Текст книги "Мой ледяной принц (СИ)"

Автор книги: Анна Морион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Я скоро начну охотиться и готова к этому, – твердо сказала на это Миша.

– Давно пора. Когда? – Я мало поверил ее словам.

– С января.

– Отлично. Кто будет учить тебя?

– Я сама научусь, – спокойно ответила она.

Ее слова и самоуверенный вид рассмешили меня.

– Искусству убийства нельзя научиться самому. Это – сложная наука. Тебе обязательно нужен учитель, – сказал я ей, когда унял смех.

– Но у меня здесь никого нет, – тихо сказала Миша.

– Здесь у тебя есть я.

Она недоуменно посмотрела на меня.

– Ты? Да ладно, ты?

– Повторишь?

– Зачем тебе это?

– Хочу помочь тебе, только и всего. – Но я врал: на самом деле, я чувствовал к Мише странную симпатию. Сильную, мучительную симпатию.

– От тебя воняет сигаретами, – сказала она и отвернулась.

«Как ловко ушла от темы» – усмехнулся я.

– Конечно, я же курю, – усмехнулся я.

– Мне неприятно, что ты куришь.

Ее слова задели меня.

– А мне неприятно сидеть рядом с тобой, – сказал на это я.

Миша тут же метнула на меня взгляд.

– Почему? – нахмурилась она.

– Потому что ты выглядишь как проститутка.

Я думал, что Миша ответит мне дерзостью, но, к моему величайшему удивлению, ее глаза наполнились слезами, и она расплакалась. Ее реакция застала меня врасплох.

– Миша! – Я прикоснулся к ее плечу, но она ударила меня по руке.

– Зачем ты так обижаешь меня? – сквозь слезы спросила она.

– Я всего лишь сказал правду и не понимаю, к чему тут плакать, – совершенно честно ответил я, но мне было неловко оттого, что я довел ее до слез.

– Я не проститутка! – Миша с обидой посмотрела на меня, но тут же отвернулась: тушь грязными потоками текла по ее щекам.

– Черт, не хотел обидеть тебя. – Я повернул ее лицо к себе, а она в это время пыталась стереть ладонью свою ярко-красную помаду, размазывая ее вокруг губ. Притянув Мишу к себе, я обнял ее. – Тише, не нужно плакать. Нашла причину для слез, – с улыбкой сказал я.

Миша попыталась оттолкнуть меня, но я удерживал ее в своих объятьях. Она вцепилась пальцами в мой смокинг.

– Ты назвал меня проституткой! – приглушенно сказала Миша, уткнувшись лицом в мое плечо. – А это не очень лестно, знаешь ли! Грубиян! Чурбан бесчувственный!

– Нет, я сказал, что ты похожа на проститутку, – поправил я Мишу, гладя ее волосы.

– Это одно и то же!

– Нет, и ты прекрасно это знаешь, маленькая истеричка.

***

Меня охватила такая злость на Фредрика, что мне захотелось поколотить его красивую холодную физиономию. Но он обнял меня, и я изумилась его поступку.

«Что он делает?» – пронеслось у меня в голове, когда я почувствовала на себе его руки: одну он положил на мою спину и прижал меня к себе, а второй гладил мои волосы. Я уткнулась в его плечо и продолжала всхлипывать от обиды.

Да, я действительно была одета и накрашена чрезвычайно ярко, но считала, что похожа на женщину-вамп, а не на проститутку! Какие у него стереотипы! А он еще говорит, что это я наивная!

– У тебя есть влажные салфетки? – спросила я: мне нужно было убрать с лица грязь, потому что я никоим образом не обманывалась по поводу своего теперешнего вида.

– Нет, откуда? – Кажется, Фредрик улыбнулся. – Я схожу к твоей подружке. Будь здесь.

Фредрик отпустил меня и ушел, а я стала думать о том, что, черт побери, происходит? С ним и со мной? Но он вернулся очень скоро: я даже не успела решить, обижаться мне на него или нет.

– У Мэри в сумке целая вселенная, – сказал он, протягивая мне пачку салфеток.

Фредрик вновь сел рядом со мной, а я взяла сразу несколько салфеток и принялась усердно очищать свое лицо от потекшей косметики.

– Ну, как? – спросила я, посмотрев на Фредрика.

Он насмешливо улыбнулся.

– Дай салфетки, – ответил он.

Я передала ему упаковку, он взял несколько салфеток и стал осторожно водить ими по моему лицу и, хоть он был в перчатках, мне стоило многих усилий не вздрагивать, когда он прикасался к моей коже.

«Что это? Почему я веду себя как нервная дурочка? Он всего лишь помогает мне очистить лицо от макияжа!» – недовольно подумала я.

Когда Фредрик завершил свою работу, я открыла глаза и увидела его улыбающееся лицо.

– Что здесь смешного? – вырвалось у меня.

– Без косметики тебе намного лучше, – серьезно сказал Фредрик. – Никогда больше не приводи себя в такой жалкий вид.

– А ты брось курить, – съязвила я, желая задеть его. – Между прочим, я совсем не шутила, когда сказала, что от тебя воняет сигаретами, и мне это неприятно.

Фредрик промолчал и вдруг протянул руку к моим волосам, но я уклонила от нее голову.

– Что ты делаешь? – жутко смутившись, возмутилась я.

– Если я скажу, что такие прически носили в Викторианскую эпоху только проститутки, ты снова заплачешь?

– Откуда ты знаешь, что они носили такие прически?

– Видел таких женщин собственными глазами, и не раз. Именно поэтому я сказал, что твой сегодняшний образ напоминает мне одну из них, – спокойно объяснил Фредрик.

«Ах, вот в чем дело! И как я могла забыть о том, что он жил в то время и много чего повидал!» – подумала я.

– Интересно узнать, почему ты видел их? Пользовался их услугами? – с сарказмом спросила я.

– Ревнуешь?

Эта фраза заставила меня опешить на целую секунду.

– Я? – Вырвался из моего горла писк возмущения. – Да никогда! Я уже сто раз говорила тебе, что такой айсберг, как ты, не в моем вкусе!

– В первый раз слышу.

– Ну, сейчас говорю!

Я сняла с головы цилиндр и бросила его Фредрику. Тот поймал свой головной убор, а я стала расплетать прическу, которую Мэри увидела в Интернете, и которая оказалась прической девушки легкого поведения.

– И вообще, прежде чем что-то мне говорить, подумай о том, что я очень впечатлительна. Нельзя было сказать, что я похожа на «девушку легкого поведения»? А то сразу «проститутка»! – проворчала я.

– Во-первых, я не называл тебе проституткой, во-вторых, всегда нужно называть вещи своими именами, – отозвался Фредрик, наблюдая за моими действиями. – Помочь?

– Нет! – Я сняла последнюю шпильку, и волосы рассыпались по моей спине. – Доволен? – бросила я Фредрику.

– Да, Рапунцель.

Я стукнула своей туфлей по его ноге.

– Очень мило с твоей стороны, а главное, как это по-детски! – усмехнулся Фредрик.

– Тебе полезно.

Но вдруг его лицо стало очень серьезным.

– Бросай это дело. – Его глаза стали строгими и холодными. – Так делают только дети, когда у них не хватает аргументов или слов, а взрослые бьются словами, но не конечностями.

– Как мне надоело, что ты постоянно подчеркиваешь мой возраст! – тихо сказала я.

Моих ушей вдруг донесся голос «дворецкого», объявившего о медленном танце и призвавшего джентльменов приглашать своих дам и наоборот.

Фредрик поднялся и протянул мне руку.

– Пойдем.

– Куда? – удивилась я.

– Танцевать.

Я насмешливо фыркнула.

– Какое галантное приглашение! Уверена: девушка, которая приглашала тебя в свой гроб, умерла бы от счастья, пригласи ты ее танцевать! Да еще в такой высокой манере! – сказала я, но все же, приняла его руку. – И в отместку за такое приглашение, я буду наступать тебе на ноги.

– Пожалуйста. Мне ты не причинишь ни боли, ни дискомфорта, но в глазах окружающих будешь неуклюжей цаплей.

– Ты мастер делать комплименты! Я сейчас растаю! – деланно проворковала я и, шагая рядом с Фредриком, удивлялась своим действиям. Зачем я вообще с ним шла?

Мы остановились почти на середине площадки. Вокруг нас уже танцевали десятки пар: кто-то крутился на одном месте, а кто-то совершал пируэты, в общем, интересная картина.

– Уверен: вальс танцевать ты не умеешь, – с уверенностью в голосе заявил Фредрик.

– Да, не умею. Можешь злорадствовать по этому поводу, – ответила я, однако ничуть не смутившись.

Фредрик положил свою ладонь на мою талию и немного притянул меня к себе. Я пришла в замешательство: мы никогда не стояли так близко друг к другу, почти касаясь телами. Второй рукой он взял мою ладонь, а я положила свободную руку на его плечо. Мы стали медленно топтаться вокруг своей оси.

– Если ты хочешь потанцевать вальс, уверена, все присутствующие здесь девушки с удовольствием исполнят твое желание, – сказала я, чтобы отвертеться от такой неловкости, как танец с ним.

– Не волнуйся за меня: я готов потерпеть неудобство, – спокойно бросил мне Фредрик.

Я стала смотреть по сторонам. Говорить мне совершенно не хотелось, к тому же, от Фредрика исходил неприятный запах сигарет, от которого в моих легких просыпался тихий кашель.

– Кажется, твоя собачка тоже решила потанцевать, – вдруг тихо сказал Фредрик, наклонившись к моему уху.

Я вздрогнула от такой неожиданности.

– Не говори так о Мэри! – упрекнула я его, но повернула к нему лицо. – Где?

Он еле заметно кивнул вправо, и, бросив туда взгляд, я увидела Мэри, танцующую с высоким брюнетом. Но это был не Эндрю. Мне стало досадно за нее.

– Ты должна съехать от нее, – нетерпящим возражений тоном вдруг сказал Фредрик.

– Разговор окончен, – мрачно процедила я. – Забудь об этом.

– Разговор будет продолжаться до тех пор, пока ты не сделаешь это.

Его слова вывели меня из себя.

– Послушай, может, ты и взрослый самостоятельный вампир, но в мою жизнь не лезь! Понял? Мне надоели твои постоянные нравоучения! – резко сказала я. – И от тебя воняет сигаретами!

– Маленькие дети никогда не слушают советы взрослых, – спокойно ответил он на мою короткую тираду.

– Если ты считаешь меня маленькой, не общайся со мной! – воскликнула я, задетая его сравнением.

– Боюсь, нужно было поступить так намного раньше.

– Вот как!

– Но сейчас я не могу. – Он словно специально осыпал меня колкостями. – И выпрями спину.

– Не смей мне приказывать! И не пошел бы ты? – вырвался у меня возглас негодования.

Я резко отстранилась от него.

Фредрик ничего не ответил, но его взгляд похолодел, и я поняла, что переборщила.

– Извини, это было грубо с моей стороны, – тихо сказала я. – Но ты сказал, что не можешь перестать общаться со мной. Почему?

– Ты – истеричка, еще какая, но, как ни странно, мне приятно твое общество. И я знаю, что и мое общество приятно тебе, – спокойно ответил на это он.

Я приподняла брови: с чего он взял?

– Тебя выдают твои поступки: ты много играешь, но фальшь чувствуется сразу, да и лгать ты совершенно не умеешь. Ты не фальшивая, а просто наивная и легкомысленная, – улыбнувшись, добавил Фредрик.

– Отличный набор качеств для такой истерички, как я, – криво усмехнулась я, чтобы скрыть глубокое потрясение его словами.

***

– Пойдем уже домой? – усталым голосом сказала Миша.

Я увидел, что мои слова смутили ее: она глубоко задумалась и опустила взгляд на землю.

– Пойдем, – ответил я, понимая, что у нее пропало всякое желание веселиться.

И вдруг Миша взяла меня за руку. Сама. Но по ее расстроенному виду я понял, что она сделала это машинально. Однако мне был приятен этот ее жест.

Мы медленно направились к машине.

– Расстроилась? – спросил я, хотя прекрасно знал ответ.

– Да. Никогда не думала о том, что выгляжу наивной и легкомысленной, – тихо ответила Миша.

– Всему свое время, и не следует жалеть об этом. Думаешь, я сразу стал таким? – Я желал, во что бы то ни стало, утешить ее.

– Но ты начал охотиться очень рано, а я до сих пор… – Миша замолчала, не закончив своей фразы.

– Навыки – это совсем другое: если постоянно тренироваться, их можно быстро развить почти до совершенства. Но мировоззрение нельзя поменять за один год, за два и даже за пять. Бесспорно, что-то в тебе меняется, но это незначительные изменения – их никто не заметит, даже ты сама. Мировоззрение, поведение, характер – это живые, динамичные элементы: они имеют свойство деформироваться. В твои годы я был таким же, как ты, ну, немного серьезнее, но это в силу моего пола. Ты – девушка, к тому же, очень юная, поэтому легкомыслие и наивность для тебя естественны, и я принимаю их. В наивности есть и хорошие стороны, но ею нужно уметь управлять, чтобы не потерять себя.

– Но что тобой случилось? Почему ты такой холодный? Твоя юношеская наивность подвела тебя?

– Я разочаровался в смертных, а это еще хуже. Лучшая их часть так ничтожна, что я удивляюсь тому, как этот мир до сих пор не уничтожен другой их частью, которая просто паразитирует и не дает обществу двигаться вперед. – И тут я задал ей вопрос, который давно мучил меня. – Миша, почему ты общаешься со мной, если тебе строго запретили это делать?

Она подняла на меня удивленный взгляд.

– Мне интересно с тобой. – Было ее ответом.

Я не ожидал от нее таких слов, поэтому был несказанно польщен, и это несмотря на то, что моему нордическому характеру несвойственно было испытывать это чувство. В словах Миши не было ни намека на лесть, ни намека на откровенную симпатию или на то, что я привлекал ее как мужчина. И все же, я был рад услышать эти слова.

Разве я мог привлекать Мишу? Не беря в расчет ее возраст, я все равно был уверен в том, что не мог: слишком холодным был мой характер. Когда я был с Марией, ее бесило мое извечное хладнокровие и спокойствие. Но я такой – не выставляю напоказ свои чувства, какими бы они ни были. И какими бы сильными они ни были. А Миша – полная моя противоположность: она как живая энергия, бьющаяся в стремительном течении. И пусть ее мысли и поступки были наивны, но в этом была какая-то странная трогательность.

Да, Миша была прелестна, но я не чувствовал к ней никакого влечения: в моих глазах и мыслях она была лишь глупенькой беззащитной девушкой, которую необходимо было направлять на «праведный» путь. Но мне было приятно чувствовать ее ладонь, лежащую в моей, приятно танцевать с ней. Обычная симпатия дружелюбия.

Кем мы были? Друзьями? Нет. Возлюбленными? Точно нет. Знакомыми? Нет, это было что-то большее. Тогда кем?

Ответ на этот вопрос я так и не нашел, но мне было наплевать на то, что я не знал его: наши с Мишей отношения интриговали меня. Меня тянуло к ней, к этой наивной немного истеричке, и я хотел наставлять ее, ведь сама она была не приспособлена к жизни вампира.

Смотря на идущую рядом девушку, я думал о том, хотел ли я, чтобы она что-то чувствовала ко мне? Что-то похожее на любовь? Нет, точно нет. Но, когда Миша рассеянно улыбнулась, я понял, что хочу и хочу безумно, чтобы она чувствовала ко мне не только симпатию. Потому что Миша стала дорога мне. Почему-то очень дорога.

Мы в молчании доехали до ее дома, она пожелала мне спокойной ночи и вышла из машины. Меня вдруг охватил нежелание отпускать ее, однако, зная, что она морально устала, я не желал тревожить ее. Но мне пришлось: Миша забыла в машине свое черное пальто.

Я взял его, вышел из машины и подошел к Мише: она открывала дверь.

– Ты забыла свое пальто, – сказал я.

– Спасибо. – Девушка открыла дверь, забрала пальто и хотела, было, войти в дом, но я, сам не понимая зачем, мягко схватил ее за локоть.

Миша отнеслась к этому совершенно равнодушно.

– Извини за то, что обидел тебя сегодня, – тихо сказал я.

– Ничего страшного. И ты извини за то, что послала тебя. Спокойной ночи, Фредрик. – Миша зашла в дом и закрыла за собой дверь, а я медленно спустился к машине.

– Спокойной ночи, и спасибо за приятный вечер, – сказал я, сел в свой «Мустанг» и уехал в свою холостяцкую берлогу.

ГЛАВА 12

Прошедший вечер приятно удивил меня: несмотря на то, что Фредрик довел меня до слез, а Мэри так ловко ускользнула, оставив меня с ним наедине, несмотря на неловкость, царившую в машине Фредрика, и на то, что от него неприятно пахло сигаретами.

Мой мозг был наполнен тысячей мыслей, и я просидела с ними до трех часов утра. В итоге я пришла к выводу, что мы с Фредриком могли бы стать друзьями, потому что большего я не хотела. Когда в мою голову закрадывались мысли о том, что он был приятен и симпатичен мне, я тут же вспоминала о Седрике и его словах о том, что любовь приносит страдания. Страдания! А страдать я не хотела, и мне становилось страшно оттого, что я могла влюбиться в этого холодного Фредрика, поэтому стремилась поставить между нами стену. Я знала: если меня угораздит влюбиться в него, я точно буду несчастна – это будет любовь без взаимности, и тогда я стану похожа на Брэндона Грейсона. Тогда я буду любить Фредрика всю свою бесконечную жизнь без взаимности с его стороны. А потом увижу, как он женится на другой. И главное, что смерти не будет, а значит, не будет выхода из этого тупика. А это – бесконечный кошмар!

Поразмыслив обо всем, я решила, что мы с ним могли быть друзьями и не более: для него я была всего лишь наивной девочкой, которой он хотел помочь влиться в человеческое общество. Вот и прекрасно. Не буду в него влюбляться. Ни за что.

Мэри пришла в четыре часа утра: она тихо открыла дверь, зашла в прихожую, уронила там что-то, тихонько выругалась, а потом увидела меня: я стояла в проеме двери своей комнаты, без зажженного света. Мэри громко вскрикнула, но, присмотревшись ко мне, облегченно вздохнула.

– Ты смерти моей хочешь? Напугала меня до чертиков! – недовольно воскликнула она.

От нее пахло вином, и я поморщилась от этого запаха: казалось, он заполнил собой весь дом.

– Почему ты так поздно? – с упреком спросила я.

Пока Мэри отсутствовала, я совершенно не думала о ней, но теперь была крайне обеспокоена ее состоянием и приходом под самое утро.

– Куда ты пропала с вечеринки? Пропустила много чего интересного! – хихикнула она, безуспешно пытаясь снять с ног свои сапоги.

– Мэри, да ты пьяна! – воскликнула я, подходя к ней.

– Нет, нет, я не пила! Ну, совсем чуть-чуть… Пару бокалов… Ну, три… Ладно, пять! Пять бокалов вкусного красного вина! Но я не пьяная! Ты меня еще в Эдинбурге не видела, когда я училась в школе! – Мэри громко рассмеялась.

– Ну-ка пойдем! – Я решительно сняла с нее сапоги, забросила ее пальто в гардероб, повела Мэри в ванную комнату, раздела ее до нижнего белья, затащила в ванну и окатила подругу мощной струей холодной воды.

– Твою мать, ты что делаешь? – вскрикнула она, пытаясь закрыться от воды руками, но я нещадно угощала ее холодной водой: я часто видела это в фильмах и посчитала, что это могло помочь Мэри быстро протрезветь.

– Замолчи и стой смирно! – прикрикнула я на нее. – От тебя несет как от сотни алкоголиков!

– Ну, все, я поняла, только не кричи! Хватит! Холодно же, Миша! Ну, хватит уже!

Я отключила воду.

Мэри стояла передо мной в одном мокром нижнем белье, с размытым макияжем, и дрожала – это зрелище было таким отталкивающим, что я молча швырнула ей полотенце и ушла в свою комнату.

«Мэри – пьяная! Отвратительно! С чего она вдруг напилась? Пьяные люди – ужасны, безобразны и отвратительны!» – пронеслось в моей голове, и меня охватило чувство омерзения.

Мэри заперлась в своей комнате. Она всхлипывала: видимо, я сильно обидела ее ледяным душем. Но в данный момент мне было плевать на ее чувства: в опьяненном состоянии люди не способны контролировать себя, поэтому все пьяные всегда казались мне гадкими. И мне было жутко неприятно оттого, что Мэри, которую я так яростно защищала перед Фредриком, сейчас была такая же мерзкая, пьяная.

Надев наушники, я включила музыку и легла под одеяло. Когда через два часа я отключила ее, то услышала, что Мэри уснула. Слава Богу, ее не рвало, иначе, я бы сбежала на улицу, несмотря на погоду и темноту.

Утром Мэри долго извинялась передо мной за свое вчерашнее поведение: она сказала, что никогда раньше не пила, и эти пять бокалов просто снесли ей голову. Я напомнила ей о том, что она сказала про школу в Эдинбурге, а она ответила, что хотела оправдаться этой ложью. Пьяный мозг рождает только унизительные оправдания.

Но я простила подруге: все-таки, это было в первый раз. Но в моей душе остался тяжелый осадок, однако я надеялась, что со временем он исчезнет.

Я пошла на лекции, а Мэри осталась дома: как она сказала, у нее было «жуткое похмелье». В колледже все обсуждали вчерашнюю вечеринку: мне пару раз сказали, что я была умопомрачительна, а Элли, которая тоже вчера развлекалась, поставила меня в неловкое положение, спросив о Фредрике, не мой ли он парень. «Нет, – твердо ответила ей я. – Мы просто хорошие друзья».

Когда я вернулась домой, Мэри не было, и пришла она только к вечеру, с пакетами еды, и сказала, что ей уже полегчало. Мы посмотрели какой-то японский фильм о самураях и разошлись по комнатам: я чувствовала, что Мэри словно боялась разговаривать со мной, поэтому весь следующий день мы тоже почти не общались.

В этот день, после пар я, как обычно, пошла к своему велосипеду и в очередной раз обнаружила на нем приглашение принять участие в «Охоте на лисичек». Скомкав бумажку, я хотела, было, выбросить ее в мусорный бак, как вдруг услышала за спиной голос Фредрика. Я вздрогнула от неожиданности и машинально спрятала смятый листок в карман пальто.

– Привет, спешишь? – спросил Фредрик, подходя ко мне.

Сегодня он был одет очень по-английски, во все строгое и темное, и это придавало ему особенно привлекательный вид.

– Привет. – Его появление удивило меня: день был солнечным, а я знала, что в такую ясную погоду взрослые вампиры стараются не появляться на публике.

– У меня к тебе предложение, – сказал Фредрик, словно не обращая внимания на погоду. Если бы на небе не было тучи, что должна была пройти мимо солнца минуты через две, Фредрик выдал бы себя с потрохами.

– Ты разве не заметил, что сегодня очень солнечно? – спросила я, поглядывая на эту тучу.

– Заметил, – спокойно ответил он. – Ну, пойдем?

– Куда? – спросила я, не ожидав от него такого напора.

– Хочу кое-что тебе показать. Всего на час или два.

Перспектива провести наедине с ним целых два часа не привела меня в восторг, но все же, я согласилась, напомнив себе о том, что мы с ним были друзьями, и мы почти побежали к его машине, которая, как оказалась, была припаркована за углом.

«Значит, он ждал меня?» – удивилась я.

Мы сели в машину, Фредрик куда-то повез нас, и вскоре мы подъехали к большому красивому колледжу, который я уже видела ранее. Фредрик стал надевать перчатки.

– Что ты делаешь? – спросила я, наблюдая за его действиями.

– Солнце, – коротко бросил он. – Пойдем.

Я была изумлена, но послушно вышла, а Фредрик натянул на голову свое пальто и только тогда покинул машину – это было забавное зрелище, учитывая его высокую мужественную фигуру и солнце, заливающее все вокруг.

– Идем. – Фредрик быстро пошел ко входу колледжа.

Безумно заинтригованная, я направилась за ним

– Ты не боишься выдать себя? – спросила я.

Мы вошли в огромный холл, Фредрик стянул с головы пальто, снял перчатки и усмехнулся.

– Нет, расстояние было совсем мизерное.

Затем он молча взял меня за руку и повел за собой. Высокие широкие коридоры восхищали меня, и я глазела по сторонам, не глядя под ноги.

– Что это за колледж? – спросила я Фредрика.

– Церковь Христова, – ответил он, не сбавляя шаг.

Вскоре мы оказались перед большими высокими деревянными дверям.

– Отключи телефон, – сказал мне Фредрик.

Я уже перестала чему-либо удивляться, поэтому исполнила его требование.

– Готова? – Фредрик улыбнулся.

Его красивая улыбка привела меня в замешательство.

– Не знаю, – честно ответила я, но что-то подсказывало мне, что там, за дверьми, меня ждало что-то особенное.

Фредрик легко открыл тяжелую на вид дверь и подтолкнул меня к ней, и я была просто обескуражена: он привел меня в церковь! Огромные высокие своды, высоченные мощные колонны, лики и статуи, витражи на окнах, деревянные скамейки и алтарь с изображением Девы Марии… Но, несмотря на всю эту невероятную красоту, это место испугало меня.

– Зачем ты привел меня сюда? – шепотом возмутилась я. – Это же церковь!

– Да, и именно поэтому мы здесь, – шепнул мне Фредрик.

– Я не хочу здесь оставаться! Мог бы сначала меня спросить! – Я захотела уйти, но Фредрик помешал мне: моя ладонь все еще была в его ладони, и он крепко сжимал ее.

– Тебе понравится. Я обещаю, – сказал он и потащил меня за собой в зал.

«Нет, он с ума сошел! Привести меня сюда! Да я сейчас умру от стыда! Я даже не знаю, как нужно себя вести!» – недовольно думала я, идя за ним.

Фредрик довел меня до лавки, расположенной где-то в центре правого ряда, и мы заняли ее.

– Если тебе не понравится, я готов удавиться, – шепнул он мне, с усмешкой на губах.

– Нет уж, предоставь это право мне! – Я забрала свою ладонь из его ладони и скрестила руки на груди.

Он спокойно улыбнулся.

Как же в данный момент меня бесила эта его улыбка!

Чтобы занять себя, я стала осматривать обстановку церкви и нашла ее впечатляющей, великолепной и ошеломляющей. Постепенно все скамейки были заняты людьми: здесь были студенты, преподаватели, и даже один из моих тьютеров. Я молча обменялась с ним кивками головы.

– Для чего ты притащил меня сюда? – спросила я Фредрика, нетерпеливо ожидая хоть какого-нибудь действия со стороны церкви.

– Посиди спокойно еще пять минут и увидишь сама. – Он будто не слышал раздражения в моем голосе.

Его упрек задел меня, но я ничего не сказала: пусть думает, что хочет!

Через пять минут рядом с алтарем появился пастор и объявил, что сейчас будет проходить благотворительный концерт, сборы средств с которого будут переданы больному раком мальчику. Для пришедших сюда выступят протестантский, англиканский, католический и православный хоры.

Первыми вышли католики.

«Сюрприз так сюрприз! Теперь придется целых два часа слушать их занудные песнопения! – с тоской подумала я и вздохнула с чувством обреченности. – Ну, Фредрик, я точно тебя задушу!»

***

Узнав о том, что в колледже Церкви Христовой будет проходить благотворительный концерт духовной музыки, я сразу решил, что отведу туда Мишу. Я знал, что при ее впечатлительности концерт придется ей по душе.

Выступал Христианский Союз Оксфордского Университета: я пару раз был на их заседании, но не был впечатлен, тем более, мне не нужны были поиски Бога – я верил в его существование, но доказывать это считал глупостью.

Когда первые звуки понеслись к сводам, так что пол, казалось, задрожал, а скамьи завибрировали, лицо Миши изменилось, и она приложила к груди правую руку, а когда первый хор спел свою вступительную песню, на латинском языке, лицо юной вампирши стало по-особенному прекрасным: оно было наполнено неприкрытым восхищением. И я не мог оторвать от Миши восхищенного взгляда, но, к счастью, она не замечала его.

Вторая песня, в минорных тонах, потрясла Мишу еще больше: она вдруг схватила мои пальцы своими длинными тонкими пальчиками и сжала их. У меня перехватило дыхание, и в моем мозгу пронеслась мысль: «Хорошо, что я снял перчатки!». Мне было невероятно приятно ее действие, этот жест доверия и беззащитности.

И, неожиданно для себя, я понял: Миша, эта нервная девушка небезразлична мне. Небезразлична? Нет, не так. Я был влюблен в нее. Влюблен по уши. Это нежданное открытие поразило меня до глубины души, сразило наповал.

«Как такое возможно? Ведь еще пару минут назад она была для меня всего лишь маленькой глупенькой Мишей! Нервной истеричкой! Но сейчас я отчетливо понимаю, что люблю ее, понимаю, как она прекрасна и нежна, естественна и мила. – Мой мозг заполнился лихорадочными мыслями. – Но ведь ей девятнадцать. Будет через две недели. Это в мире людей она считается совершеннолетней и имеющей право любить, кого хочет. Но в нашем мире – она все еще слишком юна и без каких-либо прав. Черт, не может быть! Я не могу любить ее! Я слишком молод, чтобы любить! Но я люблю. Люблю Мишу. За что? Вот это дерьмо!»

Меня наполнила горечь того, что моей спокойной жизни пришел конец: я влюбился. И в кого? В эту девчонку!

Весь концерт я просидел, не слыша пения, глядя на Мишу, сжимая ее пальцы и поражаясь тому, как смог разрушить свою жизнь. А Миша сидела, не дыша, с горящим взором, положив руку на грудь, словно пыталась удержать в ней чувства, разрывающие ее грудную клетку. Ее нежное лицо обрамляли густые золотистые волосы, создавая вокруг него мягкое сияние, словно она была ангелом.

Но как такая скала или, как называла меня Миша, «айсберг», смог влюбиться? Я – спокойный, хладнокровный и убежденный холостяк полюбил. Да еще так рано для вампира! И избранницей моего холодного, но, как оказалось, безумного сердца, стала эта юная легкомысленная девчонка! Миша Мрочек!

Я не заметил того, как прошел концерт, но мне казалось, что я оглох. Меня наполняла мерзость к самому себе.

– Фредрик, это было… Я была на небе! – как сквозь туман, услышал я красивый высокий голос Миши.

Я моргнул и очнулся: Миша смотрела на меня, и ее лицо было полным восхищения.

– Не думала, что это будет так прекрасно! Божественно! А я еще и ругала тебя! – тихо сказала она. Ее глаза блестели. – Мне казалось, что в моей груди скопились слезы, как океан, и мне было больно на душе, но сладко одновременно. Это был рай, Фредрик… И я хотела бы попасть туда, чтобы каждый день слушать это божественное пение.

– Для этого не обязательно жить в раю: подобные концерты и богослужения проходят почти каждый день, – сказал я, радуясь тому, что Миша все еще сжимала мои пальцы своими. К счастью, я прекрасно контролировал себя, несмотря на то, что весь концерт только и размышлял о том, как разрушилась моя жизнь.

– Правда? Мы ведь придем сюда еще раз? – с восторженной улыбкой спросила Миша.

«Мы. Она сказала «Мы», словно мы были вместе. И я только что сам сказал «Мы». Я смотрел на Мишу и хотел, чтобы она и я, действительно, превратились в «Нас», но не мог сказать ей о своей неожиданной любви: она не могла понять меня – я был для нее никем, всего лишь знакомым. Эта юная девушка не воспринимала меня всерьез, не принимала как мужчину.

– Кто мы, Миша? – вдруг вырвалось у меня.

Она растеряно улыбнулась.

– Как кто? Друзья, конечно, – ответила она.

Чтобы скрыть горечь, наполнившую меня, и не смотреть на объект своих страданий, я уставился на алтарь: видеть Мишу в эти минуты я не мог. Просто не мог.

– Да, ты права, – спокойно сказал ей я. – И мы обязательно придем сюда еще раз, но сейчас мне нужно идти.

– Но я думала, что мы еще поболтаем, – удивленно сказала Миша, не отпуская мою руку и не давая мне встать со скамьи.

Впервые за этот день, я почувствовал на нее досаду: мне необходимо было уйти, чтобы разобраться в себе. Мне было невыносимо сидеть рядом с ней, когда она так прямо объявила о том, что мы были только друзьями. Я любил ее, но мне было неприятно оттого, что я понял свои чувства к ней. Однако покинуть ее таким грубым образом я не мог, поэтому лишь фальшиво улыбнулся.

– Хорошо. О чем ты хочешь поговорить? – спросил я: мне помогло мое природное хладнокровие, и я поражался тому, как мог быть так спокоен после того, что понял мою любовь к Мише.

– Ты играешь на каком-нибудь музыкальном инструменте? – просияв, спросила она.

Я даже усмехнулся от ее нелепого вопроса: и ради этого она не давала мне уйти!

– Да, на никельхарпе, – все же ответил я, откинувшись на спинку деревянной скамьи.