Текст книги "В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора"

Автор книги: Анна Уайтлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 6
Компрометирующие слухи

Через несколько дней после вступления на престол Елизавета назначила Роберта Дадли главным конюшим. Он занял один из самых важных постов при королевском дворе.[144]144
  Должность главного конюшего считалась третьей по значимости после главного камергера и гофмейстера. См.: M. M. Reese, The Royal Office of the Master of the Horse (London, 1976).


[Закрыть] В силу своей должности он оставался единственным мужчиной в Англии, которому официально позволялось дотрагиваться до королевы, так как именно он должен был помогать Елизавете садиться в седло и спешиваться, когда она каталась верхом. На охоте, в поездках и на церемониях Дадли всегда сопровождал ее.

Он был высоким и чрезвычайно привлекательным: смуглый, голубоглазый. Позже Дадли рассказывал французскому послу, что «они подружились, когда ей не исполнилось и восьми лет».[145]145
  Bibliotheque Nationale de France, Fonds Français MS 15970, l. 14.


[Закрыть] Его приговорили к смерти после того, как его отец, герцог Нортумберлендский, летом 1553 г. возглавил заговор с целью посадить на престол леди Джейн Грей. После того как Дадли провел полтора года в Тауэре, его освободили и простили. Ему удалось полностью реабилитироваться на службе у мужа Марии I, Филиппа Испанского. Елизавета и Дадли находились в Тауэре в одно и то же время, в годы правления Марии; несомненно, пережитые страдания укрепили их дружбу. Однако Роберт Дадли был женат. 4 июня 1550 г., за четыре года до заключения в Тауэр, он женился на Эми Робсарт, дочери сэра Джона Робсарта, влиятельного норфолкского землевладельца.[146]146
  W. K. Jordan (comp.), Chronicle of Edward VI (London, 1966), 32–33.


[Закрыть]

Уильям Сесил, Государственный секретарь при Елизавете, еще в начале ее правления предложил отправить Дадли за границу посланником к Филиппу Испанскому, но Елизавета отказалась. Ей нужно было, чтобы Дадли оставался рядом.[147]147
  BL Cotton Caligula MS E V, l. 56r; TNA SP 12/1/5.


[Закрыть] Как только Дадли узнал, что Елизавета стала королевой, он прискакал в Хатфилд на белоснежной лошади и после того редко покидал королеву. По должности главному конюшему полагалось жалованье в размере 100 марок в год, четыре лошади и собственные апартаменты при дворе, где Дадли почти постоянно жил вдали от жены. С женой Дадли почти не виделся; так как Елизавета очень любила верховую езду и охоту, они с Дадли, которого она называла «милым Робином», редко разлучались. Как однажды заметил его знакомый, Дадли мог утверждать, что «лучше любого мужчины знает королеву и ее характер».[148]148
  John Bruce, Correspondence of Robert Dudley, Earl of Leycester: during his Government of the Low Countries, in the years 1585 and 1586 (London, 1844), 176.


[Закрыть]

С самых первых месяцев правления Елизаветы придворные обменивались скандальными сплетнями об отношениях Дадли и королевы. Ходили слухи об их ночных свиданиях. Накануне своего отъезда из Англии в апреле 1559 г. граф Фериа писал королю Филиппу о степени близости Дадли и королевы: «За последние несколько дней лорд Роберт вошел в такую милость, что делает что хочет… говорят даже, что ее величество навещает его в его покоях днем и ночью. Некоторые так вольно это обсуждают, что доходят до утверждений, будто у его жены болезнь груди и что королева только и ждет ее смерти, чтобы выйти за лорда Роберта…»[149]149
  CSP Span, 1558–1567, 57–58.


[Закрыть]

Через несколько недель венецианский посол Иль Скифанойя сообщал, что Дадли «в большом фаворе и очень близок с ее величеством». Хотя Иль Скифанойя воздержался от каких-либо обвинений в недостойном поведении, которые могли повредить дипломатическим отношениям, он все же сослался на шокирующие слухи, ходившие при дворе: «По этому вопросу у многих имеется свое мнение, но боюсь, что мое письмо окажется не в тех руках, поэтому лучше хранить молчание, чем говорить дурное».[150]150
  CSP Ven, 1558–1580, 80.


[Закрыть] Посол понимал, что его письма могут перехватить, и потому не желал открыто утверждать то, о чем все шептались: что Елизавета и Дадли стали любовниками.

Несмотря на подозрения относительно характера отношений Елизаветы и ее главного конюшего, император Священной Римской империи Фердинанд I горел желанием заключить союз с Англией и в мае 1559 г. поручил своему посланнику Каспару Бройнеру, барону фон Рабенштайну, начать переговоры о браке Елизаветы с девятнадцатилетним сыном императора Карлом фон Габсбургом, эрцгерцогом Австрийским.[151]151
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 67–71; CSP Span, 1558–1567, 70–71. См.: S. Doran, ‘Religion and Politics at the Court of Elizabeth I: The Habsburg Marriage Negotiations of 1559–1567’, The English Historical Review 104 (1989), 908–926.


[Закрыть] Отказ Елизаветы, которая объяснила, что намеревается в обозримом будущем остаться незамужней, не отпугнул Бройнера: «Среди других принцесс не найдется равных ей в мудрости, добродетели, красоте и пышности фигуры и форм… Более того, я видел несколько принадлежащих ей очень красивых летних резиденций, две из которых внимательно осмотрел, и могу засвидетельствовать, что на свете нет таких богато обставленных дворцов с дорогой мебелью, обтянутой шелком, украшенной золотом, жемчугом и драгоценными камнями. Кроме того, у нее еще около двадцати домов, и все их по праву можно считать королевскими летними резиденциями. Значит, она вполне стоит усилий».[152]152
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 78.


[Закрыть]

В интересах Габсбургов было сохранять дружеские отношения с Англией; поэтому император пропускал мимо ушей скандальные слухи о Елизавете и Дадли. В письме к старшему сыну, эрцгерцогу Максимилиану, он признавал опасность и распространенность слухов, но уверял, что они вполне обычное явление и окружают всех непорочных женщин: «Клевета исходит от многих и наносит большой ущерб, и, хотя следует признать, что очень часто злословят даже о женщинах с безупречной репутацией, я не желаю напрасно тратить слова на такое. Однако, – продолжал император, – поскольку поднялся такой шум и поскольку слухи доносятся с разных сторон… вопрос в самом деле щекотлив и очень опасен… Обо всем необходимо как следует поразмыслить».[153]153
  Ibid., 99.


[Закрыть]

Считая, что Елизавету удастся склонить к брачному союзу, Сесил поручил своему доверенному лицу в Германии, Кристоферу Мундту, разузнать все, что можно, о внешности эрцгерцога, его характере, религии и отношении к протестантизму.[154]154
  ‘Inquiries to be made by Mundt’, 2 june 1559 г., CSP Foreign, 1558–1559, 298, 299–300.


[Закрыть] Переговорив с фрейлинами королевы, новый испанский посол, дон Альваро де Квадра, епископ Аквильский, вскоре сообщил своему королю, что Елизавета поощряет ухаживания эрцгерцога Карла, во всяком случае, «все ее дамы так считают».[155]155
  CSP Span, 1558–1567, 95–96.


[Закрыть] Однако у императора Священной Римской империи зародились сомнения, учитывая вполне очевидное влечение королевы к Дадли, и вскоре он уже не был так уверен, что «хочет отдать ей… сына, если даже она попросит».[156]156
  Coleccion de Documentos Ineditos para la Historia de Espana, ed. M. F. Navarete (Madrid, 1842–1895), xcviii, 89.


[Закрыть]

В августе 1559 г. барон Бройнер решил провести собственное расследование и установить, девственница Елизавета или в самом деле вступила в супружеские отношения с Дадли, как подозревали многие. Как он докладывал, «с дня коронации он ни разу не покидал двор; более того, они живут под одной крышей, что лишь усиливает подозрения».[157]157
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 115.


[Закрыть] Бройнер нанял агента, Франсуа Борта, который находится «в дружеских отношениях со всеми камер-фрейлинами», чтобы тот выяснил, есть ли за слухами правда. Следствие Бройнера почти ничего не выявило. В зашифрованном послании императору он сообщал, что камер-фрейлины «клянутся всем, что им свято, что ее величество никогда не забывала о своей чести», хотя они и согласны, что королева «выказывает ему свою благосклонность более открыто, чем приличествует ее положению и репутации. Но во всем остальном они ничего не заметили».[158]158
  Ibid., 113–115.


[Закрыть]

Только фрейлины Елизаветы знали правду об отношениях королевы и Дадли. Только они могли поручиться за ее непорочность. Но, хотя публично они всегда первыми кидались на ее защиту и королева могла положиться на то, что они сохранят ее доброе имя, они вполне могли осуждать ее частным образом.

В августе Кэт Эшли упала перед королевой на колени в королевской опочивальне в Хэмптон-Корт и умоляла свою хозяйку выйти замуж и положить конец «компрометирующим слухам» о ее отношениях с Робертом Дадли. Наверняка вспомнив о скандале с Сеймуром десятилетней давности, Эшли считала, что Елизавета ведет себя неподобающим образом, что «марает ее честь и достоинство» и со временем «подорвет в своих подданных» верность, что станет «поводом для кровопролития». Эшли заявила: знай она, чему ей придется быть свидетельницей, она бы скорее «задушила ее величество в колыбели». Такими были слова женщины, которая искренне, по-матерински любила Елизавету. У королевы не было тайн от Кэт Эшли; однажды она заметила: «Я не знаю ничего, чего не знала бы она».[159]159
  Haynes, Burghley State Papers, 95.


[Закрыть] Елизавета милостиво отнеслась к откровенным словам своей камер-фрейлины, признав, что они идут «от чистого сердца и искренней преданности». Она заверила Кэт, что подумает о браке, дабы развеять слухи и успокоить подданных, но добавила, что «брак должно хорошо обдумать» и что в настоящее время у нее «нет желания изменять свое положение». Когда Эшли предложила Елизавете разорвать отношения с лордом Робертом, королева сердито парировала, что она «никому не давала повода связывать себя ни с ее конюшим, ни с другим мужчиной, и надеется, что так будет и впредь. Но она знала в жизни очень много горя и печали и очень мало радости. Если она и проявляет снисходительность к своему главному конюшему, то он вполне заслужил ее милость своим благородством и добрыми делами… Ее всегда окружают фрейлины и статс-дамы; в любое время дня и ночи они заботятся о том, чтобы между ней и главным конюшим не происходило ничего постыдного. Если бы она когда-либо и проявляла желание или находила удовольствие в такой постыдной жизни… ей не было бы прощения; но она Богом клянется, что никто из ныне живущих не увидит, как она скомпрометирует себя».[160]160
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 113–115.


[Закрыть]

Тем не менее слова Кэт Эшли задели Елизавету; когда через несколько дней ее посетил Бройнер, он нашел ее «несколько удрученной» и «окруженной прошениями выйти замуж». Как королева сказала послу, она «скорее умрет, чем ее страна понесет ущерб или потерю» и потому готова выйти даже «за самого низкорожденного своего подданного, лишь бы не давать повода дурно думать о ней».[161]161
  Ibid., 120.


[Закрыть] Камер-фрейлины поведали Бройнеру, что королева пребывает «в меланхолии», спала ночью «не более получаса» и проснулась «бледная и слабая».[162]162
  Ibid., 120–121.


[Закрыть] Вскоре после того у Елизаветы начался сильный жар.[163]163
  Там же.


[Закрыть] Французский посол назвал болезнь fiebre quartre, лихорадкой, которая появлялась раз в четыре дня, и сообщил, что у врачей королевы «большие сомнения в ее выздоровлении».[164]164
  TNA SP 31/3/24, l. 111r.


[Закрыть] Сразу поползли тревожные слухи. «Я наказал нескольких, – писал в середине августа графу Бедфорду один крупный девонский землевладелец, – за толки о смерти ее королевского величества; так же, насколько мне известно, поступили и другие в других частях графства».[165]165
  TNA SP 12/6/23, l. 39r.


[Закрыть]

Де Квадра, испанский посол, вскоре пришел к выводу, что Елизавета неискренна. Она, как писал де Квадра, «только что дала 12 тысяч фунтов лорду Роберту на расходы». Де Квадра считал, что Елизавета «коварно обращает общее мнение к своей выгоде, так как стремится успокоить католиков, которые желают этого союза, и удовлетворить всех, кому не терпится выдать ее замуж и кто смущен ее поступками».[166]166
  CSP Span, 1558–1567, 77.


[Закрыть] Однако через несколько дней, к удивлению посла, ему снова подали надежду. Де Квадре нанесла неожиданный визит сестра Роберта Дадли, леди Мэри Сидни. Мэри, рыжеволосая ровесница королевы, была образованной, хорошенькой и политически подкованной молодой женщиной. Они с Елизаветой были знакомы с детства, а после того, как ее брат стал фаворитом, особенно сблизились.[167]167
  См.: Michael G. Brennan, Noel J. Kinnamon and Margaret P. Hannay, ‘Robert Sidney, the Dudleys and Queen Elizabeth’, см.: Carole Levin, Jo Eldridge Carney and Debra Barrett-Graves, eds, Elizabeth I: Always Her Own Free Woman (Aldershot, 2003), 20–42.


[Закрыть] В день коронации Елизавета назначила Мэри камер-фрейлиной «без жалованья»; впоследствии она служила королеве в перерывах между родами (у Мэри было пятеро детей). Помимо того, она управляла Пенсхерст-Плейс, фамильным имением в Кенте, и поддерживала своего мужа, сэра Генри Сидни, в Ирландии и на болотах Уэльса.[168]168
  О назначении Мэри Сидни во внутренние покои см.: TNA LC 2/3/4, l. 53r; TNA LC 2/3/4/104.


[Закрыть]

Придя к испанскому послу, Мэри сказала, что Елизавета передумала: она все же решила выйти замуж и хочет, чтобы ее брак с эрцгерцогом Карлом «был устроен побыстрее».[169]169
  CSP Span, 1558–1567, 95–96; BL Add. MS 48023, l. 352; TNA SP 12/1/1, l. 5.


[Закрыть] Говоря по-итальянски – Мэри бегло говорила на нем, – она заверила посла, что действует с ведома королевы; под страхом смерти она не сказала бы ничего подобного, если бы это не было правдой. Она просила де Квадру начать с королевой переговоры о браке и предупредила, чтобы он не сомневался, видя нежелание Елизаветы, потому что «у наших дам в обычае не давать своего согласия в таких делах, пока их не упросят».[170]170
  CSP Span, 1558–1567, 95–96.


[Закрыть]

Слова Мэри Сидни подтвердил сэр Томас Парри, казначей двора; он сообщил де Квадре, что королева накануне вечером вызвала к себе его и леди Сидни и сказала, «что свадьба стала необходимой».[171]171
  Ibid., 96.


[Закрыть] По их мнению, Елизавета решилась вскоре после того, как был раскрыт заговор с целью отравить королеву и лорда Роберта на банкете, который устраивал граф Арундел. По словам де Квадры, «королева была сильно встревожена», и этот заговор «вместе с французскими приготовлениями к войне за Шотландию, похоже, вынудили королеву решиться на брак».[172]172
  Lettenhove, Relations Politiques, II, 9–10, 13, 19–22, 28–29; AGS E 812, l. 105; CSP Span, 1558–1567, 95–96; Von Klarwill, Queen Elizabeth, 123–126.


[Закрыть]

Вновь воспрянув духом, посол поплыл на барке в Хэмптон-Корт, но испытал жестокое разочарование, обнаружив, что Елизавета относится к браку противоречиво. «Единственный ответ, который я получил, – пишет он, – состоял в том, что она еще не решила, выходить ли ей замуж, но, если она все-таки решится, я могу быть вполне уверенным в том, что выйдет она только за самого высокопоставленного и самого лучшего». Посол отправился к Мэри Сидни и выразил ей свое удивление тем, что «ее величество не говорила яснее» о вновь проснувшемся интересе к эрцгерцогу. Мэри поспешила заверить его в обратном и побуждала не сдаваться.[173]173
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 125.


[Закрыть]

Судя по всему, Елизавету беспокоили слухи о ее отношениях с Дадли. После «дела Сеймура» она усвоила горький урок. Ей уже пришлось быть свидетельницей тому, как непристойные истории набирают обороты и распространяются внутри страны и за границей. В позднейшем разговоре с де Квадрой Елизавета призналась: она боится, «что он, возможно, разочарован» тем, что узнал о ней, и что «в стране есть люди, которые получают удовольствие, болтая все, что приходит им в голову». Как подчеркнул де Квадра, королева произнесла все это «с некоторыми признаками стыда».[174]174
  CSP Span, 1558–1567, 104.


[Закрыть] Он заверил ее в том, что, «будь что-то, чего эрцгерцогу не следует слышать или знать, мысль о его приезде не занимала бы нас». Елизавета, по ее словам, тревожилась: если переговоры прервутся, эрцгерцог может воспользоваться «праздными толками», которые ходят о ней, в ущерб ее чести. Но, как сухо заметил де Квадра, «с этой точки зрения я ни о чем не сожалел, так как страх мог оказаться не без выгоды для нас».[175]175
  Ibid.


[Закрыть]

К середине октября испанский посол вновь преисполнился уверенности: «Она в самом деле так же настроилась на свадьбу, как и ваше величество», – и посоветовал незамедлительно прислать эрцгерцога в Англию.[176]176
  Ibid., 101–102.


[Закрыть] Но было уже поздно. Император Священной Римской империи утратил интерес к переговорам и не позволил своему сыну покидать Австрию, поскольку никто не мог поручиться за успех его миссии.[177]177
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 125.


[Закрыть] Даже воодушевление Мэри Сидни по поводу брака с Габсбургом как будто остыло. В ноябре де Квадра писал: по его мнению, Дадли «сделал сестре выговор, так как она завела дело дальше, чем он того желал». Когда посол снова встретился с Елизаветой, она объявила, что на свадьбе настаивал некто, «имеющий намерения самые добрые, однако без каких-либо полномочий». Как писал потом де Квадра, «поскольку я вынужден кого-то обвинить… я обвиняю только леди Сидни, хотя, по правде говоря, она виновата не более, чем я, как я и сказал ей в беседе с глазу на глаз». Более того, именно изменения в поведении Мэри Сидни подсказали послу, что переговоры зашли в тупик: «Как только я узнал, что леди Сидни сомневается и жалуется на королеву и своего брата, я решил, что будет лучше положить конец неуверенности».[178]178
  CSP Span, 1558–1567, 111.


[Закрыть]

Никакого заговора с целью убийства королевы и Дадли на банкете у Арундела не было; все придумали, чтобы убедить де Квадру в желании Елизаветы выйти замуж. После смерти Генриха II в июле 1559 г. и вступления на престол пятнадцатилетнего Франциска, мужа Марии Стюарт, возникли серьезные опасения франко-шотландского альянса. Французы день ото дня увеличивали численность своих войск в Шотландии; Елизавета боялась войны на северной границе. В октябре де Квадра просил своего коллегу в Риме «позаботиться о том, чтобы французы не подкупили нового папу и не вынудили его возбудить процесс против [английской] королевы на основании притязаний королевы Шотландии, что произвело бы большой урон здесь и повсеместно перед свадьбой».[179]179
  Ibid., 104, 105.


[Закрыть] Под видом переговоров о браке, которые непреднамеренно поощряла леди Сидни, королева надеялась сохранить доброе расположение Габсбургов на фоне французской угрозы и в то же время отвлечь внимание от своих скандальных отношений с Робертом Дадли.

Елизавета воспользовалась политической «подкованностью» Мэри Сидни, а также ее семейными связями при испанском дворе; сэра Генри Сидни последние годы не раз посылали с поручениями в Испанию, и он завязал такие добрые отношения с королем Филиппом, что в 1554 г. Филипп стал крестным отцом его первенца, Филипа Сидни. Мэри попросту использовали; узнав правду, она потребовала встречи с королевой. Несмотря на то что ее предупреждали о «нерасположении» Елизаветы, леди Сидни была непреклонна. Она, по ее словам, «ничьего мнения не спрашивает и пойдет к королеве всем назло». Она сказала де Квадре: даже если ее отправят в Тауэр, «она не перестанет говорить о том, что происходит, и что ее худший враг – ее брат [лорд Роберт]».[180]180
  Ibid., 114; Von Klarwill, Queen Elizabeth, 161.


[Закрыть] Она намерена отстоять свою честь, даже если «это будет стоить ей жизни».[181]181
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 161.


[Закрыть] По словам Мэри Сидни, Фрэнсис, леди Кобэм, которую де Квадра назвал «обер-гофмейстериной», также «поощряла ухаживания эрцгерцога» и тоже заняла сторону эрцгерцога Карла.[182]182
  Другого указания на то, что леди Кобэм была назначена обер-гофмейстериной, нет. Ibid., 475.


[Закрыть] Испанский посол понял, что перед ним разыграли фарс. «Она не настроена серьезно, – писал де Квадра, – но хочет лишь потешить чернь надеждой на брак, дабы спасти жизнь лорда Роберта. Он настроен весьма подозрительно, так как его снова предупредили о готовящемся на него покушении, во что я вполне верю, ибо ни один человек в Англии не выносит мысли о том, что он станет королем».[183]183
  CSP Span, 1558–1567, 115.


[Закрыть] На сей раз то были не просто слухи. «Позавчера раскрыт заговор с целью убийства лорда Роберта, и теперь все только об этом и говорят», – сообщал позже де Квадра. Впоследствии стало известно, что Дадли носил под одеждой «защитную куртку», дублет, изготовленный гринвичскими оружейниками, – что позволяет предположить, что он отнесся к угрозам вполне серьезно.[184]184
  Household Accounts and Disbursement Books of Robert Dudley, Earl of Leicester, 1558–1561,1584–1586, ed. S. Adams, Camden Society, is. 5, т. 6 (Cambridge, 1995), 151.


[Закрыть]

Де Квадра узнал «некоторые необычайные вещи» и уверял, что враги Дадли в Тайном совете не делают тайны из «своего дурного мнения о его близости с Елизаветой». Ходили слухи, что Дадли намерен отравить свою жену, дабы освободиться и жениться на Елизавете. «Все считают, что королева не выходит замуж по его вине; даже его родная сестра и друзья относятся к нему недоброжелательно». Елизавету неоднократно предупреждали «демонстрировать больше благоразумия и не давать никому повода подозревать ее в связи» с ним.[185]185
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 157.


[Закрыть] Де Квадра все меньше верил уверениям Елизаветы в ее невинности; она часто говорила ему, что мечтала стать монахиней и проводить время в келье за молитвами. Он узнал «важные вещи того сорта, о котором нельзя писать» и сообщал графу Фериа, что в Елизавете кроется «сотня тысяч демонов».[186]186
  CSP Span, 1558–1567, 119.


[Закрыть]

К концу января 1560 г. переговоры о браке Елизаветы с эрцгерцогом Карлом официально закончились, и по двору поползли зловещие слухи, что Елизавета сама очень старалась расстроить этот союз. Сэр Томас Чалонер писал из Брюсселя о том, какое потрясение он испытал, узнав, «какие вольности позволяют себе некоторые, говоря… о человеке, которому, по их мнению, оказывают слишком большую милость. По-моему, вы догадываетесь, кого они называют… так как я считаю такие разговоры клеветой». Но, как и предупреждал Чалонер, хотя слухи могли оказаться ложью, тем не менее Елизавете следовало вести себя осторожнее, чтобы не давать пищи сплетникам: «Молодой принцессе лучше переусердствовать с осторожностью, следить за выражением своего лица, за изъявлением родственных чувств, не выказывать благосклонности более одному, чем другому… из-за проволочки с браком опасность угрожает не только стране (ибо без потомства ее величества мы лишаемся надежды), но дело теперь у всех на устах и порождает клеветнические измышления».[187]187
  An anonymous mid-Tudor chronicle, BL Add. MS 48023, l. 352. Lettenhove, Relations Politiques, II, 123–124.


[Закрыть]

Глава 7
Гибель государства

Незадолго до первой годовщины пребывания Елизаветы на престоле сэр Николас Трокмортон, английский посол во Франции, неоднократно писал из Парижа об опасностях, которые грозят ее короне. «У нас есть веские основания подозревать, что французы злоумышляют против нас; и подозрения эти с каждым днем скорее возрастают, чем уменьшаются».[188]188
  P. Forbes (comp.), A Full View of the Public Transactions in the Reign of Queen Elizabeth (London, 1740), 152.


[Закрыть] В ноябре 1559 г. Энтони Браун, виконт Монтэгю, известный франкофоб, сообщал королеве о разговоре, который состоялся у него с послом императора Гаспаром Преньором об ожидающих ее новых опасностях. Преньор предупредил, что «королеве и всей Англии грозит немалая опасность» и что французы готовят заговор с целью убийства Елизаветы. Он говорил о «разговорах и замыслах» в «местах весьма высоких», направленных на то, чтобы «убить Елизавету». Преньор советовал: чтобы спастись от французской угрозы, королеве следует «угодить королю Испании и ни в коем случае не терять его» и потому быть «умеренной» в тех вопросах, которые «могут его обидеть и обижают». Кроме того, он предлагал Елизавете заручиться fidele satellitium – верными спутниками – для личной охраны.[189]189
  CP 152/94, см.: Haynes, Burghley State Papers, 233; см. также Malcolm R. Thorp, ‘Catholic Conspiracy in Early Elizabethan Foreign Policy’, The Sixteenth-Century Journal, т. 15, № 4 (1984), 431–448.


[Закрыть]

В записке от марта следующего года Уильям Сесил подтвердил угрозы. «Мы все с уверенностью полагаем, что королева Шотландии и с ней ее муж и дом Гизов в глубине души смертельные враги вашего величества».[190]190
  BL Cotton MS Caligula B X, l. 89r – 92, цит. по: P. Forbes (comp.), Public Transactions, 391.


[Закрыть] Через несколько недель Трокмортон писал о «смертоносном и ужасном замысле Гизов», которые вознамерились отравить Елизавету посредством «некоего смуглого итальянца с черной бородой» по имени Стефано. Он приехал в Англию под предлогом того, что собирается предложить королеве свои услуги инженера. Трокмортон убедил Елизавету, что, будучи предупрежденной заранее, «ей не нужно бояться, но вместо того отдать приказ арестовать Стефано, к замешательству Гизов и в качестве примера для других наемников».[191]191
  CSP Foreign, 1559–1560, 581–582.


[Закрыть] Тогда в первый раз пресекли угрозу жизни Елизаветы; впоследствии подобных заговоров будет очень много.

Так как заговоры множились со стремительной быстротой, Сесил предпринял меры, направленные на то, чтобы укрепить безопасность самой королевы, и издал указ под названием «Меры предосторожности в облачении и диете королевы». Он призывал уделять больше внимания надлежащей охране внутренних покоев и опочивальни. Слишком часто задние двери покоев, где размещались фрейлины королевы, оставляли открытыми и без охраны; никто не обращал внимания на «прачек, портных, швей и прочих», которые приходили и уходили через эти двери; во внутренние покои мог незаметно проскользнуть любой и напасть на королеву или пронести в ее покои яд, как медленно-, так и быстродействующий, который мог быть принят через рот или проникнуть через кожу. Своим указом Сесил запретил проносить во внутренние покои мясо и прочую пищу, приготовленную за пределами королевской кухни, если «точно не известно» их происхождение. Надушенные перчатки, рукава и другую одежду предписывалось держать подальше от королевы, дабы опасные испарения «нейтрализовались другими запахами». Сесил рекомендовал «тщательно осматривать» даже нижнее белье королевы – то есть «всевозможные вещи, которые касаются различных обнаженных частей тела ее величества». К подобным предметам туалета нельзя подпускать посторонних, за исключением особо доверенных лиц, дабы какая-нибудь вредоносная субстанция, спрятанная в складках белья, не причинила ущерба здоровью королевы.[192]192
  Haynes, Burghley State Papers, I, 368.


[Закрыть] В виде дополнительной предосторожности Сесил настоятельно просил королеву принимать какие-либо медицинские защитные средства «против чумы и яда дважды в неделю»; тогда злоумышленники не застигнут ее врасплох. Елизавета не любила подчиняться не ею установленным правилам, в таких вопросах она упрямилась всю свою жизнь.[193]193
  C. C. Jones, Court Fragments, in 2 vol. (London, 1828), II, 43.


[Закрыть]

Ужесточив меры по защите Елизаветы как физического лица, Сесил также побуждал королеву защитить себя как лицо юридическое, предложив прямую поддержку шотландским протестантским лордам, которые восстали против французского присутствия в Шотландии. Мария де Гиз, мать Марии Стюарт, после смерти мужа, короля Якова V, осталась в Шотландии и была регентом своей тогда маленькой дочери. Марию Стюарт после помолвки с французским дофином отправили на воспитание к французскому двору. Однако Мария де Гиз становилась все более непопулярна среди шотландских лордов из-за своих попыток внедрить католицизм и усилить французское влияние. Когда в Шотландию ей в помощь прислали новые французские войска, советники Елизаветы испугались, что северное королевство станет военной базой для вторжения в Англию от имени Марии, королевы Шотландии и супруги французского короля.[194]194
  CSP Span, 1558–1567, 75–76, 83. См.: Stephen Alford, The Early Elizabethan Polity: William Cecil and the British Succession Crisis, 1558–1569 (Cambridge, 1998), 53–55; Jane E. A. Dawson, ‘William Cecil and the British Dimension of Early Elizabethan Foreign Policy’, History, 74 (1989),196–216.


[Закрыть]

29 марта 1560 г. английские солдаты перешли границу и осадили французский гарнизон в Лите. Кампания окончилась поражением, наступление 7 мая захлебнулось. Однако и французы почти ничего не выиграли. После того как две французские флотилии, посланные для снятия блокады, были отброшены штормами и после смерти 11 июня Марии де Гиз обе стороны стремились к миру. Уезжая в Эдинбург для обсуждения условий мира, Сесил боялся того, что в его отсутствие может произойти между Елизаветой и Дадли.

Сесил волновался не зря. Королева и Дадли проводили вместе целые дни; они пировали и охотились все лето 1560 г.[195]195
  BL Cotton MS Titus B II, l. 419r; CSP Span, 1558–1567, 133.


[Закрыть] В том году по стране поползли слухи о том, что Елизавета и Дадли – любовники и что Елизавета беременна. Весной, по признанию некоего Джона Уайта из Девона, «пьяный Барли говорил ему в собственном доме, что лорд Роберт Дадли переспал с королевой».[196]196
  CP 152/127, цит. по: HMC Salisbury, I, 257.


[Закрыть] В июне арестовали «матушку Доу», шестидесятивосьмилетнюю вдову из Эссекса, «за утверждения, что королева беременна от Роберта Дадли».[197]197
  TNA SP 12/13, l. 21.


[Закрыть] Местным мировым судьям велели расследовать дело и написать в Тайный совет подробности высказываний Доу. Дело старались вести камерно, дабы предотвратить распространение скандальных историй «среди простолюдинов», однако было уже поздно. Примерно в то же время граф Оксфорд в письме Сесилу спрашивал, как ему поступить с Томасом Холландом, приходским священником из Литл-Берстеда в Эссексе, которому его предшественник рассказывал, что одного человека посадили в Тауэр «за то, что он говорил, будто ее королевское величество ждет ребенка». Оксфорд интересовался, можно ли в данном случае прибегнуть к обычному наказанию для сплетников и отрезать Холланду уши.[198]198
  TNA SP 12/12/51, l. 107.


[Закрыть] В депеше де Квадры к королю Филиппу Испанскому подчеркивалась серьезность положения и упорные клеветнические измышления в адрес королевы: «Если она не выйдет замуж и не остепенится, с каждым днем ей будут грозить новые и более серьезные беды».[199]199
  CSP Span, 1558–1567, 174.


[Закрыть]

Тем летом приближенные к Елизавете дамы рожали одна за другой. Дадли дал банкет в честь королевы в своем имении в Кью; в это время его сестра леди Сидни, которая тогда находилась на поздних сроках беременности, удалилась от службы при дворе и поселилась в Кью, где в октябре родила своего третьего ребенка, дочь, которую назвали Элизабет – скорее всего, в честь королевы.[200]200
  L. Howard (comp.), A Collection of Letters: from the original manuscripts of many princes, great personages and statesmen (London, 1753), 210–211; S. Adams (comp.), Household Accounts of Robert Dudley, 141–142; TNA SP 70/19, l. 360.


[Закрыть]

В конце июля в Келстоне (графство Сомерсет) Изабелла Харингтон, одна из камер-фрейлин Елизаветы, разрешилась от бремени первенцем, Джоном. 4 августа мальчика крестили в лондонской церкви Всех Святых; королева стала крестной матерью.[201]201
  The Registers of Christenings, Marriages and Burials in the parish of Allhallows, London Wall, Within the City of London, from the year of our Lord 1559 to 1675, ed. Basil Jupp и Robert Hovenden (London, 1878), 5.


[Закрыть] Изабелла была на шесть лет старше Елизаветы и несколько лет провела у нее на службе. Она служила верно и, вполне возможно, была одной из камер-фрейлин Елизаветы, когда, после восстания Уайатта против Марии I в 1554 г., принцессу посадили в Тауэр. В 1559 г. она вышла за Джона Харингтона, придворного и писателя, который стал фаворитом Генриха VIII. Его первой женой была Этельреда Молт, предположительно незаконнорожденная дочь короля от Джоанны Дингл, однако в обмен на пожалованные земли и доход ее записали незаконной дочерью некоего портного по имени Джон Молт. Весной 1546 г. Харингтон поступил на службу к сэру Томасу Сеймуру. После ареста Сеймура в январе 1549 г. Харингтона тоже посадили в тюрьму и допрашивали об отношениях его хозяина с принцессой. Однако Харингтон сохранил верность Елизавете и не выдал на допросе ничего компрометирующего ее честь. Позже королева приняла его на службу при дворе. В 1559 г., после смерти первой жены, Харингтон женился на Изабелле Маркем, дочери коменданта лондонского Тауэра.[202]202
  См.: D. H. Craig, Sir John Harington (Boston, 1985); Jason Scott Warren, Sir John Harington and the Book As Gift (Oxford, 2001); Ian Grimble, The Harington Family (London, 1957), 116–117.


[Закрыть]

И вот, чуть больше чем через год после их свадьбы, Изабелла и Джон отмечали рождение первого из их пяти детей. Джон, или «малыш Джек», как любовно называла его Елизавета, стал одним из первых крестников Елизаветы. Несомненно, она согласилась стать крестной в награду за верность Харингтонов в годы, предшествовавшие ее вступлению на престол.[203]203
  См.: Henry Harington, Nugae Autiquae: being a miscellaneous collection of papers, written during the reign of Henry VIII, Edward VI, Queen Mary, Elizabeth and King James by Sir John Harington, in 2 vol. (London, 1804), II, 178.


[Закрыть] Позже Джон-младший писал, как «до двадцатого года правления ее величества» его мать Изабелла «спала с королевой в одной постели».[204]204
  John Harington, A Tract on the Succession to the Crown, 40–41.


[Закрыть]

Сесил, который в то время находился в Эдинбурге и вел мирные переговоры с шотландцами, регулярно писал королеве и выражал беспокойство за ее репутацию и неопределенное положение с престолонаследием. Он уверял, что «постоянно молится, дабы Господь направил ваше сердце и обеспечил отца вашим детям, чтобы все дети вашего королевства благословляли ваше семя. Без того ни мир, ни война не принесут нам долговременной выгоды».[205]205
  Thomas Wright (comp.), Queen Elizabeth I and her Times: A Series of Original Letters, in 2 vol. (London, 1838), I, 30–32.


[Закрыть] Вернувшись в Лондон после успешных переговоров с французами, которые согласились уйти из Шотландии, Сесил поделился с де Квадрой своими откровенными взглядами на Роберта Дадли. Он «сделался господином всех дел и личности королевы, к крайней обиде всей страны, намеревается жениться на ней и заставляет ее целые дни проводить на охоте, что подвергает еще большей опасности ее жизнь и здоровье».[206]206
  AGS E 814, l. 24, зарегистрировано в: CSP Span, 1558–1567, 174–176, см.: Lettenhove, Relations Politiques, II, 529–533.


[Закрыть] Он «предвидел гибель государства» из-за близости Елизаветы и Дадли; Сесил дошел до такого отчаяния, что признался послу в своем желании подать в отставку.[207]207
  CSP Span, 1558–1567, 175.


[Закрыть] «Так велико общее недовольство королевой и ее образом жизни, что просто чудо, если нам даруют отсрочку и с ней не произойдет какой-либо катастрофы, а если таких покушений не будет, в том нет вины французов», – сообщал де Квадра.[208]208
  CSP Foreign, 1560–1561, 385.


[Закрыть] А положение все ухудшалось. Сесил признался испанскому послу, что «жену Роберта собираются убить и во всеуслышание объявляют, что она больна, хотя она совсем не больна, а, напротив, здорова и старается предохранить себя от яда… и Господь никогда не допустит, чтобы совершилось такое злодеяние и чтобы злоумышленники вышли сухими из воды».

«Я был уверен, что он говорил искренне и не обманывал меня», – писал пораженный де Квадра.[209]209
  CSP Span, 1558–1567, 175.


[Закрыть] На следующий день он сделал яркую приписку: «После того как я это написал, королева обнародовала весть о смерти жены Роберта и сказала по-итальянски: Que si ha rotto il collo, что она сломала шею, должно быть, упала с лестницы».[210]210
  AGS E 14, l. 24, см.: Lettenhove, Relations Politiques, II, 529–533 и частично зарегистрировано в: CSP Span, 1558–1567, 174–176.


[Закрыть] Двадцативосьмилетнюю Эми Робсарт нашли мертвой в воскресенье 8 сентября в деревне Камнор в Беркшире, где у нее был дом. Убийство, самоубийство, несчастный случай? Возможно было все. В день смерти Эми услала из дома всех слуг на ярмарку в Абингдон, а позже ее нашли мертвой у подножия лестницы.[211]211
  О недавней дискуссии на эту тему см.: Chris Skidmore, Death and the Virgin. Elizabeth, Dudley and the Mysterious Fate of Amy Robsart (London, 2010).


[Закрыть] Уже давно ходили слухи о том, что Роберт Дадли собирался убить жену, чтобы освободиться и получить возможность жениться на королеве. Все задавались вопросами: замешан ли в смерти жены Дадли? Может ли быть, что он действовал в сговоре с Елизаветой?[212]212
  См.: CSP Span, 1558–1567, 176.


[Закрыть] Написав письмо Дадли, в котором он утешал его из-за «жестокой судьбы, постигшей вашу покойную супругу», посол сэр Николас Трокмортон поделился своими сомнениями с Уильямом Парром, маркизом Нортгемптоном. При французском дворе и по всему Парижу, писал он, ходят клеветнические слухи. «Милорд, хотелось бы мне умереть, чтобы более не слышать позорных и ужасных измышлений о ее величестве, моей милосердной правительнице», от которых «волосы у меня на голове» встают дыбом «и уши горят. Я почти обезумел и не знаю, что отвечать; одни над нами смеются, другие угрожают, третьи поносят ее величество». Он горевал: «…сердце мое истекает кровью при мысли о клеветнических толках, которые я слышу; если их не погасить или если они окажутся правдой, наше доброе имя утрачено навсегда, нас ждут война и ниспровержение нашей королевы и страны».[213]213
  TNA SP 70/22, l. 43; TNA SP 70/19, l. 39r.


[Закрыть]