Текст книги "Черное солнце"

Автор книги: Анна Шнейдер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Глава 5

Брюгге, Гент и Антверпен легли одной сплошной полосой, по которой иногда, – в общем, довольно часто, я гнал все сто восемьдесят километров. На шоссе между городами мы редко встречали попутчиков. Скорость охлаждала разум, становилось легче.

Как ко всему относилась Эл? Не знаю. Мы не разговаривали – настолько, насколько это было возможно между двумя людьми, которые день за днем, на протяжении нескольких недель, находятся рядом друг с другом…Слишком близко и слишком далеко.

Наш Grosser Mercedes – «большой «Мерседес», как его называли в Берлине – был великолепной машиной. Черный, элегантный, с отточенными линиями, блестящий на солнце, – я думаю, этот автомобиль нравился Элис, хотя она ни разу об этом не сказала, упрямо сохраняя молчание на протяжении всего пути, который нам оставалось преодолеть до Германии.

Устав от дороги, она перебиралась на большое заднее сидение, где можно было неплохо выспаться. Так мы проезжали день за днем, следуя извилистыми поворотами загородных шоссе. Те дни были на удивление солнечными, и, если позволяла погода, мы опускали крышу «Мерседеса», который, превратившись в кабриолет, был больше похож на грозный воздушный корабль, чем на машину, которая способна ездить по земле. Конечно, мы не могли постоянно находиться в пути, и, по примеру Кале, останавливались в мелких гостиницах, где, самое большее, проводили сутки, а потом снова отправлялись в путь. На самом деле, я очень хотел поговорить с Эл. Но после Кале эта идея казалась еще более странной, чем прежде. Мне хотелось узнать новости о ее брате, Стиве, с которым мы были хорошими друзьями во время нашей учебы в Итоне. Но как бы я ни старался, все мои вопросы о нем Элис настойчиво игнорировала, – пожимала плечом и отворачивалась к окну.

После остановки в Кале она вела себя странно, и я не мог ее понять. Конечно, было бы лестно думать, что так на нее подействовал мой поцелуй, – то, о чем я хотел бы пожалеть, но никогда не жалел, потому что с первого дня нашей встречи в кабинете Баве, и позже, наблюдая за ней, когда она с удивлением рассматривала маску в чалме над памятником королевы Анны, я хотел этого, хотел ее поцеловать; но не эта моя «вольность» была причиной переменчивого настроения Эл. Она смеялась и грустила, впадала в задумчивость или часами сидела почти неподвижно, накручивая на указательный палец длинную прядь волнистых волос. Может быть, так проявлялось ее волнение перед тем, с чем ей предстояло встретиться в Германии, а может, это было совсем не так. Иногда мне казалось, что я слишком много думаю, и можно было бы, – хотя бы на некоторое время, – разрешить себе быть таким же свободным, как Элисон. А она выглядела именно такой – свободной и легкой, несмотря на все тревоги, раздирающие ее изнутри. И я завидовал ее свободе и наивности. Потому что я забыл, что так бывает. Но так – было, действительно было. И если когда-нибудь кто-то вспомнит о нас, о тех, кто выжил или погиб в это беспокойное время, мне бы хотелось, чтобы они знали, что мы часто забывали о войне.

Даже Баве, получивший тяжелейшую контузию на полях Первой Мировой и поражение газом, от которого он лишился половины лица и потому вынужден был носить лицевой протез, даже я, почти не помнивший себя прежним – глупым, вольным мальчишкой, который творил всякие глупости, и форма Итона нисколько тому не мешала. Несмотря на все, что происходило с нами и вокруг нас, мы оставались людьми, желавшими любви и жизни.

* * *

В один из дней, – это было в Ганновере, почти в финале нашего автомобильного одинокого ралли, – Элис была особенно веселой. Мы остановились на обочине шоссе, и уже по привычке убрав крышу «Мерседеса», наслаждались солнцем, берлинером и горячим глювайном. Время словно застыло, мы щурились от солнечных лучей, но Элисон, наконец-то разговорившись, запрещала мне поднимать крышу автомобиля, и со смехом отталкивала мою руку, если я хотел нажать на кнопку, чтобы закрыть машину. Убрав остатки еды в дорожную корзину, она удобно устроилась на переднем сиденье и смотрела в небо. Между нами была та тишина, которая, возникнув, перерастает в доверие. Признаюсь, тогда я позволил настоящей минуте увлечь себя и просто сидел за рулем, ни о чем не думая. Как вдруг Элис вскрикнула и перегнулась через дверь «Мерседеса».

– Ты видел?!

Помню, я нахмурился и отрицательно покачал головой: я ничего не видел, мне было слишком хорошо в ту минуту, впервые за последние девять «взрослых» лет, что я провел в разведке. Эл выгнулась снова, указывая пальцем вверх, в небо, но все, что видел я – ее счастливая улыбка, блеск глаз и плавные линии тела.

– Это был черный стриж! – она повернулась ко мне и заметила, как ее стопы упираются в мое бедро. Прозвучало быстрое «прости!», и Эл, волнуясь, поправила юбку, «правильно» усаживаясь на свое место. С той минуты веселье кончилось, впереди нас ждал Брауншвайг, а за ним – Берлин, в канцелярии которого мы перестанем быть «женихом и невестой», и превратимся в Харри и Агну Кёльнер, богатых немцев, которым нужно узнать, как пройти «наверх», в гнездо Гитлера.

* * *

Два часа назад Эл скрылась за дверью ателье на Унтер-ден-линден, а я остался ждать ее в машине. Это было пятнадцатого февраля, с момента начала власти Гитлера прошло почти две недели, и за это время Берлин успел сильно измениться. Флаги со свастикой, где кровавый круг обрамлял белый, приковывая внимание к черным крючьям в центре, трепал холодный ветер. Но, несмотря на холод, на улицах было очень многолюдно, правда, как мне казалось, движения прохожих были резкими и хаотичными, как у марионеток, еще не привыкших к ниткам, связавшим их по рукам и ногам. Дверной колокольчик мягко прозвенел, дверь открылась и пропустила Эл вперед.

На ней было свадебное платье и белая шляпка с вуалью, которая наполовину скрывала лицо. Она улыбнулась мне, и села рядом, говоря, что теперь мы можем ехать на Александерплатц. Согласно заданию, свадьба Харри и Агны Кёльнер должна была быть скромной, но – со свидетелями. И, не найдя никого из проходивших мимо людей на эти почетные должности, мы решили, что возле канцелярии на самой оживленной берлинской улице свидетелей будет более, чем достаточно.

…Церемония прошла быстро и точно, ровно уложившись в пятнадцать минут, которые были отведены на регистрацию каждой пары. Мы уже подходили к нашему «Мерседесу», когда дорогу нам перешел высокий плотный мужчина. Он остановился перед нами и ждал, пока мы поравняемся с ним. При необходимости, я мог выстрелить из своего «Вальтера» в любую минуту, хотя что было бы потом, когда меня схватили бы и обвинили в покушении – или даже убийстве – самого Германа Геринга? А передо мной и Эл стоял именно он. Рейхсминистр авиации Третьего рейха.

Я не успел подумать о том, догадалась ли Эл, кто он, – жеманная улыбка раздвинула его тонкие губы, когда мы остановились рядом с ним. После приветствий, которыми мы обменялись, Геринг захотел узнать наши имена, и оглянувшись на наш «Мерседес», улыбнулся еще шире. И каково же было его удивление, когда я протянул ему паспорта Харри и Агны Кёльнер и свидетельство о браке, заключенном несколько минут назад. Казалось, что и истории про наш «Мерседес», сделанный по специальному заказу, он вполне поверил. Его смутило, что мы приехали на «машине фюрера» – так он выразился, потому что правом ездить на таких автомобилях обладали только высшие чины нынешней Германии. Сказав «ну раз уж вы немцы!», Геринг захохотал, поправил козырек серой фуражки, и, возвращая мне документы, пристально посмотрел на Эл. Я почувствовал, как она вздрогнула и сжала мою руку. Потом, сделав легкое движение вперед, очаровательно улыбнулась Герингу и наклонила голову в знак благодарности. А он, звонко хлопнув в ладоши и глядя на нас долгим взглядом, ответил, что не оставит нас, пока не увидит поцелуй молодоженов. Фраза была произнесена вполне благодушно, но за этим покровом был явно различим приказ.

Мы посмотрели друг на друга, и когда я наклонился к Эл для поцелуя, она быстро закрыла глаза, чуть приподняв голову вверх. Ее губы были сухие, – совсем не такими я помнил их с момента нашего поцелуя в Кале. Дыхание Эл стало горячим и прерывистым, она хотела сделать вдох и не могла. Поцелуй вышел неловким, и Геринг, снова рассмеявшись, махнул рукой, словно завершая свое «выступление» и говоря, что мы – «настоящие молодожены, если целуемся так неуклюже». Прощаясь с нами, он выразил пожелание о новой встрече, которая должна была состояться этим же вечером, назвал адрес, подмигнул Эл и исчез в плотной толпе прохожих.

Глава 6

Геринг давно растворился в толпе, но Эл все так же стояла на тротуаре перед мэрией, пытаясь разглядеть его среди прохожих. Холодный ветер играл вуалью ее белой шляпки, но девушка застыла, словно в гуле уличной толпы ей одной было слышно то, что осталось тайной для всех остальных.

– Агна, пойдем, – наклонившись к девушке, сказал Харри.

Элис рассеянно скользнула взглядом по лицу Эдварда и снова начала рассматривать прохожих. Неужели она думала, что снова увидит Геринга? Вздохнув, Эдвард встал позади Эл, и, закрывая ее от колючего холода, взял за локоть.

– Но…где он? – словно очнувшись ото сна, она с тревогой смотрела по сторонам.

– Пойдем, нам пора.

– Но куда он ушел? Это же…

– Я знаю, Агна, – не желая идти, Элисон упиралась изо всех сил, и Эдварду пришлось приложить немало усилий, чтобы сдвинуть ее с места и не быть грубым. Может быть, сам Эдвард не рассчитал силу, а может быть Эл, забывшись, слишком сильно выворачивалась из его рук, но сходя с тротуара, она неловко повернулась и вскрикнула от боли в плече.

– Ты в порядке?

Они стояли у машины и смотрели на друг друга, а затем Эл, взявшись поврежденной рукой за ручку автомобильной дверцы, рванула ее на себя. Новая волна боли обдала ее жаром, но Элис, упорно храня молчание, села в машину, спрятавшись в самом дальнем от водительского места углу. «Убежище» было смехотворным. Тем более, что у Эдварда не было никакого намерения тревожить Элисон, но, если подобрав под себя ноги и свернувшись в комок она чувствовала себя лучше, что ж, пусть.

Милн резко руль влево, и, развернув «запрещенный» автомобиль, помчался в фешенебельный район Груневальд, где у новоиспеченной четы Кёльнер был шикарный дом.

* * *

На часах было без четверти девять, когда Элис, одетая в темно-зеленое длинное платье, вышла из своей спальни и направилась к радиоприемнику. Она долго искала нужную волну, но когда нашла, не услышала ничего, кроме музыки Вагнера.

– Опять! – Элисон с такой злостью крутила ручку приемника, что гостиная наполнилась звуками радиопомех, извещая всех, кто только мог быть в доме, что на данной частоте эфиры отсутствуют, – иди к черту! – ударив по крышке радио правой рукой, Эл снова поморщилась от боли. Когда она уже запомнит, что утром повредила эту руку?

Словно отвечая на шум, вторая дверь, ведущая из гостиной в другую спальню, открылась, и на пороге показался Милн. Застегнув запонку, он оглядел комнату.

– Агна?

Элис оглянулась на Эдварда и зло посмотрела ему в глаза. Ей хотелось сказать, что она никакая не «Агна», но вовремя остановилась.

– Эфир закончился.

– Да, только что. Я послушал музыку.

– И что же?

– Я не стану тебе отвечать, когда ты так злишься. Кроме того, нам пора.

– Ты все время говоришь одно и то же: «нам пора», «нам надо идти», «пойдем»…мне это надоело!

Выражение лица Милна не изменилось, не считая того, что одна бровь приподнялась, немного напоминая крышу домика с детского рисунка. И если бы Элис знала его лучше, она бы поняла, что это забавное изменение в его лице – ничто иное, как предупреждение. Но фрау Кёльнер была слишком увлечена собой, чтобы заметить в этот момент что-то еще. Ступая бесшумно, Милн подошел к бару, спрятанному в большом глобусе, отвел крышку назад и уставился на графины и бутылки со спиртным разных видов и сортов.

– Сегодня важный вечер, Агна. Вполне вероятно, от того, как он пройдет, будет зависеть очень многое, – после слова «очень» Эдвард замолчал, – поэтому, если ты и дальше намерена вести себя как маленькая капризная девочка, то тебе лучше остаться дома.

– Я не хочу быть фрау Кёльнер, – с горечью произнесла Элисон.

– Что ж…хотя бы в этом мы согласны друг с другом.

Входная дверь громко хлопнула и Элис осталась одна.

Глава 7

– Я могу помочь, – Эл остановилась за спиной Эдварда, наблюдая за тем, как он готовит машину к поездке.

– Я почти закончил, – Милн наклонился над сидением, на котором обычно сидела Эл, и поднял с коврового покрытия крохотную мятую ромашку. Выпрямившись, он покрутил цветок в руке и аккуратно положил его между двумя камнями, – можешь садиться в машину, Агна.

Милн прошел мимо Эл и открыл дверь «Мерседеса» с водительской стороны. Дверца приятно щёлкнула, закрываясь за девушкой, и она принялась поправлять шелковое платье. Прошло несколько минут, Элис подумала, что Эдвард ждет, пока она закончит возиться с платьем, но он молчал, и, казалось, даже не собирался заводить автомобиль.

– Харри, что случилось? – Эл коснулась локтя Милна, и он резко отвел руку в сторону.

Последовал глубокий вдох.

– Сегодня утром, возле мэрии, мы с тобой видели Германа Геринга, «министра без портфеля», рейхсминистра авиации, или, что еще проще – того, кто очень близок к Гитлеру. Сейчас мы едем в дом Йозефа Геббельса…

– Министра пропаганды, он тоже входит в ближайший круг Гитлера, – в тон Эдварду продолжила Элисон, – зачем ты говоришь мне это?

– Я хочу быть уверен, Агна Кёльнер, что вы в полной мере понимаете, куда именно мы сейчас отправимся, – Милн так пристально посмотрел на Элисон, что она не выдержала его взгляда и отвела глаза в сторону, – ты все помнишь?

– Да. Я – Агна Кёльнер, твоя жена. Сегодня утром мы поженились в мэрии, а в конце церемонии купили это, – Эл ткнула пальцем в книгу с заголовком «Mein Kampf» и угодила прямо в глаз Гитлеру. Ты – Харри Кёльнер, глава филиала…

– Где твое кольцо? – резко спросил Милн, снова смотря на Элисон.

Послышалось тихое «merde!», и зеленое платье исчезло в темноте. Элисон вернулась очень быстро, и вытянув вперед левую руку, продемонстрировала Эдварду массивное обручальное кольцо, закрывавшее всю фалангу ее безымянного пальца. Оно было сделано в форме ромба, острые вершины которого расходились вверх и вниз, а центр кольца, где сходились грани, выполненные из золота и серебра, украшало множество бриллиантов. Милн коротко кивнул и поднес руку к замку зажигания, когда Элисон спросила:

– Как мне себя вести?

– Просто хорошо сыграй свою роль. И притворись, что любишь меня.

От поворота ключа «Мерседес» взревел и выехал на дорогу.

* * *

Особняк на Рейсхканцлер-платц светился огнями, когда Харри и Агна Кёльнер шли к широкой мраморной лестнице. Харри подал руку, и Агна с улыбкой сжала его ладонь.

– Я была влюблена в тебя. В то Рождество, помнишь? И потом, долго после него.

Черные блестящие ботинки застыли на месте.

– Я хотела, чтобы… – огромная входная дверь особняка медленно отъехала в сторону и слова Элис, сказанные шепотом по-французски, исчезли в темноте. Служанка с улыбкой смотрела на то, как Харри и Агна неторопливо приближаются к дому ее хозяина Йозефа Геббельса. Фрау Кёльнер любезно улыбнулась девушке, а Харри, ловко сняв с плеч своей супруги накидку с меховой оторочкой, расшитую сзади золотой ниткой по темно-зеленому бархату, застыл на месте, уставившись на спину Агны.

На обнаженную красивым вырезом спину Агны.

Почти соприкасаясь с краями выреза, по спине сбегала вниз тонкая золотая цепочка. Харри пробежал взглядом по спине Агны, удивляясь тому, как точно все грани цепочки образуют идеальный золотой треугольник, и, посмотрев на его перевернутую вершину, увидел ответ – внизу, в точке соединения двух граней треугольника, раскачивался маленький бриллиант. Сверкая разноцветными огнями, он едва касался ложбинки на спине Агны, и снова уходил назад, создавая эффект драгоценного маятника, к которому неизменно возвращался взгляд стороннего наблюдателя.

Тихо выругавшись, Харри прикрыл глаза. А открыв их, увидел как Агна, улыбаясь, идет навстречу Герингу, который уже заметил и ждал ее. Левая ладонь министра едва скользнула по спине девушки и вытянулась вдоль толстого тела Геринга.

Сделав шаг вперед, Харри быстро прошел по гостиной, остановился рядом со своей женой и обнял ее за талию.

– А вот и он! – Геринг, страдая манерами устаревшей театральности, широко улыбнулся Кёльнеру, и, изучив его лицо за пару секунд, энергично выбросил вперед правую руку для приветствия, – а я подумал, что вы не придете.

– Мы не могли пренебречь таким приглашением, – голос Агны прозвучал так близко, что Харри почувствовал ее дыхание. Фрау Кёльнер перевела взгляд на мужа и чудесно улыбнулась ему.

– Рад это слышать, фрау Кёльнер. Такой случайностью нельзя пренебрегать, тем более в день свадьбы. Оркестр заиграл «Ich Steh mit Ruth gut», и последние слова Геринг прокричал, наклоняясь вперед, к фрау Кёльнер. Затем он отошел к большой группе гостей и Харри пригласил Агну на танец.

Незатейливая песня звучала в точности как рождественские мелодии, и Агна очень старалась танцевать как можно лучше, хотя все время, что длился танец, ее не покидало ощущение нереальности происходящего.

Музыка еще звучала, когда Йозеф Геббельс подошел к Кёльнерам и остановил их танец. Не утруждая себя приветствиями, он остановился в двух шагах от Агны, и рассмотрев ее фигуру жестким взглядом темно-карих глаз, сказал так громко, чтобы его слышало как можно больше гостей.

– Кто вы?

Повернувшись лицом к Геббельсу, но успев посмотреть на Харри, Агна ответила:

– Здравствуйте, министр. Я Агна Кёльнер, а это мой муж, Харри Кёльнер.

Взгляд Геббельса остановился на темно-рыжих волосах Агны и вспыхнул.

– Геринг сказал мне, что вы приехали только сегодня утром. Для чего?

– Я назначен главой филиала фармацевтической фирмы «Байер», министр, – учтиво ответил Харри, переводя внимание министра пропаганды и просвещения на себя, – моя супруга сопровождает меня в поездке. К тому же, мы не могли отказать себе в удовольствии пожениться в таком прекрасном городе, как Берлин.

Пепельно-черный взгляд Геббельса обратился на Кёльнера, и в эту минуту к ним присоединился Геринг.

– В самом деле, Йозеф! Я могу сам рассказать тебе о них всё, – Геринг рассмеялся собственной фразе, проверяя взглядом улыбки Кёльнеров. Лица Харри и Агны улыбались, и большим пальцем левой руки Агна не переставая трогала обруч своего кольца.

Геринг заговорил с Геббельсом и медленным шагом увел его в противоположный угол зала. Отвечая своему коллеге по партии, Геббельс вдруг быстро оглянулся на Агну и вновь остановил свой выжженный взгляд на ее лице. Кольцо на безымянном пальце фрау Кёльнер снова сдвинулось вперед.

* * *

Элисон забежала в свою комнату, на ходу закрывая дверь перед Милном. Но это не помогло – стеклянная дверная ручка, ударившись о стену, разбилась на мелкие осколки.

– Ответь мне!

– Нет, я не стану с тобой говорить, когда ты так злишься, – Эл вернула Эдварду его же слова, сказанные им несколько часов назад, и теперь смотрела на него в ожидании ответа.

– Как ты могла надеть такое платье?! Это безумие!

– Неужели? А по-моему, всем оно очень понравилось! – Элис попыталась пройти мимо но Эдвард встал у нее на пути.

– Что ты сказал мне перед тем, как мы поехали туда? «Сегодня важный вечер, Агна. От того, как он пройдет, будет зависеть очень многое», – Элисон так точно изобразила голос Эдварда, что он забыл о своем гневе и в удивлении посмотрел на нее, – и вечер прошел так, как было нужно, Харри Кёльнер. Спроси у Геринга.

– Лучше у Геббельса, – лицо Милна скривилось в отвращении, – он не отстанет от тебя, Элис. И может случится так, что никто не сможет тебя защитить от того, что натворила сегодня твоя красота. Никто. Эдвард долгим взглядом посмотрел на девушку и вышел из комнаты.

* * *

Он проснулся мгновенно, как только почувствовал рядом с собой движение. Нож со свистом рассек темноту, но не встретил никакой преграды. Убрав оружие обратно под подушку, Эдвард поднялся с кровати. Эл стояла перед ним в длинной белой сорочке, застегнутой под самым горлом. Ее правая рука заметно дрожала.

– Ты…ты…они убьют нас? Да? Убьют? – слезы застилали пеленой глаза Элис, и у нее никак не получалось сфокусировать взгляд на фигуре Эдварда. Вместо того, чтобы быть четкой и высокой, она расплывалась и распадалась на светлое и темное пятно. Почувствовав объятия Эдварда, Элисон заплакала еще сильнее. И если бы он не обнимал ее так крепко и тепло, кто знает, сколько бы еще она мучилась от жуткого страха, который не давал ей заснуть. Слезы сбегали на его грудь, она обнимала его так крепко, как только могла, как никого не обнимала до этого. Мерный стук его сердца и слова, которые он шептал ей на ухо, постепенно возвращали Элис из пучин черного страха. Она почувствовала, как сильно устала, и, тяжело втянув воздух в легкие, уткнулась носом в шею Милна. Легко подняв Элис на руки, он отнес девушку в ее спальню.