Текст книги "Книга привидений(СИ)"

Автор книги: Аноним Бэринг-Гулд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Когда она проходила мимо, он приветливо поздоровался:

– Добрый вечер, матушка.

Она пристально взглянула на него и, сказав: "Милостивый государь! Можно раскаиваться в своем прошлом, но нельзя его изменить", после чего пошла дальше.

Он был поражен выражением ее лица: никогда прежде не видел он такого глубокого, безмерного отчаяния.

Он видел, как она направилась к ручью, вращавшему мельничное колесо, и остановилась на перекинутом через него деревянном мостике, опираясь на перила и глядя вниз. Он продолжал следить за ней со все возрастающим интересом, и увидел, как она взяла из корзины цветок, анютины глазки, и бросила его в ручей, тут же подхвативший его и понесший под колесо. Точно так же она поступила со вторым цветком. Затем с третьим, четвертым, – всего он насчитал семь. После чего закрыла лицо руками, – седые волосы скрыли прижатые к лицу ладони, – и горько заплакала.

Путешественник, наблюдая за цветами, увидел, как семь анютиных глазок, один за другим, скрылись под мельничным колесом.

Он повернулся, собираясь вернуться в гостиницу, когда увидел рядом с собой сельчанина.

– Кто эта бедная старая женщина, горе которой, по-видимому, не знает границ? – спросил он.

– Это, – ответил сельчанин, – Матушка Анютины глазки.

– Матушка Анютины глазки! – удивленно повторил путешественник.

– Да, так ее здесь все называют. На самом деле, ее зовут Анна Арлер, она вдова. Ее мужа, Иосифа Адлера, смотрителя в горах, убили контрабандисты. Это случилось много, много лет назад. Она несколько не в своем уме, но совершенно безобидна. Когда ее тело ее мужа привезли домой, она настояла на том, чтобы одной провести последнюю ночь возле него, прежде чем он будет похоронен. Что случилось той ночью, никто не знает. Некоторые говорят, что ей были видения. Не знаю, может быть, ее посетили какие-то мысли... Ведь французское слово, которым обозначаются эти цветы – pensИes – как раз и означает мысли, а никаких других цветов она не признает. Когда они зацветают у нее в саду, она собирает их и поступает с ними так, как вы сейчас видели. Если же у нее нет их, она ходит по соседям и просит. Она приходит сюда каждый вечер, и бросает семь цветков – ровно семь, не больше и не меньше, – после чего принимается плакать, как человек, чье сердце разбито. Однажды моя жена предложила ей незабудки.

– Нет, – отвечала она, – я не могу послать незабудки тем, кого не было, я могу послать им только анютины глазки.

ДЕВУШКА С РЫЖИМИ ВОЛОСАМИ

Рассказ одной женщины

В 1876 году мы приобрели дом в одном из лучших районов B., на улице N. Я не привожу названия улицы и номера дома, поскольку случившееся здесь происшествие носило такой характер, что, прочитав о нем, люди нервного склада характера совершенно необоснованно откажутся от мысли снять здесь квартиру или приобрести домик.

Нас было пятеро: наша небольшая семья, то есть я, мой муж и взрослая дочь; а также кухарка и горничная. Но не прошло и двух недель после нашего переселения, как моя дочь призналась мне однажды утром: "Мама, мне не нравится Джейн", – имея в виду нашу горничную.

– Почему? – спросила я ее. – Она, как мне кажется, уважительна, и прекрасно справляется со своими обязанностями. Я не вижу за ней никакой вины, совершенно никакой.

– Может быть, со своей работой она справляется прекрасно, – заявила Бесси (так зовут мою дочь), – но мне не нравится ее любопытство.

– Любопытство! – воскликнула я. – Что ты имеешь в виду? Она заглядывает в твои шкафчики?

– Нет, мама, она наблюдает за мной. Когда стоит жаркая погода, вот как сейчас, и я сижу в своей комнате, я оставляю дверь в нее приоткрытой, пока пишу письмо или занимаюсь рукоделием; и каждый раз, я почти уверена в этом, – слышу ее присутствие где-то поблизости. Если я резко оборачиваюсь, то вижу, как она сразу же исчезает. Это раздражает. Я не понимаю, что во мне такого интересного, чтобы подсматривать, чем я занимаюсь.

– Чепуха, моя дорогая. Ты уверена, что это Джейн?

– Ну... Я полагаю, что да, – она немного замешкалась с ответом. – Ведь если не Джейн, то кто бы это мог быть?

– Ты уверена, что это не кухарка?

– О, в этом я уверена; в последний раз, когда это случилось, она была занята на кухне. Я слышала, как она готовит, когда вышла из комнаты на лестничную площадку после того как заметила наблюдавшую за мной девушку.

– Но если ты заметила ее подсматривающей за собой, – сказала я, – то, полагаю, имело бы смысл переговорить с ней о ее поведении?

– Ну... заметила ее подсматривающей, – не совсем верно. Я полагала, что заметила ее. Сегодня я услышала звуки за дверью, повернулась, и увидела, как она повернулась ко мне спиной и поспешила прочь, когда я направилась к ней.

– И ты, конечно же, последовала за ней?

– Да, но не увидела ее на площадке, когда вышла.

– Так куда же она подевалась?

– Я не знаю.

– И ты не стала ее разыскивать?

– Нет, ведь она скрылась так быстро, – ответила Бесси.

– Я не могу помочь тебе в этом деле. Если подобное повторится, поговори с ней и скажи, что такое поведение тебе не нравится.

– Я не могу. Она исчезает очень быстро.

– Она не сможет каждый раз исчезать очень быстро.

– Каким-то образом ей до сих пор это удается.

– А ты уверена, что это Джейн? – снова спросила я.

И она снова ответила:

– Если не Джейн, то кто еще это может быть? Больше просто некому.

Разговор был закончен, но нерешенная проблема осталась. И скоро дала о себе знать, но на этот раз, ко мне обратилась сама Джейн. Она пришла спустя несколько дней после разговора с дочерью, и сказала, с некоторым смущением в голосе:

– Прошу прощения, мадам, но если моя работа вас не устраивает, то почему бы не сказать мне об этом прямо, и я поищу себе другое место?

– Другое место! – воскликнула я. – Но почему? Разве я когда-нибудь высказывала вам претензии, Джейн? Напротив, я в высшей степени удовлетворена тем, как вы справляетесь со своими обязанностями. Вы всегда вежливы и аккуратны.

– Я не об этом, мадам; но, понимаете, я не люблю, когда за мной подсматривают во время моей работы.

– Подсматривают! – повторила я. – Что вы имеете в виду? Надеюсь, вы не думаете, что это я наблюдаю за вами, пока вы хлопочете по дому; уверяю вас, у меня есть другие, более важные дела.

– Нет, мадам, конечно же, это не вы.

– В таком случае, кто?

– Мне кажется, что это мисс Бесси.

– Мисс Бесси! – только и смогла произнести я, настолько была поражена ее словами.

– Да, мадам. Когда я подметала комнату, я услышала какие-то звуки у себя за спиной, возле двери; а когда я обернулась, то увидела, как она убегает. Я видела ее юбку...

– Мисс Бесси совсем недавно рассказывала мне о том, что с ней случилось нечто подобное.

– Но если это не мисс Бесси, то кто это может быть, мадам?

В ее голосе прозвучали нотки нерешительности.

– Моя милая Джейн, – сказала я, – выбросьте это из головы. Мисс Бесси не могла так поступить. Вам отчетливо было видно, что это именно она подсматривает за вами?

– Нет, мадам, я же говорила, что не видела ее лица; но я знаю, что это не могла быть кухарка, и я уверена, что это не могли быть вы; кто же тогда, в таком случае?

Я раздумывала; горничная стояла передо мной, и на лице ее было написано недоумение.

– Вы сказали, что видели ее юбку. Вы узнали платье? Это именно то, которое она носит?

– Это было легкое хлопчатобумажное платье – скорее похожее на утреннее платье горничной.

– В таком случае, это не она; у мисс Бесси никогда не было такого платья, как вы описали.

– Я не утверждаю, что это она, – сказала Джейн, – но ведь кто-то был у двери, кто-то подсматривал за мной, и убежал, когда я обернулась.

– Она убежала вверх по лестнице, или вниз?

– Я не знаю. Когда я вышла, то никого не увидела. Однако я уверена, что это не могла быть кухарка, поскольку она готовила, и я слышала, как она гремит посудой в кухне.

– Мне кажется, Джейн, во всем этом есть какая-то таинственность. Я не хочу, чтобы вы искали себе другое место; по крайней мере, до тех пор, пока не разберемся, что происходит.

– Спасибо, мадам. Сказать по правде, мне и самой совсем не хочется уходить, но очень неприятно, когда за тобой подсматривают, независимо от того кто и по какой причине это делает.

Спустя неделю, после ужина, когда я и Бесси вышли в гостиную, в то время как муж остался наедине с трубкой, она сказала:

– Знаешь, мама, это не Джейн.

– Что – не Джейн? – не поняла я.

– Ну, это не Джейн подсматривает за мной.

– Кто же это, в таком случае?

– Не знаю.

– Тогда почему ты говоришь с такой уверенностью?

– Потому что я видела ее... Точнее, ее голову.

– Когда? Где?

– Когда я переодевалась к обеду, то приводила в порядок мои волосы перед зеркалом, и увидела отражение кого-то, стоявшего позади меня. На столе горело всего две свечи, поэтому в комнате было темновато. Мне показалось, я слышала, как кто-то ходит – именно такие шаги и приводили меня в недоумение прежде. Но на этот раз я не повернулась, а продолжала смотреть в зеркало, и увидела позади себя женщину с рыжими волосами. Тогда я быстро поднялась с места. И снова: услышала быстро удаляющиеся шаги, но никого не увидела.

– Дверь была открыта.

– Нет, и даже заперта.

– Тогда куда же она могла уйти?

– Не знаю, мама. Я осмотрела комнату, и ничего не нашла. Я была очень расстроена. Не могу сказать, что думаю по этому поводу. Но чувствую себя не в своей тарелке.

– Я заметила, что ты была как будто чем-то взволнована, но ничего не стала спрашивать. Твой отец был весьма озабочен, он переживает, не случилось ли с тобой чего-нибудь. Но твое объяснение в высшей степени удивительно.

– Это и впрямь очень необычно, – сказала Бесси.

– Ты тщательно осмотрела комнату?

– Каждый угол.

– И совсем ничего не нашла?

– Совершенно ничего. Мама, ты не могла бы сегодня переночевать у меня в комнате? Я боюсь. Как ты думаешь, это может быть призрак?

– Призрак? Чепуха!

Я придумала для мужа какую-то причину, чтобы провести ночь в комнате Бесси. Ничего особенного не происходило, ночь как ночь, и хотя дочь была взволнована и никак не могла уснуть, хотя было уже далеко за полночь, все-таки ей это удалось, а утром, посвежевшая и отдохнувшая, она сказала:

– Мама, думается, мне просто показалось, будто я видела кого-то в зеркале. Наверное, я была слишком возбуждена.

После этих ее слов я почувствовала облегчение, придя к тому же самому выводу, что и она, но вновь испытала потрясение, когда Джейн, пришедшая ко мне незадолго перед обедом, когда я была одна, сказала:

– Извините, мадам, я всего лишь хотела сообщить вам, что это не Бесси.

– Что – не Бесси? Я имею в виду, что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что это не она подсматривала за мной.

– Я вам сказала это с самого начала. В таком случае, кто же это?

– Простите, мадам, я не знаю. Это девушка с рыжими волосами.

– Послушайте, Джейн, вы же отлично знаете, что в доме нет никакой девушки с рыжими волосами.

– Я это знаю, мадам. Равно как и то, что это она подсматривает за мной.

– Будьте благоразумны, Джейн, – у меня голова пошла кругом. – Если в доме нет девушки с рыжими волосами, то как она может за вами подсматривать?

– Я не знаю; но это так.

– Откуда же ты знаешь, что у нее рыжие волосы?

– Я ее видела.

– Когда?

– Сегодня утром.

– В самом деле?

– Да, мадам. Я поднималась по лестнице в задней части дома, когда услышала тихие шаги возле меня – точнее, позади меня; на лестнице темновато, она довольно крутая, ковров на ней нет, в отличие от парадной лестницы, и я была уверена, что кто-то поднимается вслед за мной; я обернулась, думая, что это кухарка, но это была не она. Я увидела молодую женщину в ситцевом платье; свет из окна падал на нее, – и я увидела, что волосы на ее голове – цвета моркови, натуральной моркови.

– Ты видела ее лицо?

– Нет, мадам; она закрыла лицо руками, повернулась и сбежала вниз. Я последовала за ней, но нигде не нашла.

– Ты последовала за ней... куда?

– На кухню. Кухарка была здесь. Я спросила ее: "Не видела ли ты здесь девушку?" И она коротко ответила: "Нет".

– То есть, она ничего не видела?

– Нет. Казалось, она не расположена разговаривать. Но мне кажется, она просто испугалась, после того как я рассказала ей о том, что за мной кто-то подсматривает.

Я на мгновение задумалась, потом медленно произнесла:

– Мне кажется, Джейн, вам следует принять лекарство. У вас галлюцинации. Мне известен случай, очень похожий на ваш; поверьте, это, скорее всего, вызвано недомоганием печени или пищеварения, так что лекарство – лучшее средство. Не думайте о случившемся; эти видения вызваны не чем иным, как давлением на зрительный нерв. Я дам вам одну таблетку вечером, перед сном, другую – завтра, а третью – через день, и, уверяю вас, вы забудете о девушке с рыжими волосами. Вы никогда более ее не увидите.

– Вы так думаете, мадам?

– Я в этом просто уверена.

По здравом размышлении, я решила переговорить с кухаркой, – странноватой, замкнутой женщиной, немногословной, превосходно справлявшейся со своими обязанностями, – но которая мне, по какой-то необъяснимой причине, не нравилась. Если бы я чуть дольше подумала о том, как вести разговор, возможно, мне удалось бы что-то разузнать, но я этого не сделала и, в результате, ничего не узнала.

Я отправилась на кухню, чтобы отдать распоряжения насчет обеда, и неожиданно для самой себя столкнулась с труднейшим вопросом, – что именно следует приготовить из оставшегося куска мяса.

– Рубленые котлеты, мадам?

– Нет, – ответила я, – не нужно. Муж этого не любит.

– Тогда, может быть, крокеты?

– Это те же самые котлеты.

– Мясной пирог?

– Рубленые котлеты, помещенные внутрь теста.

– В таком случае, мадам, я могу сделать хэш.

– Какой-нибудь необычный?

– Да, мадам, с французскими грибами, или трюфелями, или помидорами.

– Хорошо... Да... Наверное... Кстати, о помидорах... А что это за рыжеволосая девушка, которая наведывается к нам в дом?

– Не могу сказать, мадам.

Я заметила, что она отвела глаза, губы ее сжались, а лицо приняло наполовину вызывающее, наполовину испуганное выражение.

– У вас здесь есть друзья?

– Нет, мадам.

– Тогда кто бы это мог быть?

– Не знаю, мадам.

– То есть, вы никак не можете прояснить ситуацию? Это очень плохо, когда в дом приходит человек, – а ее видели наверху, – и никто ничего о нем не знает.

– Совершенно с вами согласна, мадам.

– И вы об этом точно ничего не знаете?

– Это не моя подруга, мадам.

– Она не приходит к вам, она не приходит к Джейн. Джейн мне об этом говорила. Она спрашивала у вас об это девушке?

– Не уверена, мадам. Я не всегда слежу за тем, что говорит Джейн. Порой она слишком болтлива.

– Видите ли, это очень странно, когда кто-то чужой имеет доступ в дом. И очень нехорошо.

– Совершенно с вами согласна, мадам.

Больше я не смогла ничего от нее добиться. С таким же успехом я могла разговаривать с поленом; лицо ее и в самом деле приняло какой-то деревянный вид, когда я попыталась продолжить разговор на интересующую меня тему. Поэтому я, вздохнув, сказала:

– Хорошо, пусть будет хэш с помидорами, – и пошла наверх.

А через несколько дней ко мне вошла горничная.

– Извините, мадам, не могли бы вы дать мне еще одну таблетку?

– Таблетку! – воскликнула я. – Но зачем?

– Я снова видела ее. Она скрывалась за занавеской, и я заметила ее, когда она выглянула, чтобы посмотреть, что я делаю.

– Вам удалось рассмотреть ее лицо?

– Нет; она закрыла его руками и исчезла.

– Странно... Мне кажется, у меня еще осталась пара таблеток подофиллина в коробке, так что можете ими воспользоваться. Однако я предложила бы вам другой способ. Вместо того, чтобы принимать их самой, когда вы увидите ее, или вам покажется, что вы ее видите, эту рыжеволосую девушку, направьтесь к ней с коробкой в руке и пригрозите, что заставите ее их принять. Может быть, это ее остановит.

– Вряд ли она испугается таблеток.

– Возможно, угроза того, что мы воздействуем на нее силой, в случае ее появления, заставит ее изменить свое поведение. Скажите ей, что в том случае, если мисс Бесси или я, встретим ее на лестнице, в комнате, в гостиной, в холле, то поймаем и насильно напоим касторовым маслом.

– Хорошо, мадам, я так и сделаю.

– Попробуйте. Мне кажется, это должно на нее подействовать.

– Спасибо, мадам; ваш совет представляется мне вполне разумным.

Встречала ли Бесси загадочную девушку, сказать не могу. Она больше не разговаривала со мной по этому поводу; вполне может быть, чтобы просто не тревожить меня лишний раз. Я не могла решить для себя окончательно – видели они реального человека, который совершенно непостижимым образом получил доступ в дом, или же это было тем, что обычно называют призраком.

Насколько я могла судить, из дома ничего не пропало. По крайней мере, рыжеволосая девушка не была воровкой. Возможно, она страдала каким-то умственным расстройством, или своеобразным чувством юмора, и, сделав такое предположение, я расспросила всех, кого смогла, не проживает ли подобная особа на нашей улице, где-нибудь в соседнем доме. Однако не получила никакой информации, способной пролить свет на происходящее.

До сих пор я ничего не рассказывала своему мужу. Я хорошо знала, что вместо помощи, услышу от него: "Ерунда!" или что-нибудь в этом духе, а также не совсем лестные отзывы о женском уме. И уж конечно, он палец о палец не ударит, чтобы разобраться в случившемся.

Однако, наступил день, когда он сам начал разговор, к моему величайшему удивлению.

– Джулия, – сказал он, – ты заметила, что я порезался во время бритья?

– Да, дорогой, – ответила я. – У тебя с одной стороны лица прилип кусочек ваты, словно ты отрастил совершенно белый ус.

– Было много крови, – пожаловался он.

– Сожалею.

– И я вытер ее скатертью с туалетного столика.

– О Господи! – воскликнула я. – Ты был настолько глуп, чтобы поступить таким образом?

– Да. В этот раз я уподобился тебе. Но ты, кажется, гораздо больше озабочена тем, что запачкалась скатерть, нежели тем, что я полоснул себя по щеке.

– Мне жаль, что ты был неосторожен.

А что еще я могла сказать? Женатые люди иногда ведут себя неосторожно. Жаль, но это так.

– Я вовсе не был неосторожен, – возразил он, – хотя мои нервы, не такие крепкие, как во времена холостяцкой жизни, могут иногда сыграть злую шутку с движением моей руки. Тем не менее, это случилось по вине глупой рыжей прислуги, которую ты приняла в дом, даже не соизволив посоветоваться со мной или хотя бы поставить в известность.

– Глупая рыжая прислуга! – повторила я.

– Да, какая-то девушка с рыжими волосами. Она появляется в моем кабинете самым бесцеремонным образом. Но вершиной ее бесцеремонности было то утро, когда я порезался. Я стоял перед зеркалом, в рубашке, намылив лицо, и водил бритвой по правой стороне, когда эта рыжеволосая особа, закрыв лицо руками, склонив голову, проскользнула между мной и зеркалом. Я вздрогнул и порезался.

– Откуда она появилась?

– Понятия не имею! Я вообще не ожидал появления кого-либо.

– Хорошо, а куда она исчезла?

– Не знаю; рана сильно кровоточила, и я не обратил на это внимания. Так вот: она должна быть уволена немедленно.

– Мне бы тоже очень хотелось, чтобы она была уволена, – сказала я.

– Что ты имеешь в виду?

Я не ответила, просто потому, что не знала, как ответить.

Теперь я оставалась единственным человеком в доме, который не видел рыжеволосой девушки, за исключением, возможно, кухарки, от которой я не смогла ничего добиться, и которую я подозревала в том, что, не смотря на явления призрака, она просто не хочет в этом признаться. В том, что Бесси и Джейн столкнулись с призраком, я была убеждена, в то время как мой муж полагал, что имеет дело с человеком. По складу мышления он даже допустить не мог существование таких вещей, как привидения. Он полагал, что виновницей случившегося с ним является рыжеволосая горничная, в то время как я был уверена в обратном.

Впрочем, прошло совсем немного времени, и я также встретилась с ней. И убедилась в том, что была права.

Кухарка отправилась за покупками. Я была в столовой; желая налить немного бренди в пузырек, который всегда стоит у меня на умывальнике на случай непредвиденных ситуаций, я отправилась на кухню. Подходя, я услышала шум: кто-то стучал кочергой по котлу и решетке. Быстро спустившись по лестнице, я едва ли не бегом бросилась в кухню.

И увидела невысокую фигуру девушки в хлопчатобумажном платье, не очень чистом, с длинными рукавами, наклонившуюся возле камина, и ворошившую в нем кочергой. Волосы ее были огненно-рыжие, неухоженные.

Я вскрикнула.

Она уронила кочергу, и, закрыв лицо руками, издав странный вскрик, обежала вокруг кухонного стола, проскользнула мимо меня, и я услышала, как она взбегает вверх по лестнице.

Я была слишком поражена, чтобы преследовать ее. Я стояла, словно окаменелая, не понимая, следует ли мне доверять своим глазам и ушам.

Прошла, наверное, минута, а то и побольше, прежде чем я пришла в себя настолько, чтобы выйти из кухни. Я шла медленно, и, признаюсь, не без некоторой боязни. Я ожидала, что найду рыжеволосую девушку съежившуюся возле стены, и мне нужно будет пройти мимо нее.

Однако ее нигде не было видно. Войдя в холл, я увидела, что за исключением двери, ведущей в столовую, все остальные были закрыты. Я внимательно осмотрела каждую нишу, каждый уголок, но никого не нашла. Я поднялась по лестнице, опираясь на перила, и осмотрела все комнаты на втором этаже, с тем же успехом. Выше располагались комнаты прислуги, и теперь я решила осмотреть и их. Вот и лестница, не застеленная ковром. Когда я поднималась по ней, я слышала, как Джейн возится в своей комнате. Как она выходит на площадку. И в тот же самый момент мимо меня, со стоном, прошла рыжеволосая девушка. Я почувствовала, как ее платье коснулось моего. Я не видела ее, пока она не оказалась совсем близко; видела, как она проходит мимо. Но когда обернулась, ее уже не было.

Я поднялась на площадку, где стояла Джейн.

– Что случилось? – спросила я ее.

– Простите, мадам, я снова видела девушку с рыжими волосами, и поступила так, как вы посоветовали. То есть я взяла коробку с таблетками и протянула ее ей; она повернулась и сбежала вниз по лестнице. Вы не видели ее, когда поднимались, мадам?

– Странно, – пробормотала я. Я никогда бы не призналась Джейн, что видела призрак.

Прошла неделя. Таинственные визиты получили объяснение. Ничего нового не случилось. Я не видела и не слышала девушку, никаких дополнительных замечаний относительно глупой рыжеволосой служанки со стороны мужа не последовало. По всей видимости, он решил, что я уволила ее. Я сделала такой вывод по самодовольному выражению его лица, как это довольно часто случалось, когда он делал мне замечание, а я каким-нибудь образом решала проблему, вызвавшую его неудовольствие.

Тем не менее, однажды вечером, случилось новое происшествие. Мой муж, Бесси и я ужинали, кушая суп, Джейн стояла рядом в ожидании, когда может взять освободившиеся тарелки и супницу. Внезапно со стороны кухни раздался страшный крик, настолько страшный, что ложки выпали у нас из рук. За исключением мужа, который продолжал спокойно есть, после чего отложил ложку и сказал:

– Боже милостивый! Что это?

К тому времени Бесси, Джейн и я уже стояли у двери. Мы бросились на кухню, и, одна за другой, вошли. Я была первой; парафиновая лампа, разбитая, лежала на полу, из нее вытекало пылающее масло; на кухарке горела одежда.

У меня оказалось достаточно присутствия духа, чтобы схватить циновки, которых масло не коснулось, набросить их на кухарку, плотно прижать к ней и откатить ее на свободное от разлившегося масла место на полу. Я прижимала ее, Бесси мне помогала. Джейн была слишком напугана, чтобы что-то делать; она просто кричала. Крики обгоревшей кухарки были ужасны. Появился мой муж.

– Боже мой! Господи, что тут происходит? – спросил он.

– Собирайся, и отправляйся за врачом! – приказала я. – Здесь ты не нужен, здесь ты будешь только мешаться.

– А как же ужин?

– Ужин никуда не денется! Отправляйся за врачом.

Через некоторое время мы отнесли бедную кухарку в ее комнату, все время, пока мы ее несли, она не переставала стонать и кричать; мы держали ее завернутую в циновки до прибытия врача, не смотря на все ее попытки высвободиться. На этот раз мой муж действовал с похвальной оперативностью, но я не могу сказать, что послужило тому причиной: то ли простое человеческое сочувствие, то ли стремление поскорее вернуться к прерванному ужину.

Как только прибыл врач, Джейн предложила мне спуститься вниз и продолжить ужин вместе с мужем, в то время как она останется с кухаркой, но я отказалась.

Бедняга получила страшные ожоги. Пока не прибыла медсестра, возле нее постоянно находились я и Бесси. Кухарка ужасно страдала, причем столько же от ужаса, сколько от боли.

На следующий день страдания ее немного утихли, и она попросила меня прийти. Я поспешила исполнить ее просьбу; она попросила медсестру выйти. Я придвинула к ее кровати стул, выразила глубочайшее сочувствие и поинтересовалась, как все произошло.

– Мадам, всему виной рыжеволосая девушка.

– Рыжеволосая девушка!..

– Да, мадам. Я взяла лампу, чтобы посмотреть, готова ли рыба, и в это время увидела, как она бросилась на меня, а я – я отшатнулась, наверное, она все-таки меня толкнула, – лампа выпала у меня из руки и разбилась, мое платье вспыхнуло, и...

– О, Господи! Вам не следовало брать лампу.

– Увы... Она никогда не оставит меня в покое, пока не сожжет или не ошпарит. Вам не следует бояться – вам она не причинит никакого вреда. Она преследует меня, из-за того, чему виной я стала.

– Так вы ее знаете?

– Мы вместе служили кухарками в одном местечке, неподалеку от Кембриджа. Я ненавидела ее, поскольку она была неряха, да вдобавок еще и не в меру любопытна. Она читала мои письма, заглядывала в мои ящики, рылась в моих вещах; а когда я делала ей замечания – отвечала дерзостями. О, как я ее ненавидела! И вот однажды, когда она склонилась возле печи, – я тоже была в кухне, и, должно быть, дьявол овладел мною, потому что я опрокинула котел, гревшийся на плите, прямо на нее – на ее лицо, руки, тело, она была страшно обожжена и умерла. С тех пор она меня преследует. Но вам она ничего не сделает. И больше не будет здесь появляться. Потому что она сделала со мной то, что с ней сделала я – она обожгла меня до смерти.

Несчастная женщина была права.

– Боже мой! Никакой надежды? – спросил муж, когда врач сообщил ему неутешительные результаты осмотра. – Хорошие кухарки ныне так редки. А что с рыжеволосой девушкой?

– Она ушла, – ответила я. – И больше не вернется.

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ТАЙНА

Мистер Леверидж служил в адвокатской конторе Саунтона. У него были рассудительный отец и замечательная мать, давшие ему хорошее воспитание. Его жизненные принципы были в высшей степени похвальны. Отец уже умер, а мать проживала у близких родственников в другой части Англии. Джозеф Леверидж был мягким, безобидным человеком, с пышной русой шевелюрой. Он страдал излишней застенчивостью, что мешало ему занять в обществе сколько-нибудь заметное положение, какового он безусловно достиг бы, будучи более самоуверенным. Но он был счастлив, – не так, конечно, как мог бы, – по причинам, о которых мы скажем ниже.

Саунтон был небольшим городом, просыпавшимся к жизни каждую пятницу, в день ярмарки, взрывавшимся шумным легкомыслием средневекового базара, после чего вновь впадал в благопристойную спячку; во все остальные дни он выглядел сонным днем и спящим ночью.

Саунтон нельзя было назвать промышленным городом. Здесь имелись чугунолитейный и пивоваренный заводы, с небольшим количеством рабочих мест, но рабочих рук было в избытке, – не смотря на высокую арендную плату за жилье, – поскольку окрестные фермеры не могли позволить себе нанимать, по причине трудных времен, значительного числа работников; их жены и дочери также предпочитали селиться в городе, поскольку здесь все-таки развлечений было побольше, чем в деревне, а потому население в городе было довольно значительным.

В городе имелась большая ратуша, где заседал суд магистрата, один раз в месяц. Церковь, располагавшаяся в центре города, была внушительным строением из камня, очень холодным на вид. Богослужение находилось в руках симеонитов, так что викарий представлял богословскую школу, – если только можно назвать школой то, что никак не связано с учением, – называемую евангелической. Службы были длинными и мрачными. Викарий медленно и выразительно декламировал молитвы, произносил длинные проповеди и осуждал поющих псалмы из "Книги гимнов".

Главный адвокат, мистер Сторк, участвовал в малых сессиях и был архивариусом. Он обслуживал некоторое количество крупных землевладельцев, был попечителем вдов и сирот, консультантом мелких фермеров, в случае возникновения у последних финансовых затруднений – одалживал им небольшие суммы для решения первостепенных затруднений под залог их участков, которые в некоторых случаях переходили в его распоряжение.

У этого джентльмена и учился мистер Леверидж. Он был вынужден избрать юридическое поприще не по своему истинному призванию, а по наущению матери, которая призывала в выборе занятия следовать по стопам его уважаемого всеми отца. Но эта профессия не соответствовала вкусам молодого человека, который, не смотря на всю свою кажущуюся кротость и мягкость, вовсе не был лишен живости разума. Его наблюдательность была потрясающей, а кроме того, он обладал неким избытком фантазии.

Еще ребенком он писал маленькие рассказы и рисовал иллюстрации к ним; это служило причиной суровых упреков со стороны матери, с неодобрением взиравшей на плоды работы его воображения, а его отец по этому поводу частенько шлепал его, конечно, пока он не повзрослел, и не стал подвергаться порке за тайное чтение Арабских ночей.

Дни мистера Левериджа протекали однообразно; если велось какое-нибудь дело, он появлялся в конторе по пятницам, но никогда по воскресеньям, поскольку этот день он посвящал написанию длинных, трогательных писем своей овдовевшей матери.

Он мог бы быть счастлив счастьем лотофагов, если бы не три обстоятельства. Во-первых, он пришел к выводу, что выбрал не подходящее для себя занятие. Он не находил никакого удовольствия в ведении дел, а от помощи в заключении договоров его бросало в дрожь. Он знал, что в состоянии заниматься более интересными вещами, и опасался, как бы острота его ума не пострадала из-за отсутствия физической деятельности. Во-вторых, его не удовлетворял его начальник. У него не было причин полагать, будто тот замешан в чем-то нечестном, но обнаружил, что он довольно азартен и принимает деятельное участие в различных спекуляциях; могло дойти до того, что соблазн побудит его использовать средства тех, чьим доверенным лицом он выступал. И Джозеф, с его сильно развитым чувством справедливости, боялся, что однажды его начальник ввяжется в предприятие, которое приведет его к катастрофе. В-третьих, он был безнадежно влюблен в мисс Асфодель Винсент, барышню с небольшим состоянием, приносившим ей около 400 фунтов годового дохода, коей мистер Сторк был опекуном и попечителем.