355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Анри де Ренье » Первая страсть » Текст книги (страница 9)
Первая страсть
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 02:01

Текст книги "Первая страсть"


Автор книги: Анри де Ренье



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

XIV

Антуан де Берсен поджидал Андре Моваля на вокзале в Амбуазе.

– Я в восторге от того, что вижу тебя, старина! Надеюсь, что пробудешь у нас долго. Да к тому же, я уверен, дом тебе понравится. Он такой прелестный и потешный. Вот что, дай свою багажную квитанцию извозчику. Что до нас, то, если ты не устал, мы пойдем в Люссо пешком. Бретань сделала из тебя, верно, хорошего пешехода. Но раньше я должен исполнить одно поручение в Амбуазе… Вот, пойдем сюда.

Покинув вокзал, молодые люди вошли в предместье, ведущее к мосту через Луару. Когда они взошли на плотину, перед ними предстала красавица река. Она протекала по песчаному руслу, огибая длинные зеленые острова. Мост перехватывал ее своими арками. В конце узкой каменной дороги красовался город своим рядом старых домов, над которыми возвышалась громада его замка. Было около четырех часов. Тонкий и блестящий свет разливался по пейзажу. После бретонских суровости и грусти Андре чувствовал прелесть этого кроткого и умеренного величия. Он испытывал как бы облегчение всего своего существа. Переход по мосту показался ему бесконечным и восхитительным. Он прислушивался к шуму своих шагов; под его подошвами скрипели песчинки, приносимые ветром с берега реки. Вдруг он вспомнил о песчаном морском береге в Морга.

Острая мостовая на улицах Амбуаза рассеяла его грезы. Дома, между которыми они шли, как и весь город, имели благородный, сонный и ленивый вид. Антуан де Берсен остановился перед мелочной лавкой. Витрина была закрыта шторами. Они вошли. Магазин был пуст. Антуан постучал о пол своей тростью.

– Ах, ты узнаешь жителей Амбуаза. Им лучше не продать, лишь бы не беспокоиться. Когда кто-нибудь указывает им на их инертность, они лукаво усмехаются. Оказывается, таково действие климата. Здешние образованные люди приводят выражение Цезаря о туренцах из его «Комментариев»: Molles Turones… Здравствуйте, мадемуазель!

Показалась особа с приятным, но сонным лицом. Антуану нужен был тюль для вуалетки. Когда сверток был завязан, Антуан вынул из кармана двадцатифранковую монету. Барышня посмотрела на нее и сказала:

– У меня нет мелочи.

Она отдала обратно монету Антуану де Берсену.

– Мелочи… но не можете ли вы достать ее?

Продавщица посмотрела на него с глубоким изумлением.

– Вы мне заплатите в другой раз.

Антуану стало смешно.

– В другой раз! Да вы же не знаете меня.

Торговка, казалось, слегка пробудилась.

– Ах, сударь. Госпожа де Берсен часто приходит из Люссо покупать у нас.

Рука Антуана де Берсена сжала слегка ручку трости.

– В таком случае, как хотите, мадемуазель. Я беру тюль.

Выйдя на улицу, Антуан прошел несколько шагов молча.

– Ты понимаешь, дорогой мой, в провинции «госпожа де Берсен» звучит приличнее… и это ни к чему не обязывает. Не следует понапрасну прекословить женщинам… Пойдем, мне нужно поговорить с книгопродавцом.

Книгопродавец г-н Тюссон, торговал также писчебумажными принадлежностями и детскими игрушками. Антуан спросил несколько романов, между прочим, и последний роман Жака Дюмэна, но их не оказалось у г-на Тюссона. Антуан написал заглавия на листке своей записной книжки. Г-н Тюссон тоскливо посмотрел на него.

– Так вам, значит, нужно все это!

Андре засмеялся, Антуан сделал утвердительный знак, но г-н Тюссон оставался серьезным и испуганным.

– Не возьмете ли вы лучше Бальзака, это чтение больше подходит к нашей стране… Ну что ж, вы получите свои книги в конце недели, господин де Берсен.

Теперь молодые люди находились на небольшой площади, с одной стороны которой возвышалась огромная крутая грозная стена, на вершине которой находилась абсида часовни. Антуан указал на нее концом трости.

– Не хочешь ли подняться на минутку в замок? У нас достаточно времени.

Они стали подыматься по довольно крутому откосу, который вывел их через сводчатый подземный проход на площадку. Это была обширная земляная насыпь, поддерживаемая стенами и основаниями башен замка. Она была засажена деревьями, украшена цветочными клумбами. Они прошли возле часовни. Антуан показал Андре на изваянных на фронтоне охотника, его собаку и оленя с крестом между рогами.

– Она посвящена Святому Гюберу… Там виднеется Кло-Люсе [28]28
  Кло-Люсэ (правильнее Клу-Люсэ) – замок Людовика Люксембургского, графа Линьи, недалеко от Амбуаза (Турень). Леонардоприбыл в Клу-Люсэ в 1516 г. по приглашению короля Франциска I и скончался там три года спустя


[Закрыть]
, где умер Леонардо да Винчи.

Антуан прислонился к перилам площадки.

– Ах! Какими они были сильными, эти старые мастера! Вот он знал все, был живописцем, ваятелем, химиком, философом, инженером, колдуном и при всем этом отличным наездником. Он умел нарисовать лицо, построить крепость, выковать меч, составить краску, стрелять из лука, ездить верхом. Он был живописцем, как Святой Лука [29]29
  Св. Лука – евангелист, один из семидесяти посланников Господа; по легенде, был автором знаменитого портрета Богородицы, хранившегося у жены византийского императора Марциана Пульхерии (399–453).


[Закрыть]
, чародеем, как Симон Волхв [30]30
  Симон Волхв (или Симон Маг) – полулегендарный самарийский маг и чародей, родоначальник гностицизма, ересиарх; самозванно присвоил себе имя Христа, но был. изобличен апостолом Петром. Имя Симона стало синонимом колдуна и прорицателя.


[Закрыть]
, охотником, как Святой Гюбер [31]31
  Св. Гюбер (ум. 727 г.) – епископ Льежский. С X в. почитался как покровитель охотников.


[Закрыть]
… Тогда как теперь мы кладем всю нашу жизнь на то, чтобы научиться проводить прямую линию или подбирать два тона. Раньше искусство было всем, мечтой и жизнью; теперь, чтобы быть художником, нужно отказаться от жизни. Ах! Наши способности стали ничтожными. Пойдем в городской сад.

В городском саду стояли деревья, рассаженные в шахматном порядке. Внизу у стены, одетой в этом месте огромным плющом, теснились крыши на берегу реки. Слева и справа видно было, как она переходит в двойной горизонт. Вода разрисовывала песок излучинами.

Впереди, за тополями, за полями, за лугами, под голубым и ясным небом, виднелись холмы, покрытые домами. Антуан и Андре сели на скамью. Антуан закурил свою трубку, Андре – папиросу. Они курили молча. Дым рассеивался в неподвижном воздухе. Стояла прекрасная и тихая пора. Антуан нарисовал концом своей трости чье-то лицо на песке. В уме Андре, по мере того как его друг выводил на песке черты, вставало лицо, волновавшее его мысли. Горизонт наполнился для Андре новым смыслом. За теми холмами, которые он видел там, далеко, протекала Луара… Луара… И он думал о том Буамартене, где жила г-жа де Нанселль. Была минута, когда он совсем собрался заговорить о ней с Антуаном де Берсеном, но он не сделал этого из стыдливости. Он удовольствовался тем, что наслаждался тайным присутствием любимого образа. Он делал более прелестным для него этот висячий сад, который, словно корзинку, поддерживали старые исторические камни замка.

Начинались сумерки, когда они дошли до первых домов Люссо. Они прошли вдоль Луары и смотрели, как она сверкала при заходившем солнце меж своих песков, ставших пурпурными. Высокие ореховые деревья обрамляли дорогу, от которой подымалось нечто вроде населенного крутого берега. Там в скалах были вырыты кельи, частью покинутые, служившие погребами, частью еще обитаемые. Антуан указал Андре на дорожку, которая извивалась вдоль утеса.

– Теперь нам нужно подниматься, но успокойся, мы не живем в одной из таких пещер.

Дом Антуана де Берсена находился на верху скалы. Это была старая одноэтажная постройка, крытая черепицами. Странный сад был расположен тремя лежавшими одна над другой площадками, из которых на последней, совсем крошечной, была лишь одна кривая смоковница. Отсюда открывался восхитительный вид на Луару, над которой подымался тонкий серп луны. Собака Антуана, спавшая под смоковницей, прибежала. При ее лае открылось одно из окон дома. Андре узнал Алису Ланкеро. Он поклонился ей. Антуан закричал:

– Сойди же, Алиса, вот Андре!

– Сию минуточку, я еще не завилась. Здравствуйте, Моваль.

Антуан пожал плечами. Завивка имела в жизни м-ль Ланкеро преобладающее значение. Ее настроение зависело большею частью от состояния ее локонов. Она ценила красоту какого-нибудь дня лишь с точки зрения сухости или сырости воздуха, благоприятного или нет для сохранения ее прически.

В тот вечер м-ль Ланкеро была в прекрасном настроении, а прическа ее – поразительна. Поэтому обед прошел очень весело. Он был превосходен и к тому же являлся для Андре приятной переменой после кухни бретонских гостиниц. Алиса за всем следила, и Андре заметил, что она не на шутку разыгрывала роль хозяйки дома. К нему она настойчиво обращалась:

– Возьмите же еще жаркого, Моваль.

При имени Моваля, часто повторяемом, старая служанка, подававшая к столу, становилась внимательной. Она смотрела на гостя, как будто бы ей хотелось спросить у него о чем-то. Впрочем, она бесцеремонно вмешивалась в разговор. Когда Андре сделал комплимент Алисе по поводу одного из блюд, старуха принялась уверять, что у мадам поразительные кулинарные способности. Антуан согласился. Андре знал, что Берсен – лакомка, и понял, что Алиса привязывала его к себе, потворствуя его склонности к вкусной еде. Антуан потолстел со времени своего пребывания в Люссо.

После обеда все уселись на террасе. Луна блестела на ясном небе. Легкая сырость пронизывала ночной воздух. С Луары подымался туман. Алиса с непокрытой головой покачивалась в кресле-качалке.

– Так вы больше не боитесь, что ваши волосы разовьются? – сказал ей Андре.

– Да нет же, мой день окончен, и, вы знаете, здесь мы ложимся рано. Это настоящая деревня…

Когда Алиса удалилась, Антуан остался еще некоторое время на террасе. Когда он выкурил свою трубку, он выколотил пепел из нее о каменные перила, поднялся и протянул руку Андре.

– Ну, старина, покойной ночи! Я рано встаю. Ах, дело не в том только, чтобы смаковать стряпню Алисы, нужно работать! Я оставляю тебя, если тебе хочется еще подышать свежим воздухом. Ты знаешь дорогу в свою комнату. Покойной ночи!

Андре проводил его взглядом. Во всех окнах дома, кроме комнаты Алисы, было темно. Андре увидел, как на занавеске обозначилась тень. Антуан де Берсен вошел к своей любовнице. Андре это нисколько не раздосадовало. Он любил свое одиночество. Пусть он одинок, но в его сердце живет большая любовь! Что ему до удовольствий других, разве его наслаждение не бесконечно благороднее, будучи скрыто от всех? Тем не менее по какому-то чувству скромности он перестал смотреть на освещенное окно, за которым свет медлил угасать.

Он встал, спустился по грубой лестнице, ведшей ко второму выступу, потом сел под смоковницей, сгибавшей свои ветки, сквозь которые показывалась луна, теперь высоко стоявшая. Что-то задвигалось в тени дерева, и Андре почувствовал на своей руке ласку влажного и горячего языка, а из лохматой головы на него дружелюбно смотрели два прекрасных глаза. И он долго сидел таким образом под серебристым деревом, запустив пальцы в шелковистую шерсть сеттера.

XV

Антуан де Берсен подошел к Андре Мовалю с письмом в руке.

– Я писал твоей матери, чтобы успокоить ее на твой счет. На, прочти.

Андре поблагодарил художника. Г-жа Моваль писала ему из Варанжевилля, чтобы выразить ему свою благодарность за сердечное гостеприимство, оказанное им ее сыну. С тех пор как она знала, что Андре находится в настоящем доме, она менее беспокоилась, чем когда он бегал по дорогам Бретани. Конечно, она сожалела о том, что ее мужу пришла мысль об этом путешествии, совершенном, впрочем, без несчастных приключений. Г-н Моваль, наоборот, радовался своей выдумке. Андре вернется в Париж немного более самостоятельным. Он был также доволен пребыванием Андре у его друга Берсена, так как здоровье г-жи де Сарни не допускало присутствия молодого человека в Варанжевилле. К тому же в Люссо, судя по письмам, в которых он регулярно давал о себе известия, он, кажется, вел очень здоровую жизнь.

С самого утра Антуан де Берсен уходил, взвалив на плечо мольберт и ящик с красками. Иногда Андре сопровождал его. Часто он оставался под смоковницей, читая или мечтая. Около полудня выходила Алиса. Утро она проводила в своей комнате, занимаясь туалетом или говоря о рецептах кушаний с тетушкой Коттенэ. С Андре она подолгу рассуждала о своих нравственных и физических достоинствах или о том времени, когда она была в монастыре в Блуа, под высоким надзором ее тетушки, м-ль Могон, лауреата Академии. Алиса равно гордилась сама собой, своим воспитанием, своей семьей. Ланкеро были, по ее словам, людьми, стоящими выше своего положения. Превратности судьбы, сделавшие из г-на Ланкеро-отца скромного страхового агента, не помешали ему иметь дядю, служившего в таможенном ведомстве. Ланкеро были даже сродни одному дворянскому семейству, де ла Лоранжер, у которого Алиса отделяла частицы «де» и «ла» с некоторым подчеркиванием.

Андре благоразумно решил покорно выслушивать рассказы Алисы и обходиться с ней, как с хозяйкой и владелицей дома. Хотя он знал, что то, что ему часто рассказывала Алиса, было неправдой, но он не обнаруживал никакого недоверия и остерегался малейшего намека на события, заставившие эту деву перейти от почтенного очага семейства Ланкеро на постель Антуана де Берсена. Поэтому они очень мирно уживались. Он спрашивал себя иногда, считает ли его м-ль Ланкеро простаком, всецело доверяющим ее россказням. Нет, было маловероятным, чтобы такая особа, как Алиса, не лишенная ни хитрости, ни ума, могла обманываться такой надеждой, но вежливое согласие Андре давало ей иллюзию, будто ее принимают за то, что она желала, чтоб ее принимали, и эта иллюзия льстила ее тщеславию и удовлетворяла ее потребности в уважении. Она была очень любезна по отношению к Андре. Антуан, возвращавшийся завтракать, находил их разговаривавшими под смоковницей. Антуан часто опаздывал. Алиса обижалась, не столько на само опоздание, сколько на то, что Антуан был так не ревнив и оставлял ее так долго наедине с Андре.

Завтракали; затем, пополудни, все вместе шли гулять. Антуан захватывал свои альбомы, свой ящик с красками. Алиса шла следом за ним, с зонтом в руке. Они располагались таким образом где-нибудь в поле, под защитой какой-нибудь изгороди, на опушке какого-нибудь леса, но чаще всего они спускались к Луаре. Антуан де Берсен обожал ее песчаный и водяной пейзаж, ее луга, окаймленные ивами и тополями, заливаемыми ею в половодье, после которого она оставляет за собой светлые лужи, называемые в этой стране «буарами». Пока он работал, Андре и Алиса отдыхали. Иногда они разувались, для того чтобы пройти к одной из песчаных мелей, которые обходит река в своих излучинах. Бегущая вода тихо шепчется вдоль этих голых островков. Часто Андре выбирал себе более отдаленный из них, куда Алиса боялась пускаться. Там он растягивался во весь рост на нежном, теплом от солнца песке и предавался мечтам.

Мысль о г-же де Нанселль наполняла его душу нежностью и печалью. Она казалась ему одновременно и очень близкой и очень далекой. Что она делала? Может быть, она сидела, как и он, у воды? Он думал об открытке, которую она ему послала и которую он хранил пришпиленною к стенке его комнаты. На открытке был виден замок Буамартен, смотрящийся в Луару. Тихая река, казалось, отделяла г-жу де Нанселль, держала ее в плену за своим текучим поясом. Андре вздыхал.

Он перебирал в своей памяти те немногие воспоминания о ней, которые у него были: встреча в магазине м-ль Ванов, визит у г-жи Моваль, обед на улице Мурильо. Это было все, да, но у него была уверенность в том, что он любит. Присутствие в нем этого чувства погружало его в томность, полную неожиданностей и неги. Порой он удивлялся самому себе. Он сознавал в себе нечто очень красивое и драгоценное, которое было любовью. Он как-то гордился тем, что он один владел своей собственной тайной. Мысль о том, что он мог бы доверить ее Антуану де Берсену, заставила его покраснеть; но если он и наслаждался эгоистически своей любовью, он также и страдал от нее, так как сознавал, что осуществить ее для него было невозможно.

За исключением таких минут упадка духом часы протекали для него с какой-то сладостной печалью.

Несколько прогулок нарушило ленивое однообразие этих прекрасных дней. Берсен захотел показать своему другу замки Турени. Сначала они отправились в Шомон, в серенький день, когда вся окрестность казалась летучей и готовой рассеяться. Одна только тяжелая громада замка казалась стоявшей крепко. Вид, открывавшийся с террасы, производил такое впечатление, будто бы он был нарисован на каком-то воздушном тюле, который вот-вот разорвется при малейшем ветерке, и обрывки его смешаются с облаками. За этим призрачным горизонтом должен был скрываться другой, более реальный, одно лишь изображение которого виднелось сквозь туманный покров.

В солнечный день они увидели Шенонсо, сидящий верхом на своей реке, как паладин на турнире; они осмотрели Азэ, склонившийся над водой, и славный Юссе. Они посетили Монтрезор и Лош. Его суровая четырехугольная башня пленяет взор своим строгим наполовину разрушенным величием. Вокруг башни громоздятся развалины королевской крепости. Она наполнена уступами, подземными темницами, тюрьмами. Сторож провел Антуана и Андре в тюрьму, где жил Людовик Сфорца [32]32
  Сфорца, Людовик (Лодовико; иначе: Лодовико Моро [Мавр]; 1452–1508) – представитель династии миланских герцогов. В 1479–1494 гг. регент, а с 1494 г. герцог в Милане. Изгнан в 1499 г. в результате народного восстания; умер в заточении в замке Лош в Турене.


[Закрыть]
. В течение долгих лет своего плена Моро работал над стенами и низким сводом темницы с трагическими терпением и изобретательностью. Он обратил ее как бы во внутренность затейливого миланского сундучка. Он разукрасил камень фигурами, аллегорическими изображениями, девизами, арабесками, загадками и надписями. В этой могиле заживо погребенного все четыре стены оставались живыми и говорили языком своей надежды и своей тоски. Их мрачное красноречие трогало; Андре вообразил себя замкнутым, по какому-нибудь капризу судьбы, в этом саркофаге. С преувеличением, свойственным молодости, он не смотрел бы на это заточение как на большое несчастье. Присутствие его любви заменило бы ему свободу!

Точно так же, как в Лоше, он под землей вызывал ее образ – повсюду, куда он ни шел, Андре вел с собой г-жу де Нанселль. Он охотно присоединял ее к прошлому. Он смелее думал о ней, когда не смотрел на нее как на реальную женщину, но как на тень, которую он одушевлял по собственному желанию. Таким образом она легче укладывалась в его любовный бред. В этих прекрасных местах он водил за собой другую г-жу де Нанселль. Одетая в благородные ткани, украшенная старинным головным убором, она подымалась по высоким лестницам, переходила через обширные залы, облокачивалась на перила террас. Перед этим пышным и далеким образом он не испытывал той робости, которую переживал, вспоминая тонкое и нежное лицо молодой женщины во всей его реальности.

Антуан показал также Андре Блуа и Шамбор. Алиса, не раз отказывавшаяся, из лени или из упрямства, от таких прогулок, захотела участвовать в этой. Она воспользуется путешествием в Блуа, чтобы посетить свою тетушку, м-ль Могон. Со времени примирения с семьей Алиса Ланкеро переписывалась со своей теткой. Она сделает ей визит, пока Антуан и Андре отправятся одни в Шамбор. М-ль Могон благосклонно согласилась на это. Конечно, положение ее племянницы было еще очень неправильным, но добрая дева смутно надеялась на дальнейшее. Поэтому, узнав от своей сестры, г-жи Ланкеро, что молодые люди желают провести лето в Турени, она велела указать им на домик в Люссо. Алиса хотела поблагодарить м-ль Могон за указание им жилища. Для этого семейного обряда она надела свое самое простое платье и свою наименее разукрашенную шляпу; она уменьшила также свою завивку. В продолжение всего пути она оставалась важной и натянутой, и Антуан не мог удержаться от хохота, когда Алиса оставила их, направившись к пансиону тетушки Могон. Они должны были встретиться с Алисой на вокзале, к поезду, отходящему в шесть двадцать обратно из Шамбора.

Когда экипаж, который их вез, переехал мост через Луару, они очутились в заурядной деревне: обработанные поля, луга, фермы, тут и там села, вся местность, лишенная живописности и остававшаяся такой до высокой стены, окружавшей королевское поместье. Вход в него был обозначен грубыми воротами. Старая лошадь бежала рысцой. Направо и налево от дороги рос лесок. Вдруг Андре поднялся и вскрикнул от удивления.

В конце просеки показалось причудливое здание, еще далекое и маленькое. Обширный и странный, унизанный колоколенками, выделявшимися на ясном небе, своеобразный замок вырастал по мере того, как они приближались, и яснее виднелся в своем величественном целом и в своих поразительных частях. Если и снаружи получалось впечатление фантастического, то древнее жилище это казалось еще более необычайным, когда проходили по его бесчисленным и пустынным залам, по пустым галереям, по двойным винтовым лестницам, заключенным во внутренних башнях, по звучному, безвыходному и пустому лабиринту. А на самом замке был расположен другой лабиринт, на этот раз воздушный, и над ним возвышался знаменитый Фонарь, казавшийся волшебным жилищем гения Игривости. Он-то и заставил вырасти из этой плоской, лишенной красоты земли это дивное и химерическое чудо, которое как будто пригрезилось какому-нибудь честолюбивому Мальчику-с-Пальчику, чтобы украсить им сны Спящей Красавицы или чтобы преподнести его в виде свадебного пирога Иванушке-дурачку, жениху Прекрасной Царевны.

Когда они вернулись на вокзал в Блуа, Алиса поджидала их в зале первого класса; у нее было напухшее лицо и разъяренный вид. Они едва успели сесть в поезд. Когда они были в вагоне, Антуан спросил Алису:

– Ну-с, как же сошел визит к тетушке Могон?

Алиса Ланкеро сделалась красной, как пион.

– Это – старая шлюха!

Она дала себе клятву сдержаться, но ее гнев и досада были сильнее ее решения. Андре с удивлением рассматривал взбешенное лицо Алисы, которая продолжала:

– Да, дорогой мой, представь себе, приезжаю я в пансион, спрашиваю ее; и вот мне говорят, что если я – та дама, которую она ждет, то мне следует идти к госпоже директрисе в маленький садик при замке… Да, голубчик, на вольном воздухе, вот где она дала мне аудиенцию! На вольном воздухе, как будто бы у меня чума! Мое присутствие могло бы ее скомпрометировать в пансионе. Понимаешь, в моем положении, и пошла, пошла!.. Мне хотелось плюнуть ей в лицо, но я – благовоспитанная особа! А ну ее, эту тетку Могон, плевать мне на нее! Чтоб ей…

И Алиса Ланкеро крепко выругалась. Антуан де Берсен насмешливо смотрел на нее:

– Ах, спасибо, Алиса, я вновь обрел тебя. Ты становилась слишком приличной, моя девочка; ну, облегчай свою душу, Андре не слушает.

Несмотря на разнообразные красоты Турени, несмотря на Шомон, Шенонсо, Лош или Шамбор, Антуан и Андре в своих прогулках предпочтительнее направлялись к Луаре. Она в самом деле придает характерность Турени. Луара служит выражением ее томной, тихой и утонченной красоты. Между Люссо и Монлуи был остров, который особенно любил Андре и который назывался островом Голубя. Старый перевозчик возил туда на своей плоской лодочке. Этот остров был весь из песка. На нем росли ивы и вербы и какие-то крупные зеленые деревья, желтые цветы которых распространяли запах меда. Им был пропитан весь остров. Однажды Антуан, Андре и Алиса привезли туда свой обед. Когда они кончили, спустился свежий и тихий вечер. Антуан, насвистывая, удалился. Андре продолжал сидеть возле Алисы. Он все время молчал. Одна за другой появлялись на темном небе звезды. Шагов Антуана не было более слышно. Андре задумался…

Вдруг горсть песку ударила его по одежде и голос Алисы произнес:

– Послушайте, дорогой мой, вы совсем не любезны с женщинами!

Она нервно рассмеялась. Андре наполовину различал ее в тени. Она лежала на песке, подложив руки под голову. Она продолжала:

– Помогите мне, по крайней мере, подняться.

Когда она встала, она прибавила:

– Нужно позвать Антуана. Я слышу, что за нами едет дедушка Луи. Я не собираюсь проводить ночь здесь.

В лодке Андре заметил, что Алиса преувеличенно нежно обнимала своей рукой шею Антуана.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю