Текст книги "Грани лучшего мира. Том 2. Ветры перемен (СИ)"
Автор книги: Антон Ханыгин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Но вы не закончили свои пояснения, – заметил Кар, привычно проигнорировав оскорбления учителя. – Мне пока еще не из чего делать выводы.
– Как будто это что-то меняет, – проворчал старый реамант. – Ладно, слушай. Повторять не буду, каким бы отсталым ты ни был. Что касается будущего – ни перенестись в него, ни как-либо воздействовать на него невозможно. Будущего просто не существует, это нечто, чего в нашей реальность не было и нет, но, возможно, будет. Принцип реамантии – человек может сделать все, что способен представить. Будущее представить нельзя, слишком уж скользкая это штука. И где ты окажешься, если вздумаешь забросить себя в место, которого не существует, и время, которое не наступило?
– Где-то в ирреальном.
– В лучшем случае. Уж насколько непостижимо ирреальное, но то, где можно очутиться в результате экспериментов с будущим – это нечто за гранью человеческого понимания. Что-то вроде несуществования. Даже не знаю, как иначе назвать...
Этикоэл задумался и замолчал, но Аменир не осмеливался задать очередной вопрос, вспомнив раздражение учителя, хотя исчерпывающего объяснения он еще не получил.
– Что касается прошлого, – произнес старик, и Кар с облегчением выдохнул. – Здесь все немного запутаннее. Даже если предположить, что некоему реаманту удастся обрести такую силу, что он сможет исказить время, чтобы оказаться в прошлом, то он все равно столкнется с одной из двух проблем, сводящих его попытку на нет. Первая – это, как обычно, саморегуляция реальности. Ведь окажется, что в настоящем появятся два человека, которые вроде бы один человек, а при этом еще и будет потревожен один из важнейших параметров всего сущего. На столь грубое нарушение ткани мироздания следует ожидать не менее грубой реакции. В лучшем случае противоестественная копия будет насильно возвращена в свое время, иначе же – просто стерта.
Вцепившись в плечо ученика, реамант внезапно согнулся пополам и закашлялся, орошая мостовую каплями крови. Видимо, прогулка не пошла ему на пользу. Ужасная вещь – старость. Движение убивает истощенный организм, но и покой высасывает жизнь из пожилого тела. Что ни делай, все равно умрешь.
– Я уже все понял. Вам не стоит так много говорить, мастер Этикоэл, – обеспокоенно произнес Аменир.
– Раз уж начал... Надо же тебя, недоумка, учить, – проворчал старик. – Вторая проблема возникнет, если ты попытаешься оказаться в прошлом, сливаясь со своей же сущностью. Таким образом, защитный механизм реальности не сработает, но окажется, что ты все равно ничего не будешь помнить о будущем, ведь оно еще не наступило. Возможно, у тебя будут ощущения, что некогда ты уже находился в подобной ситуации или видел нечто подобное, но не более того. Путешественник во времени просто понятия не имеет, что он сейчас в прошлом, потому что будущего вроде и не существовало никогда, как и его самого в нем. Иными словами все идет своим чередом, а некто, вздумавший играться со временем, навсегда остается в плену бесконечно повторяющихся событий и даже подозревать не будет о своих бесчисленных попытках изменить будущее.
– Получается, изменение времени вне возможностей реамантии, – заключил Кар.
Этикоэл издал протяжный стон и посмотрел на своего ученика таким уничижительным взглядом, что заставил его содрогнуться.
– Клянусь, если бы у меня остались силы, то я вывернул бы тебя наизнанку и вручную вправил мозги на место, – произнес реамант, раздраженно приглаживая встопорщенную жиденькую бородку. – Глядя на тебя, я искренне радуюсь, что скоро этот мир канет в небытие. Вот когда я сказал, что это вне возможностей реамантии? Обрести невероятную силу – очень сложно и многое зависит от врожденного таланта, но это возможно. Не умереть в борьбе с воспротивившейся реальностью – задача почти неразрешимая, но если обнаружить в защитном механизме ткани мироздания лазейки, досконально изучив его, то и это возможно. Но в итоге все окажется бессмысленным, ведь когда преодолевший все препятствия реамант окажется в прошлом, будущее перестанет быть для него частью реальности... Да чтоб тебя, я уже объяснял все это! Невозможно же бесконечно упрощать и без того очевидные вещи, и если ты до сих пор ничего не понял, то лучше убей себя, не мучай старика своей тупостью!
– Именно это я и имел в виду, говоря о времени и возможностях реамантии, – возразил Аменир.
– Тогда тебе следует научиться правильно выражать свои...
Жуткий спазм вновь согнул старика пополам, чтобы тот в очередной раз извергнул из легких воздух Нового Крустока, которым, кажется, не способна дышать ни одна живая тварь. Полуденное солнце любовно подогревало парящую пыль и мусор, источающий тошнотворный запах. В подобной среде даже у здоровых людей начинало першить горло, а легкие болезненно скомкивались.
– Пожалуйста, дышите спокойнее, мастер Этикоэл, вам не стоит волноваться, – приговаривал Кар, практически неся на себе учителя. – Мы почти пришли.
За последнее время приступы кашля участились. Как бы реамант ни настаивал на старости, это совсем не было похоже на обычное затухание организма. Возможно, таким образом на нем сказывались десятилетия напряженной работы с самой невозможной и в то же время обыденной частью бытия – реальностью.
Аменир затащил обессилевшего Этикоэла в его кабинет на втором этаже выделенного реамантам домика. Уложив учителя в постель, он некоторое время стоял над ним, ожидая какой-нибудь просьбы или позволения удалиться, но Тон лежал, отвернувшись от него, и тишину в заваленной свитками и книгами комнатушке нарушало только его хриплое прерывистое дыхание. Вздохнув, юноша спустился на первый этаж. Пусто. Все те немногие реаманты, которые в начале гражданской войны согласились переехать с Академией из Донкара в Новый Крусток, теперь разбежались кто куда. Неизвестно, как сложилась их нынешняя жизнь. Может быть, они смогли устроиться на какую-нибудь работу, где оказались востребованными их ничтожные навыки реамантии, или уже разлагаются в сточной канаве из-за того, что в неудачном месте сверкнули монетой.
Присев на скрипучий стул, Аменир глубоко вдохнул и закрыл глаза. В своем нынешнем состоянии Этикоэл Тон слишком слаб, а значит, долг реамантов перед Комитетом и Алокрией лег на плечи Кара. Скорее всего, внутри купола находилось некое ядро, разобраться с которым надо будет за очень ограниченное время после того, как удастся прорвать пелену ирреальной энергии. "Учитель считает, что Шеклоз что-то скрывает и недоговаривает какие-то важные детали своего плана. Но если это поможет спасти мир от хаотичного искажения, то комиту можно простить любую тайну", – подумал Аменир, пытаясь расслабить каждую мышцу своего тела.
Ему необходимо стать сильнее. Только так он сможет помочь в уничтожении купола, который своими кошмарными ветрами уродовал реальность. Чтобы создать лучший мир, надо спасти мир настоящий. Стать сильнее...
Привычное покалывание в руке дало Амениру понять, что куб появился, повинуясь воле реаманта, и повис над ладонью. Послышалось тихое шуршание вращающихся секций, юноша ощутил легкое гудение воздуха, и мгновение спустя сквозь закрытые веки пробился мягкий золотистый свет. Можно открывать глаза, но смысла в этом уже не было.
Медленно вращаясь в пустоте, Кар первым делом решил для себя, где будет верх, а где – низ. Во время своего первого посещения ирреального он едва смог вернуться обратно из-за охватившей его паники – разум пытался найти для себя какую-то опору, нечто определенное в месте, где существует лишь неопределенность. Чтобы не сойти с ума, Аменир просто представлял недостающие аспекты реального мира и пытался ориентироваться на них. Обычно это помогало, но сегодня ирреальное было настроено весьма враждебно. Однако реамант твердо решил не отступать, пока не почувствует прирост знаний о ткани мироздания. Чарующая пустота, давила на его тело, и это ощущение воспринималось так, словно нечто пыталось вытолкнуть его из однородной черной массы, где он был всего лишь чужеродным объектом.
Своевременно определенные верх и низ вращались вокруг Аменира слишком быстро, сбивая его с толку. Они расплылись по плоскости между "над" и "под", сливаясь воедино внутри тела юноши, которое теперь было везде и нигде одновременно. Дальнейшее сопротивление бесполезно, оставалось лишь полностью расслабиться и положиться на непостоянную нереальность. Центр притяжения, где бы он ни находился в этой бесконечно меняющейся пародии на пространство, сместился в очередной раз, заставив Кара отлететь куда-то вбок, хотя разум подсказывал реаманту, что перемещается он совершенно в другую сторону. Но если задуматься хотя бы на секунду, то складывалось впечатление, будто тяжесть юноши устремилась внутрь него самого, а все чувства наоборот подсказывали, что тело готово порваться на части от силы, которая тянула его сразу во все стороны. Конфликт воспринимаемого, видимого и действительности достиг своего апогея, и Аменир покорно ждал дальнейшего развития событий, балансируя на грани безумия. Завеса тайн мироздания приоткрылась.
Самосознание утратило свое былое значение. Что представляет собой обычный человек, оказавшийся в водовороте непознаваемого? Кар заставил себя думать, что видит свои отражения, хотя никаких зеркал, водной глади или каких-либо полированных поверхностей здесь не было и быть не могло. Это все он, только разный и соединенный в какую-то ужасную химеру. Неужели человек действительно так уродлив из-за своей сложности? У каждого всего один конкретный характер? О, нет – в людях живет бесконечно много сущностей, по живому сшитых в кошмарное лоскутное одеяло человечества.
"Это об одном человеке идет речь?", – услышал свою мысль Аменир. Она донеслась до него из-за невесть откуда взявшегося угла смутно знакомого дома. Кажется, он здесь жил. Воплощенное воспоминание? Слишком много вопросов. Оборачиваться не было смысла, реамант смотрел сразу во все стороны. Впрочем, возможных направлений в ирреальном намного больше, чем в нормальном мире. Но это не помешало ему увидеть в одном из отражений себя. Только в одном. Все остальные чем-то от него отличались, хотя они тоже были Аменирами. Старше и младше, с разным ростом, цветом волос, оттенком кожи. В общем ряду стояли даже Амениры, которые были женщинами, древними старухами и девочками. "Это все я?", – послышалось откуда-то сверху. Или снизу. Может, изнутри? Но изнутри чего?..
Орда с единым разумом, тысячи неделимых себя, распавшихся на мелкие осколки "я" – они все одновременно думали, и мысли нескончаемым потоком наполняли голову, готовую треснуть от сводящего с ума шума. Кар расслабился еще сильнее, позволяя раздробленному эху самосознания течь сквозь себя. Свои чужие мысли вскоре стихли, унеся с собой отражения Аменира в пучину предполагаемого. Наконец наступила тишина. Слабая человеческая природа больше не пыталась убить нарушителя границы действительности, а ирреальное смирилось с затерявшейся в его бескрайних просторах крупицей чего-то настоящего. Аменир посмотрел, как он сам вдыхает придуманный воздух. Вкус отвратительный и на ощупь неприятный, но это подтверждало, что здравый рассудок пока еще не покинул реаманта. Наверное.
"Можно начинать", – на этот раз мысль родилась внутри, а не пришла извне. Даже настоящий Аменир, на которого сейчас смотрел Аменир, не смог бы подумать настолько реально. Впрочем, несмотря на то, что где-то здесь был подвох, юноша сосредоточился на своей задаче.
Ощутить ткань мироздания невероятно сложно. Здесь вообще всему подойдет слово "невероятно", но это еще не представляло собой повода для отказа от секретов реальности, обнаружить которые можно лишь выйдя за ее пределы. Реаманты назвали составные части всего сущего нитями, но это не более чем просто термин в научном аппарате. На деле же фрагменты мироздания представляют собой нечто такое, что человеку крайне сложно ощутить и понять даже поверхностно, а на абсолютное знание можно и не надеяться.
Суть вещей начала открываться Амениру, жонглируя неизвестными ему чувствами и впечатлениями. Он увидел запах, попробовал на вкус звук, прикоснулся к равновесию, услышал изображение, вдохнул упругость, скорость и давление, сориентировался в звуках, а затем все вновь перемешалось. Истерзанный разум реаманта был уже на пределе, различные аспекты восприятия мироздания переплелись в пестром узоре. Они постоянно сменялись, исчезали и появлялись, вытекали друг из друга, поглощали одно ощущение и порождали другое, заставляя Кара бесконечно менять свое мнение, сомневаться в истинности пережитого чувства, путаться и возвращаться к изначальным вариантам, от которых уже несколько раз приходилось отказываться, из-за чего представление о мире каждый раз переворачивалось с ног на голову.
Аменир понял, что уже не справляется с потоком информации. Он узнал достаточно, надо возвращаться, пока ирреальное не заманило его в ловушку, где юноше предстояло провести несколько бесконечностей. А это очень долго, особенно если учесть, что здесь время течет иначе. "Верх вверху, низ внизу", – твердил себе реамант, а ему вторили два или три голоса. Все воплощенные фрагменты памяти и мыслей остановились и с оглушительным грохотом двинулись в обратную сторону, растворяясь в глазах Кара, жадно хватающего воздух, который он не успевал придумывать. Эйфория и леденящий ужас, вожделение и отвращение, счастье и вселенская печаль, боль и наслаждение – все слилось воедино и навалилось на Аменира, иссушая его душу ложными чувствами, которые лишь похожи на свои аналоги из реального мира. Ему надо вырваться из бушующего ада невозможных картин, запахов и вкусов, но подкравшееся безумие тащило его в бездну непознаваемого, запрещая даже думать как человек.
"Верх вверху, низ внизу..."
Вокруг одна ложь, это все нереально. Сила разума способна справиться с какой-то выдумкой. Там не существовало законов природы, все они заключены в одном лишь Аменире, одиноком кусочке реальности в кромешной тьме огромного непространства. Значило ли это, что он может диктовать свои правила? Или, быть может, ему не дозволено решать вообще ничего? Мысли растворялись в вязкой пустоте, сжимающей хрупкое человеческое тело и проникающей глубоко в сознание беспомощного существа, которое барахталось во мраке, повторяя свои попытки всплыть на поверхность этого неправильного места.
– Верх вверху, низ внизу! – выкрикнул падающий Кар.
Стул и стол на первом этаже домика реамантов разлетелись на мелкие щепки. Когда валяющийся на полу юноша пришел в себя. Он с наслаждением застонал, ощущая обычную гравитацию, которая не разрывала его на части. Верх, как положено, был где-то у потолка. Низ находился под растянувшимся Амениром. Значит, все нормально...
Облегченно вздохнув, молодой реамант приподнялся на локтях и осмотрел комнату. В воздухе висели деревянные кусочки мебели, скрепленные между собой тонкими иглами. Создавалось впечатление, будто на месте стульев и стола вырос странный куст, помимо всего прочего, соединенный со стенами и небольшим шкафом тонкой паутиной из древесных волокон.
– Старик будет ругаться, – вздохнул Аменир и с трудом поднялся на ноги. – Скажу, что провел неудачный эксперимент...
Этикоэлу незачем знать о том, что Кар посещал ирреальное. Учитель сейчас не в том состоянии, чтобы спокойно пережить беспокойство о дураке, который подвергал себя огромной опасности ради обретения знания о различных аспектах реальности и поиска новых нитей ткани мироздания. От этого зависили возможности реамантов, и Аменир не собирался останавливаться на достигнутом, а его врожденный талант и огромная сила изменения реальности помогут ему превзойти Этикоэла Тона и их предшественников, мечтавших о счастливом будущем. Юноша знал, что способен воплотить мечту в реальность. Он послужит Комитету, спасет Алокрию и создаст лучший мир, как только мироздание откроет ему секрет достижения идеала. Просто нужно стать сильнее.
Кар осторожно поднялся на второй этаж и заглянул в кабинет учителя. Старик крепко спал, и, кажется, сейчас его ничто не беспокоило. Вот только хриплое дыхание могло оборваться в любой момент, превратив обычный сон в вечный. Прикрыв дверь, Аменир вернулся к деревянному кусту, сотворенному его буйным возвратом в реальность. Он опустился на пол и прикрыл глаза.
– Когда же я обрету достаточно знаний для создания лучшего мира... – тяжело вздохнув, пробормотал реамант, и его лицо осветило золотистое сияние символов на вращающихся секциях куба.
Завеса тайн мироздания приоткрылась вновь. Ирреальное стояло на пороге домика реамантов в Новом Крустоке и звало за собой Аменира Кара, неся в одной руке возможности осуществления великой мечты, а в другой – безумие и вечные муки за гранью существования.
Глава 6
Благодаря попутному ветру «Отважная куртизанка» добралась до Бухты Света удивительно быстро. По пути Кристоф Тридий и его команда никого не встретили, купол на скалистом берегу Евы не проявлял никакой видимой активности, а лазурный мир воды и небес был настроен весьма доброжелательно. Миссия Комитета понемногу превращалась в спокойную морскую прогулку.
– Сам же говорил, что нас отправили просто на всякий случай, – заметил Демид Павий. – Так чего ты ожидал? Скорее всего, задание уже выполнено.
– Тогда мы встретили бы посланные ранее корабли, – возразил Кристоф.
– Они могли взять немного южнее, чтобы не попасть на встречный ветер и течение у берегов Евы, – помощник капитана ухмыльнулся. – Господин великий навигатор, неужели ты не учел этот момент?
– Не учел, – согласился Тридий. – Рекомендую тебе забыть мою оплошность, иначе тебе придется остаток службы питаться одними трюмными крысами.
– А разве это не наш обычный рацион? – захохотал Демид.
Ему, конечно, дозволено подобное обращение с капитаном. В конце концов, они вместе прошли все трудности, которые преследовали их с момента бегства из Фасилии. Но за время этого плавания расслабились даже самые дисциплинированные матросы – все шло слишком хорошо. Если выяснится, что отправленные с миссией Комитета корабли уже отплыли из колонии и направились в Новый Крусток с необходимым шаманом на борту, то можно неторопливо возвращаться домой, наслаждаясь чудесным видом, умиротворяющей качкой и освежающим ветром.
Увы, ожиданиям экипажа "Отважной куртизанки" не суждено было сбыться. Губернатор Бухты Света встретил Кристофа с широкой улыбкой и неимоверным желанием узнать, что происходило в мире. Видимо, местным жителям катастрофически не хватало сообщения с внешним миром. Но времени на пустую болтовню не было, капитан спросил насчет двух алокрийских кораблей, которые должны были оказаться здесь немного ранее. Как выяснилось, они действительно прибыли один за другим около четырех дней назад, но больше в Бухте Света не появлялись.
"Решили сразу отправиться в Алокрию после успешных поисков? – подумал Тридий. – Вряд ли. Четыре дня вдоль побережья, плюс они знают о встречном ветре и течениях вдоль побережья Евы. Значит, без пополнения провианта им было бы не обойтись. Интересно. Не нашли шамана, что-то случилось или решили поголодать, чтобы быстрее выполнить поручение Комитета?.."
"Отважная куртизанка" не задержалась в колонии дольше, чем того потребовали осмотр корабля на предмет повреждений и сбор информации об острове. Узнать удалось не так много, но поиск племени Наджуза значительно упростился, хотя даже местные колонисты не знали, как себя именуют дикари. Откуда об этом стало известно Шеклозу – загадка.
Почти сразу после открытия южный остров архипелага был забракован как земледельцами, так и рудоискателями. Его почва хоть и была достаточно плодородна, но из-за горы в центре и невероятно густых джунглей обработка земли превращалась в настоящую пытку, а недра не скрывали в себе никаких драгоценных металлов и самоцветов. Ко всему прочему, расположение на самом юге Дикарских островов делало новую колонию опасным для кораблей местом – здесь начинался рифовый пояс, и малейшая неосторожность или неблагоприятные погодные условия могли погубить корабль вместе со всем экипажем.
Многие переселенцы, которые некогда прибыли в Бухту Света, предпочитали с первым же кораблем покинуть никому не нужный клочок земли, но были и те, кому он пришелся по душе. Мирный край, где даже губернатор половину дня проводил в заливе, сидя с удочкой на пристани рядом с обычными крестьянами, а потом копался в огороде, чтобы обменять свежие овощи на дичь, подстреленную охотниками, которые хоть и не рисковали уходить вглубь острова, но умудрялись каждый день добывать свежее мясо. Настоящая идиллия.
После короткого разговора с местными старожилами, Кристоф узнал, что на острове проживают минимум два племени дикарей. Одни из них – кровожадные твари, которые во время первичной разведки убивали колонизаторов, забредших на их территорию где-то в западных джунглях. Однажды они даже предприняли попытку штурмовать само поселение, но расквартированный там на время исследований корпус морского патруля смог отбить нападение дикарей, и те с тех пор не подходили к Бухте Света. Правда, периодически из джунглей не возвращались охотники и пропадали люди, но в этом могла быть и заслуга хищников, водившихся на острове в великом множестве.
Второе племя отреагировало на заселение острова и появление разведчиков не так агрессивно. Но дикари дали ясно понять, что если кто-либо сунется на их земли в юго-восточной части джунглей, то сдерживаться они не будут. Так с ними и не получилось установить никаких контактов, да и толку от подобного сотрудничества не было – торговать здесь особо нечем и незачем, а культурное взаимообогащение ни одной из сторон интересно не было. Но, честно говоря, Кристоф надеялся, что именно последние аборигены назывались Наджуза, потому как, судя по рассказам очевидцев, первые даже разговаривать не станут.
Капитан вернулся на борт "Отважной куртизанки" со смешанными мыслями. Ситуация с шаманами не прояснилась, опасность возросла, миссия Комитета стала еще страннее. От предыдущих кораблей нет известий, их мог ожидать как успех, так и неудача. И вообще, какое из двух племен называется Наджуза? А что, если их три или четыре? Остров ведь до конца так и не был исследован.
– Ну, какие будут приказы? – спросил Демид, подойдя к задумавшемуся другу.
Моряки окружили сидящего на ступеньке капитанского мостика Кристофа и терпеливо ждали. А ведь они знали еще меньше Тридия, но все равно согласились на загадочное задание, которое началось со спокойной морской прогулки, а впоследствии все больше напоминало опасные приключения в духе баллад про первооткрывателей.
– Нам надо добраться до юго-восточной части острова, – задумчиво произнес капитан. – Начнем поиски оттуда. Если с момента колонизации ничего не изменилось, то там мы должны наткнуться на племя относительно мирных аборигенов.
– Как много относительно? – встрял Бадухмад. – Мало относительно, что умирать стану, Кристоф-капа?
– Судя по душку, ты подох уже пару недель как, – усмехнулся Демид.
– Замолчи себя, глупый фасилийский девочка, – огрызнулся кажирец. – Так пахнет в нормальном мужчина.
– Извини, я не такой знаток в мужиках.
В толпе моряков раздались смешки, но все притихли, когда Тридий, не обратив внимания на традиционную перепалку, продолжил рассуждать вслух:
– На юго-восток мы можем пройти по суше и по морю. Оба варианта очень опасны.
– Надо идти по суше, – подхватил помощник капитана. – Иначе точно напоремся на рифы. Если риск одинаково велик, то надо отправляться пешком, чтобы хоть корабль сохранить.
– Глупый девочка, не разговаривай чушь, – отмахнулся Бадухмад. – Смотри остров туда – гора, а за ней густо лес. Мы гора пойдем долго и трудно. В лес трудно тоже – много деревья, и зверь бродит злые. Змея кусай, жук кусай, хищный кошка кусай. Вода плыть надо, Кристоф-капа. Так быстро будет и опасно мало.
– Тебе-то чего бояться хищных кошек? – насмешливо поинтересовался Павий. – С твоим цветом кожи они на тебя не позарятся. Только в песочек закопают, как...
– Хватит, – Кристоф перебил своего помощника и предупреждающе посмотрел на кажирца. – Не время для глупых шуток. И вы оба правы. Рифы, горы, джунгли, хищники, змеи и насекомые, яды которых неизвестны даже фармагикам Академии. А еще по острову бродят кровожадные дикари, и мы совершенно не знаем их языка. Мирей сказал, что Шеклоз не считает языковой барьер препятствием. Не знаю, что он имел в виду, но мне абсолютно не хочется устраивать пантомиму перед аборигенами.
Капитан замолчал. По нему было видно, что он напряженно думает, выбирая один из двух одинаково самоубийственных вариантов. Случиться может все что угодно, нет смысла выбирать путь по уровню опасности. Значит, надо ориентироваться на скорость.
– Отчаливаем, – вздохнул Кристоф. – Пойдем по морю, огибая остров с востока.
Матросы без лишних слов разбежались по кораблю, и вскоре "Отважная куртизанка" вышла из спокойного залива Бухты Света. Демид занял свое место у штурвала, а капитан задумчиво бродил взад-вперед рядом с ним, разглядывая карту, на которую даже не совсем верно были нанесены очертания ненужного острова на юге архипелага, не говоря уж про рифовый пояс. Просто никому в голову не приходило специально искать рифы в том месте, куда и плыть-то незачем.
– Рискуем, – пробормотал Демид.
– Ерунда, – отмахнулся Кристоф. – Мы пешком из Фасилии в Алокрию пришли почти сразу после войны, чтобы стать моряками в алокрийском флоте – вот это был риск.
– Ага, – ухмыльнулся помощник капитана, но затем как-то резко посерьезнел. – Слушай, а ведь о наших предшественниках так ничего и не известно.
– Возможно, они уже на пути в Алокрию с шаманом на борту. Мы просто могли их не встретить.
– Выходит, мы подвергаем себя опасности просто на всякий случай, – весело заключил Павий. – Узнаю алокрийские власти!
– Власти везде такие. Не забывай, что люди – это ресурс.
– А мы в папа Кажир целые под свободой сами, – гордо заявил Бадухмад.
Чернокожий матрос постоянно встревал в разговоры двух фасилийцев. Следить за канатами, тянущимися к корме корабля, было его обязанностью, поэтому он часто появлялся на мостике. И, судя по всему, кажирец считал, что отсутствие такта и понятия о дисциплине на флоте давали ему право перебивать капитана и его помощника. Кристоф пробовал отучить Бадухмада от вредной привычки, но в конечном итоге пришлось смириться с его наглостью.
– Возвращайся к работе, копченый, – Демид небрежно кивнул в сторону связки канатов. – Не хватало нам еще выслушивать, как вы там в своем обезьяньем царстве управляетесь.
– Мне слышно стало, два корабли могли задание делай до мы? – поинтересовался кажирец, проигнорировав замечание.
– Вроде того, – буркнул Кристоф, поглощенный изучением карты. – А тебе действительно стоит сосредоточиться. Кажется, скоро мы войдем в рифовый пояс, а рядом с островом достаточно мелко, чтобы брюхо нашей "Куртизанки" оказалось распорото от носа до кормы...
– Тогда сейчас лучше просто поворачивать в назад, – произнес Бадухмад, указывая рукой на север. – Если опасно много, то лучше возвращаться. Два другой корабль делали задание до мы. Если они погибали, то мы тоже погибали. Если они успех, то мы нет зачем делать то же.
Кажирец был в чем-то прав. Отправленные Миреем "на всякий случай" Кристоф Тридий и его команда рисковали жизнями, догадываясь, что с большей долей вероятности их ждет либо неудача, либо бесславная гибель. А если они повернут сейчас, то не выполнят прямой приказ комита колоний и Комитета.
– Надо хотя бы удостовериться, что наши предшественники побывали здесь, – произнес капитан, поразмыслив над словами Бадухмада. – И будет просто замечательно, если они уже взяли шамана и повезли его в Новый Крусток.
– И как мы это узнаем? – поинтересовался Демид.
– Спросим у племени Наджуза, – вздохнул Тридий. – В общем, как ни крути, надо искать дикарей. Не вижу другого варианта...
– Мы будем умирай глупый и напрасно, Кристоф-капа, – буркнул кажирец и незаметно растворился, слившись с суетой на палубе.
На небе не было видно ни единого облачка, а солнце пекло так, словно хотело запечь человеческие тела в оболочке из обуглившейся кожи. Горячий влажный воздух ошпаривал легкие и не давал отдышаться. Освежающий бриз и тень от паруса еще кое-как спасали положение, но даже самые выносливые моряки чувствовали себя отвратительно в подобном климате.
Капитан прикрыл голову от палящих солнечных лучей картой – так от нее была хоть какая-то польза. Они осторожно шли по морю вдоль берега, который издалека казался безжизненным, хотя на самом деле зеленый ад джунглей, подступающих почти к самой воде, кишел разнообразными тварями, которые либо сами боялись человека, либо вызывали страх у него. Среди моряков ходило немало баек о буйной природе и живности Дикарских островов. В какой-нибудь таверне за кружкой пива это, возможно, и казалось забавным, но здесь почему-то хотелось надеяться, что хотя бы половина рассказов были выдуманы воспаленными умами, витающими в парах алкоголя.
Кристоф снова вздохнул. А ведь как хорошо все начиналось...
– Я что-то вижу, – пробормотал Демид, напряженно вглядываясь куда-то вдаль.
– Что там? – отвлекся от своих мыслей капитан.
Взобравшийся на мачту матрос свистом подал сигнал и закричал:
– Остов корабля прямо по курсу! Алокрийский патрульный!
Фасилийцы переглянулись.
– Думаешь, они напоролись на рифы? – спросил Тридий.
– Штормов не было, – помощник капитана пожал плечами. – Скорее всего, рифы, да.
– Ну, все. Хватит, – Кристоф подошел к краю мостика и принялся раздавать приказы. – Опустить паруса! Бросить якорь! Отсюда пойдем по...
Он с удивлением обнаружил, что палуба ушла из-под ног, а в следующее мгновение его нагнал оглушительный треск разрываемой древесины. "Отважная куртизанка" содрогнулась, и каждая доска ее корпуса издала пронзительный предсмертный скрип. Перекувырнувшись в воздухе, Кристоф неловко приземлился, из-за чего вывихнул ногу, ушиб плечо и неслабо приложился головой. Инстинктивно ухватившись за мачту, капитану понадобилось некоторое время, чтобы встряхнутый мозг помог ему разобраться в произошедшем. Со всех сторон раздавались крики и треск, мешая сосредоточиться, а летящие с кормы бочки и связки канатов могли выбить дух из зазевавшегося моряка или вышвырнуть его за борт.
Тридий зажмурил глаза. Он испугался и не мог отдавать приказы. Кораблекрушение перечеркнуло больше десяти лет, и вот он снова стоял на палубе фасилийского корабля, наблюдая, как алокрийский флот приближался и методично уничтожал деревянных исполинов Кассия. Подожженные стрелы скармливали жадному огню просмоленные доски, канаты и льняные паруса. В воздух взвилась какофония треска, скрипа и воплей солдат, погибающих в сражениях на сцепленных крючьями кораблях. Что это за мир, где люди так уродуют столь прекрасное творение Света? Не такое море любил Кристоф. В его море царили соленые ветра, безбрежная синева, умиротворяющая качка и армия верных звезд над головой, которые всегда готовы подсказать правильный путь. Вот его лучший мир.