Текст книги "Это ты, Африка! (СИ)"

Автор книги: Антон Кротов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Сыро. Пыль улеглась. Добрая южная ночь.

Мы в самой дальней точке нашего маршрута. Позади 11.000 километров.

Мы у порога.

8 апреля, четверг.

Утром мы впятером встретились на вчерашнем месте и забросили рюкзаки в пыльный чулан на Костиной вписке. Посещавшие порт вчера узнали, что можно раздобыть пропуск через морские агентства, наполняющие город.

Морских агентств, или агентов, оказалось в городе штук двадцать. Это были скучные, пыльные конторы, порою на каких-то задворках, на вторых этажах старых бетонных домов, или даже на первых этажах, но всё равно ужасною скукою веяло от них. Мы говорили, что нам нужен пропуск в порт, и что нам нужно уплыть в Йемен. Нам отвечали, что в Йемен ничего нет, и вообще ничего нет, и вообще теплоходы все грузовые и плавать на них нельзя. В общем, проходили мы по этим агентствам часа два, так ничего не узнали и решили идти непосредственно в порт.

Городской автостоп в маленьком Порт-Судане оказался не хуже, чем в огромном Хартуме. В городе было два порта – «шамаль», северный (сухогрузный) и «жануб», южный (контейнерный). Нас быстро довезли до северного, сухогрузного, который нам казался основным.

Порт – рельсы – старые вагоны – море – дамба – солнце – старой постройки каменные амбары – старые грузовики – море.

Большое здание полицейского портового управления стояло прямо на морском берегу. Большой полицейский начальник с большими звёздами на погонах, выслушав нас, согласился выдать пропуск в порт на три дня. Он достал большой, формата А4, бланк с пространным текстом на арабском и что-то дописал на нём. Потом позвал солдатика, который взял эту бумагу и повёл нас с нею, но не в порт, а в какое-то другое управление, где нужно было поставить печать.

В соседнем управлении (это, наверное, был аналог нашего КГБ) к нам отнеслись доброжелательно, но… нужного человека нет на месте, а завтра выходной, приходите послезавтра – бад букра – в 8.00, вам выдаст ваш пропуск человек по имени Ахмад Авад.

Мысленно проклиная бюрократию, мы вышли из здания портового КГБ и вернулись автостопом в город.

* * *

В вечернем городе царило оживление, светились большие фонари местного стадиона. Там проходил исторический матч между командами Порт-Судана и Вад-Медани. Мы не были увлечены футболом и ходили по городу с котелком, желая сварить свой рисовый суп у кого-либо. Сперва лысый человек, лицом более похожий на таджика, чем на негра, предоставил нам таганок с углями, на котором мы пытались вскипятить наш котелок в течение целого часа. Затем мы перебрались в другое место, и некая женщина доварила наш суп у себя дома. Затем мы пошли в третье место и одолжили там ложек и соли. В общем, быстрее было попросить еды у мирных жителей, чем готовить её таким образом.

* * *

В поздний час Костя повёл нас в госпиталь, к русскоговорящей врачихе,

по имени Заафарана. У Кости было мнение, полезное для общества, гласящее: русскоговорящие суданцы помогут нам. Заафарана обещала что-нибудь придумать для нашей компании в плане ночлега. Вскоре проявился и другой русскоговорящий суданец – доктор Мохамед Том, работавший в этом же госпитале. Совместными мысленными усилиями суданцев нам отвели комнату в общежитии врачей, где уже вписался Костя Шулов. Комната с тремя кроватями пустовала; Мохамед Том, «прописанный» в ней, проживал ныне в другом месте; двое других врачей тоже отсутствовали. В общежитии был газ, туалет, душ и другие необычайные блага. Так, благодаря Косте Шулову и русскоговорящим врачам, мы заселились на постоянную вписку.

9 апреля, пятница.

Сегодня в Судане, как и во всех мусульманских странах, выходной. Производственная деятельность в этот день сведена к минимуму. Утром Мохамед Том зашёл за нами, чтобы отвести нас на торжественный обед, посвящённый вчерашнему футбольному матчу.

У Мохамед Тома много занятий. Он преподаёт в медицинском колледже, работает в госпитале, он также является руководителем антиспидовской программы целого штата, а также врачом футбольной команды, той самой, которая вчера при большом стечении народа сыграла с командой города Вад-Медани 1:1.

Такое важное событие, разумеется, нужно было отметить. Был организован супер-обед, на котором присутствовали не только футболисты и связанные с ними люди, но даже губернатор штата и пятеро российских автостопщиков, отличавшихся известной прожорливостью.

Обед проходил на открытой веранде второго этажа большого двухэтажного дома. Едящих было человек сто, и размещались они за двумя длиннющими столами, составленными из многих обычных столов. Стулья для такого случая организаторы взяли в пункте проката – оказывается, есть в Порт-Судане и такой. Расселись; разносчики еды разложили по столам сотни две хлебных лепёшек («хм, это всё?» – подумал я), затем всевозможные яства: фуль, салаты, мясо шашлыкового типа, джем, халву, сладкую кашу с изюмом и многое другое, едомое руками и хлебом. Каждой еды было по нескольку больших тарелок на каждом столе, и каждый тянул свои руки и ел оттуда, откуда хотел. Разносчики еды, красивые, чёрные люди в белых халатах, добавляли кушанья в те тарелки, где они кончались. Один из разносчиков был очень толстым, килограммов 120 (первый толстяк, встреченный нами в Судане; обычные суданцы все стройные, высушенные солнцем и жарой). Мы представили, что пятеро таких мужиков в своих тюбетейках и с чемоданами в руках поедут по Москве городским автостопом. Быстро они будут ездить или медленно? Наверное, не быстро, но первая же машина, которая возьмёт их, довезёт бесплатно до места, из удивления.

Важные, солидные люди присутствовали исключительно в халатах и тюбетейках. Некоторые носили белую чалму. У нас сложилось впечатление, что ни один взрослый человек не наденет добровольно брюки и тесную рубашку. А вот среди молодёжи, в том числе среди тех же футболистов, были «прозападно» одетые люди, например в рубашке, или в футболке, со штанами. В рубашке, брюках и без тюбетейки был также наш друг Мохамед Том – как и подобает человеку, получившему образование на Западе (т. е. в России).

Вскоре все суданцы насытились, только голодные мы продолжали есть. Мохамед Том продолжал есть с нами, чтобы мы не смутились, оставшись за столом одни. Тем временем разносчики еды, и толстяк среди них, не теряли времени зря, деловито собирали остатки еды вокруг нас (о ужас, её осталось так много!) и уносили. Мы сидели одни за огромным столом, как голодающие Поволжья, дорвавшиеся наконец-то до пищи. Все же прочие суданцы столпились вокруг двух пластмассовых ёмкостей с холодной водой, и, по очереди пользуясь металлическими стаканами, пили. Вскоре нам стало неудобно, и мы тоже отвалились от стола, только Шулов, не обращая внимания на сие, подъедал оставшийся джем, халву, изюм и т. д., а Мохамед Том сидел рядом и деликатно делал вид, что он тоже последний месяц был не евший. Наконец Шулов тоже насытился.

Завершив еду, мы, подобно суданцам, перешли в стадию наполнения сырой водой (презрев страхи пред амёбой и другими заразами). Думали, что ещё будет чай, но он никак не возникал. Спросили Мохамед Тома; вскоре суданцы организовали чай специально для нас. В банкете он не был предусмотрен, но, чтобы нас не огорчить, его заварили. За чаем Мохамед Том поведал нам некоторые подробности о жизни суданского народа.

Например, о том, как неграмотные суданцы голосуют на выборах. Каждый кандидат имеет свой символ: скажем, самолёт, или дом, или верблюда и т. п… Так, текущий президент генерал Омар Хасан Ахмад аль-Башир имел свой символ – вентилятор. В избирательных бюллетенях нарисованы эти символы, и неграмотные люди могут выбирать: кому вентилятор, а кому дом и т. д… Любителей вентиляторов в Судане около 75 %.

Неграмотные суданцы, живущие в деревнях, обычно не имеют паспортов. Да они и не нужны им. Ведь паспорт пригождается только для поездок за границу, а внутри страны он не нужен, документы у местных никто не проверяет. Сам Мохамед Том переехал когда-то в Порт-Судан из Хартума, где и забыл свой паспорт. Но паспорт ему и не требуется.

Жители Судана, хотя и живут годами в удушливой жаре, почти никогда не купаются в природных водоёмах. Живя в Хартуме, Мохамед Том ни разу не купался в Ниле, хотя там он чист и крокодилов мало. Живя в Порт-Судане, он ни разу не погружался в море. Да и пляжа нет в городе, он никому не нужен, а редкие энтузиасты плавания ездят далеко за город, где есть удобные для этого места. (Мы пока не бывали там.)

Мохамед Том, как оказалось, знает почти всех выдающихся людей города, занимающих хоть какую-то должность. Ахмад Авад – человек, который должен был завтра выдать нам пропуск в порт – был тоже другом Мохамед Тома и даже дальним родственником. Костя Шулов понял, что это судьбоносное знакомство поможет нам завтра получить пропуск, и попросил Мохамед Тома пойти завтра в порт вместе. Тот согласился.

Пока мы пили чай, суданцы собирали многочисленные пластмассовые стулья, атрибут буржуазии, и относили их в кузов стоящей на улице «Тойоты», чтобы увезти стулья обратно в пункт проката, откуда они были взяты.

* * *

Выпив несколько стаканов чая, мы поблагодарили хозяев за вкусный приём, попрощались с Мохамед Томом и, отягощённые пищей, побрели на вписку.

Общежитие докторов, где находилась наша вписка на эту неделю, представляло собой городской суданский двор, огороженный забором, с деревянными воротами на улицу. Внутри находилось несколько одноэтажных домиков.

В этих домиках были представлены жилые комнатки, душевые, «кают-компания» и кухня. Из каждого помещения можно было выйти во двор, а внутренних помещений не было. Наша комнатка содержала три кровати, окна с деревянными ставнями, шкаф, красный сундук непонятно с чем, всякий мусор, пыль, вентилятор, мух и комаров, прилетающих к нам из соседней туалетно-душевой комнаты, где царила влажная, тёплая атмосфера. Обычно вентилятор отгонял от нас этих насекомых, но по ночам, когда электричество отключали, они обсиживали нас.

Во дворе у докторов паслись овцы, временами уходившие в город и возвращавшиеся обратно по своим овечьим делам. Висело, сушась, обильное бельё и росло несколько несъедобных деревьев. На кухне, которая почему-то запиралась на замок, находилась газовая плита, работавшая от баллона, и все обычные цивилизованные кухонные вещи: кастрюли и т. п..

В общем, вписка была совершенно райская, можно было ежедневно и неоднократно мыться в душе, стираться, валяться на кроватях и т. п… Днём доктора нас позвали на общий обед, так что мы нашли здесь все блага этого материального мира.

Теперь, когда читатель представил себе общежитие докторов, где мы жили, – опишу и сам город.

Выходящий из ворот общежития на улицу сразу видит справа от себя сидящую на обочине чайную тётушку, разноцветно одетую женщину средних лет с чайником, непрерывно греющимся на углях. Два-три стакана, канистра воды и препараты сахара, чая и каркаде – вот и весь арсенал предметов, нужных ей для работы. Чайная тётушка, целый день торгуя чаем по две монетки за стакан, зарабатывает себе на простую суданскую жизнь.

Если мы идём дальше по улице, справа будет большая мечеть, а слева – кварталы с облупленной «колоннадой», устроенной ещё англичанами. Под сводами оной расположены производители (они же продавцы) всяческих товаров и услуг. Вот квартал портных, непрерывно по заказам трудящихся шьющих и чинящих (на швейных машинках с ножным приводом) суданские белые халаты. Вот пекарня, откуда хлеб на телегах, влекомых ослами, доставляется на базар для дальнейшей продажи там. Вот продавец вентиляторов – вероятно, продать один «президентский прибор» в неделю считается хорошей торговлей. Вот харчевня, где на углях стоит и непрерывно варится целый день один металлический кувшин. За столиками вокруг сидят потребители фуля. Вот продавец сыпкостей – сахар, чечевица, рис, каркаде и т. п. выставлены в больших металлических мисках. А вот, наконец, и настоящий базар.

– Салям алейкум! Ана сьяха мен Русия. Мумкен уахед хадия? (Здравствуйте, я путешественник из России. Можно один в подарок?) – с такими словами мы бродили по базару, получая от торговцев в подарок то банан, то манго, то яйцо, и т. д..

Городские торговцы быстро привыкли к ежедневным попрошайкам. Интересно, что никакой неприязни у них к нам не выработалось. Напротив, бродя по базару, мы частенько встречали уже знакомых торговцев, которые торжественно вручали нам манго, яйцо или банан:

– Хаваджи! Хадия! (Иностранец! Подарок!)

* * *

В Порт-Судане немного высотных ориентиров. Большая мечеть, телевышка, христианский храм, пара облезлых банков – вот, пожалуй, и все здания, выделяющиеся из стандартной двух-трёхэтажной застройки. Дома не нумерованы, улицы не надписаны, но зато на основных перекрёстках города стоят небольшие памятники на постаментах. Вот памятник колесу, точнее, шине; вот пароходик; вот двухметровая бутылка кока-колы; вот кофейник с чашечками, каждая чашечка с ведро величиной; вот памятник самолёту; а вот вообще какой-то сюрреализм. Суданцы любят памятники типа «объект»: так, в Хартуме мы видели памятник кукурузному початку, а в Атбаре – переносному фонарю. Все предметы-памятники в Судане имеют величину 1–2 метра и служат, скорее всего, в качестве ориентиров: поедешь прямо, за бутылкой повернёшь налево…

10 апреля, суббота.

Утром Бог послал шоколадки, целую коробку – примерно 28 шоколадок типа «Сникерса». Представителем Бога на этот раз оказался русскоговорящий помощник капитана парома Суакин—Джидда. Шоколадки были саудовского производства. Съев часть даров, мы поехали автостопом в колледж Мохамед Тома, который находился в районе «Транзит» (вблизи трассы на Суакин).

Позвали Мохамед Тома. Он принимал экзамены, поэтому долго не появлялся. Наконец пришёл. Мы напомнили ему вчерашний разговор – надо было поехать вместе в порт к Ахмад Аваду, чтобы тот выдал нам пропуск без проблем и надолго. Сперва мы, правда, позвонили для проверки по известному нам телефону на работу Ахмад Аваду; было 8.20 утра, но его не было на месте, обещали, что скоро подойдёт.

Но зная уже, что такое суданское «скоро», мы решили сегодня не дёргать Мохамед Тома и поехать в порт самим.

* * *

Пока мы ехали в порт, сменив три или четыре машины, там уже образовался и Ахмад Авад. Он передал через вахтёра, чтобы я прошёл к нему один. Начальник непонятно чего, Ахмад Авад, плотный негр лет тридцати, сидел за столиком и смотрел телевизор. Комната была обставлена по-судански просто: кроме столика Ахмад Авада, трёх стульев и подставки под телевизор и телефона, в ней ничего не было, даже никаких бумаг на столе, портретов на стене и т. п… Кроме того, в комнате находился более тощий суданец (вероятно, секретерь), который при виде меня удивлённо заметил:

– Хаваджи!

– Быр, быр, быр, – пробормотал Ахмад Авад, и, уже обращаясь ко мне по-английски, добавил: – Не обижайтесь. Это у нас так раньше называли англичан. А вы – почему не пришли в восемь?

Я попытался отговориться тем, что в восемь не было и самого Ахмад Авада; но это было лишь предлогом к началу неспешной беседы. Ахмад Авад долго расспрашивал меня про мою сущность, про наше путешествие, про Россию, про войну в Чечне, периодически отвлекаясь на телевизор, на чай и на телефонные звонки. Несколько раз я старался напомнить ему о цели нашего визита. Он достал из ящика стола наш пропуск и продолжал ничего не делать. Наконец его заинтересовало, где мы остановились в Порт-Судане. Я, как назло, забыл название места, и был позван Шулов, который всё подробно и объяснил.

В общем, Ахмад Авад тянул с выдачей пропуска, сколько мог. Наконец, он приложил печать, написал что-то и объявил, что пойти в порт мы сможем только один раз, на один час и в сопровождении местного чекиста, который тут же и образовался среди нас.

Мысленно и вслух ругаясь, мы пошли в порт. В задачу чёрного чекиста (туповатого мужика лет тридцати) входило: 1) носить при себе наш пропуск, 2) ходить с нами по пароходам, разговаривать с капитанами и всячески «помогать» нам, а, вероятно, шпионить за нами, по указанию Ахмад Авада, 3) не понимать английского языка, а также нашей цели и сущности.

В общем, мы пошли осматривать пароходы. Их оказалось шесть.

Первый, индонезиец, стоял здесь издревле, быв арестован за какую-то неуплату и почти не подавал признаков жизни. Идти куда-либо он не мог.

Второй, облезлый зелёный пароход местной фирмы «Sudan Shipping Line», грузили почти вручную какими-то мешками. Многочисленные грузчики на берегу вытаскивали мешки из грузовиков и переносили их в огромные авоськи, прицепленные к пароходным погрузочным кранам. Время от времени эти сетки с мешками посредством крана переползали в трюм судна, где другие грузчики их распаковывали и раскладывали мешки ровными рядами по 50-метровому трюму. На погрузке работало более сотни человек, из которых половина были при деле, а другие увиливали от работы из-за дурацкой организации труда.

Пройдя среди сих пыльных людей (ну и работа на жаре!), мы поднялись на борт. Сей пароход, именуемый «Blue Nile», намеревался везти свои мешки в Объединённые Арабские Эмираты, город Дубай. Нам, вероятно, он был мало чем полезен. Только Шулов, уже весь в мечтах о родине, видел и в этом пароходе путь к своему возвращению.

Когда мы спустились с дубайского мешковоза и отправились дальше, наш «сторож» отстал. Оказалось, он умудрился уронить в воду наш всеобщий пропуск, без которого нас не выпустят из этого порта и не пустят во второй, контейнерный порт. Мысленно проклиная судьбу и тяжёлую свою работу, чекист попытался спасти утопающий пропуск и, свесившись с причала, чуть не рухнул сам.

Ругаясь друг на друга и на Ахмад Авада, мы продолжили путь среди пароходов. Ещё один стоял на ремонте. Следующий шёл сперва в Роттердам, потом в Ходейду (обидно, что не наоборот). Пятый шёл в Суэц. Шестой и последний не захотел разговаривать с нами. Возможно, их напугала физиономия сопровождающего.

В общем, несолоно хлебавши, мы вшестером пошли на выход из порта. После сего мы разделились. Несчастный чекист отстал от нас, вернул нам мокрый пропуск и разрешил сходить в контейнерный порт самостоятельно. Шулов отправился в город, в компанию «Sudan Shipping Line», договариваться об уплытии в Дубай. По его мнению, это было бы неплохо: из Дубая можно будет переплыть в соседний Иран, а тут и Россия под боком. Но несколько трудностей: во-первых, за иранской визой нужно было сгонять в Хартум и обратно, а это 3000 км по суданским дорогам (правда, самым лучшим); во-вторых, виза Эмиратов, выдающаяся всем желающим за 33$ по прилёту в Дубайский аэропорт, совершенно не обязательно выдавалась всем по приплыву. Но Костя, торопящийся на учёбу в свой институт, решил разведать и этот шанс.

Мы с Вовкой поехали в контейнерный порт, а Андрей с Пашей пошли на главную набережную, в так называемую диспетчерскую, посмотреть портовую книгу и проверить, насколько её записи сходны с нашими объективными наблюдениями.

* * *

Когда мы с Шарлаевым пришли в контейнерный порт, полиция на входе долго изучала наш пропуск.

– А знаете ли вы, что здесь написано? – спросил самый англоговорящий из них, и прочёл:

«Этот пропуск выдан Антону Кротову в количестве пяти человек (кстати, а почему вас только двое?), пойти в порт 10 апреля сего года, не более чем на один час, при выполнении следующих условий: 1) запрещается фотографировать, 2) только при наличии сопровождающего из секретной полиции, 3) можно подниматься только на суда, принадлежащие компании «Sudan Shipping Line", 4) мы должны осуществлять посещение только с 15.00 до 17.00, 5) наши проблемы – это наши проблемы."

Прочитав сие, он отдал нам пропуск и выделил «сопровождающего из секретной полиции», с которым мы вошли в контейнерный порт. Как оказалось, в этот момент там стояло всего два судна, одно из которых оказалось на Джидду, а на второе нас не пустил лупоглазый матрос, принявший нас за суданских террористов или ещё за кого.

Виною сему, вероятно, был немудрый сопровождающий. И где таких берут? Суданцы – такой милый народ, но с чиновниками лучше не иметь дела. Неторопливые, словно в голове у них не мозги, а фуль! Недогадливые, от них только потеря времени, и редко наблюдается польза. Ну а самые тупые отправляются служить в секретную полицию.

После пароходов мы хотели пойти на элеватор, стоявший в этом же порту: ещё в Москве мы узнали, что директор элеватора в Порт-Судане – русскоговорящий человек, а жена его совсем русская. Найти его было полезно: вдруг он поможет с пропуском в порт или ещё как-нибудь? Но, как только мы решили подойти к элеватору, как соглядатай из секретной полиции начал бурно хватать нас, орать и ругаться, делая вид, что это супер-запрещено. Видя сие, мы, не очень радостные, вышли из порта и попрощались с немудрым сопровождающим и охраной на входе.

По счастью, для гостей и работников элеватора в порту были ещё одни ворота. Мы направились туда. Нас легко пустили, секретная полиция нас уже не сопровождала. Где, интересно, может быть офис директора элеватора? Внизу его не было. Мы из любопытства пошли наверх и поднялись, наверное, на уровень 15-этажного дома (элеватор был самым высоким зданием не только в Порт-Судане, но и во всей стране). Лестница была пыльна и пустынна, ни людей, ни офисов не было; вероятно, по ней ходили очень редко. Выглянув в окно и увидев блестящее море и портовые краны с высоты птичьего полёта, мы спустились вниз и вскоре обрели маленький домик-контору у подножья элеватора. Директор отсутствовал ныне из-за вечернего часа, но нам сообщили его телефон.

С такими достижениями мы вернулись на вписку. Достижения остальных тоже были невелики. Шулова не очень захотели брать в попутчики до Дубая: визы-то Эмиратов он не имел. Однако, окончательное решение вопроса отложилось на завтра. Андрея с Пашей не пустили посмотреть книгу прибывших пароходов, мотивируя это тем, что мы смотрели её вчера. Сошлись на том, что во всём виноват Ахмад Авад.

Пошли на базар; получили несколько бананов в подарок; купили чечевицы и сварили ужин. Вечером Костя пошёл звонить директору элеватора. Оказалось, что это какой-то другой директор, не русскоговорящий, но он знает того, «русского» и завтра отвезёт нас на машине к нему. Договорились встретиться напротив почтамта завтра, в 7.00.

11 апреля, воскресенье.

Утром, обсиженые мухами, мы поднялись и поспешили на заявленное место встречи. Ровно в 7.00 подъехала машина с молодым (лет тридцати) англоговорящим человеком. Он и сказался новым директором элеватора, так как первый, русскоговорящий, уже на пенсии. Он повёз нас на городскую окраину, в район «Матар» (рядом наблюдался старый военный аэропорт), где и находился супер-коттедж перводиректора.

Ворота открыл объёмный, русскоговорящий суданец лет шестидесяти (второй толстый человек, виденный нами в стране). Молодой директор уехал по своим делам, а мы прошли внутрь. Во дворе, среди сада, стоял действительно шикарный дом, необычно богато обставленный. Западная мебель, мягкие кресла… Видимо, директор элеватора – очень хлебная должность. Только вот электричества и водопровода в доме не было.

Элеватор в Порт-Судане был построен Советским Союзом лет сорок тому назад, в качестве очередной помощи братским развивающимся странам.

Раньше в Судане работало много советских специалистов, но затем они уступили место специалистам суданским, среди коих был и сей директор элеватора, получивший образование в СССР. Несколько лет назад он вышел на пенсию, и недавно летал в Россию – белорусская жена его и дочери в данный момент были на своей северной Родине.

Экс-директор элеватора поругал правительство Аль-Башира, запустившее экономику Судана и разваливающее страну. С пропусками в порт он не мог помочь, так как получить пропуск, по его словам, очень непросто. «Вот и приехали», – подумали мы, ибо больше всего надеялись, что сей важный человек, знающий в порту всех и вся, поможет нам с пропуском. Ну да ладно. Он, конечно, обещал нам помочь и даже заехать к нам на вписку, но мы поняли, что это всё ещё «иншалла» (так оно и оказалось). Попили кофе, обменялись адресами, попрощались и разъехались по делам.

Кстати, сколько во всех путешествиях я не раздавал свой адрес всем желающим, в Иране, Пакистане, Индии, в арабских странах, на Кавказе и в нашей Средней Азии – ни разу никто не только не приехал ко мне в гости, но даже и письма не написал. Не удивительно: абсолютное большинство людей не может так запросто, как мы, поехать в другую страну. У меня в подъезде никогда не бывает тусовок арабов, негров и индусов; раздача адресов – это лишь ритуал, не имеющий никаких последствий.

Андрей пошёл пить чай у местных жителей, Шулов с Пашей – в «Sudan Shipping Line» (по вопросу уплытия в Эмираты, ибо вчера, из-за суданской тягучей неторопливости, вопрос так и не был решён), а мы с Шарлаевым – на набережную, с которой были видны различные суда в обоих портах. Был выявлен один новый пароход.

Поскольку внутрь порта мы с Вовкой проникнуть не могли (пропуск наш уже истёк), мы прошлись по нескольким морским агентам. Пыльные, провяленные солнцем улицы. Морские агентства – однообразные комнаты в старых английских домах, с чёрными досками на стене, на которых мелом отмечалось прибытие и отбытие судов. Агенты не знали, кому принадлежит новоприбывший пароход, и перефутболивали нас друг к другу. Наконец, нам предложили обратиться к очередному агенту, который назывался «Baasher Barwil», и мы вяло, как сонные мухи, пошли искать его.

«Baasher Barwil» оказался неожиданно современной конторой, в специальном домике, окружённом забором и садиком, с несколькими комнатками. Вместо грифельной доски там стоял компьютер, даже не один. Заправлял всем – вы не поверите! – настоящий белый человек! Генеральный менеджер был, как выяснилось, норвежец, именовался он Pal Arne Jannang, бегло говорил по-английски и имел в подчинении несколько сотрудников из числа образованных местных. Правда, в Йемен он не плавал и к новоприбывшему судну отношения не имел.

Мы рассказали о своём мудрейшем путешествии, попили чай и, пользуясь компьютером, отправили на родину электронные письма следующего содержания:

«Привет! Сейчас мы пытаемся уплыть из Порт-Судана в сторону Йемена. Наблюдаются некоторые проблемы, потому что нет кораблей. Пропуск в порт выдаётся не очень просто. Шулов пробует уплыть в любую сторону. В городе имеем постоянную вписку в общежитии врачей. В Порт-Судане много русскоговорящих, кто учился в России. Возможно, придётся возвращаться через Египет, если в ближайшее время не будет выявлено нужных кораблей. У нас всё нормально. Позвоните, пожалуйста, мне домой и сообщите эту информацию. Также сообщите Шулову и Кротову.

Владимир Шарлаев, ПЛАС 81.

“Судан – самая классная страна из всех, какие я видел.

Самая добрая и ненапряжная. Менты спокойны и безвредны. Люди добродушны и невероятно гостеприимны. Дороги плохие и транспорта мало. Погода хорошая. Йеменскую визу получили в Хартуме. Однако, если в ближайшее время не будет пароходов, нам придётся возвращаться в Египет, пока наша суданская виза не кончилась. В любом случае, вернёмся домой в районе 15 мая 1999. Пожалуйста, позвоните моим родителям в Москве.

Антон Кротов.

P.S. Приглашаю всех желающих летом в Среднюю Азию (Таджикистан), старт около 15 июля 1999. Это будет девятое супер-путешествие АВП."

В дополнение к этим текстам отправилась по E_mail наша фотография, сделанная норвежцем тут же при помощи цифрового фотоаппарата.

…Вернулись на вписку и тут же озарились идеей изготовления большого супа. Продавцы на базаре подарили нам картошку, бананы, рис, лук, морковку, чечевицу, огурцы, хлеб и многие другие продукты, так что мы приготовили не только суп, но и салат. Вечером долго разговаривали о методах возможного возвращения через Египет, о зарабатывании денег по дороге, о продлении визы и о других возможностях, предстоящих нам.

Когда вечером Мохамед Том навестил нас, договорились вместе поехать завтра утром к Ахмад Аваду за пропуском.

12 апреля, понедельник.

Утром первые проснувшиеся (ими оказались Паша и я) отправились смотреть «пароходную книгу» в диспетчерской. Книга, да и вся диспетчерская, была заперта. Улицы пусты. Праздник? Пятница? Новый год? В контейнерном порту, как нам было видно с набережной, возникло три новых судна; в сухогрузном порту стояло два старых (Роттердам и Суэц), два новых да никуда не плывущие «арестанты». Мы ещё раз наведались в диспетчерскую. Никого! Город как будто вымер.

К 10.20 утра, как и договорились заранее, мы прибыли в колледж к Мохамеду Тому. Он-то и сказал, что сегодня праздник – Пасха, и никто не работает, да и в порту никого не будет. Сам колледж работал чисто по ошибке – составители расписания забыли про Пасху.

Так вновь разрушилась мечта Шулова пойти вместе с Мохамедом Томом к другу оного Ахмад Аваду и наконец получить у него более длительный пропуск. Андрей и Паша пошли пить чай у местных жителей, а мы втроём (Шулов, Шарлаев и я) пошли наудачу в контейнерный порт, желая пройти в него по позавчерашнему пропуску.

Охранники на входе просекли обман и не пустили нас. Шулов, вконец расстроеный, вернулся в город, а мы с Шарлаевым поехали, наудачу, в сухогрузный порт.

На входе в сухогрузку внимательно изучили наш мятый, покоробленный водой, позавчерашний пропуск, и вновь нас не пустили. Впрочем, посоветовали обратиться в полицейское управление неподалёку. Мы пошли. Это было вовсе не то здание на морском берегу, где четыре дня назад большой босс выписывал нам пропуск и послал затем к Ахмад Аваду, и не здание КГБ, а какое-то иное здание с внутренним двориком.

Удивляясь, сколько же здесь чиновников, заведующих входом в порт, мы прошли во двор. Довольно быстро мы отыскали местного начальника полиции, по счастью, англоговорящего. Несмотря на общий суданский выходной, он находился при делах, вернее, в традиционном суданском полубездействии. Начальник выслушал нас, неожиданно не стал отнекиваться, лишь спросил: на три дня вам хватит? – Мы набрались наглости и попросили на неделю. «Три дня хватит, – подумав, отвечал начальник, – потом продлите, если что.» Он взял наш пропуск и надписал на нём: Разрешаю три дня. Дата. Подпись.

Мы поблагодарили полицейского начальника, покинули его, и тотчас поспешили в сухогрузный порт проверять нашу удачу. Посмотрев на закорючку начальника, нас тут же пропустили, и мы растворились среди портовых ящиков и складов, осознавая случившееся.

О, счастье! о, свобода! никакой представитель секретной полиции не сопровождал нас. Вскоре мы разведали сущность обоих появившихся сегодня судов. Первым оказался паром на Джидду, который активно разгружался; из чрева его выползали грузовики. Второе судно, под сирийским флагом, было овцевозкой. Суровые погонщики загоняли на борт судна по трапу огромное стадо овец. Овцы ехали в Джидду, чтобы попасть в Мекку и там погибнуть в процессе совершающихся там обильных жертвоприношений.