Текст книги "Шерлок Холмс: прекрасный новый мир"

Автор книги: Антон Толстых

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Бонд вручил своего русскому коллеге лист бумаги, который тот положил за пазуху.

В час ночи мы перелезли через железный забор и разместили концы шпионских устройств Бонда на уровне окна Белой Гостиной. Наушники были надеты на нас, и мы передавали друг другу окуляр. Это действие не имело никакого значения, так как Исаев и Холмс пока что не появлялись в поле нашего зрения. Наконец, в гостиную вошёл Черчилль. Дойдя до дивана, он грузно лёг на него. За ним вошли Холмс и Исаев. Если бы мы не знали, кто перед нами на самом деле, мы бы пребывали в уверенности, что перед нами безумный учёный и министр иностранных дел. Черчилль сделал жест «победа», то же повторили Холмс и Исаев. До выхода из резиденции они вынуждены были играть чужие роли.

– Пожалуйшта, п-передайте мне арийшкую шимволику, – проговорил Черчилль, показывая на лежащий на столе медальон. Холмс передал ему медальон с изображением чёрной свастики, и премьер-министр надел его на шею так, что теперь медальон лежал на животе.

– Профессор, вы уверены, что мистер Черчилль относится к арийцам? – спросил Исаев.

– Именно так. Все англосаксы должны быть арийцами, – ответил мнимый профессор Драйзер, воспроизводя рассуждения, слышанные нами от профессора Джойса.

– Мистер Черчилль, у вас есть свидетельства того, что Шамбала согласится помочь нашим планам? – спросил мнимый Иден.

– Как же иначе? Разве арийцы проишходят не из Тибета? Проштите, вроде арийцы п-проишходят ш острова Т-Туле.

– Англосаксы происходят от арийцев. Англосаксы пришли на Британские острова из Европы. Следовательно, арийцы появились в Европе.

– Шначала п-предки англошакшов пришли либо ш острова Туле, либо из Шамбалы. Уже потом они попали в Б-Британию и в Америку! Поштойте, где в-ваша шваштика?

Только сейчас мы вспомнили о нагрудном знаке, виденном нами у «предыдущего» профессора.

– Я оставил её дома. Но символика не так важна. Главное суть.

– Проштите, но миштер Иден отвлёк м-меня. Подайте мне ч-челюшть, – проговорил Черчилль, показывая на стакан.

– Но вы всё равно будете шепелявить, – заметил Холмс. Черчилль протянул руку к моему другу и взял челюсть, не заметив, что медальон упал с живота.

– Вы должны знать. Моя челюшть шохраняет ш-шепелявошть. Шепелявошть – моё ш-шекретное оружие. Его шлышно во время р-р-радиообращений. Проштите, но я лёг на диван прямо в т-тапках. Не могли бы вы мне их шнять? К-Камердинера звать не нужно.

Холмс снял с Черчилля тапки, а я, увидев эту сцену, вспомнил слова Бонда: «Вроде бы, даже зубную пасту на щётку ему выдавливает камердинер».

– Мы хотели бы узнать, как вы смотрите на заточение Его Величества. Не боитесь ли вы, что охранник перейдёт на его сторону?

– Это невозможно. Охранник никогда не п-проникнет в то, что он охраняет. Допуштим, что охранник будет убит ошвободителем Его Величештва. Но тогда на п-пути ошвободителя грудью в-вштанет замок. Вы шлышали о братьях Шварц? Когда-то они изобрели этот замок. Но моё увлечение л-литературой помогло ушовершенштвовать его. Его ш-шекрет в том, что для понимания кода нужно п-поработать головой!

– Вы помните код, мистер Черчилль? – спросил Холмс.

– Не ошкорбляйте меня. Я шам изобрёл эту идею. Л-Литература – мой конёк. Вы, профешшор, напишали з-задачу для определения кода.

– Но мы хотели бы, чтобы вы потренировали свою память. Пожалуйста, сделайте одолжение, – добавил Исаев.

– Вы хотите, чтобы я напишал вам ушловия задачи? Если вы так н-наштаиваете, мне п-придётшя подчинитьшя. Но ваше поведение мне не н-нравится. Миштер Иден, вы начинаете наглеть. Профешшор, п-передайте мне ручку и бумагу. Иначе как я выполню в-вашу прихоть?

Холмс выполнил просьбу, и Черчилль написал несколько строк.

– Спасибо за то, что вы потрудились, – ответил Исаев, кладя лист за пазуху. Лежавший там подарок немедленно занял место в шляпе, лежавшей на столе. Черчилль не заметил этого манёвра, так как вертел пальцами сигару.

– Если вы так обижены, мистер Черчилль, то ответьте на один вопрос, – продолжил Холмс. – Георг Шестой рискует умереть от рака лёгких. У вас у самого плохое здоровье, и вы сами курите. Простите за бестактность, но кто из вас, по-вашему, проживёт больше?

– Конечно, я. Шекрет моего д-долголетия – пять-шешть шигар в день, три-четыре штакана в-вишки и никакой физкультуры!

Я не разглядел выражение лиц Исаева и Холмса, но осознавал собственное удивление по поводу такого секрета долголетия. Но как бы то ни было, Черчилль прожил 90 лет, несмотря на алкоголь и сигары. Георгу Шестому, такому же курильщику, повезло меньше.

Разговор перешёл на бесполезные темы, и надо отдать Исаеву должное, что он перешёл к книгам. Я передал окуляр Бонду.

– Держу пари, что Нострадамус предсказал Уинстона Черчилля.

– Держу пари, что это невозможно, – возразил «профессор».

– Доказательства, доказательства!

– Нострадамус жил задолго до первого премьер-министра Великобритании. У него не было слов, чтобы хоть как то указать на мистера Черчилля.

– Вы не считаете, что он мог использовать иносказание? Америка уже была открыта. Поэтому о табаке и сигарах уже знали.

– Если объект предсказания курит сигары, то почему это должен быть именно Черчилль? Я плохо знаком с творчеством Нострадамуса. Я не советовал бы вам спорить со мной о таких материях.

– Профессор Драйзер, вы планируете применить для изменения истории книгу «О, дивный новый мир». Я готов поспорить, что в ней упоминается сам Черчилль.

– Вы мне льштите, – прервал их Черчилль. – Д-Дейштвие книги проишходит в двадцать шештом веке от Рождештва Христова, и я вряд ли м-могу быть там упомянут.

– Вы не дали нам продолжить спор, – строго заметил «профессор». Холмс обратился к оппоненту: – Вы не считаете, что Нострадамус действительно предсказал победу Нельсона в Трафальгарской битве? Если вы не уверены, я предлагаю сходить к книжным шкафам.

– Вы правы, – ответил Черчилль. – Шверьтешь ш книгами в К-Комнате Кабинета и не зашоряйте мне г-голову вашими шпорами. Кштати, о Нельшоне. Я хотел бы обшудить ш вами ф-фильм «Эта женщина Гамильтон».

– Чем вам так нравится эта тема, сэр? Насколько я знаю историю, леди Гамильтон была женщиной сомнительной репутации. То же самое говорили об Ирен Адлер, но Ирен Адлер, вероятно, куда лучше. Вы поняли?

Я снова взял окуляр. Теперь я видел, как Черчилль удивлённо поднял брови, услышав слова, которые могли исходить только из уст Холмса. К счастью для нас и для последующей истории, Черчилль не придал этому никакого значения.

– Профешшор Д-Драйзер, я хотел бы обратить ваше в-внимание на вашу национальношть. Вы американец. Неужели вы п-подшунули мне фотографию Этель Бэрримор? Я не ошуждаю ваш т-только за то, что вы подарили мне ф-фотографию моей бывшей дамы шердца, но ведь эта шитуация вызвала р-ревношть моей Клемми. Она неверно п-п-поняла то, что я держу в руках фотографию чёрт з-знает какой барышни.

– Почему вы подозреваете именно меня?

– Вы американец. Больше в Лондоне нет американцев. Или может быть, вы п-привезли в Лондон швоего з-знаменитого отца? Или я ошибаюшь? П-Предштавители двух англошакшонских народов не д-должны так отношиться друг к другу. Ладно, идите к книгам и не м-мешайте мне отдыхать.

Черчилль снова сделал жест в виде буквы V, с той лишь разницей, что теперь тыльная сторона ладони была обращена вперёд. Холмс и Исаев покинули Белую Гостиную, направившись в Комнату Кабинета. Через две минуты они вышли на Даунинг-стрит, держа две книги. Мы смело отправились обратно на Бейкер-стрит.

Глава XIV. «Обломки джингоизма»

Ниро Вульф вошёл в гостиную, всем своим видом выражая досаду по поводу столь частого выхода из гостиницы. Он уже использовал рацию, когда Бонд совершил непрошеную выходку с открыткой, но теперь нам могло понадобиться его непосредственное присутствие.

– Черчилль показал вам жест «победа», – вспомнил я вчерашнее зрелище в окуляре шпионского устройства. – Что он имел в виду на этот раз?

– Этот жест отличался от тогдашних, – заметил Холмс.

Бонд объяснил:

– Нет, это не жест «победа». Это был оскорбительный жест. Черчилль всего навсего послал вас на три буквы.

Холмс положил на стол листок бумаги.

– Мы вынудили Черчилля передать код замка людям, которых он принял за своих союзников. Теперь мы должны разгадать эту головоломку.

Перед нами был следующий набор строк:

1. алфавит + премьер-министр − стили − Рождество

2. в США * молочный поросёнок ²/ (Цезарь − улица сыщика) / (юрист К ГГ − Июнь Апрель) − грецкий орех Фрица ²

3.  у-сГГГГ / ДД / Патрик

4.  у-с(Виндзор − эпакта − Генрих) * портер

5.  миргод / (палата кран + жевательная резинка)

6.  прощай(кокетка ГГ − талия) / (фройляйн ММ + внезапный) + самолёт

Холмс удовлетворённо потёр руки.

– Любопытная задача. Что вы скажете о ней, джентльмены?

– Нам известно, что перед нами зашифрован код замка, мешающего нам освободить короля. Этот код был назван литературным. Из этого следует, что перед нами слова, которым в тексте книг соответствуют числительные. Если мы узнаем эти числа и проведём над ними арифметические действия, выраженные данными здесь знаками, то мы получим цифры кода замка.

– Браво, мистер Бонд! Нам с Ватсоном приходилось расшифровывать послание Порлока, но тогда, напротив, слова из текста в «Ежегоднике Уайтэкера» были обозначены числами [60]60
  См. «Долину ужаса».


[Закрыть]. Но какие произведения здесь использованы? Вероятно, подсказку нам дают подчёркнутые слова в начале строк. Но я не вижу таких указаний в первых двух строках.

– Терпение, мистер Холмс! – сказал Вульф.

– Ладно, перейдём к определению книг. Что означает «у-с»? Очевидно, названия выражены лишь одним словом из него, но название книги в третьей и четвёртой строках состоит из одного слова.

– «Улисс»! – моментально понял я, вспомнив бредовый образец «потока сознания».

– Вы делаете успехи. Но ведь есть ещё один аргумент в пользу этой книги, вы не заметили? По-видимому, буквы Д, М и Г обозначают день, месяц или год, связанные с указанным словом. Соответственно, их количество означает две цифры года или все четыре. Но в третьей строке ГГГГ и ДД не сопровождают слово, следовательно, они относятся ко всей книге. Судя по размещению книги в двух сроках, она велика. Но в какой большой книге действие происходит в один день? Как мы поняли, это был «Улисс». Ах да, ещё один аргумент. Вполне вероятно, что профессор Драйзер выбрал эту книгу, вспомнив о своём сопернике, профессоре Джойсе. Но первых двух аргументов достаточно.

Джеймс Бонд принёс «Улисс» и принялся листать его.

– Действие книги умещается в 16 июня 1904 года. Следовательно, первое число – 1904, второе число – 16. Остаётся некий Патрик. Вероятно, речь идёт о св. Патрике, всё-таки это книга писателя-ирландца. А ну-ка, разделите 1904 на 16.

– Сто девятнадцать, – ответил я.

– День св. Патрика отмечается 17 марта. 119 делится на 17?

– Семь.

– Следовательно, третий замок открывается цифрой 7.

– Но «Улисс» находится и в четвёртой строке, – напомнил Холмс. – Продолжим поиски в Джойсе.

– Что означает «Виндзор»? – спросил Бонд, листая книгу. – Ага, здесь упомянуты «Виндзорские насмешницы». Но рядом нет никаких чисел. Видно, придётся искать дальше. Нашел. Виндзор-авеню, 29.

– Запомним, 29.

– Но что такое эпакта? Я не знаю такое слово. Возможно, оно поясняется в примечаниях. Точно, эпакта означает «сдвиг фаз луны по отношению к 19-летнему циклу». В тексте сразу после «эпакты» следует число 13. – Бонд снова стал листать книгу. – А вот и портер. Две штуки. Остаётся Генрих. Эврика! Здесь упомянут «Генрих-шестижёнец». Вернее, «дочь Генриха-шестижёнца».

– То есть Генрих Восьмой? Но, может быть, имеется число 8?

– Допустим. Тогда можно предположить, что имеются в виду и то и другое?

– И шесть, и восемь? Как такое возможно?

– Допустим, имеется в виду сумма или произведение этих чисел, так как мы не знаем порядок, а при перестановке слагаемых сумма не меняется. Аналогично при умножении. Если взять сумму восьми и шести, то получаем 29 минус 13 минус 8 плюс 6 в скобках, и всё умножить на 2. Ответ – четыре. Если же 6 и 8 не сложить, а перемножить, в итоге получим минус шестьдесят четыре. Отрицательное число не подходит.

– А если имеется в виду именно «шестижёнец»? То есть просто число 6?

– Тогда получим 20. Нужный вариант выберем при открытии замка, вариантов всего два.

– Меня интересует строка с «улицей сыщика». Это не может быть Бейкер-стрит, ведь здесь нужно число.

– А 221Б? – спросил я.

– Улица, а не дом!

– Тогда 35-ая Западная улица, – ответил Вульф. – Улица в Нью-Йорке, на которой я живу. Теперь ясно, что мы должны опираться на события, описанные Арчи Гудвином.

– Что означает «юрист К»?

– Мистер Кэбот. Дадли Фрост сказал, что передал состояние своего брата юристу Кэботу в 1918 году [61]61
  Описано Гудвином в «Красной коробке».


[Закрыть].

– Вы уверены?

– Уверен.

– Что означают июнь и апрель?

Вместо ответа Вульф стал втягивать и выпячивать губы.

– Так звали сестёр: Джун и Эйприл. Как ни странно, Эйприл появилась на свет божий в феврале [62]62
  Описано в «Завещании».


[Закрыть].

– Нам нужны даты их рождения?

– Нам нужен их возраст! Джун было 46 лет, а Эйприл было 36 лет.

– Что означает «грецкий орех Фрица»?

– Фриц Бреннер готовит отличные блюда. Я точно помню, что он готовит «салат Фрица», он же салат «Чёртов дождь». В его рецепт входят 10 грецких орехов, очищенных и обжаренных.

– Отлично. Вернёмся к началу строки. Что означает «в США»? ГГ означает две цифры года.

– Я приехал в США в 1930 году.

– А молочный поросёнок, вероятно, тоже из рецептов Фрица Бреннера?

– Я помню, что один молочный поросёнок в рецепте весит 10 фунтов.

– Но может быть имеется в виду количество поросят, мистер Вульф?

– Нет. Подумайте, ведь если выбрать единицу, то умножение тридцати на единицу, да вдобавок возведение этой единицы в квадрат ничего не даст.

– Допустим. А причём здесь Цезарь?

– Фриц Бреннер держит коллекцию старинных кастрюль и утверждает, что одна из них принадлежала повару Цезаря. Но это не имеет отношения к делу, так как это утверждение ещё не было упомянуто Арчи Гудвином. Очевидно, имеется в виду бык по имени Цезарь. События, описанные Гудвином в романе «Как Цезарь кровью истекал», происходили в тридцать восьмом году.

– Если решить полученный нами пример, получим 25. Какую книгу обозначает слово «прощай»?

– Об этом легко догадаться, – сказал Вульф, перевернув правую руку ладонью вверх, что означает выдачу своих рассуждений.

– Я тоже догадываюсь.

– «Прощай, оружие!», книга Эрнста Штольца! Да, Хемингуэю такое и не снилось.

– Кто такой Хемингуэй?

– Американский писатель. Хемингуэй как-то сказал в интервью, что он вполне мог бы написать нечто подобное, если бы с ним случилось то же, что со Штольцем в клинике Шарите. Чего нет, того нет [63]63
  Напомним читателю, что в реальной истории Эрнест Хемингуэй во время первой мировой войны попал в Миланский госпиталь, где влюбился в медсестру, которую также звали Агнесс. Здесь же Эрнсту Штольцу повезло гораздо больше.


[Закрыть]. Кстати говоря, в 1932 году американцы сняли фильм «Прощай, оружие!», где Штольца сыграл Гэри Купер. Нет, не знаю, чем Штольц похож на этого актёра. На Гэри Купера больше похож Арчи Гудвин [64]64
  Очевидно, Вульф имеет в виду слова Гудвина, впоследствии написанные им в «Чёрных орхидеях»: «Если я и похож на актёра, то больше на Гэри Купера, чем на Кларка Гейбла».


[Закрыть].

Когда Вульф произносил эти слова, в гостиную вошла фрау Штольц.

– Я видела этот фильм. И, должна признаться, он мне не понравился. В фильме Штольц целует и обнимает меня не вставая с больничной койки. Вообще, в фильме показали то, чего на самом деле не было. О кайзере и о президентстве Штольца почти не упоминается. Основное внимание сосредоточено на наших отношениях. Удивляюсь, как американцы сохранили название книги.

Фрау Штольц развернулась и покинула гостиную. Я заметил, как смутился Бонд, помнивший о недавнем конфузе с фройляйн Клозе из 1895 года.

– Также как и в случае с книгами Арчи Гудвина, эта книга описывает реальные события, – продолжил Холмс. – Так как в нашем распоряжении её нет, и мы были участниками событий, придётся полагаться на свою память. В крайнем случае обратимся за помощью к фрау Штольц.

– Под «кокеткой», очевидно, подразумевается возлюбленная Штольца, – включился я в решение задачи. – Это её качество попало в историю, хотя она была известна мне как скромница. Мистер Исаев, вы говорите, она родилась в 1875 году?

– Да.

– «Фройляйн», очевидно, тоже она, – продолжил Бонд. – Родилась она восьмого марта. Март. Цифра 3.

– С самолётом всё ясно, – продолжил Исаев. – Он был один-единственный, но в то же время первый. Цифра 1. Кто такой «внезапный»?

– «Внезапным Вилли» у нас называли Вильгельма Второго. Поэтому цифра 2 – первое, что приходит на ум.

– Остаётся окружность талии, под которой, конечно же, подразумевается талия Агнесс Клозе. Мистер Вульф, вы приводили примеры талии в 18 дюймов. Вы уверены в точности?

Вместо ответа Вульф начал втягивать и выпячивать губы.

– Мистер Вульф, не тяните время, – попросил Холмс.

– Я думаю. Совершенно верно, 18 дюймов. Если не верите, спросите у фрау Штольц.

– Рано обрадовались, – возразил Исаев. – Книга написана в Германии, а в Германии пользуются метрической системой. Переведите дюймы в сантиметры.

Ниро Вульф снова стал выражать работу мозга своеобразным способом.

– Фрау Штольц, можно вас на минуту? – попросил Холмс, не дожидаясь американского сыщика.

– Что вы хотели?

– Сколько сантиметров в дюйме?

– В дюйме два с половиной сантиметра.

– Спасибо, фрау Штольц.

– Мистер Вульф, вы слышите? – спросил я американца, который ничего не замечал вокруг.

– Что, доктор Ватсон?

– В дюйме два с половиной сантиметра.

– Сорок пять сантиметров. Записывайте.

– В итоге получаем число 7, – сосчитал Холмс.

– Фройляйн Клозе представляет собой образец настоящей женственности, – заметил я. – Рассудите сами. После ухода с медицинской работы девица утягивала талию до 18 дюймов и при этом ухитрялась вести нормальную жизнедеятельность.

– Ватсон, можете не продолжать, – ответил Холмс. – Мистер Бонд выразился ясно: «ходячий гендерный стереотип».

– Не отвлекайтесь, – строго заметил Бонд. – Перейдем к книге со словом «мир». Существуют книги «Затерянный мир» и «Война миров».

– Ещё существует евангельский гимн «Радуйся, мир», – внёс я свою лепту.

– Вряд ли Черчилль выбрал именно такой вариант. Я предлагаю более вероятное решение.

Джеймс Бонд отправился в спальню Холмса и вернулся с книгой Олдоса Хаксли.

– «О, дивный новый мир». Книга, конфискованная нами у Черчилля. Книга, которая вдохновит профессора, снабжённого сывороткой гениальности.

Шерлок Холмс показал на слово год в начале строки.

– Мы должны использовать год действия книги? Если мне не изменяет память, Черчилль упомянул двадцать шестой век. Остаётся найти в книге год.

Холмс с живейшим интересом стал листать книгу, пока не отодвинул её с миной отвращения.

– Опять неприлично? Сколько можно воротить нос от современной культуры? – спросил Бонд. Взяв книгу, он быстро нашёл нужное число. – 632 год по летосчислению в этой книге. Дальше всё просто. Палата, кран и жевательная резинка? Восемьдесят первая палата. «Восемь особых краников предусмотрено было над раковиной». «Достал пачку жевательной сексгормональной…», простите, вы не хотите этого слышать, «… жевательной резинки». Всего шесть.

– Ответ – 8, – сосчитал Холмс.

– Мы совсем забыли про первую строку, – заметил я. – В ней нет названия книги. Алфавит, премьер-министр, стили, Рождество. Никакой связи не видно.

– Я тоже не знаю такой книги, – сказал Холмс. – Мистер Бонд, мистер Вульф, вам виднее.

– Вы читали сборники рассказов, Холмс. Речь идёт о расследованиях Пуаро. «Убийства по алфавиту», «Похищение премьер-министра», «Таинственное происшествие в Стайлзе», «Рождество Эркюля Пуаро».

– «Похищение премьер-министра»? – с живейшим интересом спросил Холмс. – Мне было бы интересно провести расследование похищения премьер-министра. Но только не Черчилля.

– Вам бы только интересные преступления. Ладно, продолжу. На всякий случай стоит заглянуть в список произведений, написанный в конце одной из купленных мной книг. – Бонд открыл сборник и нашёл требуемый список. – После каждого названия указан год написания. Если я не ошибаюсь, действие происходит в год написания книги, за исключением «Ранних дел Пуаро». Следовательно, нам не придётся выбирать между годом написания и годом действия. Пишите: тридцать шесть плюс двадцать четыре минус двадцать минус тридцать девять.

– Получаем единицу. Итак, код замка представляет собой единицу, двадцать пять, семь, четыре, семь, восемь. Если мы неправильно поняли вторую строку с «Улиссом», вместо четырёх выберем двадцать.

Вульф снова повернул ладонью вверх правую руку.

– Вы говорите, что профессор Драйзер кого-то вам напомнил? Я подозреваю, что он напомнил вам того, кто разговаривал с вами в Нью-Йорке в 1912 году.

– Да, теперь я вспомнил! – отозвался Холмс. – Тот американец был похож на нашего профессора, только без усов и на лет десять старше. Как вы догадались?

– Ваша дедукция, Холмс. – На щеках Вульфа появились складки. – Во-первых, вы сообщили, что американец плохо отзывался об американской мечте и большом бизнесе. Во-вторых, Черчилль упомянул «знаменитого отца» профессора Драйзера. В-третьих, американец признался, что только что вернулся из Европы. Первое и третье относятся к Теодору Драйзеру, вернувшемуся из Европы в апреле 1912 года.

– Кто он, этот Теодор Драйзер? – спросил я Вульфа.

– Американский писатель. Он осудил наши порядки, и в его книге американская мечта преобразовалась в американскую трагедию. Его вы и видели в Нью-Йорке.

– Вы упомянули слова Черчилля о «знаменитом отце» профессора. Не хотите ли вы сказать, что Теодор Драйзер – отец профессора Драйзера?

– Именно об этом я и говорю.

– Но какое это имеет отношение к нам?

– Извольте выслушать мои рассуждения. По-видимому, на Томаса Драйзера оказало сильное влияние отношение его отца к американской действительности. По не совсем ясной причине Драйзер-младший решил эмигрировать именно в Великобританию. Но ведь он боится утонуть. Поэтому этот американец отправился в нашу страну на «Титанике», который получил славу «непотопляемого Титаника»! Таким образом, единственно благодаря Шерлоку Холмсу и мистеру Бонду Томас Драйзер оказался в Лондоне, стал профессором Лондонского университета и подсидел профессора Джойса. Остаётся сказать лишь, что он и родился благодаря спасению вами «Титаника».

– Но здесь-то какая связь? – удивился Исаев.

– Его мать приплыла в Нью-Йорк на «Титанике». Я слышал, что Теодор Драйзер развёлся с Сарой Драйзер и женился на другой. От первой жены детей не было. Откуда же мог взяться сын Томас? Теперь нам всё ясно. Кроме того, если мать профессора приплыла из Великобритании, можно догадаться, почему профессор отправился именно туда.

– Теперь мы готовы к освобождению короля, – заключил Бонд.

– Но как мы откроем замок, для которого требуется магнит? Неужели нам опять понадобятся… – я не договорил, не желая выдавать Бонду историю с корсетными костями.

– На борту «Титаника» я наказывал вам ничего не нажимать на часах. Дело в том, что они нашпигованы приспособлениями. В данной ситуации нам понадобится встроенный мощный электромагнит. Кроме того, он способен отклонять пули и притягивать большие предметы. Не знаю, понадобится ли нам пила.

– Где вы держите пилу?

– В часах. Оправа превращается в маленькую пилу.

Мы во второй раз сели в моторную лодку и отправились к острову Джойса. На этот раз мы развили двойную скорость. Ветер свистел в моих ушах. В пределах Лондона мы снова носили тёмные очки, и теперь мы, дабы не потерять их, были вынуждены их снять и сидеть с закрытыми глазами. Бонд, не использовавший очки, мужественно держал глаза открытыми, смотря вдаль.

Пока мы на огромной скорости плыли к эстуарию, на Темзе начался прилив. Угловатые берега острова Джойса оказались в воде по самые края. Моторная лодка уменьшила скорость, но её скорости было достаточно для того, чтобы она наполовину вылезла на сушу. Охранник оглянулся на неожиданный шум и направил на нас автомат. Бонд выпрыгнул из лодки и бросился к охраннику, выставив вперёд часы. Охранник сделал несколько выстрелов. Легко было представить его удивление, когда пули отклонились в сторону и полетели над водой. Вслед за свистом пуль мы услышали жужжание, и я понял, что Бонд включил пилу в часах. Охранник был порядком напуган. Бонд размахнулся и ударил охранника по голове часами. Его противник растянулся на пустынной поверхности острова.

– Что вы сделали? – спросил Холмс, испуганно взирая на лежащего человека.

– Нет, лицензия на убийство здесь ни причём. Я его не убил. Я его вырубил.

Бонд подошёл к двери и снова включил электромагнит. Его сила была слишком велика, чтобы воздействовать лишь на один барабан, и агенту 007 пришлось отойти назад.

– Один, двадцать пять, семь, четыре, десять, восемь. Всё-таки четыре, а не двадцать.

Бонд потянул дверь, и вход в место заключения короля оказался открытым.

– Выходите, Ваше Величество!

Георг Шестой вышел на свободу. Оставалось лишь переждать плавание на моторной лодке, и король будет в Лондоне. Мы усадили его в лодку.

– Вам остаётся лишь предстать перед Черчиллем, поразив его эффектным появлением, – посмеиваясь, сказал Холмс. – Ватсон подтвердит, что я люблю театральные эффекты. Объясняться с Черчиллем будет мистер Бонд, агент из будущего. Дальше останется предъявить вас Палате Общин.

Король молча кивнул.

Незачем описывать, как мы возвращались в Лондон, где к тому времени наступал вечер. У причала на Брод-стрит мы вернули моторную лодку хозяину, который был порядком удивлён присутствием Его Величества в нашей компании.

Вокруг короля собралась радостная толпа, превратившаяся в свиту. Рядом с ней шагал Вульф, произнося слова: «Уберите от меня толпу!». Когда Георг Шестой шёл по Уайтхоллу, к нему подошла юная рыжеволосая принцесса в белом платье.

– Отец, тебя уже вылечили от этого ужасного заикания?

К сожалению, будущая королева услышала совсем не то, что хотел бы услышать каждый на её месте.

– Нет, Ли… ли… лилибет, я не л-лечи… ился…

Произнеся эти слова, король закрыл рот руками, но я отметил, что он справился с обычным раздражением.

– Ваше величество, не тратьте силы понапрасну, – заметил Бонд. Принцессе он сказал: – Король пока не вылечился, да ему сейчас не до этого. Ему нужно встретиться с Черчиллем.

Король подошёл к резиденции премьер-министра, и в этот же миг оттуда вышел Черчилль. Переступая порог, он напевал: «долог путь до Типперери…». Теперь я получил возможность лучше рассмотреть нашего противника.

Перед нами возник сгорбившийся человек с румяным лицом, черты которого напоминали бульдога, и поредевшими седыми волосами. В зубах он держал неизменную сигару, а в руке трость с золотым набалдашником. Из кармана торчала бутылка коньяка. Его грузное тело медленно передвигало ноги, пока перед премьер-министром не возник король. Черчилль поднял глаза и упёр в него пронзительный взгляд.

– Гошподи, что вы здесь д-д-делаете? – удивился Черчилль, никак не ожидая увидеть своего узника в Лондоне.

Поскольку король не был в состоянии вести нормальный диалог, его представителем стал Джеймс Бонд.

– Вы обвиняетесь в своих намерениях завоевания и колонизации Германии и России с последующими сговором с американцами и переделом мира.

– Но ведь они ш-шоциалишты и к-коммуништы! Ш ними н-невозможно не боротьшя!

– Так было всегда. Индусы борются с мусульманами, католики боролись с протестантами, идеалисты борются с материалистами, тори боролись с вигами, республиканцы борются с демократами, а теперь капиталисты борются с социалистами. Капиталисты ругают коммунизм, коммунисты ругают капитализм, а кто прав, никому из нас неизвестно. В отличие от вас, мы считаем, что они могут вести мирное сосуществование. Я должен заметить, мистер Черчилль, что ваша вражда с социализмом и коммунизмом больше всего напоминает вражду остроконечников и тупоконечников в стране лилипутов.

Уинстону Черчиллю было свойственно éloquence [65]65
  Красноречие ( фр.).


[Закрыть], и он явно не ожидал услышать от оппонента столь яркое сравнение. Его бульдожье лицо вытянулось, но тут же приобрело привычное выражение.

В толпе возникло волнение, и рядом Вульфом возник профессор Драйзер. Вслед за ним к нам протиснулись Исаев и Иден. В мою голову тут же пришла мысль о том, что Исаев выдал себя за министра иностранных дел, но Иден ещё не догадывался об этом.

Бонд обратился к профессору.

– Профессор Драйзер, если продолжить аналогию с «Путешествиями Гулливера», то я скажу вам, что ваша теория об арийском происхождении англосаксов больше всего напоминает нелепые рассуждения мудрецов Лапуты.

– Никогда бы не подумал!

– Мистер Черчилль, я не советую вам верить этому шарлатану. Если вы истинный ариец, то я отец Ниро Вульфа! – Холмс снова обратился к профессору: – Профессор Драйзер, вы обвиняетесь в арийском расизме и в занятиях евгеникой…

– Я не вижу в ней ничего предосудительного! – крикнул тот с такой нервозностью, что я подумал о напрасности использования лоботомии.

– Не перебивать! Вы обвиняетесь в занятиях евгеникой и разработке сыворотки гениальности, от которой будет мало хорошего. Вы вздумали воплотить в жизнь антиутопию и выращивать людей на человекофабриках. А что касается поисков Шамбалы, то это мероприятие больше всего напоминает поиск Эльдорадо.

– Откуда вам всё это известно?

– Возможно, вы когда-нибудь это узнаете. О том, что вы подсидели профессора Джойса, напоминать не нужно.

– Какое вам дело до н-нашей деятельношти? – сердито спросил Черчилль.

– Я должен сообщить вам, кто перед вами. Ватсон, идите сюда.

Я вышел вперёд, встав справа от Холмса, и Черчилль тупо уставился на нас, которых он считал без вести пропавшими. За его спиной стояла миссис Черчилль, которая в свою очередь не понимала причины нашего появления. Люди в толпе, понявшие кто мы такие, заволновались.

– Позвольте вам представить человека, пришедшего к вам под видом профессора Драйзера.

– Это были вы? – поразился Черчилль.

– А вот перед вами так называемый Энтони Иден, – Бонд вывел вперёд Исаева.

– Это наштоящий к-кошмар! Я выдал швои шекреты п-п-пошторонним людям! – премьер оказался на грани истерики, но стоило миссис Черчилль подойти к нему, нервный срыв прекратился, так и не начавшись.

– А этот солидный мужчина, – Бонд показал на меня, – в компании со мной подслушивал ваши разговоры с профессором и мистером Иденом. Теперь позвольте представить вам даму, изображённую на фотооткрытке.

Перед Черчиллем возникла фрау Штольц.

– Вы знаете, кто перед вами?

– Я ношу ф-фотооткрытку в шляпе, – честно признался Черчилль. – Как говорили д-древние греки, я вшё швоё ношу ш шобой. Но в д-другом шмышле.

– Винни, тебе не стыдно при жене носить с собой фотографию несостоявшейся жены? – воскликнула миссис Черчилль.

– Вы ошиблись, мадам, – учтиво сказал Холмс. – Это была не какая-то там Этель Бэрримор. Это была Агнесс Штольц – первая леди, медсестра, киноактриса и просто красавица.

– Фрау Штольц? Что она здешь д-делает? Шпионка!