Текст книги "В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора"

Автор книги: Анна Уайтлок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 15
«Непревзойденная и незапятнанная»

5 марта 1565 г. Дадли дал ужин в честь королевы и ее фрейлин. Устроили рыцарский турнир, конные состязания, а позже приглашенным показали комедию на английском языке, посвященную вопросу брака. Спор вели Юнона, сторонница брака, и Диана, сторонница целомудрия. После того как обе стороны представили свои доводы, Юпитер вынес вердикт в пользу брака, на что королева, повернувшись к Гусману де Сильве, воскликнула: «Все против меня!»[416]416
  CSP Span, 1558–1567, 404; см.: Susan Doran, ‘Juno versus Diana: The Treatment of Elizabeth I’s marriage in plays and entertainments’, The Historical Journal, 28 (1995), 257–274.


[Закрыть] Твердое решение Марии Стюарт связать себя брачными узами очень нервировало Елизавету. Ее снова стали упрашивать поскорее выйти замуж и произвести на свет наследника. Во вполне откровенной беседе с де Сильвой она объяснила, что брак – «то, к чему я никогда не испытывала никакой склонности. Однако мои подданные так давят на меня, что я ничего не могу поделать; я должна выйти замуж или следовать другим курсом, который очень труден. В мире бытует мнение, что незамужней женщине незачем жить… во всяком случае, если она воздерживается от брака, то из-за какой-то дурной причины, как обо мне говорят, что я не выхожу замуж, потому что люблю графа Лестера, а за него не пойду, потому что у него уже была жена. Хотя теперь у него нет живой жены, я все же не выйду за него… Как говорится, на каждый роток не накинешь платок, и мы должны довольствоваться тем, что исполняем свой долг и верим в Бога, ибо истина в конце концов восторжествует. Он знает мое сердце, которое очень отличается от того, что обо мне думают, как и вы когда-нибудь поймете».[417]417
  CSP Span, 1558–1567, 409–410.


[Закрыть]

Судя по всему, королеве была противна сама мысль о браке. Тем не менее все знали о ее давнем влечении к Дадли. Она по-прежнему принимала знаки его внимания и для собственного удовольствия, и для того, чтобы отвратить нежеланных иноземных принцев, держать их на расстоянии вытянутой руки. Как признавал сам Дадли, «она столь гибка и уклончива и то соглашается, то отказывается… самые близкие к ней люди не в состоянии ее понять, и ее намерения истолковываются по-разному».[418]418
  Ibid., 514.


[Закрыть]

Весной и летом 1565 г. Сесил предпринимал меры для того, чтобы оживить вялотекущие переговоры о браке Елизаветы с эрцгерцогом Карлом Австрийским. Государственный секретарь считал, что католицизм эрцгерцога, от которого, как надеялся Сесил, тот отречется, не так опасен для Англии, как незамужнее состояние Елизаветы.[419]419
  Lettenhove, Relations Politiques, ii, 55.


[Закрыть] Однако император Фердинанд, помня о том, как Елизавета однажды уже отвергла предложение его сына, отнесся к инициативе Сесила с подозрением. В июне, когда Фердинанд умер и ему наследовал старший сын Максимилиан, появились новые надежды. Новый император поручил своему советнику и камергеру Адаму фон Цветковичу, барону фон Миттербургу, поехать в Лондон с особым заданием. Нужно было согласовать условия свадьбы.[420]420
  Haynes, Burghley State Papers, 430; AGS E 653, l. 23; Von Klarwill, Queen Elizabeth, 203–204.


[Закрыть]

Первым делом Цветкович должен был выяснить, расположена Елизавета выйти замуж или нет, а затем, что самое главное, необходимо было, «применив все средства и усилия, узнать, что говорят о нравственности, добродетелях, чувствах и репутации ее величества». Далее советнику предписывалось, «буде он наверняка и по ясным знакам и высказываниям узнает, что ее величество отмечена непревзойденной и незапятнанной добродетельностью», если его спросят, он может намекнуть, что император с радостью начал бы переговоры о браке, но лишь в том случае, если они не окажутся «напрасными и тщетными». Эрцгерцог не потерпит, как в прошлый раз, чтобы его «водили за нос». Однако, если он «узнает, не по слухам, но из ясных суждений и общего мнения, что нравственность и взгляды ее величества не таковы, как подобает государыне, ему следует уделить особое внимание, чтобы не проронить ни единого слова по данному вопросу».[421]421
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 206–207.


[Закрыть]

Опасаясь угрозы для Франции, какую представлял бы англо-габсбургский альянс, Екатерина Медичи также поспешила предложить претендента на руку Елизаветы. Соперником австрийца выступил ее сын Карл IX, король Франции.[422]422
  ‘Report of the French envoy in England to Catherine de Medici’, december 1564, HMC Third Report, 262–263. Екатерина также предлагала Марии выйти за брата и наследника Карла, Анри, герцога Анжуйского.


[Закрыть] Союз тридцатилетней протестантки, королевы Англии, и четырнадцатилетнего католика, короля Франции, стал неожиданным и заманчивым предложением. Карл объявил, что влюблен в Елизавету; сэр Томас Смит, английский посол во Франции, считал, что из французского короля выйдет хороший муж. Он заверил королеву: хотя юный король «бледен и не слишком хорошо сложен», он кажется «податливым и мудрым для своих лет» и давал «более остроумные ответы, чем можно от него ожидать». В письме к Елизавете Смит добавлял: «Ручаюсь… что он придется по нраву вашему величеству».[423]423
  TNA SP 70/77/915, l. 128v – 129.


[Закрыть]

Елизавету его слова не убедили; она сказала Полю де Фуа, французскому послу, что его король «и слишком велик, и слишком мал; иными словами, Франция была слишком влиятельной державой для союза с Англией, а Карл, на шестнадцать лет моложе Елизаветы, был слишком молод. Подобный союз подвергнет опасности независимость ее страны, поставит ее под власть католика и сделает ее пожилой женой четырнадцатилетнего мальчика. Она объясняла затем де Сильве, что «не хочет стать посмешищем всего мира, явив картину старой женщины и мальчика у алтаря».[424]424
  TNA SP 31/3/26, l. 32.


[Закрыть] Цветкович, посланник императора, прибыв в Англию, сообщал, что «шут королевы сказал правду, уверяя, по-английски… что ей не следует выходить за короля Франции, ибо он всего лишь мальчик и неженка; зато ей следует выйти за эрцгерцога Карла, и тогда он не сомневается в том, что скоро она родит своего малыша. Я сказал королеве, что дети и шуты говорят правду, и потому надеюсь, что она услышала слова истины, но она только посмеялась».[425]425
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 233.


[Закрыть]

Многие советники Елизаветы разделяли ее сдержанность. Граф Суссекс боялся, что король станет пренебрегать своей старой женой, уедет на родину «и, в соответствии с французскими обычаями, будет жить там с красивыми девушками и, таким образом, всякая надежда на наследника окажется напрасной».[426]426
  CSP Foreign, 1564–1565, 321; TNA 31/3/26, l. 1; Von Klarwill, Queen Elizabeth, 224.


[Закрыть] Но де Фуа возразил, что весь мир «изумляется тому, какой ущерб она наносит редким дарам Господним: ее наделили красотой, мудростью, добродетелью и высоким положением, а она отказывается оставить после себя законное потомство», и добавил, что, «если их брак состоится… плодом его станет самый прославленный наследник, какого не знали последнюю тысячу лет».[427]427
  Bertrand de Salignac, Seigneur de La Mothe Fénélon, Correspondance Diplomatique, ed. A. Teulet, in 7 vol. (Paris, 1838–1840), II, 117–119.


[Закрыть] Какое-то время Елизавета притворялась, будто думает над этим предложением, отчасти для того, чтобы добиться возобновления дружественных отношений с Францией, а отчасти для того, чтобы умиротворить собственный парламент, который неустанно обращался к ней с петициями выйти замуж. Однако к весне переговоры заглохли сами собой. Сватовство Карла IX не снискало поддержки членов Тайного совета; путь для эрцгерцога Карла оказался свободен.

Когда в мае в Англию приехал Цветкович, двор взбудоражила новость о скором браке Марии Стюарт и лорда Генри Дарнли. Тайный совет постановил, что «единственным важным и действенным средством справиться с этими бедствиями и многими другими… добиться того, чтобы ее королевское величество вышла замуж и в том не допускала долгой отсрочки».[428]428
  ‘Summary of the advice given by the Privy Council’, 4 june 1565, TNA SP 52/10, l. 148–151.


[Закрыть] На аудиенции 20 мая Елизавета сказала Цветковичу, что хочет начать переговоры о браке:[429]429
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 208–209.


[Закрыть] хотя она «в прошлом всеми средствами стремилась остаться незамужней… в соответствии с постоянным давлением, какое накладывает на нее положение страны, теперь она решила выйти замуж».[430]430
  Ibid., 208–210, 225.


[Закрыть] Однако она не согласится идти под венец, не увидев вначале своего жениха. Может ли эрцгерцог приехать инкогнито, чтобы проверить, понравятся ли они друг другу?

«Я опросил нескольких достойных доверия особ относительно девичьей чести и непорочности королевы, – сообщал Цветкович, – и выяснил, что ее поистине и по правде восхваляют и превозносят за ее королевскую честь, а против нее ничего нельзя сказать, и вся клевета на нее суть порождение зависти, злобы и ненависти». Дадли он называл «добродетельным, набожным, учтивым и в высшей степени нравственным человеком», которого королева любит, «как сестра, со всей девической честью, целомудренно и искренно… о том, что она хочет выйти за него замуж или испытывает к нему что-либо, кроме чистейшей привязанности, не может быть и речи».[431]431
  Ibid.


[Закрыть] Елизавета заверила Цветковича, что она «заботится о своей королевской и девичьей чести» и что она «сама оправдается» перед императором «по поводу той клеветы, какая ее окружает». Она выражала надежду, что император поймет: «Она во все времена действовала во всех делах, соблюдая должные приличия и внимание».[432]432
  Ibid., 217.


[Закрыть] Она сказала, что «слышала о великой любви, какую питал покойный император Фердинанд к своей жене, и потому надеется, что то же самое можно ожидать от его сына». Цветкович заверил ее, что эрцгерцог Карл унаследовал отцовские добродетели и «будет всю жизнь любить и почитать свою супругу». В заключение Цветкович написал: «Королева была рада услышать мои слова и сказала мне, что у нее есть камер-фрейлина, к словам которой она прислушивается и которая считает: даже если ее муж некрасив, она, королева, должна быть довольна, если он будет любить ее и будет добр к ней».[433]433
  Ibid., 229.


[Закрыть] Можно с уверенностью утверждать, что дамой, на которую ссылалась Елизавета, была Кэт Эшли. Кэт много лет прожила в браке со своим мужем Джоном и делилась с Елизаветой своим опытом. Она растила Елизавету с раннего детства, воспитывала ее и давала ей советы.

Несмотря на очевидное воодушевление королевы, Цветкович не слишком верил в склонность Елизаветы выйти замуж и боялся «уловок». Он считал, «что она решила не выходить замуж и потому не находит никого, кто понравился бы ей; а если она и выйдет замуж, то только за графа Лестера». В самом деле, несмотря на то что переговоры продолжались, при дворе вновь поползли слухи о близости Елизаветы и Лестера. Незадолго до приезда императорского посланника достоянием гласности стала междоусобица между Дадли и его главным врагом, Томасом Говардом, 4-м герцогом Норфолком, первым аристократом Англии и двоюродным братом королевы. Когда Норфолк и Дадли в присутствии королевы играли в теннис, Дадли «стало жарко и он вспотел»; он взял из рук королевы платок и вытер им лицо. Такой поступок намекал на большую близость и считался в высшей степени неучтивым. Норфолк рассвирепел и собирался ударить Дадли, которого назвал «слишком наглым», ракеткой по лицу. Елизавета, естественно, заступилась за Дадли и, по словам одного очевидца, «обиделась на герцога».[434]434
  CSP Scot, 1563–1569, 140; TNA SP 52/10, l. 68r.


[Закрыть]

Позже к Дадли пришла делегация знати, возглавляемая Норфолком; ему приказали перестать прикасаться к королеве и заходить к ней в опочивальню рано утром, до того как она встала. Норфолк заявил, что Дадли часто «принимал на себя обязанности ее камеристки, передавая ей одежду, которой не подобает находиться в руках главного конюшего». Кроме того, он обвинил Дадли в том, что тот «целует ее величество, когда его о том не просят».[435]435
  Fénélon, Correspondance Diplomatique II, 120.


[Закрыть] Герцог Норфолк требовал, чтобы Дадли уговорил королеву выйти за эрцгерцога, добавив: «Горе не замедлит обрушиться на него, ведь все те, кто желает видеть королеву замужем, то есть все подданные, в задержке винят его одного».[436]436
  CSP Span, 1558–1567, 518.


[Закрыть]

Глава 16
«Глубоко опечаленная»

В мае 1565 г. Елизавета не выдержала напряжения, царившего при дворе. Все давили на нее, требуя выйти замуж и произвести на свет наследника; кроме того, она тревожилась из-за брака Марии Стюарт. У нее случился истерический срыв. Выкрикивая дикие обвинения в адрес Дадли, Сесила и Трокмортона, она заявила: все, кто давит на нее и требует выйти замуж, на самом деле хотят ее смерти. Она понимала, что после замужества Марии на нее еще сильнее будут давить, призывая поскорее выбрать мужа и родить наследника, и такое будущее наполняет ее ужасом. Сесил уверял королеву, что никто не принудит ее делать что-либо против воли; к чему бы она ни склонилась, ее подданные всегда сохранят ей верность. Однако оба понимали: такие уверения никак не покончат с призывами выйти замуж.[437]437
  TNA SP 31/3/25, l. 200–201.


[Закрыть]

Наряду с общей тревогой из-за неопределенности с престолонаследием продолжались и злобные сплетни. В разговоре с де Сильвой Елизавета призналась, как огорчают ее упорные слухи о ее поведении и манерах: «И в собственной стране, и во всем мире меня обвиняют во многом, и среди прочего в том, что я выказываю больше благосклонности Роберту, чем следует; порицают мою нескромность. Нет ничего удивительного, что повод к таким разговорам подают молодая женщина и молодой мужчина высоких качеств, к чьим заслугам и доброте я выказываю милость, хотя и не такую, как он заслуживает, но одному Богу известно, что все это клевета. Придет время, и мир обо всем узнает. Моя жизнь проходит у всех на виду; во всякое время вокруг меня столько свидетелей, что я не понимаю, как могло сформироваться такое дурное мнение обо мне».[438]438
  CSP Span, 1558–1567, 386–387.


[Закрыть]

Для Елизаветы настали трудные месяцы. Чем сильнее утомляли ее государственные дела и оказываемое на нее давление, тем больше она полагалась на поддержку и суждения своих камер-фрейлин.

Когда в начале лета заболела Кэтрин Ноллис, Елизавета немедленно послала к ней своего врача, доктора Роберта Хьюика. Елизавета не только регулярно справлялась о состоянии Кэтрин, но и знала, что Кэтрин необходимо быстро восстановить здоровье. В самом деле, заболела она крайне некстати. Всего через несколько недель старший сын Кэтрин, Генри, должен был жениться на Маргарет Кейв, одной из фрейлин королевы, во дворце Дарем-Хаус на Стрэнде. Королеву пригласили на свадьбу почетной гостьей; так как требовались еще срочные приготовления, важно было, чтобы Кэтрин скорее выздоровела.

К счастью, визит Хьюика, похоже, помог достичь цели, и состояние Кэтрин быстро улучшалось. Поэтому она присутствовала на свадьбе сына 16 июля.[439]439
  Ibid., 446; Adams (comp.), Dudley Household Accounts, 478.


[Закрыть] После роскошного пира гостей развлекали танцами, которые затянулись глубоко за полночь. После болезни Кэтрин и припадков Елизаветы свадьба стала прекрасным поводом для поднятия духа.

В то время королева жила в Ричмонде, дворце, который славился своими башенками, куполами, увенчанными золотыми и серебряными флюгерами, «певшими» в ветреные дни, и красивейшим парком. Елизавета называла Ричмонд своей «теплой шкатулкой»; его крытые галереи – мощеные, покрытые плиткой, украшенные золочеными гербами, розами и опускающимися решетками – соединяли между собой все дворцовые помещения, поэтому не было необходимости выходить на улицу, чтобы попасть в любое из сооружений. Большой зал был поистине огромным – 100 на 40 футов. Его украшали фрески с изображением героических английских королей. Внутренние покои королевы размещались в большом трехэтажном каменном здании, состоящем из двенадцати комнат; в дополнительных комнатах Елизавета селила самых близких для себя людей. Дворцовый парк занимал площадь 10 акров. В большом саду для нужд двора выращивали великолепные персики, яблоки и терносливы. Кроме того, в огороде росли различные виды салатов и зелени для восемнадцати дворцовых кухонь, а розовую воду и срезанные цветы посылали из Ричмонда в другие дворцы.

Прошло всего два дня после свадьбы сына Ноллис, и Елизавету постигло большое горе. 18 июля умерла ее любимая Кэт Эшли, которая во многом заменяла Елизавете мать. Кэт заболела за несколько месяцев до того, но потом выздоровела. Ее последняя болезнь протекала быстро, а состояние стремительно ухудшалось. Королева провела предыдущий день у ее постели, а на следующее утро ей сказали, что ее обер-гофмейстерина скончалась. Внутренние покои погрузились в глубокий траур; никто не говорил громко, все лишь перешептывались. Придворные дамы разделяли горе королевы. Последующие недели и месяцы их объединяло чувство общей потери. Все привыкали жить без той, на кого привыкли полагаться.

Как Цветкович написал императору Максимилиану, смерть Кэт Эшли «так опечалила королеву, что она не призывала меня к себе до 22 июля». Однако даже в трауре Елизавета понимала, что должна по-прежнему вершить государственные дела; не забывала она и о предложении эрцгерцога Карла. «В этот день, – писал Цветкович, – я известил ее о решении вашего императорского величества, чтобы она забыла о горе. Она, однако, сообщила мне, что в таком важном вопросе она должна подумать, и я оставил ее в чуть более радостном настроении».[440]440
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 247.


[Закрыть]

Известие о кончине Кэт Эшли быстро распространилось за пределы двора и даже за пределы Англии. Ее смерть «сильно опечалила» королеву, писал испанский посол в своей депеше в Мадрид. Получив письмо де Сильвы, Филипп приписал на полях: «Какой же она была еретичкой».[441]441
  CSP Span, 1558–1567, 455.


[Закрыть] Хью Фицуильям, английский дипломат, служивший при французском дворе, сокрушался, что теперь, «когда мистрис Эшли нет, у него не стало друга, к кому можно было бы обратиться с жалобой».[442]442
  CSP Foreign, 1566–1568, 130.


[Закрыть] Ее смерть стала большой потерей для тех послов и дипломатов, которые узнавали от нее последние новости и сплетни.[443]443
  TNA 70/39/110; BL Add. MS 48, 023, l. 352, 353v, 366.


[Закрыть]

Теперь обер-гофмейстериной стала Бланш Парри, которая находилась на службе у Елизаветы дольше остальных. Она стала главной наперсницей королевы. Как писал ее племянник Роуленд Вон, двор теперь находился «под командованием мистрис Бланш Парри».[444]444
  Rowland Vaughan, His Booke – Most Approved and Long experienced water workes containing the manner of winter and summer drowning of Meadow and Pasture… (London, 1610).


[Закрыть] С ранних дней жизни, когда Бланш качала колыбель принцессы, Елизавета и ее преданная валлийка были тесно связаны; по мере того, как Елизавета взрослела, крепли и их узы. Они обе любили книги и лошадей, и, пока Бланш не состарилась и не ослепла, они часто совершали совместные верховые прогулки. Одной лишь Бланш в дополнение к обычному жалованью платили «конину» в знак признательности к ней королевы. После смерти Кэт Эшли Елизавете пришлось рассчитывать на тесный кружок преданных ей фрейлин; они осуществляли повседневный уход. Кроме того, она искала у них дружбу и утешение, которые издавна находила у Кэт. Фрэнсис Ньютон, дочь сэра Джона Ньютона из Глостершира, служила камер-фрейлиной с начала правления Елизаветы, до того как в феврале 1560 г. во дворце Уайтхолл вышла за Уильяма Брука, барона Кобэма.[445]445
  TNA LC/4/4/3, l. 53v; BL Lansdowne MS 4, № 88, l. 191.


[Закрыть] «Без отрыва от службы» леди Фрэнсис Кобэм родила шестерых детей, очень похожих на леди Фрэнсис, ее мужа и сестру. Всех их изобразили на семейном портрете, датированном 1567 г. Несмотря на частые беременности и периоды, когда она отсутствовала, королева очень ценила леди Фрэнсис. В 1565 г., после того как она родила второго ребенка, Елизавета сделала ее хранительницей королевской гардеробной. Она отвечала за наряды королевы – пост, который до тех пор занимала Дороти Стаффорд.

В период после смерти Кэт Эшли Елизавета все больше полагалась на леди Фрэнсис; она не отпускала ее от двора почти до самых родов.[446]446
  Сначала она должна была поехать в Дувр, чтобы встретить принцессу Сесилию Шведскую. TNA SP 12/37, № 28, l. 58–59v.


[Закрыть] И даже в фамильном особняке в Кенте леди Фрэнсис, искусная портниха, провела последние недели беременности за шитьем. Она готовила новогодний подарок для королевы.[447]447
  Folger Library, Talbot MS X.d. 428 (16).


[Закрыть] Шить ей помогала ее ближайшая подруга Бесс Сент-Лу (которую позже стали называть Бесс из Хардвика). Бесс назначили камер-фрейлиной в первые годы правления Елизаветы; потом она попала в опалу из-за своего якобы пособничества незаконному браку Кэтрин Грей, который случился за пять лет до того, и ее уволили с королевской службы. Хотя в последующие годы ее отношения с Елизаветой восстановились, во внутренние покои она уже не вернулась. В письме Бесс в ее имение в Четсуорте (Дербишир) леди Кобэм подробно рассказала, как шьет рукава «такой ширины, которая лучше всего подойдет королеве… они тонкие и необычные. Посылаю вам тесьму и сетку [кружево] для королевы той же работы, чтобы сочетались с рукавами… Мода сильно переменилась с тех пор, как вы служили при дворе. Десяти ярдов хватит на воротник и манжеты».[448]448
  Ibid.


[Закрыть] 22 ноября 1566 г. у леди Фрэнсис родился сын, которого назвали Генри, а через несколько недель Фрэнсис вернулась на службу, поручив ребенка заботам кормилицы.

В месяцы траура после смерти Кэт Эшли произошло еще одно волнующее событие. В ноябре 1565 г. Анна Рассел, шестнадцатилетняя дочь графа Бедфорда, ставшая фрейлиной вскоре после вступления Елизаветы на престол, вышла замуж за Эмброуза Дадли, графа Уорика, брата королевского фаворита. Жених был на двадцать лет старше невесты. Венчание состоялось в королевской часовне в Уайтхолле. Свадьбу отмечали при дворе очень пышно: она символизировала объединение двух ведущих протестантских придворных семей. Анна, теперь графиня Уорик, была повышена до камер-фрейлины и впоследствии оставалась в «ближнем кругу» королевы; вскоре Елизавета стала относиться к ней как к близкой подруге и поверенной. Ее племянница, Анна Клиффорд, позже заявит, что ее тетка «была более любима и пользовалась большей милостью королевы, чем любая другая женщина в стране, и не меньшей милостью при дворе и во всех владениях королевы».[449]449
  G. C. Williamson, Lady Anne Clifford, Countess of Dorset, Pembroke and Montgomery, 1590–1676: Her Life, Letters and Work (Wakefield, 1967), 37.


[Закрыть]

29 июля 1565 г. двор переехал в Виндзор. Елизавета обычно проводила в Виндзорском замке лишь в летние месяцы: в старом замке было особенно холодно и сыро, и казалось, что его невозможно прогреть. Под окнами королевских покоев пристроили каменную террасу, где она могла «дышать воздухом» перед ужином или быстро прогуливаться по утрам, «чтобы разогнать кровь».[450]450
  Tighe and Davis, Annals of Windsor, 639. В 1577 г. стену нарастили, «дабы не позволять гуляющим в саду декана видеть прогулку королевы». Annals of Windsor, I, 641.


[Закрыть] В большом парке Виндзора Елизавета отдавалась своей страсти: верховой езде и охоте. Она щеголяла своим умением обращаться с лошадьми во время погони. Как писал Гусман де Сильва, «она скакала так быстро, что обгоняла всех, и фрейлины и придворные, которые были с ней, оказывались посрамлены. Для них то была скорее работа, а не удовольствие».[451]451
  CSP Span, 1558–1567, 466.


[Закрыть] Иногда Елизавета и ее дамы стреляли дичь со специально сооруженных трибун к северо-востоку от замка.

В конце августа Цветкович и де Сильва приехали в Виндзор, дабы испросить у королевы официального согласия на свой отъезд. Елизавета оговорила условия свадьбы, и Цветкович должен был доложить обо всем в Вене.[452]452
  Von Klarwill, Queen Elizabeth, 218, 255; J. H. Pollen, ‘Papal Negotiations with Mary Queen of Scots during her reign in Scotland 1561–1567’, Scottish Historical Society, 37 (1901), 469. См.: Wright (comp.), Queen Elizabeth and her Times, I, 207.


[Закрыть] Учитывая, что послы приехали во дворец поздно вечером, а уехать должны были на следующий день, им отвели одну комнату на двоих. Узнав об этом, Елизавета испытала потрясение. Она считала, что, не дав каждому из них отдельной комнаты, придворные проявили неуважение. «Мои придворные будут знать, как с вами следует обращаться, – объявила королева и, повернувшись к послам, добавила: – Вы поселитесь в моих покоях; я дам вам свой ключ».[453]453
  CSP Span, 1558–1567, 465.


[Закрыть] Заверив ее, что они не обиделись, послы отправились к себе.

На следующее утро Дадли повел послов на прогулку по Виндзорскому парку. Возвращаясь во дворец по берегу реки, они проходили мимо здания, в котором размещались внутренние покои королевы. Под окнами королевской опочивальни шут Роберта Дадли, который шел с ними, закричал так громко, что королева подошла к окну в одной ночной рубашке. Полтора часа спустя, одевшись и накрасившись, она спустилась приветствовать послов и, несомненно, отчитать Дадли и его шута.[454]454
  Ibid.


[Закрыть] В другой раз, позже, Гилберт Талбот, сын графа Шрусбери, бродил по арене для турниров в Гринвиче в восемь утра и заметил, как Елизавета выглядывает из окна: «Я устремил на нее взгляд; мне показалось, что она очень стыдится, ибо она была не одета, стояла в одной ночной сорочке. Поэтому, заметив меня после обеда, когда она пошла на прогулку, она больно щелкнула меня по лбу и рассказала лорд-камергеру… как я смотрел на нее утром и как ей стало стыдно».[455]455
  Edmund Lodge, Illustrations of British history, biography and manners, in the reign of Henry VIII, Edward VI, Mary, Elizabeth and James I, in 3 vol. (London, 1838), II, 98.


[Закрыть]

Вскоре после переезда в Виндзор Елизавета узнала, что 29 июля Мария Стюарт тайно обвенчалась с Генри Дарнли. Свадьба состоялась в Холирудском дворце в Эдинбурге.[456]456
  TNA SP 52/19, l. 180r.


[Закрыть] После того как два католика – претендента на английский престол стали мужем и женой, Елизавете показалось, что трон под ней зашатался.[457]457
  CSP Span, 1558–1567, 492; Mortimer Levine, The Elizabethan Succession Question, 165.


[Закрыть] Как сухо заметил Томас Рандолф, посланник Елизаветы, они «отправились в постель не для того, чтобы сообщить миру, что [не похоть] заставила их пожениться, но только необходимость для страны, дабы не оставить ее без наследника».[458]458
  TNA SP 52/1, № 26.


[Закрыть]

Отношения Марии и Елизаветы испортились вконец. «Вся их сестринская близость прошла; ее сменили ревность, подозрения и ненависть».[459]459
  ‘Carte’s History of England, books xviii – xx, 1558–1612’, BLO Carte MS 188, 385.


[Закрыть] Английское правительство сочло брак Марии Стюарт и Дарнли угрозой для монархии. Елизавета отказалась признавать в Дарнли мужа Марии и короля Шотландии. Мария, в свою очередь, начала открыто демонстрировать свой католицизм в Эдинбурге, придавая надежды католикам и в Шотландии, и в Англии.[460]460
  TNA SP 52/10, l. 150v.


[Закрыть] За два года до того папа издал резолюцию, в которой верным католикам разрешалось убить королеву Елизавету. Прощение и «вечная рента» на небесах будут дарованы «любому, кто совершит нападение на королеву, или любому повару, пивовару, пекарю, виноторговцу, врачу, зеленщику, хирургу или человеку другого рода занятий, который уберет ее».[461]461
  Frank A. Mumby, Elizabeth and Mary Stuart (London, 1914), 264, № 2; Wright (comp.), Queen Elizabeth and her Times, I, 126.


[Закрыть] Брак Марии увеличил страх таких покушений.[462]462
  CSP Foreign, 1563, 384–387; BL Cotton MS Caligula B X, l. 299–308.


[Закрыть]