Текст книги "Любовь принцессы"

Автор книги: Анна Пастернак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Любовь принцессы

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»

Диана почувствовала, что сил сопротивляться искушению больше нет. Вожделение было слишком сильным, она поняла, что уступает. С уверенностью опытного танцора, исполняющего хорошо отрепетированное па, она встала и подошла к Джеймсу.

Пастернак A.

Любовь принцессы: Пер. с англ. – М.: Совершенно секретно, 1995. – 240 с., ил.

П19

Анна Пастернак получила образование в Женской школе Сент-Полз и в колледже Крайст-Черч в Оксфорде. Посвятив год работе в издательстве, она занялась журналистикой. Сейчас ей двадцать семь лет и она сотрудничает в таких известных изданиях, как «Санди телеграф», «Санди таймс», «Дейли мейл», «Мейл он Санди», «Дейли экспресс», лондонская «Ивнинг стандард» и «Спектейтор».

Эта книга излагает правдивую историю любви мужчины и женщины, любви страстной и преисполненной надежд, но в конечном счете – безнадежной. Женщина – принцесса Уэльская Диана, мужчина – Джеймс Хьюитт. Их роман длился пять лет.

П 4803001159 – 059

– – – – без объявл. 4М9(03) – 59

ISBN 5-85275-113-8

УДК 82/89 ББК 84.4

Подписи к иллюстрациям.

1 – Джеймс Хьюитт в форме.

2, 3, 4 – первые семейные размолвки.

5 – Джеймс и его сестра Кэролайн на ее свадьбе.

6 – Джеймс (слева) и принц Уэльский (третий справа) на поле для игры в поло.

7 – Диана демонстрирует свое знание языка глухонемых в Центре глухонемых в Дархэме.

8 – Джеймс на церемонии в честь королевы Елизаветы.

9 – Диана вручает Джеймсу кубок в Тидворте в присутствии принца Уильяма.

10, 11, 12 – Джеймс – участник военных событий в Персидском заливе в 1991 году.

Anna Pasternak

PRINCESS IN LOVE

BLOOMSBURY

Анна Пастернак

ЛЮБОВЬ ПРИНЦЕССЫ

СОВЕРШЕННО секретно

МОСКВА 1995

П 19

УДК 82/89 ББК 84.4.

ANNA PASTERNAK PRINCESS IN LOVE, 1994

Исключительное право публикации книги А. Пастернак «Любовь принцессы» на русском языке принадлежит издательству «Совершенно секретно». Перепечатка и иное издание книги без разрешения издательства считается нарушением авторских прав и преследуется по закону.

Перевод с английского М. Ксаверика

Оформление Ю. Егорова

Фотоматериалы предоставлены ТОО «Совершенно секретно» издательством «Bloomsbury Publishing Plc.»

First published in Great Britain 1994 Bloomsbury Publishing Pic.,

1 Soho Square, London W1V 5DE.

Copyright © 1994 by Anna Pasternak.

The moral rights of the author has been asserted.

© TOO «Совершенно секретно», 1995 г., издание на русском языке, перевод, оформление

Эта книга не была бы написана без неуклонной поддержки моей матери. Ее мудрость и чувство юмора оказали мне неоценимую помощь.

Мне бы хотелось выразить благодарность моему литературному агенту Патрику Уэлшу за его долготерпение и стойкость и Дэвиду Рейнольдсу и Пенни Филлипс за их тонкий вкус и доброту.

Не могу не помянуть добрым словом моего отца, в свое время приучившего меня к самодисциплине, без которой мой труд не увидел бы завершения.

Анна ПАСТЕРНАК

сентябрь 1994 года

ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

Впервые я встретилась с Джеймсом Хьюиттом два года тому назад. С тех пор, по мере того как крепла наша дружба, передо мной открылась истинная картина его отношений с принцессой Дианой. Поскольку разлад в семье принца и принцессы Уэльских перестал быть тайной, мне показалось, что история любви принцессы к другому человеку не менее достойна внимания.

Люди осудили Джеймса Хьюитта, не зная всей правды. Не зная того, какую роль сыграла эта любовь в жизни Дианы, как помогла ей пережить крушение ее брака и обрести ту внутреннюю силу, какая ощущается в ней сегодня.

Их любовь предопределялась обстоятельствами. И надеюсь, что эта книга, раскрывая их, поможет правильно понять и по достоинству оценить принцессу Диану, мать будущего короля.

1

Атмосфера во время приема в «Мейфэр-отеле» в конце лета 1986 года дышала роскошью и льющимся через край самодовольством. Женщины, избалованные богатством и положением в обществе, облачив холеные тела в изысканные платья и шикарные драгоценности, вытягивали шеи, стараясь обратить на себя внимание самоуверенных мужчин с их экспансивными жестами и нарочитым безразличием. В воздухе стоял оживленный щебет легкой светской беседы.

Когда в гостиную вошла принцесса Уэльская, никто из собравшихся – придворные, титулованные особы, легкомысленные юные франты и их верные смазливые подружки – конечно, ни за что не позволили бы себе проявить хотя бы малейшие признаки благоговейного восторга, нарушив общий разговор. Но словно легкий ветерок взъерошил перышки всех гостей, когда они осознали, что оказались там, где нужно и когда нужно.

Едва лишь Диана появилась на пороге, капитан Джеймс Хьюитт, даже не оборачиваясь, не провожая пристальным взглядом, ощутил ее присутствие, волнением и тихой радостью отозвавшееся в нем. Спокойно наблюдал он, как легко скользит она по залу, как она складывает руки, как склоняет голову и щедро и радостно одаривает всех: кого взглядом, кого улыбкой, кого мимолетной фразой и – самое впечатляющее – редким ощущением искренности.

Подчиняясь обостренному чувству долга, Джеймс заставил себя сосредоточить все внимание на своей, немолодой уже, собеседнице растрепанной блондинке, с которой между делом завел светский флирт, и, в отчаянной попытке оживить беседу, предложил ей принести бокал шампанского. И в этот самый момент его взял под руку хозяин бала. Отведя Джеймса в сторону, он сказал, что хотел бы представить его кое-кому из гостей.

 – Пойдемте, я познакомлю вас с Дианой.

С замиранием сердца приблизился Джеймс к Диане, но, едва коснувшись ее руки, был поражен странным ощущением, что они давно знакомы: настолько все произошло просто и естественно. Разумеется, это было только начало, хотя у него возникло такое чувство, словно он ступил на хорошо знакомую, давно исхоженную тропу. Он мог бы пройти по ней с закрытыми глазами, твердо зная, где коварные выбоины и ловушки и где твердая почва под ногами.

На их счастье, публика, собравшаяся в этом сводчатом, украшенном стенной росписью зале, была слишком занята беседой и никто не обратил внимания на то, каким жадным, зачарованным взглядом обменялись они друг с другом, словно боясь поверить своим глазам. Но они догадывались, что глаза их не обманывают, и нервы словно обнажились.

Чтобы скрыть замешательство, они заговорили, поражаясь тому, с какой легкостью, без неловких пауз или судорожного поиска темы, потекла их беседа. Казалось, они способны были говорить часами, жадно ловя каждое слово, каждую мельчайшую подробность, желая узнать как можно больше друг о друге.

Диана была сегодня ослепительна. Естественно, она осознавала свою притягательную силу, но сейчас перед ней стоял человек, которого ей самой страстно захотелось очаровать. И это ее желание, как она признавалась ему потом, одновременно и пугало и возбуждало ее. Большинство мужчин манил ее ослепительный ореол, манил, но и обжигал, не давая приблизиться. Ей не приходилось встречать мужчину, который позволил бы себе открыто проявить свой интерес и не следовал бы почтительно за ней, соблюдая дистанцию, а смело и решительно взял инициативу в свои руки.

Джеймс, в отличие от многих военных, не боялся женщин. В отношениях с ними он прибегал к тактике легкого поддразнивания, облекая комплименты в оболочку дружелюбной насмешки и нежной улыбки. Диана отвечала ему тем же, что получалось у нее с непривычки достаточно неловко. Давно уже ей так не хотелось выглядеть живой и обольстительной. Под его нежным, внимательным взглядом она почувствовала себя так уверенно и безмятежно, что даже сама не заметила, как открылась ему, рассказывая о себе все без утайки, с наслаждением отдаваясь столь редкой и драгоценной возможности. Это напоминало спуск на велосипеде с крутой горы: сначала катишься гладко и спокойно, но чем дальше под уклон, тем сильнее охватывает пьянящее чувство, и когда наконец первый страх позади, разбег становится так стремителен, что тормозить кажется уже опасней, чем отдаться головокружительному полету.

Через полчаса, узнав, что Джеймс – помощник начальника штаба королевской гвардии, ответственный за содержание конюшен, Диана уже признавалась ему, что панически боится ездить верхом. Она связывала это с тем, что в детстве, во время верховой прогулки с сестрами и няней по Парк-Хаусу в Норфолке, во владениях Спенсеров, она упала с лошади, сильно ушиблась и испугалась.

Она сказала, что, хотя с детства не слишком любила верховую езду, однако теперь, войдя в семью, где все прекрасные наездники и масса возможностей этим заниматься, ей хочется попытаться побороть свой страх. Ей бы важно сделать это для самоутверждения, а не в угоду кому-либо, подчеркнула она, – просто, чтобы вновь почувствовать себя уверенно в седле.

Джеймс сразу заглотнул приманку. Он сказал, что будет очень рад, просто счастлив, если сможет хоть чем-то быть полезен принцессе. Сам он довольно прилично держится в седле, а его матери принадлежат конюшни в Девоне. Он уверил ее, что все складывается как нельзя удачно и что в рамках его служебных полномочий будет достаточно просто организовать уроки верховой езды для нее в Найтбриджских казармах, что особенно удобно ввиду их близости к Кенсингтонскому дворцу.

Связанные невидимой нитью, словно заговорщики, довольные тем, что им так скоро удалось найти подходящий предлог для новой встречи, они расстались, чтобы включиться в общую беседу. Диана пообещала позвонить ему, и он знал, что будет хранить свой секрет со всеми предосторожностями – это составляло непременное условие их отношений, условие столь очевидное, что его даже не было нужды оговаривать.

В тот вечер, после окончания приема, Джеймс не стал, как обычно, приглашать на ужин какую-нибудь обольстительную незнакомку, а вернулся один на свою холостяцкую квартиру в Южном Кенсингтоне в безотчетно радужном настроении и тотчас лег в постель.

Когда Джеймсу исполнилось двадцать и он начал играть в поло, выступая за команду лейб-гвардии, ему часто приходилось встречаться с членами королевской фамилии. Еще в школе в Миллфилде его успехи в спорте – а он занимался поло, фехтованием, бегом по пересеченной местности и стрельбой в цель – внушили ему неколебимую уверенность в окружающем мире, и, как он вскоре убедился, эта уверенность распространялась и на мир внутренний. С присущим ему острым чувством светских приличий, опиравшимся на безупречные манеры, он никогда не допускал мысли, что в присутствии принца Чарльза, вызывавшего его восхищение, можно вести себя иначе, кроме как вполне естественно и непринужденно.

Однажды, после особенно бурного матча на стадионе «Смит-Лаун», когда общая усталость и удовлетворение трудной игрой размывают барьеры между недавними соперниками, Джеймс пригласил принца на чашку чая к себе на квартиру, которую он снимал в Аскоте. Чарльз мягко отклонил предложение, но в ответ пригласил своего коллегу по спорту выпить вместе в павильоне – небольшой, но весьма знаменательный жест дружбы.

Как ни удивительно для человека, чье суровое военное воспитание внушило ему простое, прагматическое отношение к жизни, приближение Джеймса к королевским кругам заронило в нем странную веру в предначертание судьбы. Он раньше других в их спортивном братстве приметил леди Диану Спенсер и почему-то проникся уверенностью, что когда-нибудь встретится и познакомится с нею. Словно чьи– то невидимые руки неуклонно подталкивали его к ней, а весь его жизненный опыт к тому только и был предназначен, чтобы подготовить его к этой встрече.

Впервые она привлекла его внимание в 1981 году в Тидуорте, когда он выступал за сухопутные войска, а принц Чарльз за военно-морской флот. Юная Диана Спенсер пришла поглядеть на своего жениха, а публика собралась поглазеть на нее. Впервые на людях испытала она тяжесть уз своей помолвки, и не из-за докучливости прессы, как говорила она потом Джеймсу, а из-за противного, неотступного, удушающего страха, что их отношения с Чарльзом с самого начала складываются не так, как следовало бы. Она никак не могла заглушить в себе голос сомнения, нашептывающий ей, что, пока еще не поздно, нужно взглянуть правде в глаза. В глубине души она знала, что ее любовь безответна, но признаться себе в этом и пережить жгучее разочарование у нее недоставало сил.

И когда по ее щекам покатились непрошеные слезы и задрожали ее хрупкие плечи, вовсе не у ее будущего супруга, а у Джеймса Хьюитта, незаметно наблюдавшего за ней, сжалось сердце от сочувствия. Увидев, как тяжела и глубока ее печаль, он был бы счастлив броситься к ней с утешениями, если бы только это было возможно. Но, разумеется, это было совершенно невозможно. Он тотчас потерял всякий спортивный азарт, и гол, забитый принцу Чарльзу, перестал для него что-либо значить и только усугубил положение.

С этого времени он стал ловить себя на мысли, что ему не безразлично все, связанное с Дианой, что он всегда знает, где она сейчас и что делает. И хотя он понимал, что нельзя вполне доверять своим глазам, но не мог не умиляться идиллической картине, какую являл на публике принц со своей, словно вышедшей из волшебной сказки, невестой. Когда королевская чета отправилась в свое свадебное путешествие по Средиземноморью, Джеймс следил за каждым их шагом с каким-то, можно сказать, нездоровым интересом. Находясь в то время на Кипре, он чувствовал, как все его мысли устремляются к Диане, когда, глядя на лазурную гладь, боролся он с почти непреодолимым желанием немедленно послать приветственную телеграмму на королевскую яхту «Британия».

Нет, он вовсе не хотел беспокоить Чарльза и Диану, тем более не стремился блеснуть в лучах их волшебного сияния, которым, казалось, они были окружены. Подсознательно он, быть может, и догадывался о зыбкости положения Дианы, но хотел верить, что она нашла своего принца; его восхищал и манил ее образ.

Джеймс никогда не позволял себе задумываться о собственной чувствительности, в которой видел непростительную слабость и распущенность, однако сознание, что его жизнь лишена всякого романтизма, его остро волновало.

Он вырос в женском окружении – с матерью, не чаявшей в нем души, и двумя сестрами – и с ранних лет научился понимать и ценить женщин. Братьев у него не было, и ему не часто случалось видеть отца, который служил в королевском флоте, и получалось так, что либо отец уходил в море, либо сам Джеймс был в школе. Однако, даже на расстоянии, Джеймс воспитывался в строжайшей дисциплине. Не то чтобы Джон Хьюитт был жестоким тираном, просто Джеймс никогда не допускал даже сомнений, что может не подчиниться отцовской воле.

Раннее детство, овеянное незыблемыми старомодными традициями, протекавшее в большом кирпичном доме в Кенте среди лугов, лошадей и охотничьих увлечений родителей, было для Джеймса временем славным и счастливым. Свод твердых правил, который с детства внушался Джеймсу, придавал ему ощущение большой уверенности в жизни, поскольку не оставлял места для сомнений. Он твердо знал, как вести себя в любой обстановке: к мужчине следует обращаться «сэр», а если в комнату входит женщина, следует встать, предложить ей стул и ждать, пока она сядет.

Быть может, было жестоко посылать его в закрытую школу в Миллфилде, где он, в своем деревенском твидовом пиджаке, выглядел каким-то ископаемым в глазах своих сверстников, которые с наслаждением пользовались вольностями моды семидесятых, щеголяя необъятными клешами и ботинками на платформе. Джеймс никогда не пытался подражать кому-то – он всегда оставался самим собой. Он упрямо ходил в саржевых галифе, рубашке в полоску и галстуке; таким желали его видеть родители – значит, так тому и быть.

Впервые в жизни он почувствовал смущение и свою обособленность. И даже его неукоснительная вежливость не привлекала к нему людей, а лишь возводила дополнительный барьер. С детства он научился скрывать свои эмоции: в доме Хьюиттов все хотя бы отдаленно смахивающее на сентиментальность пряталось глубоко внутрь. Душевным переживаниям Джеймс предпочитал более серьезные занятия спортом и невинные юношеские шалости.

Он слишком серьезно относился к женщинам, чтобы интересоваться своими сверстницами. Он не отваживался поцеловать девушку из опасения обидеть ее, и до девятнадцати лет у него не было ни одной подружки. Нельзя сказать, чтобы это его слишком волновало, он с присущим ему терпением ждал и верил, что в нужный момент все будет хорошо.

Он оказался прав. Однажды к вечеру, в домашней обстановке, вдали от жадного любопытства своих школьных товарищей и их вечных рассказов о своих подвигах, верно оценив откровенный призыв во взгляде одной из учениц своей матери и вспомнив будто случайные прикосновения во время совместных занятий верховой ездой, Джеймс смело повел наступление.

То, что самый первый опыт обольщения не стал сумбурным и суматошным происшествием, чреватым конфузом и разочарованием, говорит о том, что Джеймс сразу научился относиться к женщинам уважительно и бережно. Его первой партнершей была двадцатисемилетняя девушка, образованная и привлекательная. А он скоро стал опытным и изобретательным любовником.

Последующие десять лет в смелой и подкупающей манере он приумножал обретенный опыт, стремительно наверстывая упущенное в сонме мимолетных девиц. И тем не менее сегодня, когда ему уже двадцать восемь, ожидая звонка принцессы Уэльской, Джеймс мог твердо сказать, что любовь впервые вошла в его жизнь.

Его чувства переплелись сложным узором. Разум подсказывал ему бросить все это немедленно, но сердце уговаривало не спешить и позволить себя убаюкать сладостным мечтам. Ему приятно было сознавать, что возникшие всего несколько месяцев назад робкие предположения о том, что его посетила любовь, оправдались. А значит, опасения, что он дал слишком большую волю своему воображению, стремясь в заоблачную высь, были напрасны.

Ведь душевный покой Джеймс Хьюитт потерял вовсе не в тот вечер в «Мейфэр-отеле», где так нежданно наладились их отношения, а еще в июле, в день бракосочетания герцога и герцогини Йоркских.

Ничто не доставляло нашему бравому капитану лейб-гвардии большего наслаждения, чем возможность поупражнять натренированные мускулы и проявить свою военную сноровку. Рожденный и воспитанный для службы, он посвятил свою жизнь воплощению своего предназначения. Рано утром в день свадьбы Йорков он встретился с Селиной Скотт, тележурналисткой передачи «Breakfast Time», чтобы объяснить ей свою роль в предстоящей процедуре. Его игривое настроение и меткие взгляды вскоре оказали свое действие и заставили Селину смущенно улыбнуться. Несмотря на сильное похмелье, грозившее отравить все утро, он сумел рассказать ей о своих задачах и о том, что ему предстоит дирижировать различными военными соединениями, принимающими участие в празднестве.

Преисполненный сознания собственной значимости и воодушевленный успехом у тележурналистки, он быстро зашагал вокруг Букингемского дворца, за безопасность которого он отвечал. Оказавшись в уединенном уголке дворца, где, по всей видимости, ему не следовало находиться, он внезапно увидел сидящую на ступеньках лестницы босоногую принцессу Уэльскую.

Когда он увидел, как хороша она в этой непринужденной атмосфере, как естественно и раскованно держится, не ведая, что за ней наблюдают, и как живо и весело болтает она с прислугой, у него перехватило дух. Она сидела, подтянув колени к самому подбородку и обхватив ладонями голые пятки. Никакие впечатления о церемониальных хлопотах того дня не могли затмить образ безоблачного счастья, который ему довелось подсмотреть в этот миг.

Звонок раздался раньше, чем он смел надеяться. Джеймс усердно занимался бумажными делами, сидя за аккуратно разобранным письменным столом в своем кабинете в Найтбриджских казармах, выходящем окнами на зеленые просторы Гайд– парка. Он еще не дошел до такого состояния, чтобы вздрагивать от каждого звонка в надежде, что это звонит она, потому что не мог ожидать, что она так скоро вспомнит о нем. Он знал, как она занята, и потратил немало сил, убеждая самого себя в том, что едва ли он стоит на первом месте в списке ее неотложных дел.

Теперь он понял, что ошибался. Она позвонила через несколько дней после их встречи.

– Серьезно ли вы говорили, – спросила она, – что сможете давать мне уроки верховой езды?

– Конечно, – обрадовался он, – я человек слова. – И подчеркнул, что будет только счастлив быть ей полезен.

– Тогда решено, – ответила она, вздохнув с облегчением. – Я готова приехать, как только вы назначите время.

Опустив трубку, Джеймс позволил волне радости захлестнуть его. Он и не думал, что ему будет так приятно вновь услышать ее голос. Тепло, исходившее от нее в течение всего разговора, было почти осязаемым. Но прежде чем позволить своим чувствам снести устои здравомыслия, составлявшие стержень его существа, он поспешил сделать ряд необходимых распоряжений.

Он отправился прямиком к своему командиру, подполковнику Моррису Пейну, подтянутому человечку с тонким чувством юмора, и сообщил ему, что принцесса Уэльская хотела бы приезжать в казармы неофициальным образом, чтобы поучиться ездить верхом. Он мог бы давать ей уроки рано утром, чтобы это не помешало его службе, начав с манежа, а затем, если все пойдет хорошо, продолжить обучение в Гайд-парке.

Пейн не мог не понимать, что Хьюитт с его неистребимым чувством долга и этикета, самая подходящая кандидатура для такого дела. Серьезность и основательность Хьюитта были залогом того, что и эту задачу он выполнит как нельзя лучше, не допустив никаких оплошностей, а главное, он мог быть уверен, что, принимая во внимание деликатность поручения, Хьюитт не станет хвастаться этим перед другими офицерами. При условии, что каждый будет твердо знать свое место, – лучшего и не придумать.

И Диана, и Джеймс ощущали волнение, как в предвкушении путешествия, полного приключений. В то самое мгновение, когда она увидела у конюшен его высокую и статную фигуру, она почувствовала одновременно радость и волнующее напряжение. Она не думала о своих чарах, произведших на него такое впечатление. Он пробудил в ней тайные желания, при этом не отпугнул, а заставил ее почувствовать себя в полной безопасности. Она чувствовала, что привлекает его физически, и, вместо того, чтобы реагировать на это так, как обычно – отмахнувшись словно от назойливой мухи, – черпала в этом силу. Ее манила таинственная неизвестность. Словно она выходила в открытое море, но была твердо уверена, что идет верным курсом.

Еще во времена, когда принц Чарльз только ухаживал за ней, наблюдая за его игрой в поло и любуясь его ловкостью, она находила мужчин в военной форме самыми привлекательными. Не составлял исключения и Джеймс, фигура которого была словно соткана из упругих мышц, как бывает лишь у людей, следящих за собой. Он произвел на нее сильнейшее впечатление.

Он принял Диану и ее фрейлину учтиво и сдержанно, выказывая равное почтение обеим. Диана распорядилась, чтобы на уроки ее сопровождала Хейзл Уэст, потому что она была единственная из ее фрейлин, умевшая ездить верхом. Высокая блондинка с гибким станом, Хейзл была одарена врожденной элегантностью, какую не обретешь ни за деньги, ни стараниями. Она была замужем за полковником Джорджем Уэстом, отставным гвардейцем– гренадером, служившим в инспекционной службе Сент-Джеймсовского дворца; она была как нельзя лучше приспособлена для дворцовой жизни и, по природе живая и веселая, легко сдружилась с принцессой.

Когда Джеймс пошел подыскивать принцессе подходящую лошадь – спокойную серую кобылку, чей покладистый нрав не мог бы ее напугать, – у него и в мыслях не было, что он вступает в новый и долгий период своей жизни. И когда он подсадил ее в седло, проверяя длину стремян и натяжку подпруги, чтобы она почувствовала себя уверенно, Диана очень волновалась и одновременно, как она потом признавалась ему, испытывала благодарность судьбе за то, что так неожиданно, вдруг, нашелся мужчина, готовый жертвовать своим временем ради нее.

Теперь ей оставалось лишь горько сожалеть, что она потратила столько времени, пытаясь умилостивить своего супруга, столько лет пыталась завоевать его любовь и уже забыла, что это значит, когда тебе оказывают бескорыстное внимание. Она могла бы повергнуть к своим ногам целый свет, но что толку в том, если ей нужна была любовь одного-единственного человека, который не мог ей ее дать? Не скрывая своего интереса и искренне желая помочь, Джеймс и не подозревал, что затронул в Диане струну, давно ждавшую прикосновения заботливых рук.

Будучи опытным инструктором, Джеймс чувствовал себя весьма уверенно в качестве учителя Дианы. Инстинкт подсказывал ему, как легче справиться со своей задачей, вплетая в приятную беседу необходимые наставления. Он не стоял посреди манежа, выкрикивая отрывистые армейские команды, а как бы невзначай, но твердо направлял ее по верному пути.

Его властное обаяние и оптимизм сотворили чудо, и он сумел убедить Диану, что очень скоро он научит ее ездить даже без седла. Час спустя, уже спешившись, она все еще оставалась в его власти. Легкая непринужденная беседа, пересыпанная незамысловатыми шутками, только подчеркивала установившийся между ними молчаливый сговор.

Обучение подвигалось благополучно, и вместе с этим участились телефонные звонки. Джеймс с восторгом замечал, что Диана постоянно нарушает размеренное течение его дней: то она звонит, чтобы назначить время следующей встречи, то – чтобы втиснуть в плотное расписание лишний урок. Теперь они встречались уже раз, а то и два раза в неделю, и с непроизвольно счастливой усмешкой он отмечал про себя, что по большей части никакой особой нужды, с точки зрения их занятий, в этих звонках не было. Но ей, видимо, было необходимо все время поддерживать связь с ним, и он радовался возможности услышать ее голос.

Когда Джеймсу удалось рассеять ее страхи и к Диане вернулись первичные навыки верховой езды и некоторая уверенность, они стали совершать прогулки по Гайд-парку в утренней прохладе. Поначалу в этих прогулках за ними тянулся хвост полицейских и детективов в штатском, но вскоре Диана распорядилась убрать охрану.

Обычно они с Джеймсом ехали впереди, а чуть поодаль – Хейзл Уэст. А далее, держась на приличном расстоянии вместе с детективами, часто ехал генерал-майор сэр Кристофер Эйри, командовавший королевскими войсками. Диане был симпатичен этот высокий обходительный генерал (впоследствии принц Чарльз уволил его из своих личных секретарей, очевидно, из-за слишком явных его симпатий к Диане). У него были прозрачные голубые глаза и гладкие седые волосы, и он являл тот тип представительного, добродушного и веселого, старой закалки государственного деятеля, с которым она чувствовала себя легко и свободно.

Прогуливаясь рысцой по парку, наслаждаясь зрелищем ранних лучей солнца, отражающихся на тихо плещущейся глади Серпентайна, она чувствовала себя счастливой, как еще никогда в жизни. Этим встречам суждено было стать отдушиной, столь необходимой ей в напряженной повседневной жизни.

Она поняла, что доверившись Джеймсу как учителю, она одновременно поверила в него как в человека. С ним она снова смогла вздохнуть свободно и хоть на короткое время сбросить тяжесть с души. Его деликатность и ненавязчивость в обращении оставляли за ней право самой определять степень близости их отношений, и, когда они обсуждали мелкие подробности повседневной жизни, ей уже приходилось сдерживать себя, чтобы не выложить перед ним всю подноготную своего печального существования.

И тогда она предпочла сосредоточиться на выяснении обстоятельств его жизни. «Есть ли у вас подружка?» – спросила она, пытаясь казаться безразличной. Но когда он сказал ей, что никого постоянного у него нет, она облегченно опустила плечи и пошутила, что наверняка скрывается у него где– нибудь целый гарем. Он беззаботно рассказал ей о своей холостяцкой жизни, не подозревая, что мысль о том, что он может утешаться в объятиях другой женщины, ложится новым грузом на ее истерзанную ревностью душу.

Да, ее постигла неудача в браке, но теперь перед ней был мужчина, которого она могла бы сберечь для себя. Она не могла допустить даже мысли о сближении с мужчиной, способным ее отвергнуть, и со временем Джеймс должен будет узнать о каждом часе ее неразделенного одиночества.

И все же ей постоянно приходилось напоминать себе о необходимости сдерживаться, не давать волю своему импульсивному, податливому характеру. Ей не следует рассказывать ему о том, что с ней происходит. Ей не следует открывать ему правду о себе. Она опасалась, что правда может оттолкнуть его. Ее очарование в его глазах померкнет, а она этого не вынесет. Ей важно сохранять видимость беззаботности и беспечной веселости. И чтобы не преградить себе пути к сближению с ним, ей следует поддерживать миф о своей счастливой жизни.

Если бы ей удалось хоть на минуту отвлечься, вырваться из плена собственных представлений о нем, она бы, наверное, раньше поняла, как мало для него значат такие вещи. Ему, с его строгими представлениями о порядочности и четким кодексом чести, мир представлялся окрашенным лишь в черные и белые тона. Друзей во что бы то ни стало нужно защищать.

Этим убеждениям вскоре суждено было подвергнуться суровейшему испытанию на прочность.

У Джеймса с Дианой вошло в привычку после утренней прогулки, спешившись и передав лошадей в надежные руки, заходить в офицерскую столовую выпить по чашке кофе. И эти минуты отдохновения в тесном общении они ценили ничуть не меньше прогулок верхом. Для Дианы находиться в непосредственной близости от Джеймса и отогреваться душой в исходящем от него тепле и покое стало жизненно необходимым.

Однажды, во время одной из таких утренних встреч, она почувствовала, что ей трудно совладать с собой. Ей потребовалось собрать всю свою ускользающую волю, чтобы сохранить бодрый и беззаботный вид. Вдруг показавшееся неуклюжим и тяжелым тело отказывалось ей подчиняться, цепенея от тупой боли, уже ставшей частью ее существа.

Она наблюдала за Джеймсом, с горькой завистью отмечая, как увлечен он лошадьми и своей работой – вернее сказать, самой жизнью. Он казался таким чистым и простым, ничем не отягченным. Конечно, ему живется легче, чем ей. Он живет в светлом мире, где рассудок не занят постоянным самоанализом и волнением по поводу любой перемены настроения и любого проявления чувств. Его эмоциональная жизнь протекала в ровном здоровом ритме, а зигзагообразная линия ее сердечных переживаний, то набирающих сумасшедший темп, то резко замирающих, пугала ее и изматывала.

Еще девочкой, когда к ним в Парк-Хаус съезжались гости, ей уже приходилось ощущать свою обособленность. Все сверстницы казались ей такими храбрыми, жизнестойкими, такими уверенными в себе, их интересовал только телевизор и ужин, а перед тем как юркнуть в постель, они подолгу и старательно распаковывали свои дорожные сумки и кое-как, наспех натягивали ночные рубашки. Казалось, они ничуть не обеспокоены тем, что находятся вдали от дома, пребывая в незыблемой уверенности, что там, в доме, к моменту их возвращения ничего не изменится. Они, убеждала себя юная Диана, пытаясь заглушить голос зависти, не знают, что это такое жить в атмосфере неопределенности, населенной призрачными страхами.