Текст книги "Саша Лойе и черный маг (СИ)"

Автор книги: Анна Зимовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Черный льняной костюм сидел на нем так хорошо, как может сидеть лишь сшитая на заказ вещь. Белоснежные манжеты белой вечерней сорочки выглядывали из-под рукавов на положенные три сантиметра и застегивались на золотые запонки. Яркий желтовато-оранжевый галстук – «бабочка» и замшевые туфли с золотыми пряжками придавали безупречному костюму плейбойский шик.

Токарев выглядел старше своих лет, на вид ему можно было дать сорок восемь-пятьдесят. Коротко стриженные каштановые волосы с глубокими залысинами росли треугольником аля Микки Маус. Саша вспомнила, что такая линия роста волос в Англии называется «вдовий мысок». В случае Токарева примета оказалась верной.

У него было интересное лицо. Высокий лоб, темные широкие брови, глубоко посаженные чуть соловые серые глаза, резкие скулы, впалые щеки. Нос крупный, классической формы, с хищно вырезанными ноздрями. Широкий рот, верхняя губа тонкая, нижняя полная и яркая, острый выдающийся вперед подбородок. Кожа бледная, с желтым оттенком сошедшего загара, под глазами серые тени усталости и недосыпания. Около рта и между бровей прорезались глубокие складки, на лбу тоже пролегли морщины, что придавало лицу мужчины мрачное выражение.

Подойдя к столу, Токарев жестом отослал метрдотеля и сел напротив женщины.

– Кто вы, Саша Лойе? Не иначе женщина-загадка? – ехидно спросил мужчина. Саша невзлюбила Токарева с первого взгляда. Богатый, красивый, властный самец. Он привык к беспрекословному подчинению окружающих и всегда получал желаемое.

С такими людьми трудно было работать. Они задавали много вопросов, давили на психику и не понимали слова "нет". Быть вежливой и радушной Саше не хотелось. Да Токарев хорошего обращения и не заслужил.

– Добрый вечер, Михаил Викторович, – поздоровалась Саша и плавным движением откинула с головы капюшон шелкового фиолетового комбинезона. Токарев не смог сдержать удивленный вздох. Над столом повисло неловкое молчание.

Михаил смотрел на женщину напротив, и чувствовал себя обманутым. Мысли в голове неслись с реактивной скоростью. Михаил вспомнил день, когда впервые услышал о Саше Лойе.

Это было в Москве. Он прилетел из Мюнхена, там в клинике Гроссхаден лежала его дочь. Ирина находилась в коме, и жизнь ее врачи поддерживали искусственно.

Михаил приехал к себе в апартаменты, выгнал прислугу, отключил звонок, телефон, компьютер и ушел в запой. День за днем он нажирался вдрызг, что при его росте и комплекции было делом непростым. Михаил пил до забытья, а когда просыпался, пил снова. Он потерял счет времени, но так было лучше.

Делами компании последний месяц занимался его компаньон и ближайший друг Игорь Андросов. Они вместе учились в университете, вместе начинали бизнес. Михаил верил другу как себе. Но все же главой компании был Токарев, а значит ему нужно было когда-то появиться на работе.

И вот на шестой день запоя Игорь вытащил друга из кровати и как есть, в растянутых трениках, и кинул в ледяную ванну. Михаил мгновенно очнулся и принялся материться. Такого обращения он никому бы не спустил, но Игорь был исключением. Андросов, не обращая внимания на проклятья в свой адрес, пошел распорядиться насчет завтрака.

Через три часа и четыре чашки тройного эспрессо, от которого и мертвый бы поднялся, Михаил Токарев, свежевыбритый и безукоризненно одетый, появился в здании "Аксилора". Весь день он просматривал и подписывал документы, изучал финансовые отчеты, делал звонки. К восьми вечера он кое-как разгреб завалы, но еще оставалось "очень важное" совещание.

Михаил сидел за столом в своем кабинете, а напротив в двух креслах расположились Игорь Андросов, финансовый директор компании, и Сергей Ефимович Вайсман, начальник юридической службы "Аксилора". Игорь монотонным голосом читывал отчет о финансовом состоянии компании, которую они покупали.

Михаил смотрел сквозь зеркальные окна, как ранние сумерки опускаются на московские улицы. Небо из ярко голубого стало кобальтовым. Начали загораться окна средних этажей – на нижних они горели весь день. На уровне крыш света еще хватало, чтобы ориентироваться, но не для того, чтобы читать.

Михаил щелкнул выключателем настольной лампы и увидел в стекле свое отражение. Худой сутулый человек угнездился в огромном кожаном кресле, руки лежали на антикварном полированном столе. Все в его кабинете говорило о богатстве и респектабельности хозяина.

Стены, отделанные темными дубовыми панелями, на полу паркет со сложным рисунком из шести различных пород дерева, великолепная дорогая мебель в английском стиле. На полках стояли книги в кожаных переплетах с золотым теснением, тут же расположились драгоценные безделушки – золотые табакерки, терракотовые статуэтки и серебряные канделябры. Новейшая техника отлично вписывалась в роскошь дорогого исторического интерьера.

Да, деньги, власть, влияние. Михаил годами этого добивался. И все ему было мало. Он неделями не видел жену и дочь, потому что бизнес был на первом месте. Нет, он любил своих девочек. Но он знал, что впереди еще много времени. Он успеет побыть с семьей. Сейчас надо работать. А вот, когда денег будет достаточно (достаточно для чего?), он будет счастливо стареть с любимой женой, и выдаст замуж дочь и нанянчиться с внуками.

И теперь у него никого нет. Жена погибла во во время несчастного случая на охоте, дочь умирает от редкой неизлечимой болезни. Остались только деньги и власть.

Михаил перевел взгляд на Игоря. Тот продолжал читать. Вот уж кто всегда счастлив и всем доволен. Андросова нельзя было назвать даже симпатичным. На узком бледном лице, с большим носом и скошенным подбородком, застыла гримаса пренебрежения. Игорь старался не демонстрировать своего худого чересчур волосатого тела, всегда ходил в застегнутых на все пуговицы рубашках или свитерах с высоким воротом. Он предпочитал итальянские костюмы, но даже дорогая одежда не могла скрыть кривые ноги и сутулую спину.

Заурядная внешность не мешала ему пользоваться успехом у женщин. Андросов понимал, что некрасив. Но также знал, что за свои деньги может купить любую красотку. И та будет с хорошо скрываемым отвращением ласкать каждый сантиметр его убогого тела.

Игорь был известен в бизнес-кругах как умный, изворотливый и жестокий делец. Он не скрывал, что больше всего на свете любит деньги. С родными он не общался, женщин использовал по прямому назначению.

Даже когда его девушка Регина ушла к лучшему другу Михаилу Токареву и стала вскоре его женой, Андросов цинично заметил: "Баб у меня много, "Аксилор" один". На вопрос Михаила неужели Игорь на него не обижается, Андросов ответил, что сам пока не знает. Михаил тогда заметил, что в банковской платежке больше романтики, чем в сердце Игоря. Андросов только плечами пожал. Но потом они стали общаться как ни в чем не бывало. Значит друг все-таки не обиделся. Игорь поднял глаза на Токарева.

– Ты вообще хоть что-нибудь слышал? Или я битый час читаю в луну? – раздраженно спросил Игорь.

– Читаешь в луну, – признался Михаил.

– Отлично. У нас тут миллиардный контракт, а тебе все до звезды, – заметил Андросов, презрительно морща нос.

– Ты прав, мне сейчас все до звезды, – ответил Михаил ровным голосом.

– Слушай, все в курсе твоей личной трагедии, – сказал Игорь, глядя другу в глаза. – Но ты отвечаешь за всех работников "Аксилора". Это тысячи людей. И у каждого семья.

– Ну не у каждого. У тебя семьи нет и не было. У меня по ходу тоже скоро не будет. Так что не все так мрачно, – съязвил Михаил.

– Ладно, вам парни, – вмешался Вайсман. – Игорь, оставь отчет Михаилу. Он его просмотрит, а завтра мы опять соберемся и все обсудим.

– Мы должны были все обсудить месяц назад, – процедил Андросов.

– Тем более. Один вечер ничего не решит, – парировал Вайсман.

– Ладно, завтра так завтра, – согласился Игорь. – Всего хорошего.

Он бросил флешку с отчетом Токареву на стол, поднял стакан с минералкой и забрал из-под него круглую салфетку, стилизованную под автомобильное колесо.

Игорь коллекционировал салфетки с логотипами баров и ресторанов. У него было больше полутора тысяч экземпляров. Андросов особенно ценил салфетки с символикой уже не существующих заведений. У него в коллекции были салфетки из "Хромой лошади", "Дягилева", "911".

Сотрудники компании знали об увлечении финансового директора и передавали ему экземпляры для коллекции. Вот и сегодня секретарша Риточка поставила стакан с минералкой на оригинальную салфетку, прихваченную в одном из дублинских баров. Андросов это заметил и оценил.

Он опустил салфетку в карман пиджака, развернулся и ушел. Дверь за собой закрыл тихо и аккуратно. Михаил смотрел на Вайсмана, ожидая, когда и юрист уйдет. Но Сергей Ефимович никуда не торопился.

– Как Ирина? – спросил Вайсман.

– Хуже некуда, – честно ответил Михаил. – Врачи предложили отключить ее от аппаратов, чтоб не мучилась.

– Я сожалею, – сказал Вайсман. – Я ведь тебя знаю всю твою жизнь. Твой отец был моим хорошим другом. И я знал Регину…

– Хватит, Сергей Ефимович, – оборвал его Михаил.

– Погоди, – продолжил Вайсман. – Выслушай меня, Миша. Я все это говорю не для того, чтобы нож в ране поворачивать. Дело вот в чем. Я всю жизнь был обязан твоему отцу. Когда я закончил истпед, связей и денег у меня не было. Лучшее, что светило, распределение в глухую деревню учителем истории. А Виктор Степанович был тогда парторгом горкома партии. И он взял меня на работу. С его легкой руки я сделал карьеру. Жизнь у меня сложилась. Я все хотел ему добром отплатить. Но как-то не получалось. А потом его не стало. И теперь у меня есть шанс долг вернуть. Не Виктору Степановичу, а тебе, его сыну. Я могу тебе помочь с Ириной.

– Вы мне не можете помочь! И никто уже не может! Чудес не бывает! – сорвался Михаил.

– Я тоже так думал полгода назад, – ответил Вайсман. – И я вот что тебе скажу. Я, Миша, ошибался. Моя мама была серьезно больна. Но она выздоровела. И ей помогли не врачи.

– Прошу вас, Сергей Ефимович, не надо, – сказал Михаил. – Я все перепробовал. Бесполезно.

– Миша, послушай мой совет. Позвони по этому телефону и назначь встречу. Тебе помогут, вот увидишь, – Вайсман протянул Михаилу визитку и вышел из кабинета. "Саша Лойе, консультант" – значилось на визитке. Внизу был указан телефон.

Михаил Токарев превыше всего ценил информированность. Он никогда не встречался с человеком, партнером или конкурентом, не ознакомившись с его досье, включающим подробности частной жизни. Часто Токарев заставлял оппонентов сдаться лишь потому, что был лучше подготовлен к встрече с ними.

Перед встречей с Сашей Лойе, он распорядился найти на нее всю возможную информацию. Из аналитического отдела принесли папку, в которой лежал сиротливый листок бумаги с данными. Вся биография загадочной Саши Лойе уместилась в трех абзацах. Михаил хорошо помнил эти строки.

Александра Игоревна Лойе (в девичестве – Хованская) родилась в 1977 году в Новокуйбышевске Самарской области. В тринадцать лет после смерти матери переехала в Ростов вместе с отцом. В семнадцать лет вышла замуж за Лойе Германа Александровича, через пять месяцев после регистрации брака родила дочь Анну. В двадцать один год закончила Ростовский пединститут, получив профессию – учитель биологии. В том же году погибли ее муж и дочь. После смерти близких Лойе неоднократно лежала в психиатрической лечебнице из-за неудачных попыток суицида.

О последующих годах жизни Александры Лойе ничего не известно. Она продала действующий бизнес мужа, все движимое и недвижимое имущество и исчезла. Лойе официально нигде не работала, не имела собственности, не была нигде прописана. Она просто не существовала.

Всплыла Александра Лойе в Москве в 2004 году. Прописалась в квартире бывшей детдомовки Норы Галь. Через полгода дела у Лойе пошли в гору. Она зарегистрировала свою консалтинговую фирму "Лойе и партнеры". И начала много зарабатывать. Среди клиентов фирмы значились очень солидные люди, элита страны. Многих из них Михаил знал лично. Сейчас Александра владела пятикомнатной квартирой на улице Косыгина, приличным счетом в банке, офис ее фирмы располагался в престижном квартале. В сферу ее интересов входили благотворительность, аукционы редких книг, антиквариата и драгоценных камней. Жила она уединенно, никаких личных связей обнаружить не удалось.

Идя на встречу, Михаил ожидал увидеть холеную деловую женщину, возможно, немного эксцентричную. Действительность била камнем по голове.

Лойе выглядела чудовищно. Левая сторона лица оказалась сплошной фиолетово-черной гематомой, кожа безобразно вздулась, один глаз полностью заплыл, губы покрывали кровавые корки. Саша смотрела на него налитым кровью правым глазом и дружелюбно улыбалась, при этом во рту не хватало переднего резца. Она была страшна как черт. Женщина прекрасно понимала, какое производит впечатление, и похоже ее это мало беспокоило. Теперь Михаил понял, почему Лойе назначила встречу в таком нелепом месте. В любом другом приличном ресторане ее бы на порог не пустили.

Глава восьмая

– Нет, я горгона Медуза!– Саша заметно шепелявила, с выбитым зубом говорить сложновато.

– Простите, что вы сказали? – Михаил растерянно воззрился на женщину.

"Господи, я убью этого старого еврея, – думал Михаил. – Это же надо, так на до мной глумиться. Подсунул мне какую-то вокзальную бомжиху. Она себя-то вылечить не в состоянии, а чтоб Ире помочь?! Ну я тоже идиот, на что надеялся? Что приду, скажу спасите мне дочь, и мне какая-то баба поможет? Ни один врач не помог, а она поможет?" Тем временем каркающий голос вернул Михаила к реальности:

– Горгона Медуза, говорю. Один взгляд на мое прекрасное лицо, и вы превратились в истукан. Очнитесь же, каменный гость!

Саша еще раз улыбнулась, сверкнув дыркой в зубах. Но Токарев уже взял себя в руки. На его лице вновь появилось выражение мрачной надменности.

– А что у вас с лицом? Под поезд попали? – вежливо спросил мужчина. – Или с работой не справились, и клиент так выразил вам свое недовольство?

Он ее презирал. Но чувство юмора у Токарева было, хотя и своеобразное.

– А вам правда интересно, или из вежливости спрашиваете?– спросила Саша в тон.

Михаилу не нравились люди, отвечающие вопросом на вопрос. Но в этой инвалидке, наверное, собрались все недостатки, какие он мог себе представить.

– Я всегда искренне интересуюсь другими людьми, – заметил Токарев. – А ваше лицо прямо кровавая каша. Мне просто интересно, как женщина может получить столько увечий, и при этом притащиться на деловую встречу. Да еще так невменяемо шутить?

Рядом с ними группа молодых людей внезапно взорвалась громким хохотом, заглушившим негромкий смех Саши.

– Хо-хо. А мне так-то казалось, что на эту деловую встречу меня притащили. Послали за мной отмороженный эскорт, погрузили в самолет, насильно привезли в Москву. Будто я кому-то очень, очень нужна. Но я ошибалась. И сама притащилась на бизнес-ланч, забыв о дресс-коде и фейс-контроле, – возмутилась Саша.

– Во-первых, для ланча уже поздновато, – Токарев стал загибать пальцы. – Во-вторых, во что вас не ряди, вы вряд ли станете краше. А в третьих, гляжу я на ваше лицо, и есть мне совсем не хочется. Потому что меня тошнит.

– Ну если мой вид оскорбляет ваше чувство прекрасного, то можете самоустраниться. Я же тут покушаю нормальненько. А если у вас ко мне дело, то моя помятая рожа вас смущать не должна, – отрезала Саша.

Михаил оглядел заполненное посетителями помещение. За соседним столом веселилась компания гламурной молодежи, от громких тостов и похабных шуток звенело в ушах.

Михаил кивнул. Нужно быть последовательным. Саша, конечно, выглядит плохо, но держится бодрячком. Он ее действительно выписал за тридевять земель, так что надо узнать, может она ему помочь или нет.

– Ладно, к делу. У меня…

– Очень хорошо, – перебила его Саша. – Для начала визитку пожалуйста.

– А в чем смысл? Зачем вам визитка? – раздраженно спросил Токарев.

– Считайте это маленьким женским капризом, – бесцеремонно ответила Саша. – Еще раз визитку. Плиз.

Михаил отдал ей визитку. Саша повертела в руках прямоугольный кусочек веленевой бумаги, спрятала его в карман и перевела взгляд на Токарева.

– Как поживает господин Вайсман? – невинно поинтересовалась она.

– У него все прекрасно,– ответил Михаил. – Просил передать вам поклон, и напомнить, что вы всегда желанный гость в его доме.

– А как поживает его дражайшая маман? – продолжила допрос Лойе.

– Фаина Марковна на удивление бодра для своих восьмидесяти лет, – заметил Михаил.– Одно время поговорили, что у нее болезнь Альцгеймера. Сергей Ефимович, как любящий сын, очень переживал за старушку – мать. Но потом Фаина неожиданно поправилась. Болезнь Альцгеймера не лечится. А значит врачи ошиблись. В любом случае, сейчас Фаина Марковна даст фору многим и многим. Удивительно, правда?

– Ну чудеса случаются чаще, чем вы думаете. И врачи действительно иногда ошибаются. Я рада, что у семьи Вайсман все хорошо. Но мы отвлеклись. Это первая консультация, – продолжила Саша. – Обычно ко мне на прием записываются. Это стоит десять тысяч. Но Вам надо срочно, поэтому внеплановая консультация обойдется в пятьдесят тысяч. Вы можете перевести деньги на счет нашей фирмы в банке по курсу на день оплаты. Договор об оказании услуг, счета-фактуры и прочие бумаги можете забрать завтра в нашем офисе.

– Я не понял. Консультация стоит пятьдесят тысяч рублей? – возмутился Токарев.

– Консультация стоит пятьдесят тысяч евро, – уточнила Саша.

– Да это же грабеж! У вас совесть есть?– в сердцах рявкнул Токарев.

– Совесть? И об этом у меня спрашивает владелец нефтеперерабатывающих заводов? – Саша покачала головой. – Когда вы обращаетесь за консультацией к юристу, дизайнеру или любому другому специалисту, ему положен гонорар. Я эксперт по разного рода чудесам…

– И поэтому расценки у вас тоже на грани фантастики? – перебил ее Токарев.

Саша фыркнула и пригубила кофе.

– Итак, мы проводим консультацию, или это вам не по карману? – прошамкала Лойе.

– Ладно, я заплачу, – согласился Михаил, от всей души желая презренной вымогательнице подавиться его деньгами.

– Ну с формальностями покончили. Итак, что я могу сделать для вас? – произнесла Саша задушевным тоном.

Токарев надолго замолчал. Потом пару раз глубоко вздохнул и как-то неуверенно начал.

– Моя дочь…– слова давались ему с трудом, в горле стоял ком. Он просто не мог произнести вслух : "Моя дочь умирает". Как будто пока он этого не сказал, у Ирины еще остается какой-то шанс. "Ладно, соберись и выдай историю", – Михаил опять глубоко вздохнул, сжал кулаки и продолжил:

– Мою дочь зовут Ирина. Ей одиннадцать лет. Она всегда… была здоровым, веселым, жизнерадостным ребенком. Умная , не по годам развитая девочка. Всегда прекрасно училась, занималась пением, танцами и все в таком духе. Даже после смерти матери, Ирине было тогда девять, она быстро оправилась. Вроде бы ни депрессий, ни психологических травм. Абсолютно здоровый и благополучный ребенок. Так было до прошлого года. А потом моя дочка заболела. Сначала это появилось в изменении личности. Ирина потеряла интерес к своим хобби и к учебе, стала замкнутой, перестала общаться с друзьями. У нее начались депрессии. Врачи назначили сеансы психотерапии и препараты. Не помогло. Потом ей стало хуже. Дочка сильно похудела, нарушилась координация движений. Она перестала мыться, одеваться, не могла без чужой помощи поесть. Ее положили в больницу. Там обследовали с ног до головы и поставили диагноз. Синдром Кройцфельдта – Якоба, нетипичная форма. Самому молодому больному с этим синдромом – семнадцать лет. А Ирине всего десять было на тот момент. И болезнь развивается нетипично быстро. Повреждение мозга нарушает все основные жизненные функции, ее организм умирает. При этом Ирина осознает свое ухудшающееся состояние. Точнее осознавала. Вторую неделю как она в коме. Врачи в Мюнхене говорят, что ничего нельзя сделать. Но наш общий знакомый Сергей Ефимович Вайсман рассказал мне о вас. Сказал, что вы можете помочь. Вы можете? – голос Токарева сорвался от напряжения.

–Может и могу…– задумчиво протянула Саша. – Надо посмотреть кое-что.

–Я принес дочкину фотографию, – сказал Михаил и полез в карман пиджака.

– Нет, не надо, – остановила его Саша. – Дайте лучше вашу мужественную руку.

Ее здоровая рука потянулась к нему, пола широкого рукава зацепилась за край стола и обнажила руку до локтя. Михаил так и ахнул. Всю внутренней сторону предплечья покрывали безобразные рубцы, да так плотно, что живого места не оставалось. Они наплывали друг на друга, образуя неровные полукружия, будто годовые кольца на деревянном распиле. У запястья шрамы были старые, белесые и мягкие, почти не отличимые от обычной кожи. Выше по руке рубцы свежели. Цвет их колебался от нежно-розового до багрового. Последний шрам появился совсем уж недавно, он вился по локтевому сгибу, синюшный, с наплывами соединительной ткани и сухими корочками струпьев.

Михаил не сомневался, кто автор отвратительного узора. Лойе лежала в психиатрической больнице после неудачных попыток суицида. И вроде как там ее подлечили. Но, видно, не до конца. Он-то считал, что уже не сможет думать о ней хуже. И опять ошибся. Саша – психопатка со склонностью к самоистязаниям. Михаил посмотрел женщине в лицо.

В глазах Саши мелькнула растерянность и стыд, будто ее застали за чем-то глубоко интимным. Шрамы были ее сокровенным секретом. Она не показывала их посторонним. Саша первой отвела взгляд.

Токарев понял, что ей неловко. Такое проявление эмоций оправдало Сашу в его глазах. "Ладно, каждый развлекается как хочет. Пусть лучше режет себя, чем других. Она в одночасье потеряла мужа и дочь. Вот и слетела с нарезки. Неизвестно, что со мной будет, если Ира умрет. Хотя почему неизвестно? Сопьюсь, к бабке не ходи," – Михаила отвлекли мысли о ее шрамах. Поэтому, когда Саша дотронулась до него, он непроизвольно вздрогнул.

Женщина закрыла глаза и чуть откинулась назад. Саша что-то нашептывала, с разбитых губ слетали неразборчивые фразы. Токарев уловил ритмичность, будто читали стихи.

Саша невыносимо устала. И держалась лишь на полунаркотических снадобьях собственного изготовления. Концентрировать внимание и напрягать волю сейчас, значило истощить последние силы. Надо узнать, в каком состоянии девочка, поэтому ведьма позвала своего духа-помощника.

Пришлось попугать Токарева. Будь она в нормальном состоянии, чужой человек никогда бы не увидел такое сакральное действо. Но сейчас выбирать не приходилось. Женщина взяла Токарева за руку и затянула шаманскую песню.

Внезапно в правое плечо Саши впились острые коготки. Ноздри наполнил запах мокрых птичьих перьев. Над ухом раздался глухой клекот. Сова прилетела к ней. Саша попросила духа показать, что с девочкой. Сова поведала правду. Это были мыслеформы, для которых нет даже приблизительного эквивалента на человеческом языке. Все равно, что пытаться объяснить инстинкт.

Михаил заставил себя сидеть неподвижно. Лойе медленно провела рукой по его кисти, потирая кожу легкими круговыми движениями. Пальцы ее были шершавыми, сухими и очень горячими. В этих прикосновениях не было в общем ничего неприятного или интимного, но мужчине внезапно захотелось вырвать руку и вытереть о пиджак. Тем временем ее пальцы, как тонкие паучьи лапки, доползли до запястья, неожиданно крепко сжали его, надавив на точку пульса.

А потом произошло нечто невероятное, отчего у Михаила волосы на всем теле зашевелились. На долю секунды он увидел в чертах ее лица совиную голову. На него смотрели желтые немигающие глаза, широкий плоский клюв беззвучно открывался. Голова резко повернулась влево-вправо на 180 градусов. Михаил ошалело моргнул, и ведение исчезло.

Михаил слыл кондовым материалистом. Его раздражало повальное увлечение знакомых всякой хиромантией. Сам он веровал в разум и деньги. Вот боги, которым он поклонялся. Для Михаила вера в господа или в дьявола стояли на одной доске и были одинаково бессмысленными. Экстрасенсов, магов и гадалок он на дух не переносил, считал их мошенниками и проходимцами. Поэтому, обратившись к Саше, он чувствовал себя ужасно. Мужчина сделал как раз то, за что презирал других. Поверил в возможность персонального чуда. Лично для него и за его деньги.

Но Саша мошенницей не была, он это чувствовал. Перед ним сидело существо, которое только притворялось человеком. Да в общем не сильно-то притворялось. Кто она? Демон, оборотень, ведьма?

Михаил впервые за этот невыносимо долгий год, что болела его дочь, обрел слабую надежду. В переполненном зале ресторана он столкнулся с чем-то совсем уж потусторонним. И он знал, что оно поможет. Если сочтет нужным.

Саша выяснила все, что хотела. Первое – времени почти не осталось. Второе – вылечить девочку будет очень трудно. Саша отпустила сову и, открыв глаза, вернулась в мир людей. Народу вокруг ощутимо прибавилось, и в воздухе стоял низкий гул голосов.

Саша рассеянно поворачивала в руках свой бокал. Неслышно подошел официант, молча поставил заказанные блюда на стол и удалился. Однако дразнящий аромат прекрасно приготовленного мяса женщина оставила без внимания. Саша вытащила из сумки потрепанный ноутбук и стала что-то в нем вычитывать.

"Так-так. Что мы имеем? Девочка в могиле одной ногой, второй почему-то еще здесь. Сильная, значит. Сегодня у нас двадцать девятое апреля. Завтра Белтейн. Если колдовать, то только сейчас. Столько силы, что можно и покойника оживить. К тому же это у нас пятый, шестой и седьмой день полнолуния. Они для колдовства самые лучшие.

Папаша в отчаянии. Обдеру его как липку, сопротивляться не будет. А деньги мне нужны. "Гримуар Соломона" куплю, камней на ритуалы. Налоги заплачу, отдам денежку Телегину, квартальные премии Юре и Норе. К Светлаге съезжу на заготовки и да еще отложу. Это плюсы.

Минусы. Я не в лучшей форме, организм ослаблен. Тело может просто не выдержать, и я уже не вернусь. Но когда это меня останавливало? Если я помру, значит так тому и быть. Во всяком случае надо на девочку живьем посмотреть. Хотя кого я обманываю? Я уже и так все решила…"

– Ладно, – проговорила наконец Саша, – двинули в Мюнхен прямо сейчас. Мне надо на вашу дочь посмотреть. На месте скажу, смогу Ирину поднять или нет. Моя метла сломалась. Но у вас же вроде есть самолет?

– Самолет есть, – ответил Токарев. – Но у меня сейчас дела, я уже говорил. Встреча с президентом. И мне нужно быть завтра в офисе, важные переговоры. Давайте так. Я все закончу, и мы вылетим завтра, часа в четыре?

–Ну вот что, Токарев, – сказала Лойе раздраженно, – у вашей дочери есть где-то тридцать шесть часов. С этой вот минуты. И все. Можете заниматься своими делами, обедать с кем-хотите, переговариваться. И ждать звонка из клиники. По мне так даже проще. Здесь у меня на столе очень хороший обед. В Мюнхене чертовски тяжелая работа, и болезненная в придачу. Мы летим сейчас, или не летим никогда. Ну?

В жизни человека есть поворотные моменты. Минуты, переживаемые с такой ясностью и остротой, что людям кажется, будто их наотмашь ударили по лицу. Жизнь предлагает человеку выбор. От этого выбора зависит, будет он дальше жить или доживать, бежать или плестись, любить или вспоминать. Между двумя ударами сердца Михаил выбрал свою судьбу.

– Вылет через три часа, – выдохнул он.

Саша согласно кивнула и попросила у официанта счет.

Глава девятая

Саша позвонила Норе. Секретарша ответила после восьмого гудка.

– Приветик, Саша! – Нора тяжело дышала в трубу. – Что случилось?

– Добрый вечер, Нора. А что ты пыхтишь как паровоз? – спросила Саша.

– Ты меня оторвала от шеста. У меня индивидуальное занятие с чемпионом по полденсу Тимуром Грешиловым, – гордо сообщила девушка.

– Нора, а чем можно занимается на уроке полдэнса со сломанными-то пальцами? – спросила Саша удивленно.

– О, Тимур меня заверил, что сломанная рука стриптизу не помеха. В конце концов можно сделать упор на ноги. И он оказался прав. Он всегда прав, – ответила девушка. Сашу так и подмывало спросить, на каком месте в матримониальном рейтинге Норы Галь стоит Тимур Грешилов, если его сомнительные советы воспринимаются с таким восторгом? Но женщина сдержалась. – Тебе, Саша, тоже стоит заняться полдэнсом. Крепкие мышцы, красивая фигура и хорошее настроение гарантированы.

– Я подумаю, – пообещала ведьма без энтузиазма. – Нора, ты мне нужна. Мы прямо сейчас летим в Мюнхен. Так что слезай с шеста, или с Тимура Грешилова, уж не знаю, как далеко зашли ваши занятия. И встречаемся в аэропорту через три часа.

– Я тебя поняла. Нет проблем, буду на месте. Чмоки – чмоки, – сказала Нора. Саша подумала, что у нее все же "золотые" приспешники. Лойе могла в любое время дня и ночи напрячь своих сотрудников каким-угодно заданием, и они бросались выполнять его с радостью и без лишних вопросов.

Потом Саша отправила Юру за своей помощницей, а также за набором N 7 (обряд вознесения) и, на всякий случай, набором N 4 (снятие порчи). Сумки со снаряжением были тяжелыми и в Мюнхене ей бы больше пригодился Юра, но пришлось взять Нору.

Токарев тоже разговаривал по телефону. Его тихий низкий голос напоминал шум мотора в дорогом седане, казался успокаивающим и надежным.

"Токарев, конечно, грубиян и сукин сын, но с ним весело," – Саша поймала себя на мысли, что ей хотелось бы и дальше подначивать такого вот сноба и выслушивать его язвительные ответы… "Стоп, что ты несешь? Не хватает того, чтобы ты запала на какого-то мужика. Это просто клиент, Саша. Кроме того ты сидишь перед ним в жутком виде. Тоже мне кокетка без зубов!"

Токарев убрал телефон, допил коньяк и сообщил, что пора ехать. По дороге в аэропорт заехали к Токареву в офис. Он ушел в свой небоскреб, а Саша осталась в лимузине. От нечего делать она принялась изучать интерьер салона. Саша не раз ездила в дорогих автомобилях, но эта машина угнетала разум показной роскошью.

Деревянные панели с ящичками, покрытые черным лаком, выдвижные столики, в холодильнике внушительная батарея мини бутылочек с всевозможными видами спиртного. Задние кожаные сидения раскладывались наподобие шезлонга, так что на них спать можно было, при этом голова покоилась на удобной мягкой подушечке из тончайшей кожи. Наверху перед пассажирами располагались три циферблата: часы, спидометр и термометр. С потолка струился мягкий молочно-белый свет. Саша завистливо поглядывала на эту комфортную роскошь и вспомнила, что шесть лет ездит на ведре с гвоздями.

В машину Токарев вернулся переодетым в строгий темно-серый шерстяной костюм, голубую сорочку и черные кожаные туфли. Галстук не повязал, и то хорошо. В руках он держал кейс.