Текст книги "Главред: назад в СССР 4 (СИ)"

Автор книги: Антон Емельянов

Соавторы: Сергей Савинов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 1

Будучи молодым журналистом, я освещал одно необычное мероприятие. Работал я тогда в Твери, и одна крупная транспортная компания родом еще из Союза в начале двухтысячных пыталась стать «своей» в современной России, решив избавиться от тяжкого груза прошлого.

Тогда, в конце девяностых – начале нулевых, в тренде было экологическое движение. Законодательство поворачивалось лицом к природе и людям, заправкам запретили работать в жилых кварталах, а заводы обязали следить за выбросами. Как это водится в таких случаях, моментально появились коммерческие экспертизы, выполнявшие за чеканную монету всю бумажную работу, не чураясь при необходимости погружаться в грязь.

Один мой друг, получив экологическую специальность, устроился в подобную контору и помогал постсоветскому динозавру утилизировать отработанные покрышки, ртутные лампы и прочие вредные отходы. А руководству предприятия захотелось наладить под это дело информационное сопровождение. Попросту – написать, какие они модные, современные и хорошие. Экологической фирме тоже показалась не лишней идея рекламы. Вот друг и попросил у меня помощи в этом вопросе, а я не смог отказать, заинтересовавшись самой темой. Тем более что и с моим тогдашним начальством он договорился.

И вот довелось нам утилизировать содержимое старого бомбоубежища на том предприятии. Плакаты еще лохматых шестидесятых годов, просроченные консервы и… те самые аптечки АИ-2, которые потом запретили. Просто в новой стране они стали весьма популярны среди людей с наркозависимостью, потому что помимо всего прочего содержали еще и мощное обезболивающее. Да и угроза глобальной ядерной, химической или бактериологической войны уже перестала быть актуальной.

Там, в душном замкнутом бомбоубежище, последней отрыжке глобального противостояния и атомной истерии, этих оранжевых пластиковых «Аптечек индивидуальных» нашлось несколько сотен… И мы с приятелем в компании его заказчика тупо сжигали просроченные химикаты в большом костре. Такая вот реновация.

В состав советских аптечек входило обезболивающее, которое обладало наркотическим эффектом, а потому эти самые АИ-2 стали неожиданно ценными для непорядочных людей. Увы, оказался среди таких и тот мой приятель. Потом уже выяснилось, что сжигал он не все, собирая пресловутые ампулы с обезболивающим. Силовики тогда накрыли целую артель таких вот «сталкеров» от наркомафии… Меня самого даже в милицию несколько раз таскали, к счастью, в качестве свидетеля. Как жаль, что я в то время был неопытным и не смог написать громкое журналистское расследование…

Вот только сейчас у меня есть опыт. И есть послезнание, которое, я надеюсь, поможет решить разом две проблемы. Первая – мнимая эпидемия холеры и «специальный препарат», который должен быть в каждой аптеке. И вторая – поднимающая голову наркомания, которая в Союзе уже есть, просто не достигла еще бедственных масштабов. Но это потом, сейчас для начала разберемся с листком и его вбросами.

– Специальный препарат, – я обвел взглядом собравшихся. – Я же правильно помню, что это хлортетрациклин?

Именно это название я и приписал карандашом на странице «Молнии» под словами об особом лекарстве, которое якобы скрывают от населения и которое на самом деле можно купить в любой аптеке.

– В состав АИ-2 входят два антибактериальных средства, – кивнула мне Аглая. – Одно из них – это сульфадиметоксин. Мощный препарат, им даже малярию лечат. Но в аптечке он больше для лечения раневых инфекций и дизентерии. А вот второе средство – это действительно хлортетрациклин. Как раз к нему максимально чувствителен холерный вибрион.

– Доктор, а можно попроще? – обаятельно улыбнулся старый лис Хватов.

– Холеру лечат антибиотиками, и эффективнее всего препараты тетрациклинового ряда, – ответила девушка, а Зоя и оба моих зама дружно принялись конспектировать.

– Об этом и пишут в «Молнии», – кивнул я. – Только само лекарство не называют, нагоняют туману. Мол, препарат «специальный», и простым смертным он не доступен. Если бы прямо сказали, что антибиотик, меньше было бы ажиотажа.

– А именно он им и нужен, – покачала головой Клара Викентьевна. – Ажиотаж, паника… И, конечно же, заговор партийной верхушки, которая, якобы, не желает делиться с народом спасительными таблетками.

Громыхина парой простых фраз накидала апокалиптический сценарий, который подошел бы чернушному перестроечному фильму. Из таких, что уже скоро начнут снимать, поражая зрителей вызывающим оторопь натурализмом – например, как танками давят людей и прочие ужасы.

Помню, как в девяносто втором на центральном телевидении состоялась премьера забытой потом картины про новочеркасский расстрел[1]. Кино хорошо разрекламировали, подали как целое событие в историко-культурном пространстве, еще и с хорошим советским актером в главной роли. Встала картина перед глазами: мне восемь лет, мы всей семьей сидим перед телевизором, смотрим на неестественно лощеных партийных деятелей, какими их показали в ленте. И вот один из них, выказывая одной только интонацией все свое презрение к пролетариату, с неестественно карикатурным смешком предлагает офицеру Советской армии «подавить противника».

А потом эта жуткая картинка на весь экран, от которой я, испугавшись, убежал в свою комнату… И долго потом не мог забыть отвратительную сцену с заунывной печальной музыкой Микаэла Таривердиева, просыпаясь ночами от кошмаров. В девяностые ведь не заморачивались с возрастным рейтингом, и родители просто-напросто не могли меня защитить от того, что потом назовут «шокирующим контентом». И такой всепоглощающей «чернухой» отечественный кинематограф был буквально завален, формируя душную отравляющую атмосферу. Специально, чтобы максимально залить грязью прошлое.

Похоже, что не я один задумался в этот момент, так что повисшая в воздухе пауза оказалась всеобщей. Просто мысли у каждого были свои. Но чтобы в головы не проникала тьма, нужно разгонять ее светом – действовать, в общем.

– Расчет явно на это, – проговорил я, соглашаясь с Кларой Викентьевной. – Смотрите-ка, три в одном. Для строительства нового микрорайона закатывают в асфальт старинное кладбище, городу угрожает опасность заражения холерой, а власти вдобавок еще и скрывают чудодейственное лекарство. Прямо-таки бинго!

– Какое бинго? Да тут самая настоящая идеологическая диверсия! – воскликнул Хватов. – Надо сообщить Поликарпову, чтобы вывел, наконец, эту шушеру на чистую воду! Хватит с ними заигрывать!

– Не кипятитесь, Богдан Серафимович, – я покачал головой. – Согласен, ситуация пограничная… Но не катастрофическая. Здесь надо тоньше, раз уж мы ввязались в честное противостояние.

– Да какое уж там честное! – проворчал седовласый партиец, едва сдержавшись, чтобы не грохнуть по столу кулаком. – Мы с ними цацкаемся, держим на привязи КГБ, а они нам народ баламутят!

– Это их трудности, что они играют не по правилам, – твердо заявил я. – И… вы знаете, я не уверен, что комитет, как вы говорите, на привязи. Думаю, он у всех этих граждан уже на хвосте. Тот же Поликарпов настоящий чекист, он не будет даже нам с вами рассказывать об этом, чтобы исключить утечку. Я его вижу котом, который играет со своей жертвой, прежде чем окончательно ее прихлопнуть. Ждет, когда противник обнаглеет, зарвется. И тут – раз!.. Нет, КГБ играет вдолгую. Мне тоже не нравится «Правдоруб» и в особенности «Молния». Но, допустим, закроет их сейчас Поликарпов. И что получится? А я вам отвечу: получится то, что «кровавая гэбня» прессует свободное слово.

– Что-что? – удивилась Громыхина. – Кровавая?..

– Гэбня, – немного смутившись, повторил я. Словечки-то снова из моего времени. – Это у антисоветчиков фраза такая есть оскорбительная… Про сотрудников госбезопасности.

– Не слышал, – покачал головой Хватов, а вслед за ним и все остальные.

– Кто-то как-то рассказывал, может, как раз и Поликарпов, – я махнул рукой. – В общем, неважно. Повторю: если мы сами закрутим гайки, всякие «Молнии» с «Правдорубами» только выиграют. Как я уже говорил, станут новыми мучениками. А мы с вами, – я демонстративно обвел рукой всех, кто был в кабинете, – тиранами и приспешниками тиранов. Нет, с таким противником нужно быть мудрее. Максимально мудрыми.

– До каких пор? – я удивился, но этот вопрос задал не партиец Хватов, а вполне себе либеральный краевед Якименко. Впрочем, он любит наш город без оглядки на политический строй, и ему тоже не нравятся нападки все еще неизвестных подпольщиков.

Впрочем, я не удивлюсь, что Евсей Анварович уже на самом деле установил всех поименно и ждет только отмашки сверху, если у меня вдруг что-то пойдет не так. Я ведь это озвучил не просто для успокоения Хватова, я и вправду так думал.

– До каких пор? – я эхом вернул вопрос краеведу. – Всегда. Мы всегда должны быть мудрее. И пока их не поймали органы, и потом, когда поймают. Они истекают желчью, мы спокойно объясняем народу правду. Они провоцируют, мы благоразумно сдерживаемся. Их задержали, мы не злорадствуем. В конце концов, давайте начистоту: напрямую нарушает закон только создатель «Молнии». Он врет, пересказывает городские легенды и откровенную глупость. А «Любгородский правдоруб»… Нет, товарищи, это наш антипод. Как бы ни было нам противно, в статьях «Правдоруба» приводятся факты, только выпячиваются они выгодной для наших противников стороной.

– Это как? – Хватов поиграл желваками, ему явно было неприятно, что я фактически признал диссидентов равными.

– Приведу простую аналогию, – я поднял руку в успокаивающем жесте, потому что наше небольшое собрание зароптало. – Томатный сок полезен?

– В меру, – вот не может моя любимая девушка не позанудствовать. Издержки профессии.

– Но в целом полезен, – зато Зоя ответила так, как мне бы хотелось. – Для здоровья.

– Для здоровья, – подхватил я. – А здоровье – это спорт. Спорт – это победы. Победы – это награды. Награды – это слава. Слава – это заносчивость. Головокружение от успехов. А заносчивость – это одиночество. При желании можно сделать вывод, что все пьющие томатный сок обречены на одиночество. Идем дальше – нет семьи, нет детей, нет потомства, нет памяти…– И все это из-за томатного сока, – усмехнулся Богдан Серафимович, оценив мои словесные манипуляции. – Жуткий напиток!

«Если долго сидеть у речки, рано или поздно по ней проплывет труп твоего врага», – сознание неожиданно подкинуло шутку из прошлой жизни.

– Осмелюсь напомнить, Евгений Семенович, – Якименко, однако, не угомонился, – что вы на собраниях клуба «Вече» говорили о правилах. И одно из них – не выходить за рамки. Почему тогда мы сдерживаем себя, а «Молнии» можно этого не делать? Хорошо, с «Правдорубом» и томатным соком мы разобрались… Но ведь «Молния» – вы сами сказали, что она врет! Почему тогда вы играете в поддавки?

– Резонный вопрос, – Хватов поиграл бровями.

Никто больше ничего не добавил, но я видел немой вопрос на лице каждого, кто был со мной в этот момент. Парторгша Громыхина. Редактор вечерки Зоя. Мои замы – Бульбаш и Бродов. И, конечно же, Аглая. Нет, разумеется, моя девушка на моей стороне. Но и ей хочется понимать.

– Хорошо, – я кивнул. – Давайте еще раз, чтобы не возникало больше вопросов про поддавки. Что отличает нас от животных?

– Разум, – ответила Зоя.

– Он есть и у многих высших млекопитающих, – возразила Аглая.

– Есть, – согласился я. – Но только у людей есть еще и свобода выбора. Сильный может отнять пищу у слабого, но не делает этого. Наоборот, помогает и защищает. Мы, люди, способны подавлять инстинкты одной лишь волей.

– А при чем тут инстинкты, Женя? – Хватов опять заиграл бровями.

– А при том, что сразу, без шанса на исправление, дать ассиметричный ответ… дать в морду, короче, – я начал заводиться, – это и есть инстинкт. Наказать, показать, что ты здесь хозяин. Доминируй, властвуй, унижай!

– А надо как? – Хватов подался вперед. – Подставить вторую щеку, как этот ваш отец Варсонофий? Улыбнуться своим обидчикам? Кашеваров, а не подался ли ты в религию?

– Советский Союз – государство светское, – я спокойно парировал выпад. – Но свобода совести прописана у нас в конституции. В коммунизме при этом, хочу заметить, очень много есть от раннего христианства… Вот только у нас сейчас не религиозный диспут. И я не подставляю противникам вторую щеку. Я смотрю на них с высоты своей мудрости. Надеюсь, ее мне хватит, чтобы победить не кулаками и милицейскими дубинками, а умом!

– А я, – Хватов скрипнул зубами, – если откуда-то сверху льется дерьмо, не брошусь затыкать его пальцами, в итоге полностью извозившись! Я найду источник протечки и перекрою его!

– Разумно, – я не стал спорить. – Однако вряд ли вам удастся скрыть прорвавшуюся канализацию. Вас выдаст запах.

Богдан Серафимович открыл было рот, но тут же захлопнул его, чуть ли не лязгнув зубами. Не очень приятная антисанитарная тема стала апогеем нашего спора, и нужно было ловить момент. Добавить прочности своей позиции и удержать колеблющихся сторонников.

– Я не предлагаю возиться нечистотах, – сказал я уже спокойно, но твердо. – Я против того, чтобы ловить и сразу наказывать без разбору всех, кто смеет гадить. Я за то, чтобы у людей был выбор, о котором уже шла речь. Чтобы читатели выбирали источники информации не по указке, а по собственному разумению. И когда жители нашего города, а за ними и все советские люди просто пройдут мимо новой «Молнии», предпочтя ей «Андроповские известия» или «Вечерний Андроповск», вот тогда мы и победим.

– А ведь вы правы, – сказал Якименко, и Хватов недоуменно повернулся к нему. – Я понял свою ошибку… Тоже, как Богдан Серафимович, думал, что вы просто терпите плевки в лицо, позволяете вытирать о себя ноги. Но вы, Евгений Семенович, предлагаете смотреть на выпады «Правдоруба» и «Молнии» как на нашкодившего котенка. Или на ребенка.

– Ужасно, плохо, отвратительно ведущего себя ребенка, – улыбнулся я. – Но взрослый человек на то и взрослый, чтобы быть выше. А на крайний случай всегда есть ремень…

– Сомнительный аргумент, – усмехнулась Аглая. – Но общий смысл мне понятен. Поддерживаю.

– Что ж, – Хватов к этому времени тоже успокоился. – Я бы немного переформулировал. Мы воспитываем собственных детей, советских. Их мы оберегаем от тлетворного влияния улицы и соседских обормотов.

– И все-таки нет, – я покачал головой. – В широком смысле и обормоты нам не соседские. А тоже наши, просто отбившиеся от рук. И если мы вернем их в семью, это станет еще более мощной победой.

– Хорошо сказано, – отметила Зоя, и Аглая снова стрельнула в ее сторону цепким взором.

– А еще, – я не закончил, решив раз и навсегда расставить точки над ё, – свобода выбора есть не только у читателей и у нас, но и у наших конкурентов.

– Что вы имеете в виду? – снова включилась в разговор Клара Викентьевна, до этого в основном просто внимательно слушавшая и время от времени конспектировавшая.

– «Правдоруб» и «Молния» действуют вне нашей системы, – пояснил я. – У них нет защиты в лице государства. Нет покровительства, поддержки, помощи. Нет легальной платформы, как у нашего клуба «Вече». Но у них есть выбор: продолжать то, что они делают, и в итоге ответить в рамках УК РСФСР или принять правила и встроиться в систему.

– Ах, вот оно что, – задумался Хватов. – Ты хочешь дать им шанс, пока Поликарпов выжидает?

– Смотрите, – я доверительно окинул всех взором. – Мы обозначили правила и сами следуем им неукоснительно. Даем конкурентам шанс, показывая пример.

– И если они вдруг решат выйти из тени?.. – начала Громыхина. – То что тогда будет?

– То же самое, что и со всеми членами нашего клуба, – ответил я. – Возвращаются в правовое поле – добро пожаловать. По-прежнему играют втемную – никто КГБ на привязи не держит. И пока они на свободе, это не их заслуга, а недоработка конторы.

– Может быть, может быть, – задумался Хватов. – Но, пока они не сделали окончательный выбор, делать в итоге что будем, Женя?

– Опровержение? – Громыхина по обыкновению блеснула очками.

– Не совсем, – я покачал головой. – Не будем оправдываться. Вместо этого продолжим рассказывать просто о сложных вещах. Например, об антибиотиках и о том, что в аптечках АИ-2 нет никаких чудодейственных препаратов. Я, кстати, написал на «Молнии», что они продаются во всех советских аптеках…

На этих моих словах все засмеялись.

– Но это лишь начало, – я тоже позволил себе расслабиться, однако потом снова собрался. – Мало написать про хлортетрациклин, нужно довести до людей мысль, что в нем вообще нет необходимости, потому что вода в кранах советских квартир уже изначально очищенная.

– Правда, я бы все равно рекомендовала ее кипятить, – заметила Аглая. – Хлорированная вода из-под крана не столь полезна, как о ней думают.

– И об этом напишем, – я улыбнулся. – Но главное, мы расскажем, как чистят воду перед подачей в дома андроповцев. В среду выходит выпуск основного издания, «Андроповских известий», вот там и опубликуем репортаж с очистных сооружений на любицком водозаборе.

– А успеем? – с сомнением спросил Бродов.

– Еще все выходные впереди, – рассмеялся ему в ответ Бульбаш, который вдруг стал похож на доброго сказочника, глядя поверх узеньких очков. Обычно он почему-то стеснялся их носить, но, когда писал, приходилось. – Я могу пойти, если что. Хоть завтра, хоть в воскресенье.

– Надо сначала договориться, – заметил я. – Но это я беру на себя… Решим через Анатолия Петровича. А еще… Виталий Николаевич, я тебе в пару поставлю одну внештатную сотрудницу.

– Это кого же? – моментально заинтересовался Бульбаш.

Вот еще один старый кот! Думает наверняка, что я ему какую-нибудь спортсменку и комсомолку в напарницы дам. Но нет.

– Аэлиту Ивановну Челубееву, – улыбнулся я. – Известную в городе защитницу природы и прав человека на чистую воду. Ее участие даст нам огромную фору.

– Независимый наблюдатель, – понимающе закивал Виталий Николаевич.

– Именно! – улыбнулся я. – И никто нас не сможет обвинить в том, что мы монополизировали тему. Ты, Николаич, со своей стороны ее осветишь, Аэлита Ивановна – со своей. Работаем!

Вот заодно будет и повод напомнить моим оппозиционерам вкус большого дела и вернуть их в строй после не очень удачного завершения последней встречи.

[1] Евгений имеет в виду фильм «Разыскивается опасный преступник» с Иваром Калныньшем в главной роли. Режиссер: Георгий Гахокия. Композитор: Микаэл Таривердиев. Премьера состоялась в 1992 году.

Глава 2

Поставить бабушку Кандибобер в пару к Виталию Николаевичу – это только звучало просто. На деле же мне пришлось за экоактивисткой в буквальном смысле побегать, потому что дома ее застать было трудно, а мобильных телефонов еще опять же не изобрели. В итоге первую половину субботы я просто ездил по городу на служебной «Волге» с Севой и разыскивал Аэлиту Ивановну в ключевых для нее точках.

А таких у нее было много. Для начала – все промышленные предприятия. Завод кожзаменителей, «Сельхозтехника», мебельная фабрика, ЖБИ, а еще молочный комбинат, про который я напрочь забыл, потому что в моей прошлой жизни он уже не работал. Директора же, забавного дедушку, расхаживающего в строгом костюме в сочетании с валенками и резиновыми галошами, я, как выяснилось, все это время путал с партийцем средней руки.

Но обнаружил я бабушку Кандибобер в совершенно неожиданном месте – в церкви, где служил отец Варсонофий. Причем выяснилось это совершенно случайно. Мы просто проезжали мимо по дороге от молочного комбината, и я заметил выходящую из храма Аэлиту Ивановну.

Попросив Севу остановиться, я выбрался из «Волги» и пошел навстречу экоактивистке. У той при виде меня вытянулось лицо – то ли до сих пор считала меня виновным в появлении милиции на последнем собрании, то ли почему-то стеснялась своего визита в церковь. Знала бы она, как мне все равно на такие мелочи, пусть хоть синагогу или мечеть посещает.

– Доброго дня вам, Аэлита Ивановна, – поприветствовал я старушку.

– И вам не хворать, Евгений Семенович, – Кандибобер чуть приподняла съехавший на глаза головной убор, в честь которого получила свое прозвище. – А вы какими судьбами? На службу? Так она теперь только вечером…

– Нет, Аэлита Ивановна, – я покачал головой. – Мне вы нужны. Как насчет поучаствовать в написании статьи в основное издание? И не в колонку мнений, а на официальные полосы?

– В чем подвох? – моментально нахмурилась активистка, ловко пряча за спину свою извечную сумку на колесиках.

– Статья планируется в соавторстве, – объяснил я. – Писать ее будет опытный корреспондент Виталий Бульбаш. А вы ему поможете, выступив в роли, так сказать, независимого эксперта.

– Подробности? – все еще подозрительно уточнила Кандибобер.

– Пойдемте прогуляемся, – предложил я, и старушка кивнула.

Мы шли по старинной улице, которую в моей прошлой жизни застроили таунхаусами, коттеджами и офисными центрами. А сейчас это еще был типичный квартал уездного городка – деревянный, на каждом доме резные наличники, по которым дружно плакали музеи будущего. Все здания еще целые, аутентичные, без единого следа любительских переделок, когда старинные особняки расширяют пеноблоками или силикатным кирпичом с пластиковой вагонкой. Боже мой, здесь еще на каждом висела табличка с фамилиями жильцов!

– Вы же читали «Молнию»? – спросил я, и Кандибобер молча кивнула, сосредоточенно везя за собой шелестящую маленькими колесиками тележку. – Тогда знаете, что нас всех не просто пугают холерой, как в «Правдорубе», но еще и будто бы открывают глаза на жадность властей.

– Это с аптечками-то? – усмехнулась экоактивистка.

– С ними самыми, – согласился я. – Рассказывают, будто там какой-то невероятный и вдобавок секретный препарат, без которого от холеры не излечиться. А между тем, купить его можно в любой аптеке, это во-первых. А во-вторых, в этом никакой необходимости нет – вода хлорируется еще на этапе очистки перед подачей в трубы.

– От хлорки этой тоже ничего хорошего, – пробурчала старушка. – У деток аллергия бывает…

– Ну, насколько мне известно, там не такая концентрация, чтобы подобный эффект вызывать, – возразил я. – У меня в детстве тоже аллергия была на хлорку, так она проявлялась только после бассейна. Туда лили просто безжалостно. А в водопроводной воде мылся спокойно, и ничего.

– Это где же вы, Евгений Семенович, бассейн в послевоенном Любгороде нашли? – недоверчиво прищурилась Кандибобер. – Заболтать меня пытаетесь? Не выйдет!

Она картинно потрясла указательным пальцем, словно грозя самому небу. При этом продолжала идти, второй рукой крепко держа ручку сумки на колесиках.

– Да это не у нас в городе было, – нашелся я. – В Калинин ездили к родственникам, меня там водили в… Куда-то не помню уже.

В детстве я действительно ходил в наш местный бассейн, который откроют только в начале девяностых. А в Калинине, то есть уже в Твери, бывал в «Пролетарке» и еще в «Радуге». Вот только это было в юные годы Кротова, Кашеваров же даже в областном центре не мог ходить в ту же «Радугу» на проспекте Победы. Ее открыли в 1964 году, когда будущий редактор «Андроповских известий» едва только поступил в институт. И назывался бассейн поначалу «Химволокно», потому что относился к этому предприятию. А «Пролетарку», спорткомплекс в одном из зданий Морозовского городка, открыли и вовсе в 1979-м. В моей текущей жизни меньше десятилетия назад.

– Темнишь ты, Женя, – беззлобно сказала бабушка Кандибобер, вдруг перейдя на «ты». – Впрочем, ладно. Делать-то мне что надо?

– Сходить через, – я вскинул руку с часами, – три часа на любицкий водозабор, встретиться там с моим заместителем Бульбашом и вместе с ним прогуляться к очистным сооружениям. Вас проведет инженер, которого специально выделили для разговора с корреспондентами. Все покажет, на вопросы ответит. Виталий Николаевич напишет статью, вы же, как я уже говорил, выступите независимым экспертом. Спрашивайте обо всем, что хотели бы знать. Инженеру дана установка ничего не замалчивать. Вы же этого хотели?

– Так-так-так, – Аэлита Ивановна остановилась, хитро улыбнувшись и потирая руки. – Уж я-то задам вопросы, товарищ редактор, не сомневайся.

– Вот и отлично, – я улыбнулся. – Тогда не забудьте, через три часа вас будут ожидать на проходной. Сейчас, может быть, куда-то подвезти? Я на машине.

– Лучше бы на автобусе ездил, Женя, – презрительно ответила Кандибобер. – А я и вовсе пешком пройдусь. Дела у меня еще, между прочим.

– Как скажете, – покладисто кивнул я. – Статья идет уже в номер от 21 января, сдача накануне, двадцатого. Так что придется поработать оперативно.

– Так сегодня еще семнадцатое! – отмахнулась Аэлита Ивановна. – Успеем мы, Евгений Семеныч, с твоим Бульбашом!

Я снова кивнул, пожелал хорошего дня и повернулся в сторону машины с терпеливо дожидавшимся меня водителем Севой.

* * *

Вторник, день сдачи номера, не заладился с самого утра. Хотя началось все, строго говоря, еще накануне. Тандем «Правдоруба» с «Молнией» добился главного: в городе судачили об эпидемии, которой не было, и даже оперативный ответ в вечерке не смог перебить повестку. Кто-то вспомнил или даже сам сочинил байку о том, что в Калинине ученики одной из школ постоянно болеют. А все, мол, из-за того, что здание поставили на фундаменте разрушенной церкви. Кто-то другой развил эту тему до общегородской, приписав подобные проблемы еще некоторым школам в областном центре, стоящим на уничтоженных старых погостах. У нас в Андроповске ни одна школа на месте кладбища или церкви не располагалась, зато был парк на костях. И вот на нем злые языки оттянулись вволю, вытащив из невесть какого бреда «чумных покойников».

Откуда я обо всем этом узнал? Просто уже второй день в приемной не смолкал телефон, и Валечка время от времени приносила мне сообщения от читателей. Справедливости ради стоит отметить, что основная масса звонков все же была по делу. Звонили врачи, ветеринары, даже строители, которые готовились к возведению нового микрорайона. Не обошлось, конечно же, без «гоустхантера» Белоброва и Электрона Валетова с остальными его друзьями, но их всех я вежливо перенаправил на ближайшее заседание клуба «Вече».

Город бурлил. О холере и домах на костях спорили в автобусах, магазинных очередях, на почте и даже в храмах. Последнее мне уже сообщил отец Варсонофий, пробившийся через непрерывный поток звонков в редакцию. Что самое интересное, наш местечковый форс-мажор отодвинул на задний план даже арест зятя Брежнева – Юрия Чурбанова! Поистине неисповедимы пути читательского интереса. Как сказал бы мой дедушка Коля, где та политика, а где холера.

В отдел писем и на вахту к Михалычу целыми коробками приходили письма с заполненными бюллетенями. По числу присланных мнений это была самая подробная обратная связь, начиная с того момента, как я ввел эту процедуру в газету. Просто времени пока не хватало как следует ее изучить. Но даже беглого просмотра было достаточно, чтобы понять: народ верил не анонимам, а конкретным фамилиям, особенно с научными степенями. Чего там говорить – еще на выходных, в субботу, я слышал разговоры о публикациях в вечерке, с пыхтением качая мышцы в «тренажерке» у Вовки. И спортсмены, что самое интересное, хохотали над «Молнией», когда выяснилось, что у одного из завсегдатаев подвальной качалки оба родителя медики. Они ему и рассказали про хлортетрациклин, а сам парень принес свет знаний своим друзьям. Тут я прямо-таки гордился Вовкиными воспитанниками.

Но к публикациям в «Правдорубе» те же спортсмены, да и родители одного из них, относились более вдумчиво, говоря, что многое там вполне резонно. Об этом же, к слову, писали и в бюллетенях – мол, кое-какие вещи не мешало бы изучить более детально. И мне было радостно, потому что люди сомневались и в поисках золотой середины требовали подробностей, которые мы, официальная пресса, как раз и могли дать. Не зря же на нашей стороне были светила отечественной медицины вроде того же Королевича и его коллег, а ведь я в случае чего еще и в Калинине кого-то могу найти, и в Москве. У «Правдоруба» подобных возможностей не было, и это наверняка злило его создателей.

И, естественно, моровые язвы обсуждали в очередях в поликлинике! Аглая, у которой суббота была рабочей, еще тогда принесла мне с медицинского фронта вести о коридорных дискуссиях между пациентами. Но и там счет складывался в пользу официальной позиции, а не интриг «Правдоруба». Люди хоть и судачили, но в целом отнеслись к проблеме адекватно. С другой стороны, провизоры из аптек сообщали в редакцию, что отдельные горожане словно с цепи сорвались, требуя аптечки АИ-2. И тот факт, что их нет в свободной продаже, потому как предназначены они для нужд гражданской обороны, никого особо не волновал. Одного особенно требовательного даже милиция была вынуждена задержать. Значит, на это и будем делать упор. Еще раз все перескажем, добавим фактуры, комментариев авторитетных ЛОМов. Как говорится, где тонко, там и рвется. Но плох тот портной, то есть журналист, что этого не учитывает. Еще бы цикл телепередач познавательных запустить, вот только сейчас у меня нет технической базы. Надеюсь, Хватов сдержит свое обещание и поговорит с нужными людьми в Калинине. А пока…

В общем, люди жаждали подробностей, жаждали правды, и мы им все это готовили в жуткой спешке, сумбуре, а также периодической головомойке от райкома КПСС. Разумеется, за ситуацией следили Краюхин с Козловым, которые оба особой деликатностью не отличались. Понимали прекрасно, что мешают своими звонками подготовке газеты в печать, но все равно набирали и набирали заветный номер, чтобы я лично держал их в курсе.

За всей этой суматохой я совершенно забыл о том, что на меня покушались, и о том, что Сивый, он же Леонид Набоко, искал параллельно чекистам людей, которые к этому причастны. Пока что ни от конторы, ни от лидера «хулиганов» не было никаких вестей, и я, откровенно говоря, просто перестал об этом думать… Да и не получилось бы это у меня при всем желании!

– Арсений Степанович, где третий макет?

– Я его отнес Правдину…

– Срочно звоните в цех! Останавливайте процесс! Этот не тот вариант!

– Понял… Вот только как бы это было сразу понять?

– Спросить! Спросить, Арсений Степаныч, спросить!

– Евгений Семенович, на проводе товарищ Краюхин…

– Соединяйте, Валечка!..

Макеты, правки, исчирканные красным карандашом листы. Еще влажные после недавней печати снимки. Третья или четвертая кружка кофе.

– Евгений Семенович, пришла телефонограмма из Калинина, из мединститута.

– Это на тему?

– Холера…

– Нет, не холера. Это про аптечки АИ-2, комментарий по фармакологии.

Ошибка в наборе, вовремя замеченная метранпажем. Сложный выбор между двумя картинками на главную полосу. Пятая или шестая кружка кофе.