Текст книги "Запретное влечение (СИ)"
Автор книги: Анна Карельская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)
– Миа, если бы не твой несносный характер и хоть немного выдержки, то всё бы вышло, – смеётся брат и, как только слышит знакомый мотив по радио, тут же тянется к нужной кнопке.
– Нет, нет, нет! Пожалуйста, Уильям! – жалобно прошу я и перехватываю его пальцы своими, делая громче.
В салоне начинает играть заслушанный мною мотив песни «Sex on Fire» Кings of Leon, а я громко начинаю подпевать приятному голосу. Вытягиваю руку в окно и пытаюсь уловить бегущий ветерок пальцами.
All the commotion
The Kitty loved pain
Has people talking
Talking
Весь этот сыр-бор:
«Китти нравилась боль» –
Заставляет людей сплетничать,
Сплетничать.
Кричу до хрипоты, с искренней улыбкой на губах и довольством на хитром лице. Да, я люблю такие забавы. Особенно мне нравится подпевать исполнителям, когда Уилл находится рядом, закатывая к небу глаза и шутливо качая головой, как сейчас.
– О нет, сейчас будет припев! – закусив пухлую верхнюю губу, перекрикивает музыку брат.
You…
This sex is on fire!
Ты…
Этот секс, он такой горячий!
Я завываю, придерживая свободной рукой спутанные проворным потоком воздуха волосы. Внутри меня медленно и томительно разливается безграничное счастье. Хочется петь громче и смеяться во весь голос. Ещё и ещё. Надрывисто и иронично. Уилл поймёт, ведь он сам едва сдерживается, когда я дурачусь рядом с ним.
Soft lips are open
Them knuckles is pale,
Feels like you’re dying,
Your dying…
Нежные губы раскрыты,
Руки сжаты в кулаках,
И кажется, что ты умираешь,
Умираешь…
– Давай же, Уилл! – смеясь, кричу я брату и поворачиваюсь к нему лицом.
Секунды до припева тикают, отбивая живой и ликующий ритм. Я жалостливо смотрю на брата и выпячиваю губы. И, конечно, брат сдаётся, подхватывая мой задор и начиная кричать во всё горло вместе со мной:
And you…
This sex is on fire
And so
Were the words to transpire
И ты…
Этот секс, он такой горячий.
И вырвавшиеся слова
Такие же.
Отпев знакомые строки, мы смеёмся, словно обезумевшие, не переставая. Уилл делает музыку немного тише и украдкой смотрит то на меня, то на дорогу.
– Что ты делаешь со мной, Мими? Надрываю горло и ору, словно малолетняя фанатка на концерте.
– Прекрати! Это было весело, и не смей отрицать.
Приступ смеха медленно отступает, но мои щёки по-прежнему остаются раскрасневшимися. Мы выравниваем дыхание и с лёгкой улыбкой на губах смотрим на дорогу впереди нас. Внутри меня всё ещё звучит ритмичный и буйный мотив. Он грохочет в мыслях, впечатывается в память, как и всегда. Брат твердил, что эстрада упустила свою звездочку, когда я наотрез отказалась от музыкального образования. Я же отчётливо понимала, что любовь к музыке у меня в крови и с этим ничего не поделаешь. Отец однажды рассказал мне, как в молодости у него была своя рок-группа, с которой они успешно колесили по штату и даже были в некой степени популярны. Я долго смеялась, подшучивая над ним, ведь мой презентабельный папа в отглаженном костюме совсем не походил на отвязного рокера. Но когда он показал мне снимки и свои старые пластинки, я жутко возгордилась за него. Тем не менее, я придерживалась мнения, что музыка – в каком-то роде наркотик для меня. Она дарила те эмоции, за которыми так гонялись зависимые люди. Заглушала реальность и придавала жизни яркие, насыщенные оттенки. И всё же связывать свою жизнь с этим наркотиком мне не хотелось. Потому я и училась на искусствоведа.
– Миа? – первым нарушает тишину Уилл.
– Да?
– Ты знаешь, что такое горячий секс? – Он старается придать своему тону шутливую форму, но я прекрасно слышу нотки волнения.
– Уилл. Я… я давно уже не маленькая, – единственное, что отвечаю я, отводя глаза в окно. Чёрт, может, мне послышалось?
– Просто я хотел бы быть уверен, что Колин не обижает тебя.
– Ты ведь знаешь меня лучше, чем кто-либо другой. Я не дам себя в обиду.
– И вы…
– Да, – резко перебиваю его я. – Мне уже двадцать, Уилл. Я знаю, что такое секс и предохранение.
Он молчит, поджав губы, что всегда говорило о его взвинченности. Напряжение, от которого мы с трудом избавились перед поездкой, вновь появляется между нами. Правда рвётся из меня наружу, и я, делая над собой усилие, закусываю щеку изнутри, чтобы не ляпнуть ничего лишнего. Мне кажется чем-то таким неправильным, что брат узнает о разрыве с Колином почти в последнюю очередь. Стыдно, но между нами возникло слишком много недосказанности, так что эта маленькая тайна покажется лишь невинным секретом, которым я впервые не поделилась с ним. Отчаянное желание залезть под одеяло, как в детстве, спрятавшись от всех проблем, снова одолевает меня. Это сложно… Ведь мы оба чувствуем, как что-то тихо и вкрадчиво вторгается в наш полный любви мирок. Некое ощущение неловкости и странной, почти необъяснимой тяги друг к другу… Это на каком-то ином уровне, не совсем родственном. И это… пугает нас.
Дорога в графство Карролл была длинной. Именно поэтому мы и выехали ранним утром. Я смотрю в открытое окно и внимательно наблюдаю за плывущими силуэтами крон деревьев. На скорости они мелькают слишком быстро, превращаясь в изумрудное марево. Мне кажется, что это не я ещё несколько минут назад громко горланила песню и резвилась, словно в последний раз. Бросаю беглый взгляд на брата: сильные пальцы крепко сжимают руль, а в глазах стоит какая-то отрешённость. Мне становится ещё хуже. Мой милый Уильям, как же так? Как мы могли такое допустить, впустив в наши отношения подобное смятение и умалчивание?
– Прости, я не должен был… – тихо говорит он, тяжело вздыхая.
– Уилл, всё в порядке.
Мы, словно дети, остерегаемся огня, как учили нас взрослые. Я не стесняюсь подобной темы, но почему-то мне кажется весьма странным, когда меня спрашивает об этом Уилл. Вновь разворачиваюсь к окну и уплываю в своих мыслях в то далекое прошлое, когда всё и случилось.
В сущности, я толком не знала, о чём пела несколькими минутами ранее. Ведь мой сексуальный опыт был совсем не богат. Я внутренне сжимаюсь, когда вспоминаю свой первый раз. Это было… довольно болезненно, только и всего. Нет, не то чтобы Колин был груб со мной – отнюдь. Просто, кроме дискомфорта, я не чувствовала практически ничего. Мои соседки по комнате, наши общие с братом друзья и весь мир вокруг твердил: секс – неземное блаженство. Я же искренне не понимала, отчего вокруг сплетения двух обнаженных тел столько шумихи. Я казалась себе неопытной и несуразной, и единственное, чего мне всегда хотелось, так это завернуться в простыню и сослаться на головную боль. Но конечно же, упрямство семьи Аддерли не давало мне этого сделать. Я думала: «Ну, вот, сейчас я точно испытаю этот животный восторг». Но восторга не было, как бы Колин ни старался произвести на меня должное впечатление. Возможно, люди, наделённые чуть большей фантазией, могли испытать что-то неземное и совершенное, как обычно описывают этот процесс в книжках. Я же ощущала себя только тряпичной куклой, с помощью которой мой бывший парень приходил к «выплеску нервного напряжения». Не знаю, послужило ли это причиной нашего разрыва, но в одном я уверена точно: я была несказанно рада прекратить это потное трение тел по свободным пятницам.
Запутавшись в клубке собственных мыслей, я не сразу замечаю, как мы выезжаем на знакомую дорогу, приближающую нас к графству. Я уже хочу взглянуть на карту, но внезапно чувствую, как крепкая ладонь Уилла ложится на мою руку. Под его натиском мои покорные пальцы тут же сплетаются с его. Руки брата сильные, с лёгкой шероховатостью, присущей всем труженикам. Внутри меня вновь что-то переворачивается, делает успешный кульбит, а затем расцветает. Я не успеваю толком разобраться, что же это может быть, но ясно ощущаю, как приятно мне становится от ленивой ласки его большого пальца, который скользит по моей ладони, успокаивая и расслабляя. Это мой брат, с судьбой которого моя была переплетена ещё на небесах. Это неразрывная связь. Самая крепкая связь, и по силе разве что связь матери и дитя может стоять выше. Украдкой смотрю на брата. Наши пальцы по-прежнему сцеплены, образуя прочный замок. В уголках его губ я замечаю притаившуюся полуулыбку. Теперь, когда моя рука находится в его, всё относительно нормально. Всё под контролем.
***
– Чёрт, Уилл! Нужно было отправляться домой ещё два часа назад! – перекрикиваю я шум словно сорвавшегося с цепи дождя.
Брат озирается по сторонам и, срываясь на бег, тянет меня за руку под ближайший навес.
– Хватит хныкать, Мими. Лучше шевелись быстрее! – кричит в ответ Уильям, прижимая меня к своему телу и укрывая от крупных капель с неба.
Забыв о времени, мы наслаждались тёплым деньком в нашем любимом месте. В будние дни здесь не так много народу, потому мы с лёгкостью разгуливали по окрестностям полупустого парка. Уилл учил меня делать красивые фотографии пейзажей, а я не замолкала ни на секунду, рассказывая ему о своих лекциях по мировому искусству. И, конечно, мы совсем не уловили перемены настроения погоды.
Лазурь чистого неба сменилась затяжными тучами тёмной завесы облаков.
Забежав на веранду для пикников, мы облегчённо выдохнули.
– Проклятье! Я не бегала так с последнего зачёта несколько месяцев назад, – ворчу я, хватаясь за свой побаливающий бок.
– Какая же ты нерасторопная, сестрёнка. Пока бежали, ты споткнулась о несуществующий барьер трижды.
– Извини, спортсмен, – фыркаю я, начиная выжимать мокрую майку.
Уилл приглушённо смеётся, следуя за мной и стряхивая с волос капли. Промокшие до нитки, мы стоим под навесом и наблюдаем, как небесный плач тревожит озеро. Крупные капли бьют по некогда тихой глади, создавая многочисленные круги на воде. Дождь усиливается ещё сильнее, перевоплощаясь в настоящий ливень. Я ёжусь от сильного порыва ветра и прислоняюсь к деревянному столбу беседки.
– Что будем делать? – тихо спрашиваю я.
– Понятия не имею. Возвращаться по такой погоде весьма сложно, поэтому стоит переждать здесь.
Я утвердительно киваю и обнимаю свои плечи руками. Чувствую, как меня начинает бить озноб. Заметив моё состояние, Уилл снимает с плеч свой рюкзак и достает оттуда небольшой плед.
– Отогрейся немного, а я пока пойду, достану горячий чай и разузнаю про ночлег.
– Думаешь, придётся остаться?
– Я не знаю, малышка. Обещаю, я что-нибудь придумаю.
Оставив меня, брат отправляется на поиски. Я же морщусь от капель, что изредка отскакивают мне в лицо, и полностью закутываюсь в плед, забираясь на лавочку с ногами. Между тем, я ничуть не расстроена. Этот день был наполнен той непосредственностью и лёгкостью, в какой я так отчаянно нуждалась последнее время. Ведь практически каждый день я мечтала, чтобы вернуться в прошлое и в корне изменить тот злополучный вечер… Если вы когда-либо испытывали это ощущение безысходности, то поймёте меня. И наверняка каждому на этой земле хотя бы однажды хотелось исправить свои ошибки. Перенестись в тот день и повести себя иначе. Но наш мир так устроен, что это просто невозможно. В твоём распоряжении есть только настоящее и будущее. Но… хватит ли этого, чтобы всё исправить?
Я до сих пор помню тот самый день, хоть и не до конца осознаю, чем я руководствовалась, когда вела себя подобным образом. Впрочем, тем же самым вопросом задавался и Уилл. Зато я чётко знала, что именно тот самый вечер сдвинул нас с привычной действительности.
Это было в Атланте. Мы отмечали конец учебного года вместе с нашими однокурсниками. Людей было слишком много, и я не узнавала ни одного знакомого лица. Мы были в лесу, разводили костёр и пили пиво из бочонка. Всё на уровне студентов, у которых, безусловно, отсутствует чувство меры в подобных вопросах. Однако я не вправе осуждать их, ведь именно в тот день я стала на миг одной из них.
Уилл присоединился к «загулявшим первокурсникам» и составил мне компанию. Дальше все последующие действия смешались: колыхающий огонь костра, алкоголь, жар, шум кричащих голосов, громкая музыка, танцы. Настоящее безумство, в котором я не постеснялась участвовать. Образы людей плыли перед моими глазами, каждый был похож на предыдущий. И только Уилл всегда оставался собой. Без каблуков я казалась совсем коротышкой рядом с таким великаном, как мой брат. Девушки бросали голодные взгляды на его подтянутое тело, а я, вздёрнув нос, нежилась в его объятиях. Он повсюду был рядом со мной, не оставляя меня ни на секунду. И в какой-то момент всё полетело к чертям. Мои подкашивающиеся от танцев ноги ослабли, а голова закружилась. Смеясь, брат притянул меня к себе… и тогда я слишком явно почувствовала его силу. Не ту ласковую защиту, какой он всегда меня баловал, а именно мужскую силу – как некое разительное преимущество.
Я никогда не забуду, как в его пшеничных прядях путались отблески костра. Мне казалось, будто эти крапинки сверкающего огня долетают и до меня, проникая под кожу и заставляя задыхаться от нашей близости. То была другая близость. И он тоже почувствовал это. Наверное, именно в тот самый момент мы и переступили границы дозволенного. С примесью смущения запускала я свои дрожащие пальцы в его светлые пряди, а Уилл, замерев, неотрывно наблюдал за моими действиями. Я ощущала, как от его тела исходил жар. Эти пылающие искры были повсюду: в воздухе, позади нас, между нами… Лесная прохлада исчезла. Воздух стал плотным. Но никто из нас тогда даже не думал спугнуть это странное для нас чувство, которое легко и осторожно коснулось нашей связи.
Уилл аккуратно подхватил меня на руки, и мои ноги воспарили ввысь, отрываясь от земли. И вот, наши лица уже на одном уровне. Брат наклонился ко мне и прижался своими тёплыми пухлыми губами к щеке. Этот невесомый поцелуй – он отличался от простого чмока, которым мы выражали свою привязанность. Он тоже был другим.
Тогда его губы задержались дольше обычного на моей пылающей щеке. Помутнение рассудка. Помешательство. Наваждение. Из его полураскрытых губ вырвался судорожный вздох. И после этого он не отстранился. Лишь двинулся дальше, скользя по контуру моих скул и останавливаясь у мочки ушей. Это были безумные секунды. Возможно, самые лучшие в моей жизни. И сейчас, когда я прокручиваю их в голове, меня вновь охватывает жар, как и в ту самую ночь. Воспоминания согревают меня в эту холодную погоду больше, чем тёплый плед, предоставленный братом. И вот теперь, когда я в очередной раз прокрутила наши запретные минуты, я не совсем уверена в своём желании изменить тот самый вечер…
– Миа, ты тут заснула? – слышу я родной голос позади.
Оборачиваюсь, устремляя взгляд на брата. Он так же красив и обладает той же самой мужской силой, которую я разглядела в нём в Атланте. Крепкую грудь обтягивает мокрая ткань футболки, выставляя напоказ все его прелести, промокшие светлые пряди кажутся мне тёмными, а с его волос скатываются дождевые капли, падая на совершенное лицо. Теперь в теле моего родного брата живёт ещё один человек, к которому я испытываю необъяснимую тягу. И чёрт возьми, с тех пор я никак не могу вернуться в колею прежней жизни.
– Прости, я не услышала тебя, – тихо отзываюсь я, встречаясь с его глазами. В них застыл немой вопрос, но разве я знаю на него ответ? Я сбита с толку, Уилл.
– Пойдём, иначе по приезде домой мы с тобой сляжем, – говорит брат, подходя ко мне.
– Как ты нашёл ночлег? Здесь обычно делают бронь за недели вперёд.
– Я умею найти подход к людям, Мими. Правда, условия у нас будут не самыми лучшими, но зато там есть горячий чай и кровать, – отвечает Уилл и тянется к моей руке.
Я дёргаюсь от его прикосновения и прячусь под плед, замечая мелькнувшую тревогу в его аквамариновых глазах. Сейчас, прокрутив в памяти все прошедшие события, я чувствую, что это слишком опасно для меня. Прикосновение его длинных, таких любимых мною пальцев могут вновь вызвать во мне непозволительные для нас ощущения. Поднимаюсь с лавки и перебираю ватными ногами вслед за братом. Он кажется мне поникшим, и я неловко утыкаюсь носом в его предплечье. И кажется, сквозь шумный ливень я различаю облегчённый вздох, вырвавшийся из его груди. И вот, всё снова относительно спокойно. Всё снова под временным и шатким контролем.
Глава 4.
POV Уилл
В детстве мы так часто любили находить себе тайное укрытие… Место, о котором бы не догадывался никто из взрослых. А быть может, и догадывался, но не лишал нас этого неповторимого чувства некой секретности и уединения. Сначала это был небольшой шалаш вблизи от дома, укрытый десятками веток и листьями. Затем мы отворили чердак в нашем сарае и прятались там вплоть до совершеннолетия. И вот, теперь я и моя сестра вновь прячемся в маленьком трейлере без колес, сбегая то ли от проблем, то ли от каши в голове. Хотя, если быть откровенным, вряд ли кому-то удавалось сбежать от самого себя. Истина всегда настигала – рано или поздно.
Промокшие и промёрзшие от ярого ливня, мы нашли здесь убежище. Маленькое пространство наподобие комнатки: небольшая кровать, столик и обогреватель. Нам этого достаточно. Раздобыв электрический чайник, мы ждали, когда он вскипит, наслаждаясь спокойствием и крышей над головой. Укутанная мною, Миа сидела на старой кровати и изредка подрагивала. Края пледа изрядно промокли, но тепло, что исходило от калорифера, быстро сушило их.
Бросаю беглый взгляд на сестру, в который раз замечая её отчужденность. С нами иногда такое бывало. И причины уйти в свои мысли, определенно, были. В такие моменты мне становилось ещё хуже, когда я, видя её беспокойство и страх, не мог ничего поделать. Мне тоже становилось страшно, как бы глупо это ни звучало. Я боялся вместе с ней тех эмоций, что порой вспыхивали между нами и тревожили сердцебиение, нарушая привычный ритм.
Сейчас же мы молчали, прислушиваясь к буре, что царствовала за пределами нашего укрытия. Крупные капли шумно грохотали, ударяясь о крышу. Ветки деревьев били о стенки трейлера, повинуясь свистящему ветру. А между нами повисла лишь неловкая тишина, нарушаемая лёгким шумом вскипающего чайника и нечастыми скрипами железной кровати.
Наконец раздаётся щелчок чайника, вынуждая нас обоих вылезти из привычного самокопания. Достаю любимые термокружки и разливаю по ним кипяток, попутно кидая маленькие чайные пакетики. Пар, что исходит от них, обдаёт мои руки жаром. Тепло тут же разносится по всему телу.
Кровать снова издаёт свой режущий уши стон, на этот раз громче прежнего. Перевожу взгляд на сестру и вижу, как она, укутанная с головы до ног пледом, неловко топает ко мне.
– Кажется, я успела закинуть пару шоколадных батончиков в сумку, не подашь мне её? – мягко улыбаясь, просит меня она.
Согласно кивнув, я мигом тянусь за нашими вещами и передаю сумку ей в руки. Видимо, когда мы бежали, она успела раскрыться, так как из неё тут же выпадает маленькая книжка, падая на пол.
– Я подниму, садись за стол.
Руки хватают книгу, и я заинтересованно пялюсь на название: Эрих Мaрия Ремaрк, «Скaжи мне, что ты меня любишь… Письма к Марлен Дитрих». Поднимаю свой взгляд на сестру, которая растерянно прячет глаза и кутается в плед ещё глубже. Да, я, конечно, знал, что Миа любила книги, но это были такие произведения, как «Убить пересмешника» или же «Старик и море». Жизнь, истины и противостояние. Но… любовь?
– Там… там его письма к ней. Те, что писала она, к сожалению, не сохранились. У Эриха и Марлен была печальная любовь, но не менее прекрасная, чем у остальных пар. Особенная. Хотя, возможно, она и вовсе его не любила. А его письма, они… завораживают, – тихо шепчет Миа и пожимает плечами.
– В том, что ты читаешь про любовь, нет ничего позорного, Мими. Просто раньше я не видел в твоей библиотеке подобного.
Она вновь пожимает плечами и отводит взгляд. Отстранённая. По моей спине пробегает холодная дрожь. Это слишком для меня. Откладываю книжку в сторону и, подойдя к ней вплотную, резко поднимаю сестру со стула и усаживаю к себе на колени. От неожиданности она широко распахивает свои изумрудные глаза. Внутри меня что-то сжимается.
– Что происходит, м-м? – тихо, боясь спугнуть, спрашиваю я.
– Уилл, я не хочу тебе лгать.
– Так не лги. Просто расскажи мне всё, что у тебя на уме. Мы всегда так делали, разве нет?
– Да, конечно, да, но… – Её ресницы трепещут, отчаянно порхая из стороны в сторону. – Всё слишком запутано. Одно держится на другом.
– Миа, – мягко, но с нажимом прошу я.
– Чёрт, я не могу! – восклицает сестра. – Не могу, и ты сам это знаешь.
– Я знаю лишь то, что мы отдаляемся друг от друга, как и другие братья и сёстры, когда приходит время, – на эмоциях бросаю я, замечая, как мелькнула боль в её глазах. – Но ты ведь понимаешь, Миа. Мы – не все. Откройся мне, тебя что-то мучает. Это Колин обидел тебя, и ты боишься признаться мне?
При упоминании её парня мои пальцы сжимаются в кулаки. Парень. Человек, с которым она, возможно, целуется и обнимается; проводит значительное время и делится секретами. Её близкий. Тот, с кем мне приходится её делить. Скулы сводит от злости и жадности, что смешиваются во мне воедино, нарушая привычный ход мыслей. Но разве я имею право запрещать? Ведь, в конце концов, она мечтает о любви, читая откровенную переписку в той книжке. Моя девочка выросла, а я упорно не хотел этого признавать.
– Нет больше никакого Колина! Забудь уже о нём, Уилл, – чуть не срываясь на крик, молвит Миа. Я замираю.
Она опускает глаза в пол и нервно проводит ладонью по своему лицу.
– Я… я должна была сказать раньше, но никак не решалась. С ним давно стоит точка, понимаешь? Он не мой Эрих, а я не его Марлен, – печально усмехается сестра и утыкается носом в мою шею. По телу пробегает приятная волна.
Она молчит. Я слышу лишь её прерывистое дыхание, что щекочет мою кожу. Чувствую, как она вдыхает мой аромат и сильнее цепляется своими тонкими пальчиками в мою ещё влажную толстовку.
– Ты простишь меня, Уилл? Знаю, что я виновата, но… – Она запинается, прежде чем закончить, и сильнее упирается свои носом в выемку на моей шее. – Господи, как же мне тебя не хватало.
– Тише. Я рядом, я прощаю тебя, Мими, – шепчу я в ответ, притягивая её свисающие ноги к себе и укутывая ещё плотнее. – Ты вся дрожишь, давай-ка выпьем горячего чая. Где там твои батончики?
Чувствую кожей, как малышка улыбается. Всё возвращается на свои места, но только вот это ли так мучило её на самом деле? В действительности я боялся задать этот вопрос, ведь в глубине души и так знал на него ответ. Более того, я испытывал то же самое.
***
– Может, расскажешь мне причину вашего разрыва? – осторожно интересуюсь я, шепча в её затылок впереди себя.
Отогревшись от внешнего и внутреннего холода, мы сидим на той самой скрипучей кровати. Миа расположилась впереди меня, между моих ног. Её влажные каштановые пряди, к которым я прислоняюсь, кажутся мне теперь совсем тёмными. Нам тепло и уютно в объятиях друг друга.
– Не знаю, как это объяснить. Просто его стало слишком много, – так же тихо отзывается она.
– Я, может, и не спец в отношениях, но мне кажется, что так и должно быть.
– Что, если мне это не по душе? Так тоже должно быть: впускать в свою жизнь человека, даже если тебе от этого некомфортно?
Слова сестры вновь застали меня врасплох. Это напомнило мне те времена, когда она была совсем ребенком. Миа всегда спрашивала обо всём прямо и честно. Впрочем, будучи детьми, мы всегда говорим ровно то, что думаем. Открыто и искренне. Но особенность Мии была в том, что с возрастом это у неё не прошло.
– Наверняка нет. Зачем нужны отношения, в которых ты ущемляешь себя?
– Вот и я подумала так же, Уилл. И признаться, единственный человек, кто может быть мне предельно близок, – это ты. Хотя ты и сам осведомлён об этом.
Я прижимаю её к себе ещё ближе. Чувствую себя законченным эгоистом, но теперь, когда Колин исчез из её жизни, я облегчённо выдыхаю. Собственник. Мои губы невольно трогает улыбка. Сестра откидывается на мою грудь спиной и прикрывает глаза. Мы снова молчим, но в эту секунду наше молчание – абсолютное умиротворение, а не скрытое напряжение. Своими пальцами я перебираю её темные пряди, которые напоминают мне нежный шелк. За стенами нашего трейлера всё так же бушует ливень. Он громко тарабанит по земле и крыше, образуя настоящий потоп. Сейчас это неважно. Важно лишь её спокойное, равномерное дыхание и то, как она сжимает мою руку, как прижимается ко мне всем телом, привычно ища в нём защиту и покой. А я привычно отдаю это ей. Сполна.
– Почитаешь мне, Уилл? Ты так давно этого не делал, – подавляя зевок, тихо спрашивает меня сестра.
Тянусь к столику за книжкой и ложусь на кровать, позволяя ей устроиться в моих руках. Миа ложится следом за мной, укрывая нас обоих уже тёплым пледом. Ещё с минуту мы ищем удобное для нас обоих положение, а затем я открываю маленький томик её любимых писем влюблённых. В далёком прошлом я читал ей перед сном почти каждую ночь. Увлекаясь строчками из книг, я зачастую не замечал, что она уже мирно сопит. А иногда мы засыпали вдвоём. Но когда мы подросли, отец стал гнать меня в мою комнату, объясняя это тем, что мы уже давно не дети, чтобы вместе спать. Он, конечно же, был прав, но мы с сестрой были слишком близки. Потому нарушали запрет практически каждую последующую ночь. Вот и сейчас зелёные глаза Мии становятся сонными, а она всё так же жмётся в моих объятиях.
– Так, кажется, здесь закладка, – бормочу себе под нос я, открывая нужную страницу.
Эрих Мария Ремарк из Порто-Ронко (после 04.04.1938)
Марлен Дитрих в Беверли-Хиллз, Норт Кресчент Драйв
…сладкая моя, нам ни за что нельзя было расставаться! Это было преступление! Но теперь, когда ты приедешь, всё начнётся с самого начала! Предвидение и душевная мука извечной неудовлетворённости, и упоительное сомнение в себе, и тот единственный миг, который стоит многих жизней: когда я чувствую тебя, когда благодаря своей бесконечной милости судьба снова бросает тебя ко мне, когда ты оказываешься в моих объятиях и твоя голова касается моего плеча…
Я улыбаюсь прочитанному, продолжая убаюкивать обвившуюся вокруг меня сестру.
Я дрожу и так смотрю на мою руку, что и она дрожит! Я едва способен дышать, я выражаю свои мысли руками, я подбрасываю дров в камин и сижу, уставившись на огонь: что это там народилось и уносит меня прочь, и кто развяжет побыстрее во мне все узлы, милая, любимая моя, кто бросит меня от меня самого куда-нибудь в тёмную бушующую стихию, ах, брось, брось меня туда!
В горле пересыхает. Мне вдруг кажется, что это мои собственные откровения. Те, что тихо трепали мне душу по вечерам, когда я был вдали от неё. Слышу её тяжелое дыхание: оно щекочет мне шею, заставляя всё моё тело сжиматься в напряжении. Миа не спит. Чувствует ли она то же самое, что и я? Преодолевая комок, что застрял посреди горла, я всё-таки продолжаю:
Я хочу прыгнуть прямо в тебя, с утёса отчаяния, с трамплина равнодушия, безнадёжности и тяжкого горя, я хочу сжечь моё прошлое, милое моё лицо, возлюбленная. Твои глаза совсем близко от меня, и ничего больше нет, кроме темени, и твоих глаз, и дождя твоих поцелуев!
Я по-детски запинаюсь, когда ощущаю, как родные пальчики цепляются за мою спину. Нас вновь сковывает это неведомое напряжение. Слишком остро чувствую её: тёплое дыхание, дрожащие пальцы и эти отчаянные попытки прижаться ближе.
– Думаю, на сегодня хватит, – шепчу я и закрываю книгу.
Мои руки тянутся к столику и откладывают маленький томик интимных писем. Да, именно интимных. Ведь читая его письма, тебе кажется, словно ты вторгаешься в личную жизнь писателя. В его голову, в сердце. Неожиданно для себя я слишком проникся к его строчкам. К чувствам, что он вкладывал в каждое слово, предназначенное Ей. Ладони взмокли, а щёки горели. И это я – парень, напичканный мужественностью и смелостью. Будто бы меня охватила лихорадка, а моё единственное лекарство в нескольких сантиметрах от меня. Лекарство ли? Да, Миа, может, и являлась мои спасением, но, определённо, несла побочный эффект. Мы играли с огнём. Снова нарушая запреты из далекого детства.
Вновь смотрю на сестру, тут же улавливая её смятение. Кровь приливает к лицу. Дождь за пределами нашего укрытия усиливается, добавляя к себе рокот грозы. Прямой взгляд её глаз. Уверенный и серьёзный. Словно из нас двоих она первая готова сознаться и сдаться без боя. Без боя с этим кружащим голову искушением. Прикрываю глаза и тяжело выдыхаю. Да, чёрт возьми, я совсем не чувствую в себе сил бороться, когда она смотрит на меня вот так. И, поддаваясь порыву, я мигом открываю глаза и хватаю её за руку, с силой дергая её на себя. Миа, будто хрупкая кукла, падает на меня, прислоняясь всем своим телом к моему. Дыхания не хватает. В попытке ухватить хоть немного воздуха она едва приоткрывает пухлые губы, делая короткий вздох, и я накрываю своими губами её. Слишком эмоционально и грубо. Но именно так, как мы оба этого желаем. Прямо сейчас и прямо в эту секунду.
Будто бы тёплый воск, внизу живота разливается сладкая истома. И мы тонем. Тонем без единой попытки за что-либо ухватиться. Моя крепкая ладонь зарывается в её спутанные и густые пряди, притягивая ближе и ближе. Языки сплетаются в страстном танце; скользят то по ровной линии зубов, то по губам. Дразня и играя. Поцелуй глубокий и чувственный. Сводящий нас с ума и стирающий все мыслимые и немыслимые границы между нами. Ещё секунда, ещё чей-то жадный вздох, ещё одно пылкое прикосновение – и вот, мы уже не брат и сестра, а парень и девушка, которые окончательно потеряли голову друг от друга. Словно обезумевший, я отталкиваю её от себя и нависаю над её хрупким телом. Дрожащие пальцы Мии трепетно исследуют моё лицо, шею, грудь. Что творится в её голове? Думает ли она, что это сон? Или же осознанно толкает меня и себя к краю пропасти? Но, признаться, сейчас это совсем меня не волнует. И если она хочет упасть в бездну, то я не думая протяну ей руку, чтобы упасть туда вместе с ней.
Но полёту не суждено свершиться. Ведь в тот момент, когда мои пальцы задевают края её футболки, глаза Мии резко распахиваются. Вдох. Выдох. Пальцы медленно и осторожно соскальзывают с тела сестры под её пристальным и обеспокоенным взглядом. Она не отстраняется от меня, лишь съёживается и отводит взгляд в сторону. Чувствую собственной кожей её страх.
– Прости… прости меня, Мими. Я понятия не имею, что нашло на меня, – шепчу я осипшим от желания голосом и протягиваю к ней руку. Она дёргается.
Отодвигаюсь на край кровати и выравниваю дыхание. Она молчит, прикладывая к горящим щекам ладони. Ресницы растерянно трепещут, напоминая мне крылья маленьких загнанных птиц. Нервно лохмачу волосы. Горло сдавливает тяжёлый ком из смешанных чувств, что сейчас терзают меня. Жестоко и болезненно.
