Текст книги "Анн Предай"
Автор книги: Анри Труайя
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
14
Анн с рецептом в руках проводила доктора Морэна до двери и вернулась. В коридоре она столкнулась с отцом, выходившим из гостиной.
– Ну как он? – спросил Пьер.
– Ничего страшного, похоже на бронхит…
– Ты хочешь оставить его здесь?
– А куда хотел бы отправить его ты?
– В его комнату, наверх.
– Папа, у него жуткая температура, а комната наверху не отапливается. Ему нужен постоянный уход.
– Ну не знаю. Есть же больница, в конце концов…
Она холодно взглянула на него:
– Больница, говоришь? А ты представляешь себе, что такое больница? И это когда у нас есть совершенно свободная комната. Та, задняя. В любом случае, там ему будет лучше.
Пьер покачал головой:
– Этим ты усложняешь себе жизнь.
– Нужно уметь помогать другим, папа, – сухо парировала она.
Анн тяготило сознание собственного двоедушия. Почему не выкрикнула она ему прямо в лицо правду? Снова поддается идиотским предрассудкам? Накануне, увидев ее с заходящимся от кашля Лораном, Пьер не произнес ни слова. Передумал? Собрался с мужеством? За ночь?
– У этого парня что – нет семьи? – спросил он.
– Его родители живут в Экс-ан-Провансе, – ответила она.
– И в Париже он никого не знает?
– Знает. Меня.
– И все же я считаю эту ситуацию странной. Позволь мне сказать, что…
Она оборвала его:
– Послушай, папа, об этом мы поговорим с тобой позже, сейчас я тороплюсь. Мне еще нужно сбегать за лекарствами. В десять я должна быть в издательстве, а сейчас уже половина десятого!
– Луиза смогла бы прекрасно с этим управиться.
– Нет, я сама…
Она слетала в аптеку, вернулась с горой медикаментов и прошла в комнатку в конце коридора, где на узком диване спал Лоран. Здесь же стояли чемоданы, вдоль задней стенки были сложены какие-то коробки. Но рядом с диваном место было расчищено. Низенький столик с ночной лампой, английское кресло, плетеный стул. Среди тишины и спокойствия, исхудавший и заросший бородой, здесь царствовал Лоран. Анн помогла ему подняться и принять таблетки. Далось это ему с трудом, и он без сил откинулся на подушки.
– Мне обязательно глотать всю эту дрянь?
– Да, – сказала она, – если хочешь быстро поправиться.
– Мне то жарко, то холодно…
Она больше не беспокоилась. Раз она снова рядом, ему больше не угрожает никакая опасность. Анн поцеловала его и поспешно вышла.
Войдя в свой кабинет, она тут же позвонила Марку. Не может ли он пропустить с ней по стаканчику? В ответ он предложил вместе пообедать.
– Нет, Марк, это невозможно, но мне очень нужно с тобой поговорить.
Они встретились в «Старине Жорже» – как обычно, за бокалом белого вина.
– Тебе нельзя больше звонить мне домой, – сказала она.
– Почему?
– Лоран заболел, и я перевезла его к нам.
Марк сдержанно удивился. Анн показалось, что он это сделал скорее ради проформы.
– Что по этому поводу говорит Пьер? – поинтересовался он.
– Ничего особенного.
– Как ты ему объяснила?
– Ничего я ему не объясняла, совсем.
– Он, должно быть, сомневается насчет тебя и Лорана?
– Не думаю. Хотя мне все равно.
– Анн, – сказал он, взяв ее за руку, – ты теряешь голову.
– Да, и это очень приятно! Ты знаешь, как я его нашла? Вчера вечером вдруг телефонный звонок…
Она рассказывала о своей поездке с горделивой радостью, чувствуя всю ее неуместность, но не в силах сдержаться.
– Лоран ужасно ревнив, – подытожила она. – Ты для него – что красная тряпка для быка. Думаю, он и на полицейского набросился бы, пристань тот ко мне на улице с расспросами.
– То есть, нам не стоит встречаться, – грустно заметил Марк.
– Да нет же, только так, чтобы он об этом не знал.
Марк улыбнулся:
– Согласен, Анн. Но тебе не кажется, что это какая-то чушь?
– Пойми, Лоран – чрезвычайно чувствительная натура, ну просто до истеричности.
– А я думаю, что он плохо воспитанный мальчишка, который тобою пользуется.
– Никто не сможет мною пользоваться, Марк. Я вылечу его, я вытащу его оттуда. – Ей не сиделось на месте, казалось, по ее телу пробегали электрические разряды. – Ладно, мне пора бежать. Ты мне позвонишь в издательство? До скорой встречи.
– Да, в «Старине Жорже», как обычно и когда захочешь, – с кислой миной пообещал он.
Возвратившись домой, Анн застала в гостиной отца, хмурого и чопорного, поцеловала его в щеку и убежала на кухню, где Луиза деловито возилась с кастрюлями.
– Мадемуазель, я приготовила вашему приживальцу овощной бульон, как вы и просили. И с чем он только есть его будет?
– Оставьте, – приказала Анн, – этим я сама займусь.
Она поставила на поднос глубокую чашку с горячим бульоном, положила два ломтя только что отрезанного Луизой ростбифа и тарелочку с зеленым горошком.
– Ох, – вздохнула Луиза, – ну и скверные воспоминания вызывает у нас этот поднос, правда мадемуазель?
Анн не ответила. На кухню забрел отец и с безучастным видом принялся наблюдать за происходящим. Она плеснула себе в стакан белого вина, второй подвинула ему. Выпили молча. Пьер неожиданно спросил:
– Скоро на стол накроют?
– Как всегда, – ответила Анн.
И ушла, держа в руках поднос. Проходя комнату матери, она почувствовала, как сдавило сердце, и поспешила проскользнуть в конец коридора. Лоран спал, разметавшись на кровати, будто приготовленный к четвертованию. Одна его нога торчала из-под простыни. Он спал так крепко, что Анн, наверное, смогла бы стащить его с кровати и уложить обратно, не разбудив. Таблетки доктора Морэна подействовали на него, как на младенца. Какое-то время она смотрела на него с двойственной нежностью – как мать и как женщина, – затем вышла из комнаты, унося с собой и поднос.
Когда она села за стол – прямо напротив отца, – тот как бы ненароком спросил:
– Поел?
– Нет, спит.
Луиза поставила на стол ростбиф и молча ушла к себе на кухню.
– Ну а чем вообще этот юноша занимается?
– Ничем, сейчас ничем. Ищет.
Пьер, казалось, изучал содержимое своей тарелки. Он заметно боялся нарваться на резкий ответ, задав очередной вопрос.
– Да, молодежи сейчас тяжело, – вздохнул он.
После чего над столом повисла долгая пауза. Анн даже показалось, что воздух вокруг нее как бы затвердел. Напротив сидел отец, отупевший и закостенелый. Что общего между ними – им и ею? Ни общих сердечных порывов, ни совместных дерзновенных помыслов. Разве что воспоминания о Мили, не более… Только он уже задолго до ее смерти мумифицировался.
Луиза принесла салат.
– Вы его не досолили. В следующий раз…
– Нет-нет, мадемуазель, я все сделала аккуратно! – залепетала Луиза.
«Луиза меня боится, отец меня боится, меня Марк боится… Почему? Потому, что я знаю, чего хочу? Сколько же бесхребетных-то вокруг? Они сгибаются от малейшего дуновения ветра. Даже Лоран! Может, он даже беспомощнее других. Что же мне с ним делать?»
Ее внезапно накрыло всполохом радостного озарения. Он ведь здесь, в постели! Горячий, живой, пусть больной и невыносимый, но милый и необузданный… Она рассеяно накладывала себе салат, один листик упал на скатерть. И когда убирала его назад в салатницу, услыхала шепот Луизы:
– Мадемуазель, посмотрите!
Анн подняла глаза и увидела Лорана, прислонившегося спиной к дверному косяку. На нем были брюки и темно-зеленый пуловер с отложным воротом. Ноги босы, взгляд блуждал где-то вдалеке.
Она спросила чуть слышно:
– Зачем вы встали?
На «вы» она обратилась к нему инстинктивно – из-за отца и Луизы… Проявление собственного малодушия возмутило ее, но она нашла в себе силы сдержаться.
– Нельзя ли выпить чего-нибудь горячего? – попросил Лоран.
– Я приносила вам бульон, но вы спали, – сказала Анн.
– Могу я присесть здесь, с вами?
Он показывал на стул возле двери.
– Это не вполне то, что вам нужно, – ответила Анн.
– Мне надоело лежать.
– Присаживайтесь, – вставил свое слово Пьер.
И, поднявшись, подвинул к столу еще одно кресло. Получилось, что Лоран устроился между ними. Луиза поставила еще один прибор. Анн принесла из соседней комнаты покрывало и укутала Лорану ноги. Пьер предложил ему вина.
– Спасибо, не буду, – отказался Лоран.
И с аппетитом смел все, что ему предложили.
– Ну сегодня вид у вас получше, чем вчера, – сказал ему Пьер.
Анн растерялась. Отец показался ей излишне любезным, хоть и знал, что она не переносила демонстративных проявлений настроения. Она чувствовала, что внутренне Лоран напряжен, это мучило ее. А Луиза – что это она вздумала торчать здесь пеньком? Убиралась бы к себе на кухню. Все четверо словно разыгрывали сценку из водевиля. Анн попробовала что-нибудь сказать, но собственный голос не повиновался ей. Ей удалось взять себя в руки лишь после того, как заговорил Лоран:
– Что-то у меня голова закружилась. Это от лекарств, наверное. Пойду прилягу. – Она проводила его до самой комнаты. – А вот еда пошла мне на пользу, – добавил он.
В издательство Анн ушла встревоженной и обрадованной. Всю оставшуюся часть дня в толчее повседневных хлопот ее не покидала мысль о двух мужчинах, застрявших в ее жизни. Лоране и отце. Вечером, вернувшись домой, она увидела в гостиной Лорана, растянувшегося на канапе с подушкой под головой. Пьер сидел рядом с планом старого Парижа на коленях, и что-то ему объяснял.
– Я посоветовал ему перебраться сюда. Тут как никак веселее, чем в его каморке. Ты чаю не хочешь, Анн? Думаю, там еще осталось.
На круглом столике она увидела две чашки и поняла, что нарушила дружескую посиделку.
– Нет, спасибо, – отказалась она, натянув на лицо некое подобие улыбки.
На кухне она с раздражением плеснула себе в стакан белого вина. Луиза, чистившая столовое серебро, поинтересовалась:
– Вечером-то как мне быть, мадемуазель? Отнести ужин вашему постояльцу в комнату или накрывать три прибора?
– Накрывайте стол на троих, – равнодушно ответила Анн. И со стаканом в руках вернулась в гостиную.
– Ага! – воскликнул Лоран. – Анн и белое вино! Что ты в нем находишь?
Он впервые обратился к ней на «ты» перед отцом. Она почувствовала краску на щеках. Пьер складывал карту Парижа и на миг замер. На его простодушном лице отчетливо читалось удивление. Анн замешкалась всего на секунду, а затем с некоторой яростью бросилась спасать положение:
– А ты, Лоран, как можешь ты постоянно пить одну лишь воду? – парировала она. – Тоскливо, пошло и убого. Да если бы ты выпивал понемногу вина, выздоровел бы в два раза быстрее.
Смущение Пьера исчезло, и он дружески улыбнулся. «Молодежь, – должно быть, говорил он самому себе, – обращается друг к другу на „ты“ с первого знакомства».
– Но я же не водохлеб, Анн! – запротестовал он. – Где мой стакан, ты забыла про меня?
– А я подумала, после чая ты не сможешь ничего больше пить, – ответила она, смеясь.
И принесла ему стакан вина. Пьер, не спеша потягивая его, объяснял:
– Я тут рассказывал Лорану, как изменялся наш квартал после XIV века…
Анн покачала головой – вот он уже и называет его Лораном. Она удивлялась той легкости, с которой в последнее время в ее жизни происходили всяческие перемены. И при этом отдельные их частички, как в паззле, идеально подходили друг к другу. В чем же и где ловушка?
Пьер внимательно просматривал каждую страницу принесенной ею «Франс-Суар»
– Вечером по телевизору кое-что интересное, – сообщил он. – «Пыль в глаза» Лябиша. Великолепный состав исполнителей!
Анн бросила взгляд на Лорана – хулителя телевидения – и нарочито оживленно поинтересовалась:
– Это интересно. А в котором часу?
– В половине девятого, – отозвался Пьер.
– Тогда нужно быстрее ужинать!
Луиза убежала, и Анн пришлось самой накрывать на стол. Все расселись вокруг супницы, словно восстановленная семья. Поднимаясь и опускаясь над тарелками, ложки исполняли партии домашнего балета. На второе было холодное мясо и салат. Лоран сметал все с неподдельным удовольствием, каждый ломтик ростбифа покрывал густым слоем горчицы. Глаза его заблестели. Он поднес к губам стакан с водой и то, как он пил – жадными большими глотками, – взволновало ее, а когда он отламывал куски хлеба, Анн подумала о ласках.
Отдохнув, Пьер включил телевизор. Анн пристроилась рядом с отцом, в кресле. Лоран, еще не полностью оправившийся от слабости, прилег на канапе. Началась пьеса.
Каждую забавную реплику Лоран сопровождал взрывом хохота. Пьер вторил ему эхом, лишь чуточку тише. Анн не верила своим ушам. Как же мало нужно, чтобы развеселить одного и другого… Ей страстно захотелось снова взять в руки вышивание. Да так, что даже зачесались кончики пальцев. На экране суетились Ратинуа и его супруга, снимая перед приходом гостей с мебели чехлы: «За пианино, быстро. Играй гаммы!» – кричал Ратинуа. Потеряв терпение, Анн поднялась и вернулась с корзиной для рукоделия. Сделав несколько стежков, она почувствовала внутреннее облегчение. Время от времени с нежной иронией посматривала она на Лорана. Иглой она орудовала степенно и в тоже время осторожно, словно вершила на пяльцах собственную судьбу.
На заключительной фразе комедии Анн подумала, что закончилось лишь первое действие. «За стол! – распорядился Ратинуа. – Руку дамам!» И под звуки ритурнеля ярко разряженная толпа героев пьесы ринулась в гостиную. Дальнейшая программа интереса не представляла, и Пьер выключил телевизор.
Все разбрелись по своим комнатам. Сидя на кровати, Анн рассеянно листала гранки книги, которую «Гастель» предполагало выпустить в следующем месяце. Ей казалось, что за минувший день она прожила целую жизнь. Из дальнего конца коридора ее словно магнит тянул к себе Лоран. Должно быть, спит, утомившись, но через несколько дней совсем поправится. Выключив ночник в изголовье, она услышала, как осторожно приоткрылась дверь ее комнаты.
– Ты сумасшедший, Лоран! – прошептала она.
– Нет, – скромно отозвался он. – Просто мне хочется спать рядом с тобой.
Она подвинулась, освобождая ему место.
15
Положив обе руки на руль и глядя прямо перед собой, Элен Редан ни малейшего внимания не обращала на другие машины, обгонявшие ее одна за другой. Пьер сидел рядом и любовался чистотой линий ее профиля и осторожной манерой вождения. Может, зря он снова заглянул в книжную лавку? Может, напрасно, того не желая, ввязался он в эту затею? Правда, идея поездки в Версаль после обеда в понедельник исходила от нее. Мог ли он отказаться?
Машину она попросила у подруги. С погодой им повезло, дождь прекратился, как только они отъехали. В набухшее серое небо вплетались голубые, похожие на лепестки лаванды, прогалины. Было не по сезону тепло, а залы дворца почти пусты.
Накануне, чтобы освежить память, он успел наскоро почитать о Версале, но хватит ли этого? Ему очень хотелось удивить Элен Редан эрудицией, произвести на нее впечатление. И ему показалось, что услышанное поразило ее не меньше, нежели архитектурное великолепие королевских апартаментов. После дворца они осмотрели террасы Оранжереи со ступенями лестниц розового мрамора, воспетого Мюссе. Он как бы ненароком вспомнил о ля Вайер, Монтеспан, Фонтанж, Помпадур, о пышке де Бари, всех этих напудренных, жеманных грешницах, обвешанных оборками и финтифлюшками, с непременной мушкой в уголке рта. И, конечно же, о принцах, прелатах, кудахчущих маркизах, о Людовике XIV, любующемся каскадом швейцарских фонтанов своего дворца, в роскошном парике и в обожаемых им лентах…
Теперь он ее, опьяненную историей, возвращал Парижу. Вне всякого сомнения, если бы ей не приходилось сейчас вести машину, она устроилась бы на его плече, как это делают слегка подвыпившие дамы. На ее подкрашенных губах играла мечтательная улыбка. Иногда Эмильен бывала такой же внимательной и отсутствующей одновременно, подумал он. Внезапно резкие звуки автомобильного сигнала чуть было не продырявили его барабанные перепонки. Их обгонял огромный красный грузовик. Элен осталась невозмутимой и не сбросила скорость. Пьер сказал ей, что должен вернуться к шести. Они успевали: сейчас только пять двадцать. Ему не хотелось выслушивать расспросы Анн. Предложить Элен повторить поездку в следующий понедельник? И во дворце, и в парке есть еще на что посмотреть… Или в Сен-Жермен, или в Порт-Руаяль…
– Я мало говорю, потому что все время слежу за дорогой. – сказала она. – Я такой неопытный водитель.
– А по мне, так вы отлично водите, – отозвался он.
– А вы – вы умеете водить?
– Нет, и никаких способностей.
– Обычное явление среди интеллектуалов!.. О, Версаль! Мне показалось, что я все это видела впервые.
Пьер не задержался с ответом:
– Мне тоже!
Машину заполнила густая, жужжащая тишина. Ноздри Элен подрагивали. Какие они у нее все-таки тонкие, почти прозрачные. Из-под сбившейся юбки выглядывали колени. Разглядывая их, Пьер неожиданно почувствовал, что в нем просыпается художник. Только черты ее лица вдруг резко изменились. Отчего вдруг эти нахмуренные брови, сжатые зубы? Машину качнуло, замотало из стороны в сторону так, что она едва не задела небольшой грузовичок, потом скорость упала и, наконец, машина вовсе замерла на обочине.
– Что случилось? – спросил Пьер.
– Думаю, у нас прокол, – неуверенно вымолвила Элен.
Они вышли из машины. Правое заднее колесо сидело на земле лепешкой. Первая мысль, посетившая Пьера, была ужасной: «Я опоздаю!» Но Элен ободрила его: сменить колесо – да это же детская забава. Однако началось все с дьявольской головоломки: как ставить домкрат. Его раздражало, что отдельные железки хитроумного устройства никак не желали соединяться друг с другом. Склонившись к его плечу, Элен сокрушалась чисто по-женски:
– Как глупо! Я очень сожалею… но мне кажется, что вы тут ошибаетесь… Постойте, я поищу инструкцию, она должна быть в бардачке…
Они вместе изучили принесенную инструкцию, и он пыхтя вновь принялся за дело. В конце концов ему удалось подсунуть домкрат под ось.
– Нет, нет! – закричала Элен. – Так вы можете все поломать. Взгляните, как нарисовано на схеме…
Пьер, согнувшись пополам, почувствовал боль в пояснице и сел на землю. Земля была сырой, и холод быстро поднялся до спины.
– Вы перепачкаетесь! – охнула Элен. – Возьмите брезент.
Пьер стоически отказался, не обращая внимания на промокший зад. И надо же было ему вляпаться в этакую авантюру, да к тому же столь опрометчиво? Из-за какой-то женщины, по большому счету просто им выдуманной, он рисковал нарваться на объяснения. Домкрат, совершенно неожиданно, занял положенное место. Снимая колпак, Пьер прищемил себе палец. Гайки не слушались. Одну за другой он все-таки отвинтил их, снял умершее колесо, принес запаску и подкачал домкрат, чтобы чуточку приподнять машину.
– Осталось немного, самое трудное уже позади.
Держа колесо перед собой, как тяжелый щит, он старался попасть отверстиями в торчащие штырьки с резьбой. За спиной грохотал поток машин. Пьер невольно вздрагивал, ощущая грозное дыхание этого железного стада. На лбу выступили крупные капли пота. После десятка безуспешных попыток ему все же удалось насадить колесо на ось.
– Браво! – воскликнула Элен.
Руки Пьера покрывал слой отработанной смазки, смешанной с землей. Пальцы, закручивая гайки, предательски дрожали. Когда он уже закреплял на колесе колпак, рядом притормозила пара мотоциклистов и поинтересовалась, не нужна ли ему какая-нибудь помощь. Он их поблагодарил – довольно сердито, – и те уехали. Было шесть часов тридцать пять минут. Из-за пробок он попадет домой не раньше семи! А Элен радуется, улыбается… Не понимает, что ли, в каком он состоянии? Она протянула ему тряпку.
– Что бы я без вас делала? – сказала она.
Он забрался в машину. Элен запустила двигатель. Вечерело. Теперь единственной надеждой Пьера оставалось по приезде застать Анн за мирной беседой с Лораном. Может, тогда она, интересуясь причиной его задержки, будет более рассеянной. Этот юноша, несомненно, влиял на нее успокаивающе. С тех пор как он живет у них в доме, она и возвращается раньше, и постоянно в игривом настроении. Каковы их истинные отношения, Пьер предпочитал не знать, дабы сохранять личное спокойствие. В те моменты, когда им овладевали некие подозрения, он утешал себя мыслью, что Анн достанет благоразумия не слишком увлекаться мужчиной много моложе ее самой. Он был даже уверен, что она вообще лишена чувственности. Иначе как бы она смогла противиться возвращению Марка? При этом она вовсе не походила на свою мать – Эмильен постоянно бывала в кого-нибудь влюблена. Окунувшись в воспоминания, Пьер, казалось, снова вдохнул теплый запах своей жены. Расчувствовавшись, он запрокинул голову. Увы, запах исходил от манто Элен с бобровой оторочкой. Она продолжала спокойно вести машину, устремив взгляд в сгущающиеся сумерки, утыканные красными и белыми огнями. Мерцая и попрыгивая, на них надвигалась громада Парижа. Всякое торможение выводило Пьера из себя, светофоры подолгу не желали переключаться на зеленый свет, Элен очень медленно трогалась с места и маршрут выбрала, конечно же, самый неудачный. Ну все не так, и все – из-за ее ошибок. Наконец-то – рю де ля Сен. Элен остановилась прямо перед его домом.
– Надеюсь, вы не слишком сильно опаздываете? – со сдержанной улыбкой поинтересовалась она.
– Нет-нет, – пробурчал он в ответ.
– Благодарю вас, у меня сегодня был такой великолепный день!
– Да, действительно, все было замечательно! Ну что ж, до свидания. Я скоро загляну к вам.
– Да-да. Заходите почаще, – сказала она.
Пьер поцеловал ей руку, на него пахнуло сдержанным теплом. Он неуклюже выбрался из машины и поспешил к двери.
Анн была одна и коротала время в гостиной с вечерней газетой.
– Лоран не с тобой? – спросила она.
– Нет, – тихо ответил он.
Он ждал других вопросов, но дочь молчала. Пьер с облегчением поспешил в ванную, чтобы вымыть руки. Как всегда, он переживал напрасно, ожидая худшего. Когда вернулся в гостиную, Анн отложила газету и повернула к нему обеспокоенное лицо.
– Странно, что Лорана до сих пор нет, – услышал Пьер ее тихий голос. – Он тебе ничего не сказал?
– Ничего особенного, – проворчал отец, присаживаясь.
– Когда он ушел?
– Не знаю.
– Почему? Ты ушел до него?
– Да.
– В котором часу?
– В половине третьего, сразу за тобой.
На секунду она задумалась о чем-то, потом спросила:
– И куда же ты ходил?
Мысли Пьера тут же спутались. Сначала он решил сказать, что все это время провел в кинотеатре. Но под пронзительным взглядом дочери он не смог бы солгать. Его голова всегда была для Анн проходным двором. Сломленный, он пробормотал:
– Я только что вернулся из Версаля.
– О, какая славная идея! И как же ты туда добирался?
– На машине.
– На машине? С кем это?
– С мадам Редан.
У Анн приподнялись брови:
– Кто она, эта мадам Редан?
– Племянница мадам Жиродэ. Помогает ей в книжном магазине на Коломбье.
Черты лица Анн стали жесткими. Перед ним внезапно предстала Эмильен. Смутившись, он встал и сделал несколько шагов по комнате.
– Племянница мадам Жиродэ. Но откуда ты ее знаешь?
– Я видел ее несколько раз в лавке… Она очень порядочная женщина. Как и я, интересуется историей…
– Какого она возраста?
– Около сорока, я думаю…
– Почему ты мне о ней ничего не рассказывал?
– Я об этом как-то не подумал.
– Ты прекрасно знал, что тебе предстоит с ней свидание.
– Конечно.
– И ты, который якобы никуда не выходит, для которого газету найти – целое происшествие, ты находишь нормальным провести всю вторую половину дня с женщиной. О которой тебе даже мысль не приходит в голову сначала рассказать мне!
Он опустил голову, подавленный справедливостью ее упреков.
– Ты был с ней в машине один?
– Да.
– Это немыслимо!
– Ты знаешь, она очень самостоятельная, свободная. Она ни от кого не зависит. Она разведена…
– А ты – вдовец! Быстро ты обо всем позабыл, папа!
– Ты права, – смущенно согласился он. – Я не должен был этого делать. Но она так мило настаивала! Мне трудно было ей отказать…
Он повернулся и принялся массировать руки – одну о другую. Все это время она не спускала с него вопрошающего взгляда и вдруг спросила:
– Что ты сделал с брюками? Посмотри на них, они же сзади все в грязи!
Пьер прикрыл зад рукою.
– Это прокол, – жалостливо запричитал он. – Мне пришлось сесть на землю, чтобы закрепить колесо.
И спешно удалился, радуясь представившейся возможности оставить эту тему. Сменив брюки и облачившись в домашний халат, он почувствовал себя совершенно другим человеком. Вернувшись в гостиную, он застал там дочь, накрывавшую на стол. Тарелка с холодным мясом, салатница, бутылка вина. Она присела.
– Лорана не ждем? – спросил он.
– Нет! – ответила она с лихорадочным блеском в глазах.
– Это не совсем вежливо.
– Ты – и вежливость? Уже без двадцати девять! А что если он явится лишь к ночи?
Пьер подсел к столу. Анн ела молча, погрузившись в свои думы. Он не собирался ее развлекать. На самом деле он не согласился с той ее прямотой, с которой она осудила его прогулку. И он не отступится от убеждения, что их отношения с Элен безупречны. Вспоминая отдельные моменты поездки в Версаль, он вынужден был признать, что эта женщина проявляла к нему немало интереса. Не единожды – то словом, то взглядом – она давала ему понять, что ей нравится его общество. Смог бы он воздействовать на нее так же, не будучи холостым? Несомненно, нет. Теперь, когда он стал вдовцом, женщины смотрят на него совсем другими глазами. Всем хочется заполучить его в свои сети.
Пришедшая мысль наполнила его юношеским задором. Окруженный охотницами, он потешался над их затеями. Каков бы ни был их напор, уж он-то сможет отстоять свое одиночество. «Если мне и придется поступиться своей независимостью, то я остановлю свой выбор не на Элен», – решил он про себя. Да, в его положении можно найти и получше. Он мечтал о нежных телефонных разговорах, о букетах цветов. Ивон Клардье, к примеру, несоизмеримо привлекательнее Элен, хотя и заметно старше. В последний раз, когда он ездил к ним на бридж, она ему так и сказала: «Вы похудели! Это вам так идет!» У нее на левой щеке родинка. Нет, на правой. Мысль о ней вызвала в нем сильное желание. Воздержание угнетало его. Прошло так много времени с тех пор, как они с Эмильен… Глаза его наполнились слезами. Он любил только одну Эмильен, только ее одну… Он вздохнул. Анн ничего не заметила.
Ужин закончился. Анн убрала со стола, потом взяла вышивание и устроилась в кресле. Пьер включил телевизор. От дочери его отделяла пропасть. Он видел ее рядом, и в тоже время она была от него в тысяче лье. Что за химера?
Лоран объявился в половине одиннадцатого. Весь какой-то растрепанный, он громко поздоровался и убежал на кухню. Анн догнала его, когда он наливал в стакан воду прямо из-под крана.
– Как же я хочу пить! – сообщил он.
– Ты ужинал? – спросила Анн. Она заставляла сдерживаться себя, нервы были натянуты в струну.
– Нет, – ответил он.
– Я оставила тебе немного ростбифа.
– Я не голоден.
– Ты есть не будешь?
– Нет.
Он осушил стакан, налил второй и тут же залпом выпил его, как и первый.
– Что ты делал после обеда?
– Ездил повидаться с друзьями в Сен-Уан. Фабрис – такой славный малый.
– Невысокий, с усиками?
– Да.
– Как его дела?
– Все нормально. Смотри…
Он вытащил из кармана три измятых бумажки по десять франков и бросил их на стол.
– Откуда это? – спросила Анн.
– Я это заработал благодаря Фабрису. Он работает посыльным у Оливии Симон, в ателье. Мне дали мопед, и я ездил по Парижу – это так здорово! – Он собрал деньги и добавил: – Я приглашаю тебя завтра в ресторан!
При этом глаза его засветились такой гордостью, словно он получил наследство. Его наивная щедрость позабавила ее.
– Правда, мотаться по улицам часами тяжело, – признался он.
Ничто не выдавало в нем следов усталости. За несколько дней домашнего покоя он полностью пришел в себя. Не предпочитает ли она его обезоруживающую, безжизненную слабость, подумала Анн. Он выпил еще стакан воды.
– Уму непостижимо, сколько ты пьешь! – с легким раздражением обронила она.
– Просто мы с ребятами наелись креветок. В следующий раз поедешь со мной в Сен-Уан. Увидишь, как там здорово! А ты – чем занималась ты в своем издательстве?
– Так, ничем особенным…
Он чмокнул ее в кончик носа, заглянул в гостиную, пожелал спокойной ночи Пьеру и скрылся в глубине коридора. Оставшись одна, Анн почувствовала неистовое, необъяснимое желание подровнять кухонные шкафы.
– Ты могла бы поручить это Луизе, – заметил появившийся на пороге Пьер.
– Нет, она никогда этого не умела.
– Не хочешь посмотреть телевизор? Сейчас будет концерт.
– Спасибо, лучше я почитаю. У себя в комнате.
Он вернулся на свой пост.
Покончив с затеянной перестановкой, Анн зашла его поцеловать. Казалось, он был загипнотизирован маленьким экраном.
«С отцом происходит форменное безобразие, – подумала Анн. – Со дня кончины мамы прошло только четыре месяца. Помнится, от отчаяния он готов был покончить с собой, бросался в могилу. А сегодня прогуливается по Версалю с какой-то незнакомкой. В шестьдесят-то лет! За всю свою жизнь ни разу маме не изменив. Выходит, нет такого чувства, которое способно пережить недолговечную плоть».
Пьер повернулся в ее сторону и ответил на поцелуй.
«Сколько нежности в твоем взгляде, папа!» Было ясно, что он ее за что-то благодарит, а она была с ним так черства!
Анн заперлась в ванной комнате. На краю ванны сохли носки и трусы Лорана – он стирал их каждый вечер перед тем, как лечь в постель. Анн взглянула на себя в зеркало над раковиной – на нее смотрели чьи-то безумные глаза. «И это я?» Она себя ненавидела. Квартира содрогалась от звуков музыки, доносящейся из телевизора. «Скоро соседи придут жаловаться», – подумала она и крикнула:
– Папа, убавь звук!
Отец повиновался.
Анн зашла к себе в комнату и зажгла лампу. На кровати, опершись на локоть, лежал Лоран и снисходительно смотрел на нее. В своей полупрозрачной сорочке она ощутила себя абсолютно голой. По телу пробежала дрожь.
