Текст книги "Послушный до дрожи (СИ)"

Автор книги: Анна Кота

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Глава 4. Проверка отклика

– Входите, – разрешила госпожа.

Эл провёл Нейта в кабинет. Порог будто отделял другой воздух – глухой, плотный. Аромат чего-то горьковато-прянного – не цветов, не духов, а чего-то невесомого.

Внутри царил полумрак: свет исходил от лампы на столе и от тонкой линии подсветки на стенах.

Она сидела в кресле у низкого столика.

Госпожа Айвена.

Нога на ногу. Тонкое шелковое платье ложилось складками, обнажая линию щиколотки. Её поза не была нарочитой – она просто сидела, и всё вокруг уже принадлежало ей.

На аукционе Нейт не успел как следует её рассмотреть: там всё плыло от света и волнения. Сейчас – увидел.

Зелёные линзы. Каста предпринимателей.

Высокая, в тёмном платье с глубоким вырезом. Черные волосы убраны так, что линия шеи казалась открытой, украшенной тонким ожерельем. Она не пошевелилась, только повернула голову. Взгляд – прямой, спокойный, как будто смотрела сквозь него, вглубь.

– Оставь нас, – велела она Элу.

Тот поклонился и вышел. Дверь за ним закрылась тихо, без щелчка.

Нейт остановился у порога, не зная – идти ли дальше. Ноги на ширине плеч, руки за спиной, голова чуть склонена.

Её взгляд задержался на нём. Госпожа не двигалась. Напряжение росло.

У него пересохло в горле. Сердце билось так громко, что он боялся – слышно.

Первая аренда. Новая женщина, и впервые он был один на один с ней.

Айвена чуть повела рукой.

– Подойди.

Нейт сделал несколько шагов и остановился в трех шагах от кресла.

– Ниже.

Он опустился у ее ног на колени. Спина ровная, руки на бёдрах. Это было привычно, знакомо – безопасно.

– Красиво, но не моё, – ее голос прозвучал низко и спокойно, и в нём не было ни раздражения, ни мягкости. Просто факт.

Нейт замер. Не понял.

Она легко повела рукой вниз, обозначая позу:

– Руки вперёд. Ладони вниз.

Нейт подчинился и вытянул руки. Воздух между ними уплотнился. Он почувствовал, как неловкость пробежала от запястий до плеч – так он никогда не сидел.

Айвена не произнесла ни слова. Просто смотрела. И от этого тишина казалась тяжелее, чем приказ.

Она скользнула пальцами в его волосы. Не нежно – проверяюще. Другой рукой приподняла подбородок, словно держала предмет, который купила, и теперь решала, насколько он хорош.

Затем госпожа склонилась ближе. Коснулась его кистей – и раздвинула пальцы, раскрывая их как лепестки.

Движение простое, но в нём было что-то обнажающее. Пальцы дрогнули, как от холода или признания.

Поза стала уязвимой.

Айвена задержала взгляд, оценивая.

– Вот так. Теперь ты открыт. Не прячешься.

И он действительно почувствовал – открыт. Как будто привычная защита сползла с кожи. Кончики пальцев дрожали – и эта дрожь тоже принадлежала ей.

Нейт поймал себя на том, что дыхание сбилось. Вспомнил слова Мадам Морвен – держи форму через вдох – и медленно выровнял грудь. Каждое движение воздуха теперь звучало для него как её приказ.

– Умеешь говорить? – прозвучало с лёгкой тенью насмешки.

Голос мягкий, но под ним – прицел.

Проверяет, дрогнет ли дыхание.

– Да, госпожа. – Нейт ответил хрипловато и выпрямился, будто выравнивал звук.

Айвена словно впервые взглянула на него не как тело, а как того, кто должен отвечать.

– Откуда ты такой?

– Из школы телесной линии.

Слова выходили, будто чужие.

Он уловил в её тоне не любопытство, а тонкий вызов: посмотрим, как держишься под взглядом.

– Досье у тебя не безупречное, – сказала она, всё ещё спокойно. – Почему тебя не списали?

Она не спрашивала – давила на слабое место, выискивая сбой.

Горло сжалось. Он успел вдохнуть, прежде чем тело выдало напряжение.

– Мадам Морвен взяла меня.

Имя прозвучало, как щит. Он вспомнил её руки, голос – «держи форму» – и сказал твёрже:

– И оформила.

– Тебе известно, зачем?

Для удовольствия, хотел сказать, но сдержался.

Она слушала не смысл, а интонацию. Ловила, где дрогнет дыхание.

– Чтобы служить, – тихо ответил Нейт.

Айвена молчала, а он чувствовал, как сердце бьётся в груди, слишком громко.

Пауза длилась как выверка – он знал этот приём: оставить в тишине, пока тело само выдаст правду.

– Значит, ты её работа?

Пальцы коснулись его лица – уже мягче.

– Посмотрим, чего ты стоишь, – сказала она и задержала пальцы на его лице чуть дольше, чем нужно.

И тишина снова замкнулась, как дверь за Элом.

Глава 5. Ритм дыхания

Нейт опустил взгляд, чтобы хоть на миг спрятаться в тени – выровнять дыхание, вернуть себе тело.

– Смотри на меня, – сказала она тихо.

Приказ прошёл по коже, как ток. Она не позволила даже этого – ни паузы, ни передышки.

Нейт поднял глаза снизу вверх. В горле пересохло от волнения, но он удержал её взгляд, хотя все внутри дрожало.

Айвена не спешила снова заговорить. Пауза длилась ровно настолько, чтобы сердце выбилось из ритма.

Он знал этот момент – когда дрожь ищут в паузе, как сбой в ритме.

Дыхание стало рваным, но он заставил себя выровнять его – вдох, пауза, выдох. Так учили в Лунном доме: дыханием держать тело.

Уголок её губ чуть тронуло движение – не улыбка, скорее отметка.

Он понял: заметила. Выдержал дыхание, выдержал паузу – и это тоже вошло в счёт.

Тишина чуть раздвинулась. Воздух между ними стал плотнее, как перед прикосновением.

Айвена наклонилась и провела ногтем большого пальца по его нижней губе.

Губы невольно дрогнули. Он приоткрыл рот, и её палец вошёл внутрь. Нейт обхватил его губами, послушно, красиво. Влага заполнила рот сразу, тепло прошло по телу как озноб.

Второй палец лег рядом; дыхание сорвалось, но он не отстранился, раскрываясь шире. Влажный блеск остался на губах, тонкая нить слюны натянулась, когда она вынула пальцы – и тут же вернула глубже. Ритм нарастал без спешки, как проверка: где сорвётся.

Её ладонь мягко легла ему на горло, приглушая каждый вдох. Большой палец упёрся под челюсть, остальные обвили сбоку – будто давая понять, кому принадлежит воздух.

Такого опыта у Нейта не было – когда-то показывали, но никогда не держали по-настоящему. Глаза распахнулись на миг, плечи дрогнули – она заметила. Не отпрянула, просто зафиксировала.

Давление стало ощутимым – вдох стал хриплым; на ресницах выступили слёзы. Он держал форму, фиксировал спину и кисти, как будто от этого зависело право дальше дышать.

Айвена сняла ладонь, будто отмечая предел.

Грудь рвано поднялась. Нейт шумно вдохнул. Воздух прошёл внутрь горячей волной, голова закружилась от внезапной свободы дыхания.

Но она не дала отдышаться – снова вложила пальцы. Глубже, до хриплого всхлипа.

Воздуха не хватало. В паху пульсировало. Она вынула – и тут же вернула. Он захлебнулся звуком. Ритм стал жестче, глубже. Влага блестела на подбородке, тонкой дорожкой стекала по шее. Нейт не пытался вытереться: всё, что происходило с ним, было её.

Член напрягся, бёдра чуть подавались навстречу каждому движению. Он дрожал, но держал форму. Руки оставались на бедрах, поза – безупречной. Принимал, широко открываясь, подчиняясь её ритму, даже когда глаза уже не различали света от слёз.

Когда пальцы вышли, воздух ворвался шумно, грудь выгнулась, рот остался приоткрытым. Слёзы задержались на ресницах, подбородок блестел от нитей слюны.

Айвена протянула руку к столику. Взяла тонкую белую салфетку.

Она поднесла её, будто собиралась передать, но рука чуть замедлилась. Вместо того чтобы вложить в ладонь, госпожа медленно провела по лицу: стерла слёзы, промокнула губы, подбородок.

Её движения были спокойными, почти нежными. Для него же каждое прикосновение было как благословение. Он ощущал сквозь ткань её пальцы, и это было не заботой, а мягкой безоговорочной властью.

– Хорошо, – сказала госпожа тихо. – Послушный.

Слова обожгли сильнее любого удара. В груди стало жарко, глаза снова защипало – теперь уже от облегчения. Он жил ради этой похвалы.

И вдруг носок её туфли скользнул к его паху и коснулся. Не удар, не толчок – лишь касание, отметка. Лёгкий, почти невесомый жест, но тело взорвалось откликом. Член дёрнулся. Он качнулся навстречу, но удержал позу.

Касание длилось мгновение и исчезло, но оно отпечаталось в теле сильнее, чем всё, что было до этого.

В груди жар, а внутри – тишина:она отметила. Увидела его желание и коснулась как собственности.

Похвала, салфетка и даже этот лёгкий жест – всё вместе значило больше, чем любое удовольствие.

Это была её власть. И его – послушание. Слёзы, дрожь, возбуждение – всё принадлежало ей. И он ясно почувствовал, что находится на своем месте.

Айвена провела пальцем по его щеке, оставив блестящую влажную дорожку.

– В этом доме ты будешь дышать только тогда, когда я позволю.

Он кивнул слишком поспешно – и сразу понял это, замер.

Айвена чуть склонила голову, едва заметно улыбнулась – скорее отметила с лёгким удивлением, чем поощрила.

Слишком живой.

Но госпожа не поправила его, позволила ему остаться в этом отклике – смотрела долго, прямо.

– Ты создан, чтобы угождать.

Сказав это, она словно потеряла к нему интерес. Откинулась в кресле и углубилась в чтение.

Больше не смотрела на него – и именно в этом была проверка. Он знал: теперь важно не действие, а выдержка.

Нейт остался на коленях. Грудь ещё рвано поднималась. Горло помнило её пальцы – саднило приятно, напоминая: он всё ещё в её руках, даже когда она молчит.

Поначалу он удерживал форму привычно: прямая спина, ровный наклон головы, неподвижные руки. Но минуты тянулись вязко, и тело, уже надломленное сценой, начало сдавать быстрее.

Каждая минута – как служение, каждый вдох – как взнос за право быть здесь.

Колени немели, бёдра ныли от напряжения, спина налилась свинцом. Дрожь в плечах возвращалась каждый раз, когда он пытался вдохнуть глубже.

Тишина звенела.

Она принадлежала ей. Он – тоже.

Когда напряжение стало походить на пытку, Айвена отложила книгу, взгляд её скользнул по нему – и этого было достаточно, чтобы его усилия обрели смысл.

Лёгкий жест рукой, и его отпустили:

– На сегодня достаточно.

Нейт поднялся, колени дрожали, но не от слабости – от счастья выдержанной проверки.

Он поклонился и вышел, унося с собой её ритм в своем дыхании.

Комната встретила его строгостью: кровать, зеркало, шкаф – голые стены. Но для него всё пространство свелось к ощущению: её пальцев внутри и горечи дыхания, которое она отбирала.

Нейт опустился на край кровати. Ладони дрожали. Губы пересохли, и, проведя по ним языком, он снова ощутил вкус её кожи.

В памяти вспыхнуло: «В этом доме ты будешь дышать только тогда, когда я позволю». От этих слов внутри всё сжалось, дыхание снова сорвалось, словно она всё ещё держала его за подбородок.

Тело ответило так же, как всегда откликалось на власть: пульсом, жаром, желанием. Он сжал простыню, будто её ладонь. Мысли возвращались к руке госпожи – к тому, как она входила, удерживала, проверяла.

Это не было лаской – это было испытанием. Но именно в проверке Нейт ощутил покой.

В груди стало странно легко – не от похвалы, а от того, что он выдержал.

Он не подвёл хозяйку Лунного дома. Оказался достоин места, на которое его поставила Элира Морвен.

В этом и было его спокойствие – когда знаешь, кому принадлежишь, и кто держит твоё дыхание.

Нейт выдохнул с облегчением – и воздух показалсяей.

Глава 6. Первый ужин

Стол для сопровождающих накрыли в малом зале.

Белая скатерть, серебро, линия свечей в бронзовых подсвечниках.

Из кухни тянулся густой аромат жареного мяса с пряностями – тёплый, плотный, как сама тишина за столом.

Марлен сел первым. Эл – рядом, чуть отодвинув стул. Нейту указали место напротив; он сел, стараясь держать спину ровно, словно это тоже было частью правил.

Служанки внесли блюда.

Эл повернулся к Нейту и сказал ровно:

– Лея и Марен. Наши горничные.

Пар поднялся от горячего хлеба. Следом на стол поставили кувшин с напитком и внесли жаркое, и воздух наполнился густым ароматом пряностей.

Лея – рыжеватая, быстрая, улыбка будто приклеена. Марен – тёмная, медленная, ставит блюда с точностью.

Когда Лея нагнулась к Марлену, его ладонь лениво хлопнула по бедру. Жест – будничный, как будто дозволено. Она не изменилась в лице, только движения стали резче.

Нейт отметил это.Марленпозволяет себе лишнее.И все молчат.

Горничные ушли, оставив их втроём.

Марлен постучал ногтем по краю бокала.

Эл встал сразу, налил вино, словно так и должно быть. Сел обратно – без звука, без взгляда.

Взгляд Марлена скользнул по хлебнице. Эл уже подвинул её ближе, лёгким движением, будто уловил намерение раньше, чем оно стало жестом.

Всё происходило молча, точно, как в отлаженном механизме.

Нейт чуть сжал колени под столом, удерживая тело в покое – вмешаться нельзя.

Все они – служебные. Никто не обязан прислуживать Марлену за столом. Но в точности движений Эла чувствовалась навязанная воля.

Марлен задержал на Нейте взгляд. Лёгкая усмешка тронула угол губ – не вызов, а молчаливый вопрос:«Ты понял?»

Нейт не отвёл глаз. Только вдохнул чуть глубже, выравнивая спину. Странное чувство встрепенулось в груди.

В школе телесной линии, где он учился, те, кто позволял собой помыкать, долго не держались.

Драться было запрещено – любое насилие считалось порчей отклика. Но всегда можно было встряхнуть, прижать, дать понять:«не лезь». Он слишком хорошо помнил, как издевались над теми, кто не сумел дать отпор. Синяков не оставалось, но взгляд тускнел хуже, чем от побоев.

Мальчиков с опустевшим взглядом, списывали в модели, где тело использовали как манекен. Или ещё хуже в серый профиль – где личность стирали подчистую, переписывая под функцию.

Тогда Нейт понял главное: давать садиться себе на шею нельзя.

Ни в школе. Ни здесь.

Лёгкий звон ножа о край тарелки вернул его в зал.

Марлен говорил о работе. Голос ровный, уверенный – человек, привыкший распоряжаться:

– Сегодня проверил «Сферу». Бардак. Касса не бьётся. Завтра снова наведаюсь. Если начнут юлить – выкину всех. Хозяйка любит порядок.

– Конечно, – ответил Эл. Глаза опущены, голос ровный, будто он произносил это сотни раз.

Нейт знал:элитныхсопровождающих готовят именно к такой работе – вести дела, держать цифры в голове, говорить от имени господ. Это была власть – чужая, но настоящая.

В его школе рядом были только такие же, как он – телесные мальчики для отклика. Их учили дышать, ублажать, подстраиваться. Элитные оставались чем-то из другой жизни.

Марлен жевал медленно, лениво. Бокал снова оказался у него в руке – Эл уже наливал. Пальцы держали край стола, словно тот был единственной опорой.

– «Мирамар» снова проваливает атмосферу, – продолжил рассуждать Марлен. – Не бар, а проходной двор. Люди приходят, но не задерживаются.

– В «Мирамаре» делали ставку на яркость вместо глубины, – заметил Эл, осторожно выбирая слова. – Для клуба это гибло.

– Во, заговорил. Искусствовед, – усмехнулся Марлен. – Но прав.

Нейт отметил: Эл говорил ровно столько, чтобы комментировать, а не спорить.

«Искусствовед» – значит, из бывших элитных. Тогда тем более в этой сервильности было что-то неправильное.

Покорность – для господ. Между равными – это слом. Прогнуться – значит погаснуть. А погаснуть – значит перестать быть нужным.

Нейт не вмешивался, но внутри уже знал: он не позволит собой помыкать.

Марлен усмехнулся и бросил на него короткий взгляд:

– А ты что молчишь, новенький? Думаешь, зачем тебе это знать?

– Хоть представляешь, сколько бабок льётся через один клуб за ночь?

Нейт покачал головой.

– Конечно, ты не в теме, – Марлен усмехнулся краем губ. – Но скоро поймёшь: госпоже нужны не только смазливые мальчики на вечер, но и порядок в бизнесе.

Марлен посмотрел на Нейта в упор, глаза блеснули холодно:

– Ну что ж, просвети нас, чему вас учаттелесных? Стоять как мебель или красиво стонать?

Воздух между ними уплотнился.

Нейта будто окатило холодной водой. В груди стало горячо. Пальцы под столом сжались.

Поддаться – значит проиграть. Нужно сохранить лицо.

Он выровнял дыхание и ответил ровно:

– Всё, чему меня учили, – предназначено для госпожи.

Марлен хмыкнул:

– Для госпожи, значит… Ну посмотрим, надолго ли её займут твои таланты.

Слова царапнули. В груди сжалось, но он не позволил себе лишний вздох. Насколько он займёт госпожу – решать ей. Не Марлену.

Тот вернулся к вину, словно разговор ничего не стоил. Снова заговорил о клубах. Эл кивал, вставлял редкие фразы.

Всё текло спокойно, но для Нейта ужин будто застыл.

Первый день в доме. Ввязываться в конфликты было бы глупо. Но порядок за этим столом был уже ясен: один продавлен, другой давит. И оба приняли правила игры.

Он – не примет.

Глава 7. Айвена

АЙВЕНА

Ночь была тихой.

Айвена выключила верхний свет, оставив только лампу у изголовья кровати. Спальня была обставлена так, как она любила: ничего лишнего, всё на своих местах, пространство слушается.

Она собрала волосы, включила панель – привычка перед сном, коротко просмотреть записи дня.

На экране возникла запись прибытия новенького мальчика.

Сколько их уже было: безупречные, дорогие, обученные до последнего вздоха. И почти все – одинаково скучны.

Приватники из Лунного дома умели быть зеркалом. Склонить голову, дрогнуть плечами ровно в нужный момент, дышать красиво. Их покорность выглядела дорого и эстетично. Зеркало блестело – но за отражением не было тепла.

Она быстро чувствовала фальшь: наигранную трепетность, старание понравиться. По методичке – идеально и скучно.

Другие – «корректированные» до безупречности – напоминали кукол. В идеальной форме без малейшего изъяна. И всё равно мёртвые.

Бывали и те, кто служил слишком долго. Предугадывали желания, прежде чем ты их сформулируешь, – и этим утомляли. С ними невозможно оступиться – и нечего ловить.

Нейт был другим. Не шлифованный, не доведённый до образца.

Он отзывался дыханием, дрожью, пульсом – спонтанный...неправильный. Даже в подчинении не играл в стойкость, а оставался живым.

На аукционе она увидела сразу – редкость, и потому перебила последнюю ставку.

Интерес– слово, к которому она давно остыла, – коротко дрогнул внутри и... не погас.

Теперь он был в её доме.

Эл встретил его, как она и велела. Нейт смотрел на особняк чуть насторожено, будто тот казался слишком большим, – а на Эла – с лёгким восхищением. Всё читалось на лице.

Айвена промотала дальше. Вот Нейт у дверей её кабинета.

На записи появлялся Марлен – шаг, взгляд, оценка. Эл, как всегда, склонил голову. Нейт – нет. Просто стоял, спокойно, даже слишком. Айвена едва заметно усмехнулась.

Он чувствует субординацию и не склоняется там, где это не обязательно. Любопытно. Но Марлен не забудет.

Интересно посмотреть, что из этого выйдет. Иногда полезно, чтобы кто-то напомнил ему, что он тут не хозяин. В доме возникнет новое напряжение – тонкое, как запах перед грозой.

На экране Марлен присмотрелся к новенькому внимательнее. Взгляд – знакомый: лёгкое сомнение. Но если Элира Морвен выставила этого мальчика, значит, он того стоил. Её мнению Айвена привыкла доверять.

Двое других её мужчин тоже попали к ней через Элиру.

Когда понадобился управленец для клубов, та посоветовала Марлена: «С характером, но работать умеет. Дай рамку – и он не подведёт». Так и вышло. Резкий, прямой, дерзит миру, но не ей. Этого было достаточно.

Эл появился позже. «Мальчик, который безупречно держит форму» – так его рекомендовали. Слишком ровный, без искры – зато идеально встроился в её код. До понижения Эл был искусствоведом, и именно это сыграло решающую роль.

Когда Айвена только вошла в круг меценатов, Эл оказался находкой. Он знал, какие имена поддерживать, какие выставки формируют вкус, где стоит показаться, а где – просто быть упомянутой. Айвена не стеснялась использовать его ум так же, как и тело. Милость, которой он, впрочем, достоин.

Марлен – её руки. Эл – форма и вкус.

Иногда она думала о них двоих: первый – дерзкий, с острыми углами; второй – безупречен, ровен, как отшлифованная линия. В них было равновесие: жар и форма, движение и тишина. Айвена ценила это равновесие. Оно держало дом в нужном ритме.

Но сегодня в этом доме появился третий – тот, кто дышал иначе. Дрожал, откликался – так, что женщина, привыкшая управлять дыханием, вдруг ощутила его в ответ.

Айвена закрыла панель. Тишина стала плотнее. Лампа у кровати давала ровный круг света, остальное тонуло в мягкой темноте. Она сняла ожерелье, положила на подставку, откинулась на подушки.

Тело обычно быстро отпускало день. Сегодня – нет: под кожей жила едва заметная вибрация, как от упрятанного в ткань метронома.

Воспоминание пришло не мыслью – кожей. Как он стоял у двери: ровно. Как опускался на колени. Как она сказала: «Красиво, но не моё», – и раздвинула ему пальцы, раскрыла ладони, лишая привычной защиты.

Нейт не прятался. Дрожал – и не гас. Сердце билось громко, дыхание сбивалось – и он снова его выравнивал, будто цеплялся за ритм, чтобы не утонуть.

Она редко возвращалась к сценам. Но сейчас память упорно держала один и тот же жест.

Пальцы у него во рту – послушно, широко, красиво. Горло сжимается, глаза блестят, слёзы на ресницах – и всё равно раскрывается. Её темп, его воздух.

Она ожидала паники или тупой покорности, вместо этого дрожь стала ярче. Он не гас, а разгорался.

Опасная покорность: та, где согласие добровольно, а не из выучки. Форма доведена до уязвимости – и под ней живое.

Салфетка.

Обычно она не вытирала. Зачем? Но на тот раз рука задержалась.

Внутри что-то дрогнуло. Не удовольствие – скорее любопытство. Поймала себя на том, что ей нравилось прикасаться к нему и смотреть на эту уязвимость.

Никакой игры. Чистое «да».

Стерла слёзы. Движение – мелочь, но слишком бережное, чтобы свести всё к гигиене.

Он принял это как милость. Было заметно по глазам.

И ещё – носок туфли, лёгкий касательный жест. Для неё – отметка собственности, но он отозвался вспышкой. Тепло поднялось так быстро, что она это отследила не сразу.

Нейт создан для послушания – и именно в этом было что-то неправильное. Тепло под кожей, будто от слишком близкого огня.

Опаснее, чем любое сопротивление.

Айвена перевернулась на бок. Ткань прохладная, простыня – шелковая. Пальцы скользнули по складке – как будто искали ту точку, где ещё держится его дыхание.

Она остановила движение. Усмехнулась краем губ: хватит. Контроль – тоже часть ритуала. Без него не существует власти.

Обычно после таких сцен в теле оставалась тишина – сделано, закрыто, забыто. Сейчас – не тишина.Движение.

Едва слышимое, как след воздуха в комнате, когда кто-то дышит рядом.

Она закрыла глаза. В темноте всё ещё слышалось, как он выравнивает дыхание для неё. Перед ней.

И только когда поймала себя на том, что думает оприватникеперед сном, позволила этому факту прозвучать внутри – коротко, без оценки. Потом – тишина. И его дыхание в этой тишине.

★ Если вы почувствовали его дыхание – оставьте звезду. Пусть Нейт знает, что его услышали .