Текст книги "Новый Нечистый из Самого Пекла"

Автор книги: Антон Таммсааре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Глава третья

Жизнь у обитателей Самого Пекла становилась все горше – начиналась весенняя страда. Антс требовал, чтобы с ним поскорей расплатились за скотину и материалы, не то угрожал все отобрать. А так как платить приходилось работой, в своем хозяйстве у Юрки рук не хватало. Однако и тут выручил находчивый Антс. Он сказал:

– Не иначе надо тебе батрака нанять. Но будь бережливым: только найми парня помогать женке по дому, а сам – ко мне, – вот и сможешь сполна расквитаться. А там поглядишь, как быть – понадобится, батрачку наймешь, чтобы усадьба в самый раз была: хозяин, хозяйка, батрак и батрачка.

– Пастуха не хватает, – рассудил Юрка.

– Сперва стадо, потом и пастух, – поучал Антс. – Для одной коровенки, ярки и котенка пастуха держать – жирно! Этак без хлеба останешься.

– Вроде бы так.

Вот и наняли батрака, который стал ковыряться на Юркиной полоске, а Юрка продолжал гнуть спину на Антса, словно сам в батраки попал к нему. Задумал было он послать к Антсу парня: пусть отработает за лошадь и корову, рассчитается и за другое полученное добро, но Антс не согласился.

– Сам ты получал корову да лошадь, сам своим трудом и плати, как полагается.

Делать нечего, Юрка остался у Антса, а батрак поселился с Лизетой в Пекле, словно была она не Юркиной, а его, батрака, бабой.

Шли дни за днями, недели за неделями, а Юрка толком не знал даже, что творилось в Пекле. Если он и слышал о доме, так больше от Антса, ибо тот, бывало, забредал по делам и в те лесные края. Наконец, взяло Юрку беспокойство, и ночью он отправился домой. А там – едва хотел войти – дверь на запоре. Юрка постучал, но никто ему не открыл, и тогда он выломал дверь. Только успел Юрка шагнуть в комнату, в тот же миг в окошко выскочил батрак. Юрка было бросился вслед за ним, да куда там – окно оказалось чересчур маленьким. В гневе решил он пробить окошко пошире, но во время рассудил: не стоит из-за батрака-голодранца дом расшибать. Выбежав через выломанную дверь, Юрка пустился за батраком, да тот тем временем удрал в лес. И Юрка вернулся в избу, подошел к Лизетиной кровати. Жена спала. Спала сном праведницы.

– Старуха! – закричал Юрка, аж задрожали стены.

– Старик, это ты, дорогой! – проснувшись, воскликнула Лизета таким нежным голоском, какого Юрка раньше никогда не слыхивал. – Только что я видела тебя во сне, будто приехал ты верхом на большом вороном жеребце, а у жеребца из ноздрей дым да пламя.

– Что этот батрак-лодырь в комнате делал? – перебил ее Юрка.

– Дорогой мой, о каком ты батраке говоришь? Тебя я во сне видела.

– Почему не отворила, когда я стучал?

– Ну убей, ничего не слышала!

– Я дверь вышиб, а батрак в окно вымахнул.

– Ах он, дубина стоеросовая! – забранилась Лизета. – Ведь я же с вечера не закрывала окошко, чтобы спалось привольней. Ну да завтра я ему задам!

– Скажи ему: застану еще раз в комнате – пристукну.

– Верно, старина, так ему и надо, он большего не стоит. Да и того едва ли стоит, шкуру с него, как с медведя, не сдерешь.

– Шкуру и с медведя драть не к чему, все равно другим достанется, – сказал Юрка.

– Если еще раз медведя убьешь, повесим шкуру на чердак сохнуть. Там ее искать никому невдомек, – утешила его Лизета и добавила: – Тебе отдохнуть бы малость у меня, да кто дверь починит? Батрак на это не мастер. А совсем без двери никак нельзя, хоть и лето сейчас.

– Вроде бы нет, – согласился Юрка и в ночной полутьме принялся за починку, а закончив работу, поспешил к Антсу, ибо там вставали рано. Вот так он и сходил домой: сломал да починил дверь – только и всего.

«Хоть бы батрака пришиб», – сокрушался Юрка на обратном пути. Но вскоре он забыл о своих сожалениях – его ожидал тяжкий труд, и не оставалось времени на размышления.

Ночи стали уже длиннее, когда он снова отправился в Пекло. Тихонько вошел в дом – дверь на сей раз оказалась открытой, – осторожно приблизился к кровати, протянул руку – кровать пустая. Куда же запропастилась жена? Не сбежала ли она с батраком?

Юрка вышел из комнаты и полез на чердак, где спал батрак, но и здесь не нашел никого. Забрел в хлев: все было тут как тут – лошадь, корова и овца. На дворе навстречу ему попался котенок и, испугавшись, удрал за дом. Юрка призадумался, потом потерял терпение и стал кричать. С каждым разом его крик раздавался все громче и громче. Наконец, оттуда, куда скрылась кошка, показалась Лизета.

– Где ты шатаешься по ночам? – спросил Юрка.

– Шутник ты, старина! Придет домой, словно тать в ночи, и сразу дознаваться, куда ходила! Сам знаешь, куда ходят, если ночью понадобилось.

– Где батрак?

– На чердаке, где же еще. На что он тебе?

– Я спрашиваю: где он? На чердаке его нету.

– Пошел небось побродить.

– Не иначе. И я-то думаю: ты ведь шляешься, почему бы и батраку не пошляться; а дом сам по себе.

– Как же сам по себе, ведь я же здесь, – возразила Лизета.

Тут Юрка вспомнил, что за несколько десятков шагов от дома, на краю поля, стоит сарай и что, возможно, жена пришла оттуда. Юрка направился к сараю.

– Ты куда? – спросила Лизета.

– Пойду посмотрю, сколько в сарае сена.

– После поглядишь, зайди на чуток в дом.

– Нет, я хочу сейчас поглядеть, – сказал Юрка и зашагал.

Лизета пошла с ним, выговаривая ему во весь голос:

– Что это взбрело тебе на ум ночью сено глядеть? В сарае его немного, копны еще не свезены.

Юрка пустился бегом, Лизета с криком за ним:

– Старик, а старик, спятил ты, что ли?

Юрка и впрямь обезумел. Пыхтя, он подбежал к сараю в тот самый миг, когда оттуда выскочил батрак. Схватив его за шиворот, Юрка швырнул парня обратно в сарай и стал проворно укладывать поленья у самого входа.

– Что ты задумал, сумасшедший? – закричала жена.

– Сейчас увидишь, – ответил Юрка.

– Тогда пусти и меня туда. – Лизета рванулась было в сарай.

– Тебя я и так прикончу, – пропыхтел Юрка, оттолкнув Лизету.

Когда вход был заложен, Юрка вынул из кармана огниво и трут. Лизета стала умолять мужа, но тот, не обращая на нее никакого внимания, запалил стреху. Был довольно сильный ветер, и вскоре сарай с сеном обратился в бушующее огненное море. Взмыли языки пламени, занялся и вовсю затрещал растущий поблизости можжевельник. Юрка загрохотал – это смех вырвался из его рокочущей глотки; потом притих, глядя, как неистовствует огонь. Поодаль, на краю поля, сидела Лизета и плакала. Когда все было кончено и от сарая остались лишь раскаленные угли и дымящиеся головешки, Юрка подошел к жене и буркнул:

– Ну, старуха, пойдем-ка теперь домой.

Но заплаканная Лизета, вскочив с земли, вдруг бросилась Юрке на шею и сказала:

– Сам теперь видишь, я тебе еще мила.

– Вроде бы так, – молвил Юрка, и, подумав, прибавил: – Вот как выбью из тебя дух, станешь еще милей. А сарая для сена жалко.

– Не жалей. Кто знает, может быть все это к лучшему, – утешала Лизета мужа.

Придя утром к Хитрому Антсу, Юрка сказал, что кто-то поджег его сарай у поля и в сарае сгорело много сена. Хорошо еще, что ветер был со стороны усадьбы, иначе мог бы и дом загореться. Поразмыслили они с женой, кто бы это мог сделать, и «рискнули» под конец: не батрак ли со своей цыгаркой? Тот говорил вечером, что хочет поспать на свежем сене, а ночью нигде не могли его сыскать. Посмотрим, явится ли поутру.

Но батрак не появлялся. К полудню пришла Лизета и принесла весть, что парень пропал. Сообщили полиции, но там решили, что надо немного обождать, пока огонь совсем затухнет, а то как начнешь розыски на пожарище? Хорошо, если бы хлынул дождь, – все загасил бы.

Однако вечером полиция явилась-таки в Пекло и принялась рыться на месте сгоревшего сарая. Внизу обнаружили не тронутое еще огнем сено, а под ним нашли батрака, конечно мертвого. Трудно было объяснить, зачем и когда забился батрак в сено, – он ведь мог выскочить из сарая. Если бы пламя настигло его во время сна, причем так, что он ничего не смог бы предпринять для своего спасения, то батрак не оказался бы под сеном. В одном не сомневались: пожар случился по вине парня, иных людей тут не было. Когда проснулись хозяева? Но хозяин сам не успел и глаз сомкнуть, потому что он от Хитрого Антса шел проведать жену и уже издалека заметил огонь. Пустился бежать, думая, что горит усадьба, а подойдя, увидел, что в огне только сарай. Стал колотить в дверь, но жена спала, ни о чем не ведая.

– Как услышала про пожар – ноги подкосились! – сокрушалась Лизета.

Велось следствие, шли допросы да дознания, но этим все и кончилось. Пришлось Юрке искать нового батрака или поденщика. Говоря об этом с Антсом, Юрка сказал:

– Парня мне больше не хотелось бы, подожжет еще дом своей цыгаркой.

– Что ты думаешь насчет нашей Юлы? – спросил Антс.

– Насчет Юлы? – Юрка немного подумал.

Конечно, она подходит. Юла в теле сильная, с большими руками и толстыми ногами. Умеет лошадь запрячь, с любым мужицким делом управится. Кроме того, сено стоговать, она большая мастерица. Ну, а вообще-то ее считают малость придурковатой. Юрка однажды помог ей слезть с нового большого стога, только у него и хватило силы поднять Юлу. Потом они оба хохотали как сумасшедшие. Юрка тогда же подумал: вот бы ему такую бабу, как Юла. Она небось не хлипкая, не то что Лизета.

– Юла за мужика работает. Уж она цыгаркой иль трубкой не задымит, – похваливал Антс девушку.

– Вроде бы нет, – согласился Юрка.

Так и поладили: Юла отправилась в Самое Пекло на место сгоревшего паренька, а Юрка по-прежнему гнул спину на Антса, отрабатывая ему свое добро.

– Посмотрим, спалят ли и меня в Пекле, – дурашливо засмеялась Юла, собираясь в путь-дорогу.

– Сама себя не спали, другие не станут, – сказал Юрка.

– Отвез бы ты, хозяин, меня на место, – смеялась Юла.

– Не хватало еще на тебя день тратить, ступай сама, – сказал Антс. – Нынче как раз будем с парового поля камни возить, кого я вместо Юрки туда пошлю, если он тебя повезет?

Конечно, Антс был прав. Никто не мог заменить Юрку. Других таких мужиков, как Юрка, на свете нет, – это Юла ясно ощутила в тот краткий миг, когда Юркины руки снимали ее со стога. Поэтому она и смеялась как сумасшедшая. Какое огромное счастье, что есть на свете такой человек, как Юрка. Схватит он тебя – чувствуешь, словно в тиски попала.

После того как Юла ушла в Пекло, с Юркой произошла чудесная перемена: его стало тянуть домой. Прежде о жене будто и не вспоминал, а теперь помнил. Однако не сам он заметил это, а другие.

– Что-то зачастил Юрка в Самое Пекло, – сказал Антс. – Что случилось?

– Бабы там одни, потому, – молвил Юрка.

– Все тебе беда – сперва с батраком, нынче с работницей.

– Вроде бы так.

Однако Лизета поняла все по-своему. Она спросила у мужа:

– Что за девку ты мне послал? Будто и придурковата, а работает за двоих батраков. Уж и меня подгонять начинает, точно она в доме хозяйка.

Юрка ничего не ответил бабе, но сердце его екнуло от великой радости. И с тех пор стал он реже ходить в Пекло. Вскоре Лизете бросилось в глаза, что Юла днем сонная, словно не выспалась ночью. С чего бы это? Она стала наблюдать за девушкой: вместо того чтобы идти спать, Юла ускользала из дому. Куда бы ей ходить? На следующий раз, когда Юрка пришел в Пекло, Лизета сказала ему:

– Шляется девка по ночам, не сидится ей дома, а днем сонная.

– Я скажу ей, – ответил Юрка.

– И не заикайся, ради бога, – попросила Лизета, – иначе, как останемся вдвоем, накинется еще на меня. Она ведь сразу подумает, что это я наговорила. А я попросту сказала, потому что не знаю, где она и с кем…

– А что тебе до чужих?

– Разве она чужая, ведь у нас в доме живет.

Тем все пока и кончилось. Юрка обещал, что не скажет девушке ни слова. Юла бывала иногда слегка сонная, но работала здорово, словно не на хозяев, а на себя. Прошли недели. Лизета заметила, что Юла не может больше есть – все-то ее тошнит. Расспросив девушку, она узнала: да, было этакое дело. Но с кем? Этого нельзя сказать, никак нельзя.

При первой возможности Лизета обо всем рассказала Юрке, спросила, что делать. Тот остался невозмутим, а немного подумав, сказал:

– Ну что ж, время уже такое. Раз у замужних детей нет, пусть они хоть у девушек будут. Ты поглядывай, чтобы она на работе не надорвалась, а то кто его знает…

– Ах, вот как? Из-за того, что у меня своих детей нет, я должна чужих пасти, да еще до их рождения?! – вскричала Лизета.

– Вроде бы так, – ответил Юрка. – Нет у тебя детей ни от своего мужа, ни от кого другого, а…

– Да, нету их, и не хочу, чтоб были, – перебила Лизета. – Я и на земле-то жить не хочу, чего мне еще детей плодить?

– Хочешь в рай махнуть?

– А что? И туда махну.

– Ступай хоть в ад, но пока ты живешь на земле, изволь заботиться о детях. У самой нету – за чужими ходи.

– Послушай, старик, с чего тебя вдруг на детей потянуло?

– Человек я и смертен, спастись хочу – вот с чего.

– Не у Антса ли ты нахватался этакой мудрости?

– Я в церковь хожу. Там научили.

– Ишь как! Нечистый из Пекла в церковь ходит!

– Хожу и петь учусь.

Лизета засмеялась, думая, что муж шутит, но потом увидала, что тому не до смеха. И сердце ее охватила тревога. Как же ей закончить свою земную жизнь, если Юрка, живя среди людей, стал таким странным! По мере того, как у Юлы приближался срок родить, беспокойство Лизеты возрастало, ибо Юрка все больше и больше заботился о девушке. Если сперва Лизета думала, что муж стал чаще наведываться домой ради нее, Лизеты, то потом у нее не осталось ни малейшего сомнения в ином: беда в девушке, в ребенке, который должен появиться на свет. В сердце закралось злое подозрение: не ее ли муж – отец ребенка Юлы, не встречались ли они летом в лесу? Глупая, ей в свое время не приходило это в голову, а то она могла бы там застать их обоих. Однажды она сказала Юле:

– Теперь мне ясно, кто отец твоего ребенка.

– А мне и невдомек, – ответила Юла.

– Юрка! – воскликнула Лизета.

– Сам сказал, что ли? – спросила Юла.

– С чего бы он стал о тебе заботиться? А знаешь, кто такой Юрка? Нечистый. Ты родишь дитя от Нечистого.

Юла стала смеяться, потом сказала:

– Все хозяева Пекла – Нечистые, а дети у них, как у всех людей.

– Юрка вправду Нечистый, – утверждала Лизета.

– Люди говорят, что он новый Нечистый, – сказала Юла. – Да по мне – все равно, будь он хоть самим господом богом. Главнее, что он мужик дюжий, посильней меня, рохлей я не люблю. Что ему сердце велит, то он со мной и делает, а противиться не могу нисколечко.

– Стерва ты бесстыжая! – в страшной злобе вскричала Лизета.

– Нет, я не стерва, хозяйка, – возразила Юла, – потому что у меня будет ребенок. Глядишь, еще двойня родится.

Трудно представить, что сделала бы в гневе Лизета, – она вспомнила историю с батраком. Но тем часом появился Юрка, и Лизетина ярость обрушилась на него.

– Эта бесстыдница говорит, что ты отец ее ребенка! – наскочила Лизета на Юрку.

– Не я сказала о том, – поправила ее Юла. – Хозяйка твердит, что хозяин говорил, будто он отец моего ребенка, а я только сказала, что вдруг двойня будет.

Юрка стоял и ждал, чем кончится перепалка.

– А ты что молчишь, воды в рот набрал? – закричала на него Лизета.

– Вроде бы так, – молвил Юрка.

– Потому ты о Юле и пекся, – расходилась Лизета.

– Может быть, – буркнул Юрка в ответ.

– Спалить бы вас обоих, – вскричала Лизета.

– Пойду-ка я лучше отсюда подобру-поздорову, – сказала Юла.

– Нет, ты останешься, – решил Юрка.

– Коли уходить – так мне, – продолжала кричать Лизета, – а тебе, муженек, я еще подложу свинью!

– Не подложишь, – сказал Юрка, – я тебя раньше прикончу.

– Пусть она живет, – сказала Юла, притронувшись к Юркиной руке.

– Видишь, старуха, из-за этой женщины дарю тебе жизнь, – молвил Юрка.

– Не надо мне твоего подарка, – разошлась Лизета. – Убивай, бей сразу на месте! Лучше мне в ад сойти, чем тут оставаться.

– И ступай, – ответил Юрка, – ежели не хочешь на земле жить.

– И уйду, – бушевала Лизета, – а ты, Юла, знай, что я тебе скажу: батрака и свой сарай Юрка сам сжег, караулил, чтобы парень не выбрался.

В избе на несколько минут воцарилась тишина. Затем Юла вразвалку подошла к Юрке и спросила:

– Правда, сжег?

– Правда.

– Зачем?

– Он со старухой спал.

– Ас тобой спала Юла, надо и ее сжечь! – снова раскричалась Лизета.

– У Юлы ребенок, а у тебя доныне ничего, – ответил Юрка.

– А эта премудрость у тебя откуда? Тоже из церкви?

– Из священного писания, – ответил Юрка. – Сказано там: «Плодитесь и размножайтесь».

– И ты, Юла, не бросишь этого убийцу? – обратилась Лизета к девушке.

– Он отец моего ребенка, – ответила та.

– Ладно, я обоих вас выдам полиции, – пригрозила Лизета.

– За что? – спросил Юрка.

– За то, что батрака сжег.

– Я не сжигал.

– Ты же сам сейчас сказал Юле, что сжег.

– Ничего про то я не слышала, – заявила Юла. – Уж не сама ли ты сарай запалила, может, тебя саму полиции сдать?

Лизета была сражена: те двое выступали заодно. Она простонала:

– Я умру из-за вас.

– От своей же злобы помрешь, – сказала Юла. Лизета больше не отвечала. Она слегла в постель и сказала, что будет ждать смерти. Пусть живут другие – с нее хватит, в жизни она только обманывалась. Шел день за днем, Лизета лежала, не принимая от Юлы ни пищи, ни питья. Сама не говорила ни слова и другим не отвечала; даже когда Юрка приходил проведать ее, она была глуха и нема. Так она пролежала, пока в один прекрасный день Юла не нашла ее мертвой. Ну что же, Юла согрела в котле воду и обмыла мертвое тело, чтобы пристойней было в гроб класть. Помощи Юле не понадобилось – хозяйка и живая была тощая, а мертвая и того тощее. Юла одна справилась со всем. Обмыв покойницу, она пошла сказать Юрке, что умершая хозяйка осталась одна домовничать и добро стеречь. Именно так и подумала Юла: домовничать и добро стеречь.

Глава четвертая

Услышав, что жена умерла, Юрка сказал об этом Антсу. Тот был человеком дотошным, дал Юрке гвоздей и досок, а заодно и пилу с рубанком, чтобы Юрка собственными руками сколотил жене гроб. Затем Юрка с Юлой зашагали вдвоем домой – мужик впереди – со своей ношей, она следом за ним. И все могло бы сойти как нельзя лучше, не нагрянь нежданная беда. Когда Юрка пришел к пастору с известием о смерти своей жены – надо ведь, чтобы били в колокол за упокой ее души и прочее, – тот вытащил одну за другой несколько объемистых книг и стал в них чего-то искать, повторяя про себя одно и то же слово:

– Нет, нет.

– Как нет? Ведь я сам ей гроб сколотил! – наконец, вырвалось у Юрки.

– Да, возлюбленное чадо мое, гроб есть, а души нету, – сказал пастор.

Юрка сел на стул и, вытаращив глаза, уставился в пол. Пастор никак не мог взять в толк, в чем же дело, о чем так сокрушается мужик. Для пояснения он добавил:

– Нет ни тебя, ни твоей старухи.

– Так ведь я тут, – сказал Юрка и встал со стула.

– Сам тут, а души нету, – усмехнулся пастор.

– А где же она, моя душа? – оторопело спросил Юрка.

– Где-нибудь в другом месте, в другом приходском списке. Однако, возлюбленное чадо мое, кто ты таков? Я что-то не припомню, чтобы видел тебя раньше.

– Я несколько раз бывал в церкви.

– Как у тебя обстоят дела с причастием, возлюбленное чадо мое?

Нет, к причастию Юрка еще не ходил.

– А сам ты, возлюбленное чадо, откуда?

– Из Самого Пекла.

– Ах, вот что! – протянул пастор. – Так, так! Теперь я начинаю понимать!

Юрка, однако, ничего не понимал, в недоумении глядя на пастора.

– Прежнего хозяина звали Нечистым, а с тобой как быть? – ухмыляясь, спросил пастор.

– Прежнего звали эдак, а я и в самом деле Нечистый, – ответил Юрка.

– Так ты, возлюбленное чадо, и есть настоящий Нечистый?

– Я и есть самый настоящий, – подтвердил Юрка. Пастора разобрал смех, он захохотал от всего сердца.

Однако Юрка никак не мог взять в толк, с чего тот разошелся, и из вежливости тоже попытался засмеяться вместе с пастором. Но, едва услышав гулкий грохот, словно из бочки, пастор умолк и пристально вгляделся в Юрку, будто и впрямь узрел перед собой живого Нечистого.

– Если ты в самом деле Нечистый, так зачем же ты пришел на землю? – спустя некоторое время спросил пастор, внимательно наблюдавший за Юркой.

– На то воля небесная.

– Так. Ну а все же, с какой стати?

– Чтоб обрести блаженство.

– Если хочешь обрести блаженство, возлюбленное чадо, то тебе нельзя верить, что ты Нечистый.

– Но ведь я – он самый есть.

– Нечистый не может обрести блаженства, возлюбленное чадо мое.

– А если он человек?

– Если человек, то должен верить, что он – человек. – А если я все-таки Нечистый?

– Тебе надо уверовать в невозможное, тогда и обретешь блаженство.

– Я верю, что обрету, иначе люди не пойдут в ад.

Пастор ровно ничего не понял, а потому спросил с любопытством:

– Как же так, возлюбленное чадо?

– Про то апостол Петр говорил.

– Что же именно сей Петр сказал?

– Петр сказал: человек грешен; он не может спасти душу, до того грешен. Хочет спастись, да не может. А вдруг и не хочет? Вот на небесах и пожелали узнать, хочет он или нет, может или не может. Поэтому, когда я пришел за душами, Петр и сказал мне: не получишь, мол, больше. «Если, говорит, хочешь душами раздобыться, так ступай на землю и будь человеком, – попытай, сможешь ли обрести блаженство. Если сможешь, стало быть, и человек может, да только не хочет; а не сможешь, значит, и человек не может, если бы даже и захотел. Так вот, если человек может, а не хочет, то пошлем его к тебе в ад, если же он не может, а ему хочется, то пойдет он в рай, и не видать тебе больше ни единой душонки». Так Петр и сказал. Вот я и пришел на землю, чтобы обрести блаженство.

От Юркиных слов пастор так и онемел. Наконец, он произнес:

– Но, возлюбленное чадо мое, как же будет с искуплением грехов?

Пастор опустился на стул. Он, веровавший в то, что скудоумие есть залог блаженства, любил в свое время посещать дома умалишенных. Там он встречал людей, считавших себя кто сыном божьим, кто китайским императором, кто стогом сена, кто квохчущей курицей, мусорным ящиком, ветром или просто ничем, – но Нечистого он доныне не встречал ни в доме умалишенных, ни на воле. Лютер и другие вероучители были куда счастливее его: они видались с глазу на глаз с самим дьяволом. Однако ныне и для него настал сей величественный час: перед ним сидел живой Нечистый. Пастор жалел сейчас только об одном: почему ни у кого на свете – ни у него, ни у других – нет больше той глубокой и твердой веры, которая позволяет воспринимать вещи такими, как они представляются нашим чувствам. Почему всегда и всюду нас грызет сомнение, почему непрестанно и неумолимо мы вынуждены до всего дознаваться умом? Почему не может он смотреть на этого верзилу, как на настоящего Нечистого, а считает его попросту кандидатом в сумасшедший дом? Как измельчал, как обветшал мир и человек! Да и у него самого в присутствии живого Нечистого не было сейчас иных переживаний, кроме некоторого страха: что было бы, если бы разъярился сидящий перед ним мужик! Слава богу, между ними письменный стол с книгами, а за спиной в каких-нибудь двух шагах, дверь. Поэтому он обратился к Юрке совсем спокойно, хотя сердце чуток и замирало в груди:

– Как же ты думаешь обрести блаженство, не веря в искупление грехов? Мы, люди, надеемся только на искупление.

– И погибнете, как сказал Петр.

– Именно Петр и говорит об этом… – неопределенно промолвил пастор. Он боялся рассердить Юрку, ответив более ясно и твердо, но наперекор ему. Однако такая предосторожность оказалось совершенно напрасной: Юрка был спокоен и уверен, ничто не встревожило его.

– На небесах в тот раз мне больше ни с кем не довелось встретиться, – сказал он совсем просто.

– Где же эти небеса? – спросил пастор тоже как можно проще.

– Да разве господин пастор не знает где? – вместо ответа спросил Юрка.

Из этого пастор заключил, что обсуждать религиозные вопросы с Юркой бесполезно, а потому сказал:

– Этот разговор завел бы нас слишком далеко. Перейдем лучше к делу. Ты сказал, что хочешь похоронить свою жену. Но ни тебя самого, ни покойной не числится в наших церковных книгах. Откуда ты родом?

Юрка сказал, откуда он, и даже показал пастору. какое-то удостоверение личности, из которого пастор сделал себе выписку. Итак, все было в порядке и Юрка мог везти хоронить свою жену. Но перед его уходом пастор подошел к нему, положил ему руку на плечо и сказал:

– Возлюбленное чадо мое, это очень хорошо, что ты признался мне, кто ты таков, но не говори об этом каждому, – ведь люди не верят тому, что им говорят, и могут тебя высмеять. Дело это касается души, и я понимаю тебя, потому что я – пастырь душ. Однако ты должен все же верить в искупление грехов, если стремишься к блаженству. А теперь иди с миром, твоя жена ждет тебя в своем гробу.

Юрка вышел. Ему стало жалко пастора и неловко за его последние слова, потому что этими словами пастор обнаружил все свое неведение и непонятливость. Он говорит о душе, когда перед ним во плоти и крови стоит сам Нечистый. И как мало пастор знает о его старухе! Жена ждет! Юрке хотелось расхохотаться во все горло над невежеством пастора. Но в одном тот был прав: не стоит говорить людям о своих делах, – они все равно не поверят. Ведь пастор и тот не поверил. Юрка почувствовал это.

А впрочем, все сошло ладно. Хозяйку Пекла похоронили, как полагается. И колокол звонил за упокой, было и все прочее. Лишь один изъян был во всем обряде: гроб оказался заколочен гвоздями, и никто из посторонних не мог посмотреть, как выглядит покойница. Юла объяснила, что умершая сильно изменилась, и поэтому Юрка не хочет ее показывать. Это еще больше возбудило умы: все непременно захотели увидеть, как смерть обезобразила Лизету. Однако Юрка остался при своем: крышку гроба, забитую длинными гвоздями, так и не открыли.

Но вскоре после похорон кругом заговорили, что Лизета умерла не своей смертью. Особенно громкой стала молва, когда у Юлы родилась двойня: она-то, Юла, наверно, и прикончила старую хозяйку, чтобы самой занять ее место. Юрка же или не знал ничего, или помог Юле скрыть преступление. Оттого-то крышку гроба и заколотили раньше времени. Тут людям припомнились и сгоревший сарай и непонятная гибель батрака, и они захотели узнать, что же вообще творится в Самом Пекле с тех пор, как там объявился новый Нечистый. Подозрения стали настолько явными, что в конце концов в дело вмешалась полиция: могилу снова разрыли. И тут-то выяснилось, что в гробу не труп, а земля и камни. Юрку с Юлой призвали к ответу: как все это объяснить? Однако те вовсе ничего не объясняли и только глядели друг на друга.

– Кто наложил в гроб земли с камнями? – спросили их.

– Я, – ответил Юрка.

– Зачем?

– Покойницы-то там не было.

– Куда же она девалась?

– Не знаю.

– Умерла все же твоя жена или нет?

– Вроде бы так.

– Ты видел ее мертвой?

– Вроде бы нет.

– Кто же видел?

– Юла.

Учинили допрос Юле и узнали от нее, что хозяйка в самом деле померла и Юла обмыла ее после смерти.

– Чем же она болела?

– Не то антонов огонь, не то рожа.

– А почему заболела?

– Со злости.

– Что же ее так разозлило?

– То, что я понесла от Юрки ребенка, и то, что я сказала: должно быть, двойня. Ан, гляди-ка, двойня и есть.

– С того она и умерла?

– Нет, не с того.

– Так с чего же?

– Да вот хворала, а есть не ела и пить не пила. Ни крохотинки, ни глоточка, ну ничего.

– Ты, может, не давала?

– Почему не давать, каждый день предлагала.

Юрка подтвердил, что он тоже предлагал старухе и есть и пить, только та все начисто отвергала – и еду и питье.

– Может быть, она с голоду и умерла?

– Вроде бы так, – согласился Юрка.

– Куда же она, мертвая, делась?

– Обмыла я ее, положила на лавку и пошла хозяину сказать, – объясняла Юла. – А как пришли назад – у хозяина еще доски на спине были для гроба, в кармане гвоздики, – покойницы-то и нету.

– Где вы ее оставили?

– В комнате.

– Когда вернулись, дверь была закрыта?

– Приоткрыта, – в один голос заявили Юрка и Юла.

– Значит, когда уходили, дверь не замкнули?

– В нашей двери и замка-то нет, только засов изнутри.

– А захлопнули дверь, когда ушли?

– Как будто захлопнула, – сказала Юла, но тут же добавила: – А может статься, что и не захлопнула, потому что я еще дорогой подумала: покойница, мол, домовничать осталась.

– Что это значит?

– Ну, кто же станет заходить в дом, раз там покойник; а чтобы ей там-лучше было, я, должно быть, и оставила дверь открытой, – ведь покойники любят, когда прохладно.

– Так что…

– Так что ничего я больше не знаю.

– А что вы подумали, когда, вернувшись домой, не нашли покойницы? У вас никаких подозрений не возникло?

– Нет, – ответил Юрка.

– Как же так?

– Хозяин сразу сказал: она-де прямиком в ад отправилась, – объяснила Юла.

– Оно так и было, – в свою очередь подтвердил Юрка. – Не хотелось моей старухе ложиться в землю, боялась, как бы после на небеса не угодить. Поэтому она всегда говорила, что сойдет прямо в ад. Ну и сошла себе, чего ж еще.

– Почему вы сразу не сообщили об этом полиции?

– Боялись, – ответил Юрка.

– Чего боялись?

– Мало ли что подумают, не поверят, начнут запутывать.

– А сам ты веришь, что твоя жена отправилась прямо в ад?

– Вроде бы так.

– Так-таки поднялась с лавки и ушла?

– А почему бы ей не уйти! Пастор говорил в церкви, что мертвые воскреснут, почему бы и моей старухе не воскреснуть, коли она мертва. А мертвой ей как не быть? Иначе Юла ни за что на свете не смогла бы ее обмыть.

– Своими руками обмывала, – подтвердила Юла.

– Стало быть, впрямь померла, живая она не дала бы себя обмыть, – добавил Юрка.

– Да ведь судный день еще не настал, чтобы мертвые воскресали, – пробовали возражать Юрке.

– Для моей старухи, видать, настал, – сказал тот.

Таким образом, с одной стороны, стало ясно, что спорить с Юркой совершенно бессмысленно, с другой же стороны – и Юрка понял, что чиновники ничего не знают и ничуть не разбираются во всем этом деле. Да и в том не будет проку, если сказать им, кто такая была его старуха, кто таков он сам и зачем явился в Самое Пекло. Может быть, когда-нибудь после он и откроет им глаза, но только не сегодня: он видит, что ему не верят.

– Не было ли перед домом звериных следов, когда вы вернулись?

– Каких таких звериных?

– Да все равно. Вообще были какие-нибудь следы?

– Когда мы пришли, уже стемнело, – сказала Юла. – Ночью снег шел и мело, к утру и наших следов в помине не осталось.

– Значит, вечером вы не искали следов около дома?

– Нет, – ответил Юрка.

– Я ведь сказала, что было темно, – прибавила Юла.

– Однако, если ты подумал, что старуха ушла в ад, ты мог бы пойти за нею по следам, – сказали Юрке.

– По дороге в ад следов не бывает, – отвечал Юрка.

– Почему ты так думаешь?

– Будь они, ад давно бы отыскался.

С этим согласились все: по дороге в ад следов не бывает, держи путь хоть напрямик, хоть через могилу. Даже если сперва через рай пройдешь, и то следов не останется. Таким образом, на этот раз следствие пришлось прекратить. Оставался еще один вопрос: арестовать Юрку с Юлой или нет? В конце концов решили оставить их на свободе, потому что сведения, добытые от Антса и от других людей, позволяли полагать, что хотя дело и пахнет преступлением, однако едва ли кто-нибудь из допрошенных совершил его. В довершение всего Юрке следовало отправиться к Антсу, а там за ним можно последить, пока не прольется свет на всю эту темную историю. В зимние холода Юла со своими двумя младенцами никуда не денется из Пекла. Другое дело, когда настанет весна с теплыми дождями, свежей травой и мягким ветром. Ну, да к тому времени авось все вскроется, и снег выдаст свою тайну.