Текст книги "Солнце Каннеша (СИ)"

Автор книги: Антон Данилин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Вообще же, как мне кажется, изначально имелось несколько центров распространения проклятья, поразившего окрестное население вне зависимости от его этнической или конфессиональной принадлежности (полный иммунитет прослеживается только у чистокровных потомков Сиятельных). Что я и планирую доказать на нашем следующем Симпозиуме. Заодно предоставив свежие наблюдения по тер-зверолюдям, доселе недоступные из-за нежелания южан сотрудничать с почтенным Сообществом. Например, как и говорилось ранее, кин-зверолюди восстанавливают когнитивные функции медленно, относительно спокойно и не в полном объеме (полная потеря памяти – один из частных примеров) – это общеизвестно. Добытый же мной экземпляр хоть и демонстрировал большую агрессивность, но также и самоосознание. Затем, как и в случае пациента моего отца, по завершении последней фазы он впал в глубокий со...

Ночную тишь разорвал жуткий вой, в котором гармонично слились звериная ярость и человеческий ужас. В ближайшем селении занялись собаки. В лесу сочувственно отозвались волки. За стеной слева что-то разбилось и раздался испуганный женский писк, справа – мужская ругань. Вождь-врач зверильни «Милость Иштанны», почтенный мастер целительских наук Тилив Ньеч неодобрительно сдвинул брови на растекшуюся по бумаге кляксу, аккуратно присыпал песочком из шкатулки и закончил вслух:

– После чего этот несчастный сукин сын от сна очнулся и осознал в кого превратился, – Ньеч поправил очки и перевел взгляд на свиток-портрет на стене, – Все как ты и описывал. Именно твоими словами.

Дверь открылась и в комнату ввалился полуодетый ученик с мечом наголо, из-за плеча которого выглядывало испуганное девичье личико, обильно покрытое конопушками.

– Первое качество сотрудника зверильни – ровным голосом возвестил им Ньеч, – Самообладание. Ибо если его нет, первый же сорвавшийся при дрессировке зверолюд – труп. Свой или нескольких чужих. Дрогнувший нож при операции – труп. Или несколько. Промахнувшийся стрелок... ну, вы поняли. И куда вам с такими нервами в звероврачи, а, бестолочи?

Парень обиженно фыркнул и убрал меч в ножны, слегка дрожа. Девушка упрямо поджала губы.

– Что ж, коллеги. У пациента новая фаза. Идемте же, во славу Иштанны.

Тилив Ньеч повернулся к массивному, остекленному шкафу, взял выделявшуюся свежей краской папку.

– Пятый сверток, Айвар, на втором стеллаже, клинок там же оставишь, – крикнул он метнувшемуся к складу ассистенту-подмастерью. Тот рассеянно кивнул, одеваясь на бегу и все еще пытаясь проснуться. Вождь-врач лишь покачал головой – из парня мог бы выйти толк, кабы только не мешала порывистость, рассеянность, да несусветный гонор. Поговаривали, что это бастард какого-то мелкого кланового вождя из Нгардока, но по документам выходил обычный общинник. Распределивший его сюда чиновник городского совета по старой дружбе намекнул, что с ним надо «особо», но не уточнил как именно.

Подготовив записи, Ньеч решительным шагом вышел в ночь. Пересек круглый внутренний двор, мягко шурша подошвами по булыжной выкладке. На ходу ополоснул лицо из кувшина, стоявшего на крышке круглого колодца по центру. Глянул на небо, на прочие луны и звезды, чтобы уточнить время – желтая громада Ахтоя зависла прямо по центру, серебрянный серпик Токкори почти ушел за горизонт, в стороне от прочих надкусанной картофелиной тускло белел Тав. Мавара с Хоутом видно не было. Полночь.

Позади семенила рыжая Сонни Кех. Она успела заскочить к себе в комнатушку, переодеться, завернуться в шаль поверх платья и захватить ящичек с иглами, лезвиями и лекарствами. Вряд ли понадобятся – понадеялся про себя Ньеч – но инициативу одобрил. Но вот зачем пухленькой, милой и доброй девушке, любительнице теплых пледов и яблочного повидла, вся эта грязь и кровь работы на зверильне так и не понял до сих пор. А она молчала.

Вконец запыхавшийся Айвар нагнал коллег у самого загона, специально переоборудованного для крылатого пациента из двух стандартных, рассчитанных на кин-волколюдей. Оба стража сегодняшней смены уже были там, с трубками и стрелками наготове. Ньеч, принюхавшись, уловил слабый запах медовухи и приметил неплотно прикрытую дверь сторожки, из которой сочились свет и тепло.

– Проспали, – все тем же ровным голосом констатировал Ньеч. Оба здоровенных мужика, каждый на голову выше тощего огарка, съежились, как нашкодившие коты, – За ним сегодня должны были постоянно следить. Я предупреждал, что это особый случай. А если бы он с перепугу голову себе о стену разбил или крылья попытался оторвать? Вычту из жалования. С докладом.

Вождь-врач повернулся от приунывших стражников, к криво и надменно улыбавшемуся Айвару. Правая бровь врача поползла вверх. Левая сторона ухмылки ученика – вниз.

– Это что? – поинтересовался Ньеч, показав на оттягивающие пояс ножны.

– Меч... – уже куда как неуверенней отозвался Айвар, – на случай...

– Ритуального самоубийства. На бешеного озверелого надо идти с копьем, маг-паралитиком или огнестрелом. Остальное – игрушки. Или ты хотел сгоряча прибить меня или Сонни, а потом сказать, что так и было?

– Я...

– Бестолочь.

– Я – бестолочь. Простите, учитель.

Ньеч смерил его ледяным взглядом и повернулся к зверолюду, удовлетворительное физического состояние которого на глаз оценил еще до всех препирательств. Оставалось понять самое важное – психическое.

Особый пациент скорчился в углу у пифоса-поилки, замотавшись в мелко дрожащие крылья, и тихонько скулил. Ситуация не самая удобная для работы, но всяко лучше бессознательного кружения по загону или попыток добраться с клыками наголо до любого проходящего мимо.

Ньеч подошел к и легонько постучал костяшками пальцев по брусу, спросив на укулли:

– Эй, ты меня слышишь? Ты меня понимаешь?

Нулевая реакция. Ньеч повторил вопрос на нгатаике, на упрощенном торговом диалекте, и даже растягивая гласные по-тсаански. Ничего. Лекарь вздохнул и махнул одному из стражей. Тот зарядил в резную, щегольски украшенное перьями духовую трубку глиняный шарик и плюнул, вначале в крыло, затем в ощерившуюся хищную морду. Когда химероид прикрылся рукой и переполз ближе к решетке чтобы попытаться достать стрелка когтями, Айвар по сигналу дернул рычаг и на растерявшегося зверолюда обрушился мощный поток воды. Сверху была установлена еще одна бочка, служившая для чистки загонов и приведение в чувство их обитателей. Крылатого хорошенько вмяло в пол, очистило от налипшей соломы и вроде бы слегка подкинуло разума и желания жить. Во всяком случае, на сотрудников он теперь глядел хоть и свирепо, но вполне осмысленно.

– Ты меня понимаешь? Если не получается говорить, кивни два раза. Понимаешь?

Вместо кивков рогатый захрипел, зашипел, но выдал, с четвертой попытки, на торговом диалекте – том же нгатаике, только покромсанном настолько, чтобы и зверолюдская пасть справилась:

– Да. Понимаю.

– Отлично, – пробормотал себе под нос Ньеч, открывая зеленую папку и делая пометки на листке внутри, – Помнишь прошлую жизнь?

Зверолюд помедлил, то ли размышляя стоит ли говорить, то ли медитируя на слово «прошлую». Наконец, ответил:

– Да. Помню.

– Отлично! – впервые за долгие дни улыбнулся Ньеч. Специфически, по-огарковски, так что зубастый и когтистый демон отшатнулся поглубже в загон. Ньеч и не заметил этого, упоенно застрочив по бумаге, поминутно макая перо в почтительно удерживаемую Айваром чернильницу.

– Что со мной будет!? – со скулящими нотками донеслось из-за решетки.

– Жить будешь, – отозвался вождь-врач, наконец соизволив захлопнуть папку и взглянуть зверолюду прямо в глаза. Оранжево-алое встретилось с беспросветно-черным, без белков и радужки, – Ольта Кёль, он же Ханнок Шор, ты находишься в лечебнице «Милость Иштанны» в княжестве Майтанне... попрошу заметить, что на нгатайской половине княжества, а не в этом вашем Ксадье с их мясницкими зверильнями и шарлатанами вместо врачей. Сейчас вторая треть весны, шестой день, близится седьмой. Ты провел в озверении три трети и два дня. В ближайшее время тебя будут долечивать, а затем ты отработаешь долг и сам решишь свою судьбу.

– Долг? Какой еще долг? – встревожился рогатый.

– Об этом – позже. Вначале в себя придешь. Да, и еще. Если не заметил – ты голый, – сказал тут же неловко прикрывшемуся собеседнику Ньеч, – Айвар, одежду ему!

Подмастерье размахнулся и бросил сверток навесом через крышу. В ячейке которой тот и застрял, сиротливо и укоризненно. Зверолюду никак не удавалось пока справиться с ногами и встать в полный рост, не говоря уж о том, чтобы допрыгнуть. Пришлось одному из стражников лезть наверх и пропихивать застрявшее сапогом вниз совсем приунывшему пациенту.

В свертке оказались штаны с вырезом под хвост, плащ-накидка и толстенный шерстяной плед. С последними двумя Ханнок справился легко – несмотря на четырехпалость и когти, руки слушались исправно. Со штанами дело ожидаемо шло хуже.

Наконец, Ньеч удостоверился в том, что пациент завернулся в плед в сухом углу и затих, отвесил прощальный подзатыльник Айвару, рассказал новоприбывшей смене стражи о наказании предыдущей, и на том завершил первый цикл исследований:

– Глаз с него не спускать! Если решит повеситься или самозагрызться, и не будет вовремя остановлен... сами там сидеть будете. Айвар, Сонни – свободны.

Повернулся и ушел во врачебный дом. Заметив ненароком, как задержавшийся ученичек провожает жадным взглядом ладную фигурку рыжей коллеги. Закрывая за собой дверь в кабинет Ньеч подумал о том, что в будущем это может стать проблемой, но быстро переключился на работу. Ее у него сейчас было много.

2

Тилив Ньеч и так не досыпал по жизни, а, перечитывая наблюдения отца за Пациентом-1 и внося собственные пометки, задержался так надолго, что проспал глубоко в день. И все равно не отдохнул толком, так что легонько тронувшую его за прикрытое пледом плечо Сонни встретил свирепый, заспанный взгляд.

– Ну?

– У-учитель... Там Айвар, у загона с тер-зверолюдом...

Девушка нервничала. Ньеч тоже забеспокоился, но потом решил, что она просто дичится Айвара.

– Ну?

Нет, что-то тут не так... Чтобы горе-ученик, да вдруг воспылал любовью к работе...

– Он... – Сонни набрала воздуха в грудь и разом выпалила: – В общем, он решил проследовать стандартной процедуре и сейчас сидит прямо у клетки. С анкетой для волколюдей. И опрашивает по ней пациента.

–

– Спираль, кресты и вилка! Айвар!

Ругань вождя зверильни, конечно, до ночного ханнокова воя не дотягивала. Но все находившиеся на другой стороне круглого внутреннего двора – стража, Айвар и даже страшенный зверолюд, все равно притихли и заозирались. Тилив Ньеч сбежал по крыльцу главного корпуса, сейчас отменно напоминая святого аскета – тощий, нечесанный, яростный. Редкие белые волосы развевались за спиной, не завязанные, как обычно, в аккуратных хвостик. Антрацитовые глаза чернели межзвездной бездной, холодной и безжалостной. Позади косовато, но размашисто бегущего Ньеча колобком катилась Сонни с неизменным ящичком на перевязи через плечо и двумя зелеными папками в охапку.

Айвар обреченно втянул голову в плечи, но зачастил скороговоркой, разом перескочив во вторую половину кодекса:

– Имя себе бери. Для новой жизни. Сейчас. Какое возьмешь? Предложу – Длиннорог. Или – Сероспин?

Серошкурый зверолюд сверлил непрошенного благодетеля злющим взглядом. Откашлялся и рявкнул:

– Мамин подарок – Ольта Кёль, папин – Ханнок Шор. Оба сохраню. А ты иди на...

Торговый за это утро Ханнок освоил на диво хорошо. Хотя вернее было сказать, что просто наловчился справляться с удлинившимися челюстями и языком. Ньеч читал сопроводительные письма от давнего партнера Савора Шора и с удивлением узнал, что тот когда-то обучил племянника зверолюдскому диалекту. Зачем – непонятно. В любом случае, подбежавший вождь-врач как раз застал середину длиннейшего маршрута из разных видов, сортов и конечностей, по которому предлагалось отправиться почтенному подмастерью Айвару.

В отличие от побагровевшего Айвара, сломавшего со злости калам и безнадежно заляпавшего рубаху чернилами, Ньеч не обрушил всю компанию в преисподнюю. Лишь неожиданно азартно улыбнулся. Не глядя, протянул руку назад. Сонни нервно вложила туда нужную папку. Ньеч сунул ученику чернильницу и быстро-быстро застрочил в «Пациенте-2»:

– А теперь, давай, обругай меня, или еще кого из присутствующих. Кроме девушки – мы все же культурные люди... и прочие создания, так?

Зверолюд сначала с опаской прошелся по стражникам, а потом, осмелев, и самому Ньечу. Благо насчет внешности того зацепок и инспираций найти можно было массу. Как и многие ученые, стеклодувы, лекари, инженеры-технологи, Тилив Ньеч был огарком – выродившимся Сиятельным (хотя сам он предпочитал термин «вернувшийся к народным истокам»). Но в любом случае растерявшим большую часть магии и созданного магией же внешнего величия предков. Говорят, что за Контуром уцелевшие Сиятельные держали таких в специально огороженных кварталах и поселках, но в Нгате огаркам жилось относительно свободно. Низкорослый, слегка перекошенный вправо, с заметно ассиметричным, морщинистым в тридцать лет лицом, с маленькими ушами, едва скрытыми жиденькими длинными волосами, узкой челюстью... Ньеч был легкой мишенью для насмешек.

– Отлично! – наслушавшись и начеркавшись вволю, заявил наконец он, – Друг мой, тебя можно поздравить – отличное восстановление когнитивных и речевых функций всего за день после пробуждения. Культурные аспекты ты тоже вспомнил очень хорошо. Поздравляю! Но если еще раз учинишь с персоналом такое, а я узнаю... Сонни!

Девушка протянула Ньечу ящичек. Тот, почти не выбирая, вытянул самый длинный и зловеще выглядящий обсидиановый резак.

– Так вот. Я тебе крылья на лоскуты порежу. Это не жизненно важный орган и у тебя пока что отменная регенерация, но не провоцируй меня, хорошо?

Крылатый мало что понял из терминологии, но истово закивал.

– Айвар...

– Учитель, это же стандартная процедура...

– Айвар. Это опросник для дрессировки. Дрессировки! А этот свежеобращенный и в памяти. Я не для того ждал все это время, чтобы ты довел его до безумия в первый же день... Просто исчезни с глаз моих.

Ученичек поджал губы и убрел к врачебному дому, прихватив в охапку обучающие кодексы. Вождь-врач проводил его взглядом и с безмятежной улыбкой повернулся к вновь забившемуся вглубь загона Ханноку.

– Подойди ближе.

Пациент привстал на четвереньки и пополз к решетке. Ньеч едва заметно поморщился:

– Ну же, прямо. Как подобает цивилизованному зверолюду.

– Не могу, – сдавленно сказал тот.

Ровнозубая, без клыков и резцов, огаркова улыбка исчезла так же быстро, как и возникла. Только в этот раз химер смог впервые наблюдать не злость, азарт или каменное безразличие, а искреннюю обеспокоенность. Насчет того, что она направлена на Пациента-2, свежеиспеченного тер-зверолюда, а не Ханнока Шора из Сарагара, он ничуть не сомневался.

– Как так? Когда последний раз проверяли, все уже стабилизировалось, степень и результат озверения был стандартным для тер... в смысле и копыта, и лодыжки, и связки – все должно работать. Повредил при пробуждении?

– Все нормально. Просто – не могу.

– Хм.

Сделав пометку во второй папке и пошуршав первой, Ньеч наконец расхмурил брови:

– Да, понятно. Назовем это «Естественным психологическим тер-шоком». Скажи, ведь с крыльями и хвостом все в порядке?

– Нет! Их вообще не должно быть!

– Да не о том я. Ты же ухитряешься складывать и раскрывать крылья правильно, да и хвост у тебя не тряпкой висит. И вообще, ты явно не помнишь, но пока ты тут у нас озверевал, то весьма резво по загону носился. Уже заметил следы когтей на балках? Твои.

– Не знаю. Когда пытаюсь раскрыть только одно крыло или подцепить соломину хвостом... Они не отказывают, но идут плохо.

Ньеч довольно долго молчал, потирая ранние морщины на лбу. Наконец, сказал:

– Возможно, ты прав и все дело в том, что их не должно быть. И с рождения ты привык ходить всей стопой, а не кончиками пальцев...

Огарок заходил перед решеткой из стороны в сторону, велеречивостью и склонностью к монологам напоминая Ханноку дядюшку. Речь по-прежнему была обильно пересыпана загадочными терминами, звучавшими на редкость ругательно...

Ну да, ну да, кин-волки теряют память, а он, химероид, нет. Истинно, у тех инстинкты стадиально переходят в разум, а у него им сменились, но с наслаиванием. Конечно, у него же всего лишь когнитивная инерция, что бы она не значила. Несомненно, ему надо встать, потому как он здоров, хотя и не понимает этого...

На слово «здоров» Ханнок отреагировал низким, гортанным и весьма впечатляющим рыком, но встать попытался. На полпути левая нога дернулась и он рухнул навзничь, больно подвернув крыло. Зашипев, саданул кулаком по земле. Зашипел громче.

Вождь-врач бросил Сонни пару слов, дождался пока та сбегает на кухню за миской с пирожками. Взял самый аппетитный на вид, вторым поделился с ассистенткой и безмятежно откомментировал:

– Еще раз. Не пытайся опираться на пятку – у тебя ее считай, что теперь нет. Нет, колено у тебя вывернуто правильно. Это именно пятка. Представь себя тсаанской храмовой танцовщицей, что касаются земли лишь кончиками пальцев.

Зверолюд шутку не оценил. В этот раз подломилось правое колено. Ньеч вновь помрачнел.

– Еще.

Не удалось и на четвереньки встать.

– Еще.

Почти получилось. Неловкий взмах крылом. Падение. Отдавлен хвост.

– Еще.

Зверолюд остался лежать на боку. Тихо поскуливая, и подрагивая кончиками крыльев.

– Я сказал – еще!

Ханнок завыл, жутко, но совсем по-человечески. Затем перед широким, черным носом в пыль шлепнулся пирожок. Судя по запаху – с яблочным повидлом. Зверолюд осекся, удивленно скосил глаза на выпечку, затем на подошедшего вплотную к решетке Ньеча. Но если он думал, что сейчас его начнут утешать, то ошибался. Жестоко:

– В сопроводительном письме было сказано, – тихим, морозным голосом сказал Ньеч, – что ты был воином. Едва полноправным, бывшим гончаром, но все же участвовавшим в ополченческих походах. Заработавшим себе право на бронзу. Достаточно амбициозным, чтобы сменить клан на Дом, не боясь насмешек и мести... Я не вижу этого человека. Я вижу очень умного кин-зверолюда с крыльями. Похоже, что Айвар прав, и тебя надо просто дрессировать, чтобы вернуть в общество, хотя я надеялся на лучшее. Но если долг велит мне дрессировать, я буду дрессировать. Еще!

Ханнок зло захрипел, но поднялся. Копыта скользили, зверолюда шатало, но он добрался-таки до решетки, так надсадно заскрипев когтями по дереву, словно представлял на ее месте ньечево лицо.

– Другое дело, – усмехнулся Ньеч. Про себя же он в очередной раз подумал, насколько же пациент и впрямь похож на демона со старинных нгатайских и тсаанских кодексов и зарисовок фресок, которые ему показывал проведший полжизни в путешествиях отец. Разве что рога были изогнуты иначе и раздваивались на кончиках, больше напоминая мифических же драконов. И еще – если ночью «демон» проходил по категории «сокрушенный и поверженный мощью Кау», то сейчас это явно был «демон ярящийся». В древней мифологии Детей Кау были еще и «демоны благородные, исправившиеся», но до введения пациента в эту малочисленную общность им еще предстояло работать и работать.

– Что со мной будет дальше? – повторил чуть успокоившийся и укрепившийся в духе зверолюд.

– Вот доведем тебя до адекватного состояния, адаптируем тебя в общество... то есть долечим и приучим не бросаться с клыками наголо на первого встречного, выправим документы – и можешь быть свободен... Ах да чуть не забыл, еще один момент – у тебя тот самый долг перед лечебницей. Заверенные Инле-Ашвараном Шором расписки у меня есть. Сомневаюсь, что, став по ламанским законам никем, ты вдруг сможешь мне их предоставить немедленно, но с тебя шесть золотых.

– Сколько? Тьмать...

– Шесть. За три месяца питания высококлассным мясом и пользования медицинской помощью от лучших специалистов по зверолюдям в этих землях. Господин Ашваран был достаточно щедр, чтобы оплатить вступительный взнос и переоборудование стандарт-загона. Но и он заявил, что тебе будет полезно остепениться, осознать себя, поработать на благо окружающих, прежде чем возвращаться в человеческое общество. Он даже настойчиво упоминал некое «искупление», но оно меня волнует мало. Отработаешь свои шесть золотых, и можешь идти куда глаза глядят. В этой половине Майтанне такое дозволено. Новую еду включили в отработку сразу, процентов не начисляем. У нас солидное учреждение, а не какой-нибудь Дом Призрения, кабальная контора или клановый банк.

Ханнок непечатно зарычал, настолько виртуозно мешая укулли и нгатаик, насколько это вообще было возможно с такой-то мордой. Ньеч поморщился, затем мстительно улыбнулся:

– А теперь ты у нас отлипнешь от решетки и пойдешь до стены. И обратно. И снова до стены. И так десять раз. Постарайся ничего не сломать при падениях. Потом осмотр, прием пищи и сиеста, хотя гонять тебя надо как терканайского козлоящера, коим ты и являешься. Не стоит обижаться, тебе еще похлеще будут обзывать. Если предпочитаешь «Драколень», «Химер» или «Демон» – сообщи. Ах, Ханнок Шор, значит? Отлично, мне нравится такой боевой дух, но имя тебе здесь еще заслужить надо. Ученик мой – бездарь, но в одном он прав. Это – твоя новая жизнь. Постарайся распорядится ею лучше, чем прошлой.

Ханнок начал ненавидеть улыбки Ньеча.

3

Кувшин плюхнулся в воду и поплыл, пока требовательный рывок привязанной веревки не заставил зачерпнуть краем, разом потяжелеть и ухнуть вглубь колодца. Ханнок вытащил воду, перелил в смоленое берестяное ведерко, прицепил к уже полной товарке на коромысло и понес к лесенке, приставленной к той самой вразумляющей бочке.

Цок. Цок. Цок.

Стук копыт. Не мягкий, по сену или разъезженной грунтовой деревенский улочке, а звонкий и резкий. Такой привычный звук для выросшего в крупном городе. Вот только теперь это были на лошадиные, а его собственные копыта. И осознание этого факта при ходьбе долбилось в голову постоянно, стоило лишь сделать шаг.

Цок. Цок. Цок.

Опять начала накатывать жуть. Зверолюд со свистом втянул воздух через сжатые зубы, затем сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, как учил Ньеч. Несколько полегчало. Ханнок вынужден был признать, что за прошедшие восьмидневки звероврач хорошо потрудился и ходить у него получалось уже неплохо. За все утро, когда на него взвалили задачу донаполнить бочку, упал он всего два раза, в первый раз расколошматив кувшины, куда как более удобные чем берестяные кульки. Впрочем, химер (он все же предпочитал этот вариант из предложенных) всерьез подозревал что под загадочными словами «это тебе для развития моторики» скрывалось не столько желание вождь-врача видеть бочку наполненной, а отработку – выполненной.

Цок. Цок.

Ханнок скрипнул клыками. Что-то сегодня осознание собственной зверскости было особенно невыносимым. А тут еще некстати налетел порыв ветра, заставив зашатавшегося химера инстинктивно распахнуть крылья. Удержаться на ногах получилось. А затем инстинкт отступил, и ему переклинило мозги, вновь заставив воспринимать крылья как лишние, торчащие из спины руки с туго натянутой между кошмарно длинными фалангами пальцев кожей. Жуть захлестнула.

Коромысло с плеском полетело на вымостку двора, зверолюд рухнул на колени рядом и обхватил когтистыми лапищами голову. Хотя и зарекался, но опять завыл. Рядом тут же оказались стража с Айваром. Ньеч с Сонни еще с утра по каким-то срочным делам умчались в приписанную к зверильне деревушку. И теперь Айвар на правах старшего князем расхаживал по двору, раздавая указы страже, повару, прачке и прочему персоналу. По большей части те его игнорировали, и скорее всего по возвращении огарка ученичку крепко влетит. Так что на айваров вопль «Обездвижь его, немедленно!» значительно более опытный страж-стрелок отреагировал лишь долгим взглядом, а копейщик без особой неприязни ткнул скулящего зверолюда древком. Оружие, впрочем, взяли на изготовку.

– Эй, особый случай, ты там часом ничего не отдавил? Хвост или еще чего? – спросил копейщик.

– Нет, – отвывшись, простонал приходящий в себя Ханнок.

– Тогда какого так вопишь?

– Тебе не понять!

– О. Ну да, конечно, я всего лишь пару сотен оборотней на своем веку повидал, не то что господин Тилив. Но вот кажется мне, что до сих пор не осознал, как тебе повезло.

– Чем же? – зло, но и в самом деле успокоившись, спросил химер.

– Разум, дубина ты рогатая. Память. Ты их сохранил. Почти все озверевшие здесь – нет.

– Лучше б я помер. Чем осознавать, чего потерял.

– Ты – идиот, – сплюнул копейшик, повернулся и пошел прочь, невзирая на прямой приказ Айвара.

– Его сын лечился здесь, в «Милости», – с некоторым сочувствием продолжил за него стрелок, зачехливший пенал со смазанными быстродействующим транквилизатором малыми дротиками, – Он знает, о чем говорит. А ты – нет. Эх ты... обормотень.

И ушел вслед за товарищем на пост, оставив успевшего подняться зверолюда наедине с картинно наставившим на него огнестрел Айваром. Тот слегка сморщил аристократичный нос с горбинкой и сказал не к месту:

– Давно ли вы мылись, пациент?

– Да вот только что, – огрызнулся облившийся при падении Ханнок, в отличие от начинающего звероврача все утро таскавший ведра и потому изрядно пропотевший. Учитывая обострившееся обоняние, для Ханнока доброй вестью стало, что пахло от него по-прежнему человеком, а не парнокопытным, нетопырем или хищником. И шерсти, за исключением постепенно отрастающей черной гривы на голове и по хребту, нигде больше не пробивалось.

Другое приятное открытие – в комплексе для выздоравливающих была паровая баня, коей он с удовольствием пользовался. Тоже помогало почувствовать себя человеком – раз уж ты выглядишь как демон из легенд, это еще не повод, чтоб от тебя так же разило.

– Тебе следует лучше промывать крылья – в складках скапливается всякая гадость.

– Учту, – ответил Ханнок, вообще-то уже оповещенный об этом самим вождь-врачом еще в первый день и исправно завет исполнявший.

– Внутренний зверь не беспокоит?

– Э? – только и отозвался химер, возвращаясь к колодцу. Вот теперь Айвару удалось его удивить. Ньеч ни о чем подобном не говорил.

– Ну, ходьба на четвереньках, ночной вой, желание пожрать сырого мяса или перегрызть кому-то глотку?

Глотку Ханноку и в самом деле уже хотелось перегрызть. Метафорически.

– Нет... А должен?

– Есть теория... – высокопарным тоном начал Айвар, но был прерван воплем стража-огнестрельщика со смотровой вышки:

– Вождь приехал! С грузом!

Вокруг забегали и засуетились. Подмастерье вообще расточился в воздухе, будто бы и не было его рядом все утро. Стражники с оружием наизготовку отворили тяжеленные, словно на осаду рассчитанные ворота и во двор влетел Тилив на лошади, въехала Сонни на пони, и еще втащилась огромная, влекомая парой необычно упрямых и нервных волов клетка-повозка. Собранная из тяжелого бруса, укрепленная бронзой и весьма похожая на ту, что привезла сюда самого Ханнока. Прислушавшись, рогатый уловил доносящееся из нее сдавленное рычание на три голоса.

– Слушайте все! – прокричал Ньеч, как только массивные створки захлопнулись, – Тихие дни закончились. В этот раз у нас сразу трое на начальной стадии, но уже в бешенстве. Что делать знаете. Айвар! Где Айвар? Ах вот ты где. Ты уже подготовил сектора три, четыре и пять? Как нет? Тьмать! Мы с тобой крепко об этом поговорим сегодня. А этих пока в единую демонскую. Там хоть чисто теперь.

Стражники расторопно окружили распряженную клетку, пропустили вперед стрелка и тот размеренно засадил в каждого пленника по малому дротику с транквилизатором. Последний хладнокровно вручную в выстрелившую в просвет то ли еще руку, то ли уже лапу с внушительными когтями.

– Драколеня запереть в корпусе для выздоравливающих, – заметил Ньеч так и не донесшего ведра с водой Ханнока.

Тот пожал плечами, аккуратно положил коромысло на землю и, не дожидаясь тычков и стрелок, сам пошел в сторону приземистого здания, больше напоминавшего крепостной склад, чем общежитие. Лишь когда закрыл дверь и услышал за спиной стук падающего засова, в сердцах саданул кулаком по стене. Пол-жизни избавляться от сословных запретов, чтобы попасть в итоге под видовые – веселая судьба.

Привычно зацепившись рогами за потолочную балку, Ханнок прошел через сени в основной зал. Для занятий – так его называли звероврачи. Толстые маты на полу изодраны когтями, но пока еще не копытами. У одной из стен стоял тяжелый обеденный стол из грубо сколоченных на шканты досок. Стульев не было – лишь лавки. Впрочем, химер крепко подозревал, что на стуле со спинкой ему помешает усидеть хвост.

Из скромного убранства выделялись две вещи – шкаф для обучающих кодексов и набор системных глобусов отменной работы. Что такое чудо делало в лечебнице – непонятно. Большинство оволчившихся и говорили-то с трудом, не говоря уже о грамотности. Да и не шибко стремились чинить головы оборотням – когда дядюшка еще работал официально и хотел воспитать помощника, Ханноку доводилось бывать в княжьих зверильнях. Так вот, те полностью оправдывали жаргонное «псарни».

От нечего делать, драколень подошел к модели. Сложная, выполненная из дорогущей бронзы. По центру – планета, расписанная лазурью и белилами под облачные пояса. Интересно, есть ли еще те, кто видел ее великолепие вживую, не на картинках? Из Сарагара Ахау было не видать, а коренные земли Сиятельных на внутренней стороне и сейчас были смертельно опасны. Вокруг центральной сферы на обручах вращались луны. Ханнок подцепил наугад серебристую Токкори и, чувствуя себя демиургом, крутанул. Тут же пришли в движение и прочие – от выкрашенного под лаву, ближайшего к Ахау Сорака, до крохотного Тава. Да, и впрямь хорошая штука – даже вращение откалибровано по резонансу.

Ханнок остановил движение, ткнув когтем во вторую луну – Варанг. Вот здесь он сейчас и находится. Внешне-ведомое четвертьшарие, южный континент, область Северный Нгат, княжество Майтанне.

Образованный зверолюд. Ха-ха. Смешно.

Вновь скиснув, серый отвернулся и ушел. Собственная его комната находилась в конце короткого коридора – зверильня вообще не была рассчитана на большое количество постояльцев. Клети дверь не полагалась – заменили циновкой. Такая же прикрывала узкую бойницу окна. Ханнок отдернул ее и выглянул во двор.

Троих бесчувственных и связанных озверелых уже вытащили из клетки. Содрали остатки одежды и закинули в бывший тер-загон. Судя по лохмотьям, одной из новоприбывших была женщина. Но при взгляде на голое тело у стражей ни малейшего следа смущения или похоти не возникло. Связанная слишком сильно изменилась – проступила шерсть, удлинились челюсти. Новых пациентов перетащили за решетку и под прицелом развязали, оставив по ошейнику на короткой веревке. Вокруг бесчувственных суетились Ньеч с Сонни, под присмотром стражей-копейщиков.