Текст книги "Сувениры Тьмы (СИ)"

Автор книги: Антон Вильгоцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)

– Это человека можно растоптать, – прокаркал воскресший элементер. – Обоссать, макнуть хлебалом в парашу, превратить в позорного "петуха". Все это ждет тебя в самом ближайшем будущем. Ты ведь недолго пробудешь в этом детском саду. Скоро будет суд, а потом – настоящая тюрьма. Думаешь, зеки простят тебе то, что ты был таким успешным? Нет, Глебушка, не простят. Кукарекать тебе под нарами лет пятнадцать, а то и все двадцать пять!

– Поглядим еще, – мрачно бросил Глеб. "Ничего не случается просто так, – билось в голове. – Нужно выведать у этой мрази, с чего вдруг их кодла так мной заинтересовалась".

Он так напрямую и спросил, надеясь, что раз уж гнусный посланец скверны не посчитал нужным прятаться, то и в загадки он играть не станет.

– О, наконец-то я слышу от тебя хоть что-то путное, – обрадовался Гниздра. – Не кажется ли тебе, что следовало с самого начала поинтересоваться причинами столь неприятной для тебя ситуации? Я охотно расскажу тебе, в чем дело. Просто для того, чтобы ты больше мучился. Ключевые слова уже прозвучали, Глеб. Еще совсем недавно ты был человеком, которому абсолютно во всех начинаниях сопутствовал успех. Слишком часто, чтобы на это могли спокойно смотреть окружающие…

– Кто? Окружающие люди? Но при чем здесь они?

– Похоже, ты нуждаешься в серьезном поучении, – витиевато произнес элементер. – Вся скверна в мире – от людей, и я – не исключение. Нам, конечно, очень нравится терзать чистые души. Но, несмотря на это, мы крайне редко приходим в мир по собственной воле. Гораздо чаще это случается, когда где-нибудь накапливается зашкаливающее количество ненависти. Тот, на кого она направлена, и становится нашей жертвой. Если, конечно, он не является злодеем. Своих мы не трогаем.

– Кто же может меня ненавидеть? – несмотря на свое тяжелое положение, Глеб рассмеялся, поскольку был искренне удивлен. – Не припомню, чтобы я причинял кому-нибудь зло.

– И это была одна из твоих главных ошибок, – торжественно провозгласил элементер. – Будь ты законченным мудаком, на тебя вряд ли обратили бы столь пристальное внимание. Но ты у нас мало того, что везунчик, так еще и добренький, мля! И невдомек тебе, тупице, что завистники твои эту доброту за издевательство принимают. Знай, Глебушка, не одни уста в спину тебе проклятия шептали. И нашептали в конце концов – вуаля, вот он, я!

– И много их? – спросил Глеб, пристально глядя на Гниздру. – Завистников этих – сколько?

– Порядочно, – осклабился монстр. – Почти все, кого ты знаешь. Неужели никогда не замечал?

– Да нет, – признался Юрасов. – Как-то не интересуюсь такими гадостями.

– Еще одна ошибка, милый. Надо хоть иногда присматриваться к людям. Тебе ведь до них может не быть никакого дела, а им до тебя – все равно будет. А результат – вот он, – Гниздра топнул трехпалой лапой по полу камеры. – Хех, это ж сколько надо иметь фантазии, чтобы такое тебе пожелать?

Юрасов насторожился. Случайно или осознанно – но Гниздра, кажется, упомянул о конкретном человеке, по чьей вине он здесь и оказался…

– Ишь, растопался, – жестко произнес Глеб. – Слушай, гад, еще раз назовешь меня "милым", так я тоже топну. Ты уже знаешь, что у меня это куда круче получается. Лучше говно жрать, чем для такого, как ты, "милым" быть.

– Вот-вот, это ты верно сказал, – захихикал Гниздра. – Говно жрать, именно так. Этим тебе тоже вскоре предстоит заняться.

– Что, мне и этого пожелали? – делано удивился Глеб.

– Ну а как же! Я ведь и говорю – дивное воображение у человека!

– А что за человек? Имя не подскажешь? Адресок не подкинешь?

– Ишь, чего захотел! – ухмылка элементера казалась сейчас даже более мерзкой, нежели он сам. – Все эти долгие годы, лежа под нарами, ты будешь оплакивать свою несчастную "петушиную" судьбу, но еще большие страдания будет причинять тебе кошмарная неизвестность. Вряд ли ты сумеешь узнать его имя, даже когда выйдешь на свободу. Хотя, какая свобода? Ты ведь настоящий мужчина, Глеб. И, как подобает настоящему мужчине, ты, не вынеся позора, покончишь с собой сразу после изнасилования. Вскроешь вены, повесишься, или, хех, утопишься в параше.

– Ты меня достал со своими "петухами", – отмахнулся Глеб. – Не хочешь говорить – не надо. Я все равно выберусь отсюда, вычислю его и уничтожу. А после – уж поверь мне – найду способ расправиться и с тобой. Ты же ведь не бессмертен, хоть и тщился сейчас доказать обратное.

– Это ты, опять же, верно сказал, – тряхнул крысиной башкой Гниздра. – Только вот, выбраться отсюда у тебя все равно не выйдет. А знаешь, почему? Я не просто убил твою женушку твоими же собственными руками. Я снял все происходящее на видеокамеру и записал на диск, который потом сунул в коробку от "Колыбели кошмаров" и отнес в прокат. Не думал, конечно, что следующий клиент найдется так быстро – жанр, все-таки, специфический. Вот так-то, Глеб – ты очень любил смотреть страшные фильмы, словно тебе в жизни ужасов не хватало. Что ж, теперь они в твоей жизни есть. И – уж поверь мне, – добавил элементер, ехидно передразнивая интонацию самого Юрасова, – все это – еще только начало.

Сохранять спокойствие было невероятно трудно. Сердце Глеба готово было выпрыгнуть из груди, в висках ухали удары парового молота, к горлу подступил ком. Юрасов был готов прямо сейчас разбить себе голову об стену камеры. Богомерзкая тварь действительно не оставила ему никаких шансов. Во всяком случае, традиционными способами возникшую проблему решить не выйдет.

Но призрачный огонек надежды все же маячил на горизонте. Один-единственный, слабый, нечеткий – однако он все-таки был…

"Он не догадывается о том, что я знаю больше, чем может показаться", – понял Глеб. То, что он достаточно спокойно воспринял появление уродливой твари, было следствием давней случайной встречи и последующих изысканий, толчком к которым она послужила…

Это произошло десять лет назад, когда Глеб Юрасов еще не был преуспевающим бизнесменом. Он только начинал заниматься коммерцией, но уже избрал основным направлением своей деятельности торговлю компьютерами. Тогда, в середине "эпохи Ельцина", самые прогрессивные силы страны концентрировались в Санкт-Петербурге. Это касалось абсолютно всего – как музыки, кино и театра, так и столь "неживой" отрасли, какой является сборка компьютеров. Лучшие специалисты по созданию "персоналок" из подручных деталей проживали в северной столице, и именно к ним Юрасов регулярно ездил за очередной партией товара на подаренном отцом стареньком "Москвиче".

В одну из таких поездок – уже возвращаясь в Подрайск – он подобрал попутчика, назвавшегося Платоном. Тот эпизод изменил жизнь Юрасова весьма существенным образом…

Сперва он проехал мимо, оставив длинноволосого парня в черном плаще позади. Но уже через минуту притормозил, съехал на обочину и дал задний ход. Поздняя осень на Валдае – не самое лучшее время для того, чтоб торчать у дороги в ожидании доброго человека, который согласится тебя подвезти.

– Привет, – патлатый плюхнулся на пассажирское сидение рядом с Юрасовым и протянул ему руку. – Меня Платон зовут.

– Глеб, – Юрасов отметил, что попутчик даже не спросил, куда он направляется. – Тебе что, все равно, куда ехать?

– По большому счету – да, – усмехнулся Платон. – А сейчас мне в Москву надо.

– Значит, по пути, – сказал Глеб, надавив на газ. – Точнее – почти по пути. Я километров за сорок от златоглавой сворачиваю.

– Не страшно, – махнул рукой Платон. – Бешеной собаке семь верст не крюк. Да и мир не без добрых людей.

Новый знакомый – на вид ровесник Юрасова – явно принадлежал к плеяде разнообразных неформалов, которым после падения коммунистического режима стало дышаться куда вольготнее. Длинные черные волосы – судя по отросшим корням – крашеные, черный кожаный плащ и две серебряных сережки в левом ухе просто не позволяли отнести Платона к какой-либо иной категории граждан. В общем-то, достаточно приятная в общении публика. Вплоть до тех пор, пока их не соберется поблизости больше трех-четырех.

Лицо попутчика "украшали" несколько свежих ссадин. Тоже, в принципе, довольно характерный атрибут путешествующих автостопом людей с такой наружностью. Если Платон недавно побывал в одной из ближайших деревень – например, захотел купить продукты и выпивку – у местных мог возникнуть к нему вопрос относительно сексуальной ориентации. Для быдла ведь любой мужчина с длинными волосами или с серьгой в ухе – гомосексуалист. А уж если и то и другое присутствует, тогда, наверное, и спрашивать не будут.

– Гопники потрепали? – поинтересовался Глеб.

– Хуже, – улыбнулся Платон.

– Бандиты, что ли?

– Ну, наверное, можно и так их назвать, – подумав, сказал "металлист". – Скорее, даже не бандиты, а разбойники. Мародеры. Стервятники.

– Понятно, – кивнул Юрасов. – На трассе где-то?

– Нет, еще в Питере. На Марсовом поле.

– Что, в бега ударился теперь?

– Да я и так уже уезжать собирался. Догнали, гады.

– Ну, сумел от них удрать, вот и славно.

– Удрать? Зачем? – пожал плечами Платон. – Я их уничтожил.

– То есть как это, уничтожил? – Глеб сбавил скорость и приготовился остановиться, чтобы вышвырнуть любителя опасных откровений из машины. – Убил, что ли?

– Нет. Развоплотил, – как ни в чем не бывало, произнес неформал. – Сейчас объясню. На меня напали элементеры. Это такие злобные духи. Что-то наподобие демонов, только намного слабее. Но в целом тоже ребята серьезные.

Юрасов из этого "объяснения" не понял ровным счетом ничего. Кроме того, что, возможно имеет дело с носителем неизвестной российской медицине разновидности шизофрении. Хотя…

– А, я понял, – промолвил Глеб. – Ты, наверное, из ролевиков? Арагорны, Гэндальфы всякие, да? – Юрасов слышал, что многие представители новомодного движения заигрались в эльфов и гоблинов настолько, что уже не отделяют свои фантазии от реальной жизни.

– Нет, – Платон замотал головой – так, словно подобные сравнения его уже достали. – У меня все по-настоящему. Понимаешь, Глеб, у каждого человека есть в жизни своя дорога. Вот ты, к примеру, чем занимаешься?

– Компьютеры продаю, – этот странный диалог начинал уже нравиться Глебу. Стрелка спидометра вернулась на прежнюю позицию.

– Ну вот, значит, у тебя дорога торговца, хотя, конечно, она может однажды и измениться, – сказал Платон. – А я иду по пути мага. С него свернуть уже невозможно.

– По пути мага? Как Юрий Лонго?

– Лонго – не маг, – едва ли не брезгливо скривился Платон. – Он, конечно, владеет определенными силами, но шарлатанства в его деятельности все равно больше, чем правды. Я не такой.

– А какой? – Глеба потихоньку разбирал смех. "Определенно сумасшедший, но достаточно забавный, чтоб не высаживать его до самого поворота на Подрайск".

– Настоящий, – просто, без всякого пафоса ответил парень.

– Надо же, – усмехнулся Глеб. – Значит, мне крупно повезло. Везу настоящего мага.

– Не сталкивался раньше с такими, как я? – осведомился попутчик. Он будто и не почувствовал иронии в последних словах Юрасова. Чуть позже Глеб поймет, что иронию по этому поводу Платон просто не способен воспринимать…

– Не доводилось.

– Это потому, что большинство истинных магов предпочитает вести скрытный образ жизни, – пояснил Платон. – Мои собратья считают, что так безопаснее.

– А ты?

– У меня другая точка зрения. Я считаю, что все без исключения люди должны освоить магическую науку. Только тогда в этом мире наступит абсолютная гармония.

– Что-то не вижу связи.

– Это долго рассказывать. Дольше, чем до Москвы ехать.

– Ты говоришь, маги скрываются, – бросая быстрые взгляды то на попутчика, то на стелющуюся впереди дорогу, промолвил Глеб. – А как же все эти целители, знахари и экстрасенсы? Сейчас любую газету открой – а там "потомственных чародеев" как мух в деревенской уборной.

– Но если среди тысячи таких найдется хоть один, кому подвластно что-то большее, чем биоэнергетика, – это будет уже очень хорошо, – улыбнувшись, сказал Платон. – Тем, кто дает эти объявления, даже не снились вещи, на которые способны настоящие маги.

– Например? – поинтересовался Глеб. – Вот ты у нас как раз и есть настоящий маг, так на что же ты способен? Пускать шаровые молнии из глаз? Замораживать людей? Лечить болезни единственным прикосновением?

– Все, что ты перечислил, и многое, многое другое, – с гордостью произнес Платон.

– Слушай, а покажи мне хоть что-нибудь, – ернически молвил Глеб. – Как ты, наверное, понимаешь, я раньше волшебство только в цирке и видел.

– Извини, – развел руками неформал, – сейчас не могу. Последние силы потратил на этих тварей.

– Ага. Понятно. На этих, как их, эло… эли…

– Элементеров.

– Жаркий, наверное, был бой? – продолжал развлекаться Глеб.

– Еще бы. Их сразу четверо на меня набросилось. Но ты не подумай, я тебя не обманываю. Когда мои силы восстановятся, я обязательно покажу тебе настоящую магию.

– Это когда? И как мне тебя найти?

– Уже через пару дней будет можно. А найти меня очень просто. Приезжай в Москву, приходи на Чистые пруды и оглядись по сторонам. Увидишь компанию таких же ребят, как я…

– Магов, что ли?

– Нет, – улыбнулся Платон, – неформалов. – Так вот, когда увидишь их – подойди и спроси, где найти Горыныча. Там все знают.

– Ясно. Горыныч – это так тебя в тусовке кличут?

– Нет, Горыныч – это чувак, у которого я вписываюсь, когда в Москву приезжаю. Сам-то на тусовках стараюсь не появляться.

Глеб радовался удачному стечению обстоятельств – теперь ему не придется скучать почти до самого дома…

Существуют два мира магии. Один из них населен цирковыми и телевизионными иллюзионистами (надо сказать – настоящими профессионалами своего дела), а также чахоточными газетными знахарями. Другой – гораздо более величественный и красивый, но в то же время – куда как более грозный, а зачастую и по-настоящему опасный. Глеб понял это уже во вторую свою встречу с Платоном Трелковским.

Состоялась она, правда, не через пару дней, как договаривались, а лишь спустя полтора месяца. Незадолго до Нового года Глеб поехал в Москву покупать подарки для своей многочисленной родни. К тому моменту он уже и забыл почти про смешного собеседника, на полном серьезе считающего себя могущественным магом.

Вспомнил только потому, что случайно оказался неподалеку от названного Платоном места. Чистые пруды. Один из символов Москвы, ставший после гибели Игоря Талькова еще и объектом паломничества. И, подобно еще нескольким таким местам, постепенно превратившийся в классический рок-н-ролльный гадюшник. Фанатов Талькова довольно скоро сменили персонажи, весьма далекие от его творчества, но близкие к именуемому в народе "Тремя топорами" портвейну "777" и прочим, столь же недорогим и незатейливым радостям жизни. "Кажется, я знаю, почему он не любит бывать на таких сходках", – подумал Глеб, увидев этих людей.

Платон, который на момент встречи с Юрасовым тоже выглядел не лучшим образом – с немытыми волосами, утомленный дорогой, несший несколько пятен осенней грязи на своей одежде, да еще и царапины на скулах и подбородке – смотрелся бы английским пэром на фоне тех, кто предстал перед взором Глеба в день его визита на Чистые пруды.

Происходящее здорово напоминало вечеринку привокзальных бомжей. Сидя на обшарпанной загаженной лавочке, трое парней и две девушки, одетые, в общем-то, в лохмотья, но с явной претензией на неформальность – гоняли по кругу бутылку водки, ничем не запивая и не закусывая. Четыре уже опустевших сосуда стояли у их ног на слегка подтаявшем снегу. Кто именно превратил скамейку, являвшуюся некогда произведением искусства, в памятник упадку и разрухе, догадаться было нетрудно.

Подойдя поближе, Юрасов увидел, что мужчин в компании четверо – еще один растянулся на скамейке за спинами своих собутыльников. Должно быть, этот герой свою норму "подвигов" на сегодня уже выполнил…

"Наверное, они и впрямь бездомные, – подумал Глеб. – Кто ж еще зимой на улице будет спать?".

Заметив, что на них пристально смотрит незнакомый парень, неформалы забеспокоились. Начали перешептываться между собой, то и дело бросая подозрительные взгляды на Юрасова. Глеб решил, что держать их в напряжении, пожалуй, не стоит. Могут ведь и разбежаться. Или, напротив, сами напасть, вооружившись пустыми бутылками. А посмотреть "настоящую магию" все-таки хочется.

– День добрый, граждане, – сказал Юрасов, подойдя к маргиналам почти вплотную. Он старался говорить как можно более приветливо, но фраза, тем не менее, получилась какая-то милицейская. Не самый лучший способ начинать общение с представителями этой социальной прослойки…

И все же – "проканало", если выражаться тем же языком, что и те, к кому он подошел.

– Здорово, коли не шутишь, – махнул рукой один из ребят, во рту у которого недоставало нескольких зубов. По виду он более всего смахивал на панка. – Тебе чего надобно? Может, выпить хочешь? Тогда, будь добр, пополни нашу королевскую казну. Сливки общества как раз собирались скинуться на новый кубок, но я так чувствую, что может и не хватить.

Услышав этот монолог, Глеб едва не покатился со смеху. Щербатый маргинал явно был когда-то студентом-гуманитарием. А может, он оставался таковым и поныне – впрочем, социальный статус этого субъекта Юрасова нисколько не волновал.

– Нет, пить я не хочу, – сказал Глеб. – А вот угостить вас могу. Если скажете, как Горыныча найти.

– Ну, я Горыныч, – вскинулся человек, растянувшийся на скамейке. – Чего тебе?

– Мне бы с Платоном пообщаться, – произнес Юрасов. "Надо же, у парня свое жилье имеется, раз уж Платон сказал, что у него квартирует. А он все равно здесь отмораживается. Странный, все-таки, народ эти неформалы".

– С Платошей? – согнув ноги в коленях, Горыныч выбрался из-за спин товарищей и уселся прямо напротив Глеба. Он оказался здоровенным амбалом в "косухе" и драных джинсах – это в конце декабря-то. – А что ты хочешь от него?

"Ну и душная же публика, – подумал Юрасов. – Хотя, по большому счету, он правильно поступает. Мало ли кто его другом интересоваться может".

– Разговор неоконченный есть.

– Так, – достав из кармана своей косухи пачку сигарет – и не абы каких, а Parliament – Горыныч закурил и внимательно посмотрел на Глеба. – Смотри, если ты ему проблем подбросить хочешь, я тебе ничего не скажу. Да еще и по рогам настучу, а ребята помогут. Верно, Фишер? – так, оказывается, звали неполнозубого панка.

– Верно, – тот радостно "сверкнул" провалами в челюстях. – Урле бока намять – лучше, наверное, на свете и нет ничего.

– Я вам не урла, – жестко произнес Глеб. – И Платона обижать не собираюсь.

– Откуда я знаю, можно ли тебе верить? – развел руками Горыныч. – Приведу тебя к нему – а ты ствол из штанов достанешь.

"Ни фига себе, разговорчики, – промелькнуло в голове. – Непростого человека я, все же, подвозил".

– Не достану, – заверил Глеб. – Позвонить ему можешь?

– Могу, – кивнул битюг. – Автомат рядом.

– Не нужно автомата, – Юрасов протянул Горынычу свой мобильник. – Скажи, пришел Глеб, который его с Валдая подвозил.

– Ого, какая зверюга, – "металлист" несколько секунд изучал дизайн достаточно редкого в ту пору аппарата. – Тебе звонок на домашний номер в копеечку не влетит?

– Влетит, – кивнул Глеб. – Но уж очень Платона увидеть нужно.

– О" кей, – Горыныч набрал семь цифр и быстро пересказал слова Юрасова. Выключил телефон и протянул владельцу. – Сказал, приедет. А ты, вроде бы, проставиться обещал за помощь?

Мрачное заброшенное одиннадцатиэтажное здание в районе Ховрино, неподалеку от Речного вокзала, привлекает к себе сотни людей. Сюда съезжаются любители острых ощущений со всей Москвы. Каждый год в этих стенах находят десятки трупов. Зловещее место обросло множеством легенд и имеет, можно сказать, дьявольскую репутацию.

Это – Ховринская больница. Ее строительство началось в 1981-м году на месте старого кладбища. Планировалось создать одно из лучших медицинских учреждений страны на 1300 коек для больных со всего Советского Союза. Но со временем было решено построить здесь обыкновенную районную больницу – в Ховрине в те годы медучреждений не было вообще. В 1985-м строительство при неясных обстоятельствах свернули. В больницу к тому времени уже завезли аппаратуру и мебель. Все это растащили местные жители.

Причин, по которым строительство было остановлено, предполагается несколько: нехватка средств для окончания работы и дальнейшего содержания больницы; неудовлетворительное состояние фундамента; неудачный исходный проект, грозивший обрушением здания. Но после того как прекратились строительные работы, история Ховринской больницы только началась. Ей не суждено было стать оазисом, спасающим человеческие жизни. Она стала юдолью, где люди встречали смерть – из-за неразделенной любви, по нелепой случайности, и, наконец, волею судьбы…

Здание состоит из двух корпусов. Главный по форме напоминает звезду. От него отходит шесть крыльев, соединенных трехэтажными переходами. Корпус венчает диковинная трехуровневая крыша.

Второй корпус был задуман как офтальмологический. Там также находились морг и крематорий.

После внезапного прекращения строительства недоделанную больницу некоторое время охраняли военные. Объект значился как стратегически важный. Но немного позже охрану сняли.

Здание, однако, пустовало недолго. Его обжила сатанинская секта "Немостор". Сектанты обустроили место для сборищ в подвале, куда не попадал ни один лучик солнечного света. Все любопытные, забредавшие в логово сатанистов – будь то бродяги, маленькие дети, или выгуливавшие собак жители окрестностей – там и заканчивали свои дни. Их либо просто убивали, либо же приносили в жертву. Трупы сжигались в специальных печах, развалины которых сохранились по сей день.

Действие опасной секты и постоянные ритуальные убийства в стенах заброшенного здания не остались незамеченными. Вскоре об этом стало известно правоохранительным органам.

Апартаменты верхушки "Немостора", в которых стоял даже генератор электрического напряжения, располагались в широком тоннеле, соединявшем главный и офтальмологический корпуса. Легенда гласит, что во время очередной сходки сатанистов была проведена операция по уничтожению секты. Якобы вооруженные отряды омоновцев окружили культистов и, открыв огонь, загнали их в глубь тоннеля, после чего взорвали оба входа, отрезав дорогу к отступлению. От взрыва тоннель затопило, и замурованные в нем сатанисты утонули. Их останки, по слухам, находятся там до сих пор. Но место входа в затопленный тоннель сегодня никому не известно. Человек, который показал его бойцам ОМОНа, перед операцией бесследно исчез.

Такова наиболее распространенная версия истории места, куда декабрьским днем девяносто пятого года приехали Глеб Юрасов и Платон Трелковский.

Свою фамилию Платон назвал Глебу по дороге в больницу – ехать туда пришлось сначала в метро, до конечной станции, а после – на автобусе.

– Мне, в определенном смысле, повезло, – добавил при этом "металлист". – Хотя это, конечно, как посмотреть…

Смысла этой фразы Юрасов не уловил, а в подробности вдаваться не стал.

– Слушай, ты сегодня спиртное не употреблял? – спросил Платон, когда они вошли в одно из бесчисленных захламленных помещений, в котором каким-то чудом сохранилась входная дверь.

– Нет. Не имею привычки заниматься этим с утра.

– Вот и славно. Значит, не будет повода списать увиденное на свое нетрезвое состояние, – промурлыкал Трелковский. – Отойди чуть в сторону, я закрою дверь.

Платон достал из кармана связку ключей и запер комнату изнутри, оставив позади слабый свет, проникавший в недостроенную больницу сквозь пустые глазницы окон. Темнота ударила по глазам и сделала их бесполезными. "А откуда у него ключики-то? – запоздало подумалось Глебу. – Ох, непростой человечек. А ну, как он меня сейчас каким-нибудь жертвенным серпом по горлу полоснет?". До паники было далеко, но на всякий случай Глеб отошел как можно дальше от места, где стоял Платон, и весь обратился в слух.

– Глеб, у тебя зажигалка есть? – раздалось из темноты.

– Есть.

– Зажги, пожалуйста. И подержи огонь, сколько можно.

Юрасов вытащил из кармана бензиновую Zippo. Язычок пламени выхватил из непроглядной тьмы лицо Трелковского и смутные очертания его фигуры.

– А теперь – смотри, – сказал Платон, протягивая левую руку по направлению к Глебу.

Оранжевый огонек вдруг вытянулся в струйку, которая потекла по воздуху к ладони Платона. От неожиданности Глеб выронил зажигалку, но магический – назвать его как-то иначе язык не повернулся бы – процесс продолжился. Огненная змейка весело кружилась вокруг кисти Трелковского. В следующий миг Платон взмахнул рукой, и пылающий круг, увеличившись в размерах раз в двадцать, взвился под потолок. Пять оранжевых лучей прорезали внутреннее пространство кольца, образовав перевернутую пентаграмму. В эту секунду Юрасов понял, что имеет дело далеко не с белым магом.

– Ну что? – голос Платона зазвучал так, точно был усилен динамиком. – Теперь ты веришь в магию?

– Давай уйдем отсюда, – пробормотал Глеб. – Что-то здесь душновато.

С тех пор он не раз мысленно возвращался к тому эпизоду в закутке заброшенной больницы. Глеб больше не видел никаких чудес, хотя и мог бы попросить Платона показать ему еще что-нибудь. Трелковский не отказался бы – он, в отличие от упомянутых по пути с Валдая «собратьев по цеху», вовсе не считал нужным скрывать свои способности. За это, кстати, и расплачивался – тайный магический мир, который Платон стремился сделать более явным, отнюдь не был заинтересован в полном слиянии с миром простых людей.

Чудес не видел – но многое о них узнал. Глеб начал изучать историю и теорию магии – нужные книги подсказывал все тот же Платон – и скоро понял, что окружающая действительность на самом деле далеко не такова, какой виделась ему прежде.

Понял он и еще кое-что. "Раз уж магия существует – почему бы мне не использовать ее в бизнесе?", – решил однажды Юрасов. Но самому взяться за изучение волшебства ему было боязно. Нужно было найти помощника среди состоявшихся магов. Платон, как вольный ветер, мотавшийся по стране, на эту роль не годился – ему Глеб даже не стал ничего предлагать. В конце концов ему удалось разыскать сразу двоих нужных людей. Да не где-нибудь в отдалении, а в родном Подрайске. Время от времени эти маги оказывали Юрасову услуги, необходимые для развития его бизнеса. Этим, а вовсе не каким-то феноменальным везением, объяснялся фантастический взлет Глебовой фирмы.

Именно на их помощь уповал сейчас Глеб, глядя в горящие злобным торжеством красные глаза гадкого элементера Гниздры. Но для того, чтоб осуществить все именно так, как нужно, ему придется пойти на весьма серьезный конфликт с органами правопорядка. Решить проблему, передавая информацию через адвоката, никак не вышло бы – у Глеба просто не было столько времени. Его элементарно упекут в тюрьму раньше, чем он сумеет что-либо доказать.

А доказывать предстояло многое. Это ж сколько надо потратить времени и сил, чтоб убедить российских ментов в существовании элементеров и в том, что жуткое убийство Аллы Юрасовой совершил, подчинив сознание ее мужа, один из них! Ситуация грозила обернуться прецедентом, какого еще не знала известная современным людям история. "Похоже, Платоша, – подумал, Глеб, – твоя мечта скоро сбудется. Это, конечно, если у меня все получится".

– Ну, чего молчишь? – хрюкнул с пола элементер. – Будто спермы в рот набрал.

– Все, изыди, мразь! – Глеб погрозил уродцу кулаком. – Ты мне надоел.

– Ну, как знаешь, – Гниздра начал развоплощаться, оборачиваясь тем же облачком зеленоватого тумана, которым был, когда только появился в камере. – Я обязательно навещу тебя немного позже. Когда мы будем на одном уровне, – элементер опять намекнул на лежание под нарами.

Омерзительная харя исчезла. Туман пополз к вентиляционному отверстию, в котором и пропал. Вместе с ним пропала и дикая вонь. Юрасов с облегчением вздохнул.

"Надо выбираться отсюда", – в который раз уже подумал Глеб. Только теперь мысли его приняли совершенно иной оборот. И слово "выбираться" подразумевало сейчас не возможность освобождения под залог или еще какой-нибудь юридический способ, а самый настоящий побег. Чтобы одержать верх в такой игре, нужно все время быть на сто шагов впереди соперников. Чего, разумеется, не сделаешь, сидя под особым контролем в "сырой темнице" городского изолятора.

Представление о том, как сбежать из мест лишения свободы, у Глеба было такое же, как и о жизни в этих местах – почерпнутое из книг, фильмов и газетных статей. Правда, немалую часть этих сценариев можно было довольно просто воплотить в реальность. Например – симуляцию приступа эпилепсии с последующим нападением на охранника. Взгляд Юрасова упал на лежавший рядом с умывальником кусок мыла…

– Помогите! – послышалось из камеры, в которую полчаса назад «упаковали» очередного задержанного.

Несколько ударов по двери. И снова:

– Помогите!

Дежурные по изолятору и местный доктор привычно резались в карты. Над головами охранников плавали клубы табачного дыма.

– Петь, пойди, глянь, чего там, – не отрывая взгляда от стола, сказал старший смены.

Сержант Петр Сидоров с явным неудовольствием встал и, бряцая ключами, вышел в коридор.

– Помогите! – опять донеслось из камеры, расположенной в дальнем конце "продола".

– Что, милок, тебя решили сделать "петушком"? – цинично произнес кто-то в одной из соседних. – Ничего, потерпи. А потом попроси "мусоров", чтобы к нам тебя перевели. Так засадим, что аж в горле запершит!

– Отставить разговорчики! – Сидоров от души врезал резиновой дубинкой по двери, из-за которой прозвучали мерзкие слова. Как и любой человек с классическим армейским мышлением, он весьма негативно относился к любым проявлениям гомосексуализма. Оно понятно, что зекам больше деваться некуда, но… это они у себя на "зоне" пускай творят, что хотят, а здесь, все-таки, территория подрайского ГУВД. И ответственность за происходящие на ее территории безобразия лежит, в том числе, и на плечах сержанта Сидорова. Так что, если у новичка действительно возник конфликт с сокамерниками, Пете лучше поторопиться…

За всю историю изолятора здесь имел место быть лишь один случай гомосексуального изнасилования. Повинны в том, кстати, были сами охранники, перестаравшиеся, усмиряя разбушевавшегося сидельца. В ту ночь в одной из камер оказались вместе старый бомж, попавшийся на магазинном воровстве, и какой-то качок, задержанный за пьяный дебош в ресторане. Молодой амбал, должно быть, не успел как следует натешиться – очутившись в камере, он принялся издеваться над безответным бродягой, отвешивая тому пинки и затрещины. Дежурным надоело слушать крики боли, и они решили утихомирить агрессора. Ворвались в камеру, надев на парня наручники, скрутили его "ласточкой", да так и оставили лежать на нарах. Чем, как только они ушли, не замедлил воспользоваться пострадавший от него бомж…