Текст книги "Запретное влечение (СИ)"

Автор книги: Анна Карельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Продолжаю покрывать её шею жадными поцелуями, и мои руки начинают вольно разгуливать по её телу. Приподнимать подол её платья, настойчиво проводя пальцами по внутренней части бедра, по всем её округлостям. Заставляя окончательно расслабиться и отдаться во власть. Соскальзываю с её шеи и наклоняюсь к худому плечику, захватывая губами тонкую лямку её платья. Спускаю её вниз, задевая по пути кожу. Миа прижимается ко мне ещё плотнее, запускает свои трясущиеся пальцы в мои волосы, заводя руки назад. Ощущение её рук в моих волосах просто уносит меня. И вот, я больше не подвластен своему телу. Её прикосновения – моя жизненная необходимость. Грудь распирает от восторга, когда слышится звук расстёгивающейся молнии её платья и это тихое и умоляющее: «Уилл».

Я поднимаю взгляд и всматриваясь в наше отражение, всё ещё не отрываясь от её тела. Белый лоскуток ткани медленно соскальзывает к её ногам. Мими остаётся в одном нижнем кружевном белом белье. У меня моментально захватывает дух. До чего же она красива, боже! Будто невеста… Мои пальцы самопроизвольно касаются её полуобнаженного тела и прокладывают путь от её ключиц вниз. Медленно и с нажимом. Миа тут же выгибается под моими руками, откидываясь мне на грудь и прижимаясь ещё сильнее к моему паху. Её кожа такая горячая и гладкая, что сил просто не остаётся.

– Ты – линия моей жизни, – шёпот путается в её волосах на затылке. Но Миа слышит меня. Притихнув, она, так же как и я, старается продлить этот миг, упиваясь нашим отражением. Не слететь с катушек от такой долгожданной близости. От химии, что искрится между нами. И кажется, что стены уже сужаются. Остаёмся только мы в целом мире. Но это так чертовски тяжело, когда она вдруг разворачивается и касается моих губ.

Рывком прижимаю её к себе и углубляю поцелуй. Крыша слетает с петель. Резко и необратимо. Я опускаю её на широкий матрас, что расположен прямо посреди склада. Она падает, рассыпая свои тёмные пряди по белой ткани. Они, словно ореол, обрамляют её безупречное лицо, что кажется мне почти фарфоровым в отблесках луны. Облизываю свои пересохшие губы и склоняюсь над ней. Отодвигаю одну чашку бюстгальтера и обхватываю губами её грудь, жадно втягивая её в рот. Миа выгибается в спине до хруста в позвонках, открывая мне больше доступа к острым соскам.

Ох, чёрт возьми.

Я сдираю хренов кусок ткани, откровенно мешающий мне насладиться ею полностью. Чуть ли не рву её бюстгальтер, отбрасывая его далеко в сторону. На нежной коже проступают красные полосы, которые я тут же залечиваю своей нежностью. Но моя девочка не хочет нежности. Нет. Она извивается под моими губами, под пальцами, не отпускающими её ни на секунду. Хватается то за мои волосы, причиняя приятную боль, то за шею, как за спасательный круг. Но в один короткий миг её пальцы цепляются за ткань моей рубашки, притягивая меня ещё ближе к её лицу. Сладкая истома проносится по всему моему телу, будто мучительно-долгая судорога, когда её пальчики продолжают пытку. Они проворно расправляются с пуговицами, пока её полные губы целуют каждый открывающийся кусочек моей обнажённой груди.

Прикрываю глаза от захлестнувшего меня блаженства. Это немыслимо хорошо. Правильно. Естественно. Её губы – на моей коже.

Миа спускает рубашку с моих плеч, и, не удержавшись, я прислоняюсь своей голой кожей к её. С любимых губ срывается рваный вздох. В мой кровоток пускают щедрую дозу Её. И, господи, как же это больно. Больно – оттого что кажется, сердце просто не выдержит. Любовь к этому человеку наполняет меня до краёв. Абсолютный избыток. Абсолютное и такое чистое счастье. Счастье, не запятнанное страхом разоблачения, сомнениями завтрашнего дня и опасениями сегодняшнего.

Она изводит меня. Упивается моим бешеным пульсом, зная, какой эффект производит её игривость. Кончик её языка очерчивает немыслимые узоры на моих ключицах, с особой любовью уделяя внимание выступившим костяшкам. Когда же её горячее дыхание обдаёт мою кожу, а губы ласково обхватывают мочку моего уха и посасывают её, моя выдержка кончается.

Я хватаю её за подбородок и дарю почти грубый поцелуй, лишающий нас обоих терпения. Затем соскальзываю с её влажных губ и разворачиваю лицо Мии в сторону – так, чтобы ей открылся прекрасный вид на нас. Касаюсь её шеи пальцами, начиная двигаться вниз. По вздымающейся груди, по её ребрам, по плоскому животу. Вниз. Остановившись на прозрачном кружеве, собираю ткань в кулак и оттягиваю её. Из её губ вырывается гортанный стон. Знаю, что ей тяжело видеть себя со стороны. Но она просто обязана! Обязана разглядеть то, как я восхищаюсь каждым миллиметром её бледной кожи. Ощутить себя желанной. Ощутить свою власть надо мной. Знаю, что играю с огнём. Искра уже пущена, и теперь остаётся только стоять и смотреть, как разгорается яростный огонь, отражаясь в моих зрачках алым маревом. Вскоре он достигнет и меня, но, в конце концов, мы оба жаждем этого, уже готовые сгореть дотла.

Мне хочется помучить Мию ещё немного, хотя понимаю, что извожу этим и себя. Но желание слышать её тихую мольбу берёт надо мной верх. Касаюсь её белья снова, рывком спуская трусики с ног. Резко ввожу в неё два пальца и делаю несколько круговых движений внутри. Миа вскрикивает, вонзая свои ногти в мою руку.

– Хватит, прошу тебя. Сейчас, Уилл! – слышу её сбивчивый шепот.

Как я могу ослушаться её? Это стало немыслимым. Моя девочка вся горит, когда я разворачиваю её лицом к зеркалу и вхожу в неё. Выгибается, словно тонкая струнка и подаётся мне навстречу. Звёзды врываются в тесное пространство комнаты, ослепляя нас. Продолжая двигаться в ней, я провожу пальцами свободной руки по её позвоночнику, не пропуская ни единой выпирающий косточки. Она стонет в голос, отчего всего меня прошибает крупная дрожь. Вижу в нашем отражении, как блаженно прикрываются её веки.

– Открой глаза, дорогая. Не закрывай их, слышишь? Посмотри, как ты прекрасна, – шепчу ей на ухо, призывая нас к сладкой гибели.

Зарываюсь носом в её шёлковые пряди, глубоко втягивая в себя её аромат. Я вновь превращаюсь в съехавшего с катушек наркомана. В зависимого, который упивается своим кайфом, достигая своей нирваны. Господи, она – моя нирвана. Моя точка невозврата. Моя финишная прямая на пути к грехопадению.

Ощущаю своей пульсирующей плотью, как её стенки сжимаются, приближая нас обоих к блаженному упоению. Тела становятся влажными, дыхание сбивается ко всем чертям. Собираю её волосы в хвост и чуть оттягиваю их назад, обнажая тонкий изгиб шеи. Снова кусаю её медовую на вкус кожу, испытывая при этом непреодолимую тягу поглотить её всю. Целиком. Такое дикое и животное чувство, что появляется каждый раз, когда всё заходит слишком далеко.

Не имея больше сил не видеть её лица, я немедленно разворачиваю податливое тело к себе, встречаясь с Мими глазами.

Проклятье, они совсем чёрные. Зрачки так расширились, что кажется, будто и она под таким же кайфом! Целую уголок её рта, подбородок, горло.

– Мой хороший, мой любимый мальчик, – с невыносимой любовью протягивает она, касаясь моего лица своими дрожащими пальцами. И, кажется, её тёмные изумруды уволакивают меня на самое дно, не оставляя возможности выбраться. Хотя… нужно ли мне выбираться?

Замечаю, как в уголках её глаз скапливается влага. Испугавшись за неё, отстраняюсь и стираю выступившие слёзы своими мозолистыми пальцами.

– Миа? – взволнованно шепчу я, всматриваясь в её расслабленное лицо.

Любимые руки притягивают меня к себе снова, а тело просит прежнего контакта. Она приподнимает ягодицы и с нежной тоской впивается в меня взглядом.

– Больше никогда не оставляй меня, слышишь? Мне до смерти хорошо. Сейчас. С тобой, – улыбаясь и качая головой, отвечает Миа. Её пальцы исступлённо и неотрывно гладят моё лицо. Я осторожно возвращаюсь в неё, отчего её губы опускаются ниже, целуя мою шею. Мы стонем в один голос, и сердце моё переполняется упоением этой девочкой. Моей. Девочкой. – Оставайся во мне вечно, – шепчет она, и из её глаз снова срываются слезинки, скатываясь по щекам.

Я не могу их выносить. Никогда не мог. В груди щемит от переизбытка эмоций. Наклоняюсь и ловлю её слёзы губами, попутно целуя горячие щеки и улыбающиеся губы. Моя. От макушки до кончиков пальцев на ногах.

Это предел.

Совершаю в ней ещё несколько глубоких толчков, и мы взрываемся вместе, глядя друг другу в глаза. Это выше страсти, выше нежности. Настоящее забвение, не имеющее никаких границ. Каждая клеточка наших тел чувствует этот фейерверк. Низ живота затягивает тягучая, словно мёд, истома. И мы наконец сгораем, оседая в пепел.

Воссоединение стоит пролитых ею слез. Стоит моей боли, которая теснилась в груди колючим осознанием. Отчаянно желаю высказать ей всё, что скопилось во мне за всё это время. Просить прощения, рассказать о встрече с матерью и о моих бессонных ночах, но я будто разучился говорить. Поэтому мы лишь молчим, выравнивая дыхание. Потом, всё потом. Я целую Мию посреди её груди и кладу туда свою голову. Её руки гладят мои взмокшие пряди, а единственное, что я слышу сейчас, – это сумасшедший ритм её сердцебиения.

Мне так хочется смеяться в голос. Ей – продолжать плакать от счастья. Но наша любовь – заслуженная. Выпрошенная общими молитвами у несправедливой жизни. Прошедшая испытания и всевозможные проверки. Наверное, оно таким и должно быть – настоящее, истинное чувство. Готовое преодолеть все тревоги и горести, оставаясь при этом чистым и непорочным.

И мы всё-таки познали это чувство, достигнув его высшей точки.

Эпилог.

POV Миа

Два года спустя

Моё счастье было тихим. Оно не отпускало меня с тех самых пор, как его губы скользнули по моей щеке тогда, в Атланте. Мы прошли через неимоверные препятствия, выдержав и горести и радости. Вместе. И сейчас моё счастье сидит внутри меня, по-прежнему вызывая щекочущее ощущение, словно в животе распускаются цветы. Бутон за бутоном. И, кажется, там уже целый сад, такой благоухающий и пышущий жизнью. Такая личная и проникновенная радость, которая заставляет тихонько улыбаться своим мыслям и глубоко дышать. Полной грудью дышать.

Вспоминаю тот вечер, когда Уилл представлял свой проект, и дрожь достигает самых кончиков моих пальцев. По своему обыкновению он был так красив. Всегда сложен, уверен в своих словах, открыт. И тогда я полностью ощутила: он мой. Все могли смотреть на него сколько угодно. Восхищаться, завидовать или воображать себе, каково оно, когда мой милый Уильям рядом. Могли, да. Но по-настоящему знала это лишь я одна. Именно это и заставляло меня по-идиотски улыбаться. Как он сказал в своей речи? Жуткие собственники? Верно, как раз ими мы и были.

Он не взял первое место, к моему удивлению. Хотя сам Уилл совсем не согласен со мной. Говорит, что он приобрёл нечто большее. Мне всё ещё не по себе от такого количества внимания, которое свалилось на меня после презентации. Пусть Уилл и не занял призового места, но о его «М» твердили все. Я была готова сбегать каждый раз, вечно прячась за его спину, как только мы встречали его знакомых и тех, кто присутствовал на защите проектов. А Уилл только смеялся и ещё крепче прижимал меня к себе. Это забавно, но с момента нашего официального воссоединения им всецело завладела гордость. Эгоист, собственник… Порой мне казалось, что он хочет кричать на весь мир, превознося меня, целуя у всех на глазах: «Она моя! Моя бывшая сестра и главная любовь моей жизни. Посмотрите же, посмотрите все!».

Этот взрослый парень превращался в задорного мальчишку, который хвастал и чувствовал себя при этом властелином мира. И я так любила эту его сторону. Разве не в этом ли весь смысл? Испытывать эту детскую непосредственность, свежесть и естественность момента? Да мы живем только ради этих моментов! И это так невообразимо хорошо. Правильно. Так, как должно быть.

Сегодня состоялось моё первое прослушивание. Я перевелась на заочный курс обучения и поступила на музыкальный. Это немыслимо, знаю. Но, так или иначе, после серьёзного разговора с отцом, он поддержал меня. С родителями, к слову, всё было до сих пор нестабильно. Вместе мы к ним не приезжали. Но, конечно, сказать, что мы отреклись от наших близких ради собственного счастья, нельзя. Просто вместе нам ничего не страшно. Это действительно так. Беды переживаются легче. Мы убаюкиваем печали, друг друга, сглаживаем шероховатости последствий нашего союза. Приезжаем домой отдельно. И отец, и мама вряд ли смогут до конца понять нас, и это их право! Мы всё ещё чувствуем горечь, после того как навещаем их. А особенно чувствовали в первые визиты. Ощущение такое, словно ты грешник, находящийся посреди священного места. И вроде бы тебе так бешено жаль, но уйти с этой дороги никак нельзя.

Временами родители забывали о нашей связи. Мать вовлекала меня в свою готовку, а отец наперебой рассказывал о бурной молодости и своей рок-группе. И казалось, всё было как раньше. Казалось. Потому как любое, даже незначительное упоминание об Уильяме или же обо мне во время его визитов – и всё, картонный домик с треском распадался. Я в спешке покидала родительский дом, замечая грусть в их поникших взглядах.

А порой с ними было настолько хорошо и комфортно, что на языке так и вертелось: «Давайте поужинаем все вместе. Мы расскажем вам о нашей новой жизни в Вашингтоне, приготовим барбекю и будем сидеть на веранде до поздней ночи, попивая горячий чай. Просто… может, хотя бы попробуем?» Тогда же я вовремя закусывала губу и нервно теребила в пальцах ближайший предмет. Просто проглатывала все эти едва ли не сорвавшиеся с языка слова, тут же чувствуя терпкое и горькое послевкусие. Это тяжело. Знать, что как раньше уже не будет. А может, и будет, но здесь никто не даст тебе гарантий и точных сроков.

Но… мы выбрали свой путь.

И сегодня, когда я брала последние ноты и прикрывала глаза, я не думала ни о чём. Это было так волнительно, что ноги даже немного подкашивались, да и дышалось с трудом. Стояла посреди зала и чувствовала, что мой внутренний мирок лопается от счастья. А ещё от свободы. Какими бы печальными ни были наши обстоятельства, я буквально воспарила ввысь. Свобода забралась ко мне под кожу, забилась эйфорией в моём кровотоке.

В прошлом году мы с Уиллом прыгали с тарзанкой с высоты в сто метров, так вот ощущения были вполне схожими. И неважно, что скажет комиссия. Я сделала то, что задумала. Явилась на прослушивание и, закрыв глаза, прожила сердцем этот самый миг. Просто пела, полностью отдаваясь музыке. Это была моя стихия. Моя дикая страсть. Такое же воодушевлённое чувство, как моя любовь к Уиллу. Хотя, может, я и лукавлю, ведь любовь к нему вообще весьма сложно обозначить. Трудно очертить границы этого самого чувства, когда их попросту нет.

За последние два года многое что изменилось. Взять хотя бы саму меня. Что ни говори, а весьма сложно представить, что в сформировавшейся личности можно что-либо изменить. Но так уж вышло. К тому же, никто не поможет измениться человеку, кроме его самого. И, непременно, должно что-то произойти. То, что подавит его, спустит с небес на землю, толкнёт за край. И потом потом внутри него что-то изменится. Щелчок. Осознание. Принятие.

Тут же начинаешь смотреть на вещи совершенно по-другому. Видишь то, чего не замечал раньше. Не сразу, конечно, а постепенно, каждый раз делая выводы из своего поведения. Размышляя. Перемены сказываются на твоём восприятии, и это, пожалуй, первостепенное. Ты сталкиваешься с испытаниями в жизни, но, даже потерпев поражение, всё равно не остаешься ни с чем. Приобретаешь самое важное и бесценное – опыт. Это тоже всё приходит потом. Как правило, когда снова сталкиваешься с трудностями. Только теперь ты уже не так уязвим. Боль не поглотит тебя целиком. Появится сила, которая не даст упасть. Сила, которая будет двигать тобой в самые трудные минуты жизни.

И это прекрасно. Стоит того, так или иначе.

Я делаю поклон и с лёгкой улыбкой на губах спрыгиваю со сцены, выбегая из аудитории на всех парах. Не бегу, а лечу, минуя толпу ожидающих конкурсантов и перепрыгивая ступеньки, что встречаются мне на пути. В груди яростно горит от такой сумасшедшей скорости, когда я, хватаясь за перила, сбегаю по лестнице вниз. Вижу, что возле студии уже стоит наш синий подержанный бьюик. Сердце моё падает куда-то вниз.

Замерев у последней ступеньки, восстанавливаю дыхание и широко улыбаюсь. В лицо дует прохладный предосенний ветерок, но щёки мои пылают. Уилл стоит в нескольких метрах от меня, облокотившись о дверцу машины. Поверх рубашки на нём лёгкая кожанка, а на глаза сдвинуты очки. Лучи солнца резвятся в его волосах, с прядями которых играет ветер, создавая неповторимую картину. Дух захватывает. Замечаю в уголках его губ тень хитрой улыбки. Он разводит свои руки в сторону, зазывая, и я, ни секунды не думая, бросаюсь со всех ног и запрыгиваю сверху.

– Тихо-тихо, милая, – смеётся мне в шею Уилл, слегка покачиваясь на месте от нашего столкновения. Любимые руки подхватывают меня и, остановившись на моей пятой точке, поддерживают. Приподнимаю пальчиком его очки и заглядываю в глаза.

Беспощадные омуты. Сияющие озорным блеском и чистые, как родниковые воды. Касаюсь его строго очерченных скул и благодарю небеса. Дорогой, хороший.

Мой.

– Ты покорила их, Мими? – гордо протягивает Уилл и улыбается, внимательно наблюдая за моими нежными порывами.

Ничего не говоря, я лишь наклоняюсь и целую его в те места, которых только что касалась пальцами. Виски, щёки, волевой подбородок. Не даю сказать ему и слова, покрываю излюбленное лицо быстрыми и мягкими поцелуями.

– Да что это с тобой сегодня? – сквозь приглушённый смех хрипит он, удивляясь.

– Я так соскучилась, что готова съесть тебя целиком! – говорю я и вплетаю свои пальцы в его пшеничные жёсткие пряди, не желая делиться с ветром. Делать это стало моим любимым ритуалом.

Его губы, растянувшиеся в ленивой и довольной улыбке, тянутся к моим губам. Отвечаю на поцелуй и продолжаю играться с ним, то прикусывая язык, то дразня отстраняясь от его сладкого рта. Пухлые губы шутливо кривятся от недовольства.

– Сказать откровенно, я даже не выслушала их мнение, – признаюсь я, упираясь в его лоб своим. – Допела и убежала.

– Они наверняка растерялись, Миа. После тебя требуется восстановление. Ты ведь как торнадо в Арканзасе – нужно длительное время на реабилитацию.

Я легонько толкаю Уилла в грудь, едва сдерживая собственный смех. Но это так тягостно, когда он пребывает в таком настроении. Словно передо мной тот самый семилетний задиристый парнишка, у которого лучше всех получалось довести меня до истерики и успокоить так, как не мог никто.

– Результаты всё равно оглашаются гораздо позже, так что будем считать, что мне удалось их удивить.

Ветер ревностно обдаёт нас холодным предосенним воздухом, отчего мои распущенные волосы касаются его лица. Хватка его пальцев на моих бёдрах чуть усиливается, когда я облизываю пересохшие губы. Уилл прикрывает глаза и целует меня в небольшую ямочку на подбородке. Знаю, что он её очень любит. Мы ещё недолго наслаждаемся моментом, не обращая на любопытные взгляды вокруг никакого внимания. А затем Уилл обматывает меня шарфом почти до самого носа, как в старые времена, и опускает на землю.

– Пойдём, накормлю тебя. Здесь становится слишком ветрено. А то будет совсем непорядок, если звезда подхватит простуду перед вторым отбором.

Достигнув земли, вновь превращаюсь в коротышку, которая едва ли достаёт ему до груди. Но мне так хорошо, там комфортно чувствовать себя маленькой. С Уиллом так всегда. Его рост, сила лишь позволяют чувствовать себя защищённой, но никак не уязвимой. Встаю на цыпочки и целую его в шею, ощущая, как тяжело он сглатывает, слегка улыбаясь.

Я надвигаю очки Уилла себе на глаза и забираюсь на переднее сидение подержанного бьюика. Наблюдая за тем, как его крепкие руки двигаются на руле, я мысленно благодарю небеса, начиная клацать кнопками на радиоприёмнике. Стараясь не выдать себя, я тайно поглядываю на его пальцы, на линию челюсти, на сам профиль. Тихонько улыбаюсь своим мыслям и уже представляю, как мы можем провести ближайшие несколько часов. Ведь находясь вдали от него, я чувствую, как внутри меня всё буквально начинает вопить от этой острой необходимости быть вместе. Дышать его запахом, касаться кожи, доводить его и искушать. Уилл ухмыляется, замечая мой блуждающий взгляд, а я пристыженно отворачиваюсь, закусывая губу. Боже мой, я что, ещё способна на смущение?

Прошло уже два года, а нам порой совсем не верится в то, что мы всецело обрели друг друга. Когда вертишься в каких-то бытовых делах, это ведь всё так или иначе сглаживается. Появляется размытость происходящего. А потом, стоит взглянуть со стороны, взглянуть по-другому на сплетённые пальцы, на реакцию от своих прикосновений и невольно задумываешься: «Это ведь всё по-настоящему?»

И это не сон, нет. Мы живём с Уиллом в квартире-студии, которую снимаем уже чуть больше года. На днях мы закончили нашу стену. Собирали снимки с самых ранних лет, оформляли, и вот, теперь она полностью забита счастливыми моментами нашей жизни. Это символично. Особенно ей гордится Уилл, показывая её, словно нашу личную достопримечательность, каждому, кто посетит наше очередное убежище. Хотя… убежище ли? Привычка скрываться настолько укоренилась в нас, что иногда бывает сложно признать, что мы – настоящая пара, со всеми свойственными ей любовными заморочками, а наше укрытие – не иначе как семейное гнёздышко.

Мы живём не вдвоем. Ещё накануне переезда я нашла толстого и больного кота и, выходив его, уговорила Уилла забрать его к нам. Он долго смеялся надо мной, не переставая возмущаться и страдальчески вздыхать, когда Фунт принимал его ботинки за кошачий лоток, но вскоре полюбил животное. Да и разве его можно не полюбить? Пусть он и считается обаятельным недоразумением, но добрые глаза разного цвета всегда ждут тебя после тяжёлого рабочего дня. Фунт сворачивался у наших ног, когда мы отдыхали за просмотром телепередачи, и жалобно скулил под дверью, когда мы предавались любви.

Это было так необычно – жить самостоятельно, строить планы на будущее и знать, что всё в наших руках. Не скрываясь, не убегая от реальности, а живя в ней полной жизнью. Мы уже давно не верили в сказки, но потихоньку, маленькими шажками пытались воссоздать её сами. Помимо учёбы я водила экскурсии, используя свои знания от первого образования, а Уилл к этому времени превратился в настоящего профессионала своего дела, удивляя меня и обескураживая живостью своих работ. Проникновенные и настоящие. Съёмка отнимала у него много времени, он часто разъезжал, но встречая его вот так посреди города, я буквально чувствовала, как обрушивается на меня вся его любовь.

Конечно, мы часто спорили. Бывало и такое, что я забирала кота и устраивалась на разложенном кресле. В запале могла наговорить кучу гадостей, обвинить во всех смертельных грехах, но, наверное, я больше злилась на себя саму. На то, что мне попросту не в чем его обвинить. И, как правило, долго мои бойкоты не продолжались. Уилл приходил ко мне посреди ночи и забирал в кровать, изо всех сил стараясь не разбудить кота.

Полнейшая банальщина, но даже когда всё было сложно, всё равно всё становилось легко. Как говорила Рози, кусочки паззла сошлись и наши боковинки совпали. Мы стали цельной картинкой. И даже если, нервничая, я думаю, что это настоящий провал, то спустя пару часов, когда его руки ласково обвиваются вокруг меня, я ужасно злюсь на себя и свой язык. На мысли и страхи, которым позволила так просто завладеть мною. А страхи были. И почва для них, тоже. Ведь мы пожертвовали всем, чтобы быть рядом по-настоящему. Пусть мы и не были настоящими братом и сестрой, но это чувство вряд ли скоро покинет нас, ведь мы проделали вместе такой долгий путь. И продолжаем его по сей день. Стремимся вперёд, зная, что прав на ошибку у нас нет.

Но таких тоскливых дней бывает предельно мало. У всех людей есть переживания, усталость, да и просто негатив, который питается нашими неудачами и капает на мозг дурными помыслами. Потому я считала, что наличие ссор объяснимо. Они нужны хотя бы для того, чтобы очищаться от всей этой грязи. В остальные же дни мы наслаждались тем, что были наедине, а это настоящая роскошь. Признаться, не привыкла до сих пор. Не привыкла к тому, что можно вторгнуться к нему в душ, что можно заниматься сексом на кухонном столе и забираться в одну постель, не считая себя нарушителями закона.

Уилл любил возвращаться после съёмок домой, наблюдая, как я убираюсь, вытанцовывая при этом в одной его футболке. А я обожала заниматься с ним приготовлением ужина и разбирать его фотографии. В нашей ванной даже есть небольшой уголок, специально выделенный для проявки старых фотографий. У нас впереди ещё много всего, мы в этом уверены.

Когда мы минуем наш квартал, я удивлённо опускаю на нос очки и выжидаю объяснений.

– Погода выравнивается. Подумал, что было бы неплохо сбежать от домашнего монстра и пообедать на природе. Ты не против? – интересуется Уилл, опуская свою тёплую ладонь мне на коленку.

Намеренный продуманный ход. Пальцы на моих коленках. Разве могу я отказать теперь?

– Если ты прихватил шоколадные батончики, я готова на всё, – лукавлю я, переводя взгляд вниз, туда, где намеренно медленно двигаются его пальцы, скользя по моим колготкам выше.

Уилл ведёт машину, изредка поглядывая на меня, а меня вдруг отвлекает вибрация моего телефона, который пульсирует в боковом кармане.

Открываю сообщение и тут же заливаюсь краской, закусывая губу, чтобы не разразиться истеричным смехом. Это Роуз прикрепила фото, где мы на вечеринке, что устроили на прошлой неделе. Уилл был на съёмке, а Розали рассорилась с Колином, потому и вытащила меня из моей уютной фланелевой пижамы. Мы были в каком-то караоке-баре и, танцуя на барной стойке, пели песню Лили Аллен «Fuck you».

Это было чертовски глупо, но потрясающе весело. Особенно то, как в итоге она подвернула лодыжку, а я, потеряв свои туфли, затаскивала наши пьяные тела в такси.

– Это снова твоя развратная подружка, – с тенью сарказма протягивает Уилл, кивая на мой телефон.

– О, прекрати. Роуз только кажется такой. На самом же деле она святоша, – отшучиваюсь я, печатая ответное сообщение.

Уилл паркует машину среди десяток других, владельцы которых, так же как и мы, решили пообедать на свежем воздухе. Зелёный парк оживлён детьми, играющими в тарелку, собачниками и парочками, притаившимися в тени деревьев.

– Вы сблизились за последнее время, – не вопрос, а утверждение. Крепкая рука властно обвивает мою талию, пока мы шагаем в наше любимое местечко, чуть поодаль от веселящейся толпы.

– Возможно, – пожимаю плечами в ответ и отвожу взгляд в сторону, улыбаясь.

Это правда. Мне с ней легко. А это, наверное, главное. Потому как даже с Челси, Кэм и Лисси я не могу быть на сто процентов собой. Я прячусь, показывая лишь долю своих истинных эмоций. Сложно объяснить почему. Может, потому что я всегда редко бывала с ними наедине, всё время пребывая в качестве дополняющей Уильяма половинки, а может, потому что боялась, что наш секрет мог быть раскрыт. Всегда что-то мешало и мне попросту не удавалось до конца расслабиться. Ведь, в конце концов, полностью свободной я умела быть лишь с Ним.

С Рози всё было по-другому. И это так удивительно, учитывая обстоятельства, при которых нам довелось познакомиться. Зная то, что мы друг друга на дух не переносили. Может, настоящая дружба зарождается именно так? Я не знаю наверняка. Я была истинной затворницей, что с трудом переносила любое общение. Человеком, который слишком тягостно шёл на контакт с посторонними. Розали стала первой, с кем мне так комфортно, не считая Уилла.

– Это, конечно, здорово, правда. Но ты уверена в том, что твоя подружка такой и является? Я о том, что надеюсь, твои трусики всегда остаются при тебе во время ваших безумных вылазок?

– Ох, заткнись, Уилл, – смеюсь я, кусая его за плечо. – Мои трусики всегда останутся при тебе.

Он останавливается и тянет меня на себя, поправляя мой съехавший шарф. В его глазах пляшут смешинки, хоть внешне он абсолютно серьёзен. Знаю, что порой в нём просыпается ревность, ведь он, в отличие от меня, совсем не привык разделять меня с кем-либо. Но вскоре Уилл смирится с этой мыслью, ведь проводя время вдали друг от друга, мы только крепнем. Я поняла это немного раньше.

– Хочу провести оставшийся день только с тобой, – тихо шепчет он и касается моей нижней губы своим большим пальцем, чуть поглаживая.

Я замираю, наслаждаясь мягким прикосновением подушечки его пальца и теряясь в пространстве. Передо мной только он, и так хочется продлить этот миг. Я поворачиваю лицо и целую его ладонь, покорно прислоняясь щекой к его руке. И этот миг – он только наш. Кажется, что любовь к нему заполнила собой всю мою грудную клетку. Потому как сердца ей уже мало. И Уилл, зная это, продолжает завоёвывать всю меня, покушаясь на свободную территорию.

Мы располагаемся под раскидистым дубом, что так напоминает нам наше дерево во дворе. Я застилаю траву небольшим пледом и, облокотившись спиной о ствол старого дерева, устраиваюсь удобнее. Уилл ложится рядом и кладёт свою голову мне на колени. Между нами возникает молчаливая пауза, но вовсе не из-за напряжения. Наоборот, после всей череды бытовых проблем, разъездов и загруженности, нам так хорошо здесь и сейчас. Прикрываю глаза и поглаживаю его голову, то массируя, то плавно спускаясь к лицу. Уилл ловит мои пальцы, когда они приближаются к его губам, целует и мягко посасывает их. Посмеиваюсь над его нетерпеливостью и отпиваю свой кофе, что мы купили по пути в парк.

– Помнишь, я говорил, что я поеду к родителям на этой неделе? Думаю попытаться поговорить с отцом, – произносит вдруг Уилл и открывает глаза, устремляя свой взгляд на меня.

Я немного сникаю, когда речь заходит о них, но, стараясь не подавать вида, улыбаюсь ему в ответ и киваю.

– Прошло достаточно времени, Мими. Они остыли, свыклись с этой мыслью. Или уже на пути к этому. Однажды они ведь смогут пойти нам на уступки, верно? Так почему не сейчас? – тон уверенный и оптимистичный.

Наверное, он никогда не перестанет быть человеком, который замечает крупинки чего-то хорошего среди всех жизненных разочарований. Тем, кто видит свет в конце туннеля и знает, как добраться до него. И мне так повезло быть рядом с таким человеком, ведь я уже давно потеряла надежду. Веру в то, что нас когда-либо поймут. Примут нашу искажённую любовь, закрыв глаза на прошлое. И как бы мы ни были счастливы, мы, определенно, нуждаемся в этом.