем сладострастии, о своем отступничестве, лицемерии, бездушии! Подумайте о невинной крови, что вопиет о мести, взывая к Господнему престолу! Надейтесь же после этого, что вас помилуют! Мечтайте, мечтайте о небе, вздыхайте о светоносных пределах, о мирных домиках и бессмертном счастье! Какой абсурд! Откройте глаза, Амбросио, на ту реальность, что перед вами, и пусть мудрость просветит вас. Ад – вот ваше наследство, вы приговорены к вечной гибели. За краем могилы для вас есть только жадная огненная бездна. Хотите отправиться в этот ад немедленно? Хотите прижать к груди вашу гибель раньше, чем нужно? Хотите броситься в пламя, когда есть еще возможность избежать его? Это был бы поступок безумца! Нет, нет, Амбросио! Давайте, пусть на время, избежим Божьей мести! Позвольте мне дать вам совет! Купите ценой одного мгновения годы бессчетной радости, наслаждайтесь настоящим и забудьте о будущем, которого вы все равно не сможете избежать.

– Матильда, ваши советы гибельны, я не должен им следовать; я не откажусь от возможности спастись! Мои преступления чудовищны, но милосердие Божье еще больше. Я не потерял надежду на прощение!

– Если таково ваше решение, мне нечего добавить. Я лечу к свободе и свету, а вас оставляю смерти и вечным мукам.

– Постойте еще миг, Матильда. Вы приказываете адским силам: разве вы не можете взломать двери этой тюрьмы? Не можете освободить меня от цепей, от которых онемели мои руки? Спасите меня, заклинаю вас, уведите меня из этого ужасного места!

– Именно эту единственную вашу просьбу я и не могу выполнить. Мне запрещено помогать человеку Церкви и последователю Бога. Откажитесь от этих титулов и приказывайте мне.

– Я не продам душу на гибель!

– Упорствуйте же в своем упрямстве, пока не окажетесь на месте казни. Тогда наконец вы будете раскаиваться в своей ошибке и будете стремиться к свободе, но будет поздно. Я покидаю вас, но если до того момента, когда прозвонит колокол смерти, мудрость просветит вас, вот способ исправить вашу нынешнюю ошибку. Я оставляю вам эту книгу.

Прочтите наоборот четыре первые строчки седьмой главы: дух, которого вы уже однажды призвали, появится немедленно. Если вы будете благоразумны, мы еще встретимся, если нет – прощайте навеки!

Она бросила книгу на пол. Облако блестящего пламени охватило ее: она махнула Амбросио рукой и исчезла. Погаснув, эта мгновенная вспышка пламени в камере сделала тьму еще более черной. Единственная лампа давала как раз столько света, чтобы монах мог найти собственный стул; он бросился на него, скрестил руки и, опустив голову на стол, погрузился в разрозненные обрывки собственных мыслей, которые как бы предвосхищали хаос.

Он продолжал так сидеть, когда камера открылась. Это пробудило его от оцепенения. К нему пришли с приказом явиться к Великому Инквизитору. Он встал и тяжело зашагал за тюремщиком.

Его отвели в тот же зал, поместили перед теми же судьями и еще раз спросили, расположен ли он во всем признаться. Он, как и раньше, ответил, что не совершил никакого преступления и ему не в чем признаваться. Но когда палачи приготовились его пытать, когда он увидел пыточные инструменты и вспомнил уже перенесенные муки, решимость совершенно его покинула. Забыв о последствиях своего поступка, стремясь только избежать ужасов нынешней минуты, он произнес самую полную и пространную исповедь, раскрыл все обстоятельства своих преступлений, признался не только в том, в чем его обвиняли прежде, но и в том, в чем никто даже и не думал его подозревать. Поскольку его спрашивали о бегстве Матильды, которое внесло в умы полную сумятицу, он признался, что она продалась Сатане и обязана своим бегством колдовству. Тем не менее он утверждал, стоя перед своими судьями, что сам он никогда не вступал в сговор с адскими силами; но угроза пыток заставила его объявить колдуном и еретиком и себя, а заодно принять все прочие титулы, которыми инквизиторам вздумалось его наградить. После этой исповеди тут же был произнесен приговор. Ему приказали готовиться к смерти во время аутодафе, которое должно быть устроено в полночь этой же ночью. Этот час был выбран из тех соображений, что пламя будет сиять во тьме еще ярче, и казнь произведет на умы большее впечатление.

Амбросио, скорее мертвый, чем живой, был оставлен в камере один. Он чуть не умер, услышав, какой чудовищный приговор ему вынесен. В ближайшем будущем его не ждало ничего, кроме гибели, а его страхи с приближением полночи становились все ожесточеннее. Он то проваливался в мертвую тишину, то начинал бредить, как бы уже во власти самих ужасов агонии. Он ломал руки и проклинал час, когда появился на свет. В одно из таких мгновений глаза его остановились на таинственном подарке Матильды. Порывы ярости тут же утихли. Он стал внимательно разглядывать книгу, взял ее, но тут же с отвращением отбросил подальше. Быстрыми шагами он стал ходить взад-вперед по камере, потом остановился и снова устремил взгляд в угол, куда упала книга. Он подумал, что по крайней мере в ней находится возможность избежать своей роковой судьбы. Он наклонился и подобрал ее. Какое-то время он стоял, дрожа и не решаясь. Он горел желанием воспользоваться ее возможностями, но его пугали последствия. Однако воспоминание о приговоре окончательно прогнало его нерешительность. Он открыл томик, но волнение было так велико, что сначала он никак не мог найти указанную Матильдой страницу. Устыдясь себя самого, он призвал все свое мужество, открыл седьмую главу и начал громко читать. Но глаза его часто отрывались от книги, и он беспокойно искал духа, которого ждал и страшился в одно и то же время. Несмотря на это, он упорствовал в своих попытках и неуверенным голосом, часто запинаясь, сумел произнести до конца четыре первые строчки на странице.

Они были написаны на языке, значение которого было ему совершенно неизвестно. Как только он произнес последнее слово, проявился эффект заклинания. Воздух потряс чудовищный удар грома. Тюрьма вздрогнула вся до основания; молнии озарили камеру, и в следующий момент, принесенный вихрем пахнущего серой ветра, Люцифер появился перед ним во второй раз. Но он прибыл уже не так, как по зову Матильды, когда он принял облик Серафима, чтобы обмануть Амбросио. Он появился во всем своем безобразии, которое стало его уделом с тех пор, когда он был низвергнут с неба. Его руки и ноги были изборождены шрамами, оставленными некогда молниями Предвечного. Его бесформенное тело терялось в густой тени, на руках и ногах были огромные когти. Глаза источали гнев, который был способен поразить ужасом и более черствое сердце. За его плечами величаво развевались широкие черные крыла, а вместо волос у него были живые змеи, извивавшиеся на лбу с отвратительным шипением. В одной руке он держал свиток пергамента, в другой – железное перо; молнии все время бороздили пространство вокруг него, и удары грома так быстро следовали один за другим, что, казалось, сама природа должна под ними рухнуть.

Напуганный этим появлением, таким далеким от того, что он ожидал увидеть, Амбросио вдруг лишился дара речи. Гром смолк. В камере воцарилась тягостная тишина.

– Зачем меня сюда призвали? – спросил демон голосом, разъеденным от сернистыми туманами.

Сама природа трепетала, слушая его. От мощного подземного толчка вздрогнула земля, снова раздался удар грома, сильнее и ужаснее, чем первый.

Амбросио долго молчал, не в силах ответить демону.

– Я приговорен к смерти, – сказал он угасшим голосом. Кровь стыла у него в жилах при виде его жуткого собеседника. – Спасите меня, унесите меня отсюда!

– Будет ли уплачена цена за мои услуги? Согласен ли ты прийти ко мне, отдаться целиком, принадлежать мне душой и телом? Готов ли ты отвергнуть Того, кто создал тебя и умер за тебя на кресте? Скажи только ДА, и Люцифер – твой раб.

– Но не удовлетворитесь ли вы более низкой ценой? Неужели ничто, кроме моей вечной гибели, не сможет вас удовлетворить? Дух, вы слишком много хотите от меня! Вытащите меня из камеры, служите мне всего один час, и я ваш на тысячелетие. Такое предложение вас не устраивает?

– Нет, не устраивает. Мне нужна только твоя душа. Она нужна мне, и нужна навсегда!

– Ненасытный демон! Я не приговорю себя к вечным мукам! Я не могу отказаться от надежды когда-нибудь получить прощение!

– Ты отказываешься! На каких химерах строишь ты свои надежды? Ты, смертный с такой короткой жизнью, несчастный глупец, разве ты не виновен? Не гнусен ли ты даже в глазах демонов? Разве грехи, подобные твоим, могут быть прощены? Неужели ты надеешься когда-нибудь ускользнуть от моей власти? Твоя судьба решена. Предвечный покинул тебя, твой приговор – в божественных книгах, где ты уже отмечен как моя собственность, и ты станешь моим!

– Ах, демон! Это не так! Милосердие Всевышнего безгранично, всякое раскаяние имеет право на прощение! Мои преступления чудовищны, но я не отчаялся в милосердии, может быть тогда, когда они будут достаточно наказаны…

– Наказание? Какое же чистилище существует для вины, подобной твоей? Ты надеешься, что твои злодеяния могут быть искуплены нудным бормотанием святош или механическими молитвами, кое-как произнесенными монахом? Амбросио, будь разумен. Тебе необходимо стать моим, ты предназначен для костра, но сейчас ты еще можешь его избежать. Подпиши этот пергамент, и я унесу тебя отсюда, ты сможешь провести оставшиеся тебе годы в роскоши и безделье, в полной свободе. Наслаждайся жизнью, всеми удовольствиями, которых ищет твой голод, но как только твоя душа расстанется с телом, помни, что она принадлежит мне, и я не позволю себя обмануть!

Монах молчал, но его глаза выдавали, что намеки Искусителя были услышаны. Трепеща от ужаса, он размышлял о предложенных условиях. Он действительно чувствовал, что погиб, и отказаться от помощи демона – значило только приблизить мучения, которых он не мог избежать. Коварный Дух понял, что решимость монаха поколеблена. Он снова стал настаивать, пытаясь воспользоваться сомнениями настоятеля. Он так обрисовал перед мысленным взором монаха ужасы кончины, так искусно усилил его отчаяние и страх, что наконец убедил его взять пергамент.

Он обмакнул железное перо, которое держал, в вену на левой руке монаха. Оно проникло глубоко и тотчас же наполнилось кровью. Но Амбросио не почувствовал никакой боли. Ему дали перо в руку, она дрожала. Несчастный положил перед собой пергамент на стол и приготовился подписать; но вдруг рука его остановилась. Он быстро убрал руку и отбросил перо подальше.

– Что я делаю? – воскликнул он. Затем, повернувшись к дьяволу с отчаявшимся видом, продолжал: – Оставь меня! Уйди, ну уходи же, я ни за что не подпишу.

– Глупец! – вскричал разочарованный дьявол, бросая на Амбросио свирепый взгляд, от которого душу монаха затопило ужасом. – Так со мной не играют! Ну что ж, береги свою глупость вплоть до агонии, умри в мучениях, тогда ты сумеешь измерить милосердие Предвечного! Но поберегись играть со мной впредь! Если ты во второй раз призовешь меня и я снова уйду с пустыми руками, то тогда, – сказал он, показывая ему свои когтистые руки и делая вид, что раздирает себе лицо, – тогда я тебя исполосую своими когтями! Ну, говори! В последний раз спрашиваю – ты подпишешь?

– Нет! Оставь меня, убирайся!

В тот же миг прокатился раскат грома, молнии, казалось, вот-вот раздробят стены. Снова земля покачнулась на своей оси, подземные коридоры отозвались испуганными криками, и демон исчез, рассыпая вокруг себя ругательства и проклятия.

Сначала монах обрадовался, что смог устоять перед уловками соблазнителя и восторжествовал над врагом человечества, но по мере того, как приближался час казни, его прежние страхи вновь вернулись к нему, и их недолгое молчание, кажется, только добавило им мощи. Чем меньше оставалось времени, тем больше он страшился предстать перед престолом Господа. Он трепетал при мысли, что вскоре погрузится в лоно вечности, что вскоре он должен будет предстать перед очами своего Создателя, которого так жестоко оскорбил. Колокол пробил полночь. Время идти на казнь пришло.

В миг, когда он услышал первый удар гонга, кровь в его жилах остановилась. В каждом последующем ударе он, как ему казалось, слышал звуки смерти и мучений. Он ожидал увидеть солдат, входящих в тюрьму, и когда колокол перестал звонить, он в приступе отчаяния схватил волшебную книгу, открыл ее, быстро нашел нужную страницу и, поскольку боялся дать себе время на размышление, быстро произнес вещие слова.

Сопровождаемый все теми же ужасами, Люцифер снова предстал перед трепещущим монахом.

– Ты меня призвал, – сказал дьявол. – Ты решил быть благоразумным? На этот раз ты принимаешь мои условия? Ты их уже знаешь: отказаться от своего места в раю и от всякой надежды на спасение, отдать мне свою душу – и в один миг я извлекаю тебя из темницы. У тебя еще есть время; решайся, пока еще не слишком поздно. Ты подпишешь пергамент?

– Придется! Роковая необходимость торопит меня! Я принимаю ваши условия!

– Ну так подпиши, – ответил демон, переполненный радостью.

Контракт и окровавленное перо все еще лежали на столе, Амбросио схватил его и приготовился поставить свою подпись. На какой-то миг сомнение остановило было его.

– Прислушайся! – вскричал соблазнитель. – Торопись, они идут. Подписывай, и в то же мгновение я уношу тебя!

Действительно, были слышны шаги тех самых солдат, которые должны были вести Амбросио на костер. Шум их шагов укрепил монаха в его роковом решении.

– Каков смысл этого договора? – спросил он.

– Он отдает мне твою душу целиком и навсегда.

– А что я получаю взамен?

– Мое покровительство и бегство из темницы. Подпиши, и в тот же миг я тебя отсюда уношу.

Амбросио взял перо. Он поднес его к пергаменту, и снова храбрость его покинула. Ужасный страх охватил его, и в очередной раз он швырнул перо на стол.

– Трусливый, малодушный паяц! – вскричал отчаявшийся демон. – Подписывай немедленно, или ты узнаешь, что такое моя ярость!

В этот миг петли внешней двери заскрипели. Узник услышал звон цепей, засов упал. Солдаты были на пороге.

В состоянии, близком к умопомешательству, понукаемый близкой опасностью, отступая перед близостью смерти, устрашенный угрозами демона и не видя никакого иного способа избежать гибели, несчастный монах уступил.

Он подписал роковой контракт и передал его в руки Коварного Духа, глаза которого, когда он им овладел, заблестели от хитрой радости.

– Возьмите его! – сказал человек, покинутый Богом. – Спасите меня! Унесите меня отсюда!

– Подожди! Ты свободно и полностью отказываешься от твоего Создателя и его Сына?

– Да! Да!

– Отдаешь ли ты мне свою душу навечно?

– Навечно! – сказал монах.

– Без оговорок и уверток? Без какого-либо намерения когда-нибудь обратиться к будущему божественному Милосердию?

Последняя цепь упала с двери тюрьмы. Было слышно, как в скважине поворачивается ключ. Окованная железом дверь уже глухо скрипела на своих ржавых петлях.

– Я ваш навсегда и бесповоротно! – закричал монах, обезумев от страха. – Я оставляю всякую попытку Спасения! Я буду признавать только вашу власть! Послушайте! Послушайте! Они идут! О, спасите меня! Унесите меня отсюда!

– Я торжествую! Ты мой бесповоротно, и я сейчас исполню свое обещание.

Он еще говорил, когда дверь отворилась. В тот же миг дьявол схватил Амбросио за руку, распахнул свои широкие черные крыла и рванулся вместе с ним через пространство.

Крыша открылась, когда они к ней приблизились, и тотчас сомкнулась, когда они покинули тюрьму.

В это время тюремщик в себя не мог прийти от внезапного исчезновения своего пленника. Хотя ни он, ни солдаты не появились вовремя, чтобы присутствовать при самом исчезновении монаха, запах серы, царящий в воздухе, достаточно хорошо объяснил им, каким способом тот воспользовался, чтобы скрыться, и они поспешили доложить об этом Великому Инквизитору.

История похищения колдуна дьяволом вскоре разошлась по всему Мадриду и в течение нескольких дней была темой всех разговоров. Потом произошли другие события, новизна которых привлекла всеобщее внимание, и Амбросио скоро был забыт так же прочно, как если бы он никогда не существовал.

В это время адский дух нес монаха через пространство с быстротой стрелы, и через малое время он оказался на краю самой обрывистой пропасти Сьерра-Морены.

Хоть и вырванный из когтей Инквизиции, Амбросио был все еще нечувствителен к прелестям свободы. Договор, который предавал его проклятию, тяжко давил на его душу, а сцены, главным действующим лицом которых он был, так сильно подействовали на него, что его сердце стало ареной борьбы самых тяжелых и смутных чувств. То, что находилось теперь перед его глазами и что полная луна, светящая сквозь облака, позволяла ему различить, совершенно не способствовало спокойствию, в котором он так нуждался.

Хаос в его мозгу усиливался еще и из-за дикого окружающего пейзажа с темными провалами, крутыми скалами, которые, громоздясь друг на друга, раздвигали тучи, бороздящие небо. Тут и там виднелись одинокие группы деревьев, и угрюмый, хриплый голос ночного ветра стонал в их плотной листве. Резкие крики горных орлов, построивших гнезда в этих пустынных местах, сливались с ужасающим ревом переполненных недавними дождями потоков, которые яростно устремлялись в пропасти. Сверху темная, тяжелая вода тихого ручья слабо отражала лунный свет и освещала основание скалы, на которой стоял Амбросио.

Аббат бросил вокруг себя испуганный взгляд. Его адский проводник стоял по-прежнему рядом с ним и смотрел на него с самой жуткой издевкой.

– Куда вы меня принесли? – спросил наконец монах невыразительным и прерывающимся голосом. – Зачем вы меня привели в эти мрачные места? Немедленно унесите меня отсюда к Матильде!

Демон молчал, продолжая смотреть на него. Амбросио не мог выдержать этого взгляда. Он отвел глаза, и тогда дьявол заговорил:

– Теперь я держу его в руках, этот образец благочестия, это безупречное существо, этого смертного, который считал, что смехотворные добродетели равняют его с ангелами! Он мой, навеки и бесповоротно мой! Мои спутники по страданиям, обитатели темных глубин, каким радостным для вас будет этот подарок!

Он ехидно засмеялся, потом обратился к монаху.

– Унести тебя к Матильде! – повторил он слова Амбросио. – Несчастный! Скоро ты будешь с ней. Ты заслужил место рядом с ней, так как сам ад не может похвалиться большим безбожником, чем ты. Ты отведал крови двух невинных существ: Антония и Эльвира погибли от твоей руки! Антония, над которой ты совершил насилие, – твоя сестра! Эльвира, которую ты убил, – твоя мать! Трепещи, мерзкий ханжа, бесчеловечный убийца, гнусный похититель! Трепещи от грандиозности твоих злодеяний! И ты еще считал, что тебя искушают, тебя, свободного от человеческих слабостей, далекого от всех пороков и ошибок! С каких это пор гордость стала добродетелью? Разве бесчеловечность не преступление? Знай же, пустой человек, что уже давно ты предназначен быть моей добычей! Это я склонился над твоим сердцем! Я увидел, что ты добродетелен не по природе своей, но по тщеславию! И я уловил момент, подходящий для того, чтобы тебя соблазнить! Я наблюдал за твоим слепым преклонением перед портретом Мадонны; я попросил у одного не слишком могущественного, но коварного духа создать тело, похожее на это изображение; и ты отдался со всем пылом чарам Матильды; ее лесть подогрела твою гордость, твое сладострастие ждало только случая, чтобы получить удовлетворение; ты слепо ринулся в ловушку. Ах, ты даже не колебался, совершая сам те преступления, которые осуждал у других с такой непререкаемой суровостью; это я поставил Матильду на твоем пути; это я позволил тебе войти в комнату Антонии; это я всунул тебе в руку кинжал, которым ты пронзил грудь своей сестры, и я же через сон предупредил Эльвиру о твоих черных замыслах по отношению к ее дочери и таким образом помешал тебе воспользоваться ее сном, я заставил тебя добавить насилие и кровосмешение к списку твоих преступлений. Слушай же меня, Амбросио! Если бы ты выдержал еще только минуту, ты бы спас тело и душу! Стражи, которых ты слышал у дверей темницы, объявили бы тебе помилование, но я уже одержал победу, мой замысел удался, я не успевал подтолкнуть тебя к одному преступлению, как ты уже совершал следующее. Ты мой, и само небо не может спасти тебя от моей власти. Не надейся на то, что твое раскаяние расторгнет наш договор: вот твое обязательство, подписанное кровью; ты отверг всякую возможность милосердия, и ничто не может вернуть тебе прав, от которых ты так глупо отказался. Неужели ты думаешь, что хоть что-нибудь из твоих тайных мыслей было для меня скрыто? Я их^все знал, я видел их сквозь все твои притворства, эти твои маленькие хитрости; я различал всю их лживость. Великого Обманщика не обманешь. Ты навсегда мой. Я жажду вступить во владение своим добром – и живым ты этих гор не покинешь!

Пока демон говорил, Амбросио чувствовал себя раздавленным страхом и изумлением. Это последнее высказывание вырвало его из оцепенения.

– Не покину этих гор живым? – воскликнул он. – Что это значит? О коварный, что это значит? Ты забыл наш договор?

Дьявол ответил со смехом, в котором звучала ирония:

– Наш договор? Разве я уже не исполнил то, что взял на себя? Разве я обещал что-нибудь еще, чем просто извлечь тебя из тюрьмы? Разве я этого не сделал? Ты не избавлен от Инквизиции? От всего, кроме меня? Дурак ты, что поверил дьяволу! Сначала надо было выговорить себе жизнь, потом счастье и могущество, тогда бы ты всего добился. Ты слишком поздно чего-то требуешь. Готовься к смерти: у тебя нет больше времени на жизнь!

Действие этих слов было ужасным для несчастного, которого так высмеяли. Он упал на колени и попытался воздеть руки к небу, но демон угадал его тайное намерение и поторопился его опередить.

– Как! – воскликнул он, испепеляя его гневным взглядом. – Ты еще осмеливаешься молить Предвечного о милосердии? Ты хочешь изобразить раскаяние и снова приняться за свою лицемерную комедию? Отбрось всякую надежду на прощение! Здесь я утверждаю свою власть над тем, что принадлежит мне!

При этих словах он вонзил когти в тонзуру монаха и вместе с ним взмыл со скалы вверх.

Крики Амбросио множились в ущельях, но демон мчался как метеор, продолжая свой устрашающий подъем, пока не взмыл на головокружительную высоту. Там он решил выпустить свою добычу. Монах с огромной высоты упал головой вниз прямо на острую вершину скалы и покатился с одного обрыва на другой, пока, изломанный и растерзанный, не рухнул на берег реки.

Он еще был жив. Он сделал попытку приподняться, но тщетно; его сломанные ноги не повиновались ему, и он вынужден был лежать там, куда упал. Лучи восходящего солнца падали прямо ему на голову, и навозные мухи начали роиться вокруг него, они стали пить кровь из его ран, а у него не было сил их отогнать. Их назойливость увеличивала его жгучие муки, а вскоре орлы с неба ринулись к нему и стали расклевывать тело, вырывая из него куски. Увидев, что в глазах у него еще мерцает жизнь, они радостно принялись их выклевывать.

Вода журчала в нескольких шагах от него, а он в своем ужасном состоянии не мог утолить жажду, иссушающую его тело. Вот так, искалеченный, ослепленный, заживо сжираемый насекомыми и хищными птицами, он из последних сил бросил вызов небу из-за своих мучений и проклял приближающуюся смерть. Он провел так шесть кошмарных дней, слабея понемногу, но еще продолжая дышать, упорствуя в своем желании жить. На седьмое утро разразилась ужасная буря. Яростные порывы обрушивались на леса, вырывая деревья с корнем, небо то темнело тучами, то раскалывалось надвое сверкающей молнией. Хлынул проливной дождь, и воды реки вздулись. Волны выхлестывали на берег, достигнув места, где лежало тело Амбросио, а когда их ярость утихла, они схлынули, унося с собой труп отщепенца.

А теперь

«ПУСТЬ ТОТ, КТО БЕЗ ГРЕХА, ПЕРВЫЙ БРОСИТ В НЕГО КАМЕНЬ».