Текст книги "Саша Лойе и черный маг (СИ)"

Автор книги: Анна Зимовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)

В аэропорту их встретили Нора и Юра с баулами наперевес. Уверенной походкой девушка устремилась навстречу начальнице. На пол головы ниже Саши, Нора обладала по-девичьи тонкой и хрупкой фигурой. Аккуратно причесанная головка, тонкие черты лица, влажные карие глаза олененка, дорогая элегантная одежда и аксессуары в стиле Грэйс Келли – Нора являла собой безупречный образец утонченной леди. Пока не раскрывала рта.

Саша нашла Нору в одном из подмосковных интернатов для детей-инвалидов. Звали ее тогда Галина Новикова, ей было 17 лет. Она страдала тяжелой формой ДЦП, болезнь развилась как следствие тяжелых родов. Врачи поставили младенцу страшный диагноз и уговорили мать написать отказную. Так Галя осталась с миром один на один. Она могла стать еще одним овощем в интернате для инвалидов.

Однако интеллект у девочки оказался много выше, чем у обычных здоровых детей. Она прекрасно успевала по школьной программе, выучила три иностранных языка, взахлеб читала. Блестящий ум застрял в искалеченном теле, но у Гали была вся жизнь, чтобы научиться терпению, и не жаловаться впустую на судьбу. К тому же ей повезло оказаться в одном из лучших детдомов для инвалидов.

Директор интерната был человек идейный. Он не воровал, делал для детдома все, что мог. Выбивал деньги на медицинское оборудование, мебель, нормальную еду для детей. Привлекал достойных педагогов и волонтеров, помогающих детям не просто существовать внутри искореженных тел, но достойно жить. Воспитанники интерната получали хорошее образование, посещали бассейн, гуляли в ухоженном парке, полном цветов и деревьев, ездили на экскурсии в большой мир. Ясное дело, что дядю директора коллеги и чиновники недолюбливали. Но держали, чтобы возить туда начальство и показывать для отчетности образцовый интернат.

Но даже на солнце есть пятна. Можно найти недостатки и слабости в безупречном человеке. Главное знать, где искать. Саша узнала, что директор интерната был "огнепоклонником" по вероисповеданию. Он родился в семье иранских эмигрантов, исповедовавших зороастризм. Религия эта древняя и мирная. Но в среде чиновников центральной России единственно правильной верой считается православие. Большинство прихожан – бюрократов в библию вообще не заглядывали. Но они – люди православные, а значит все, кто не с ними, тот против них. При этом что сатанист, что зороастрист, что баптист, все одно – злонамеренные еретики.

Поэтому директор интерната свое вероисповедание не афишировал. Он потихоньку молился пять раз в день, обратившись лицом к священному огню. И как мог противостоял злому духу Ариману, работая идейно и честно.

Как-то погожим июльским днем Саша заглянула в кабинет того директора и сделала ему интересное предложение. Женщина хотела провести некие опыты на больном ребенке. Ничего плохого она маленькому калеке не сделает, наоборот вылечит. И тогда никто в Комитете образования не узнает, что директор интерната – порочный сектант. Разговор вышел тяжелый, но по его окончанию мужчина проводил Сашу в комнату к Гале Новиковой и оставил их наедине.

Галя как раз читала сцену из "Фауста", в которой вместо пуделя перед ученым появляется таинственный незнакомец в студенческой одежде. И вот не менее странная женщина сидела напротив и делала ей заманчивое предложение. Если все пойдет успешно, девочка полностью поправится. Галя уточнила, о какой поправке идет речь. Женщина ответила, что Галя станет как все нормальные люди. Сможет ходить, бегать, танцевать, да что угодно сможет.

Галя заглянула в глаза незнакомке и увидела там застарелую боль, и тоску, и усталость. Во взгляде читалась мудрость, приобретенная с годами, словно Лойе успела повидать самые лучшие и самые ужасные вещи и теперь ничего от жизни не ждала. Но похоже женщина и в самом деле верила, что может ей помочь. Галя решилась. Да и что ей было терять? Для проведения ритуала Саша отвезла свою подопечную в дачный домик, недалеко от интерната. Там все и произошло. Потом Галя вернулась в интернат, и тут начались обещанные чудеса.

После ритуала женщина регулярно навещала Галю, та менялась на глазах. Тело крепло, руки, ноги слушались хозяйку все лучше, речь стала внятной. Каждое слово уже не давалось с боем как раньше, девушка наконец могла свободно общаться с людьми. Потом она встала с инвалидного кресла, в которому была прикована всю жизнь. Начав с нескольких шагов по комнате, вскоре Галя своими ногами вышагивала по саду. Она ходила по бордюрам, спускалась и поднималась по лестницам, танцевала. Ей стало доступно все, о чем она мечтала. Через два месяца девушка совершенно выздоровела.

Галя все время ждала встреч с Сашей, чтобы снова и снова сказать, как она благодарна. Саша отмахивалась, спрашивала о здоровье, осматривала ее, потом уходила.

Однажды, в середине сентября они с Сашей сидели в саду на лавочке под громадным старым кленом. Крупные красные листья сыпались на газон при каждом порыве ветра, даже самом слабом. День выдался погожий и еще по-летнему теплый. В воздухе висела дымка, мягко приглушающая солнечный свет. На темной зелени тополей и каштанов уже появились желтые пятна.

Гале передалась спокойная меланхолия ранней осени, сердце защемило от неясной тоски. Не лучшее настроение для судьбоносного разговора, но откладывать его девушка не хотела. Она глубоко вздохнула и заговорила о главном:

–То, что вы сделали для меня, Саша… Мне с вами за всю жизнь не рассчитаться. Это так чудесно. Я каждое утро просыпаюсь и не могу поверить, что вот так просто встану с постели и пойду.

–Думаю, когда-нибудь я с тебя должок получу, – усмехнулась Саша. – Пока мне от тебя ничего не надо. Да и дать-то ты мне ничего не можешь.

–Могу, – с жаром ответила Галя. – Я вам пригожусь, вот увидите. Вы меня не просто вылечили, вы мне теперь как родная. Не прогоняйте меня от себя, Саша. Здесь мне уже оставаться нельзя, я ведь совершеннолетняя. Я хочу быть с вами. И не думайте, что я вас обременю. Я буду очень полезной.

Саша смотрела на бледную девушку с горящими глазами и думала, что если и был момент, когда она могла уйти, не оглядываясь, то он уже упущен. Лойе не понимала, как такое произошло. Но она привязалась к Гале. Видимо, придется оставить ее при себе. Кто сказал,что у плохого человека не может быть хороших друзей.

Так у Саши появилась подруга. Галя упаковала вещи и в тот же день переехала к женщине на съемную квартиру. Обшарпанная хрущевка у черта на куличках поразила девушку своим убожеством. Но Саше было все равно, где жить.

Из мебели в комнате стояла только раскладушка и стол. В огромных картонных коробах лежали старые книги с непонятными значками, свитки пергамента, блокноты с таинственными записками, ножи, камни, мешочки с травами. В горшках на окне росли невзрачные сильно пахнущие травы. Именно травы, не цветы. Кухню забаррикадировали кастрюли, банки, бутылки, пузырьки и ступки, в которых что-то отстаивалось, протиралось, варилось. Саша предупредила, что одна половина этих кулинарных творений может серьезно подорвать здоровье, а вторая – отправить на тот свет.

Телевизор Саша не смотрела, радио не слушала, газет не читала, с людьми общалась по необходимости и с большой неохотой. Из одежды у нее имелись только синие джинсы, черная футболка и кроссовки. Осенью и зимой к этому комплекту добавлялись шерстяные носки, шапка и куртка. Косметикой Саша вообще не пользовалась, волосы стригла сама и не красила. Она стирала белье, мыла голову и лицо одним и теми же куском детского мыла.

Так что порядочная седина в волосах, до времени появившиеся морщины и общая не ухоженность прибавляли ей лишних десять лет. Единственным достоинством ее внешности оставалось тело – атлетичная фигура с пропорционально большой грудью, узкой талией и стройными ногами.

Прибыв на новое место жительства, Галя принялась наводить уют. Впервые за восемнадцать лет она сама выбирала мебель, посуду, одежду и косметику. С рождения Гале платили пенсию по инвалидности, но жила она в детдоме и в деньгах не нуждалась. Так что к совершеннолетию у нее на счете накопилась приличная сумма. И она щедро тратила деньги на себя и подругу.

В большом городе Галя почувствовала себя как рыба в воде. Ей до всего было дело. Она днями бродила по столице, заглядывая в бутики, универмаги, кафе и развлекательные центры. Очень скоро девушка узнала все лучшие московские дисконт-центры, универсальные базы, магазины низких цен. Это улучшило качество жизни самой Гали и изменило до неузнаваемости дом и внешность Саши. Девушка умудрялась покупать все самое лучшее очень за дешево. Это была ее супер способность.

А еще у Гали обнаружилось врожденное чувство стиля. Она любила красиво и броско одеваться, причем вещи подбирала с исключительным вкусом. Немного подучившись в интернете, Галя умело пользовалась косметикой. И вот из невзрачной застенчивой больной девочки она превратилась в стильную красивую уверенную в себе девушку.

А потом она принялась за Сашу. Все изменения женщина принимала в штыки. Но Галя была неумолима. И Лойе сдалась. Девушка накупила ей кучу стильных вещей. Детское мыло осталось для стирки, старую одежду выкинули. Галя отвела подругу в салон красоты, где Саше постригли и покрасили волосы.

Вскоре Галя решила, что "им негоже жить в этом гадючнике". И с присущей ей настойчивостью, сравнимой с волнами цунами, Галя выбила у государства полагающуюся однокомнатную квартиру. Жилье располагалось в приличном районе, в новом доме. Галя сама отремонтировала и обставила квартиру. Саша в это время где-то пропадала.

В одно прекрасное утро Галя прочла, что имя человека определяет его сущность и судьбу. Чтобы улучшить карму, стать успешными и богатыми многие знаменитости в начале карьеры меняли имена. Галя решила последовать их примеру. Порывшись в интернете, Галя выбрала подходящий, по ее мнению, псевдоним.

Узнав, что ее подруга хочет изменить имя и услышав собственно само имя, Саша заметила, что Нора Галь звучит слишком претенциозно даже для национального меньшинства, к коему Галя безусловно не относится. На что Галя ответила, что Саша Лойе тоже имя странноватое, не говоря уже о том, что без дополнительной подсказки так сразу и не поймешь мужчина этот Саша Лойе или женщина. Ответ попал не в бровь, а в глаз. И Саша решила не вставать на пути у горящего бронепоезда.

А Галя тем временем прошлась по чиновничьим кабинетам, вынося мозг тем бедолагам, кто пытался встать между ней и ее новой кармой. И вот заурядная Галя Новикова ушла в небытие, а на ее месте воцарилась блистательная Нора Галь.

Вместе с именем Нора изменила манеру поведения. Окружающим девушка казалась поверхностной, бестактной и эгоцентричной пустышкой. Но все это было видимостью. За крикливым и нелепым фасадом скрывалась крепкая и надежная кладка, выполненная на века. Саша понимала, что от рождения больная девочка, обретя красоту и здоровье, просто дурачилась. И Саша давала Норе наиграться в "прелесть-какую-дурочку". Женщина не обращала внимания на вызывающее поведение подруги.

Взглянув на Сашу в аэропорту, Нора высказалась в том духе, что боевые шрамы ранят, но не уродуют. Хотя стоматологи дерут с людей дикие деньги, так что зубы-то надо беречь. Саша выслушала эту тираду молча – отвечать на реплики Норы значило поощрять ее красноречие. Обычно в общении с подругой Лойе показывала свое отношение к происходящему довольно выразительными минами: хмурила или поднимала брови, поджимала губы, в клинических случаях закатывала глаза и качала головой. Но сейчас ее лицо не могло выразить никаких эмоций, кроме разве что боли и усталости. Оставалось только молчать и слушать. Нора была в ударе и щебетала без умолку всю дорогу до Мюнхена.

Лойе в пол уха слушала подругу, а сама рассматривала личный самолет Токарева. Из Луанды Сашу везли обычным чартерным рейсом на видавшем виды "Piper". От путешествия на такой старой посудине удовольствия не получишь. Долетала и ладно.

Другое дело личный самолет Токарева. Глава "Аксилора" летал на птичке высокого класса. Белоснежный Cessna Citation X оказался воплощением роскоши. На фюзеляже золотыми буквами было выведено "Регина". В интерьере салона преобладали холодные серо-голубые тона. Кресла из натуральной кожи, панели на стенах и напольное покрытие сделаны из палисандра, каждое посадочное место оснащено стационарным компьютером.

Этот показной шик спровоцировал у Саши очередной приступ зависти:

«Токарев, Токарев, любишь ,значит, дорогие игрушки. Все у тебя крутое: и машина, и самолет. О шмотках и цацках и говорить нечего. Только вот дочь твоя умирает. Сколько же попросить за ее жизнь? Ну не меньше, чем стоит такой вот пафосный самолет. И ты мне заплатишь, красивенький сноб.»

Бодрый голос секретарши прервал размышления Лойе.

–Знаешь, Саша, я купила комплект начинающего сноубордиста «Атом Меллениум» со скидкой двадцать пять процентов. Здорово, правда? – глаза Норы светились радостью. Жизнь была прекрасна.

– Комплект начинающего сноубордиста? Мне уже страшно, – Саша поморщилась. – И где ты собираешься поломаться в первый раз?

– Фу, как грубо, – Нора заерзала в кресле,– ничего я не поломаюсь, возьму сколько надо уроков у инструктора по сноуборду. Знаешь они там, все такие загорелые и мускулистые в стильных комбинезонах и на сноубордах…

– В комбинезонах и на сноуборде то, что тебе надо, делать неудобно, – посоветовала Лойе. – Сходи лучше в "Эгоистку". Там тоже загорелые и мускулистые, но в стрингах и со стояком по первому требованию. По деньгам столько же выйдет как и с инструктором.

– Я тебя умоляю, – Саша задела подругу в лучших чувствах.– Во-первых, я не настолько стара и безобразна, чтобы приплачивать за секс. Я стильная штучка, молодая и офигенная. А во-вторых, крейзи-меню со стриптизером из "Эгоистки" в разы дороже, чем уроки у инструктора по горным лыжам. Ты, мать, вообще от жизни отстала.

В глазах Норы загорелся знакомый огонек. Саша уже видела картинки, пролетающие перед мысленным взором ее помощницы. Красивые негодяи являлись типичным выбором Норы. Из тысячи парней, тусующихся в клубе, Нора находила одного, Того Самого – самого красивого, самого сексуального и самого развратного подлеца. Роман закручивался быстро, Нора с ума сходила от очередного принца. Все в нем казалось идеальным: его внешность, его манеры, его сексуальный потенциал. Нора парила над землей какое-то время, а потом падала на камни.

В лучшем случае он ее бросал ради другой. Но это не было худшим концом отношений. Один из любовников перед уходом прихватил ее кошелек и кое-что из украшений. Другой выложил в интернет их домашнее порно. Все это было для Норы больно, но вовсе не поучительно.

В Мюнхен они прилетели глубокой ночью. Прошли таможню, сели в арендованный лимузин и покатили в Университетскую клинику. Даже ночью это место поражало воображение. "Гроссхадерн" оказался целым городом внутри города. Здание клиники – циклопическое сооружение, доминировало над всеми постройками района. Бесконечные, длинные кварталы напоминали мегаполис далекого будущего. Здания из металла и стекла взмывали вверх, их соединяли многочисленные крытые галереи. На первых этажах располагались рестораны, кафетерии, интернет-кафе, супермаркеты, парикмахерские, и библиотеки. Идеально чистые тротуары, вдоль которых плыли гладко выстриженные газоны с искусственной травой, сейчас опустели.

Но жизнь внутри клиники не замирала даже ночью. На улицах работал клининг-персонал, а вдоль дорог медленно плелись уборочные машины, начищающие асфальт.

Пока ехали до места, Нора, не спрашивая ни у кого одобрения, громко читала вслух со своего айфона информацию о клинике. Токарева это раздражало, поэтому Саша с преувеличенным вниманием слушала Нору, периодически кивая и комментируя услышанное.

За десять минут Саша узнала,что "Клиника Гроссхадерн – настоящий пример медицинского прогресса в Германии. Здесь работают ведущие европейские профессора – специалисты с мировым именем, которые используют последние достижения современных медицинских технологий. Комплексный подход в лечении сложнейших заболеваний сочетает глубокую специализацию в своей области с кооперацией в рамках тесного междисциплинарного сотрудничества. Примером такого эффективного сотрудничества можно считать работу нейрохирургического отделения под руководством профессора Тонна и институт нейроиммунологии профессора Хольфельда."

Только Саша попросила Нору накопать поподробнее про герра Тонна и герра Хольфельда, как Токарев взорвался. Еще в самолете он раскрыл папку с бумагами и углубился в чтение. Он продолжил изучать документы, пересев в лимузин. Мужчину явно раздражала трескотня Норы. Он несколько раз прочищал горло, кидал на девушку испепеляющие взгляды, ерзал на сидении. Видимо, реплика Саши стала последней каплей.

– Да замолчите же вы наконец? Какой к черту герр Тонн? Вы что врачи, и едете на конференцию по нейрохирургии для обмена опытом?– зарычал Токарев.

Нора быстренько изобразила на лице удивление. Саша спокойно смотрела на обоих.

– Я так понимаю, что вам про эту клинику все известно? – холодно спросила Нора, она надменно подняла брови и поджала губы – ни дать не взять оскорбленная старая дева.

– Да уж побольше того, что вы прочли в интернете, – ответил Токарев.

– Я уверена, что будь у вас время, вы с удовольствием рассказали бы нам много интересного об этом месте, – предположила Нора. – Но вы ведь сейчас заняты. Работаете с документами, как я вижу. Зачем же мне вас отрывать от дел? Вот я и развлекаю Сашу как могу, а вас и не беспокою.

– Не уверен, что Александру надо развлекать. А что до меня, то вы бы мне очень помогли, если бы немного помолчали. Сейчас ночь, я устал и мне нужна тишина. Это понятно? – проворчал Токарев.

– Ну если вы устали, то не лучше ли поспать? – предложила Нора.

– Если я захочу спать, я так и сделаю, – процедил по слогам Токарев, теряя остатки терпения. – В конце концов это моя машина.

– А я думала, машину вы арендуете? – невинно поинтересовалась Нора, хлопая длинными ресницами.

Токарев проигнорировал ее замечание. В салоне стало тихо, как он и просил. Ненадолго, конечно. Все-таки в машине ехала Нора Галь.

– Саша, я ошиблась, – многозначительно заметила Нора, повернувшись к начальнице.

– Чтобы то ни было, не бери в голову, – ответила Саша. Она прекрасно понимала, что Нора ждет от нее вопроса "А в чем ты ошиблась?", но сейчас ей не хотелось поддаваться на мелкие провокации. Опять повисло молчание, и осознав, что ожидаемого вопроса не последует, Нора заговорила вновь.

– Так вот я ошиблась. Он совершенно тебе не подходит, – Нора продолжала говорить загадками. Саша поняла, что подруга от нее не отстанет. Решив сэкономить время, она задала Норе сразу все вопросы:

– Кто мне не подходит? Почему не подходит? И когда ты это поняла?

– Ну сама знаешь кто, – Нора подняла брови и многозначительно посмотрела в сторону Токарева, который в свою очередь внимательно за ними наблюдал. Так что заговорщицкий взгляд Норы он поймал.

– Он оказался не слишком изысканным, не слишком тактичным, и по моему он просто скучный тип, – продолжила Нора. – Думаю, ты была бы с ним несчастна. Не говорю уже о том, что смотритесь вы вместе абсолютно негармонично. Разница в росте неприлично большая, ты дышишь ему в пупок. Вот видишь я могу признать свои ошибки, – Нора самодовольно улыбнулась. – Ну да ладно, не расстраивайся, найдем мы тебе достойного кандидата. Я в этом ни секунды не сомневаюсь.

Теперь в машине стояла гробовая тишина. Саша посмотрела на Токарева. Лицо у него пошло пунцовыми пятнами, а на шее вена вздулась. Кажется сейчас клиента хватит удар.

– О чем это вы трещите, сороки? – поинтересовался Токарев, в голосе слышалась если не ярость, то крепкая такая злость.

– О, про меня правильнее сказать – каркаю, – попыталась Саша отшутиться.

– Да хоть гавкаете. Говорите, сейчас же! – потребовал Токарев, его серые глаза от бешенства потемнели почти до черноты.

– Это Нора о том, что вы не подходите мне в мужья. Ваше имя вычеркнуто из списка навсегда. Расслабьтесь, – сказала Саша с улыбкой.

– Что вы такое несете? – мужчина почти орал. – Вы что совсем с ума посходили? Чокнутые бабы…

– Миа кулпа, – сказала Саша, кивнула головой и приложила руку к сердцу.

– В переводе с испанского это означает "моя вина", – пояснила Нора, обращаясь к Токареву.

Идиотизм ситуации превысил за все мыслимые значения. Михаилу никогда еще не встречалась женщина, способная настолько легко и быстро довести его до белого каления. И это наблюдение относилось совсем не к Норе. Идиотка-секретарша была слепым орудием пытки, но именно Саша руководила процессом. Она постоянно раздражала, провоцировала, злила его.

Окружающие с Михаилом считались, уважали, боялись, искали его расположения. Все и всегда. Лойе же ни во что его не ставила. Ей от него ничего не было нужно, ну кроме денег конечно. Женщина все время давала Михаилу понять, что делает ему одолжение, снисходит до него. Он знал Сашу меньше суток, но уже крепко ненавидел.

И в то же время она его восхищала. Побитая, уставшая, Саша оставалась сильной, жесткой, волевой. В ней прятался стальной стержень, который никому не согнуть. И такие люди как Нора отлично это чувствовали. Поэтому ее секретарша смело устроила отвратительный спектакль, она как собака чуяла молчаливое одобрение хозяйки.

Михаил гордился своим самообладанием, редко повышал голос и уж точно ни на кого не орал. Он знал, что ледяное спокойствие вместо брани нервировало и пугало людей сильнее. Сейчас он был как никогда близок к срыву. Хотелось рвать и метать, схватить Сашу за шкирку и трясти так, чтоб зубы стучали. Напряжение, копившееся месяцами, невыносимая душевная боль и ужас неотвратимой смерти любимой дочери добили его наконец. Михаил сделал три глубоких вдоха, достал из бара миниатюрную бутылочку "Джека Дэниэлса" и опрокинул содержимое в рот одним большим глотком. Виски обожгло глотку мягким огнем, медленно спустилось в желудок. Еще три вдоха, и Михаил взял себя в руки.

– Для общественного спокойствия вас обоих нужно запереть в психушке, – сказал он. – Хотя в другое время и в другой ситуации я бы, наверное, посмотрел представление до конца и получил удовольствие. Но не сейчас. У меня, Александра, умирает дочь. Я везу вас "на нее посмотреть". Я плачу вам большие деньги. И как клиент я требую если не уважения, то хотя бы элементарной вежливости. Или вы и у постели умирающей устроите скоморошьи кривлянья?

Какая-то взрывоопасная комбинация усталости и ярости, как гейзер вытолкнула из него простую человеческую правду, больше похожую на мольбу о пощаде. Михаил сам себе показался жалким и слабым, и теперь злился на себя. Одному богу известно, как на его слова отреагирует Саша. Он ждал очередной циничной шуточки, которую женщина подкинет своей секретарше, и они на пару поглумятся над ним.

– Ну знаете… – начала Нора.

– Хватит, – оборвала ее Саша. – Вы правы, Токарев. Мы заигрались. Прошу прощения.

Он смотрел на нетронутую сторону ее лица, по нему можно было читать. Михаил увидел сожаление и трезвую оценку того, что он на грани отчаяния. И еще понимание. Будто Саша точно знала, что он чувствует. И она ведь действительно знала. Давным давно Александра потеряла родных. Михаил понял, что она ему поможет, если это будет в ее силах. Саша поможет ему, чтобы он не оказался в том же аду, где горела она.

Михаил поспешил отвести взгляд, чтобы женщина ни в коем случае не поняла, что он ее прочитал. Ведь в ней было много гордости. Сатанинской гордости. И жалеть себя она никому не позволяла.

Они отвернулись друг от друга, каждый смотрел в окно и думал о своем. У Михаила все время крутилась мысль, что Саша ему кого-то напоминает. Но кого, он пока не мог вспомнить.

Глава десятая

В молчании подъехали к нужному корпусу. Шофер обошел машину и открыл дверь. Сашу такое подобострастие покоробило. Еще одно напоминание, кто здесь заказывает музыку. Все трое вышли из машины и направились к зданию. Нора несла чемоданчик, шофер тяжелые переметные сумки, Токарев и Саша шагали налегке. Поднявшись по широкой лестнице, вошли в здание.

В вестибюле горел приглушенный свет. Их прихода ждали. Навстречу поспешили двое мужчин в белых халатах. Высокий тощий эскулап неопределенного возраста с типично арийской внешностью – узкое лицо, длинный прямой нос, широкий рот, бледно-голубые глаза, белобрысый. Очки в золотой оправе, брюки из дорогой серой шерсти, прекрасная сиреневая сорочка с броским галстуком. Саша поставила бы сто баксов на то, что это европейский светила, может быть даже герр Тонн или герр Хольфельд. Второй врач выглядел куда скромнее. Около тридцати, ординарной внешности, но тоже хорошо одетый.

Оба доктора вежливо поздоровались с Токаревым, и подозрительно покосились на избитую женщину. Даже не разбирая слов, Саша поняла, что Токарев с врачами более чем щедр. А как иначе объяснить, такое нарочитое радушие в пять утра. VIP-клиент имеет право на любой каприз. Даже явиться среди ночи и проверить, как там его умирающая дочь. Хороший ли за ней уход? Регулярно ли меняют памперсы на коматознике?

Токарев общался в врачами на беглом немецком. Саша свободно говорила и читала на латыни, языке грамотных колдунов. Помимо латыни Саша немного знала древнегреческий, иврит и якутский. А вот европейскими языками не владела. На английском изъяснялась как пятидесятилетний рязанский турист.

Но чего не хватало Саше, то умели ее помощники. Нора говорила на основных европейских языках. На ухо девушка шепнула Саше, что состояние девочки остается стабильно тяжелым. Никаких изменений. Врачи интересовались, кого Михаил привез с собой и для чего. Токарев представил Сашу как консультанта из Москвы.

На лифте поднялись на восьмой этаж. Там для частных пациентов предлагались отдельные одноместные палаты, оборудованные телевизором, телефоном, ванной и много чем еще. Токарев остался с врачами в коридоре, Саша вошла в палату. Нора шагнула было за ней, но Саша остановила ее жестом.

Стены палаты были выкрашены в теплые терракотовые тона, окна закрывали ярко-желтые жалюзи. Половину комнаты занимала больничная койка на колесах и многочисленные медицинские приборы. Напротив стоял небольшой оранжевый диванчик и журнальный стол. В углу помещались две большие картонные коробки, наполненные детскими игрушками, книгами и рисунками.

Глядя на коробки, Саша поняла, что врачи сдались и ждали конца. Может быть они собрали вещи девочки, чтобы не нервировать лишний раз Токарева? В палате горел тусклый ночничок и мониторы медицинских приборов. Системы жизнеобеспечения тихонько гудели. Пахло лекарствами и чистящими средствами с ароматом лимона.

Саша смотрела на девочку. Ирине было одиннадцать лет, но она и на семилетнюю не тянула. Обритая голова лежала на белоснежной подушке и казалась непропорционально большой по сравнению с тщедушным телом. Тонкие руки покоились поверх одеяла, к венам на локтевом сгибе и под ключицей пластырями были прилеплены катетеры. Лицо девочки казалось посмертной маской: кожа мертвенно желтая, серые тени под глазами, бескровные губы. Саша смотрела на умирающую. Но перед внутренним взором женщины мелькнула другая картинка.

Морг. На каменном полу стоят два гроба. Взрослый – коричневого полированного дерева с белой обивкой из искусственного шелка. В гробу лежит покойник в костюме– тройке стального цвета, белой рубашке и галстуке в серо-синюю полоску. При жизни это был крупный красивый мужчина с приятным лицом, густыми светло-русыми волосами и прекрасной, прямо таки по-женски гладкой кожей. Бальзамировщики потрудились на славу. На лице почти не видны синяки и ссадины, полученные во время аварии. Он не выглядит мертвым, скорее спящим.

Рядом стоит маленький детский гробик – белый с серебряным позументом. В нем лежит маленькая красивая девочка, на ней белое кружевное платье с рукавами-фонариками и пышной юбочкой, перехваченной красным поясом. Волосы того же светло-русого цвета, что и у мужчины, рассыпаны по плечам, на макушке повязан белый бантик. Лицо девочки тоже хорошо загримировано, оно спокойное и почти живое. Мужчины и девочка удивительно похожи. Это отец и дочь.

Рядом с гробами сидит на стуле женщина. Она ловит свое отражение в стекле входной двери. Плечи по-старушечьи ссутулились, руки стиснуты в кулаки и лежат на коленях, ноги упираются носками туфель в пол, колени приподняты, а икры напряжены. Поза совершенно неестественная и наверняка неудобная.

У женщины худое хрупкое тело, затянутое в черное трикотажное платье. Немытые волосы висят сосульками по спине и плечам. Лицо ее некрасиво. Кожа землистого оттенка, опухшие от слез веки, одутловатые щеки. Глаза тусклые и мертвые, лишенные всякого выражения. Это даже и не глаза, а стеклянные бусины, пришитые к лицу.

Она смотрит на мужа и дочку. Ее губы чуть шевелятся и с них слетает одни и те же слова: «Простите, простите. Виновата, виновата. Простите, простите…»

Саша вздрогнула. Ее сердце на миг остановилось. А потом прошлое отломилось от настоящего, как отламывается льдина от почерневшего весеннего ледяного наста и подхваченная течением уплывает вниз по реке. Лишь одна мысль снова и снова отдавалась в мозгу женщины:

«Все, что произошло со мной в прошлом, не в счет. Девочка еще жива. Здесь и сейчас я могу помочь. Да, смерть уже пришла, и завтра будет поздно. Я никогда не бралась за людей, так близко стоящих к краю. Они могли потянуть меня за собой. Но эта девочка… Такая маленькая, но столько перенесла, так страдала. Дьявол, она ведь очень храбрая, продолжает сражаться. Каждая минута жизни – это борьба, и боль, и мука. За такую упрямицу стоит побороться. Даже со смертью. Она будет жить. Долго и счастливо. Я подлатаю ее астральное тело, и тем вылечу физическое. Все для этого у меня есть: ритуал, ингредиенты, формула, воля. А на выходе спасенная человеческая жизнь».

Но даже самой себе Саша не могла признаться, что эта девочка очень похожа на ее давно умершую дочь, которую она спасти не могла.

В палату вошел Михаил. Он посмотрел сначала на дочь, потом на Сашу. Женщина стояла в полутемной палате, здоровой рукой обхватив перила кровати так сильно, что костяшки побелели. Сейчас Саша не походила на проходимку, которая обвела вокруг пальца его охрану, с невиданной наглостью диктовала ему условия и потешалась над собственными увечьями. Лойе казалась маленькой, взъерошенной и усталой. Михаил и представить не мог, о чем она сейчас думает. Но Саша напоминала ему человека, которому разбередили старую рану, и он стойко переживает пытку, дышит сквозь муки, зная, что смерть побеждает боль.