Текст книги "Это ты, Африка! (СИ)"

Автор книги: Антон Кротов

Мы с Вовкой не стали, однако, торопиться с покупкой билета и отправились на High Dam – Асуанскую плотину, откуда и должны были ходить паромы и другие суда на юг.

Высотная Асуанская плотина, как символ дружбы египетского и советского народов, была построена этими народами совместно в 1960-1970-х годах. Чудо индустрии – дамба 110-метровой высоты – удерживает в образовавшемся водохранилище более ста миллиардов тонн воды.

Много пользы извлекают египтяне из великой плотины. Во-первых, почти весь Египет живёт на электричестве, вырабатываемом в Асуане. Во-вторых, исчезли регулярные прежде наводнения и спады Нила: теперь можно спускать для нужд каналов и полей ровно столько нильской воды, сколько требуется. В-третьих, улучшилось судоходство. Итак, многообразные блага извлекают египтяне из Асуанской плотины!

Каково же было наше удивление, когда мы доехали до плотины и увидели, что проезд по ней для иностранцев стоит пять фунтов! Причём египтяне платили всего полфунта, а местные рабочие и иные трудящиеся пользовались нашей плотиной вообще бесплатно.

– Послушай нас, – объясняли мы англоговорящему билетёру. – Русские люди, и египетские люди, вместе строили эту плотину, да? И теперь с русских людей берут за это пять фунтов, да? За то, что они просто перейдут на тот берег, да? А почему тогда с египтян берут полфунта?

Но билетёр был готов к подобным вопросам.

– Египетские люди бедны, поэтому мы с них и берём полфунта. А вы, русские и прочие иностранцы, богатые, поэтому вам пять фунтов.

Но мы решили бороться с несправедливостью. Как! Египетский народ пытается содрать с русского народа пять фунтов за проезд по плотине, которую мы вместе (образно говоря) строили! Да они бы без нас её вообще не построили! Нет, теперь это мы должны собирать с них по пять фунтов!

Вот к плотине подъезжает легковушка. Мы с Вовкой стопим её, бросаемся к водителю и наперебой требуем с него пять фунтов за использование плотины:

– Фулюс! хамса гиней! (деньги! 5 фунтов!)

Водитель дивится. Билетёры смотрели на этот цирк недолго: запихнули нас в эту машину и пропустили бесплатно и египтянина, и нас, с глаз долой.

* * *

Асуанский порт являл собой образец крайнего запустения. Рельсы, старые ржавые вагоны, камни, песок, клочки колючей проволоки на покосившихся заборах, загаженный туалет типа «сортир», полицейские, чьи мозги расплавились от солнца, огромный старый ангар, куда приходит пригородный поезд из Асуана… На пристань нас не пустили. Насколько мы смогли понять, пароход по понедельникам – единственная возможность легально уехать в Судан. Он перевозит и грузы, и людей.

Мы вернулись в город. Стояла асуанская мартовская жара, градусов под сорок. Местные жители непрерывно приставали к нам.

– Excuse me, mister! Do you want cheap hotel? (Простите, мистер! Хотите дешёвый хотель?)

– Can I help you? Change money? (Могу я помочь вам? Обменять деньги?)

– Do уou want felucaman? (Хотите ли вы фелюкамена – хозяина фелюки, парусной лодки, покататься под парусом по Нилу?)

– Taxi, mister! Where are you going? (Такси, мистер! Куда вы направляетесь?)

Only ten pounds – any place! Vary cheap price! (Всего за десять фунтов – куда угодно! Очень дёшево!)

– Papirus – original! (Настоящий папирус!)

– Can I help you? Do you want taxi? (Могу я помочь вам? Хотите такси?)

* * *

Эти странные люди, которых мы называли «хэлперами» (от англ. help – помощь), распространены во многих странах, особенно в бедных. Хэлперы, предполагая, что иностранцы настолько глупы, что не могут (или стесняются) высказать свои желания, пытаются угадать их и оказать какую-нибудь помощь, обыкновенно ненужную.

Ты стопишь машину на улицах города, стараясь выбрать не-такси. Появляются хэлперы и, думая, что ты нуждаешься в такси, помогают остановить оное.

Все твои уверения в том, что тебе такси не нужно, на них не действуют. Они видят, что ты хочешь такси, и пытаются помочь тебе.

Хэлперы имеют свойство размножаться. Вот появился один хэлпер, за ним подходит ещё один, и в результате пять, десять, а то и более людей пытаются застопить тебе такси, от которого ты отчаянно отмахиваешься.

Ты стоишь на трассе и занимаешься автостопом. К тебе подходит человек, обычно даже англоговорящий, и на чистом английском языке объясняет, что автовокзал находится вовсе не здесь, а в другом месте. Ты объясняешь, что не нуждаешься в автобусе, но он думает, что ты чего-то не понимаешь, и, стоя на обочине, всячески мешает, а потом ещё и начинает размножаться.

Ты идёшь около какого-нибудь древнего замка. Мистер, хотите покататься на верблюде? бесплатно! Они видят тебя и думают, что ты прямо изнываешь без верблюда.

Ты сидишь на набережной какого-нибудь далёкого города. Местные жители сразу понимают, что раз ты сидишь с рюкзаком, значит ты не можешь найти отель, и пытаются тебе помочь. Причём делают это, вероятно, бескорыстно: большой толпой и очень навязчиво.

– Ля ахтажу мусаадатакум!! (не нуждаюсь в вашей помощи!!)

Уйдут одни, появятся другие.

– Excuse me, mister, do you want… (Простите, мистер, вы хотите…)

Хэлперство поражает почти все нации, проживающие южнее 35 градуса северной широты. Я никогда не присматривался к иностранцам, ходящим по Москве, но думаю, что в нашей России, вероятно, такое явление выражено значительно меньше.

Рассуждая об истоках и видах хэлперства, мы нашли, что самым большим, мощным и навязчивым хэлпером был… Советский Союз. Подкатываясь к странам поменьше и победнее, он обращался к ним примерно так:

– Мистер! Do you want свободную, богатую, промышленно развитую, независимую, процветающую страну, типа как у нас? Бесплатно!

Некоторые соглашались…

* * *

Продираясь через город странных людей, предлагающих нам «папирус ориджинал», фелюку (парусную лодку), фелюкамена (лодочника), гостиницу, такси и другие услуги, мы уселись на набережной в тени большой и бесполезной настенной карты Асуана. Было жарко и пыльно. Фелюк не хотелось.

Решили, что будем сегодня вписываться. Хватит бомжевать, пора найти какой-нибудь ночлег с постиркой (мы сильно пропотели и загрязнились, хотя мылись всего четыре дня назад в Асьюте). В крайнем случае, без постирки, но хотя бы без ночных собак и утренних тёток-наблюдательниц. Сомнений не было: два мудреца, А.Кротов и В.Шарлаев, проехавшие за свою жизнь несколько сотен тысяч километров на двоих, найдут в этот день вписку в Асуане обязательно.

* * *

Первый метод вписки предложил Вовка. Всё очень просто: нужно только выйти за город, застопить какую-нибудь крутую машину, и хозяин отвезёт нас к себе домой. В 17.30 мы стояли на южной окраине города и высматривали крутые джипы и «Мерседесы».

Проведя на позиции около получаса, мы не достигли успеха. То не было машин, то они не стопились, то не понимали, что нам нужно. Зато изобильно попадались такси, маршрутки и прочий навязчивый транспорт.

Раз крутые водители сегодня нам не попались, мы решили применить другой метод и переночевать на крыше какого-нибудь дома. Южная окраина города была застроена типовыми девятиэтажками (без лифтов). Мы побродили между ними, поднимаясь то там, то сям, на крышу, но удача нам и здесь не улыбнулась. Иногда крыша была закрыта, но чаще за нами увязывались местные жители и запрещали нам ночевать на крышах их домов.

Уже темнело. Мы зашли в дом поменьше, как мы думали, частный. Но это оказался учебный дом, где проходили курсы английского языка. Учащиеся сперва обрадовались возможности поговорить с нами по-английски, но ночевать на крыше не разрешили, и в классах тоже, и во дворе тоже. «Идите лучше в церковь», – посоветовал преподаватель, – «Там, в церкви, возле Нубийского музея, там вписывают всех».

Мы отыскали церковь. Это было огромное, ещё строящееся здание, мимо которого мы проходили уже не раз. Мы даже не подумывали о том, что можно ночевать здесь: так круто всё это выглядело и было обзаборено со всех сторон. Но теперь мы знали, что это коптская церковь, и смело вошли туда.

Внутри шла церковная служба. Мужчины и женщины (женщин было раза в два больше, чем мужчин) стояли внутри в большом количестве. Мы сняли рюкзаки и присоединились к ним. Служба уже шла к концу. Тотчас по окончании богослужения мы подошли к батюшке, который не знал английского, ни арабского языка или притворился, что не понял нас. Однако, тут же возник добровольный англоговорящий переводчик, который и объяснил нам ситуацию:

– К сожалению, нельзя.

– Нам не нужно каких-либо кроватей, нам нужно только два квадратных метра. Мы хотели бы заночевать на крыше или церковном дворе.

– Иностранцам запрещено ночевать в церкви. После церковной службы здание и двор освобождается и проверяется полицией. Вам нужно ночевать в отеле.

– Мы не хотим ночевать в отеле. У нас не так много денег для этого.

– Ничего страшного, церковь – наша мать, вы можете здесь попросить денег на отель. Because church is our mother, don't worry.

Мы подумали, что просить в церкви денег на отель – страннейшее занятие, и продолжали добиваться бесплатного, вне-гостиничного ночлега.

В результате консультаций с батюшкой проявился другой молодой англоговорящий человек (тут, в Асуане, почти треть людей говорит по-английски). Он повёл нас в другую церковь, где уж точно, по их мнению, нас должны были вписать.

Мы долго шли туда, ведомые спутником, по узким улочкам Асуана. Наконец, мы оказались у ворот второй большой церкви. Вошли.

Здесь уже не стояли, а сидели на скамеечках. Священник с амвона произносил какую-то проповедь. Все слушали. Сели на скамеечку и мы.

– He speak about confession, – пояснил нам наш спутник. – It is very important – to have confession! (Он говорит о конфессии. Это очень важно, иметь конфессию!) – Мы согласились.

Вскоре проповедь кончилась. Мужчины и женщины, числом около двухсот человек, выстроились в очередь – поцеловать большой металлический крест в руках священника. Мы решили не дожидаться, пока очередь пройдёт, и подошли к священнику сбоку. Наш «переводчик» о чём-то пошептался со священником, потом обратился к нам: подождите, мол.

Когда толпа целующих крест несколько оттеснила нас назад, к нам подошёл наш парень-переводчик, сообщающий, что и в этой церкви ночевать нельзя.

– Now, you must go to hotel. Do you have money for this? (Теперь вы должны пойти в гостиницу. Имеете ли вы деньги на это?)

– Just a moment (постойте, постойте), – отвечал я ему. – I ask people about our problem (я спрошу людей).

Толпа у креста ещё не рассеялась. Вероятно, некоторые прихожане вставали в очередь дважды или трижды, чтобы получить больше благодати. Я поднялся на возвышение, с которого священник читал проповедь, и громким голосом, по-английски, начал свою нахальную речь:

– Мы – два русских путешественника.

Мы путешествуем в течение двух месяцев.

Мы посетили много стран: Россию, Грузию, Турцию, Сирию, Иорданию, Египет.

В любой стране, в любом городе и любом месте, мы не имели проблем – переночевать без денег.

(Люди перестали целовать крест и вообще утратили интерес к священнику и все воззрились на меня. Голос у меня громкий, акустика в храме хорошая, а из двухсот здешних людей, вероятно, не меньше половины понимали, о чём я говорю. Я продолжал:)

 
Мы ночевали на камнях на морском берегу.
Мы ночевали в садах и на полях.
Мы ночевали в пустыне.
Мы ночевали на крышах домов.
Мы ночевали на траве.
Мы ночевали в деревнях и городах, в гостях у людей, когда они приглашали нас.
Но только в этом городе, в Асуане, мы не можем найти себе места для ночлега.
Мы не можем спать в парках и садах – люди говорят, что это запрещено.
Мы не можем ночевать на улицах – люди говорят, что это запрещено.
Мы не можем провести ночь в пустой лодке, на реке Нил – за это хотят деньги.
Мы не можем ночевать на крышах домов или во дворах – люди гонят нас.
Мы не можем ночевать в христианской церкви.
Почему?
Почему??
 

(Я ещё продолжал свои речи, но наиболее инициативные верующие уже вцепились в меня и пытались столкнуть с амвона. Помощник, приведший нас сюда, уже сбежал.)

– Кто может помочь нам? Кто-нибудь может показать нам место для ночлега? или просто пригласить нас к себе?

– Ночевать в церкви нельзя, так как правительство запрещает иностранцам ночевать в церквях, – объяснил мне какой-то самый умный из числа сталкивающих меня с амвона. Меня уже оттеснили вниз, и я продолжал разглагольствовать не над толпой, а среди неё.

– Можно не в церкви, а на газоне возле, – не сдавался я.

– Это тоже запрещено. Вы можете заночевать в гостинице или в кемпинге для иностранцев.

– У нас недостаточно денег для того, чтобы ночевать в гостинице.

– Тогда извините меня. Ничем не могу помочь. Таковы правительственные правила.

– What is first? God or government? – Что есть первое? Бог или правительство?

– Goverment (правительство)… o, sorry, God is first! But goverment serve God (о, извиняюсь, Бог, но правительство служит Богу!)

– All governments in all countries serve God? or not? (Все правительства во всех странах служат Богу? или не все?)

– I can not discusse this question (я не могу обсуждать этот вопрос), – гордо сказал сей верующий и растворился в толпе, а его место занял другой инициативный прихожанин. С ним произошла сходная беседа, только с другим окончанием.

– Вы можете пригласить нас к себе, – предложил я.

– Это исключено. Невозможно.

– Почему?

– Я не вписываю страннюков.

– Почему?

– Почему, почему… представьте себя на моём месте!.. – раздражённо отвечал он, не зная как уйти от неудобной беседы. – Вы же тоже не впишете незнакомых иностранных людей!

– Почему не впишу? я буду рад, – отвечал я.

– Хм… А вы из какой страны?

– Из России.

– Хм… Может быть, где-нибудь в России, в ледяных пустынях, это и возможно…, – задумался он и быстро добавил, вспомнил палочку-выручалочку, – а у нас это невозможно! Иностранцы должны ночевать в хотеле! Это правительственные правила!

…В ходе этой беседы нас с Вовкой потихоньку оттесняли к выходу из церкви. Мы взяли рюкзаки и, подчиняясь давлению толпы, вышли на улицу.

– Вот довели страну фараоны! Ну теперь, Вовка, пойдём в мечеть, – предложил я.

И мы пошли в мечеть. На часах было пол-десятого. Пошёл пятый час нашего поиска.

Верующие в храме, вероятно, успокоились, и продолжили целование креста.

* * *

Мечеть была закрыта, так как время вечерней молитвы уже миновало.

На крыльце перед мечетью обнаружился человек, моющий крыльцо и тротуар при помощи длинной швабры. Мы обратились к нему.

– Ну, что ж, Аллах – господь всех, что-нибудь придумаем, – отвечал тот. Одновременно он продолжал помывку тротуара и пытался продать редким запоздалым туристам разложенные на столике рядом «ориджинал» папирусы с египетскими иероглифами и портретами Клеопатры. – Переночевать? Что-нибудь придумаем… Вы голодны?

Мы не стали скрывать. Человек ещё немножко поторговал и попротирал крыльцо мечети, затем неторопливо отложил швабру, ушёл и вскоре принёс нам два сэндвича с фасолью, хлеба и сыра. Мы поблагодарили его и сели на крыльцо перед мечетью разъедать сие.

Шло время, а человек как-то не торопился пристроить нас на ночлег. Видимо, он хотел продать побольше папирусов, а клиентов было мало.

Нам надоело ожидание и мы разложили свои спальники прямо на крыльце мечети. Продавец не удивился, только предложил продать ему эти спальники, предлагая по 45 фунтов за каждый. Видимо, втайне он надеялся впоследствии продать их как спальники египетских фараонов. Мы отказались и задремали.

Вскоре, видимо, продажа папирусов совсем упала. Продавец разбудил нас и отвёл в свою лавку напротив, где в наше распоряжение было предоставлено: одна старая кровать, пакет хлеба и грязная кошка.

Мы поблагодарили хозяина и улеглись спать. Времени было четверть одиннадцатого. Итак, мы потратили 5 (пять!) часов на то, чтобы найти вписку в Асуане!

Это, пожалуй, рекорд.

Рассуждая об этом рекорде, мы легли спать.

21 марта, воскресенье.

Наутро попрощались с продавцом папирусов, давшим нам приют, и отправились на главпочтамт, у ворот которого была условлена встреча с остальными участниками экспедиции. Сперва долго никого не было. Потом появились Костя с Пашей. Словами «Ну и Египет! Поганые менты!» – они начали рассказ о своих приключениях.

Поначалу всё шло очень гладко. После нашего отъезда из Каира Паша

с Костей остались там вдвоём и занялись зарабатыванием денег по моему методу. «Русский сувенир», содержащий одну открытку с видом Москвы (или иного города) и четыре монеты в 50, 20, 10 и 1 рубль, предлагался зажиточным египтянам за 5 фунтов. Также они занимались продажей фотоаппаратов: сломанного ФЭДа (ушёл за 10 фунтов) и работающего «Зенита» (египтяне предлагали до 100 фунтов, но Паша хотел 200). Заработав на этих процедурах порядка 25$, путешественники покинули город и отправились смотреть пирамиду Джоссера.

Всю дорогу их допекали дорожные полицейские, запрещавшие ездить автостопом: то конвоировали их, то просто следили за ними, то пытались впихнуть в какой-нибудь автобус, а в городах – в гостиницу (за их счёт).

В одном из городов путешественники попали в плен к полицейским, мечтающим поселить их в хотеле. «10 фунтов за двоих – и не более!» – настаивал Шулов. Полицейские облазили весь город в поисках сверхдешёвого хотеля и наконец сторговались в одном из них на 11 фунтов за двоих. «Десять фунтов и не более!» – возгласил Шулов, и только ценой великого усердия полицейским удалось уговорить «хотельщика». Автостопщики думали, что отделались от опёки, но рано утром полицейские наведались в хотель и продолжили своё чёрное дело, пытаясь посадить их на автобус. В Луксоре с Костей случилось несчастье: в поисках ночлега (избегая хотеля), в темноте на окраине города он провалился в глубокую яму-колодец с вонючей жидкостью. Костя сумел вылезти, но фотоаппарат погиб навеки. В этом же Луксоре по вине полицейских (запрещавших им ехать далее автостопом), они вновь задержались надолго, и, чтобы не опоздать на стрелку, сели в ночной поезд. С контролёром договорились на 10 фунтов.

Тут подошёл и Андрей, опоздавший на 40 минут. Он ожидал нас на другом главпочтамте. Его ввело в заблуждение излишнее умение читать по-арабски. В арабском языке 28 согласных букв, а гласных нет. Поэтому слова «марказ» (связь) и «меркез» (центральный) записываются одинаково: «мркз». Андрей пришёл на одну почту с надписью «мркз», подождал и нас не обрёл. Пошёл на другую почту – а она тоже «мркз».

А мы в это время ждали его на центральной почте («мркз мркз»).

Андрей тоже рассказал о своих приключениях. Он посетил оазис Файюм, оазис Харга, курортную Хургаду, а также проехал, как и мы с Вовкой, по 99-му египетскому хайвею, избегая Луксора. По дороге ему тоже мешали полицейские, то конвоируя, то пытаясь отвезти куда-то; периодически он сбегал от конвоиров. В Хургаде Андрей хотел настрелять у богатых иностранцев $, но не достиг успеха, ибо иностранцы там только тем и занимаются, что отбиваются от просильщиков. А вот ночлег в Асуане Андрей нашёл всего за два часа, ходя по домам и квартирам, прося у жильцов чай и так входя к доверие к местным жителям.

Так обсудив сущность проблемной страны Египет, мы решили сегодня отдохнуть и постираться, а завтра уехать на пароме в Судан за деньги – чтобы поскорее совершить исход из Египта.

* * *

Мы побродили по городу, собирая целые демонстрации глазеющих на нас ребятишек, попили чая и тростникового сока в местных харчевнях, благополучно постирались в кемпинге, аккуратно избегнув ночлега в нём и уплаты связанной с этим копеечки, обменяли для парома необходимую сумму денег.

Уже в темноте пришли на железнодорожный вокзал. Мы хотели отъехать от города на электричке и где-нибудь в пустыне, не доезжая до Асуанской плотины, заночевать. Электричка, вернее пригородный дизелёк, циркулировала между Асуаном и великой плотиной с интервалом полтора-два часа.

Чувствуя на себе взгляды египетских полицейских, мы вышли через вокзал на платформу. На вокзале билет стоил 50 пиастров, но мы решили подождать до появления билетёра: а вдруг обойдётся? Вскоре подошла народная электричка. К нам сразу подсели дружелюбно-разговорчивые местные жители, удивляющиеся, куда мы едем на ночь глядя? И, узнав, что едем на плотину, ещё больше удивлялись: где мы будем ночевать? там же негде ночевать! там же нет хотеля!!

Вскоре по электричке пошёл контролёр, проверяющий билеты. Мы приготовили по 50 пиастров (полфунта – столько стоил билет на вокзале), но контролёр хотел по 65 (видимо, 15 пиастров – комиссионный сбор за продажу билета в поезде). Мы почему-то не хотели платить 65, и контролёр начал возмущаться. Добродушные разговорчивые жители, до этого всячески выказывающие расположение к нам, разом пропали. Рядом с контролёром возник какой-то англоговорящий чёрный египтянин, длинный и тощий, как жердь.

В южной части Египта и в северной части Судана обитает особый народ – нубийцы. Они отличаются от обычных арабистых египтян весьма тёмным цветом кожи и высоким ростом. Имеют свой язык, хотя арабским тоже владеют хорошо. Народ очень даже приятный, но этот помощник контролёра был самым неудачным представителем его.

– Поезд стоит из-за вас! – вещал он по-английски, склонив к нам своё тело с очкастым чёрным лицом. При этом он сложился почти вдвое, так как мы сидели, а переводчик был длинён. – Да, из-за вас! 50 копеек это в кассе, а здесь платите 65 копеек или выметайтесь вон!!

Мы собрались и вышли вон. Тем более что это было уже вне города, а мы и не хотели ночевать на самой плотине, а где-нибудь посередине, в пустыне, вдали от людей и полицейских. Платформа была темна и пуста. Билетёр, высунувшись из дверей, что-то прокричал машинисту и нам вдогонку, и поезд уехал.

– Нехороший город! – кричали мы ему вслед. – Нехорошая страна!

* * *

Это была глупость – ругаться из-за 15 копеек. Но, во-первых, мы и хотели выйти посередине, а, во-вторых, нас уже утомил Египет и мы не могли упустить возможность устроить такой скандал.

Конечно, мы придавали излишнее значение некоторым свойствам Египта. Не стоило забывать и добродушных дайверов, пускавших нас ночевать на пароходики в Шарм-эль-Шейхе и Хургаде; доктора Мохамеда, от коего мы получили все блага мира в Асьюте; монастырь святого Антония; весёлого мужика в оазисе Фарафра, который говорил: это не чай, ребята, а вода; продавца папирусов, вписавшего нас в Асуане близ мечети; всё же встречавшихся бескорыстных водителей, провёзших нас уже не одну сотню километров…

Но нам в тот момент виделось лишь иное: полицейские на верблюдах, писающих на место нашего ночлега у пирамид и желающих бакшиш; гостиничные сотрудники, прогоняющие нас с просторных пляжей, предназначенных только для постояльцев их хотелей; гаишники, высаживающие нас из одних машин и сажающие в другие; солдаты, препятствующие нашему ночлегу на морском берегу; ресторанщики, желающие получить с нас пять фунтов за стакан кипятка; и вот этот гнусный билетёр, вместо 50 копеек пытавшийся получить 65… Вот как развратились мы, путешествуя по блаженным землям Сирии и Иордании!..

Вскоре мы уже ехали по дороге, ведущей на плотину, в кузове грузовичка, выбирая место для ночлега. Другие египтяне, сидящие там же в кузове, мечтали получить в подарок наши «саа» (часы), но мы отказались и покинули машину в каком-то, как нам казалось, наиболее пустынном месте.

Пока мы выгружались, мимо проехала машина с полицейским внутри, но мы не придали этому значения. Сошли с трассы и удалились в пустыню, которая оказалась здесь не песчаной, а каменистой.

Мы прошли метров сто от дороги и уже, было, разложили спальники, коврики и другие вещи, как нам послышались голоса. Вдали, со стороны трассы, почудился свет фонариков. Мы были уже «на стрёме». Наверное, это полицейские ищут нас, чтобы отвезти нас в гостиницу! Похватали вещи и бегом, через камни, ямы и колдобины, переместились в другое место.

Ух! Вроде бы, спасены. Свет фонариков был виден вдали, но полицейские оказались ленивы и, вероятно, не найдя нас, сели в машину и уехали. Мы же, на этот раз сильно не раскладываясь, легли спать в боевой готовности.

22 марта, понедельник.

Ночью никто нас больше не искал. К утру стало прохладно (спали без ковриков, прямо на камнях, опасаясь ночного аврала), но уже в шесть утра южное солнце опять согрело нас. Встали и пошли на трассу, по дороге подобрав предмет одежды, утерянный вчера во время «побега».

В порту наблюдалось оживление. Пассажиры с мешками и тюками вяло тусовались на «площадке ожидания» перед входом в порт. Работали две харчевни (вероятно, только раз в неделю они собирают урожай денег). Поскольку до начала посадки на пароход было ещё далеко и кассы были закрыты, мы подсели в одну из едален.

В Египте существует три типа народных столовых, где едят:

1) Кошери – рассыпчатую смесь из варёного риса, макарон, бобов и чечевицы, поливая всё это соусом. Тарелка такой еды стоит, в зависимости от величины порции и статуса заведения, от одного до двух с половиной фунтов. Мы называли эти едальни «рисочная» и любили их. Некоторые рисочные очень цивильно выглядят, с официантом, который принимает заказ и на блюде приносит еду, с зеркалами и чистыми столиками. Некоторые, попроще, торгуют едой только на вынос, накладывая её в пластмассовые коробочки. Чая здесь никогда нет, только обычная запивочная вода и иногда, в дорогих местах – газировка.

2) Фуль. Стандартная лепёшка хлеба стоимостью 0.05 фунта разрезается надвое. В каждую из половинок накладывается фасолевый суп, который тут же непрерывно готовится в большом металлическом кувшине. Поверх (или вместо) фасоли в «бутерброд» могут засунуть размельчённую котлетку, винегрет, помидоры или другую еду. Два бутерброда продаются за фунт. «Фулятницы» обычно менее опрятны, чем «рисочные».

3) В третьем виде народной едальни употребляют в основном кальяны и чай, при этом играя в шахматы, нарды, карты или другие игры. Такие «кальяночные» нам попадались ещё в Турции, но здесь они более дурны и порой служат пристанищем самого странного, навязчиво-неприятного народа. До сих пор помню наше с Гришей удивление, когда мы сидели в такой кальяночной, пили чай и вдруг по запаху обнаружили, что очко туалета находится прямо в чайном зале, отгороженное от нас всего двумя стульями!

Вот три вида традиционных египетских закусочных, где всегда толпится народ. Все остальные едальни, как правило, более дорогие, содержат большой ассортимент разнообразных блюд и посещаются лишь редкими богатеями и туристами. Да, забыл: популярен и дёшев в Египте обыкновенный серый лепёшечный хлеб, стоящий в пекарне всего 5 египетских копеек – пиастров. На один доллар выходит 65 лепёшек, это не меньше пяти килограмм хлеба.

Однако, когда я пошёл делать закупки хлеба на дорогу, мне пытались всучить сорок хлебов в цену шестидесяти. Потребовалось долго качать права, прежде чем хлебопёки выдали мне недостающие двадцать.

Итак, наша едальня относилась ко второму типу – сэндвичи и фуль. Сиденьями и столами там служили традиционные египетские ящики из пальмовых досочек. Их используют и как сиденья, и как тару для хлеба, и как клетки для живых кур, продаваемых на вес. Мы заполнили своими телами и рюкзаками пол-харчевни. Впрочем, и выручку продавцу мы сделали большую, так как мы решили проесть все деньги сверх 77.50, остававшихся у нас на паром. Продавец суетился, изготовлял нам сэндвичи и варил бесплатный кипяток для нашего чая.

Увидев у продавца старый магнитофон, мы попросили поставить нашу кассету – поностальгировать. «Песни нашего века», привезённые нами из России, звучали на всю округу. Продавец слушал русскую музыку и, наверное, был доволен прибылью, полученной от скормленных нам сэндвичей.

Так мы провели не меньше часа. Наконец, движение народа показало нам, что открылась касса. Мы попрощались с продавцом, забрали «Песни нашего века» и устремились за билетом.

Завидев нас, нарисовались очередные добровольные помощники – меняльщики денег по ложному курсу. Один из них, с гордым видом показывая нам пачку суданских динаров, хвастливо произнёс:

– Суданыс!

– Хадия? (Подарок?) – с улыбкой тянемся за деньгами.

Меняла с улыбкой отодвигает деньги от нас подальше.

– Алла (показывает пальцем на небо) хадия! (Бог подаст!)

В кассе нас ждало маленькое огорчение. Оказывается, билет на паром стоит не 77.50 (арабы пишут W.O·), а 88.50 (М.О·). «В Асуане билет стоит 77.50! Вы перепутали! вы перевернули W.О[AK1] · вверх ногами!» – настаивали мы. «В Асуане 77.50, а здесь 88.50", – объяснял нам кассир. Вскоре оказалось, что даже имеющие билеты вынуждены здесь доплачивать 11 фунтов непонятно за что и получать загадочные дополнительные бумажки.

Лишь позже удалось познать сущность 11 дополнительных фунтов. Шесть фунтов стоила первая бумажка, символизирующая питание на пароме. Два фунта стоила вторая бумажка – «напитки» (два стакана чая). Оставшиеся три фунта – третья бумажка, некий «билет в порт». Билет нам могли продать только вместе со всей этой нагрузкой. Лишних денег у нас уже не было – мы уже превратили их в сэндвичи и хлебные лепёшки! Но мы быстро активизировались и «настреляли», не отходя от кассы, недостающие суммы. Пожертвовал фунт даже меняла, который говорил «Алла хадия» – «Бог подаст».

Наконец, мы обзавелись всеми необходимыми бумажками и пошли на пристань. Таможенники пропустили наш багаж и даже ксивники через большой рентгеновский аппарат. Вот уже рядом заветный пароход… Но оказалось, что за выезд из Египта нужно заплатить ещё по два фунта. Таможенник пропускал на пристань только уплативших сей побор, выдавая взамен по две зелёные бумажки, величиной с автобусный билетик.

Пока мы уговаривали таможенника выпустить нас из Египта даром, какой-то суданец, проходивший мимо, увидел наши затруднения. Достал из кармана десять фунтов и заплатил за всех нас. «Вот это да», – удивились мы и вышли на пристань.

На пристани стояла небольшая будка, вокруг которой толпились несколько пассажиров парохода. Будочник записывал в свою тетрадь имена уезжающих и сообщал всем номера мест (которые, как оказалось позже, не имели никакого значения, так как на пароходе все располагались кто где мог). Перед нами в очереди на запись стояла женщина-суданка.

– Скажите, а зачем нужны эти зелёные билетики? – спросили мы её по-английски, удивляясь на последний египетский побор.

– For nothing. Можно бросить, – отвечала она, переходя на русский язык, к большому нашему удивлению. Оказалось, что наша собеседница несколько лет жила в России и училась там на доктора; звали её Саха.

В процессе последующего плавания Саха сообщила нам много сведений о Судане и даже оставила адрес в Хартуме, который впоследствии нам пригодился.