Текст книги "Жена из другого мира (СИ)"
Автор книги: Анна Замосковная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Руку плотно обхватывал будто прямо на ней отлитый браслет с эльфийскими узорами.
Спала я в грязной одежде. Но, главное, дома, а не в другом мире…
Глава 7
авлик… сердце неприятно ёкнуло, но после забега по иномирью его измена так, цветочки. Правда, непонятно, почему «благоверного» нет. Со Светкой где-нибудь празднуют моё исчезновение?
И ведь, гад, даже фотографию нашу свадебную из рамки на стене вытащил, а саму рамку зачем-то оставил висеть. Схватив подушку Павлика, швырнула в пустую рамку, та рухнула на пол под звон стекла. Стало тихо-тихо.
Как там девочка? Брюнет о ней позаботится или выбросит на улицу? Глаза-то у него добрые, но кто знает…
Включив светильник над кроватью, снова внимательно оглядела браслет: вдруг в переплетениях узоров прячутся щель, замок, шарнир – нет, глухо. Магия, будь она неладна!
Думать ни о чём не хотелось, я прошла в ванную, стараясь не глядеть на выбитое стекло в кухню. Двадцать минут горячего душа, пять минут рыданий – и я была почти как огурчик, а ноющие мышцы – можно было представить, что я просто хорошенько потренировалась накануне.
Только девочку жалко.
Вытираясь полотенцем, вышла в коридор.
За окнами было темно. А в квартире по-прежнему тихо-тихо.
Ни громко работающего даже среди ночи телевизора справа вверху, ни круглосуточного детского плача ребёнка с коликами под нами. И любитель рэпа слева тоже вёл себя подозрительно тихо даже для ночи.
Что-то не так.
Холодок пробежал по нервам и под коленями защекотало.
Тихо.
Здесь неестественно тихо. Даже шума машин и гудения холодильника нет.
Выронив полотенце, пробежала в кухню, к окну, отдёрнула штору: темнота. Просто беспросветная тьма за стеклом. И в гостиной, и в спальне. Попробовала открыть окна – стояли намертво, будто отлиты вместе со стеной.
Вот теперь стало реально страшно, страшнее, чем в неведомом городе волшебного мира. Только бы меня не замуровали: с человеком можно совладать или договориться, с толстыми каменными стенами – нет.
Желудок скрутило, к горлу подступил ком.
Задыхаясь от панического ужаса, я подступила к двери.
– Только бы там был выход, – меня начало потряхивать.
Быстро провернула замок, ручку – и отворила дверь.
Подъезд. Всё как обычно, даже скол на ступени и царапок от ножа на кнопке звонка у соседа-репера. Мрачный свет ламп…
В окне между этажами – темнота, как за окнами моей квартиры.
И тишина, точно в склепе.
Это не мой дом.
На руке резко потяжелел браслет.
Рванулась вниз, миг – я у двери на улицу, такой родной, в узорах чёрной и красной граффити, с сакральной припиской из трёх букв. Распахнула…
***
«Неужели идея отправить жену в другой мир предкам не приходила? – я вытащил из ящика свежую порцию заплавленных в консервирующее стекло древних листов. – Или нам просто не повезло, и упоминания об этом не сохранилось?»
Взглянул на портальный узел, вольготно лежавший посередине моего стола среди консервированных листов и хорошо сохранившихся страниц.
Этот инструмент пытались задействовать многие длоры до меня и после, но почему-то только мне он открыл дорогу в иной мир.
Было это случайным совпадением или?.. В голове яркими линиями начала свиваться мысль, что…
Стены громко, протяжно затрещали, звук напоминал хриплый вой. Спину защекотали мурашки, передёрнув плечами, я снова уставился на портальный узел. Мысль опять начала вкрадываться в голову…
Дом заскрежетал. Похоже, происходило что-то глобальное. Отложив пачку консервированных листов на край стола, я закрыл лицо рукой: никакого покоя!
– Тринь-хрясь-труууу… – жалобно отозвались стены дома. – Уууу…
Что-то заскрипело, словно ногти по грифельной доске, аж волосы дыбом.
– А потише нельзя? – обратился к потолку, хотя, конечно, ему моё мнение безразлично, я же всего лишь глава рода.
В общем, я понимаю угрозу министра меня кастрировать, если не избавлю его от жены.
Но как я это сделаю, если мне и пяти минут спокойно подумать не дают?
Вытащил из нижнего ящика беруши. Они мешают думать, но не так, как этот ужасающий скрежет. Потрогал ухо, в котором неудачно поковырялся когтем – вроде зажило. Только поднёс затычку, из середины лаборатории выскочило нечто в развевающихся лохмотьях. Выронив беруши, я отскочил, врезался в стол, с края звонко посыпались пластины листов. Нечто парило посередине, из широких рукавов выглядывали пальцы в струпьях. Края капюшона колыхались, но под ними была лишь тьма.
– А? – сипло выдохнул я, опуская руку, которой рефлекторно прикрылся.
Сиплый с присвистом замогильный голос пробрал до печёнок:
– К вам министр внутренних дел. Требует срочной встречи. – Нечто поклонилось.
Внимательно его оглядев, уточнил:
– Привратный дух?
– Да, мой длор, – с присвистом, жалобно отозвался несчастный дух.
Мне стало совсем страшно за родной дом.
– Министр говорит, что вынесет ворота, – просвистел дух.
– А почему ты шепелявишь?
– Удивительно, что я говорить умею, у меня ведь даже, – он стянул капюшон: под ним оказался сгусток черноты, – головы нет.
Из какого же странного мира явилась моя жена, раз под её влиянием нормальный человеческого вида дух превратился в такое?
– Министр… – прошелестел несчастный привратник.
– Да-да, зови сюда. – Кивнул я и почесал затылок.
Дух исчез.
Мой настойчивый гость не из тех, кого можно обмануть изображением бурной деятельности, ему нужен был результат. Которого не было.
Но ведь попробовать стоит!
Быстро поднял с пола листы и снял с портального узла корпус.
Когда разящий меч империи, он же самый молодой в истории министр внутренних дел, он же длор Раввер Вларлендорский влетел в мою лабораторию, я с умным видом перерисовывал схему расположения в узле кристаллов накопителей и колб с активным раствором.
– Работаю, – не отрываясь от дел, возвестил я.
– Результаты? – леденящим кровь голосом спросил министр.
– Я бы пока не хотел их озвучи…
Его широкая ладонь накрыла лист с чертежом. На безымянном пальце хищно блестели острия и грани перстня на всю фалангу.
Вот так всегда: никакого уважения к труду учёных.
Поднял взгляд на бледное, будто вылепленное из гипса лицо в обрамлении длинных чёрных волос. 
Министр до сих пор носил траур, даже чёрный цвет не скрадывал массивности его фигуры. Ну и добавлял ему подавляющей мрачности.
Сразу хотелось встать и отойти, но я откинулся на спинку кресла и честно сознался:
– Работа в стадии исследования фактов. Выводов пока нет.
Дом душераздирающе заскрипел. Министр поднял взгляд к потолку и скривил тонкие губы. И затем неожиданно мягко признался:
– В прошлый раз было не так… шумно.
– Может потому, что они иномирянки? Ты же видел, во что она превратила моего привратного духа.
– Он не показался, – обронил министр, оглядывая мою любимую коллекцию эмбрионов.
– Дуух, выходи, – позвал я.
– А может, не надо? – просипел из стенки дух.
– Выходи, – строже повторил я.
Сначала из стены показалась стыдливо опущенная голова в капюшоне, затем тело в развевающихся лохмотьях. Страшные руки дух спрятал в рукавах.
Оглядев его, министр велел:
– Руки покажи.
Мой дух моментально их высунул. Да, умеет наш министр командовать. Он холодно сообщил:
– Мой стал таким же.
– Что? – спросили мы с духом одновременно.
Министр приблизился к нему, обошёл по кругу и пояснил:
– Мой привратный дух сейчас выглядит так же.
– Может, у них водятся такие существа? – протянул я.
– Без головы? – дух стянул капюшон, чтобы напомнить о сгустке вместо черепа.
– А у моего там гадкая кишка со ртом на конце, – сказал министр и отмахнулся. – Но это не важно.
Он решительно прошёл к моему столу и вскинул тонкую бровь. Пришлось вставать и нести из угла стул. Хорошо ещё, министр в это время не занял моё место, как он любил делать в детстве, когда с дядей приходил к нам в гости. Уже тогда он грезил постом министра, за что и получил в кругу близких прозвище, позже ставшее служебным званием: министр.
С минуту он просто смотрел на меня таким взглядом, что я начал тщательно вспоминать, не натворил ли чего страшного в ближайшем прошлом. Ну, кроме того, что неудачно его женил и чуть не уничтожил наш остров.
– Скажи, этот твой магоед мог убить главу рода? – спросил министр.
– Мой?
– По форме вопроса понятно. Но хотелось бы уточнить: а здесь есть ещё чьи-то магоеды?
Да это почти оскорбление!
– Таких только я создал. Что касается первого вопроса, то… Если большой стебель потеряет опору и упадёт на главу рода, то, конечно, может убить. Да и сухие при падении могут убить, если угодят в висок, например, или если неожиданно испугают: от разрыва сердца даже глава рода не застрахован.
Министр чуть склонил голову, чтобы исподлобья мрачно на меня глянуть:
– Я не твоё любимое научное собрание, давай обойдёмся без превратных пониманий вопросов.
– Кто убит?
– Ты не сотрудник министерства внутренних дел и не имеешь права получать секретную информацию.
– Через пару часов я всё равно узнаю, почему бы не сказать сейчас?
Министр смотрел на меня ледяным взглядом, и моё возмущение вмиг сменилось непривычной растерянностью:
– Министерство постарается сохранить это в тайне? Всё настолько ужасно?
Он не ответил, но во взгляде что-то изменилось, и мне стало совсем не по себе. Всякие неприятные ощущения мгновенно сменились бурной мыслительной деятельностью: выкинул из списка подозреваемых в смерти находящихся за границей глав (если я правильно их помню) и самых ярких звёзд столицы, исчезновение которых просто не скрыть, убрал занимающих министерские посты и… да всё равно много оставалось.
– Итак, – министр побарабанил пальцами по столу (значит, сильно нервничает, хотя лицо, как обычно, – маска спокойствия). – Мог ли магоед убить главу рода?
– Нет. Однозначно. Он поглощает магию, а не жизнь. Я трогал его сок, пробовал на вкус – для физического тела это безвредно не только в теории, – (у министра дёрнулась губа). – Магоед не чувствует длоров, можно им хоть обмотаться – ничего не будет.
– А при попадании в кровь?
– Семенем? Корнем?
– И тем, и другим.
Всерьёз задумался. Министр сверлил меня взглядом. Я решил размышлять вслух:
– Теоретически существует вероятность, что насыщенный магией организм длора покажется капсулам достаточно благоприятной средой для выброса корней. Но все семена я засеял лично.
– Надо же, – с обманчивой любезностью заговорил министр, – а кому-то говорил, что просто забыл рюкзак у соседа.
– Ну ты же меня знаешь, – развёл руками.
– Лжёшь как дышишь.
– Когда налетают с обвинениями – это само получается. Что до корней… они статичны, даже дополнительные, которые появляются на стеблях, растут достаточно медленно, чтобы человек мог спокойно увернуться. Нет, конечно, можно предположить, что некий глава рода споткнулся, стукнулся головой, потерял сознание и пропустил момент, когда на него наткнулись и проросли корни, но вероятность этого…
– В доме. Это произошло прямо в доме.
– У Сомсамычевых?
– Не у них.
Волосы вставали дыбом, горло сдавило, и голос стал тоньше, с хрипотцой:
– В доме? С активным источником? С его главой?
– Да.
Калейдоскопом закрутились мысли:
– Нет-нет, в доме такого случиться не могло. Активный источник защищает всю территорию рода, даже стены у Вериндера магоед до конца не преодолел. К тому же проникновение в дом значило бы и поглощение источника, а тогда стеблей было бы в разы больше. Так что нет: магоед тут ни при чём.
– Всё поместье было в стеблях.
Замотал головой:
– Нет-нет. Если магоед свободно пророс на землю рода, значит, источник уже… – я шумно вдохнул и изумлённо уставился на министра.
Тот холодно, будто о погоде говорил, докончил:
– …был уничтожен.
Облокотившись на подлокотник, я обхватил губы пальцами, невидяще уставился перед собой.
Уничтожен один из активных источников. Немыслимо!
Министр снова побарабанил пальцами по столу:
– Знаешь, как мне ситуацию обрисовал комиссар?
– Неет.
Министр прищурился:
– Некий молодой, склонный к эксцентричным выходкам длор, напившись, пришёл к соседу похвастаться новым изобретением. Ситуация вышла из-под контроля, сосед погиб, и молодой длор засеял изобретением остров, отвлёк внимание учёных длоров внезапным браком, тем самым создав себе алиби, а потом переложил вину на другого соседа, у которого якобы оставил это изобретение.
Кровь отлила от лица, я старался успокоиться, но как-то слишком замаячила перспектива окончить дни под мечом палача: я же полноправный глава рода, если меня признают виновным в убийстве длора, меня придётся убить, чтобы освободить место следующему главе.
– Послушай, я… – подался вперёд, чувствуя, как сердце непривычно колотится у горла, и не зная, что сказать, кроме тривиального «не виноват».
– Я думаю, ты слишком прямолинеен и импульсивен для осуществления такого плана. По моему приказу комиссар будет держать эту версию при себе, но… Он в неё верит, а когда человек во что-то верит, его разум начинает искать подтверждения и игнорировать противоречия, поэтому существует большой риск, что со временем эта составленная на домыслах версия обретёт фактическое подтверждение, и тогда уже, дорогой Лавентин, результаты расследования могут передать через мою голову.
Казалось, мир рухнул… Опять. Что-то последнее время он часто рушится.
– А если отстранить комиссара? – Вскинул палец. – Заставить подписать магический контракт?
– Он уважаемый сотрудник полиции. Уволю его – и его версию будут копать с удвоенной силой. И он не длор, поэтому такой тонкий контракт умолчания с ним не подпишешь.
Наверное, я впервые не знал, что делать. Просто сжал подлокотники.
– Я считаю тебя безответственным, капризным ребёнком, – заговорил министр, – и, конечно, не могу доверять длору, которого исключили из Быкослова через две недели обучения.
– Три, – тихо поправил я. – Они меня после перекраски профессоров в зелёный ещё неделю в карцере держали, надеясь, что одумаюсь, а я им карцер разнёс.
– Продемонстрировав свои преступные наклонности, что будет использовано против тебя в суде, – мрачно добавил министр, он же лучший выпускник двух курсов Быкослова, гордость и слава университета, и портрет его вывесили в галерее самых выдающихся студентов в год моего поступления (а я ему платье пририсовал). – Но вынужден признать: когда дело касается всяких магических штук, равных тебе нет. Поэтому… – Он вытащил из-за пазухи сложенный втрое лист. – Подписывай. Теперь ты внештатный сотрудник особого отдела министерства внутренних дел. Если подпишешь, конечно. А если нет… – министр пожал плечами.
– А что, если нет?
Его взгляд недовольно сверкнул. Что, обычно не уточняют, что будет в случае отказа? Я удивлёно приподнял бровь. Министр вздохнул:
– Тогда расследование проведёт лишь подозревающий тебя комиссар и его команда. Это же очевидно, разве нет?
– Ну, мало ли. – Пожал плечами. – Вдруг ты собирался меня на фронт отправить или ещё что. В тюрьму там или на освидетельствование в дом людей с отклонениями душевного состояния.
– Последнее, кстати, весьма заманчивый вариант. – Министр кивнул на контракт. – Подписывай.
Развернув бумагу, я пробежался взглядом по договору найма с условием неразглашения полученной на службе информации. Отрастив клык, надкусил подушечку безымянного пальца и, передёрнувшись, приложил кровоточащую рану к низу листа.
Контракт объяло зелёно-голубым светом, который утонул во тьме магии министра. Я поднял на него вопросительный взгляд: это значило, что договор я подписал не с императорской семьёй, как обычно происходит в таких случаях, а лично с ним. Складываемый контракт глянцево блеснул в цепких пальцах министра и исчез за пазухой.
Поднявшись, министр застыл, глядя на моих эмбриончиков. Бровь поползла вверх:
– Твою коллекцию засасывает.
Я оглянулся: тщательно подогнанные по цвету и размеру баночки вместе с полками втягивались в стену.
– Ааа! – ринулся к ним, схватил, потащил к столу, побежал за следующими, поставил их на пол. – Помоги, помоги мне, – причитал я, вырывая банки из пасти размякшей стены. – Нет, только не шнюбубера!
– Как ты раздобыл эмбрион шнюбубера? – без малейшего сочувствия уточнил министр. – Они запрещены к хранению.
– Отец подарил. Помогай, – я лихорадочно составлял банки на пол.
– Они и в пол проваливаются, – заметил министр. – Похоже, твоей жене они очень не понравились.
Двадцать две оставшиеся на полке банки продолжали втягиваться в стену, остальные проваливались в пол, точно в болотную трясину. Схватился за голову: вот она супружеская жизнь во всей красе. Так и знал! И не собирался показывать жене лабораторию!
– Стол, – подсказал министр.
Обернулся: да, стол не принадлежал дому, отец привёз его из Черундии, там на рудниках трудился какой-то искусный мебельщик, вот и вырезал ему из каменного дерева. Банки с эмбриончиками стояли на нём незыблемо.
Перекинув портальный узел и бумаги на кресло, начал переставлять банки на стол, сначала – последние с полок, потом – выдранные из пола. Понаблюдав, министр тоже принялся спасать моих эмбриончиков.
– Быстрее, нас ждут, – почти ворчал он (насколько может ворчать такая хладнокровная личность) и заставлял стол банками. – Ну и гадость.
На огромной столешнице места для всех решительно не хватало, я готов был выть от отчаяния и невозможности быстро определиться, что спасать первым.
Банки встали во второй ряд.
Когда попытался соорудить третий, министр перехватил меня за запястья и заставил посмотреть на себя:
– Хватит. Иначе упадёт, и лишишься всех.
– Но… – с ужасом оглянулся на пропадавшие в полу эмбрионы.
– Потом с женой договоришься, чтобы вернула, – министр развернул меня к выходу. – А сейчас быстро переодеваться – и на место преступления.
– А если не вернёт? Если они там испортятся?
– Тем важнее быстро разобраться с делами, чтобы скорее начать её уговаривать.
Прижимая баночки к груди, я поплёлся за министром. Держать «эту гадость», пока я переодеваюсь, министр решительно отказался, так что я просто надел свежий фрак и в обнимку с банками отправился на свою первую официальную государственную службу.
Глава 8
верь «подъезда» распахнулась в выемку пористой скалы. И ни щёлочки, ни намёка на выход.
– Е-японский городовой! – схватилась за голову. – Так, всё хорошо, всё нормально, я выберусь.
Только каменная порода за дверью мешала в это верить: кажется, меня замуровали в скале.
А может, мне это мерещится? Ну, всякие там голограммы, прикрывающие тайные ходы… Решительно шагнула в выемку, а вот дотронулась до камня осторожно и самым кончиком мизинца: если даже отсохнет – не так страшно.
С мизинцем всё обошлось. Пористый камень оказался тёплым, чуть-чуть упругим и едва ощутимо пульсировал. Потрогала его ладонью: конечно, не вибромассажёр, но приятно.
И твёрдо так, что не пробьёшь. Постучала по камню – звук глухой, значит, толщина приличная, а то и вовсе монолит.
Надо остальные стены обстучать.
Но сначала – одеться.
***
Ехать пришлось в ландо министра. Грозный взгляд скользнул по дыре на месте вывернутого светильника-гриба и упёрся в расколоченные статуи, при свете дня прекрасно заметные с подъездной дорожки.
А вот Дуси не видно, он такой стеснительный, теперь в сад при гостях не выйдет, пока не обрастёт.
Министр разомкнул плотно сжатые губы:
– Надеюсь, ты понимаешь, как подозрительно это выглядит в свете последних событий.
– Сомсамычевы постарались, – неохотно признался я.
– Когда это ты пустил их сюда кувалды на прочность проверить?
Хотелось ответить небрежно, да вышло почти обиженно:
– Это они сами.
– Коммерсанты в саду длора с саддухом накуролесили без его ведома? – Министр поднял взгляд к небу. – Сочини объяснение правдоподобнее.
– Это правда!
– Я не говорил, что ложь. Но звучит неправдоподобно. Совсем. – Он обратил на меня леденящий взгляд. – Лавентин, на этот раз всё серьёзно. Попробуй хотя бы изобразить из себя взрослого человека. – Министр посмотрел на банки с эмбрионами у меня в руках. – И убери это куда-нибудь с глаз долой.
– А ты возле ворот останови, там у Дуси склад садового инструмента, я пока в нём размещу.
– И… – Министр поманил меня пальцем (я неохотно наклонился). – Только не дёргайся.
Его рука с хищным перстнем потянулась к моей щеке, от прикосновения металла по коже пробежал жар магии, скулу защипало. Металл раскалялся. Министр отдёрнул ладонь:
– К вечеру ни один эксперт не сможет доказать, что у тебя была травма.
Я потрогал гладкую кожу, смутно припоминая, что её порезало при бегстве от военного и научного министров: меня схватил офицер, я рухнул на даму, и её брошка прошлась по скуле.
По лёгкому мановению руки ящеры остановились у ворот. Спустившись на скрипучий гравий, я быстро зашагал между стеной и живой изгородью. В сорока метрах от въезда кусты скрывали чулан-землянку. Внутри было темно и прохладно, надёжная крыша над головой – самое то для временного хранения моих эмбриончиков. И на полке место свободное есть.
Эх, надо было и остальные сюда принести, а теперь поздно: министр – сущий зверь, с него станется и за шиворот меня попытаться увести.
Напоследок я полюбовался на выставленные на полочку с удобрениями банки и отправился назад.
Уже отъезжая, подумал, что надо было Дусю предупредить: вдруг испугается моих шипастеньких и глазастеньких эмбрионов экспериментальных химер.
Посмотрел на министра, и желание просить вернуться мигом отпало.
А, ладно, и так нормально всё будет: Дуся может сегодня туда и не заглянуть.
***
С одеждой получилась беда: её в шкафу ожидаемо не нашлось, а оставшуюся со мной пришлось стирать. Батареи оказались тёплыми, и за время, пока я простукивала стены квартиры, майка, джинсы и трусы высохли. Это была единственная приятная новость. Стены отдавались исключительно глухим звуком.
Дальше простучала подъезд и теперь в отчаянии сидела на лестнице у выхода, смотрела в скалистую стену. И как её открыть? Каким волшебным словом? Взмахнула рукой:
– Сим-сим, откройся.
Стена слегка отодвинулась.
Снова взмахнула рукой, дрожащим голосом велела:
– Сим-сим, откройся.
Сдвинулась.
Не веря своему счастью, стала махать рукой, повторяя:
– Сим-сим, откройся. Сим-сим, откройся. Сим-сим, откройся. Сим-сим, откройся…
Стена поддавалась!
***
Покачиваясь в ландо, катившем между засохшими стеблями, я задумался над словами министра и… он прав. Это на пьяную голову очевидным казалось, что виной всему Сомсамычевы, а на трезвую выглядело это, мягко говоря, нереально…
А, нет же, вспомнил! Стукнул себя по лбу:
– Я все защитные чары снял.
– Зачем?
– Я был очень не трезв. – (Бровь министра дрогнула). – Ссорился с Сабельдой. Ну и наставил всякого… – В голове всё путалось: воспоминания вспыхивали и осыпались, менялись местами, обрывались, всплывали в другом месте. – Я накричал на неё, чуть не к Хуехуну послал, она ушла. А потом мама активировала мои брачные браслеты, Сабельда пришла ко мне в подвал. Я едва успел закрыться от неё щитом… или… – Между этими событиями было подозрительно много провалов, и установку большинства щитов я не помнил. – В общем, Сабельда уговаривала меня на ней жениться…
– Ты это о той Сабельде, которую я знаю? – скептически уточнил министр. – Она уговаривала? После того, как ты её оскорбил?
– Да. Я увидел портальный узел и предпочёл рискнуть.
– На наши головы. – Министр отвернулся.
Можно подумать, он согласился на моё предложение под принуждением и без энтузиазма. Впрочем, можно сказать, что под принуждением: жениться-то надо было обязательно, а пятый раз по-настоящему он явно не хотел.
Мы приближались к потрескавшимся стенам имения Сомсамычевых. Некогда мощную ограду перевивали скрюченные стебли, которые здесь даже в усохшем виде были диаметром в человеческий рост. Дом был основательно ими продырявлен и окончательно мёртв.
– А Сомсамычевы?.. – не без трепета спросил я.
– Они сейчас на выставке промышленных товаров, им отправили курьера сообщить о происшествии с домом.
Я выдохнул.
Ландо свернуло в открытые ворота имения Какики, но не было привычного ощущения прикосновения чужой родовой магии, а створки за нами вручную закрыли офицеры в чёрных мундирах.
В конце подъездной дорожки стоял холодный, навеки запечатлённый в последнем состоянии дом.
Похоже, дух бездны, с которым мы так мило общались ночью, охранял не Какики…
***
От бесконечных маханий рука отваливалась, из-за повторений язык пересох и, кажется, опух. Но дыра в скале появилась. Сим-сим открылся… или открылась.
Вела дыра в незнакомую лабораторию средневекового стиля. Тут тоже были цветные банки со всякой гадостью, только почему-то здесь они стояли на столе и друг на друге в два слоя, плотно забив всю столешницу. Кто-то, видимо, совсем не боялся, что они упадут и разобьются. Но это не моё дело.
Ещё раз оглядела лабораторию: мрачновато. То ли дело наши современные лаборатории: всё белое и стерильное.
За дверью обнаружилась лестница наподобие той, которую я преодолела при попадании сюда, и вывела в спальню вроде предыдущей: с огромной кроватью под балдахином, резным секретером, кованым сундуком в изножье, пуфиком на ножках-лапах, тканными синими обоями в серебряных узорах, тяжёлыми портьерами, но без лепнины под потолком, на котором вместо полуголых девиц было красивое звёздное небо – как я когда-то мечтала себе в спальню сделать, да Павлик был против.
Честно говоря, местные буржуи зажрались: спальня размером с однушку новой улучшенной планировки, это же какой расход средств на уборку и отопление – умереть не встать.
В коридоре за дверью на том же месте, что и накануне ночью, располагалось французское окно в сад. Посмотрела в другую сторону: вдали имелись двери.
В их расположении было что-то странное. Не сразу сообразила, что между той, из которой выглядывала я, и следующей будто пропущена дверь, а остальные пять шли на одинаковом расстоянии. Да тут как в торговом центре: пока всё обойдёшь, рискуешь состариться…
Возможно, за одной из дверей находилась моя девочка. Одинокий бедный ребёнок в этом сумасшедшем доме… Но, может, для неё, местной, здесь всё нормально, а за дверью в сад – дорога к свободе.
Хотя бежать, вроде, смысла нет: языка не знаю, мир опасный. Брюнет ничего так, покормил и даже домогаться не стал.
Только бы больше не замуровывал – и терпимо.
Вздохнула: да нет у меня выбора – этот безумный учёный наверняка меня сюда и приволок, а значит, возвращаться придётся с его помощью.
Так что иду искать девочку. Развернулась к дверям.
Сзади послышался душераздирающий вопль. Подскочив, развернулась, вгляделась в сад: среди кустов мелькнуло что-то коричневое. Единственным свидетельством того, что это что-то впрямь мелькнуло, была развалившаяся статуя и покосившийся фонтан.
На улицу выходить опасно…
«Бедный ребёнок, как она тут без меня?» – пошла спасать девочку.
***
Мёртвый дом производил странное впечатление… Безумно хотелось поковырять стены, спуститься в самый глубокий подвал и взглянуть на уничтоженный источник: теоретически активный источник при близости главы рода считался неуничтожимым.
– Веди себя спокойно, – почти не шевеля губами, процедил министр.
Я понял, что судорожно озираюсь, чуть не пританцовываю от нетерпения, и эксперты, исследующие холл и торчавший из потолка корень магоеда, странно на меня косятся. Постарался вести себя чинно, как подобает длору, а у самого аж пальцы сводило от желания скорее всё самому посмотреть и потрогать.
Мы миновали просторный холл и почти сразу оказались в большой библиотеке. Напротив кожаного кресла висел портрет семьи: длор Какики, его жена и три дочери, средняя из которых была второй женой министра. На портрет он не взглянул, сразу направился вглубь библиотеки. Там за отодвинутым шкафом зиял проход на узкую лестницу.
– Спальни хозяев не имеют прямых выходов в дом, только через два тайных выхода: здесь и на кухне. – Голос министра гулко звучал в лестничном колодце.
– Как же тогда так быстро обнаружили тело? – Я шёл следом, нетерпеливо высматривая конец лестницы через плечо министра.
– Благодаря пробившему окно корню. Мы выслали патрульных проверить каждый дом на случай, если нужна помощь. Полицейские перелезли по остаткам стеблей через стену и, не дождавшись ответа хозяев, пробрались внутрь. Обнаружили тело. Один остался дежурить, второй отправился прямо в особый отдел. – Министр шагнул в светлый проём.
– И никому об увиденном не рассказали? – Едва оказавшись в спальне, я начисто забыл обо всём.
Министр что-то ответил, но я не расслышал, захваченный представшей передо мной картиной.
Всю комнату покрывал слой хлопьев отвратительного красно-бурого цвета, вроде как снег возле фабрик и приисков. Сухие извивающиеся корни магоеда протянулись от разбитого витражного окна к кровати, через лохмотья балдахина опустились на широкое ложе и сплелись в подобие человеческой фигуры. Лишь несколько мгновений спустя я осознал, что буро-коричневое иссушенное нечто не корень, а неестественно выгнувшийся, усохший до костей длор Какики.
Желудок нехорошо сжался, но все физические позывы утонули в объёме лихорадочно собираемой разумом информации.
Спальня отличалась камерностью – площадь всего метров сорок. На стенах сквозь хлопья неизвестного вещества проглядывали то глаз ящера, то лапа животного или вскинутый арбалет. Скорее всего, на фресках сцены охоты. Свет проникал сквозь выбитое окно на всю стену, остатки витража из-за налёта были почти непрозрачным.
В хлопьях отчётливо были видны две пары следов, наверняка принадлежавших полицейским: они появились под торчавшим в окне корнем, тянулись до кровати, после чего один вернулся к корню, а другой отошёл в угол, за ширму. Судя по следам на налёте, ширма упала, но её поставили и придвинули ближе к углу. Наверное, у полицейского не выдержал желудок. Дальше неровные следы вели к массивному креслу, на его спинке остались отпечатки руки.
Дежуривший у тела полицейский переминался с ноги на ногу. Потом торопливо ушёл сквозь тайный ход. От которого к кровати вела третья цепочка следов: уверенных, с широким шагом. Человек постоял и вернулся чётко по своим следам. Я развернулся к входу. Министр ждал у стены, оставив при входе всего четыре отпечатка ботинок. Третья цепочка следов принадлежала ему.
Семья Какики была ему, по сути, родственной. Министр часто бывал у них в доме в период ухаживаний, да и после заключения брака посещал их регулярно, общался, даже знал о тайном ходе. А потом подошёл, оглядел изуродованный труп тестя (главы рода! убитого в собственном доме! в доме с уничтоженным источником!) и спокойно вернулся след в след.
– У тебя железные нервы, – заметил я.
– Работа обязывает.
И этот длор ещё уверяет, что я веду себя подозрительно.
– Давай, осматривай скорее, – министр кивнул на кровать. – Эксперты изнемогают от желания всё здесь исследовать, но я приказал дождаться тебя.
