Текст книги "Екатерина Великая"

Автор книги: Анри Труайя

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

Теперь главная забота – собственный ее сын. Женитьба Павла явно не удалась. «Цесаревна во всем любит крайности, – пишет Екатерина Гримму. – Не слушает никого, и я не вижу в ней ни соблазнительности, ни ума, ни душевности». Или еще: «Все у этой дамы доведено до крайности! Все бы ей вертеться!» К тому же эта дура с претензиями, не желающая учить русский язык, – интриганка. Она ждет не дождется, когда муж ее взойдет на трон. Во дворце по рукам ходит список заговорщиков. Узнав об этом, Екатерина вызывает к себе великого князя и его жену и в их присутствии бросает в огонь компрометирующую их бумагу. Оба конспиратора понимают, какой урок им преподали, и уходят, понурив голову.

Наталья так рвется к власти потому, что, как женщина, глубоко разочарована в интимной жизни. Выходя за некрасивого царевича-зубоскала, ограниченного и коварного, она переоценила свою способность жить по принципу «стерпится – слюбится». К счастью, рядом с этой парой все время находится очаровательный Андрей Разумовский, лучший друг Павла. Наталья скоро влюбляется в него и оказывается в его объятиях. Любовники взяли за привычку подмешивать мужу чуточку опиума, чтобы после ужина их трио «свелось бы к простому дуэту», по выражению графа д'Алонвиля. Двор знает о неверности великой княгини. Императрица намерена удалить от двора Андрея Разумовского. Но ничего не подозревающий Павел возражает, заявляя, что не потерпит, чтобы удаляли человека, для него самого дорогого после жены. Екатерина могла бы раскрыть ему глаза на измену жены. Ее удерживает одно: Наталья беременна. От Павла или от Андрея? Это не важно. В ее чреве – долгожданный наследник. Значит, она неприкосновенна, как была неприкосновенна Екатерина для Елизаветы во время «официальной» беременности. Павел без ума от гордости, что скоро у него будет сын. Екатерина поддерживает в нем эту иллюзию.

Когда у Натальи начались схватки, царица повязывает себе поверх платья большой передник и помогает акушерке в ее работе. Роды трудные, роженица три дня криком кричит от боли. На помощь позвали докторов. «У меня спина болит не меньше, чем у роженицы, – пишет Екатерина в записке Потемкину. – Это, наверно, от пережитой тревоги». Наконец ребенок выходит из чрева матери. Это посиневший и безмолвный комок мяса. Мальчик родился мертвым. Делать операцию не захотели. Спасти Наталью не смогли. Началась гангрена, помещение наполнилось зловонием. Немного спустя, около шести часов вечера, потерявшая все силы молодая женщина испустила дух. Екатерина убита горем, но сохраняет хладнокровие. Обезумевший от горя Павел крушит все в своей комнате, пытается выброситься из окна. Она его уговаривает, но он не желает ничего слушать. Хоронить жену не дает. Требует, чтобы она оставалась рядом с ним. Она жива. Врачи солгали! Екатерина пишет мадам де Бьельке: «Спасти цесаревну было свыше человеческих возможностей… Она была обречена… После смерти, по вскрытии трупа выяснилось, что для выхода плода было отверстие в четыре пальца, а плечи ребенка были шириной в восемь пальцев». Совсем другого мнения кавалер де Корберон. Хирург Моро, с которым он беседовал за обедом, сказал ему, что он считает придворных врачей ослами. Цесаревна вполне могла выжить. Поистине, можно удивляться, как плохо обращались с ней. Народ возмущен, люди плачут, озлобляются. Вчера и сегодня в лавках только и слышно: «Молоденькие умирают, а старые бабы не умирают».

Разумеется, Екатерина очень огорчена этой смертью, но с холодной ясностью ума и жестоким прагматизмом заканчивает письмо госпоже де Бьельке такими словами: «Так вот, поскольку доказано, что она (Наталья) не могла рожать, можно больше об этом не думать». И ей мало такого надгробного слова. Как всегда перед лицом катастрофы, Екатерина обдумывает свой ответный ход судьбе. Она терпеть не может уныния и покорности, разрушающих волю человека. Жить – значит смотреть вперед, а не назад, в прошлое. Главное теперь – найти замену покойнице. В день, когда умерла цесаревна, Екатерина посылает Потемкину записку, наспех нацарапанную карандашом, где излагает свои намерения. Это – план из шести пунктов, цель – новая женитьба великого князя. Его пошлют в Берлин, где для него подыщут другую немецкую принцессу. Девушку заставят принять православную веру, обручение совершат в Санкт-Петербурге. «Об этом – молчок, пока все не подготовим и не начнем». Еще не обмыли труп Натальи, а царица уже перебирает в уме возможных кандидаток; наиболее подходящей ей кажется София Доротея Вюртембергская. Но надо, чтобы она понравилась этому болвану Павлу! А он все рыдает, воем воет, проклинает всех вокруг. Как это часто бывает у людей слабохарактерных, несчастье усиливает его ненависть к матери. Он считает, что она виновата во всем. Видя такое безумство, Екатерина решает пойти на крайние меры. Она взламывает секретер Натальи и, как и ожидала, находит там любовную переписку с Андреем Разумовским. Милосердие должно было бы заставить ее сжечь эти письма и оставить сына в неведении. Но в ней всего сильнее были соображения интересов государства, а также желание отрезвить безумца спасительным ударом. С сухой расчетливостью и решительностью сует она под нос несчастному доказательства его невезения. Он читает, недоумевает, рычит от страдания, от стыда и гнева, а когда нервы сдают, соглашается покориться всем решениям матери. Екатерина торжествует. Гримм шлет ей патетическое выражение соболезнования, а она ему отвечает резко: «Я не стала терять времени. Тут же начала ковать железо, чтобы возместить потерю, и тем самым сумела смягчить глубокую скорбь, нас сразившую… Потом сыну сказала: „Мертвых не воскресишь, надо думать о живых!.. Если считаешь себя счастливым и вдруг теряешь эту веру, надо ли отчаиваться, что другой не найдешь? Давай лучше искать другую“. – „Но кого?“ – „Есть одна у меня на примете“. – „Как, уже?“ – „Да-да, да еще какая: жемчужина!“ И вот уже любопытство заговорило. „Кто она?.. Брюнетка, блондинка, маленькая, высокая?“ – „Добрая, красивая, очаровательная, жемчужина, жемчужина…“ И вот зажатые сердца начинают оттаивать».

Андрея Разумовского отсылают в Ревель. Цесаревну хоронят с плачем и песнопениями. Великий князь носит траур с видом отупения и почти безразличия. Двор переезжает в Царское Село. И тут, под влиянием очарования пикников и прогулок по полям, Екатерина и принц Генрих Прусский, находящийся с дипломатической миссией при русском дворе, изучают возможность встречи в Берлине молодого вдовца и юной Софии Доротеи Вюртембергской. Пишут письмо Фридриху II, царствующему над трепещущими от нетерпения принцессами на выданье. Он с радостью соглашается участвовать в кампании по укреплению уз, соединяющих две державы. Загадочные послания летят из Берлина в Штутгарт и в Санкт-Петербург. Лихорадочно готовятся к поездке цесаревича. Выезжает он из Царского Села при полном параде и со свитой, соответствующей его рангу. Его сопровождает принц Генрих.

Первая остановка – в Риге. Принца Генриха там уже ждет письмо от Екатерины. «Не знаю другого примера подобной акции, которая велась бы столь же тщательно, – пишет она. – Ведь это – результат самой искренней дружбы и полного доверия. Залогом успеха будет принцесса (София Доротея). Каждый раз, глядя на нее, я буду вспоминать, как готовилась эта поездка, организованная и завершенная королевским двором Пруссии и императорским русским двором».[108]108
  Кастера Ж. Жизнь Екатерины II.


[Закрыть] Она с нетерпением ждет откликов на первую встречу между молодыми людьми. Лишь бы ее дурак сынок не сплоховал в последнюю минуту! А он способен, даже может нарочно устроить провал, чтобы сделать все назло матери. Что будет, если он не захочет Софию Доротею? На всякий случай она просматривает список других кандидатур. Все они – с немецкими именами.

Глава XX
Екатерина Великая

Встреча прошла успешно! Увидев Софию Доротею Вюртембергскую, приехавшую в Берлин по велению Фридриха II, Павел приходит в восторг. За последние тридцать лет король Пруссии в третий раз проявляет талант свата, поставляя невест для Российской империи.

София Доротея уже была обещана наследнику княжества Дармштадтского. Ну и что? По указанию Фридриха II, обручение с этим второстепенным принцем отменяется и девица свободна, она согласна, взволнованна, ей шестнадцать лет, и союз с цесаревичем, наследником российского престола, конечно же, несравненно престижнее. Сгорая от нетерпения, Павел забывает и траур, и неудачу с прошлым браком. Он только и мечтает о Софие Доротее в его постели. Тот факт, что ее сосватал сам Фридрих II, делает ее вдвойне желаннее. Ведь по примеру предполагаемого отца своего, Петра III, он безгранично обожает этого монарха и вообще все прусское. Фридрих II, со своей стороны, находит Павла «высокомерным гордецом с буйным характером, а это, по мнению знатоков России, дает основание опасаться, что ему будет трудно удержаться на престоле».[109]109
  Фридрих II. Мемуары.


[Закрыть] Празднества, разнообразные церемонии, включая артиллерийские салюты, окончательно вскружили голову цесаревичу. Чтобы отблагодарить берлинское брачное агентство, Екатерина возобновляет союзнический договор с Пруссией. С радостью встречает она юную принцессу, прибывшую из Германии тотчас после возвращения цесаревича. Немочка испытывает то же смешанное чувство надежды и тревоги, горько-сладкий вкус которого когда-то познала и Екатерина. Она в восторге от будущей невестки и пишет госпоже де Бьельке: «Признаюсь, что я без ума от этой очаровательной принцессы, буквально без ума. Она именно такая, какую хотелось иметь: стройна как нимфа, цвет лица – лилия и роза, великолепная нежная кожа, высокая, рослая и крепкая, легкая, добрая, на лице написаны нежность сердца и невинность».

Девица быстренько меняет веру и становится цесаревной, взяв имя Марии Федоровны. На следующий день после обручения она пишет жениху: «Клянусь, и письмо мое в том порукой, что буду любить Вас и обожать всю жизнь, всегда буду к Вам привязана и ничто на свете не заставит меня переменить мое к Вам отношение. Таковы чувства Вашей навеки верной и нежной суженой».

В свою очередь, Павел пишет Генриху Прусскому: «Она (цесаревна) умеет не только разгонять мои мрачные мысли, но и возвращать мне веселое настроение, какого я за последние три года несчастий никогда не имел». Он же пишет Заккену: «Вот видите, я вовсе не каменный и сердце мое вовсе не жестокое, не черствое, как думают многие; дальнейшая жизнь докажет это».[110]110
  См.: Грюнвальд де К. Убийство Павла I, царя России.


[Закрыть]

Срочно готовят свадебную церемонию. Года не прошло после смерти Натальи, а колокола уже трезвонят о женитьбе Марии и великого князя Павла.

Поначалу Мария выглядит вполне довольной своей судьбой. «Милый мой муж – сущий ангел, я люблю его безумно», – пишет она баронессе Оберкирх. Екатерина рассчитывает, что невестка сделает Павла разумным. Страстно желая примирения, она уделяет из своего столь ценного времени два утра еженедельно для политического обучения сына. Но он не хочет заниматься государственными делами. Его интересуют лишь незначительные детали военного дела. И в этом смысле есть в кого. Странная мимикрия: конечно, при дворе каждое недоброе слово повторяется на сотни ладов, и он наверняка слышал, что отец его, по-видимому, не Петр III, а Салтыков. Но он отказывается верить в эти сплетни. Всей душой он считает себя сыном убиенного царя. И, чтобы доказать это себе и другим, присваивает себе привычки покойного. Хочет быть пруссаком, как он, вспыльчивым, как он, солдафоном, как он. В отношениях с армией он быстро превосходит Петра III в том, что касается слепого повиновения приказу и жестокости наказаний. Навязчивая идея: сделать из солдат автоматы. За плохо пришитую пуговицу или неточное выполнение артикула – розги, а то и ссылка. Без устали гоняет он полки на смотрах, заставляет топать по грязи, проводит учения с имитацией боя, кричит, бушует, грозит, воображая себя то гениальным стратегом, то фельдфебелем, опьяненным своей властью над людьми.

Императрица опечалена этой военной манией, но утешает себя мыслью, что, по крайней мере, в отличие от Петра III, он способен оплодотворить женщину. И действительно, очень скоро Мария забеременела. Екатерина торжествует. Радуется больше, чем радовалась своей собственной беременности. Внучок, что скоро придет на свет, а это может быть только мальчик! – уже ее плоть, ее кровь, ее душа. Он будет наследником и продолжателем ее дела. Он станет тем, кем не сумел стать Павел. Да, еще до рождения ребенка в голове будущей бабушки зреет мысль завещать престол не сыну недостойному, а внуку, которого еще не видела. Ну и что, ей только сорок восемь лет. Еще успеет воспитать маленького наследника. Этот будущий император в ее мечтах будет совершенством, и телом и умом. Чтобы лучше его воспитать, она, несмотря на массу других безотлагательных дел, погружается в труды по педагогике. Запоем прочитывает «Эмиля» Жан-Жака Руссо, знакомится с новыми исследованиями Песталоцци, проглядывает теории Базедова и Пфеффеля. Цесаревна Мария, поклонница Лаватеpa, советует свекрови прочесть его «Отрывки из физиогномики». Екатерина выписывает на бумагу принципы ухода за новорожденным, она хочет их применять, хотя почти все они противоречат существовавшим в ту пору обычаям: «Не следует слишком тепло одевать или укрывать детей ни зимой, ни летом. Лучше детям спать ночью без колпака на голове. Как можно чаще купать младенца в холодной воде… Было бы полезно научить плавать ребенка, как только он достигнет возраста, для этого подходящего… Позволяйте ему играть на ветру, на солнце, под дождем, причем без головного убора…» Екатерина считает дни в ожидании рождения почти божественного внука. Весь двор не спускает глаз с живота цесаревны. И вот, 12(23) декабря 1777 года, после нескольких часов схваток и без малейших осложнений, Мария рожает сына. Он увесистый, сильный, складный, громко кричит, это – будущий император. В восхищенном экстазе Екатерина падает на колени перед иконами и истово молится. Глаза ее полны слез. Потом велит искупать малыша, укутывает и нежно прижимает к груди. Будущий самодержец может носить только великое имя: Александр. Позабыв то горе, что причинила ей Елизавета в свое время, забрав у нее сына, Екатерина уносит новорожденного в свои покои. Родителям позволено видеть ребенка время от времени, но воспитывать его будет она. Нельзя же доверить молодым неопытным людям воспитание царевича.

Грохочут пушки, несется веселый перезвон колоколов, в Казанском соборе отслужили благодарственный молебен, и придворный поэт Державин сочиняет в тот же день поэму «На рождение в Севере порфирородного отрока».

 
…В это время столь холодно,
Как Борей был разъярен,
Отроча порфирородно
В царстве Северном рожден.
Родился, – и в ту минуту
Перестал реветь Борей…
 

Александра положили на железную кроватку, а не в колыбель, чтобы никому не вздумалось его баюкать. Кормилицей стала жена садовника из Царского Села, врачи засвидетельствовали, что у нее хорошее молоко. Вокруг ребенка всегда говорят громко, даже когда он спит. В его комнате температура всегда 14–15 градусов, не выше. И зимой и летом его умывают холодной водой. «Когда ему исполнилось четыре месяца, чтобы его не носили на руках, я выдала коврик, который постелили в детской, – пишет Екатерина королю Швеции Густаву III.[111]111
  Король Густав III был, по линии своего отца, Адольфа Фредерика Гольштейн-Готторпского, двоюродным братом Екатерины.


[Закрыть] – Там одна или две няни садятся на пол и господина Александра кладут на животик. В такой позе он и лежит, смотреть на него одно удовольствие… Он не простужается, толстенький, большой, здоровый и очень веселый, почти никогда не плачет, зубов пока нет ни одного».

Скоро она располагает «божественное дитя» рядом со своим рабочим столом. Вот что пишет Екатерина Гримму, который, на правах «объекта насмешек», получает самую точную и подробную информацию о характере, играх, воспитании и первых словах маленького вундеркинда. «Я без ума от этого мальчишки, – пишет она. – Во второй половине дня мой малыш приходит ко мне столько раз, сколько хочет, и проводит три-четыре часа в день в моей комнате…» И дальше: «Я делаю из него очаровательного мальчугана. Удивительно, что, не умея еще говорить, этот ребенок двадцати месяцев знает больше, чем другой в три года. Бабушка делает из него что хочет. До чего же прелестный будет мальчик!» Или такая запись: «Несмотря на занятость законотворчеством, я для своего удовольствия решила составить для господина Александра маленький букварь, он, право, недурен. Все, кто видел его, отзываются очень хорошо… Нанизывая правила, одно за другим, как бусинки на ниточку, мы узнаем самые разные вещи; я преследую этим две цели: расширить кругозор впечатлениями от разных предметов и возвысить душу, формируя характер».

Гримму она посылает эскиз костюма, придуманного ею для внука. «Все части его сшиты вместе, он одевается в один прием и застегивается сзади на четыре или пять крючков… При этом никаких завязок или перетяжек, и ребенок почти не замечает, что его одевают; ему вдевают ноги и руки в одежду и все готово. Этот костюм – гениальная находка с моей стороны. Король Швеции и принц прусский запросили и получили модель одежды господина Александра».

Екатерина убеждена, что никогда отец и мать «господина Александра» не сумели бы развить ум и характер сына, как это сделала она. Он – ее творение. Ее собственность. Слушается только ее, любит только ее. Однажды этот вундеркинд спросил горничную императрицы, на кого он похож.

– Лицом на мамашу.

– А характером, манерами?

– На бабушку.

– Я так и знал! – восклицает Александр и кидается на шею горничной.

Екатерина в восторге от этого разговора и рассказывает о нем всем подряд. И Гримму в том числе: «Это будет исключительнейшая личность, если „посредники“ не помешают мне развивать его». «Посредниками» императрица презрительно называет своего сына и невестку.

А «посредники» между тем не теряют времени. Мария щедра на потомство. Не успели оглянуться, как она опять забеременела. Через семнадцать месяцев после Александра она рожает еще одного мальчика. Екатерина в восхищении. Второму внуку она дает имя Константин, в надежде, что когда-нибудь он будет править Константинополем.[112]112
  У Павла с Марией было десять детей: будущий царь Александр I (1777–1825); будущий великий князь польский Константин (1779–1831); Александра (1783–1801); Елена (1784–1803); Мария (1786–1859); Екатерина, будущая королева Вюртембергcкая (1788–1819); Ольга (1792–1795); Анна, будущая королева Нидерландская (1795–1869); будущий царь Николай I (1796–1855); Михаил (1798–1849).


[Закрыть] По этому поводу чеканится медаль: на лицевой стороне – церковь Святой Софии в Константинополе, на обратной – карта Черного моря со звездой в верхней части. На празднестве, организованном Потемкиным в честь радостного события, читают стихи Гомера. Но младенец хил здоровьем. Бабушка разочарована и пишет довольно холодно: «Что касается другого (Константина), то за него я и гроша не дам: почти уверена, что он не жилец».

Но «не жилец» уцелел, вырос и умом и телом, так что у Екатерины возрождаются надежды на византийскую гегемонию. Чтобы вскормить нового монарха, коему уготовано править Восточной империей, нужно молоко с Олимпа. И вот запрашивают кормилицу из Греции. Приезжает кормилица, а в ее пышных грудях – все античные добродетели. Так что теперь двое ребятишек играют на ковре у стола императрицы, а Екатерина, разбирая дела, диктуя доклады, подписывая указы, тает от счастья каждый раз, когда среди политических забот слышит веселый смех внуков.

А забот политических больше, чем когда-либо. Вся Европа приходит в движение. Через несколько дней после рождения Александра приходит весть о смерти, 30 декабря 1777 года, князя Баварского, Максимилиана Иосифа. В мировом балансе той поры личность государя, его симпатии и антипатии, семейные узы и тайные помыслы играют такую важную роль, что кончина его может полностью изменить судьбу страны. После каждой смерти монарха Екатерина взвешивает предстоящие потрясения, с тем чтобы в будущем извлечь из них максимальную выгоду для России. Ей приходилось уже не раз переживать исторические кончины: германских государей Карла VI и Карла VII, царицы Елизаветы, Августа III, короля Саксонии и Польши, и в 1774 году – смерть Людовика XV.

Эта последняя смена короля вызвала полную перемену в личном отношении императрицы к Франции. К Людовику XV она питала презрение на грани ненависти, а к Людовику XVI открыто проявляет глубочайшее уважение. Маркиз де Жюинье, новый посол Франции, писал в 1776 году: «Я отнюдь не думаю, что предубежденность Екатерины против Франции неисправима. Я полагаю даже, что она значительно уменьшилась по отношению к нашему правительству, причем по важнейшим вопросам». Со своей стороны Екатерина пишет Гримму: «Ваш г-н де Жюинье прибыл. Вчера я его видела. Этот не глуп, по-видимому. Молю Бога, чтобы он возвысил его ум и поставил его выше пустых мечтаний, лихорадочных возбуждений, грубой клеветы, глупостей и политических умопомрачений, которые были свойственны его предшественникам, а главное – чтобы не болтал он глупости обо всем, как делал это последний из них,[113]113
  Имеется в виду Дюран де Дистроф.


[Закрыть] чтобы не исходил он желчью, не был бы мрачным ипохондриком, на манер тех чинуш, что приезжали до него и до его предшественника». И далее: «Мне так нравится все, что происходит при дворе короля Людовика XVI, что я готова бранить тех, кто критикует его».

Подобно отливу, столь же сильному, как и неожиданному, французское общественное мнение, враждебно настроенное по отношению к России до того, вдруг становится благожелательным. Все русское наивно считается хорошим. Театр увлекается сюжетами из русской истории: «Скифы» Вольтера, «Петр Великий» Дора, «Меншиков» де Лагарпа… В Париже повсюду появляются то гостиница «Россия», то кафе «Дю Нор».[114]114
  «Северное». (Прим. перев.)


[Закрыть] Хозяйка магазина модной одежды дает своему заведению название «Русская галантность». Другой лавочник сделал вывеску «Русская императрица». Портной Фаго нажил состояние на том, что стал шить детскую одежду по модели, сообщенной Екатериною Гримму. Мамаши из самых знатных парижских семей хотят, чтобы их крошки были одеты, как маленький царевич Александр. Екатерину это забавляет. «Я считаю, что господин Фаго делает свое дело, удивительно другое: мода приходит с севера, именно северные страны, и Россия в особенности, стали модны в Париже. Возможно ли такое, ведь о нас думали, говорили и писали так плохо, так плохо!»

Если после кончины Людовика XV франко-русские отношения несколько потеплели, то смерть курфюрста Баварского оказала совсем другое влияние на международную обстановку. Кончина Максимилиана Иосифа и обрыв баварского рода предоставили Австрии долгожданную возможность расширить свою территорию. Но распространение влияния Иосифа II Габсбурга на Баварию никак не устраивает других германских князей, и в первую очередь двор Гогенцоллернов. «Скорее соглашусь на бесконечную войну, чем на опеку чванливых Габсбургов!» – восклицает Фридрих II. И опять Австрия и Пруссия сцепились словесно и грозят перейти от слов к делу. Но ни та ни другая сторона не уверена в силе своего оружия. У них равные силы, и военные и дипломатические, и рассудить их может только война на износ. Если только Россия не поддержит ту или другую сторону.

Екатерина понимает это и спокойно соразмеряет рост своего престижа в этом мире, который еще недавно третировал ее как авантюристку. Фридрих II, поставивший ей двух невесток, умоляет свою «русскую сестру» выступить в качестве «арбитра Европы». «Только от нее, – пишет он, – зависит сегодня, быть миру или войне». Стоит ей заявить о поддержке Пруссии, то есть германских княжеств, и Иосиф II с Марией Терезией покорятся.[115]115
  После смерти в 1765 году своего отца, императора Франца I, Иосиф II стал императором Австрийским и правил совместно с матерью своей Марией Терезией.


[Закрыть] Со своей стороны и Мария Терезия, которая терпеть не могла Екатерину, шлет теперь любезные письма и тоже предлагает ей разрешить конфликт, естественно, в пользу австрийской монархии. Получив просьбы обеих сторон, Екатерина не спешит высказываться. Она питает дружеские чувства и к Фридриху II, и к Иосифу II. К тому же оба ей нужны, если она хочет безнаказанно закончить раздел Польши и изгнать турок с захваченных ими земель в Европе. Продолжать свою политику в Восточной Европе она сможет только при условии, что оба монарха закроют на это глаза и не будут ей мешать. Как помочь Пруссии и не настроить против себя Австрию, и наоборот? Она горда, что ее просят быть посредником, но ее беспокоит мысль, что надо принять решение, которого так ждут и Габсбурги, и Гогенцоллерны. «Какой герб может решить, кто из них прав? – пишет она Гримму. – Кто не прав? Кто хитрит больше? О, Боже, как сделать, чтобы вопрос о наследии в Баварии был решен ясно и справедливо!» В апреле 1778 года король Пруссии, не получив никаких заверений от Екатерины, теряет терпение и отправляется в поход. А Екатерина все выжидает, выясняет вопросы, предложения, испытывая постоянное давление дипломатов, сменяющих друг друга в ее приемной.

По правде говоря, ни на минуту не забывая о споре за баварское наследство, Екатерина довольна своей личной жизнью. Счастливая бабушка, она вновь счастлива в любви. Благодаря Потемкину, гусарский офицер Зорич сменен на русского унтер-офицера Ивана Николаевича Римского-Корсакова, тоже из гусарского полка. Новый фаворит – из старинного рода смоленских дворян, ему двадцать четыре года. Гримм осторожно поддразнивает Ее величество за то, что она «втюрилась» в нового фаворита, на что она в сорок девять лет отвечает с совершенно юным энтузиазмом: «Втюрилась, втюрилась! Знайте же, что это выражение не подходит, когда речь идет о Пирре, царе Эпира, неподвластном кисти живописца и резцу скульптора. Такие шедевры природы вызывают восхищение и восторг, сударь мой… Когда Пирр берет в руки скрипку, все собаки заслушиваются; когда он начинает петь, слетаются птицы, чтобы слушать его, как Орфея. Никогда Пирр не совершил неблагородного поступка, не сделал неграциозного жеста; он излучает свет, подобно солнцу, вокруг него ореол, нимб; никакой при этом женственности, а только мужественность, да еще какая… Все в нем гармонично. Нет каких-то деталей; он производит впечатление драгоценных даров природы, собранных в одном прекрасном существе…»[116]116
  Письмо от 1 октября 1778 года.


[Закрыть]

Позже она пишет: «Ну скажите же, что Пирр прекрасен, что у него благородное и гордое лицо; знайте также, что если бы Вы услышали, как он поет, Вы бы расплакались, как Вы плакали, слушая пение Габриеллы у Елагина».[117]117
  Письмо от 7 мая 1779 года.


[Закрыть]

Действительно, Римский-Корсаков хорошо поет, и, чтобы у него были партнеры, в Санкт-Петербург выписывают лучших артистов из Италии. Он хотел бы попробовать свои силы в пластических искусствах, в литературе. Книгопродавец получил заказ подобрать ему библиотеку. «Какие книги Ваше превосходительство желали бы иметь?» – спрашивает книготорговец. «Знаете что, – отвечает тот, – такие вот толстые большие тома внизу, а над ними поменьше, как у императрицы».

Хорошо знавший Римского-Корсакова кавалер де Корберон пишет о нем: «Это был самодовольный манекен, причем самого низкого пошиба, такого даже в Париже не потерпели бы». Возможно, Потемкин потому и толкнул его в объятия Екатерины, что юноша глуп и лучезарен. Он понимает, что такой фат не может стать для него опасным соперником. Как обычно, он старается развлечь царицу временщиками, оставляя себе главное: ее сердце и ум. Став адъютантом Ее величества и кавалером польского ордена Белого орла, усыпанный, как обычно, титулами, наградами и подарками, Пирр совсем опьянен своим везением и решает позволить себе немножко разнообразия. Для этого он завел любовницу, графиню Строганову. Но этого ему мало. Он сохранил отличное воспоминание о связи с графиней Брюс, которая его «опробовала», и вот решил к ней вернуться для нового испытания. Екатерина застает их в сладострастных объятиях. На этот раз графиня Брюс не может объяснить свои потехи необходимостью услужить императрице. Екатерина не сдерживает гнева. Но буря – сугубо внешняя. Сердце ее не страдает. Наверное, Ее величеству слегка надоел Пирр. Графиню Брюс отсылают на какое-то время в Москву, а Римский-Корсаков, отслужив в постели пятнадцать месяцев, удаляется с щедрыми дарами. На своих бывших любовников царица зла не держит.

Кто на очереди? Когда Вольтер в свое время почтительнейше упрекал ее в непостоянстве, она отвечала, что, наоборот, она «абсолютно верна». «Кому? Красоте. Только она меня и привлекает!» Ей хочется поболтать обо всем этом со старым отшельником из Ферне. Но, увы, он умер 30 мая 1778 года. Екатерине трудно пережить потерю этого человека, хотя встретиться с ним ей ни разу не довелось.

«Меня охватило чувство отчаяния и разочарования во всем, все на свете стало отвратительно, – пишет она Гримму. – Ах, почему не завладели Вы его телом от моего имени? Прислали бы мне его и, клянусь!.. у него был бы самый драгоценный надгробный памятник… Купите его библиотеку и все его архивы, включая мои письма. Я щедро заплачу наследникам, которые, как я полагаю, не понимают ценность этих бумаг».[118]118
  Письмо от 21 июня 1778 года.


[Закрыть]

И дальше: «Теперь, когда его не стало, мне кажется, нет больше никакого достоинства в хорошем настроении; ведь он был божеством веселья. И вообще, он мой учитель, он, а также его произведения сформировали мой ум, мою голову».

Через посредство Гримма Екатерина ведет переговоры с наследниками писателя о приобретении библиотеки Вольтера. Эта библиотека, где в большинстве книг на полях имеются пометки, сделанные рукою патриарха из Ферне, поступит в Эрмитаж, туда же, где хранится библиотека Дидро, и будет предана забвению на долгие годы. С нею приедет статуя Вольтера работы Гудона. У Екатерины какое-то время даже был замысел построить в Царском Селе копию замка в Ферне. Потом она отказалась от такого замысла. При этом категорически отказывается дать разрешение на публикацию ее переписки с покойным. Она боится, что ее письма написаны плохо, а письма Вольтера слишком хвалебны по отношению к ней и слишком критичны по отношению к другим монархам.

Среди всех этих трауров, радостей, личных переживаний она, в конце концов, принимает решение по поводу австро-прусского конфликта. После нескольких бессонных ночей она наконец решается. Право на стороне Пруссии, считает Екатерина. И сообщает Марии Терезии и Иосифу II, что, если они не перестанут заявлять претензии на Баварию, она «не сможет безразлично смотреть на несправедливую войну и будет вынуждена принять меры для защиты интересов России и ее друзей, германских княжеств, которые запросили у нее помощи». Фридрих II в восторге. Мария Терезия возмущена. Иосиф II огорчен, но хочет сохранить хорошую мину при плохой игре и даже думает, для восстановления ситуации, заключить договор о дружбе с Россией. Екатерина очень ловко пугает Версаль. Французский и русский послы не знают покоя. Этот лихорадочный балет дипломатов приводит к тому, что 13 мая 1779 года между Пруссией и Австрией заключаются Тешенские соглашения.[119]119
  Тешенский мир принес Австрии часть бассейна реки Инн, Пруссии – надежду на приобретение маркграфств Аншпах и Вайрет и гарантировал Максимилиану наследование трона курфюрста Карла Теодора, его кузена (умер в 1799 году).


[Закрыть] Как ни странно, вся эта история, в которой Россия была замешана лишь косвенно, наибольшую выгоду принесла именно интересам России. Всеми своими действиями в этой запутанной игре Екатерина доказала свою проницательность, прагматизм и решительность, которые вынуждены признать даже ее противники. Неожиданно она предстала в роли «мирового судьи Европы», как она сама себя назвала, а прочие монархи с изумлением обнаружили ее превосходство над ними.