Текст книги "По рукам и ногам. Книга 1"
Автор книги: Анна Шеол
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
8. По причине того, что ты урод
Солнце ещё не встало, поэтому за окнами кабинета плавала мутно-сиреневая жижа, сквозь которую даже очертания деревьев толком-то не проглядывались. Такая же плавала у меня в голове, оставляя из мыслей только вялые проклятия, которые одно за одним медленно бегущей строкой проплывали в сознании. Последствия генриховской порки давали о себе знать: добрую половину ночи я вертелась на кровати, выискивая, как бы поудобнее лечь, чтобы это не причиняло столько ярких ощущений. В конце концов меня просто вырубило, по-моему, от усталости и боли.
Я стояла перед мучителем, лохматая, как чёрт, зевала, ни на что не реагируя. Проснувшаяся лишь условно. Большая часть меня ещё досыпала после ночи безудержного веселья.
– Кого-то я предупреждал ложиться пораньше, – раздражённо фыркнул Кэри, облокачиваясь на стол и тыкая что-то там в своём телефоне.
– Уснуть не могла долго, – огрызнулась я.
– По причине? – Ланкмиллер был не со мной в комнате, а всё больше в контактах своего мобильника, что-то сосредоточенно там выискивая.
По причине того, что ты урод.
Когда мы уже поедем? Может, хоть в машине отосплюсь.
В кабинете повисло сонное затянувшееся молчание, нарушаемое моим мерным сопением, которое меня же и убаюкивало. О, недосып, все муки Ада. К хорошему быстро привыкаешь, давно у меня не было смен в пять утра, как в старом-добром «Шоколаде».
– Кофе? – Кэри вздёрнул бровь, всё так же не переводя на меня взгляда, поэтому мне показалось, что ослышалась. Или не так поняла его вопросительную интонацию.
– А?
Ланкмиллер выдал какую-то угрюмую усмешку, призванную, видимо, означать, что я совсем отсталая, и стукнул по звоночку на столе. И минуты не прошло, как в кабинет уверенной твёрдой походкой вошла служанка. Она вытянулась по стойке смирно и хорошо поставленным голосом услужливо поинтересовалась:
– Что вам угодно, господин?
– Латте, – коротко бросил Ланкмиллер, служанка, кивнув, вышла за дверь почти сразу же.
Я оживилась. Всегда плохо разбираясь в сортах и разновидностях кофе. Кажется, это избитая классика для утончённых дам. Забавно было бы, если бы он и правда видел во мне такую. Я ещё раз глянула на Ланкмиллера исподлобья и обнаружила, что он вновь с потрясающим интересом уткнулся в телефон. Нет, глупости. Он едва ли вообще видит во мне человека.
Когда кофе принесли, я чуть было замертво не свалилась со стула. Чёрт возьми, запах. Кажется, ничего лучше, чем этот латте, в моей жизни не было и не будет, и это стало абсолютно ясно, едва только горничная переступила порог.
Кэри сдержанно поблагодарил, когда высокий прозрачный стакан водрузили на стол. Я почти на цыпочках подкралась к нему, но замерла в полушаге от стола, поймав на себе тяжёлый упрекающий взгляд горничной. Неужели я уже успела сделать что-то не так, ещё ничего не сделав? Мне требовалось поблагодарить его сначала или что? Упасть в ноги и яростно лобызать ботинки? Не удивлюсь, если здесь так принято.
Горничная гордо удалилась, оставляя за собой шлейф неопределённости вперемешку за запахом стёклоочистителя.
Видя, что я торможу, Кэри недоуменно приподнял брови.
– Пьём! Что глазами лупим? Нам уже ехать пора.
Что за… Неужели это он, а не я, сделал то, что здесь не принято? Что, наложницам кофе в пять утра не заказывают? Странно, Николь он вроде баловал, хоть и закончилось это грустно.
Я взялась за стакан обеими руками, чтобы почувствовать ладонями его тепло. Осторожно подула на пенку, всё ещё купаясь в запахе. Он обволакивал, как тот шоколадный бархатный плед из детства, который доставали из шкафа только с наступлением зимы. Напиток не отдавал отчётливой горечью, как я ожидала, он был ласковым и молочным. И восхитительно вкусным. Я сделала пару небольших медленных глотков, ощущая себя отчего-то очень живой, стараясь дольше удержать кофейную терпкость на языке. Потом вдруг заметила, что Ланкмиллер краем глаза уже давно за мной наблюдает. Допила спокойно.
– Одежду найдёшь на вешалке у кровати, – кивнул Кэри, собирая в кейс какие-то документы.
Я скользнула за ширму, ни слова не говоря, но через пару мгновений выглянула обратно.
– Всё… в порядке? Всего хватает? В смысле… там всё, что ты хотел мне дать? – Я старалась звучать вежливо, чтобы он даже по голосу не заметил моё негодование, но вместо этого вышло как-то потерянно и разбито.
На вешалке у кровати висело тонкое летнее платье, светло-голубое, с узором из мелких полевых цветов, ткань его была приятная, но больше к нему ничего не прилагалось, и это очень смущало.
– А чего ты ещё хочешь от меня получить? – с усмешкой отозвался мучитель, не отрываясь от своего занятия. Мне показалось, это был нехороший тон. Он точно знал, что это будет за разговор, может, даже представлял его у себя в голове. Иначе бы он так мерзко не ухмылялся. Я точно проиграла в его версии развития событий.
Тоже мне сюрприз, ведь он не оставил мне и шанса.
Я невольно вспыхнула, то ли от самого вопроса, то ли от тона, которым он был задан.
– Нижнее бельё. Его не хватает.
Мозгов у кого-то из нас не хватает.
– Лифчик? – Ланкмиллер издевательски изогнул бровь. – Тебе и прятать-то туда нечего.
Пришлось крепко сжать зубы: всё, что я могла воспроизвести в тот момент, – это поток нецензурной брани, угрожавший сделать моё положение ещё более шатким. Было бы не слишком-то умно.
Когда-нибудь меня добьёт в этом доме какая-нибудь мелочь, вроде этой, так, что я кончусь.
На фоне генриховских развлечений уже любые издевательства начинают казаться мелочью. Шевелить плечами, поднимать руки оказалось одурительно больно, как будто бы даже хуже, чем вчера. Поэтому, чтобы влезть в очень простое по своей сути платье, без всяких застёжек в труднодоступных местах, я убила несколько минут. И это было несколько минут мучений.
– Кику, солнце, долго ты там? – проворковал Кэри по ту сторону ширмы. – Машина уже готова.
Да у него, кажется, крупная беда в черепной коробке, раз одна только возможность просто унизить кого-то столь существенно поднимает ему настроение.
Интересно, как там дела с самооценкой? Не стоило бы навестить психотерапевта? А то пока всё выглядит так, будто он самоутверждается о бывшую официантку бордель-кафе. Такие, как я, вообще в самом низу пищевой цепочки. Не лучшая кандидатура для самоутверждения, как ни крути. Я вышла к нему, зеркаля его похотливую усмешку своей мрачной, но всё равно не смогла избежать липких мурашек, которые скользнули вниз по лопаткам от его взгляда.
Машина действительно уже была готова, тот чёрный джип, на котором я приехала в поместье Ланкмиллера в первый раз. Только без водителя. Кэри предложил мне первое сиденье рядом с ним, самостоятельно пристегнул. Машина плавно тронулась. От въезда в Витто было всего километров двадцать, которые мы проехали в молчании. Я сжимала коленки и сосредоточенно сопела. Ощущения были… непривычные. Утренние сумерки ещё не до конца развеялись, и машин на дороге почти не было. Я начала потихоньку подремывать, прислонившись виском к стеклу, проснулась уже почти у самой границы. Приоткрыла левый глаз и покосилась на мучителя исподтишка. У него не было этой милой привычки слушать радио в дороге: утренние новости, дурацкие песни… Вместо этого в салоне висела гнетущая тишина, которая действовала на нервы.
– Мы будем жить в столице? – Я спросила, чтобы развеять тишину, не потому что мне очень хотелось поболтать о ерунде с мучителем, а потому что даже это было лучше его многозначительного молчания.
– В пригороде. В столице слишком шумно.
Ланкмиллер питает какую-то особую нежную любовь к пригородам, видимо.
– Смотри, – он, не отнимая ладонь от руля, указал вперёд.
Автомобильный поток стал плотнее, и мы мгновенно практически увязли в нём. Чуть вдалеке над дорогой виднелась внушительная арка, выкрашенная в цвета государственного флага, но кроме неё ничего нельзя было разобрать.
– Кордоны?
Мучитель кивнул.
– Приготовь паспорт.
Я полезла в карман и нащупала там шершавую прохладную корочку поддельного документа. Ланкмиллер расслабленно откинулся на спинку водительского кресла и спокойно наблюдал за дорогой в медленно двигающейся очереди из машин. Шель построил на границе целое военное укрепление. Это чтобы предотвратить отток людей, в основном беженцев-нелегалов, беглых рабов. Они всё равно каким-то образом умудрялись просачиваться по чуть-чуть, не все. Многих возвращали, кого-то убивали выстрелом в спину. Но в единичных случаях это всё же заканчивалось удачей, и многие ставили на кон жизнь, чтобы войти в число счастливчиков. Что-то мне подсказывало, что на той стороне границы всё выглядело гораздо менее угрожающе.
Я достала свой паспорт и раскрыла его на странице с именем. У меня вообще был паспорт, хоть когда-нибудь, кроме этого? Не припоминаю. Интересно, где именно он отличается от подлинника? Ах да, в самом видном месте же. В графе «Имя». Я вывела пальцем «Розмари» поверх ненавистного «Кику», но на последней букве рука невольно замерла, так и не закончив слово. Кожа будто покрылась ледяной коркой. Собственное имя вдруг показалось мне безумно далёким и чужим.
– Ты привыкнешь, – пожал плечами Ланкмиллер.
Я вздрогнула от звука его голоса, как будто страдаю нервным расстройством. Он снова наблюдал за мной. Он снова, мать его… Шумно втянула воздух, но этого показалось мало, как будто я вдохнула густой и тёплый мазут, как будто я не вдохнула вовсе. Вдобавок к этим чудесным ощущениям закружилась голова и слегка потемнело в глазах. У меня аллергия на него. У меня реально, чёрт возьми, аллергия на него.
– Кэри… – я тронула Ланкмиллера за плечо, – можешь опустить стекло? Немного.
И заметила, как невольная судорога пробежала по пальцам от его имени.
– Зачем это? – лениво спросил он, даже головы не повернув.
– Сбежать собираюсь, знаешь?! Через окно! – Я от досады хлопнула по бардачку. – Мне нехорошо.
– И что, ты рассчитываешь подышать освежающими выхлопными газами, которые сразу поправят ситуацию? – Лицо Ланкмиллера, кроме безучастной скуки, ничего не выражало, и это почему-то задевало меня довольно сильно.
Мучитель направил на меня струи кондиционера и на этом успокоился. Стало немного лучше, трясучка чуть унялась.
Мы без всяких проблем миновали границу Шеля, всех этих людей с автоматами, натасканных на человеческие запахи собак. Моего мучителя, очевидно, волновало кое-что другое. Впереди показался шлагбаум у въезда в Витто, и Кэри повернул ко мне голову.
– Мне нужно напоминать тебе о том, что…
– Я помню, – выпалила на выдохе, цепенея.
Я помню, как твой начальник охраны чуть не забил меня до смерти, отчего я теперь даже вздохнуть не могу нормально. Я помню, как ты душил меня на полу своего кабинета, как угрожал подвалом. Я всё это прекрасно помню, и мне не нужно напоминать.
– Хорошая девочка.
У меня дыхание перехватило от этой фразы. Захотелось наклониться вперёд, обнять коленки и заорать. Этому помешал даже скорее пристёгнутый ремень безопасности, чем моя собственная сила воли.
Пограничник долго вертел в руках поддельный паспорт, рассматривал под разными углами и на свет. В конце концов вернул обратно с абсолютно непроницаемым лицом, и шлагбаум перед нами открылся. Вот он, въезд в вольное государство, в котором я представляла лучшую из своих жизней, но никогда всерьёз на неё не надеялась. Кто бы мог подумать, что я попаду сюда вот так, в качестве наложницы.
Вскоре начался город. Предместья, похожие на шелевские трущобы, облупленные стены, исписанные бранью, сточные канавы с комьями грязи.
Здесь, очевидно, тоже было кому жаловаться на жизнь.
– Сверкающая столица Анжи, – Кэри воспользовался моим смущением, чтобы поддеть. – Открыть тебе окно, чтоб почувствовала запах свободы?
Я холодно усмехнулась. Анжи не был раем, просто лучший из миров. Странно со стороны Ланкмиллера предполагать, что я питаю по этому поводу излишне радужные иллюзии. Впрочем, неприглядные окраины вскоре плавно перетекли в главный город, сверкающий резким контрастом, обезоруживающий великолепием. Перед нами тянулись широкие светлые улицы, пустые ещё, и я не могла оторваться от окна, чтобы просто перевести дух. Золото совсем недавно взошедшего солнца нежными широкими линиями ложилось на стены домов, чуть дрожало на стёклах окон. Здесь откуда-то было невероятно много света. Он словно даже воздух собой вытеснил.
– Приехали, – неожиданно сообщил Ланкмиллер, паркуясь под липой возле торгового центра. – В жилые районы с личным транспортом нельзя. Дальше пешком.
Ишь ты, бодрый какой.
Я мрачно съёжилась. Ещё далеко было до полудня, и от булыжников тротуара ещё поднималась ночная прохлада. Погодка была, как ни крути, не для летних платьев.
– А что это снова у нас с лицом?
– Холодно.
А кто-то с утра отказал мне даже в нижнем белье.
– Если ты замёрзнешь, только дай знать, мы тебя мигом согреем, – мерзко ухмыльнулся Ланкмиллер, всё больше подталкивая к мысли, что он выводит меня нарочно.
Я не стала огрызаться с ним попусту, как ни крути, чем быстрее мы придём, тем быстрее окажемся в тепле. Пригород оказался более тихим и маленьким, уютные двухэтажные домики жались друг к другу, утопая в зелени. Это, видимо, элитная часть города, для избранных. Что-то вроде того района Шеля, где располагался фамильный особняк Ланкмиллера.
Мучитель держал меня за запястье, пожалуй, даже излишне крепко. Так и подмывало спросить, неужто он так боится потерять свою прелесть. Но я могла нарваться за такие вопросы и потому рисковать не решалась.
Мы шли мимо витрин маленьких магазинов и лавочек, половина из которых оставались закрытыми: книжные и антикварные лавки, товары для рукоделья, кофейни. У одной из них я вдруг остановилась как вкопанная. «Запах корицы». Я невольно закусила губу и оглянулась на Кэри. Это была его сеть, партнёрская. Кондитерская с лучшими пирожными в городе. По слухам, конечно же, попробовать ничего оттуда мне так никогда не доводилось.
Витрина подсвечивалась неярким медовым светом, лампочками по краям, на покрытых вздымающимся шёлком полках стояли торты, пирожные, эклеры: шоколадные, бисквитные, щедро политые взбитыми сливками или просто глазурью.
Рядом с бордель-кафе был один из их магазинчиков. Когда мне случалось ходить мимо, я всегда задерживала дыхание. Иначе восхитительный запах корицы и свежей выпечки острыми кольями застревал под самым сердцем. Я почти ненавидела его за это.
Ланкмиллер, видимо, чтобы вывести меня из ступора, прибегнул к своему козырю. Я почувствовала, как его ладонь коснулась кожи чуть выше колена, правда, почти сразу же принялась подниматься выше, заставляя очень отчётливо вспомнить о том, что я в платье и что под ним нет ничего.
Я принялась отпихиваться от мучителя локтями, сопровождая это злобным кошачьим шипением.
– Ты что творишь, прекрати. Не… делай этого.
Ладонь поднялась выше и скользнула к внутренней стороне бедра.
– Ну хватит, хватит, всё, не нужно надо мной издеваться. Идём уже, холодно.
– Как скажешь, – согласился Ланкмиллер, будто это не он только что устраивал мои пытки с таким дьявольским вдохновением.
По поводу его дома в Витторизе я испытывала противоречивые чувства. Он был самым милым из тех, что мы вообще видели за сегодня: два этажа, красная двускатная крыша, балконы и окна с большими резными ставнями. Перед крыльцом на краю дорожки склонился фонарь, похожий на старинный, газовый, будто сошёл со страницы книжки со сказками. Изящные узорчатые перила и густо увитая плющом терраса на входе. Это тихое, уютное место угрожало стать моей тюрьмой. Здесь меня запрут с этим уродом, которому лишь отдалённо знакомо понятие человечности, который в неё играет, как будто он на сцене драного провинциального театра.
Ланкмиллер первый этаж даже осматривать не стал, сказал, что он для прислуги и гостей и, кроме столовой, здесь буквально нет ничего интересного. На втором этаже располагался просторный рабочий кабинет, две спальни: одна большая, с огромной кроватью, ночниками по стенам, вторая маленькая совсем, только кровать, гардероб и большое окно с пыльным подоконником, выходившее во двор.
– Ах, какая красота, – томно пропел Кэри, скользнув пальцем по перилам винтовой лестницы, – тишина и покой. Знаешь, что? Иди-ка в спальню и подожди меня там.
Пользуясь предложением остаться в одиночестве хотя бы на время, я скользнула в просторную комнату, притворив за собой дверь. Это место можно было даже назвать уютным: светлый лёгкий тюль, словно из взбитых сливок, свисал до самого пола, с левой стороны к окну было придвинуто глубокое кресло с чуть потёртым правым подлокотником. Оставленный на нём плед с густой пушистой бахромой всему интерьеру придавал какой-то чуть сиротливый вид. Я мельком осмотрелась, не теряя надежды на лучшее, но окончилось это разочарованием, потому что нижнее бельё по-прежнему нигде не обнаружилось. Вот прикарманю его семейники, будет знать. Он вообще носит семейники?
Ланкмиллер, словно в ответ на мои мысли о нём, появился в дверях большой спальни и кивком указал на кровать.
Я отвлеклась от занимательного изучения вида из окна и перековыляла в указанное место, присела, свесив ноги, и выжидательно уставилась на хозяина. Тот встретил этот взгляд с титаническим равнодушием, у него было не очень приятное лицо, кислая какая-то мина, как будто ему сейчас нечто неприятное предстоит. Он наклонился, выудил из-под кровати что-то определённо тяжёлое и противно бряцающее, я едва только потянулась посмотреть, как цепь сомкнулась на моей голени.
– Кэри, что ты сделал? – прошептала я, потому что едва ли меня хватило бы на большее. Он знал, что его ответ ни к чему. Я прекрасно видела, что он сделал.
– Без истерик, – неприязненно морщась, предупредил мучитель. – Она достаточно длинная, не будет мешать передвижению по комнате. Уборная там, тоже достанешь, – он указал на неприметную белую дверь в углу, выпрямился и в упор на меня взглянул.
– Ты… не видишь во мне человека, да?
– Поверь, это для твоего же блага. Сниму, если научишься вести себя хорошо. – Он потянулся, чтобы потрепать меня по щеке, но я увернулась от этой ласки. – Ну и кто это тут заливал, что никогда не плачет?
Напрасная попытка разрядить атмосферу.
– Не дождёшься, – ресницы пришлось опустить. – Я… Меня, блин, от ненависти трясёт.
– Ясно, – он таким голосом это сказал уставшим, будто это я тут замотала его вконец своими выкрутасами.
– Сажать на цепь – и для моего же блага? Спасибо большое тебе, хозяин, – глухо проворчала я ему вслед, в дверь, захлопнувшуюся у него за спиной.
Как у тебя совести хватает строить из себя обиженку после такого, прикрывая свои гнусные фетиши заботой. Позорник. Я поднялась с кровати и поплелась обратно к окну. Скоро возненавижу все постели в мире за одну только ассоциацию. Если научусь вести себя хорошо, он цепь быстрее снимет – он так сказал? Интересно, что в его понятии означает это самое «хорошо». Можно подумать, я бунтую тут с утра до ночи.
Цепь бряцала от каждого моего движения, она даже не притворялась чем-то приличным или кокетливым, вроде тех ошейников, купленных им в секс-шопе. Ржавые болты и неприятно холодящий кожу металл, она была чем-то из мира пыток и пугала одним своим наличием. И тем, как это было унизительно, и тем, что мучитель мог достать из этого мира что угодно ещё. Что-то, что будет намного хуже. Я сжала голову руками, еле удерживаясь, чтобы не взвыть.
День тянулся медленно, солнце перемещалось по комнате, переползая с одной стены на другую, бликами отражаясь от циферблата круглых настенных часов. Лежать ничком на кровати и при этом ещё как-то умудряться грызть ногти – занятие слишком-то не привлекательное. Альтернативы, впрочем, особо не было. Я уже облазила все ящики в комнате – и все оказались пустыми, кроме, наверное, тех, что заперты. Чуть не сорвала тут самый кружевной накрахмаленный тюль и почти поскользнулась в ванной. План был перевыполнен.
Ланкмиллер какое-то время вроде бы как работал в кабинете по соседству, потом, наверное, отъехал по делам. Внизу слышались голоса его охраны, кто-то даже занёс мне поднос с едой, но я не успела рассмотреть, потому что исчез этот загадочный благодетель так же быстро, как и появился. Я вяло поковыряла овсяную кашу с сухофруктами, потом на какое-то время даже вырубилась, а когда проснулась, комнату затягивало в сумерки, песчаную сепию. Тишина стояла такая потусторонняя, что я на секунду испугалась, не склеила ли случаем ласты в этом мучительном одиночестве. Боль в рёбрах красноречиво намекнула, что нет.
Входная дверь хлопнула, и на лестнице послышались шаги. Когда Ланкмиллер наконец заявился в комнату, я сделала вид, что не замечаю его, хотя испытала странное облегчение. После нескольких часов бездельного одиночества даже его общество показалось чем-то вроде… неплохого варианта?
– Я в расцвете лет заработаю себе ревматизм, – Ланкмиллер с размаху упал на кровать, – или нервный тик.
Ну, мой хороший, у тебя и так большие беды с головой, ты уже много чего себе заработал.
Я осторожно выползла из-под его руки. Когда задыхаешься, игнорировать сложно. Это не помогло. Кэри на ощупь нашарил мой локоть и дёрнул за него, заставляя повалиться обратно.
– Так… а в чём дело-то? – пробубнила я в воротник ланкмиллерской рубашки. Если буду отползать, руку вывернет.
От чего вообще бывает ревматизм?
– Кику, всё это сложно. Мне нельзя отравиться и выпасть из рабочего процесса. Всего день, а уже такие завалы работы, что хоть вешайся. Я либо за монитором, либо за рулём – спину ломит просто нечеловечески, – почти что простонал Кэри, ероша волосы. – Целый день то суды, то партнёры, то ещё кто…
Я прикинула у себя в голове и тихонько хрюкнула. Ну, это, конечно, куда более напряжённо, чем весь восемнадцатичасовой рабочий день носиться между столиками пьяных похотливых мужиков, разнося их заказы, с перерывом на обед в пятнадцать минут. Я даже немного сочувствую.
– Ну… я могу сделать тебе массаж. Если хочешь. – Он вроде говорил что-то там про инициативу. Может, он её имел в виду под хорошим поведением, за которое можно не сидеть на цепи, как горбатая псина. Стоит попробовать. Стоит попробовать выкрутиться хоть как-то.
Кэри удивленно приподнял брови, выворачиваясь так, чтоб было видно моё лицо. Он изучал его несколько секунд.
– А ты у нас и это умеешь, что ли? – лениво протянул он, приподнимаясь на локтях.
– Угу. У меня диплом педиатра и сильные нежные руки, – пробухтела я, делая скучное лицо, но поспешила смягчиться прежде, чем огребу за свой хреновый сарказм. – Просто… тут вроде как больше нет конкурентов. Все твои нимфы остались в Шеле. Мог бы и не выпендриваться лишний раз…
– Резонно, – усмехнулся Кэри, снисходительно отнёсшись к моему ворчанию. – Только разденься, прежде чем начнёшь.
Я, кажется, поперхнулась. Не иначе, он воображает это таким уж для меня большим удовольствием, что я и к стриптизу ради него готова. Готова, чего уж. Только стриптиза не получилось, лёгкое платье в одну секунду почти без шелеста свалилось к ногам, я замялась немного, потом снова опустилась на кровать, позади принявшего сидячее положение Ланкмиллера. Может, это его практика с нижним бельем так действовала, или дело скорой привычки к трудностям – смущения я почти не чувствовала. Нарочито не спеша помогла ему снять пиджак. Он не торопил – некуда было торопиться. Закончиться всё это должно было постелью, я это понимала, а Ланкмиллер даже сомнений не допускал.
О, так у него подтяжки сегодня. Как мило. Не люблю ремни. Не люблю звук расстегивающегося ремня ещё с детства, из скудных клочочков воспоминаний о том, как отец меня иногда за шалости любовно поддавал под задницу.
Я спустила их и принялась одну за одной расстегивать пуговицы сорочки. У него запонки с золотым драконом. Это фамильный символ? Вроде того, что я видела на гербе в поместье. Чуть приподнялась на коленях, прижавшись к его спине, пытаясь достать до нижних пуговиц. Они поддавались на удивление легко, так, как будто у меня почти не дрожали пальцы.
Кэри снял рубашку и отложил рядом на кровать, я в очередной раз замялась, разглядывая его обнажённые плечи. Начинать так сразу было неловко, вообще касаться его было неловко. Я аккуратно, в целях разведывания обстановки, провела пальцем по коже, едва касаясь. Была так близко, что чувствовала его запах, строгий мужской парфюм.
– Ну хватит нежничать, покажи темперамент, Кику, – хохотнул Кэри то ли с издёвкой, то ли…
– Какой там из меня темперамент…
– Не прикидывайся, – он властно преклонил мою голову к своему плечу, – скромность тебя не красит.
Я от злости сильно в него вцепилась и, видать, попала куда-то в нерв, потому что Кэри тут же зажмурился и зашипел.
– Извини, – буркнула я, – выпусти, неудобно.
Зачесались руки ещё куда-нибудь ему там нажать, но я для отрезвления больно прикусила себе щёку изнутри. Положила ладони ему на плечи и старательно, не спеша принялась за дело.
Ланкмиллер молчал. Я сидела сзади него, поэтому, ему, может, удобно было откинуть голову на моё плечо, глаза он закрыл и, кажется, расслабился в моих руках. А если я ему сейчас нож какой-нибудь под рёбра всажу?
Эх, был бы – всадила.
Заканчивать не хотелось, после этого непременно последует неловкая пауза, а после неловкой паузы секс. Но руки уже болят.
– Тебе… как? Лучше? – Мне ужасно не нравилась новая привычка спотыкаться полуслове, но ситуация очень мешала соображать, путала мысли.
Мучитель ничего не ответил и даже на меня не взглянул. Кажется, он вообще настолько абстрагировался от реальности, что не особо хотел возвращаться обратно. Я потёрлась о его щёку, обиженно пыхтя. Не отзовётся – сейчас встану и уйду. О да, далеко я уйду с цепью-то на ноге.
– Кэри! – снова требовательно боднула в щёку.
Пальцы соскользнули с его плеч вниз по груди и животу. Здорово, я его трогаю, и мне хватает на это смелости. Если подумать, я ещё никого не касалась так. В своей прошлой жизни мне некому было делать приятно, и никто не делал этого со мной. Я неровно выдохнула, чувствуя, как в запястья приходит дрожь. Секс с Кэри определённо не был худшей частью моего нынешнего положения, хотя временами я боялась близости с ним. В моей голове Ланкмиллер жил монстром с чешуёй вместо кожи, и поэтому ощущать ладонью обычное человеческое тепло было так странно.
Краешком сознания скользнула шкодливая мысль – а если ему тоже засос оставить? Хотя нет, вряд ли такое сойдёт мне с рук. Я осторожно поцеловала его в ключицу, потом, облизывая губы, случайно задела её языком. Перешла на шею. Я ничего этого не умею. Странно, что ему до сих пор не смешно ещё от моей старательности. Кэри неожиданно вдруг отстранил меня за плечи.
– Ну нет, только не в губы, – нахмурился он.
– Почему? А… Ах да, – перед глазами яркими вспышками пронеслись одна за другой сцены из прежней жизни, из «Шоколада». Наверняка, Ланкмиллер в силах примерно представить, как это было. То, что это осталось в прошлом, совсем не значит, что этого не было вообще. Он хорошо это понимает. Мне стало мерзко от себя самой, и я сделала попытку тихонько отползти от мучителя, но он взял меня за подбородок, сжимая щёки так, что стало больно.
– И что, это всё?
– Не знаю, чего ты ещё от меня ждёшь, – голос ослаб.
Неосознанно сжимаясь, я опустила взгляд, чем вызвала ланкмиллерское:
– Посмотри мне в глаза, милая. Почему ты такая зажатая у меня, скажи? – Эта сахарная ласка в голосе совсем не обещала его снисходительности. Как раз напротив, тут стоило испугаться.
Наверное, выражение моего лица было очень смешное, но Ланкмиллер ни разу не улыбнулся. Я несколько раз пыталась честно поднять глаза, но через секунду опускала снова. У Кэри был неприятный тяжёлый взгляд, как будто он в чём-то меня обвиняет. Но он на всех так смотрит, кажется. Я просто не могу к этому привыкнуть. Глаза начало щипать. Я инстинктивно отстранялась от него, но издеватель только выше задирал мой подбородок. Он закончил эту пытку, когда казалось, что почти что прожёг во мне дыру. С изучения глаз перешёл на шею. Я слабая, оказывается. Отвратительно.
Кончики его пальцев очертили линии вен, проступавшие под кожей, коснулись ямочки меж ключиц. Я почти даже расслабилась, но Ланкмиллер неожиданно схватил меня за горло, почти перекрывая дыхание. Кажется, он не совсем осведомлён о том, от каких махинаций человек может умереть, а от каких ещё не очень.
Запрокинув голову, даже можно было дышать, но чёрные точки перед глазами мне решительно не нравились. Ну давай, задуши меня, и покончим с этим. Но Кэри медленно отнял руку, изучая оставшиеся на коже следы.
– Восхитительно, – выдохнул он. – Тебе подойдёт ошейник.
А тебе топор в голове.
– Теперь ещё и ошейник? Ланкмиллер, ты издеваешься, – тоскливо простонала я.
– Хозяин, – настойчиво поправил Кэри, отвлекаясь на шкаф со своими игрушками. Мне туда даже смотреть не хотелось, но, едва взгляд упал на ошейник, я даже пожалела краешком сознания, что мучитель меня всё-таки не задушил, как цыплёнка.
Этот был почти как тот самый. Тот, который Кэри заставил меня самостоятельно выбрать. Я ткнула тогда в первый попавшийся, но сейчас бы узнала его сразу. Широкий, кожаный, почти что без излишеств. К нему ещё толстый чёрный шнур привязан был.
От холодного прикосновения к шее я вздрогнула.
– Хозяин? – Я поймала себя на том, что слежу за его руками, ожидая пощёчины. Как будто у меня получилось бы увернуться.
– Хорошо, – одобрительный тон, кивок. По нижней губе скользнул его большой палец. – В постели только хозяин. За ошибки расплачиваться придётся дорого. Уяснила? – Ланкмиллер подкрепил свои слова щелчком ошейника.
– Уяснила, – совсем глухо выдавила я.
Мучитель удовлетворённо усмехнулся, дёргая меня к себе. Я вздрогнула от прикосновения к обнажённой коже – его ладонь легла на рёбра и медленно спустилась к животу. Знала, что он ждёт от меня инициативы, отклика на то, что он со мной делает, но всё, что осталось от моей храбрости и самовнушения, Ланкмиллер сам уничтожил этим ошейником и своими грёбаными гляделками, и сейчас я прикладывала усилия, просто чтобы оставаться на месте, не отстраняясь от его рук. Хотя дёрнись я, он, наверное, не заметил бы. Он был намного больше меня и намного сильнее. Почему так? Он вроде бы и не слишком жёстко со мной. Почему меня так выводит из равновесия его близость?
Кэри заметил, что кроме частого прерывистого дыхания, походившего куда больше на всхлипы, я больше не подаю особо признаков жизни. Меня, аккуратно подхватив под поясницу, уложили на подушки.
– Не бойся меня, – успокаивающе, в этот раз по-настоящему ласково прошептал мне на ухо. – Сейчас я не сделаю тебе больно.
