Текст книги "Шерлок Холмс: прекрасный новый мир"
Автор книги: Антон Толстых
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
– Неужели моя гибель будет использована для извлечения моего мозга с целью создания сыворотки гениальности? Заметьте, что причиной является то, что мы отворачивались на улицах. Видимо, нам действительно придётся выходить отсюда только по ночам. Кстати, Исаев говорил, что именно профессор Джойс переправил в Германию Путешественника по Времени. Если я правильно запомнил, Генерала Мороза победил тоже он.
– Теперь же он стал адептом арийского расизма и написал труды «Нужно ли нам изобретение Фрэнсиса Гальтона» и «Исправление человечества». То, что Гальтон изобрёл евгенику, вряд ли нужно напоминать. Профессор Джойс воплощает известный образ безумного учёного.
– Вы не видите здесь одну странность?
– Какую странность, Холмс?
– Никто не понял, как мы здесь оказались, хотя в музее присутствует машина времени.
– Они не могли не заметить её, а назначение этого аппарата ясно по описанию в книге Уэллса. Мистер Бонд, мне не ясны два момента. Что такое «обезьяний процесс»?
– Американского учителя обвинили в преподавании теории Дарвина.
– А «средство Макропулоса»?
– Эликсир бессмертия из одной чешской пьесы. Но это не главное. Главное – сыворотка гениальности. Теперь я должен закончить повествование. Ещё до этого трагического происшествия профессор Джойс вдохновился книгой Олдоса Хаксли «О, дивный новый мир». Эта антиутопия изображает мир будущего как общество потребления. Люди в нём распределены по пяти кастам, отличающимся умственным и физическим уровнем развития, и выращиваются в пробирках. Профессор Джойс не был уверен в такой возможности, пока не принял сыворотку гениальности. Теперь в том времени, из которого я прибыл к вам, людей выращивают в пробирках на «человекофабриках». Прежний способ размножения считается устаревшим. Института брака не существует.
– Это феноменальный ужас, – согласился я. – Как люди могли так обойти природу?
– Доведённый до крайности империализм, – добавил Исаев.
– Слушайте дальше. В США существует Федеральное Бюро Расследований. Скотланд-Ярд рядом с ним просто сообщество дилетантов. После войны сыворотка гениальности попала в руки Эдгара Гувера, директора ФБР. Испытав её воздействие, он догадался объединить ФБР с Центральным Разведывательным управлением, ЦРУ [48]48
В реальной истории такая идея появилась при Буше-младшем.
[Закрыть]. В итоге эта единая организация вышла из-под контроля и установила контроль над американским обществом. Как я уже говорил, Дуглас Макартур стал президентом и впоследствии императором благодаря подтасовке результатов выборов. За него якобы проголосовало 80 процентов избирателей. Просто Эдгар Гувер благодаря сыворотке гениальности смог осуществить это мошенничество. Действие сыворотки гениальности на этом не закончилось. Дальше ещё интереснее. По сообщениям нашей разведки, американское правительство разрабатывает проект «новояза». Так называется язык, который должен будет существовать в новом мире. Проект должен быть завершён к 1984 году. Президент получил титул «Старший брат». Под руководством союза ФБР и ЦРУ (иначе говоря, американской тотальной полиции) существуют министерства с ложными названиями. «Минилюб», министерство любви, занимается пытками и казнями. «Миниправ», министерство правды, занимается ложью. «Минизо», министерство изобилия, занимается голодом. «Минимир», министерство мира, судя по логике названия, собирается угробить Великобританию. Дело в том, что в руки Эдгара Гувера попала не только сыворотка гениальности. В его руки попала книга Джорджа Оруэлла «1984». Эта книга будет опубликована через восемь лет, и в ней описано то, что впоследствии реализовал Эдгар Гувер. Уже в семидесятые годы профессор Джойс принял двойную дозу сыворотки гениальности. В результате ему в голову пришла идея создания военной базы на Луне. Профессор уверен, что Луна и Шамбала ещё послужат империализму.
– Теперь мне легко составить цепь причин и следствий, – ответил Холмс. – В двадцатом веке женщины стали носить, стыдно сказать, юбки укороченной длины. Как следствие, мы на улице отворачивались от них, и, следовательно, попали под автомобиль. Моя гибель привела к созданию сыворотки гениальности, а та приведёт к катастрофическим последствиям. С чего всё началось?
– Цепь причин и следствий началась раньше, – заметил я. – Именно Максим Исаев предложил немцам внести такое изменение в моду.
Мы все взглянули на российского шпиона, который испуганно сжался под нашими строгими взглядами.
В этой ситуации я не нашёл ничего лучше, как произнести грустный монолог.
– Холмс, я с грустью вспоминаю старые добрые времена. Те злодеи, душегубы, которых мы ловили в прошлом веке, кажутся невинными младенцами, наивными овечками, рядом с теми волками, которые появились в последнее время. Можно украсть миллион, убить богатого дядюшку, я это могу понять. Но как можно понять того высокопоставленного негодяя, который из-за своих антипатий и одностороннего отношения к чужим взглядам приводит мир к войне? И мне всё равно, немецкий ли он Führer, или британский премьер-министр. Вы, я, фрау Штольц, мистер Бонд, можем ли мы остановить этот ужас? Мне всё это ужасно не нравится [49]49
Изменённая цитата из фильма «Двадцатый век начинается».
[Закрыть].
– Браво, Ватсон! Я не ожидал от вас такой сентиментальности.
Джеймс Бонд решил перевести разговор на другую тему.
– Холмс, вы догадываетесь, какая шумиха поднялась после вашего второго исчезновения? Ватсон забыл в Берлине написанные им рассказы, благодаря чему немцы тайком переправили их в Лондон, где они были опубликованы. Англичане узнали о судьбе Холмса после схватки с профессором Мориарти. Но его исчезновение всего лишь через год после возвращения затмило всё. Сложилось мнение, что Холмс погиб, уже по-настоящему. Одни считали, что Холмс погиб, другие уверяли, что он скрывается, но причина последнего была совершенно непонятна, ведь Мориарти уже нет. Иными словами, с Шерлоком Холмсом произошло то, что впоследствии произойдёт с американским певцом Элвисом Пресли. Майкрофт Холмс даже написал книгу под названием «Шерлок жив?». Некоторые англичане утверждали, что видели Холмса. Странным также выглядело исчезновение доктора Ватсона. Инспектор Лестрейд впоследствии рассказывал об испытанном им ужасе, когда он из любопытства повернул рукоятку на столе в гостиной Холмса. На заднем дворе раздался взрыв, и соседи увидели столп света. То, что впоследствии оказалось ракетой, было увидено всем Лондоном. Некоторые благочестивые англичане вообразили, будто это Холмс вознёсся на небо. Зато, после того, как Холмс и Ватсон были обнаружены, они вовсе не были погребены в Вестминстерском аббатстве, как многие выдающиеся личности. Нет, их тела забальзамировали и поместили в специально построенный для этой цели мавзолей. Мавзолей открыт для публичного посещения. Вероятно, появление такой нелепой идеи не обошлось без сыворотки гениальности.
– Похоже, англичане создали культ Шерлока Холмса. Кстати, о той ракете. Ракету создал Максим Исаев. Впоследствии ракета вылетела из окна Городского дворца в Берлине. И никто не догадался, что мы отправились в Германию, где через несколько дней был провозглашён конец германского империализма?
– Простите, но я заболтался и забыл спросить вас, куда же вы всё-таки пропали. Так вы отправились в Германию?
– Да, я попал к ним из 1945 года и отправил их в Германию, чтобы вместе сместить кайзера без применения революционных методов, – начал объяснять Исаев. – Мы способствовали тому, чтобы Эрнст Штольц стал президентом. Мы сделали изобретателем самолёта Лилиенталя, а не кого-либо другого. Мы предотвратили две мировые войны, гражданские войны в России и Испании и уничтожение евреев. Мы ускорили приближение женской эмансипации и отдалили приход к власти коммунистов.
Бонд озадаченно взглянул на него, не зная, какой могла быть всемирная история.
– А? Что? Какие две мировые войны?
– Германский империализм должен был стать одной из причин первой мировой войны, поводом к которой было убийство Франца Фердинанда. Мы предотвратили и то и другое. Поражение Германии в первой мировой войне должно было заставить её развязать вторую мировую войну. Немцы должны были организовать уничтожение евреев по расовому признаку. В Италии, Испании и Португалии должна была быть диктатура. Ленин должен был привести к власти коммунистов раньше Сталина. Сибирской Царской России и конституционной монархии в России вообще не могло было быть. Эмансипация женщин могла бы произойти совсем недавно. Иными словами, без наших действий было бы ещё хуже, не так ли? Двадцатый век мог быть самым худшим в истории человечества.
В то время как Исаев произносил эти слова, на лице Бонда читалось неподдельное изумление.
– Мне кажется, что, наоборот, в нашей истории хуже. И вы всё это предотвратили?
– Да. В несбывшейся истории Великобритания и Советский союз были союзниками, а Германия – их врагом. Вы слышали об Адольфе Гитлере?
– Кое-что слышал. Австрийский художник. Известен портретом Вагнера и портретами любимых собак.
– Он мог стать самым ужасным военным преступником в истории человечества.
– Никогда бы не подумал!
– Правильно, ведь исторические условия стали другими.
– Теперь я всё понял! Люди удивлялись тому, что немцы смогли спасти русского царя, предотвратить революцию в Австро-Венгрии, политические кризисы и тому подобное, как будто знали об этих событиях заранее. Теперь выходит, что это вы сообщили обо всём Genosse Штольцу, верно?
– Да, сэр. Что касается Рэндольфа Клинтона, то он на самом деле немец.
– Немец?
– Рудольф Клозе, отец первой леди Германии.
– В начале века англичане заметили, что их премьер-министр похож на фрау Агнесс Штольц. Теперь всё ясно. Англичане не понимали, почему премьер-министр не хочет жениться. Теперь получается, что он самом деле женат!
– Я посоветовал бы поговорить о деле, – вмешался Холмс. – Вы прибыли сюда для того, чтобы выяснить наше присутствие в 1941 году. Вы добились цели. Почему бы вам теперь не помочь нам изменить ход истории во второй раз? Разве Ватсон напрасно произнёс свой монолог?
– Вы предлагаете предотвратить планы Черчилля и тем самым исправить дальнейшую историю?
– Вы совершенно правильно меня поняли.
– Но что будет с моей работой, когда я вернусь домой? Ведь тогда не будет конфронтации и угрозы мировой войны между двумя сверхдержавами – Британской империей и Американской империей. Как я теперь буду агентом 007, и как буду спасать мир?
– Вы найдёте себе другую работу. В лучшем случае вы будете противостоять совершенно другим злодеям. Неужели ваша работа важнее судьбы мира?
– Я вижу здесь ещё одну проблему, на этот раз моральную. Если мы освободим Советскую Россию и Германию, они по-прежнему будут находиться под властью коммунистов.
– Согласен, – ответил Холмс. – Но обязательно найдутся люди, которые скажут, что капитализм хуже. Не нам судить, что лучше, а что хуже. Власть коммунистов плоха, но возможен демократический социализм. Капитализм тоже не совершенен, его критика имеет основания, но разве нельзя реформировать капитализм, лишив его негативных черт? Когда-нибудь на месте нынешнего капитализма вырастет новый капиталистический мир, где нет места угнетению народа, расизму и прочим грехам. И если социализм сохранится, то он может перестать ассоциироваться с диктатурой.
– Я считаю, что вы правы. Когда-нибудь мир изменится. Решено. Мы должны предотвратить два ключевых момента истории – варварское завоевание социалистических стран и изобретение сыворотки гениальности. Мы должны серьёзно подумать над этим вопросом. Остальное сделает будущее.
Джеймс Бонд попрощался и покинул музей, ставший нашим тайным жилищем.
Так закончился наш первый день в двадцатом веке. Мы легли спать, обустроив комнаты, где в дневное время кровати служили экспонатами. Я думал о встреченном нами агенте, не зная, что нам придётся встретиться с его противоположностью.
На следующий день Джеймс Бонд принёс потрёпанный чемодан из свиной кожи. Чемодан был поставлен на середину гостиной. Бонд взялся за ручку.
– Кроме чемодана у меня есть кейс. Чтобы его открыть, необходимо установить защёлки в вертикальное положение, перед тем как нажать на них. В противном случае в лицо взломщику взорвётся контейнер с газом.
– Вы не боитесь, что забудете об этой хитрости, и контейнер с газом взорвётся перед вами?
– Не боюсь. Тем более что передо мной сейчас чемодан, а не кейс.
Бонд открыл чемодан и извлёк длинную связку стеклянных нитей. На её конце располагался стеклянный диск, напоминавший линзу фотоаппарата. Связка стеклянных нитей была очень длинной. Закончив вытаскивать её, Бонд вытащил электрический прибор, соединённый проводами с микрофоном с одной стороны и наушниками с другой. Бонд в наушниках напомнил мне телефонистку.
– Перед вами волоконно-оптический кабель. Взгляните в один окуляр, и вы увидите то, что находится перед другим концом. Свет отражается от стенок нитей и проходит всю длину, как бы ни был изогнут кабель. А второе – устройство для подслушивания.
– Вы собираетесь шпионить?
– Ночью мы отправимся на Даунинг-стрит, 10. Во-первых, теперь премьер-министры живут в резиденции. Во-вторых, Черчилль работает ночью и ложится спать в два часа. В-третьих, у Черчилля есть усадьба Чартуэлл-хаус в Кенте, но сейчас там живёт его брат. К счастью, нам не придётся отправляться в Кент. Мы подберёмся к резиденции и установим шпионские устройства. Не забывайте, что я агент 007. А пока можно заняться другими делами.
– Мистер Холмс, что вы скажете об этом джентльмене? – спросил Джеймс Бонд, выглянув в окно.
По Бейкер-стрит шёл человек, которого я не назвал бы джентльменом, но он был довольно заметен на фоне других прохожих. Его отличали высокий рост и удивительная тучность, федора покрывала его черноволосую голову с широким лбом. Я заметил, что он вел себя так, словно чувствовал вокруг огромную опасность, и страшно желал покинуть улицу.
– Я вижу, мистер Бонд, что этот мужчина средних лет много ест и, вероятно, имеет пристрастие к пиву. Голова его говорит о недюжинном уме.
– Насчёт головы вы привели пример френологии, которую теперь мало кто признаёт за науку. Но этот человек действительно гениален. Знаете, кто он? Перед вами известный в Нью-Йорке сыщик, который пользуется услугами отличного повара и верного биографа. Он читает три книги одновременно, разводит орхидеи и разгадывает загадки, не выходя из дома. Но теперь с ним произошло что-то из ряда вон выходящее.
– Поразительно! Как вы всё это узнали?
– Я читал книги о его расследованиях.
– Но как вы узнали, что с ним произошло нечто из ряда вон выходящее?
– Холмс, он слышит нас, – сказал я, обнаружив, что американец поднял глаза и пристально рассматривает нас в окне.
Через минуту снизу раздался стук в дверь, и фрау Штольц вынуждена была впустить настойчивого американца. «Покажите мне тех, кто только что был на втором этаже музея!» – требовал он. Вблизи он выглядел ещё внушительнее, его тучность сочеталась с несколько обвисшими щёками. Тем не менее, он не выглядел опасным. Пришедший долго вглядывался в Холмса.
– Простите, но вы подозрительно напоминаете самого Шерлока, – наконец произнёс он. – А вас сосед точь-в-точь как доктор Ватсон. Неужели в музее Шерлока Холмса работают двойники экспонатов? Нет, постойте, вы выглядите в точности как на портрете Холмса в моём кабинете. Но все знают, что вы и Ватсон пропали без вести 46 лет назад. Что же вы делаете здесь?
– Если вы раскрыли нас, сэр, то назовите своё имя.
– Меня зовут Ниро Вульф. Я нью-йоркский сыщик родом из Черногории. Я не сделаю вам ничего плохого.
– Тогда заходите к нам.
– Вы Ниро Вульф? – спросила фрау Штольц. – Я недавно читала книгу о вашем расследовании "Очень много поваров". Но поверьте, я точно помню, что видела вас лично.
– Где, извольте спросить? Я очень редко выезжаю из дома и в Лондоне я впервые. Этот господин, – жест в сторону Бонда, – правильно сказал из окна, что со мной произошло нечто из ряда вон выходящее. Поэтому я и оказался здесь.
– Но я точно помню, что уже видела вас! Я видела вас живьём!
– Но вы и меня видели, хотя я только что прибыл из будущего! – заметил Бонд.
– Дайте мне пройти, – сказал Вульф, сняв верхнюю одежду. – Я прибыл в Лондон не просто так. Я ни за что не стал бы покидать Нью-Йорк и даже покидать дом без причины. Любые поездки опасны для жизни.
– Но что же заставило вас приплыть в Англию? – спросил я Вульфа, когда тот с большим трудом разместился в кресле.
– Арчи Гудвин, мой помощник и писатель, не стал сопровождать меня. По-видимому, его подружка Лили Роуэн оказалась важнее моей поездки. Мне пришлось отправляться в путь одному, хотя я не могу даже сесть в автомобиль, если за рулём не сидит Гудвин. Дело в том, что меня заинтересовал один вопрос. Не зря ли над столом Гудвина висит портрет Холмса? Я выбрал себе профессию сыщика благодаря гипотезе о том, что моим отцом был Шерлок Холмс.
– Вы в это поверили? – возмутился я.
– Да, говорят, что моими настоящими родителями были Шерлок Холмс и Ирен Адлер, встретившиеся в Черногории, когда Холмс скрывался от сообщников профессора Мориарти.
Я резко встал с кресла, недовольный таким вопиющим заявлением.
– Разве это возможно? – спросил я, зная, что Холмс не способен на такой поступок, несмотря на иные предосудительные привычки.
– Разумеется, нет, – невозмутимо ответил Холмс. – На чём основана эта версия?
– Во-первых, некоторое сходство меня с вами. Чёрные волосы, высокий рост…
– Это ни о чём не говорит, – возразил Бонд. – У меня тоже чёрные волосы, я тоже высокий. Но никто не говорит, что я сын Шерлока Холмса.
– Вы не дослушали, сэр. Во-вторых, историки утверждают, что мистер Холмс проезжал через Черногорию во время «Великой приостановки», как теперь называют его странствия между схваткой с Мориарти и возвращением. Те же историки утверждают, что Ирен Адлер тоже побывала в Черногории.
– Других аргументов нет? – спросил Холмс, когда Вульф замолчал. – Теперь выслушайте мои аргументы. Боюсь, что американцы – сущие невежды. У вас в двадцатом веке изменились взгляды на мораль? Похоже, что да. По этой версии выходит, что я совершил внебрачную связь. Так знайте же, что в наше время внебрачные связи осуждались и обществом, и Церковью. Заметьте, что я вовсе не безбожник. Как можно допустить, что я способен на такую мерзость?
– Не совсем точно, – заметил Бонд. – Знаменитый английский разведчик Лоуренс Аравийский тоже был незаконнорождённым. Его отец, ирландский аристократ…
– То, что ирландский аристократ способен так поступить, не означает, что я способен поступить точно так же. Я в некоторой степени жёноненавистник. Теперь извольте обратить внимание на моё отношение к мисс Адлер. Насколько я помню, Ватсон в своём рассказе не писал ничего такого, что могло бы ввести в заблуждение автора этой гипотезы. Моё отношение к Ирен Адлер не более чем платоническое. Я никогда не испытывал к Ирен Адлер плотских чувств. Боюсь, что американец, который такоесочинил, знает о «Скандале в Богемии» из чужих уст.
– То есть гипотеза о происхождении Ниро Вульфа от Холмса и Ирен Адлер – не гипотеза, а чушь собачья, – понял Бонд.
– Именно это я пытаюсь вам объяснить. Доктору Ватсону вряд ли понравится то, что я сейчас скажу, но он способствовал этому заблуждению. – Уловив мой удивлённый взгляд, он пояснил: – Ирен Адлер вышла замуж за Годфри Нортона, и я был тому свидетелем. Но благодаря рассказу «Скандал в Богемии» миссис Ирен Нортон известна под своей девичьей фамилией. По-видимому, американцы просто забыли о мистере Нортоне. Если я, находясь в Черногории, совершил с Ирен Адлер… хм, понятно что, то где в это время был муж Ирен? Мистер Вульф, какая фамилия у ваших родителей?
– Их фамилия Вукчич, я же переделал её на английский манер.
– Когда вполне вероятно, что ваши родители – Ирен Адлер и Вукчич-старший. Но здесь мы вступаем в область догадок, а как я уже отмечал, гадание губительно влияет на способность делать выводы. Во всяком случае, мистер Бонд правильно сказал, что утверждение, будто я ваш отец – простите, чушь собачья.
Ниро Вульф не выказывает свои эмоции в явном виде, но я подозревал, что он разочарован таким разоблачением гипотезы, на основе которой он стал сыщиком. По моему скромному мнению, верить в такую наивную гипотезу было бы крайним неуважением к Холмсу, его характеру и его аскетизму. Вскоре я уже не думал о невежестве американцев, ибо Ниро Вульф начал рассказывать нам о себе.
– Мистер Бонд, вы курите?
– Да, сэр.
– Только не вздумайте закурить прямо сейчас. Я не курю и ненавижу, когда рядом курят.
– Холмс заметил, что вы пьёте пиво.
– Да, и я складываю крышечки от бутылок, чтобы иметь представление о количестве выпитого. У вас есть скрипка, сэр?
– Я увёз её в Берлин и вернулся с ней через машину времени. Как я вижу, из-за её сорокашестилетнего отсутствия экспонатом музея стала совсем другая скрипка. Что вам сыграть?
– Ничего, сэр. Музыка не имеет никакого интеллектуального содержания. Пока я здесь, забудьте о скрипке.
– Очень жаль. Хотел бы я знать, как обстоят дела с музыкой в 1941 году.
– В кафе устанавливают автоматические проигрыватели, сэр. В начале века появились электромузыкальные инструменты. Предыдущие десятилетия были эпохой джаза.
– Мистер Вульф, вы назвали Арчибальда Гудвина писателем, – вспомнил я. – Он ваш биограф?
– Он не любит, когда его называют Арчибальдом. Просто Арчи Гудвин. Вы правы, Гудвин пишет книги. Им написаны восемь повестей.
– Он пишет как доктор Ватсон? – спросил Холмс. – В смысле, он пишет художественные произведения?
– Ну конечно, сэр. Вы думали, что хотя бы Арчи Гудвин следует вашим рекомендациям о научном описании расследования? Он такой же писатель, как и Ватсон. Но не такой же сыщик. Гудвин играет большую роль в расследовании, сэр. Он мои глаза и уши. Я мозг. Гудвин собирает информацию, я же, не выходя из дома, анализирую её и выдаю результат. Инспектор Кремер напоминает вашего инспектора Лестрейда. Фриц Бреннер работает поваром. Теодор Хорстман занимается моими любимыми орхидеями.
– Я прибыл из будущего, и поэтому знаю всё это, – заметил Бонд. – Было бы интересно провести сравнительную характеристику. Я предпочитаю авантюризм, а вы редко выходите из дома. Я люблю женский пол, а вы наоборот. Я курю, а вы нет. Вы пьёте пиво, а я пью напиток «водка-мартини, смешивать, но не взбалтывать».
С этими словами Джеймс Бонд достал из кармана две фляги, и решил было вылить водку и мартини в стакан.
– Сейчас не время для выпивки, – остановил его Исаев, который всё это время отмалчивался.
Вульф с трудом оторвал своё тело от кресла и направился к выходу.
– Мне пора. Вечером становится темнее, и моя жизнь подвергнется большей опасности, чем когда хорошо видно улицу.
– Погодите, мистер Вульф, – обратился к нему Бонд.
Приостановив уход американского сыщика, Бонд открыл чемодан и достал ещё не виданное нами устройство с длинной антенной.
– Возьмите рацию. Нам может понадобиться связаться с вами.
После ухода Вульфа я вспомнил о своих давних словах: дело о втором пятне может быть опубликовано не раньше, чем наступит новое столетие. Поскольку двадцатое столетие наступило за сорок лет до описываемых мною событий, я имел полное право выполнить обещание. Оставшееся время я посвятил написанию рассказа. Впоследствии в мои планы входило написание повести «Собака Баскервилей», повествующей о драматических событиях в Девоншире, но у меня было мало времени. Пора было отправляться на задание.
Исаев отказался сопровождать нас, да мы и сами понимали, что четверых было бы слишком много. Мы втроём шли по ночному Лондону. Нас окружали тёмные дома, словно намереваясь потеснить нас с улицы, но мы спокойно шли по направлению к Уайтхоллу.
– Холмс, вы видите в темноте? – спросил Бонд, впервые услышав о неизвестном ему качестве моего друга.
– Да, сэр. Сейчас мне не нужен фонарик. Хотя вы не взяли его, мы не заблудимся.
– Вы как кошка. Но ведь вы отличаетесь и чистоплотностью. Кстати, о кошках. Теперь на Даунинг-стрит, 10 существует должность Главного мышелова. Как нетрудно догадаться, эту должность занимает кот.
– Коту присвоена целая должность?
– Ну, в нашей стране встретишь и не такое.
Мы подошли к крыльцу резиденции премьер-министра. Над чёрной дубовой дверью висел фонарь; подойдя поближе, я разглядел дверной молоток в форме головы льва и почтовый ящик с надписью «первый лорд казначейства». По обеим сторонам от входа простирался чёрный железный забор. Высокий Холмс взялся за острия забора и легко подтянулся. Вскоре он уже был с другой стороны. Бонд перекинул ему чемодан и совершил тот же манёвр, оказавшись за оградой.
– Ватсон, подойдите и поднимите руки.
Я повиновался, и двое сильных мужчин взяли меня под мышки. Я поджал ноги и опустился на землю с другой стороны забора.
Бонд открыл чемодан и извлёк воздушный шарик с маленьким баллончиком. Понадобилось несколько секунд, чтобы шарик наполнился гелием. Бонд прицепил к нему концы подглядывающего и подслушивающего устройств. Шарик начал подниматься ко второму этажу. Окно было приоткрыто. Свободный конец волоконного кабеля был достаточной длины, чтобы Бонд, сделав движение рукой, просунул объектив в окно, не опасаясь прикосновения шарика к стеклу. Холмс заглянул в окуляр, к сожалению, бывший один на троих. В то время как я писал очерк, Бонд успел усовершенствовать подслушивающее устройство, снабдив его двумя дополнительными наушниками. Следующим наблюдателем был я.
Середину Комнаты Кабинета занимал стол красного дерева в окружении таких же стульев. Кресло стояло перед мраморным камином. На стенах висели портреты министров, в простенках мы увидели книжные шкафы. Как я впоследствии узнал, новый министр должен подарить хотя бы одну книгу. На столе стояли бутылка коньяка и рюмка, лежала коробка с сигарами. В комнату вошёл Уинстон Черчилль. Его тучное тело заставляло ноги грузно ступать, бульдожье лицо производило неизгладимое впечатление. Черчилля сопровождали двое, помогавшие ему ступать к креслу перед камином. Один из них, с тёмно-рыжими волосами, с козлиной бородкой и в очках, производил впечатление профессора. На его шее висел знак с изображением той самой свастики, которую на глазах у Лестрейда прожёг Исаев. Второй, с чёрными усами и квадратным подбородком, своим видом выражал робость и неуверенность.
Все трое сделали незнакомый жест: сложили указательный и средний пальцы в виде буквы V, приложив остальные к ладони. Только Черчилль сделал этот жест левой рукой. Премьер-министр сел в кресло и закурил сигару. Профессор подержал в руках бутылку и с задумчивым видом поставил на место.
– Профешшор Д-Джойш, вы определилишь ш тем, из чьего мозга будет ш-шыворотка гениальношти? – спросил Черчилль, явив нам образец дефектов речи. Да и голос его был несколько слабым. – Я полноштью ш-шоглашен ш вами, что наши доштижения в евгенике п-прекрашно обошновывают н-н-неравенштво раш и как шледштвие, импершкое величие нашей штраны.
– И не забудьте, что главной расой являются англосаксы, которые происходят от самих арийцев.
– Я п-признаю вашу величайшую теорию и ш-шоглашен ш тем, что я шам иштинный ариец. Но тогда п-почему мы не вше блондины?
– Вы должны знать законы наследственности, мистер Черчилль. Блондин рождается только если оба родителя блондины. Аналогично, чистокровный ариец рождается, только если оба родителя арийцы. Увы, из этого следует неутешительный вывод. Арийцев становится всё меньше. Следовательно, мои достижения в евгенике должны сделать всех людей арийцами. Те, к кому это не относится, будут жить в гетто.
– Вы не ответили на мой вопрос, профессор.
– Шерлока Холмса считают наилучшей кандидатурой, но его следы потерялись всего через год после Рейхенбахского водопада.
– Не п-печальтешь. Даже без шыворотки г-гениальношти мы шможем объявить крештовый поход антибуржуазным штранам В-Воштока и непокорным туземцам. Т-Туземцы – добродушные дети природы, но в них ешть что-то от шкота. Единштвенный шпошоб шпашти их от д-духовного убожештва – подчинить их авгуштейшей в-влашти британшкой короны.
– Не только туземцы, – робко заметил второй из сопровождавших Черчилля. – Ещё и русский медведь. И, как вы считаете, абиссинский негус.
– Конечно. Вшпомните шлова в-великого Киплинга. «Поштараемся понять, что р-рушшкий – очаровательный человек, пока он оштается в швоей р-рубашке. Как предштавитель Воштока, он обаятелен. И л-лишь когда он наштаивает на том, чтобы на него ш-шмотрели как на предштавителя шамого в-вошточного из западных народов, а не как на предштавителя шамого з-западного из вошточных, – он штановитшя этничешкой аномалией, ш к-которой чрезвычайно трудно иметь дело».
– Вы правы, мистер Черчилль, – вставил профессор Джойс. – Вспомним же и другие его великие мысли.
Черчилль налил коньяк в рюмку и залпом выпил. Я передал окуляр Бонду.
Профессор продекламировал:
– Браво! Т-Только Оркней, мыш Горн и з-звёзды шюда не очень подходят. Миштер Иден, а вы м-можете ещё что-нибудь прочитать нам?
– Я не уверен, что могу.
– Вы вшегда н-не уверены.
Профессор громко прочёл:
Неси это гордое Бремя —
Родных сыновей пошли
На службу подвластным народам
Пускай хоть на край земли —
На каторгу ради угрюмых
Мятущихся дикарей,
Наполовину бесов,
Наполовину людей.
Черчилль добавил:
– Теперь предоставьте слово мне, – сказал профессор.
Я слышал, как Черчилль и Иден зааплодировали профессору Джойсу.
– Теперь предоштавьте мне вышказать в-великую мысль, – сказал Черчилль. – Нужна ли колонизированным нами штранам д-демократия? Д-Демократия – худшая форма правления, но ничего л-лучше человечештво пока не п-придумало.
– Мы уже слышали эти слова, сэр, – угрюмо ответил профессор. – Скажите что-нибудь пооригинальнее.
– Ш удовольштвием. Рушшкий н-н-народ будет жить плохо, но недолго [53]53
А. Лукашенко: «Белорусский народ будет жить плохо, но недолго»
[Закрыть].
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, ч-что рушшкий народ будет ашшимилирован, так же как и другие шлавяне, как и абишшинцы, буры, немцы, евреи, к-китайцы, кавказцы, и многие другие. Вешь мир штанет англо-шакшонским, г-гошпода! Вешь ц-цивилизованный мир штанет арийшким! Когда мы добьёмшя т-т-торжештва прогрешша, профешшор Джойш будет выращивать людей в п-пробирках! Если профессор Джойш добъётшя успеха, на нашу шторону п-перейдёт Шамбала, мы штанем неуязвимыми! Ш чего мы должны начать?
