Текст книги "Жена из другого мира (СИ)"
Автор книги: Анна Замосковная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Глава 11
ы с девочкой висели в светящихся объятиях тёплого, ничем не пахшего желе. В его мутных глубинах исчезла мебель, что при падении спасло нас от травм, а то и смерти.
А дальше что?
Оглядела стены и потолок треугольной комнаты, сплошь замощённые картиной «Крик» Мунка. Вопящие уродцы пялились со всех сторон так жутко, что девочка спрятала лицо у меня на плече. Я снова попробовала нащупать в обволакивающей нас субстанции пол – безрезультатно. Дверей не было.
Пожалуй, зря я треногу пожелала: надо было просить танк! А сейчас дом не реагировал на мои фантазии. Я пол хотела, а его не было, так и болтались посередине комнаты, как космонавты в невесомости. Я, конечно, хотела попробовать, какова она, эта невесомость, но не так же.
Снова оглядела кричащие в ужасе стены.
Мне бы дверь. Хоть маленькую. На такую роскошь, как лестница из этого сумасшедшего дома, я уже не надеялась.
***
– Так значит, виной всему – супруга иномирянка? – Глаза Хлайкери сверкали, он развёл руками с чёрными ногтями. – Весь этот развал устроила одна женщина? Я должен её видеть!
– Ну… – хотел возразить, но поймал грозный взгляд министра, писавшего приказ на коленке, и пришёл к выводу, что о военных разработках перед Хлайкери лучше не упоминать. – Да, это моя жена.
Министр запечатал письмо и отдал офицеру, тот метнулся к красному ящеру, а министр – ко мне:
– Да, его жена устроила проблемы в лаборатории. Сами понимаете: даже наши женщины иногда слишком резко перестраивают дом.
– Вам лучше знать. – Тонкие губы Хлайкери растянулись в улыбке. – А войсковые соединения вызывали для борьбы с нашей новой соседкой?
– Для борьбы с обитателями его лаборатории: Лавентин у нас тот ещё затейник. – Министр подхватил меня под локоть и повёл к треугольному валуну со вскинутыми ногами. Как жаль, что дом не пошёл…
У пролома в стене стоял готовый к съёмке фотографический аппарат, на обломке камня устроился художник с почерневшими от грифеля пальцами.
А меня вели к жене… Захотелось оказаться подальше, но министр всё настойчивее тащил меня через сад с покалеченным дёрном и затоптанными кустами.
– Я морально не готов, – предупредил я.
– Ты сам женился.
– Я не знал, что мне придётся с женой общаться, я просто не подготовился.
– У тебя было время смириться с этим фактом.
– Я полагал, она будет жить в отдельном крыле и… Послушай, у меня нет опыта совместного проживания с жёнами, я не знаю, как с ней общаться.
– Ничего, научишься, – цедил министр.
Что-то щёлкнуло и зашипело. Вздрогнув, мы оглянулись: Хлайкери вылез из-под чёрной занавески аппарата и широко улыбнулся:
– Не обращайте внимания. Я просто составляю хроники контакта с иномирной женщиной.
Я всё сильнее осознавал, во что ввязался. Я же… я же женат! На совершенно незнакомой женщине! Из другого мира! Рванулся в сторону:
– Мне нужно проверить Дусю.
– Ты его и так чувствуешь, – удержал министр.
Мда, глупо было надеяться, что он на уловку попадётся: у него тоже есть саддух, знает, что смерть Дуси я бы почувствовал. Но не сдаваться же просто так:
– Я не знаю её языка.
– Тебе привезут много книг и бумаг, найдёшь способ общаться.
– Нужная информация у меня в лаборатории, это я точно помню, а в лабораторию не попасть.
– Тем больше поводов наладить контакт.
– Не хочу, – простонал я и вдавил каблуки ботинок в землю.
Министр был силён, буквально выдрал меня и потащил навстречу судьбе. Я сопротивлялся, как мог:
– Я правда не знаю, что делать, давай… давай с ней пообщаешься ты, у тебя много опыта.
– Я четырежды вдовец, уверен, что хочешь перенимать мой опыт? – с неожиданной злобой произнёс министр и схватил меня за шиворот. – Слушай ты, проклятье острова длоров, иди и договорись со своей женой, пока нам есть, где жить.
– Но…
Тряхнув меня, он продолжил:
– Воспринимай это как очередное исследование. Объект – жена. Цель – налаживание гармоничных отношений. Давай, изучи её: особенности, взгляды, мотивы, сильные и слабые стороны. Потом напишешь монографию: как узнать свою жену и добиться от неё нужного поведения.
– Исследовать? – В груди у меня что-то затрепетало, на кончиках пальцев зародилась дрожь предвкушения. – Монографию написать?
– Да. – Министр обхватил меня за плечи, чуть отвернул от разваленного дома и провёл по небу рукой, в голосе появились мечтательные нотки: – Ты только вообрази: твой доклад в научном собрании, все опять негодуют, что ты придумал то, до чего они не додумались. Смуз как всегда любое упоминание жён воспринимает личным оскорблением, по мере доклада он то бледнеет, то краснеет. С тобой спорят, ты приводишь контраргументы. Выводишь формулу оптимального воздействия на женщину.
– Да, учёные мужи будут в шоке, – прошептал я, представляя негодование коллег на такую неординарную тему исследования.
– Всё, что тебе надо сделать – это наконец договориться с женой. – Министр подтолкнул меня к дому.
Никогда не рассматривал жену как объект исследования, но это действительно интересная, загадочная и весьма сложная тема. Я просто не могу не принять такой увлекательный вызов!
– Мне нужны бумага и что-нибудь, чем можно записывать, – прошептал я, прикидывая план исследования.
В первую очередь надо, конечно, зафиксировать биометрические параметры, а потом…
***
Дверь медленно вырисовывалась в стене выше линии затопления желе. Проще было придумать дырку в стене, но отказываться от уже начатой работы не стала, а то вдруг следующее желание не исполнят? Или может у этой штуки энергия заканчивается, замурует ещё, а тут даже вентиляционных отверстий не видно.
Я гипнотизировала взглядом дверь и всячески подбадривала, мысленно представляя, как она открывается из комнаты со стенами в «Крике» в мою квартиру.
«Откройся в мою квартиру, откройся в мою квартиру», – продолжала надеяться я.
Дом заскрипел, застонал.
«Ну или просто откройся, просто откройся», – взмолилась я.
Даже если собравшиеся у башни люди в форме пришли меня задержать, я же хрупкая маленькая девушка, они поймут, что натравливать на меня ящеро-мамонтов и гигантских сороконожек необязательно, я и так сдамся. В тюрьме, может, хоть покормят.
Или отправят домой, как незаконную эмигрантку!
Скрипнув, дверь отворилась. Всего мгновение я видела разрушенный парк, а затем обзор закрыл знакомый брюнет, прижимавший к груди планшет с бумагой: помахал мне рукой с зажатым в ней карандашом и улыбнулся той идиотской улыбкой, которую обычно натягивают при общении с не понимающими языка туристами.
Экстремальный туризм в этой стране определённо развит.
Брюнет снова помахал и жестом пригласил выйти. Придерживая девочку за талию, я поплыла по желе, оно выталкивало нас к двери, почти выбросило.
Брюнет что-то быстро записал.
Мне не понравился его горящий энтузиазмом взгляд, потому что причина энтузиазма не ясна, но он явно велик.
Подсадила девочку.
Сбоку раздался мужской голос. Брюнет, снова записывая, лишь отмахнулся.
Желе бесследно соскользнуло с платья девочки, она развернулась, протягивая мне тонкие ручки. Зацепившись за край проёма, я оттолкнулась ногами от стены и выскочила вверх. Встав на взрытую чёрную землю, огляделась.
В общем, можно сказать, что парка больше не было.
Напротив стоял лохматый брюнет с записями и снова пугал энтузиазмом.
ПЫФ! От старинного фотоаппарата на ножках взвился столб дыма. Из-под занавески вынырнул высокий худой гот в перьях и нахлобучил цилиндр. Налаченные волосы свисали сосульками, игравшая на губах улыбка не отражалась в густо накрашенных глазах. Но перья его мне определённо нравились, надеюсь, он не один здесь так ходит. Коснувшись цилиндра пальцами с чёрными ногтями, он слегка наклонился, сверкнув острым кольцом на весь палец.
Брюнет ломанулся ко мне, я дёрнула девочку на себя: казалось, он не успеет притормозить и собьёт её, но он остановился, положил ладонь на мою макушку, затем параллельно земле повёл ладонь к себе (получилось на уровне губ) и быстро что-то черкнул на прикреплённом к планшету листе. Краем глаза уловила движение: в стороне стоял ещё один длинноволосый брюнет и закрывал лицо рукой.
Что-то резко сказав, брюнет номер два пружинистой походкой двинулся ко мне: высокий, широкоплечий, подавляющий, длинноволосый, с бледным очень серьёзным лицом, одетый с иголочки во всё чёрное (но его готом не назовёт даже самый наивный). От его правильности и респектабельности хотелось скрыться, как от палящего солнца.
Но скрываться было негде, разве что опять в желе нырнуть. Я осталась стоять.
Брюнет номер два остановился в полутора шагах от меня, поклонился и, прижав ладонь к груди, произнёс:
– Раввер. – Слабо улыбнулся бледными тонкими губами.
Ну это понятно! Имя, правда, не слишком удобное, я обдумала цепочку запоминания: «Чёрный ворон – равэн – Равер, Раввер. Равэн, Вер-Верь. Равэн-Верь, Ворону-верь. Равэн-Вер. Раввер, Раввер». Теперь не забуду.
Улыбнулась, коснулась своей груди:
– Саша. – Указала на него. – Раввер.
Он кивнул и с улыбкой указал на себя:
– Раввер. – На меня. – Са-ша. – Показал на брюнета номер один и медленно произнёс: – Лавентин.
«Лав – любовь. Вена. Тина. Лав-вена-тина. Но «вена» и «тина» женского рода, а у нас мальчик, поэтому: Лав-вен-тин».
Лав-вена-тина помахал рукой и снова что-то записал. Гота мне Раввер представлять не стал, с галантным поклоном предложил отойти от двери.
Людей в мундирах поблизости не было, нападать на меня, кажется, не собирались, поэтому, взяв девочку за руку, пошла, куда предлагают. Лав-вентин пошёл следом. С вывороченного фонтана встал незамеченный ранее узколицый бледный мужчина и двинулся за нами, делая наброски. Пернатый гот, подхватив фотоаппарат, присоединился к шествию.
Вели меня в обход огромного валуна, из нутра которого я выбралась. Раввер расстегнул пуговицы фрака и, стянув его с себя, медленно, будто боялся меня испугать, положил его мне на плечи и жестами показал, что надо его надеть и застегнуться.
Было не слишком жарко, я надела сильно большой для меня фрак и застегнулась. Мой брюнет, то есть Лавентин, с прежним нездоровым энтузиазмом что-то черкнул в бумагах. Почувствовала себя жертвой эксперимента. Впрочем, возможно, так и было.
Мы прошли под вскинутыми ногами огромного валуна и оказались на большой каменной площадке. Раввер что-то сказал Лавентину, тот, оглядываясь, почесал затылок.
Отмерив часть площадки шагами, он радостно указал в одно место. Раввер любезным жестом пригласил идти туда. Лавентин опять что-то записал, раздался тяжкий вздох Раввера.
Затем мне попробовали что-то объяснить.
Лавентин сдвигал и раздвигал ладони, после чего указывал на пол.
Раввер коротко мявкнул, на помощь пришёл художник: нарисовал на каменной площадке, куда мне указывали, дверь.
Они стали показывать на неё, на меня и трогать виски. Все трое. Безумный учёный, джентльмен в трауре и художник, как заведённые, показывали на изображение двери, на меня и тёрли виски. Причём довольно синхронно.
Первой засмеялась девочка, поспешно уткнулась мне в бок. Мужчины замерли с недоуменными выражениями лиц, тут засмеялась и я.
Раввер закрыл глаза ладонью, Лавентин чесал затылок, и только художник отошёл в сторону и продолжил рисовать. Первые два начали что-то обсуждать. Я глянула на изображение двери на каменной платформе, на огромный валун, из которого вылезла. Судя по одинаковому цвету и их плотному, будто без шва, соединению, мой камень и площадка были из одного материала. Камень подчинялся моей мысли, наверное, площадка тоже, а эти три товарища просто хотели, чтобы я создала мыслью дверь.
Представила дверь.
Раввер с Лавентином явно спорили.
Неохотно, но в камне проступала дверь. Бедный камушек, похоже, всё же разрядился от моих случайных упражнений.
Мурашки побежали по спине, я обернулась: гот с фотоаппаратом стоял совсем близко, улыбнулся. Девочка крепче обняла меня за бёдра.
Заметив его, Раввер снизил голос, гневно указал на меня, Лавентин развёл руками. Серая неприметная дверь обрела чёткость. Я неловко из-за обнимающей меня девочки наклонилась и дёрнула ручку.
Петли заскрипели, в следующий миг Лавентин оказался рядом, сунул голову в темноту, потом поднял на меня влажно блестевший восторженный взгляд (я испугалась, что целовать полезет от счастья), дрожащей рукой сорвал с планшета верхний лист и нарисовал кривенькую лестницу.
Представила нормальную лестницу.
Со скрипом в сумрак потянулись ступени. Лавентин издал похожий на мурлыканье звук и бросился вниз.
– Осторожно, – крикнула зачем-то.
В темноте затеплился зелёно-голубой свет, свернул в дверной проём, отблески озаряли гладкий светлый пол.
Внизу раздался страшный крик, будто Лавентина резали.
Глава 12
тстранив меня, Раввер бросился вниз. Гот и художник по бокам от меня заглянули в проём. После душераздирающего вопля ждёшь звуков сражения, криков, но было тихо, выглянувший Раввер махнул мне, предлагая спуститься.
Я не фанат подземелий, но, похоже, это единственное, что осталось от дома, где мне предстояло жить. Пошагала вниз, увлекая за собой девочку. Сзади раздалось болезненное шипение, я оглянулась: чёрная сеть перегородила вход перед носом гота. Тот что-то пространно сказал, Раввер тявкнул и вновь меня поманил.
Внизу обнаружилась белоснежная лаборатория в лучших традициях фантастики Земли, лишними были только древние фолианты на алюминиевых полках, да антикварный стол под огромным стеклянным колпаком. На столе в два слоя стояли эмбрионы, а те, что некогда располагались по бокам, теперь лежали на полу среди осколков. Но в принципе потери были всего процентов тридцать.
Державшийся за голову Лавентин выбежал из-за стеклянного колпака и уставился на меня диким взглядом. Поскакал вокруг стола, причитая, протягивая руки к разбитым банкам. В общем, языка знать не надо, чтобы понять: коллекцию свою он любил и крайне огорчён её сокращением. А вот нечего было всё на стол ставить, мог бы и по полу распределить – целее были бы.
Мертвенно побледнев, Раввер схватил Лавентина и тряхнул, тот указал на стол, он забежал за него, наклонился и выпрямился с потрёпанным прямоугольным ящиком в руках, причём обнимал его так, словно там было величайшее сокровище.
Затем рявкнул на Лавентина.
Тот, причитая, стал собирать с пола застеклённые и просто пожелтевшие листы. Наблюдая, как он раскладывает их по полу, добавляет к ним книги с полок, я осознала, что жутко устала и предел моих мечтаний – сесть на что-нибудь мягкое.
В углу приподнялся и обрёл форму диван. Был он не слишком мягок, но лучше, чем ничего. Поставив ящик в дальний угол, Раввер стал листать книги. В душе затеплилась надежда, что джентльмены ищут способ вернуть меня домой.
Перелистав две книги, Раввер взял третью и отошёл к офисному креслу у стола. Озадаченно покрутил верхушку, с наисерьёзнейшим видом присел на краешек, затем устроился глубже. Облокотился на спинку с таким настороженным видом, словно она могла отвалиться. С опаской посмотрел на меня, я улыбнулась, он, помрачнев, уткнулся в книгу.
Я опустила взгляд на прижавшуюся ко мне девочку: она неотрывно следила за перекладывающим листы Лавентином. Он поминутно оглядывался на разбитые банки с эмбрионами. Неподдельное горе сквозило в каждом жесте, даже в развороте плеч, так что почти хотелось погладить по лохматой голове и сказать, что ничего страшного – новые образцы достанет.
Но стоило подумать, что это чудо, вероятно, ответственно за мои злоключения здесь – и сочувствие как рукой снимало.
Все застеклённые и просто древние на вид листы были разложены по белому полу, половина книг пересмотрена, когда Лавентин поднял вверх фолиант и один из листов и издал радостное:
– Вау-ваф!
Раввер шумно захлопнул книгу и вернул её на полку. Лавентин прямо на четвереньках добрался до валявшегося у входа планшета с бумагой и карандашом, отбросил лист с изображением лестницы и, поглядывая в книгу и на старинный лист, стал что-то торопливо вычерчивать.
Абстрактный узор у него получался что надо, такой не стыдно принтом на майку сделать, даже на обоях он смотрелся бы недурно. Но скорее всего у узора, за созданием которого Раввер наблюдал с неподдельным интересом, было исключительно прозаическое назначение.
Когда Лавентин со взором горящим и бумажкой с засветившимся узором ломанулся ко мне, я как-то запаниковала, вжалась в стену, притискивая к себе девочку. Лавентин тявкал и мявкал, обмахивал меня листом, как священник нечисть кадилом. Очень, конечно, надеялась, что меня изгоняли.
С листа сорвались зелёно-голубые искры и растворились в воздухе. Горло будто ментолом обожгло. Я всё ещё была здесь. Лавентин вопросительно оглянулся на Раввера, тот грозно указал на меня.
– Шмякакабякырбыр, – произнёс Лавентин на каком-то непривычном языке.
– Не поняла.
Он всплеснул руками и снова вернулся к книге и древнему листу, почесал в затылке карандашом. Вздохнул и сел напротив стола в позу лотоса. Внимательно-внимательно разглядывал банки на столе. Раввер только головой покачал.
Минут пять спустя Лавентин подскочил, смял первый узор и стал со скоростью света рисовать новый. Затем «изгнание» повторилось, и Лавентин уставился на меня:
– Ты меня понимаешь?
– Да.
– Ураа! – Метнувшись за планшетом с листами, Лавентин сел на край дивана и уставился на меня. – Возраст? Вес? Объём груди? Талии? Бёдер?
Раввер поднял с пола лист с последним узором:
– Приятного времяпрепровождения. И без тотальных разрушений, пожалуйста. – Кивнув Лавентину и мне, он покинул лабораторию.
Не успели его шаги затихнуть на лестнице, как Лавентин подёргал меня за рукав фрака и повторил:
– Возраст? Вес? Объём груди? Талии? Бёдер?
– Где я? Как здесь оказалась? Кто ты такой? – грозно спросила я.
– А давай я сначала твои биомет…
– Где я? Как здесь оказалась? Кто ты такой? – спросила таким тоном, каким обычно разговаривала со злостными неплательщиками.
– Мм, ты на острове длоров. Я тебя призвал из твоего мира. И я… ээ… – Лавентин покосился на руку, на которой, я знала, был браслет, как у меня. – Я твой муж. – Подтвердив мои плохие (рабство было бы хуже, хотя одно от другого иногда не отличается) подозрения, он уставился на меня. – Я не виноват, это случайно получилось, правда-правда.
Повисла пауза. Я, сев прямо, выпустила девочку из объятий:
– Ты идиот?
Лавентин растерянно моргнул:
– Нет, конечно.
– Тогда объясни, как можно призвать кого-то из другого мира и жениться случайно?
– Ну, это было не совсем случайно…
– А подробнее, – с обманчивой ласковостью уточнила я, но он подвоха явно не почувствовал, почесал за ухом:
– Мне надо было срочно жениться, чтобы не потерять родовую магию, это проклятие такое, долго объяснять. И я решил, что… ну, в общем, я решил попробовать призвать кого-нибудь из другого мира, чтобы как бы жениться, но без последствий, и вот… э… случайно попалась ты.
– А ты подумал о том, что у меня своя жизнь есть? Планы собственные!
Оценив зверское выражение моего лица, Лавентин спешно замахал руками:
– Нет-нет, я отправил тебя назад и собирался призвать через год, снять браслет, тебе бы это никак не помешало, но что-то пошло не так, и ты оказалась здесь. Но я обязательно тебя верну назад. Честно-честно.
– Значит, ты притащил, – (Он поморщился), – меня из другого мира и сделал своей женой? Насильно?
– Ээ… как-то так, да, но я не…
– Слушай, ты… хрен с горы, я больше замуж не собиралась. Собственно, я замужем ещё.
– Ничего не поделаешь. – Развёл руками Лавентин. – Браслет сомкнулся на твоей руке, значит, с точки зрения наших законов ты была свободна, и теперь ты длорка Бабонтийская.
Поперхнувшись гневной тирадой, уточнила:
– Кто я?
– Длорка Бабонтийская.
В груди защекотало, в голове крутилось «Длорка Бабонтийская», мышцы непроизвольно сокращались… Давясь хохотом, я сложилась пополам.
– Послушай, – возмутился Лавентин. – Длорка Бабонтийская – это звучит гордо.
Мышцы живота ныли, рёбра ломило от почти истерического смеха, я всхлипывала и похрюкивала, брызнули слёзы.
Длорка Бабонтийская.
Я, блин, теперь длорка Бабонтийская.
Как не лопнуть от смеха?
Смех сменился поскуливанием: вот попала, так попала. Поскуливание сменилось нервными хохотками. Лавентин отступил на пару шагов:
– Что случилось?
– И ты ещё спрашиваешь? – Я снова расхохоталась до слёз, всё тело сотрясали судороги.
Лавентин что-то записал, но сил спросить, что именно, не было. А он отбежал к столам у стены, вглядывался в пробирки, колбы, коробки и выдвигал ящики. Наконец вернулся с пробиркой. Я отмахивалась, судорожно хохоча и не в силах произнести, что его экспериментами сыта по горло, а он молча бросил в меня щепотку порошка, я вдохнула, закашлялась… И успокоилась.
Не то что бы совсем, но истерически хохотать больше не тянуло.
Глубоко вдохнув и выдохнув (жутко тянуло мышцы живота и рёбер), посмотрела в серо-зеленоватые глаза Лавентина и велела:
– А теперь рассказывай с чувством, с толком, с расстановкой.
– Что?
Даже чудо порошок не спас меня от вспышки раздражения:
– Как быстро ты вернёшь меня домой?
Я уже почти не злилась. Если быстро отправит назад – расцелую его и сочту это всё маленьким приключением, а через пару лет буду вспоминать с улыбкой. Только бы вернул быстро. Но Лавентин выглядел слишком растерянно:
– Э… не знаю. Если честно, я не понимаю, почему ты вдруг оказалась здесь.
– Светящаяся мембрана перегородила тоннель и вытолкнула меня в какую-то лабораторию.
По лицу Лавентина пробежала судорога, закончившаяся тяжким вздохом. Он опустил взгляд на свои записи и робко попросил:
– А может, скажешь, сколько тебе лет, какой вес, объём груди, талии и бёдер?
– Раньше надо было спрашивать, до того, как женился.
Лавентин совсем поник:
– Мне срочно надо было, времени ни на что не оставалось. В общем-то, я любое проклятие снять могу, кроме родового, ведь моя сила дана родом.
– Тебя прокляли, чтобы женился? – Усмехнулась. – Специальное проклятие: женись – или не поздоровится.
– Именно так.
Ё-моё, он, похоже, не шутил.
Впрочем, наличие брачных родовых проклятий пока меньшая из моих проблем. И ответственности за похищение и наглое распоряжение моей жизнью оно с Лавентина не снимало. Осознание, что меня натуральным образом похитили и без спросу взяли в жёны, будило во мне зверя:
– Значит так, дорогой муж… объелся груш…
– Прости, чего объелся?
– Не важно, чего ты ел. – От гнева стало жарко, я расстегнула огромный фрак Раввера. – Я не собираюсь из-за тебя терять работу…
– Ты работаешь? – Лавентин округлил и без того большие глаза. – Ты что, простолюдинка?
Мда, в двадцать первом веке ощутила себя жертвой классовой дискриминации. Поднялась, сбрасывая фрак:
– Работаю, простолюдинка и… Сам виноват, что такую выбрал. Мне надо срочно домой, у тебя сутки, чтобы вернуть меня, иначе пожалеешь.
Он вскинул брови. Затем оглядел сияющую белизной лабораторию, вздохнул на разбитые эмбрионы, опустил взгляд на свои записи. Скомкав верхний лист, торжественно пообещал:
– Я сделаю всё возможное, чтобы уже завтра ты оказалась дома.
– Отлично. А до этого, пожалуйста, обеспечь нас, – села и обняла напряжённую девочку, – едой и нормальными условиями проживания.
– Боюсь, комфортность проживания и еда теперь зависят от тебя.
Удивлённо вскинула брови. Лавентин почесал маковку (он так часто это делает, что понятно, почему вечно лохматый оказывается):
– Вместе с брачным браслетом тебе передалась способность управлять домом. Он воспринимает твои пожелания и эмоции. Сейчас он потратил слишком много магии и будет работать медленно, пока не восстановит базовую конфигурацию, но создание комнат по-прежнему зависит от тебя, как и управление кладовыми, кухней.
– То есть у вас такие живые дома – норма?
– У глав рода – да. – Улыбнулся Лавентин.
– И то, что ты сейчас сделал, чтобы мы понимали друг друга, – это с самого начала было легко сделать?
– Ну для меня – да, там надо было перевести с дре…
– Легко?
– Да.
Мой голос снизился до угрожающего полушёпота:
– И зная, что дом будет подстраиваться под меня, имея возможность всё мне объяснить, ты оставил меня одну без этой информации?
Задумавшись, Лавентин осторожно кивнул:
– Да.
На меня накатили воспоминания о пережитом ужасе, ощущении безумия, отчаянии, попытке убежать вместе с домом, падении… и:
– У меня нет привычки распускать руки, но можно я тебя ударю?
Помедлив, Лавентин улыбнулся и подставил щёку:
– Да, конечно.
Он что, думал, я жалкой пощёчиной ограничусь?
