Текст книги "Город собак"

Автор книги: Анна Никольская-Эксели

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

Родственные уши

В подворотнях города N Генри слыл псом авторитетным: ни котам, ни посторонним собакам спуску не давал. Ледяной взгляд, хладнокровие чемпиона и несокрушимые челюсти приводили округу в трепет. Отличавшийся крепким телосложением и решительностью в поступках, когда-то Генри был восточноевропейской овчаркой. С тех пор много воды утекло – от былого экстерьера одна осанка и осталась. Шерсть свалялась, когти от беготни стёрлись, а уши он потерял позапрошлой зимой – отмёрзли.

Сильно переживал Генри из-за ушей, хотя без них даже сподручней стало – в бою свои преимущества. Однако чувство неловкости сидело в нём крепко. Даже комплекс на этой почве развился: какая из тебя овчарка, когда ушей, и тех нет?

Но в целом жилось Генри неплохо: ел вдоволь – помойки да сердобольные старушки с голода помереть не давали, спал на травке а зимой прибивался к бомжам и ночевал в теплотрассах. Не жизнь – сказка!

В тот день Генри проснулся рано – от голода. Поужинать вчера не успел – участвовал в разборке с соседскими псами. Несмотря на пустоту в брюхе, настроение было отличное: солнышко припекало бока, слух услаждало чириканье воробьев. Генри потянулся и лёгкой трусцой направился к дальней мусорке, потому что по пятницам из столовой № 5 туда привозили отходы. Сегодня суббота, но Генри без завтрака не останется. В округе все знают: добыча по праву старшинства принадлежит ему – грозе окрестных дворняг, великому и ужасному Генри. Ни один здравомыслящий пёс, дорожащий шкурой, не позволит себе позариться на его собственность.

Поигрывая мышцами, Генри подходил к мусорке. Издалека уловил он аромат говяжьих костей – добыча обещала быть более чем съедобной. Действительно: то был настоящий храм желудка – живописную кучу пустых консервных банок, мятой бумаги, старых башмаков, яичной скорлупы и другого видавшего виды ненужного барахла венчал увесистый пластиковый пакет отходов!

В предвкушении плотного завтрака пёс облизнулся и, разгребая мусор, полез в контейнер.

Вдруг оттуда, словно чёрт из табакерки, выскочил кот. От неожиданности Генри отпрыгнул в сторону и выпучил глаза. Кот молниеносно взобрался на забор, что окружал мусорку, выгнул спину дугой и угрожающе зашипел.

С остервенением клацая зубами, Генри попытался ухватить котяру за хвост, но тот, невозмутимый и безмятежный, сидел в зоне недосягаемости, издевательски сверкая на Генри бесстыжими зелёными глазищами. Пёс рассвирепел: никто на свете, ни одна живая душа не смеет позариться на то, что по праву принадлежит ему! Даже бомжи обходили мусорку стороной, памятуя о мощных челюстях Генри. Однако сейчас некто серый в полоску, вальяжно расположившись на заборе, смотрел на Генри с презрением и ухмылялся в усы!

Едва сдерживая бешенство, пёс прорычал:

– Ты, морда усатая, в курсе, что это моя помойка?

– Впервые слышу, – скрипучим, как треснувший патефон, голосом молвил кот. – Помойка эта принадлежит ЖЭУ № 1 Центрального района города N. Однако, возможно, у меня устаревшая информация. Потрудитесь предъявить документики.

– Какие еще документики?

– Ну, дарственную, например, или там справку о приватизации.

– Ты мне это брось! – нахмурился недоумевающий Генри. – Отвечай, когда спрашивают: что ты на моей помойке потерял?

– Я-то? – хмыкнул кот и смерил Генри уничижительным взглядом. – Да вот уши серые потерял, не видел случайно? – его верхняя губа презрительно и высокомерно скривилась.

«Нет», – чуть не ответил Генри, но осёкся.

– Что? Что ты сказал? А ну повтори?!

– Говорю, ушей не видал? Маленькие такие: внутри розовые, сверху – шерсть?

Генри не верил собственным отмороженным ушам. Ещё ни один пёс, а тем более кот(!), не смел насмехаться над его физическим недостатком.

– Ты издеваться надо мной вздумал?!

– Ни в коем разе, – широко разинув пасть, кот зевнул.

Да-а, этот мерзавец был не из робкого десятка. Генри внимательно пригляделся к полосатому негодяю и вдруг заметил, что у кота, как и у него самого, нет ушей! Этот изъян придавал наглой кошачьей морде даже некое с Генри сходство.

– Ты сейчас чьи уши имел в виду? – недоверчиво протянул пёс.

– Разумеется, свои. В отличие от некоторых, я весьма наблюдателен.

– Да? А я свои в позапрошлом году потерял, – с горечью вздохнул Генри и присел возле бачка, – когда на улице минус сорок было. Помнишь?

– Ещё бы не помнить, своих-то я тогда же лишился.

– Серьёзно? – искренне заинтересовался Генри.

– Болел страшно, чуть лапы не отбросил. Думал, всё – кранты, но через месяц зажило.

– У меня через полтора. Чем их только не лечил! Моську из соседнего двора просил, чтоб зализывала на ночь.

– Растирания пробовал? – кот придвинулся ближе.

– Спрашиваешь!

– А я валерьянку принимал. От боли не спасало, зато спал крепко.

– У меня, как морозы, так эти места ноют, – Генри потрогал лапой отсутствующее ухо.

– Ага, по ночам особенно. Бывает, как начнёт ломить, хоть на стену лезь!

Пёс понимающе кивнул:

– Иногда и летом побаливают. Перед дождём особенно.

– Муки адовы! – поморщился кот.

– Дружище, а вазелин не пробовал?

– Пустое! С таким же успехом можно коровье масло втирать. Я когда в доме жил, у хозяйки мазь одна была, забыл, как называется, что-то с гусями связано. Так она говорила: от всего помогает.

– Ты раньше домашним был? – удивился Генри.

– В частном секторе жил, – важно ответил кот, – на печке спал.

– А я в квартире – до трёх лет, – встрепенулся пёс. – Потом хозяевам надоел, они меня знакомым отдали. Но я сбежал – больно там колотили.

– Обычное дело…

– А ты как на улице оказался?

– Моим квартиру в новом микрорайоне дали. Уехали, а меня на печке забыли. Пожил какое-то время там. Соседи подкармливали. Но для моего гордого духа дары благотворительности тягостны. А потом печку вместе с домом снесли. Теперь бродяжничаю, третий год как, – рассказал кот свою нехитрую историю – одну из тех, от которых ежедневно зевает город.

– А я четвёртый, – вздохнул пёс. – Слушай, тебя как зовут?

– Барсик.

– А меня – Генри, в честь знаменитого писателя американского.

– Что ж, приятно было познакомиться. Ну я пошёл, – засобирался вдруг Барсик.

– Погоди, – остановил его Генри. – Ты завтракал?

– Только собирался, – Барсик с тоской покосился на мусорный бак.

– Так оставайся! Вон вчера сколько вкуснятины навезли!

– А можно? – усомнился кот, подозрительно глянув на пса.

– Конечно! Я угощаю. Послушай, дружище, ты мазь из кедровых орешков втирать не пробовал? У меня ещё есть немножко…

Сердце друга

Родился Франтик не болонкой какой-нибудь или чихуа-хуа, а колли. Его призванием было пасти овец. Ну, на худой конец, коров. Но так случилось, что жил пёс не в поле, и даже не в горной хижине пастуха, а в малогабаритной квартире. Он был упитанной, в меру ленивой, в меру избалованной, но ласковой и смышлёной собакой. Носил пышный хвост, не совершал подвигов и любил, когда подавали обедать. Квартиру Франтик делил с хозяином Митей и его бабушкой. Причем лучшая её половина – кухня – была закреплена за Франтиком – всё по справедливости.

Учился Митя хорошо, без дела не слонялся, любил читать и Франтика. А ещё – лес. Они часто ездили за город – гуляли по ельникам и рощам, оврагам и опушкам. Вернее, это Франтик просто гулял, а Митя ещё и торчащие из-под земли наросты собирал. Грибы, кажется, называются. Франтик эти самые грибы терпеть не мог – уж больно воняют.

Утром Митя встал рано. Пёс сразу догадался: сегодня поедем в лес. День выдался чудесный: на дворе сентябрь, а солнце по-летнему припекает. Митя собирал рюкзак, и Франтик мысленно потирал лапы в предвкушении скорой встречи с давним заклятым другом – господином бурундуком. Почему господином? Да вы бы поглядели на его важную физиономию (читай, раскормленную морду)!

Из автобуса пёс выскочил первым, а как иначе? Он отлично знал, где выходить – по запаху. О, этот чудесный, ни с чем не сравнимый аромат леса! Сколько интригующего таит в себе он! Может, сегодня Франтику повезёт, и он поймает наконец господина бурундука?

Автобус уехал, а друзья ещё долго шли по извилистой песчаной дороге. На бледно-голубом небе там и сям висели клочья мохнатых, пушистых облаков. Вдалеке над лесом лёгкой дымкой стоял туман. Бежать справа от Мити (справа, потому что рюкзак Митя носил на правом плече, а из рюкзака великолепно пахло колбасой), высунув наружу язык, здорово! Шли мимо деревни. Над головой щебетали птицы, издалека доносился лай сельских собак. Иногда Франтик нетерпеливо забегал вперёд (была у него такая невредная привычка), оглядывался на хозяина и лаем призывал поторапливаться. Бурундуки – народ хитрый, ждать не станут. Митя на его ухищрения не реагировал, шёл медленно и даже будто бы наслаждался. «Эх, Митя, Митя, ведь у тебя тоже четыре лапы, почему же ты ими не пользуешься? Про запас держишь?» Франтик догадывался: с Митиными лапами скорость можно развить приличную, тем более в кроссовках.

Вот и лес! Сухая листва уютно шуршала под ногами. Митя вдохнул полной грудью, вытащил из рюкзака пакет и нож – сезон охоты на вонючек открыт! Эх, они даже от ножа не бегут, что это за охота такая, спрашивается? Нет, Митя не такой умный, как о нём в школе учителя говорят. Ага, бревно нашёл, а на бревне грибов – видимо-невидимо. Смотри, как насторожился – в стойку стал. Вернее, сел.

Пёс оставил хозяина наедине с грибами, а сам пошёл по следу бурундука. Главное – он только что здесь пробегал, и как Франтик не увидел?

Так вот же он! Господин бурундук сидел на пенёчке и сосредоточенно умывался – его распирало от чувства собственного достоинства. Сам от горшка два вершка, а туда же! Пёс потянул воздух носом, сделал стойку на трёх лапах. Господин бурундук, наводя красоту, этого не заметил. Погодите, да ведь это вовсе не господин, а самая настоящая госпожа! Пёс лёг, не сводя с бурундучихи глаз, и по-пластунски пополз к пеньку. Шорох – умывальщица оглянулась. Франтик рванулся вперёд, бурундучиха завопила так громко, словно на помощь призывала весь лес, и бросилась наутёк.

Он ещё долго бегал по лесу, надеясь познакомиться с госпожой бурундучихой, но тщетно. Когда опомнился, Митей уже не пахло. Не беда: на то и дан нос, чтобы выручать в самых затруднительных ситуациях. Нос – друг и верный союзник каждого пса.

Франтик без труда вернулся на опушку, где полчаса назад оставил хозяина. Вот бревно – трухлявая берёза, правда, все вонючки уже срезаны. А где же Митя? Франтик опустил морду, принюхался. Ага, совсем рядом – вон и рюкзак. Повинуясь помощнику-носу, пёс обогнул поваленную берёзу и замер. Собачье сердце учащённо забилось. В центре поляны, наполовину скрываемая полусгнившими корнями, зияла чёрная яма. Пёс подошёл к краю и заглянул внутрь. Ничего не увидел, но хозяин был там, на дне, это Франтик понял сразу. Он призывно залаял, дивясь тому, что Митя делает в пугающей яме. Наверное, опять за грибами полез. Вон их сколько кругом.

Франтик лаял, даже осип немного. Хозяин не отзывался. Пёс нервничал, не на шутку испугавшись за Митю. Что задумал, почему молчит? Франтик метался вокруг, заглядывая внутрь, пытаясь разглядеть хоть что-то, чувствовал лишь удушливый запах плесени.

Начинало темнеть. Тревожно сжавшись, точно пружина, готовая распрямиться в любую секунду, пёс лежал возле ямы. Чутьё подсказывало: с хозяином – беда.

«Как теперь быть? Митя, зачем ты полез туда?»

Со дна ямы послышался слабый стон. Пёс вскочил, взвизгнул радостно: живой! Стон повторился. Франтику не понравился Митин голос, наклонил голову набок, прислушался.

– Франтик, ты здесь… Молодчина!

Пёс с воодушевлением залаял, умоляя хозяина вылезать скорей.

– Ногу сломал – не выбраться… Рюкзак снаружи… Франтик, рюкзак, рюкзак! Скинь рюкзак.

Пёс суетился у ямы, не понимая, чего требует хозяин.

– Франтик, где колбаса?

«Колбаса! Так сразу бы и сказал, что колбаски хочешь. Эх, Митя, нашёл время обедать, быстрей вылезай – и домой! Ладно…» – пёс подтолкнул носом рюкзак к самому краю. Ещё чуть-чуть – и тот полетел в яму.

– Молодец! – похвалил Митя. Он копался в рюкзаке, кряхтя от боли, пытаясь отыскать что-то. Не колбасу – догадался Франтик.

– Верёвка есть, – Митя подобрал со дна берёзовый корень, крепко обмотал его и из последних сил подкинул вверх. Промахнулся – корень вновь оказался на дне.

Ещё попытка.

– Апорт!

«Играться вздумал?» – изумился Франтик, недоумённо косясь на яму. Палка просвистела у самой морды, упала рядом. Пёс инстинктивно схватил её и довольно завилял хвостом.

– Держи!

Но Франтик и не думал отпускать пахнущую Митей палочку.

– Назад! – скомандовал хозяин.

Пёс попятился – верёвка натянулась. Митя ухватился за другой конец, и собаку поволокло назад. Он чуть не провалился вниз, но вовремя догадался отпустить палку.

– Ничего не получится! Люди, кто-нибудь, помогите! – попробовал позвать на помощь Митя. Лес ответил тишиной.

Почуяв отчаяние в голосе хозяина, пёс разволновался ещё больше. Выходит, Митя не может выбраться? Что же делать? – лишь успел задуматься, последовала команда:

– Вперёд, искать! Где люди?!

Пёс завизжал: Митя, какие люди? Не видишь, нет никого!

– Ищи! Ищи! – не унимался хозяин.

Ничего не поделаешь. Пёс принюхался. Уловив запах деревни, призывно залаял и заскрёб землю у края ямы. Он разрывался надвое: не мог оставить Митю одного, но и ослушаться боялся. Пожалуй, хозяин прав: люди помогут! Пёс бросился вон из леса.

Иван Михалыч садился ужинать. Жена испекла любимые пирожки с картошкой и луком. Он сунул один в рот, но услыхал вдруг, как во дворе залаяла собака. Чужая. Спустя мгновение ей вторил верный страж дома – Полкан. Иван Михалыч решил не обращать внимания на это безобразие – пускай сами разбираются. Но та, другая, собака завыла. Да так, что мороз по коже. Вздохнув, Иван Михалыч отложил пирожок и зашаркал к двери.

Посреди двора стоял роскошный рыжий колли с пушистым белым воротником. Свирепый Полкан вместо того, чтобы наброситься на незваного гостя, молча наблюдал в стороне.

«Как он сюда попал?» – поразился Иван Михалыч, покосившись на высокий забор и запертые на ночь ворота. Колли подбежал к нему, коснулся носом колен, залаял и вновь бросился к воротам. Он явно куда-то звал.

– Ты чей будешь-то? – молвил Иван Михалыч. – По всему видно – городской пёс.

«Чего он медлит?! Скорей! Скорее пойдёмте в лес, там Митя, ему нужна помощь!» – Франтик требовательно залаял, подскочил к человеку. Бросился лапами на грудь, опять отбежал к воротам.

– Погоди, случилось что?

– Ваня, что произошло? – на порог вышла пожилая женщина.

– Да вот, пёс странный, по всему видно, беда у него. Где хозяин? Или с хозяином беда?

«Да-да! Беда!» – Франтик взвыл от своей беспомощности и людской непонятливости.

– Маша, я пойлу, погляжу, что там, – Иван Михалыч наскоро оделся, открыл ворота. Франтик стрелой припустил по дороге – человек еле поспевал следом. Пёс челноком носился взад-вперёд: забегал далеко, нетерпеливо бросался назад поторапливая. Снова бежал впереди, оглядываясь, проверяя, не отстал ли человек.

Солнце село. Лес встречал непрошеных гостей чёрной, неприветливой полосой. Поднялся ветер, небо заволокло тучами. Начался дождь, и отовсюду стал надвигаться мрак длинной осенней ночи. Он быстро заполнил лес, бесшумно выполз из чащи и вместе с дождём лился с хмурого неба.

Франтик хорошо помнил место, где оставил хозяина, ловко пролазил меж кустов и кряжистых веток. Подолгу приходилось ждать, пока неповоротливый Иван Михалыч проберётся сквозь чащу.

Дождь усилился, нежданно-негаданно превратившись в настоящий ливень. Раскат грома на секунду оглушил Франтика, но он не испугался стихии. Он боялся за Митю.

Вот и яма, будь она не ладна! Встав у самого края, пёс залаял, предостерегая Иван Михалыча. Темно. Человек включил фонарь. Луч тускло осветил заросшие грибами и плесенью стенки, теряясь глубже в охватывавшем провал мраке, и, наконец, добрался до дна. Пёс заметил светлое пятно и едва узнал, вернее, угадал в беспомощной фигуре хозяина. Скрючившись, Митя лежал в луже.

– Парень, ты как? Двигаться можешь?

Митя не ответил.

Сердце кольнула тревога, но Франтик, почему-то абсолютно доверился этому большому неторопливому человеку.

«Помогите ему!» – срываясь на визг, залаял умоляюще.

– Похоже, без сознания, – буркнул Иван Михалыч. – Слишком глубоко, одному не выдюжить. Придётся подмогу звать. Ничего, пацан, потерпи чуток. Мы тебя вытащим.

В небе громыхнуло, лес озарила бледно-зелёная вспышка. Франтик прижал уши и хотел спрятать голову между лап, но передумал.

Иван Михалыч развернулся и быстро зашагал прочь.

Не веря своим глазам, пёс бросился следом. Неужели уходит?! Оставляет Митю? Он зарычал и кинулся предателю наперерез.

– Сиди с хозяином. Охраняй, вернусь скоро.

«Э, нет! Я лучше с вами, проконтролирую».

Когда Франтик прибежал в деревню, Иван Михалыч был ещё далеко позади. Пёс вернулся: скорее, скорее! Мите плохо! А дождь всё лил. Длинная шерсть вымокла, болталась паклей, наколотые шишками лапы ныли. Сердце готово было вырваться из груди.

Вернулись во двор. Сонный Полкан тревожно наблюдал за хозяином. Вскоре тот вышел из дома, в руках толстая верёвка и носилки.

Нещадно поливаемые дождём, подались за подмогой. Вскоре трое мужчин спешили назад, в лес. Шли быстро, лишь курили на ходу, прикрыв папиросы ладонями. Франтик снова был впереди. Сколько километров пробежал он сегодня? Привыкший к неторопливой, размеренной городской жизни, пёс выдохся. Мучила жажда, но он не позволял себе даже попить из лужи. Некогда – Митю спасаем. Дул северный ветер, косые струи били по глазам. Мужчины закутались в дождевики, а пёс перед стихией был беззащитен.

Он первым оказался на месте: похоже, Митя очнулся. Средь шума дождя Франтик разобрал стон: услышал хозяина и залаял.

Люди долго возились, налаживая спуск. Края ямы размыло, земля могла поползти в любую минуту. Одного из мужчин обмотали верёвкой, он осторожно спустился вниз.

Чуть живого вытащили Митю. Парень только стонал тихонько. Сломана нога, и, похоже, падая, он ушибся головой. Пёс бросился к хозяину, визжа от счастья, облизывал его мокрое лицо. Но и этого было мало, слишком мало для того, чтобы выразить всю свою радость. Пёс пришёл в неистовство – кидался ещё и ещё до тех пор, пока мужчины не положили Митю на носилки и не заторопились в родную деревню.

А Франтик нёсся вприпрыжку. Бежал рядом с носилками, заглядывая Мите в глаза. Радость переполняла искреннее собачье сердце. Весь день, всю ночь оно неутомимо работало в бешеном ритме, выдохлось. Но теперь сердце колотилось не от отчаяния, а от счастья…

– Лежи, внучек, лежи. Тебе покой нужен, – первое, что увидел Митя, приоткрыв веки, – лицо бабушки с лучиками морщинок у глаз.

– Бабуля, а где Франтик? – мальчик тревожно подался вперёд на больничной койке, но тотчас скорчился от боли. Сломанная нога висела на вытяжке.

Старушка помолчала чуток.

– Всю дорогу он от деревни за «скорой» бежал, доктора в машину-то не пустили. Умаялся совсем, бедолага… – она взглянула в окошко. Вздохнула.

В больничном дворе, на пригретом сентябрьским солнцем асфальте, лежал пёс. Свалявшиеся рыжие космы, сбитые до крови лапы, под засохшей коркой грязи еле угадывался некогда роскошный белый воротник. Франтик – упитанный, в меру ленивый, в меру избалованный, но ласковый и смышлёный пёс – спал. Его преданное сердце размеренно билось в собачьей груди.

Вам письмо

– Вот, дед, принимай подарок, – из салона сверкающего на солнце джипа внук достал корзинку.

– Это кто ж такой? – удивился дедушка, вглядываясь подслеповатыми глазами в трёхцветный комочек на дне.

– Бассет-хаунд, – пояснил внук. – Пёс хороший – ласковый, спокойный. По характеру вылитый ты, дед. Хлопот с ним не будет.

Дедушка улыбнулся, спросил:

– Мальчик?

– Обижаешь: разумеется!

Так, с лёгкой дедовой руки и закрепилось за щенком имя Мальчик.

Мальчик оказался на редкость смышлёным и не по возрасту уравновешенным щенком. Как внук и обещал, проблем с ним не было. Не баловался, не безобразничал, не грыз тапочки, не портил дедушкину мебель. Соседи диву давались: что за странный пёс? И внешний вид, по деревенским меркам, необычный: сам длинный, лапы короткие, щёки висят, а уши у самой земли болтаются.

– Пёс тебе под стать – средь сельских шавок ворона белая, – усмехалась соседка, баба Клава.

Дедушка не обижался. Двадцать пять лет прошло, как в деревню из города перебрался, а всё чужаком его считают. Раньше военным был, служил исправно. А как на пенсию отправили, да жена умерла, да дети кто куда разъехались, решил в деревню переехать. Опять же доктора советовали. Сердце пошаливало. Теперь только младший внук навещает: гостинцев привезёт, с лекарствами поможет. Мальчика вот подарил, чтоб одиноко не было.

Зажили дед с Мальчиком душа в душу. Ели вместе: что у деда на столе, то и у Мальчика в животе, спали в одной комнате – не мог собаку на цепь посадить. Вместе ходили в сельпо, вместе на рыбалку, за грибами в лес. Неспешно, вразвалочку Мальчик неотступно следовал за хозяином. А вечерами сидели во дворе – дед на лавочке всё думал о чём-то, пёс дремал у его ног. Размеренная жизнь обоим была по вкусу.

Прошёл год. Возмужал Мальчик. Стал взрослым и по ночам, когда кто-то шёл мимо окон, подавал зычный уверенный голос.

Дедушка расхворался, всё реже выбирался из дому – сердце… Не помогали дорогие лекарства, что привозил внук. Как-то вечером заглянула на огонёк баба Клава. Посидели, поговорили за чаем. Дедушка всё больше о Мальчике рассказывал, какой он замечательный…

– Спасибо вашему дому, да пойду к своёму, – засобиралась баба Клава, но дедушка вдруг схватился за сердце.

– Что с тобой, Сергей Юрич? – всполошилась соседка.

– Плохо что-то, – чуть слышно проговорил дед, облокачиваясь о стену.

– Где таблетки-то? – старушка засуетилась, забегала по дому.

– На кухне, в шкафчике.

Мальчик приподнял морду и удивлённо смотрел на дедушку.

– Ничего-ничего. Сейчас лекарство приму – полегчает.

Но лучше не стало. Приехала «скорая», незнакомые люди в белых халатах наполнили горницу резким запахом. Мальчик беспокойно стучал хвостом, тревожно вглядывался в лица, пытаясь понять, что не так с дедушкой.

– Придётся в район везти, – сказал доктор.

– Не могу, Мальчику меня, – запротестовал дедушка.

– Соседка за вашим Мальчиком присмотрит. Вам здоровья девать некуда? На тот свет захотелось?

Сергея Юрича уложили на носилки и понесли к машине. Сердце собаки заныло: куда уносят? Зачем? Не находил ответа. Пёс бросился следом.

– Я вернусь, жди, – попросил дедушка, и дверцы «скорой» захлопнулись.

Так началась самостоятельная жизнь Мальчика. Каждый день его навещала баба Клава, приносила нехитрую еду, выпускала гулять. Пёс не ел, но прогулок не мог дождаться. Выбегал за ворота, мчался по дороге, пытался узнать, почуять, куда увезла дедушку машина. Каждый раз запах хозяина приводил к трассе, что вела в город. Со временем запах слабел и вскоре совсем выветрился, смешавшись с бензином и копотью. Стоя у обочины, пёс глядел на ревущие автомобили: дедушка, где ты? Что с тобой? Почему меня бросил? Пёс не в силах был ответить, но помнил: хозяин просил ждать. И он ждал.

Часто, когда Мальчик дремал, баба Клава слышала, как он тихонько повизгивает во сне.

«С дедушкой говорит», – старушка тяжко вздыхала.

Мальчик лежал во дворе, как обычно, думал о дедушке. Он больше не ходил на шоссе, но ждать не перестал.

Распахнулась калитка, и во двор вбежала румяная девушка Татьяна. Мальчик её знал. Татьяна работала на почте, не раз приносила дедушке письма из города.

– Здравствуй, – ласково обратилась она к собаке.

Пёс не встал, лишь вяло постучал по земле хвостом.

– Чего грустный? – девушка присела на корточки, положила перед мордой конверт. – Вам письмо, гражданин.

Родным, любимым запахом повеяло на Мальчика. Вскочил, с жадностью обнюхал конверт.

– Смотри, что написано: «Алтайский край, деревня Бобровка, улица Сосновая, дом 5, Мальчику», – Татьяна распечатала конверт. – Это тебе письмо. От дедушки.

Пёс давно всё понял сам. Нюхал пустой белый лист и понимал: хозяин где-то есть, он помнит о нём и обязательно вернётся.

Ровно через неделю Татьяна появилась вновь. На этот раз от нетронутого листка лекарствами пахло сильнее, но пёс всё равно прочёл родной запах.

Прошла ещё неделя. Не в силах ждать больше, Мальчик сам пришёл на почту. Стоял у порога, переминаясь с лапы на лапу, не смел войти.

– Ах, ты, Господи, – всплеснула руками Татьяна, – полюбуйтесь, кто пожаловал!

На её голос из почтамта выглянули сотрудницы.

– Умница какой! – хвалила Татьяна Мальчика, гладя по голове. А тот с нетерпением принюхивался к увесистой брезентовой сумке.

– Вот твоё письмо, – Татьяна вытащила конверт, пёс бережно взял его в зубы.

– Совсем народ обнаглел! Почта и так под завязку загружена, а они собакам письма шлют! Ни стыда, ни совести – на пороге появилась начальница почтамта Нина Ивановна – известная сплетница и скандалистка. В деревне её недолюбливали – много гадостей людям сделала. То слух нехороший о человеке пустит, то кляузу напишет. А однажды, когда Нина Ивановна подсматривала через забор, что у соседей делается, покусал её дворовый пёс. С тех пор собак она терпеть не могла, глядела на Мальчика со злостью. – Псам надо не по деревне разгуливать, а на цепи сидеть!

– Зачем вы так? – заступилась за собаку Татьяна. – Он по хозяину скучает.

– Чтоб я его здесь не видела больше! – распорядилась начальница, яростно хлопнув дверью.

Ровно через неделю Мальчик пришёл вновь. Постепенно люди привыкли к необычному поведению собаки. Слухи о псе, получающем из города письма, расползлись по деревне. Несмотря на запрет начальницы, Татьяна всегда с радостью встречала Мальчика, вручала очередной конверт. Их было уже восемь. Пёс осторожно, и чтобы не помять, в зубах приносил письмо до мой. Баба Клава распечатывала его и давала Мальчику «почитать», затем аккуратной стопочкой складывала в комод.

В тот день Мальчик проснулся раньше обычного. Запросился на улицу. Старушка, услыхав, отворила.

– Не спится? Письма ждёшь? – проворчала добродушно и выпустила пса во двор. Мальчик стремглав бросился на улицу.

Еле вытерпел, пока нерасторопный сторож отпирал двери почты, но было рано – Татьяна ещё не пришла. Пёс ждал, устроившись у порога. Что-то беспокоило, какое-то новое чувство тревожило сердце.

– Опять ты? – подошла Нина Ивановна. – Я же сказала: не приходи! А ну сгинь! – замахнулась рукой.

На всякий случай пёс отошёл в сторонку, но поста своего не покинул.

Татьяны всё не было, но Мальчик терпелив.

– Ты уже здесь! – наконец появилась она. – Рано сегодня. Подожди, сейчас вынесу.

В предвкушении пёс топтался на месте. Каждого письма, каждой весточки ждал он с нетерпением. Получать конверты стало смыслом жизни, невидимой нитью, что соединяла с дедушкой. Пусть он далеко, пусть они не вместе, но хозяин помнит о нём.

Вышла Татьяна. На лице читалось недоумение:

– Тебе ничего нет…

Мальчик насторожился, уловив в голосе тревожные нотки.

– Давай-ка подождём, может, вечером… Ступай домой.

Он не ушёл, до заката сидел под окнами. Изредка Татьяна выглядывала в окошко. Мальчик ни разу не шелохнулся – ждал…

– Сегодня уже ничего не будет, – не выдержала девушка. – Приходи завтра, авось, объявится письмо, – в голосе не было уверенности.

– Да чего ты с ним нянькаешься, точно с дитём малым? – процедила Нина Ивановна, выйдя на крыльцо. – Сказала бы прямо: помер хозяин! Вон умный какой, поймёт, небось, – глаза начальницы сузились, ноздри раздулись. – Нет твоего хозяина больше, усёк? И не ходи сюда!

Мальчик поднялся, с удивлением посмотрел на Татьяну: та молчала, а глаза блестели влагой.

Пёс дёрнулся, точно сквозь него пропустили электрический ток, сорвался с места и бросился прочь. Подгоняемый одному ему известной мыслью, он летел стрелой. Инстинкт, неведомая человеку интуиция гнали собаку вперёд, и сердце билось в унисон с новым чувством.

Он мчался по отлогому склону низкого холма и уже подходил к линии окаймляющего его неба. Солнце неясно обозначалось вблизи горизонта, почти скрытое за туманом и паром, поднимающимся от вечерней реки. Эти туманные облака были густыми и плотными, очертания их напоминали бегущих по небу собак. Ленивые, они никак не поспевали за Мальчиком. А бассет-хаунд, нерасторопный от природы, летел, точно на крыльях, не разбирая пути. Он не поверил словам недоброй женщины. Дедушка обещал вернуться, и пёс твёрдо знал: хозяин не обманет.

Во дворе в закатных лучах сверкал новенький джип. Калитка была открыта. С радостным пронзительным визгом Мальчик бросился в дом.

За столом сидел дедушка.