Текст книги "Послушный до дрожи (СИ)"

Автор книги: Анна Кота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Глава 15. Жёлтый страж

ЭЛ

Вечер был тише обычного – будто моргнул и задержал дыхание. Марлен ушел к себе, Эл остался один в служебной гостиной – включил одну из панелей с виртуальной экспозицией и рассеянно смотрел на изображение.

Он никого не ждал, но и не удивился, когда услышал шаги.

Не настороженные, не быстрые – скорее легкие.

Нейт.

Эл даже не успел поднять голову – тот уже стоял у двери, чуть прижавшись плечом к косяку, будто ждал разрешения.

– Не помешаю?.. – тихо.

– Заходи.

Нейт сел на ковёр рядом с диваном, чтобы лучше было видно экспозицию – картину, которая занимала всю стену: темный холст с почти незаметными точками света.

– Она… странная, – сказал Нейт наконец.

Эл хмыкнул.

– Это нормально.

Нейт повернулся к нему, внимательные глаза, чуть приподнятые брови.

– Ты как-то говорил… про дыхание. Что картина может дышать. Эта… она как будто не хочет.

Эл почувствовал лёгкое удивление – не от слов, а от того, как серьёзно они были сказаны.

Он шагнул вперёд, провёл пальцем по контуру изображения.

– Она не не хочет. Она скрывает. Смотри…

Он очертил в воздухе линию – словно проводя границу между темнотой и светом.

– Видишь эти точки? Это не звёзды. Это следы. Художник стирал и наносил заново, пока холст не стал похож на ночь. Всё, что здесь есть – это остатки движения. Память мазков.

Нейт слушал так, как редко кто слушал – не ради одобрения, не из почтения к знаниям, а… как человек, которому это действительно интересно.

– Значит… это не про ночь?

– Про человека, – мягко сказал Эл. – Про то, как он исчезает в собственном движении. Художник был болен тогда. Умирал. Это его последняя работа.

Нейт не вздрогнул, не отшатнулся – только стал внимательнее.

– А ты откуда знаешь?

Эл на секунду замялся.

– Был у него в мастерской.

На лице Нейта мелькнуло что-то вроде благоговения.

– Ты был… в мастерской художника?

– Это было давно, – спокойно. – Тогда ещё мог.

Нейт чуть придвинулся, сел удобнее, и в этот миг стало ясно: он пришёл не просто поболтать. Он пришёлслушать.

Эл вздохнул – медленно, сдувал пыль с ящика, который не трогал уже много лет.

– Хочешь попробовать сам посмотреть? – спросил он.

Нейт кивнул.

– Да.

Эл указал на картину.

– Смотри не на цвет. Смотри на ритм. Здесь всё строится на том, что исчезает.

Нейт сосредоточился, нахмурился, потом вдруг сказал тихо:

– Она как будто… не может сделать вдох. Как будто ей что-то мешает.

Эл удивился.

Не от того, что Нейт увидел. А от того, что он увиделсразу.

– Да, – выдохнул Эл. – Именно.

НЕЙТ

Нейт не любил служебную гостиную. Там можно было столкнуться с Марленом. Но сегодня вечером что-то тянуло – тишина, мягкий свет, голос Эла, который мог часами говорить о живописи.

Для Нейта это было что-то новое: слова, которые не объясняют, не приказывают, а открывают.

– А если я не понимаю? – спросил Нейт, не отводя взгляда от полотна.

– Это хорошо, – сказал Эл. – Непонимание – тоже дверь. Главное, чтобы она не была закрыта.

Нейт улыбнулся – слабее, чем хотел, но честно.

– А ты… всегдатаквидел?

Эл замолчал. Долго.

И Нейт понял: тишина тоже часть ответа.

– Я видел по-другому, – сказал Эл наконец. – А потом… пришлось учиться заново. После коррекции.

Нейт опустил взгляд. Он не знал всех подробностей, но знал – там стирают не знания, а человека.

– А сейчас?

Эл медленно повернул голову.

– Сейчас я вижу только те слои, что не успели стереть.

Это признание пронзило Нейта сильнее, чем картина.

Он вдруг понял, почему хочется его слушать. Потому что Эл – живой. Сломленный, но живой – и видит глубже, чем те, кто целы.

– Научи меня, – сказал Нейт. – Я хочу. Правда.

Эл приподнял бровь, но не насмешливо – удивлённо, почти мягко.

– Учить сложно. Люди быстро теряют интерес.

– Я не потеряю.

Эл смотрел несколько секунд – будто проверял, не очередное ли это желание понравиться.

И понял: нет.

– Тогда выбери любой предмет в комнате, – тихо сказал он. – И назови образ, не что этотакое, а что оноделает.

Нейт оглянулся. Его взгляд остановился на лампе в углу.

– Она… как будто охраняет свет, – он прикусил губу, подбирая слова. – Жёлтый страж в углу.

– «Жёлтый страж в углу», – повторил Эл. – Любопытно.

Нейт смутился.

– Ты просто так говоришь.

– Нет, – сказал Эл. – Это хороший образ. Для первого раза – очень хороший.

В груди у Нейта стало странно тепло.

ЭЛ

Он сидел рядом с мальчишкой и чувствовал – впервые за долгое время – что его слова не растворяются в воздухе.

Не отскакивают от стен. Не гасятся молчанием. Они падают – и дают ростки.

Он достал из ящика стола чистый лист бумаги и положил перед Нейтом.

– Попробуешь? Не рисовать. Видеть.

Нейт взял карандаш. Белая бумага показалась ему слишком яркой – как свет в первый день в новом доме. Но он всё же провёл линию. Неровную, ломкую.

– Плохо…

– Неправда, – Эл наклонился. – Это честно. Линия должна быть честной, а не красивой.

Нейт медленно поднял глаза – и Эл ощущал этот взгляд почти кожей. Не восхищение. Не желание. А… уважение. Редкое. Тихое. Настоящее.

Эл взял карандаш и легко провёл рядом ещё одну линию – мягче, спокойнее.

– Не дави. Смотри, куда идёт движение.

Нейт повторил. И у него получилось чуть лучше.

Эл неожиданно почувствовал улыбку, чего с ним не случалось уже очень давно.

– Быстро схватываешь.

Нейт смутился и посмотрел вниз, но не от стыда – от сосредоточенности.

Он проводил линии снова и снова – пока в воздухе между ними не возникла та самая тишина, где два дыхания совпадают.

– Мне… нравится, как ты рассказываешь, – сказал вдруг Нейт. Честно. Почти по-детски.

Эл застыл. В груди что-то дрогнуло – непривычно, почти забыто.

Он медленно выдохнул.

– Тогда ты пришел по адресу, – голос сорвался на лёгкую усмешку.

Нейт улыбнулся – так, что свет стал чуть теплее.

И Эл понял, что рядом с этим мальчишкой ему не хочется надевать маску. Хочется просто сидеть рядом и дышать.

Глава 16. Вино на мраморе

Тишина комнаты была ровной.

Эл шёл так, как всегда – шаги мягкие, дыхание спокойное. В руках – поднос с графином и бокалами.

Марлен, сидевший в кресле, лениво скосил взгляд. Когда Эл с ним поравнялся, Марлен чуть сдвинул носок туфли – как кошка трогает лапой игрушку, едва качнув её траекторию.

Поднос покачнулся. Вино выплеснулось из графина; бокал с глухим звоном спикировал на пол. Тёмная жидкость растекалась, как кровь по мрамору, и брызгами легла на чёрные туфли Марлена.

– Простите… – едва слышно выдохнул Эл.

Он без промедления опустился на колени. Поднос поставил в сторону и начал собирать осколки голыми руками.

– От тебя сплошные убытки! – Марлен наклонил голову, рассматривая, как тёмная струйка растекается по полу. Взгляд был слишком внимательным, будто он оценивал красоту пятна.

– Больше не повторится.

Один из осколков порезал палец Эла – на коже выступила капля крови, слилась с вином. Он даже не вздрогнул; лишь продолжил аккуратно складывать стекло.

Плечи напряжены, движения осторожные – даже в унижении он оставался безупречно ровным.

– У тебя вечно “не повторится”, – Марлен легко поднялся, будто тень вытянулась вверх, мгновенно возвышаясь над Элом с ленивой ухмылкой.

Демонстративно медленно стянул перчатку и брезгливо стряхнул с неё красную каплю.

– Ты хоть знаешь, сколько стоит это вино? Тебя, Эл, дешевле обойдётся заменить. – Он даже не повысил голоса. – И туфли, кстати, тоже не дешёвка.

– Если уж ты проливаешь моё вино, – тихо, почти тепло, – было бы вежливо вернуть блеск моей обуви.

Эл потянулся салфеткой к его ногам, но Марлен лишь усмехнулся.

Его пальцы вцепились в волосы Эла у основания. Хват на точке контроля, где боль становится послушанием. Рывок – и голова взлетела вверх. Эл широко распахнул глаза: взгляд покорный, беззащитный.

– Я же не прошу много, – Марлен дёрнул сильнее, заставив его всхлипнуть. – Всего лишь вылижешь. До блеска.

Эл смотрел снизу вверх – мягко, почти виновато. Но в его глазах мелькнуло что-то странное, тонкое. Взгляд на мгновение скользнул по Марлену – и тот едва заметно приподнял уголок губ. Миг – и выражение исчезло.

Нейт догадывался: между этими двоими была какая-то старая тень. Что-то происходило здесь до него.

Мгновение, и Марлен резко склонил Эла к полу.

Нейта пронзило – словно его самого заставляли лизать грязь. Грудь сжало, будто чужая рука тянула его за волосы, не Эла.

– Отпусти его, – голос вырвался хрипло, словно сорвавшийся с ржавого замка.

Марлен на миг замер, прислушиваясь к Нейту как к новому звуку в комнате.

– Смотри-ка. Щенок огрызнулся, – Марлен медленно повернул голову. Улыбка стала тоньше – не шире, а глубже.

– Не ссорьтесь… прошу. Я сам виноват, – голос Эла звучал тихо без тени сопротивления.

Он выровнял спину плавно, выверенно, так, что движение казалось почти хореографией.

Безошибочно поймал нужный угол наклона головы – чуть ниже границы взгляда, такой, что гнев гаснет сам собой. Выученная линия, чтобы мягкостью жеста сделать удар ненужным.

Нейт шагнул ближе и перехватил руку Марлена выше запястья.

Тот почти удивился сотой долей взгляда – в этом доме его не хватали руками. Никогда. Их взгляды столкнулись – близко, остро.

Эл, всё ещё оставался на коленях между ними, словно фон их столкновения.

Он едва заметно приоткрыл губы – полудыхание, тихий, невольный жест. Но тут же вернул идеальную линию, будто не было этой слабости.

Нейт сжал пальцы так, что побелели костяшки.

В глазах Марлена мелькнуло что-то короткое, колючее: не злость – признание силы. Он не дёрнул рукой, не вырывался – наоборот, позволил держать себя, словно проверял, сколько Нейт выдержит.

– Ладно, – лениво протянул Марлен после короткой паузы. – Наблюдать, как ты воспламеняешься, пожалуй, даже занятнее.

Он отпустил Эла, будто по собственной воле.

Нейт не убрал руки сразу. Держал, пока не почувствовал, что Марлен чуть подался назад.

– Твоя горячность сгубит тебя быстрее, чем моё вино, – сказал Марлен, когда их плечи почти соприкоснулись.

Воздух между ними стал плотнее.

Он ушёл, оставив за собой запах дорогого одеколона и липкое ощущение насмешки. Тяжёлые шаги стихли только за поворотом.

Пространство сжалось, будто дом стал тесным.

Нейт стоял со сжатым горлом и рваным дыханием, будто пламя рвалось изнутри.

Эл всё собирал мелкие осколки, будто ничего не произошло.

Нейт выдохнул резко – слишком горячо – и опустился рядом, помогая собирать стекло. Пальцы дрожали, но он всё делал осторожно.

Эл на секунду поднял взгляд. Почти укоряющий.

– Я же просил… не вмешиваться, – голос тихий, но твёрдый. В нём не было упрёка. Только усталость. И что-то ещё – тонкая дрожь, почти незаметная.

– Я… – Нейт проглотил воздух. – Я не мог просто стоять и смотреть.

Эл отвёл взгляд, взял следующий осколок, аккуратно повернул, чтобы не порезаться.

– То, что он делал. Это было…

– Нормально, – перебил Эл так же спокойно. – Для него. Для меня. Для этого дома.

Он поднял ещё один осколок, маленький, прозрачный, почти невидимый.

– А вот твоя вспыльчивость – ненормальна, – сказал он и задержал взгляд на Нейте. Коротко, серьёзно.

Нейт сжал зубы. Слова крутились на языке, но ничего не подходило.

– Ты делаешь только хуже… себе, – добавил Эл чуть тише.

Тишина стала плотной.

– Я не хочу, чтобы ты… – Эл выдохнул и не договорил.

Было видно, что это «я не хочу, чтобы ты пострадал».

– Не делай это снова, – сказал он. – Пожалуйста.

Нейт опустил голову. Пальцы сжимали осколок чуть сильнее, чем надо.

– Я не обещаю, – сказал он тихо. – Но постараюсь.

Эл кивнул медленно. В этом кивке было всё: смирение, благодарность – и то тонкое, почти незаметное чувство, с которого начинаются привязанности.

Глава 17. Вспыхнуть не там

Нейт толкнул дверь служебной гостиной и шагнул внутрь. Полумрак, мягкий свет бра, запах вина и… движение.

У окна стояла стройная «горничная». Кружево, чулки, подвязки, прозрачный корсет. Волосы спадали прядями на грудь, путаясь в кружеве.

В руках у неё тряпка, но это было не уборка, а медленный танец. Она наклонялась, выгибала спину. Ткань скользила по дереву как предлог. Лямка спадала с плеча, и белая грудь почти обнажалась.

В кресле вальяжно сидел Марлен. Его взгляд скользил по изгибам тела девушки, улыбка была ленивой – как у человека, для которого это привычное развлечение.

Нейт поймал себя на мысли:

«Мы оба служебные, а правила – разные. У него бокал и девочка «под настроение». У меня – форма и длинный список «нельзя».

Он хотел было уйти, чтобы не мешать, но голос Марлена остановил:

– Красиво у нас убираются, правда?

Тот прищурился:

– Проходи. Можешь полюбоваться.

Горничная наклонилась за салфеткой. Чулки натянулись, кружево впилось в упругие пухлые бёдра. Она приосанилась, взгляд на миг скользнул к двери. И – как будто случайно – она улыбнулась ему. Тепло, почти интимно.

Нейта прижало к месту. Жар прошёл по телу, в паху напряглось. Он выровнял спину, вскинул подбородок. Взгляд – в нейтральную точку. Пусть Марлен ищет дрожь – он её не увидит.

Уйти было правильно. Но он остался – упрямство держало. Отступить – значит признать поражение.

Нейт сел. Сделал вид, что всё это не про него.

«Ты можешь дразнить тем, что не моё. Но моё – отклик. И он принадлежит госпоже».

Мысль вернула равновесие.

Горничная протирала ножку стола, юбка распахнулась шире, чем позволяли правила.

В её улыбке была не покорность, а ремесло – отточенная игривость девушки, которой платят за то, чтобы мужчинам становилось жарче.

Прятаться нельзя – код дома требовал открытости. Тело выдавало всё: напряжение, возбуждение, растерянность. Кажется, именно ради этого Марлен позволил ему остаться.

– Вот так, – усмехнулся Марлен. – Смотришь, но делаешь вид, будто каменный.

Нейт поднял дыхание выше – так учили в телесной школе: не гаси жар, перемести. Диафрагма дрогнула, но он удержал.

– Ниже, хорошенькая, – велел Марлен девушке.

Та подчинилась, движения стали театрально медленными, рассчитанными на возбуждение. Девушка потянулась к верхней полке: ткань натянулась на ягодицах, тело выгнулось в эластичную линию. Затем она скользнула мимо Марлена, и он легко коснулся пальцами подвязки. Она коротко, почти певуче рассмеялась и поправила чулок одним плавным движением бедра.

– Краснеешь, Нейт, – заметил Марлен. – Заводит, да?

Губы у Нейта пересохли.

– Это не для меня, – выдохнул он.

– Не для тебя? – лёгкая насмешка. – А смотришь ты – как раз наоборот.

Горничная снова посмотрела в глаза Нейту. Губы приоткрыты. Она наклонилась ниже, волосы упали вперёд, обнажив шею.

В руках у Марлена светился экран интерактивной панели. Он скользнул пальцами по строкам и усмехнулся.

– Пульс сто тридцать пять, – сказал Марлен. – Уровень возбуждения восемьдесят семь процентов. Неплохо для статуи.

Нейт сжал челюсти. Внутри кольнуло – от того, что Марлен прав.

Пульс действительно участился – но именно эта открытость была его силой. Не сгореть – а гореть ровно.

Нейт коснулся места под кожей ниже ключицы – биотрекер, считывающий жизненные показатели. Марлен имел доступ. Конечно, имел.

Нейт посмотрел на него прямо, спокойно. «Я держу себя. А не ты».

Марлен скривил губы, похоже, цифры на экране замедлились.

– Умеешь выравнивать дыхание. Но тело всё равно сдаёт.

Щелчок пальцами. Девушка подошла, наклонилась, наливая вино в бокал. Смотрела не на бутылку – в глаза.

– Жаль, тебе нельзя, – продолжил дразнить Марлен. – Даже если горло горит.

Нейт промолчал. Ему действительно хотелось – но не вина.

Марлен взял виноградину, вложил девушке в рот, заставив коснуться языком его пальцев. И усмехнулся, не отводя взгляда от Нейта.

Жар в паху стал ярче, плотнее. Каждое движение девушки било по нервам.

– Горячо? – Марлен сделал глоток. – Сладко смотреть и знать, что не получишь.

Музыка подхватила её шаги, и танец стал глубже. Девушка сбросила фартук, оставшись в кружеве и чулках, и теперь её движения были не наклонами, а волнами: она то выгибалась грудью вперёд, то медленно разворачивалась корпусом, будто показывая каждую грань себя.

– Для него, – "великодушно" бросил Марлен, устроившись удобнее в кресле.

"Горничная" скользнула к Нейту – не шагом, а мягким приближением, будто воздух сам подталкивал её. Опустилась к его коленям, задержалась там, потом поднялась, окинув взглядом его тело.

Нейт оказался в ловушке. Запрет горел сильнее желания – и сводил с ума, смешиваясь с лёгким запахом парфюма и пудры.

Она провела пальцем в воздухе у его подбородка, не касаясь. На миг склонилась к его уху – тёплое дыхание обожгло кожу. Нейт едва не закрыл глаза – но знал: нельзя.

Девушка наклонилась снова. На этот раз её волосы упали в одну сторону, обнажая линию шеи, тонкую, почти хрупкую. Она будто слушала его дыхание, подстраивая своё под ритм его груди.

Губы приоткрылись – и стон, короткий и влажный, сорвался с её губ, словно нечаянно.

Сердце Нейта выстрелило вверх. Дыхание уже не подчинялось. Рывками, глубоко.

– Сто сорок, – улыбнулся Марлен. – Красиво горишь.

Она опустилась на колени, губы – в сантиметре от его паха. Выгнулась, почти коснулась губами – и отстранилась.

Нейт сорвался на хриплый вдох. Это был его срыв – не тела, дыхания.

Член был натянутым, болезненно живым. Он знал – видно.

Марлен усмехнулся:

– Сто пятьдесят пять. И стоит – как положено.

Нейт выгнул спину чуть сильнее, прикусил губу. Тело билось о собственный жар. Он держал – но край близко.

– Дрожь диафрагмы уже фиксируется, – отметил Марлен, ведя пальцем по экрану. – Госпожа увидит.

Экран чуть повернулся к нему, хотя Нейт и так знал.

– Ещё минута – и организм запросит разрядку.

Девушка прошептала:

– Такой милый… хочешь… и не двигаешься. – Лицо так низко, что он ощущал её дыхание.

И главное добавились ― стоны. Прерывистые, как будто это возбуждение, а не игра.

Нейт дышал тяжело, сердце билось слишком громко. Щёки горели, глаза блестели.

– Уровень возбуждения девяносто три процента. – Неплохо для мальчика, который только смотрит.

Девушка нагнулась к его уху – выдох длинный, горячий, тянущийся, как будто у неё самой дрожали голени. Стон прошёл по нервам, как ток.

Тело "горничной" выгнулось над ним, затем она опустилась чуть ниже, задержавшись – и стон стал глубже, почти грудным.

Пульс Нейта бился в висках. Жар под кожей стал невыносимым. Горячее дыхание скользнуло вдоль щеки. Он вцепился пальцами в подлокотники, будто это могло удержать его от падения.

Нейт ненавидел, что часть отклика была – не о девушке. Он желал оказаться перед госпожой Айвеной, где открытость не стыд, а призвание.

Внутри всё полыхало. Дрожь сорвалась вниз по позвоночнику. Он почти потерял контроль, будто шагнул в пустоту: под ногами нет опоры, воздух тянет вниз.

Ещё секунда – и…

И вдруг воздух вспыхнул светом.

В центре комнаты вспыхнула голограмма, холодная и резкая, как лезвие.

Дом подключил прямой канал. И в свете – она. Госпожа Айвена.

Простое платье. Собранные волосы. Но взгляд – прямой, острый, как скальпель. Стены будто отступили.

– Развлекаешься за мой счёт, Марлен? – её губы дрогнули – на грани улыбки. Голос прозвучал почти мягко. Почти…

Музыка оборвалась. Девушка застыла. Марлен чуть склонил голову.

– Небольшая оценка жаропрочности, госпожа.

Айвена не улыбнулась.

– С тобой мы позже.

Марлен не пошевелился, но на секунду пальцы легли на бокал слишком точно, слишком выверено. Маска, а не спокойствие.

Пауза.

Взгляд госпожи прижал Нейта к креслу.

Он сидел распалённый, дыхание рваное, мышцы дрожали.

Знал: она видела не цифры. Она видела его. И видела – кто довёл его до такого.

Это было хуже гнева.

– Нейт. Ко мне. Сейчас.

Голограмма погасла.

Полумрак снова накрыл комнату.

Нейт поднялся – тяжело, будто тело принадлежало не ему. Жар под кожей, холод в груди.

– Госпожа любит горячих,– Марлен лениво проворачивал бокал, будто это только антракт. – Удобно, да? Я как раз разогрел.

Нейт не ответил. Сделал шаг к двери. Сердце билось так громко, что отдавалось в висках.

Он горел не там, где должен был гореть. То, что принадлежало ей, раскрылось не в её руках. И это было ошибкой.

И теперь – он должен был предстать перед ней в этом состоянии: распалённым, открытым, уязвимым.

Глава 18. Гореть правильно

Нейт стоял перед госпожой, будто застыв между вдохом и выдохом.

В груди всё ещё гулко билось – «горничная» в полумраке танцевала слишком близко, слишком откровенно.

Айвена сидела в кресле, закинув ногу на ногу. Она молчала. Слишком долго. И это молчание давило сильнее любого крика. От ожидания у него напряглось всё тело – от шеи до кончиков пальцев.

Её голос разрезал тишину:

– Ты возбудился. С другой. Не со мной.

Не обвинение – констатация. Хуже.

Нейт не поднял взгляда. Губы пересохли, но оправдываться он даже не пытался. Бессмысленно. Она всё видела.

Айвена поднялась. Медленно обошла вокруг него. Её шаги были неторопливые, мягкие, как у хищницы, которая изучает не добычу, а степень открытости.

Нейт стоял прямо, подбородок чуть выше, но плечи выдали напряжение.

Её пальцы скользнули по шее, ключице – лёгкое касание, но тело отозвалось током.

Она видела это. Он не мог скрыть, как сердце сбилось с ритма.

– Думаешь, я не замечаю, как Марлен тобой играет?

Нейт вдохнул глубже. Хотел сказать «нет», но это прозвучало бы оправданием. Хотел сказать «да» – и это было быпредательством. У него не было ответа, который не обернулся бы против него.

Перед глазами всплыл коридор школы. Пустая койка в спальне – и взгляды мальчишек, которые отворачиваются, будто тебя больше не существует. Инструкторы могли исключить на день или два – тишиной, холодом. Но сверстники исключали надолго. Стоило донести на своего – и тебя вычёркивали. Не разговаривали, не касались, не смотрели. Живой – но как призрак. Это ломало сильнее любого удара.

Он лучше примет вину, чем предаст другого. Даже Марлена. Даже если госпожа ждёт ответа.

– Тебе нравится быть его игрушкой?

Её ладонь скользнула по груди ниже. И это был и допрос, и ласка. Он не ответил. И молчание стало признанием: он принадлежит ей настолько, что слова излишни.

Дом видит всё, а значит, она знает.

Айвена остановилась за его спиной. Её рука легла на его плечо, уверенно, спокойно, как метка власти. Тело дрогнуло, но поза осталась безупречной.

Нейт хотел сказать «сожалею о случившемся» – но это прозвучало бы жалко. Он хотел сказать, что больше так не будет; признаться, что это было глупостью; что он не собирался наблюдать за «уборкой». Но каждое слово звучало в голове как оправдание.

– Молчишь? – её голос обволакивал, но в нём было испытание. – Хорошо.

Он снова опустил взгляд, и в груди что-то сорвалось, от мысли, что она может отвернуться. Хуже молчания школы мог быть толькоеёхолод.

Она вышла вперёд, взяла его за подбородок, подняла лицо. Смотрела долго. В её взгляде было не сомнение – взвешивание.

– Не скажешь, что Марлен начал?

– Нет, госпожа.

– Значит, берёшь всё на себя? – Её тонкие губы дрогнули в еле заметной усмешке, как будто она знала, что он скрывает часть правды.

Он кивнул.

– Умно.

Она обошла его снова, пальцы скользнули по плечу – едва. Он вздохнул неровно.

– Какой правильный мальчик, – голос почти ласковый. Почти.

Она остановилась прямо перед ним:

– Проси.

Он выдохнул, как будто ступил в пустоту:

– Накажите меня, госпожа.

– Громче.

Он повторил. Голос дрогнул – и она удовлетворённо кивнула.

Айвена молчала, будто наслаждалась его напряжением: как он дышит, как дрожит грудь, как не смеет шевельнуться без приказа.

Потом её пальцы медленно провели по его щеке. Он поднял глаза. В них было всё: и смущение и покорность.

– Ты не жалуешься, – сказала она наконец, и в голосе мелькнула улыбка. – Это достойно.

И в этот миг Нейту стало ясно: она знала всё. Конечно, знала. Но ей было важнее не «кто прав», а то, как он себя поведёт.

– Твоё наказание будет милостью.

Нейт опустил голову чуть ниже, дыхание сбилось. В груди – жар и странное облегчение.

Она вернулась в кресло, положила руку на подлокотник и слегка хлопнула по колену:

– Ко мне.

Он подошёл без единой задержки. И лёг так, как она указала: ладони к ковру, спина натянута, дыхание поверхностное.

Она спустила с него штаны. Он напрягся, не от страха – от неизвестности.

Первый ударладонью пришёл без предупреждения. Острая вспышка. Кожа горячо запульсировала – и через тело прошёл острый, чужой ток. Дыхание сорвалось на глухой звук, почти жалобу.

Он втянул воздух сквозь зубы, не от боли даже, а от нового ощущения.

Он никогда не знал боли – только холод молчания. И не ожидал, что это будет так: больно, ярко, без маски.

Второй удар.Он резко вдохнул сквозь зубы. Поясница выгнулась сильнее, дыхание сбилось в короткий всхлип. Щёки вспыхнули: он поймал себя на том, что тело реагирует – не только болью.

Она наклонилась чуть ближе, её голос скользнул тихо, почти невесомо, но безошибочно властно:

– Вот так. Теперь ты здесь.

Жар, стыд и возбуждение переплелись, и он не понимал, где одно, а где другое.

Третий.Короткий, почти беззвучный всхлип. Предательски честный.

Она задержала ладонь на его коже – не ударяя – и он почувствовал, как страх и ожидание смешиваются. Это было хуже удара.

Дальше ритм стал отточенным, как счёт – и каждый раз он вздрагивал, не зная, то ли от боли, то ли от того, что его впервые наказывают так открыто.

Между ударами она оставляла ровно столько времени, чтобы жар успевал собраться в одном месте – и следующим хлопком разлетался шире.

Кожа на ягодицах горела. Жжение пульсировало и спускалось теплом к внутренней поверхности бёдер. На глазах выступили слёзы – и он не понимал, от боли или от яркости новых ощущений, а может от того странного, накатывающего жара снизу, как будто тело вдруг стало честнее, чем он сам.

Нейт дрожал, но оставался на месте.

Он пытался дышать, как учили – глубже, медленнее. Но дыхание сбивалось, переходило в короткие всхлипы.

Когда десятый удар поставил точку, он уже ничего не скрывал. Сквозь всхлип прошёл жар – почти сладкий, растекающийся под кожей.

Ягодицы ныли. Но сильнее всего било ощущение: он открыт до конца, обнажён не только телом, но и каждым звуком, каждым всхлипом, каждым дрожащим выдохом.

Айвена провела ладонью по спине – медленно. Ласка была тише, чем боль – мягкой, почти утешающей, и от этого сильнее. Глаза снова защипало, он всхлипнул едва слышно и почти осел вниз, но удержался, послушно сохраняя позу.

Она коснулась его затылка – лёгко, но властно.

– Сядь ровно.

– Дыши.

Нейт послушался. Он поднялся с её колен не рывком, а плавно: сперва опёрся ладонями в ковёр, выровнял спину, поймал дыхание – глубже, медленнее, как она требовала. Лопатки свелись, плечи расправились, дрожь стала ровнее. Он буквально собирался обратно под её рукой.

Айвена наблюдала за каждым движением, будто проверяла, как он держит форму после боли.

Когда дыхание стало послушным и глубоким, Нейт медленно, почти инстинктивно, передвинулся ближе к её ногам. Он не падал – онперемещался, как будто сам выбирал позицию, которую она ему позволяла. На колени он опустился мягко, не теряя выравненной спины.

Он поднял взгляд чуть снизу – открытый, распалённый, но собранный.

Айвена протянула руку и кончиками пальцев провела по его щеке – тихо, бережно.

Ладонь легла на подбородок, подняла его лицо:

– У тебя слёзы.

– Да, госпожа, – шёпотом. Он смутился, но не отвёл взгляда.

– Значит, правда, что тебя никогда не наказывали? – её голос был почти задумчивым.

Дыхание сбилось, но он кивнул.

– Только холод… и тишина.

Её пальцы мягко легли на затылок, притянули его. Он уткнулся лбом в её колени – там было спокойно. Правильно.

Ягодицы были горячие, будто светились жаром. Нейт чувствовал каждую пульсацию. Каждый вдох отдавался внизу приятным тянущим теплом.

Он не ожидал, что боль может так перетекать – из острой в живую, тёплую, почти ласковую.

Он услышал её спокойный голос:

– Горит?

Он кивнул, не поднимая головы. Голос дрогнул:

– Да… очень.

Её усмешка была почти не слышна, но он почувствовал её в движении руки.

Айвена провела ногтём ниже поясницы – еле-еле. Погладила край покраснения – не по центру, где боль была яркой, а по границе, где жар переходил в тепло. От этого по спине пошёл сладкий озноб, и он выдохнул глубже.

Тело отозвалось рывком, но в этом был не протест – а желание ещё одного касания.

– Пусть горит. Так лучше запоминится, – сказала она тихо.

Он кивнул, позволяя жару быть, не ломая его. Теперь жжение было не наказанием. Оно – согревало. Разливалось мягко, глубоко, точно туда, где раньше жили только холод и пустота.

Она погладила слегка – и тепло под ладонью стало ещё острее. Нейт закрыл глаза, растворяясь в тепле, которое уже не было наказанием – оно стало связью.

Она медленно провела рукой по его волосам – уверенно, как будто всегда знала, куда положить ладонь, чтобы остановить дрожь.

– У меня не будет холодных наказаний, – сказала Айвена тихо, почти у его уха. – Я не наказываю пустотой. Только те, что приведут тебя обратно ко мне.

В его груди – странная смесь жара и покоя. Власть её слов укладывалась глубже, чем удары.

Она наклонилась, коснулась губами его волос:

– Теперь ты знаешь боль. А значит – ты мой ещё больше.

Нейт закрыл глаза, дыхание мягко дрогнуло – и будто щёлкнуло что-то внутри. Не умом – телом. Он понял это кожей: там, где вспыхнул чужой огонь, он ошибся. Но здесь – здесь он горит правильно. Для неё.

Айвена гладила его волосы – мягко, но власть чувствовалась в каждом движении.

– Запомни, Нейт, – её голос стал ниже, твёрже. – Ты горишь только для меня. В следующий раз – я не буду такой мягкой.

– Да, госпожа, – выдохнул он, оставаясь у её колен.

Она провела пальцами по его голове – медленно, почти нежно. И тихо сказала:

– Хороший мальчик.

Он замер, впитывая эти слова всем телом. Это было больше, чем прощение. Больше, чем милость.

Это было подтверждение места. Принадлежности.

Он сидел у её ног, открытый, распалённый и очищенный. Его слёзы, дрожь, вина – всё стало её. И в этом не было стыда.

Нейт выдохнул ей в колени, словно отдавая напряжение. В груди у него потеплело, расправилось.

И он дышал спокойно – впервые за весь день.