Текст книги "Солнце Каннеша (СИ)"

Автор книги: Антон Данилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Понятно. Ты решила послужить Иштанне, чтобы это не случилось с кем-нибудь другим.

– Да, хотя сомневаюсь, что, кроме родителей, по мне сильно скучают дома. Староста был очень внимателен и вежлив все те дни, пока я собиралась в дорогу. Праздник-то и вправду веселый.

Ньеч сплюнул травяной жвачкой. И не заметил, как весь стебелек сжевал.

– Спираль, кресты и вилка, это уже мракобесие. Озверение – не дурная болезнь. Надо было мне сразу сказать, я бы им междуушье вправил.

– Да я потом и сама уточнила, в учебниках. А поначалу страшно было. И вот теперь так же.

Сонни вытащила из котомки моток крепкой веревки. Когда Ньеч посмотрел на нее, недоуменно изломив бровь, вздохнула и вытянула скрещенные в запястьях руки.

– Я знала его с детства. Кетшег был хорошим парнем. Когда осознал, что натворил, то жутко кричал. Когда разучился кричать, завыл. Затем стража отвлеклась, и он перегрыз себе вену. Может, и впрямь обойдется.... Но если нет, то не хочу, чтобы у меня был повод поступить так же.

–

Вскоре лошади были напоены. Нехитрые пожитки перебраны, подсчитаны и увязаны в сумки. Можно выдвигаться. Погони до сих пор слышно не было, но Орден и впрямь располагал волшебными передатчиками. Возможно придется идти по целине, вдали от трактов, чтобы не нарваться на следующую засаду.

Колючие сосновые ветки раздвинулись и на поляну издевательски уверенной походкой вышел Аэдан с дубинкой наизготовку. За ним юркнул тсаанай.

– Я говорил, что это они, – злорадно прошипел Ханнок, выглядывая из зарослей.

– Для этого вам понадобилось зверолюдское ночное зрение? – вздохнул Ньеч, уставший удивляться, – Мне-то казалось мы так вымотались, что найти и поймать нас смогли бы даже слепые.

– Что вы здесь делаете? – тон Аэдана способен был заморозить приполярную тундру.

– Как что? Вас ждем, обещали же увлекательное совместное путешествие, – невесело пошутил огарок.

– А почему девица связана? – гневно сдвинул угольные брови Шаи, – Ты ее похитил?

– Я сама так решила! – процедила Сонни. Если бы взгляд мог жечь, троица уже давно распалась бы горелыми костьми.

– А, так это местный нгатайский ритуал! – тут же просиял черноволосый, затем озадаченно нахмурился, – А какова его цель?

Сонни немедленно продемонстрировала ему, что Майтанне, прославленный перекрёсток культур, известно не только народными традициями, но и богатством ненормативной лексики.

Аэдан задумчиво отбарабанил пальцами по бедру, затем кивнул сам себе.

– Так. Ладно, разберемся с этим быстро.

И вытащил кинжал, вырезанный из цельного кремневого отщепа.

Ньеч молча подхватил дорожный посох. Затем между ними появился Шаи, белозубо ухмылявшийся и скрестивший руки на груди. Нгатай цыкнул и пристально посмотрел в глаза спутнику.

– Отойди.

– Аэдан, ты их не тронешь.

– Не сейчас, вождь. Слишком часто наши пути пересекались. Не люблю такого.

Ханноку ситуация тоже резко разонравилась.

– Они явно меня искали. Не вас. Не...

– А ты вообще заткнись, обормотень.

– Ты обещал защищать меня в дороге, – беззаботно продолжил тсаанай, – Насколько я помню точные слова клятвы, в понятие «меня» так же включаются мои невольники, наймиты и вассалы. Я принимаю службу этих для своего проекта.

– Вот же медная башка, – Аэдан сплюнул и бросил кинжал в ножны с такой силой, что рисковал или клинок сломать, или бок пропороть.

Ньеч обернулся к внезапному сюзерену и церемонно склонил голову.

– Вы спасли нас от смерти. Я благодарен.

– Смерти? – хохотнул Аэдан, – Что вы, я всего лишь хотел подрезать сухожилия, ограбить и бросить вас здесь.

Шаи поморщился, как от неспелого яблока. Затем мстительно, доверительным тоном сообщил:

– Кстати. Аэдан – терканай.

– Ну, ду-у-урень, – протянул южанин, и вновь перешел на родной диалект, – Так. Ладно. Огарок, развязывай девку и поехали. И так много времени потеряли. Затейничать можете на следующем привале, только отойдите подальше в заросли. А то мой вождь такой впечатлительный.

– Что-о? – возмущенно истончила голос Сонни.

– К сожалению, пока что нам надо сохранять сдерживающие путы... – сбивчиво принялся упражняться в дипломатии Ньеч.

Терканай мгновенно закаменел лицом.

– Если у нее озверение...

– Нет, нет, совсем не то... Это эксперимент... Ну, так ученые называют...

– Не учите южанина научной терминологии, доктор, – презрительно сощурился Аэдан, развернулся и ушел, оставив недоумевающего звероврача помогать ученице подняться.

–

Отойдя на пару забегов Аэдан скомандовал привал. И, что характерно, не в деревне (впрочем, их с этой стороны вообще было мало) а в тщательно выбранной, укрытой от дороги ложбине, Ханнок долго ворочался, пытаясь устроить поджаренное плечо. Получалось плохо. И даже когда удалось, сон не шел. Мешали воспоминания об аукционе, зверильне и, отчего-то, доукульской молодости. Или Аэдан, бесшумно, но назойливо маячивший на страже.

– Учитель, сейчас никто не видит, давайте уйдем отсюда...

Тихо, осторожно, но опрометчиво. Ханнок все слышал. Промелькнула надежда что вздорная девица и коллекционер кишок по-тихому свалят из его жизни.

Рано обрадовался.

– Нет. Слишком опасно. Да и куда? Дома Айвар сотоварищи. Если преследуют – лучше отсидеться у варваров.

– Но там же Теркана... – тоскливо прошептала Сонни.

– Бывало и хуже, – ответил Ньеч. Словно и себя уговаривал.

12

Наметившаяся было жара спала, так и не решившись превратить лето из плохонького в терпимое. Впрочем, Ханнока оно вполне устраивало. Под палящими лучами терканайское рабство было бы совсем невыносимым. Сейчас зверолюд уныло шагал позади колонны, за ученицей. Полностью развязываться та отказывалась, ловко управляя лошадью даже скрученными руками, хотя Аэдан и пугал, что если «рыжая дурища» сломает себе чего при падении, то добьет её из милосердия.

В теории, демоничность должна была одарить зверолюда нечеловеческой (Ха!) выносливостью, но обещанные мракотцом дары запаздывали. Плетеный короб после завтрака чуть полегчал, но все равно давил к земле, плюща крылья. Лямки натирали плечи, налобная – основание рогов. Под ноги попался камушек, угодив в межкопытье.

– Твою же ж тьматерь! – Ханнок поджал ногу и заскакал по дороге, опасно шатаясь, прежде чем сообразил опереться на воткнутый в землю хвост.

– Узрите ужас Юга! Вот он страшный демон, грозный зверолюд!

Ханнок поднял голову. Сонни показала ему язык и добавила, уже шепотом, чтобы Аэдан не услышал:

– Козел.

– Ты же доброй должна быть. И понимающей... – химер наконец ухитрился выцарапать расклинивший камень, оставив недоговоренным извечное «А еще врач!».

– А я на вольной практике, – безмятежно ответила девушка, с упором на то, из-за кого именно, – И вообще, на кинаях специализируясь.

«Вот ехала бы назад и Айвара доставала, раз так хочется справедливости» – с тоской подумал Ханнок, но вслух сказал иное, из дурацкого желания оставить за собой последнее слово:

– Можно подумать, они чем-то лучше...

– Именно. Как отбесятся – верные, добрые, пушистые. Умные.

– Волки-то? – поразился химер.

– Ну, есть с кем сравнивать.

– Эй, замыкающие! – прикрикнул из головы отряда Аэдан, – Вперед и молча, на привале налюбитесь.

Раздумав отвечать, зверолюд подкинул камушек на ладони и запустил в лекаршу, метко угодив между лопаток. К его удивлению, Сонни разом застыла, точно столбняк схватив и тихо всхлипнула от ужаса. Затем отмерла, развернулась и посмотрела на метателя с такой лютой ненавистью, словно убить и съесть собралась. Но ничего не сказала.

– Твою же тьматерь... – повторил Ханнок, поправил лямку и пошел дальше.

–

Привал, незапланированный, когда отряд по узкой расщелине проехал необычно крутой гребень и спустился в глубокую котловину, остановившись у пересекавшего дорогу ручья. Ручей курился паром, вода размыла колеи в слякоть, трава по берегам пожухла. Когда любопытный Шаи сунул в поток руку, то с ойканьем выдернул, обжегшись.

– Ну вот куда ты все время лезешь, – прикрикнул на него Аэдан, но как-то благодушно. Осмотрелся по сторонам, вдохнул полной грудью, улыбнулся.

– Почти как дома...

Земля под ногами вздрогнула, снизу донесся мерный рокот. А затем над макушками деревьев взметнулся столб воды, в пол-Клыка высотой, со свистом и ревом. С минуту ярился, а потом осел теплой моросью.

Лошади ржали и порывались встать на дыбы. Едва успокоили, терканай, блаженно сощурившись, повторил:

– И впрямь, как дома.

Ханноку идея с переселением на Юг резко разонравилась.

– Такое... там всегда? – хотелось выразиться покрепче, но портить ностальгию этому сумасшедшему как-то боязно.

– По-разному. Где тоже гейзеры, где сера курится, где трясет, а где и взрывается. А что, тебя это пугает?

– Да! – честно рявкнул зверолюд. Остальные молчали, но громче ораторов.

– Кау, ты слышишь? – Аэдан посмотрел на небо, суровое как нгатайский пантеон. Не дождавшись ответа (а может, и дождавшись – пёс этих южных психов знает), он вдруг заявил:

– Так. Если вас это утешит, скоро тут еще веселее будет. Варанг возвращает себе отнятое.

– Аэдан, только не говори, что ты еще и в мистики решил податься, – Шаи нервно смотрел под ноги коню, словно ожидал что в любую секунду земля плюнет кипятком и сварит их заживо.

– А говоря проще, – южанин пожал плечами с видом «И они еще называют нас варварами!», – область дикой магии расползается. Последние охранные чары Сиятельных сдают. Те мечтали о тихой, мирной луне. Ну вот и доигрались.

– Так это же хорошо, что волшба так долго держалась, – возразил Шаи, – если раньше везде такое непотребство творилось...

– Не скажи, вождь. Ничего бесследно не пропадает. Варанг давно мечтал побуйствовать, – Аэдан на секунду застекленел глазами, словно извлекал из памяти глубоко упрятанное:

– Над Терканой чары распались в пятом веке и нас потом еще лет сто трясло. В восьмом граница доползла до Водораздельного хребта и его пришлось переименовать в Огненный. А сейчас на очереди северный Нгат. С накопленным. А уж когда до экватора долезет...

«Брешет» – с надеждой подумал Ханнок. В Сарагаре при укульских храмах таких безумных пророков хватало на целые диспуты, с битьем посохами и тасканием за тоги.

В небо взлетел еще один гейзер, еще выше первого и в забеге слева.

– Красота! – цокнул языком Аэдан, – Когда я ехал на север, эта кальдера молчала. Ладно. Распаковываемся – Шаи ты берешь на себя...

Кальдера? Ханнок вздрогнул и повнимательнее осмотрелся по сторонам. И впрямь – заросшие, оплывшие, но вполне различимые стенки и дно кратера, если знать куда смотреть. А по центру они, такие маленькие и легко портящиеся от высокой температуры...

Чертово образование, долбаное воображение.

– Знаешь, вождь... А я еще не устал! – бодро рыкнул зверолюд.

–

К вечеру Ханнок уже горько жалел, что напросился на полный переход. Мерзкий наемник, довольно щурясь, выслушал горячие заверения отряда в хорошем здравии и погнал вперед, дав лишь краткую передышку всухомятку для лошадей – их он явно любил больше (зверо)людей. Шаи гордо страдал молча, Сонни тоже превозносилась силой духа над мучителями. Как назло, дальше тракт шел вдоль цепи холмов весьма характерной формы, цедивших горячие ручьи и пыхавших разноцветным дымом. Предоставляя негодяю повод для новых и новых отговорок:

– Нет, здесь рокочет не в ритм, идем дальше.

– Вон та расщелина мне не нравится – как бы не серы не надышались.

– А вы знаете, как далеко добивает палящая туча?

Ньеч, не иначе как вспомнив наконец про лекарские клятвы возмутился:

– Мой пациент сейчас свалится и без пирокластических потоков, да и нам надо восстановить силы!

Ханнок даже умилился заботе, насколько вообще мог соображать. Последний забег он протащился, вывалив по-звериному язык и даже этого не замечая.

– Вот как, все еще пациент? – изломил бровь Аэдан, разворачиваясь в седле.

– Должник, – тут же поправился звероврач, – нам с него еще задолженность за лекарские услуги брать.

– Хорошо. Значит мы наконец оторвались от преследователей?

– Каких? – исключительно фальшиво изумился Ньеч.

– Которые выгнали вас из города и сделали привлекательной службу даже у этого вот, – южанин кивнул на Шаи.

Тсаанай тут же надулся как мышь на крупу. Но молча – длительные прогулки на свежем воздухе творят чудеса даже с аристократией. Особенно с аристократией. Нгатай же продолжил в высшей степени задумчиво рассматривать огарка, которому бесстрастие как раз изменяло с паникой. Наконец, смилостивился:

– Да бросьте, док. По вам обоим видно, что дома теперь страшнее чем с южным варваром. Покорные, вечно озирающиеся, кхм, экспериментирующие. Так внезапно лишившиеся чина и надела. Совершенно случайно оказавшиеся на дороге в страшную, страшную Теркану.

Удовольствовавшись произведенным эффектом, Аэдан пожал плечами и добавил:

– Но вообще-то мне Ханнок рассказал, о чем вы в ночи ворковали.

– Вот же мерзкая тварь! – ахнула Сонни, которую Шаи как раз галантно снимал с лошади. Девушка даже попыталась подскочить ближе (наверняка чтобы пнуть, зараза!!), но добилась лишь того, что и сама споткнулась, и благодетеля уронила.

– Ах-ха, именно такая, – процедил химер, пошатываясь, – дайте подохнуть спокойно, сволочи.

Ньеч прикусил губу, явно намереваясь отпереться очередным мудреным термином. Но поглядел на вконец вымотанных лошадей, на барахтающуюся на земле Сонни, и сдался:

– Да, на нас действительно устроили засаду. Но я не знаю, какими причинами руководствовались нападавшие.

Южанин помедлил и кивнул сам себе. Или голосам в голове – не разберешь.

– Так. Вон та полянка подойдет. Как устроимся, расскажете, что это за напасть такая. И развязывай уже эту рыжую скорбь, даже если она и впрямь перекинется в волчицу, поверь – я успею ударить первым.

Затем спрыгнул с коня, отцепил от седла кожаное ведерко и ровной, уверенной походкой пошел к побулькивающему рядом источнику. Прочие проводили его завистливыми взглядами. Задница истинного наездника!

– Сарагар, помоги расседлать и обтереть живность, – донеслось от воды, – И дрова на тебе.

– Да, вождь, – сказал Ханнок, сделал шаг и мордой вперед повалился в обморок.

–

Первым что зверолюд увидел, когда очнулся, стал Ньеч, зловеще смотрящий на него в упор. Фирменным нечитаемым огарковым взглядом, беспросветно черными глазами на фоне бледной кожи. В руке у него был длинный обсидиановый резак, как раз тот, которым Ханноку когда-то грозились порезать крылья.

– Чур меня! Сги-и-инь! – взвыл сарагарец, пытаясь отползти. Не получалось – похоже, связали. Рванувшись из последних сил, Ханнок выдрался из пут, и обнаружил, что воевал с одеялом.

– И впрямь, живой, – откуда-то сбоку с разочарованием протянула Сонни.

– Я был бы очень благодарен, если бы ты не дергался, – Ньеч указал лезвием ему на плечо, – Надо переменить повязку.

Зверолюд скосил глаза и увидел, что и эта была другой, не с которой он тащился по дороге.

– А нож-то зачем? – пристыженно сказал он.

– На всякий. Прошлая присохла, отдирать пришлось.

– Сколько я в отключке?

– Ночь и большую часть дня.

И впрямь, солнце уже стояло к закату. Ветер сбил вчерашнюю угрюмую пелену туч в белые кучевые облака и утих, подарив третий за это лето приятный день. В листве цвиркали птицы, на сосновой ветке копошилась большая четырехлапка. Открутила молодую шишку, выпустила мозаичные крылья и с натужным гудением понесла добычу в гнездо. Даже неспокойно рокочущие холмы казались уютными печками, а не кошмарными язвами на теле земли.

Ньеч аккуратно разматывал повязку, напоминая прежнего, оседлого себя – уверенный, профессиональный.

– Кстати. Аэдан просил передать извинения, – как бы между прочим сказал звероврач, нахмурив редкие брови и не отрывая взгляда от ожога. Не дождавшись ответа от настороженно притихшего химероида, продолжил:

– Если его точными словами, то он «забыл, что не все Кан-Каддахи одинаково сильны».

– Вот значит, как, – проворчал Ханнок. Без некоторых любезностей, оказывается, вполне можно прожить.

– Не подскажешь, что он хотел этим сказать?

– Это имя его клана. В Цуне он, похоже, принял меня за сородича. А теперь жалеет.

– И правильно, правильно делает! – снова Сонни.

Ньеч тяжело вздохнул, бросил снятый бинт на землю и сказал:

– Солнце, подойди-ка сюда.

– Зачем это?

– Продолжим обучение.

– Учитель, да что, я ожогов не видела?!

– Сонни из рода Кех! Либо делай как я говорю, либо прекрати называть меня Учителем!

Девушка зло засопела, но подошла. Ханнок заметил, что кинжала, который она так рьяно стремилась в него воткнуть в гостинице, при ней сейчас не было. Но с таким взглядом и ногтей достаточно.

– Да я и сам могу... – забеспокоился зверолюд.

– Хоть сейчас не дури, пожалуйста, – процедил Ньеч, на мгновение вновь теряя выдержку, – Па-ци-ент, гни мою Спираль Омэль...

Затем вновь перешел на ровный лекторский тон.

– Видишь, какая у него регенерация? Чистая рана, три дня – и уже настолько зажило. Даже быстрее, чем по наблюдениям отца. Если в дальнейшем придется делать операции на свежих оборотнях, учитывай этот факт, не то срастется криво. Или слишком хорошо.

– Но это ведь следовое свойство? Чем дальше от даты окончательной стабилизации, тем скорость восстановления ближе к общечеловеческой норме?

– Правильно. Молодец!

Пока Сонни меняла повязку, звероврачи продолжили перебрасываться терминами. Затем девушка ушла, одарив его напоследок уже привычным презрительным взглядом.

– Насчет зверильни... Я...

– Тебя при поимке по голове ударили? – перебил огарок.

Ханнок внутренне съежился, но все же ответил:

– Да.

– Надо было сразу сказать, – неожиданно мирно сказал Ньеч, – Я бы еще раньше предложил остановиться.

Сунул зверолюду в руки деревянную тарелку с ужином, и ушел.

–

Спустя час, Ханнок, сытый и уверившийся в своих силах, вылез из-под устроенного для него навеса и все еще нетвердо поковылял к источнику. В округлой, устланной плоскими окатышами впадине сливались два ручья – один обычный, холодный, и второй, разогретый лично Пламенным Кау. В отличие от водоемов кальдеры, эта природная купальня уже была приспособлена путешественниками. Края расчистили от зарослей, один выложили набранным камнями, превратив в удобную террасу, на которую можно опереться спиной и вытянуть ноги.

Были бы места полюдней и поспокойней, здесь уже давно возникла бы гостиница. Впрочем, Аэдан уверял, что в переходе отсюда таковая имеется. Под рукой Терканнеша, но обслуживаемая местными. Можно будет пополнить запасы. Поспать на кровати.

– Скажи, Хааноок, не правда ли чудесно видеть вокруг такое буйство природы? – раздалось над ухом, заставив драколеня раздраженно прикрыться крылом. На укульские традиции ему было уже наплевать, нгатайские весьма свободны, но озверение, видимо, делает человека несколько более щепетильным в правилах приличия. Шаи, и не заметив этого, продолжил, мечтательно устремив взор вдаль:

– Иногда я жалею, что не зверолюд! В городах наши души отрываются от основы основ, мы разбавляем исконную чистоту и правду ложью, забываем великолепие мира в погоне за наживой. А дикая душа по-прежнему пьянеет от красоты, свободы и тихой радости бытия!

В данный момент дикая зверолюдская сущность мечтала о крыше над головой, деньгах и крепком правовом статусе. Но идти поперек вождеской мысли Ханнок не стал, лишь неопределенно угукнул. В конце концов, уроженцу Тсаана простительно ошалеть от обилия воды и зелени.

Шаи налюбовался соснами, покачал головой и воссиял улыбкой уже конкретно Ханноку.

– Так пишет Иллак Многовидавший. Я с ним во многом согласен. Но все же и в слове, каламе и поэме можно найти утешение... Хааноок, а давай, я научу тебя читать!

– Спасибо, вождь. Не нужно. Я общинник.

– Да я уже слышал, – отмахнулся Шаи, – Не надо бояться! Кого волнуют запреты в этих лунах, вольном Нгате!

Сарагарец притих, не зная, как на это реагировать. Каньонник вообще вел себя странно, а сейчас и вовсе Сиятельным заговорил – те первыми обнаружили, что Варанг не центр мира, а всего лишь луна. Им это было просто – как раз под ликом Ахау жили. И все остальные народы были в курсе их первенства, поскольку магмастера не уставали об этом напоминать, везде, всегда, говоря на любом языке, если надо, ломая его об колено.

«Луннистый цвет лица.»

«Городское лунство.»

«Плодородна ли твоя лунничка твоего Дома, мещанин?»

«Владыка Ютель, да если бы не мы, то вы, тупое стадо, до сих пор верили, что луна плоская!»

«Внимай, Килич, это отродье Кау с Заречья опять с нашими девками целовалось. Глянь-ка на него! Ну и рожа. А ну стой! Что, не нравится? Вот тебе еще! Еще раз увижу твою морду, тварь, в луну по самый головной мех загоню!»

«Эй, Хааноок, что случилось?»

Ханнок вдруг осознал, что Шаи отошел на шаг и смотрит на него очень, очень осторожно. Возможно от того, что химер скалится во все клыки и глухо рычит. Смутившись, сарагарец сделал вид что поперхнулся и наскоро переделал оскал в зверолюдскую улыбку, благо разница невелика. Но просветительский энтузиазм успел угаснуть.

– Э-э-э... Ну-у... Ты отдыхай пока, набирайся сил...

–

Когда Ханнок вернулся к костру, то обнаружил, что Сонни занята варкой травяного настоя в горшке. Такие по негласному договору между путниками оставлялись и чистились после использования на стоянках, дабы те, кто не мог позволить себе дорогие металлические котелки могли спокойно приготовить горячее. Когда сарагарец подсел к огню, девушка молча сунула ему в руки наполненную плошку. Плевать в нее не стала. Уже прогресс.

Зверолюд принюхался. Вроде бы не цикута.

– Нужно мне тебя травить... – поморщилась Сонни и демонстративно отхлебнула свою порцию.

Мимо прошел Шаи, бережно держа в сложенных лодочкой ладонях яблоко. Драколень напрягся, ожидая продолжения разговора, но, на счастье, нобиль нашел себе новую жертву.

– А что ты делаешь? – полюбопытствовал каньонник у Ньеча, шаманившего над зеленой папкой. Панибратское «ты» резануло слух. Лекарь немигающе уставился на нанимателя, но на того огарковская харизма не действовала.

– Привожу в порядок записи по зверолюдям.

– Аха! – оживился Шаи, – Покажи!

Ханнок не удержался и присоединился. Ньеч аккуратно отщелкнул и перелистнул обложку. Первым сверху оказался рисунок зверолюда. В реалистичной манере – художник явно обучался по старинным сиятельным канонам. Ханнок всмотрелся и почувствовал, как щетинится загривок – с толстого дорогого картона на него смотрела демонская морда. Знакомая, хотя в последний раз Ханнок ее видел оскаленной и обесцвеченной от консерванта. Рисованный драколень же казался вполне довольным жизнью, смотря с легким прищуром и чуть улыбаясь – автор ухитрился замечательно передать характер. Рядом с портретом была схематичная зарисовка в полный рост. Что интересно, по ней у химероида крылья были маленькие, больше похожие на ощипанные курьи, чем на перепончато-демонские.

– Это тот, которого ты распилил? – жизнерадостно хрустнул яблоком Шаи.

Последовавшая пауза затянулась. Ханнок слегка пожалел о том, что оказался рядом.

– Да. Это он.

– А за что его так?

– Он попросил.

– Отдал себя на благо науки? Как благородно с его стороны...

– Нет.

– Какой-нибудь ядоземный обычай? Я слышал в древние времена воины отдавали свою кровь во искупление озверелости...

– Наверное.

– Да не уходи ты от разговора! – аристократичная выдержка наконец дала трещину и недогрызанное яблоко улетело в хвойник, – Здесь я на вас всех трачусь!

Ньеч в лице не поменялся, а вот Сонни стиснула ложку как боец – литой пернач. На счастье, каньонник на нее не смотрел, зато Ханнок про себя понадеялся, что у взбалмошной девицы теперь появится иной объект для ненависти.

– Вождь, там не о чем говорить, – наконец ответил огарок, нехотя и непривычно простым, усталым тоном, – Они с отцом часто пили вместе. Терканай просил его ампутировать крылья. Отец отказывался. Одним вечером демон отвесил отцу затрещину. Не рассчитал. Проспавшись, рогатый сам принес мне меч. Вот и все... Я не помню подробностей, сам потом добил запас спирта.

На какое-то мгновение раскосые тсаанские глаза округлились, только теперь на смену гонору пришла искренняя растерянность. А затем на лице снова разлилось одухотворенное выражение. Ханноку такое было знакомо по посиделкам в укульских Домах Дебатов, где лучшие мужи Ламана соревновались в умении придавать смысл любому событию. И похоже, Ньечу эта традиция тоже была отменно известна:

– Не надо вождь. Это было... непрофессионально с моей стороны. Давайте, я вам лучше про кинаев расскажу.

А вот это уже знакомо, скучно. Сарагарец зевнул в ладонь и ушел спать.

–

К заставе с гостиницей они вышли уже к ночи, сделав в пути лишнюю остановку на отдых страдающему зверолюду. Впрочем, погода была ясная, и, хотя на западе горизонт еще теплился последними отблесками зари, Ахтой уже светил в полную силу. Даже ярче, чем дома. Пожалуй, сейчас Ханнок мог бы читать в его свете даже без химерьего зрения. На желто-рыжем диске Владыки Приливов можно было разглядеть мельчайшие детали вроде кратеров, солончаков, каньонов и, даже, тонкие белые завитки и черточки облаков. Шаи и на луну таращился все с тем же восторгом, что и на сосны с ручьями. Уже привычно.

– Не нравится мне это, – сказал Аэдан. Южанин, привстав в стременах, вглядывался вперед, где заросли мелколесья разрывала небольшая росчисть. За ней, чуть в стороне от основной дороги, темнел высокий частокол и серебрилась в лунном свете тесовая крыша длинного дома.

– Что такое? – Шаи отвлекся от созерцания, и грозно нахмурил четкие брови, – Опять за свое?

– Слишком тихо. И темно.

– Спят уже все, – передернул плечами нобиль.

– В пограничье, на тракте? Знаешь что, вождь, подождите-ка меня здесь. И с дороги сойдите.

Аэдан спрыгнул с коня, сунул поводья зверолюду. Тот набрался смелости и спросил:

– Горцы?

– Не похоже, – покачал головой терканай, – Пожара не было. Посевы целехоньки.

И растворился в темноте. Ханнок даже сморгнул, проверяя, не отказало ли ночное зрение – в первые дни такое бывало. Затем стянул осточертевший короб. Некоторое время стояли в зловещей тишине.

– Кстати, а что за общинником ты был, Хааноок? – пусть и произнесенный вполголоса, очередной вопрос в ночи прозвучал громко, невместно и беспощадно.

– Гончаром, – тихо рыкнул зверолюд, напряженно всматриваясь вслед наёмнику.

– Меща-а-анин, значит, – протянул Шаи. И не угадаешь, то ли это неистребимый каньонный говор, то ли нобиль разочарован до глубины души. Скорее всего и то, и другое.

– Я думал, ты хоть крестьянин. Путь ремесленника конечно почетней торгаша, но все ж таки... Слушай, если ты не хочешь учиться читать, взял бы хоть пару уроков воина у Аэдана.

Ханнок разозлился. Приоткрыл пасть, собираясь ответить. Раздалось рычание. Драколенье сердце пропустило удар – показалось, что проснулся, наконец, тот самый внутренний зверь. Затем он осознал, что рычат из кустов сбоку. А еще мгновение спустя ветки захрустели и на путников бросился черный ком меха и ярости.

Тяжелая лапища с совсем не по-волчьи острыми когтями легко вспорола шею коню Шаи. Не заржав, захрипев, животное от удара повалилось набок, увлекая за собой нобиля. Следующей была Сонни, судорожно пытавшаяся управиться с взбесившейся кобылой.

Крутившийся вокруг, лязгающий пенными зубищами кин-волк напрягся, готовясь прыгнуть. Не получилось – опомнившийся химер подбежал и обхватил его сзади руками. Ошибку Ханнок осознал быстро – этот был намного, намного сильнее обычных кинаев. Если бы сарагарцу самому не прибавило сил озверение, то все закончилось бы скоро и бесславно. Зверолюди покатились по траве хрипящим, дерущимся клубком из двух котов-переростков. Ханноку приходилось прилагать все силы, чтобы удержать противника, в лицо лезла черная, пахучая шерсть. Затем он вдруг осознал, что у него тоже теперь пасть хоть куда и впился в волчью глотку. Кинай взревел, отчаянно выдрался из хватки, располосовав шею о клыки химера. Вскочил, пошатнулся, зажимая руками бьющую из раны жизнь, совсем по-человечески всхлипнул и рухнул обратно. Затих.

– Верная, добрая, пушистая... с-скотина! – сплюнул Ханнок кровью и черным волосом. Вытер морду тыльной стороной ладони, борясь с тошнотой и исподлобья смотря на упавшую-таки с лошади Сонни. Предоставил поднимать ее Ньечу, сам пошел вытаскивать из-под туши матерящегося Шаи. Надо же, когда припрет умеем, оказывается, выражаться похлеще мещан. Парню повезло – лишь придавило, но ничего не сломало.

– Тьмать! – испуганно пискнула Сонни. Зверолюд, оскалившись, крутанулся, приготовившись встретить очередную угрозу. Но это был лишь Аэдан. И ведь как неслышно подобрался!

– Уходим, немедленно! – бросил он.

– Но здесь бешеный! На заставе есть люди, им... – Шаи явно пришел в себя.

– Это не застава, это логово. Я сказал – уходим! Садись на лошадь Сонни, – южанин уже подсаживал девушку в седло к Ньечу.

Ханнок пригляделся и увидел, что меч Аэдана темен от маслянисто блестящей крови.

– Волки вас слышали. Мы не уйдем от них по лесу, – продолжил наемник, – Поскачем мимо заставы по дороге, быстро. Не останавливайтесь ни в коем случае... Сарагар, твою же тьматерь, ты что, совсем тупой? Бросай драный короб! Тебе придется бежать самому.

«Но я и хожу то еще едва!» – панически пронеслось в рогатой голове. Вот именно что до бега в лечебнице дело не дошло, а потом было не до тренировок. «Пособие» оптимистично заявляло, что «освоив пружинящие скачки, хвост-маневры, расчет скорости и рассеянное внимание, вы поймете, что можете бежать даже легче, чем ходить». Очень воодушевляюще, но не в ситуации, когда за тобой гонятся куда удачнее скомпонованные оборотни.

Аэдан не оставил времени для сомнений, послав коня вскачь. Не слишком быстро, как раз чтобы остальные могли пристроиться в хвост, и как раз для достаточно чтобы демон взял разгон.

Заросли маквиса по обочинам захрустели и заурчали, в просветах веток зажглись парные огоньки, янтарные, алые, зеленые, но одинаково нагоняющие первобытную жуть. Зверолюд прибавил скорости, плотно прижимая крылья к спине – так меньше давил встречный ветер.

Позади тяжело дышали, утробно рявкали и чавкали когтями по влажной земле чудо-кинаи. Впереди Аэдан выругался, перекрыв лошадиный и демонский топот. Плотно приник к конской шее, занес меч и послал в галоп. Ханнок пригляделся и похолодел – дорогу преграждало трое самых больших и дико выглядящих волколюдей, каких он только видел в жизни...

Аэдан катафрактарием влетел в мохнатый заслон, раскидав двух и с оттягом рубанув мечом третьего. В лунном свете на мгновение зависла дуга из капель крови и осколков обсидиана, вскрытый волк отлетел в кусты. Ханнок ощутил знакомый прилив адреналина настоящего клановца из Кенна. Прямо как в плантационных войнах в Ксадье. Торжествующе взвыв, он перепрыгнул одного сбитого, приземлился на другого (под копытами только и хрустнуло), а затем споткнулся и проехался ничком по дороге.