Текст книги "Савва Морозов"

Автор книги: Анна Федорец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

К сожалению, среди широкой публики «Снегурочка» не имела «такого успеха, которого все ожидали». Возможно, дело в режиссерском замысле Станиславского. Константин Сергеевич мыслил царство Берендея как «царство красоты и искусства: музыки, живописи и красноречия. Все во дворце Берендея – светлые, благообразные, улыбающиеся старцы, жизнерадостные, мягкие… Все говорят нежно, мягко, походки степенные, почтительные». Асам Берендей – «поэт», «умный и сердечный человек», «чудная улыбка озаряет его лицо». Видимо, такая трактовка оказалась слишком далека от нужд и представлений зрителя, который жаждал видеть на сцене современные реалии…

Неустанный труд С. Т. Морозова на благо МХТ не ограничивался разработкой художественно-декоративной стороны вопроса. Купец вел хозяйственные дела в самом широком диапазоне: от ремонта театрального здания и закупок необходимого технического оборудования – до приема актеров в труппу [414]414
  Актер Л. М. Леонидов в воспоминаниях писал, что, будучи неудовлетворен службой в Театре Ф. А. Корша, он «вспомнил предложение МХТ, написал письмо Немировичу. Надо было снестись с С. Т. Морозовым, без которого ни Станиславский, ни Немирович-Данченко материальной стороны не касались, а поскольку мне нужно было вернуть взятый у Корша аванс в 800 рублей, назначить мне жалованье, – запросили Морозова, и из Парижа от него пришла телеграмма: «Принять Леонидова». См.: Леонидов Л. М. Воспоминания, статьи, беседы, переписка, записные книжки. Статьи и воспоминания о Л. М. Леонидове. М., 1960. С. 111.


[Закрыть]и найма помещения для репетиций. Так, для репетиций той же «Снегурочки» Морозов снял концертный зал М. С. Романова на срок с 9 апреля по 5 сентября. [415]415
  См.: Музей МХАТ. Ф. 1. Оп. 4. Д. 21.


[Закрыть]Размеры своих трат на Художественный театр Савва Тимофеевич не афишировал.

В. А. Теляковский писал в конце 1902 года: «Крупные расходы делает он. Также он и убытки платит. Свои расходы Морозов скрывает». [416]416
  Теляковский В. А. Дневники директора Императорских театров: 1901–1903. Санкт-Петербург. М., 2002. С. 335.


[Закрыть]

Не следует думать, что, увлекшись театром, Савва Тимофеевич забросил прочие занятия. Помогая МХТ, он одновременно продолжал вести дела Никольской мануфактуры, налаживал непростое химическое производство. Каким-то чудом коммерсанту удавалось сочетать эти столь разные занятия. «Несмотря на свои многосложные дела, Морозов заезжал в театр почти на каждый спектакль, а если ему это не удавалось, то заботливо справлялся по телефону, что делается там как по его части, так и по всем другим частям сложного театрального механизма».

По словам К. С. Станиславского и Максима Горького, в театре С. Т. Морозов не гнушался черной работы: вешал драпировки вместе с простым бутафором, устанавливал электричество, лично проверял работу столяров. К. С. Станиславский вспоминал: «Савва Тимофеевич был трогателен своей бескорыстной преданностью искусству и желанием посильно помогать общему делу. Помню, например, такой случай: не ладилась последняя декорация в пьесе Вл. И. Немировича-Данченко «В мечтах», которая была уже объявлена на афише. За неимением времени переделать неудавшуюся декорацию пришлось исправлять ее. Для этого все режиссеры и их помощники общими усилиями искали среди театрального имущества разные вещи, чтобы украсить ими комнату и прикрыть недостатки. Савва Тимофеевич Морозов не отставал от нас. Мы любовались, глядя, как он, солидный, немолодой человек, лазил по лестнице, вешая драпировки, картины, или носил мебель, вещи и расстилал ковры. С трогательным увлечением он отдавался этой работе». Во время летнего отдыха Савва Тимофеевич оставался в Москве, «неся в течение нескольких лет подготовительные работы к наступавшему сезону». [417]417
  Станиславский К. С. Моя жизнь в искусстве… С. 204, 283.


[Закрыть]

Особенное внимание Морозов уделял освещению сцены.

Электрификация страны была проведена лишь после революции. На рубеже XIX–XX столетий электричество все еще было новинкой, недоступной большинству населения. Электрический свет имелся во дворцах знати и в особняках богатого купечества, а также в некоторых присутственных местах. В подвалах таких домов были установлены обособленные специальные машины, дающие электроэнергию. Но в глазах подавляющего большинства москвичей электричество выглядело дорогой диковинкой. Специалистов по обслуживанию электроагрегатов трудно было найти. Поэтому «Морозов вместе со слесарями и электротехниками, в рабочей блузе, трудился, как простой мастер, удивляя специалистов своим знанием электрического дела». Марк Алданов писал об этом увлечении Морозова: «В Москве рассказывали, что это (электрическое. – А. Ф.)освещение составляет у Морозова пункт легкого умопомешательства. Он ведал им и в Художественном театре, и в доме на Спиридоновке, и в своих имениях: сам лазил по лесенкам, работал над проводами, переодевшись в рабочее платье». [418]418
  Алданов М. Указ. соч. С. 67.


[Закрыть]

Со временем Савва Тимофеевич «сделался главным заведующим электрической частью и поставил ее на достаточную высоту, что было нелегко при плохом состоянии, в котором находились машины в арендованном нами театре «Эрмитаж» в Каретном ряду». [419]419
  Станиславский К. С. Моя жизнь в искусстве… С. 283.


[Закрыть]

На летние месяцы, когда семья жила на даче, Морозов превращал свой дом и прилегающий к нему сад в экспериментальную мастерскую, где всё свободное от предпринимательской деятельности время посвящал опытам с театральным освещением. Так, в ванной комнате он устроил своеобразную химическую лабораторию; здесь он изготовлял лаки разных цветов «для окрашивания электрических ламп и стекол ради получения более художественных оттенков освещения сцены». В большом зале дома, а также в саду он производил пробы эффектов, создававшихся при помощи цветных светильников. «В большом саду при доме также производились пробы всевозможных эффектов, для которых требовалось большое расстояние». В этих многотрудных занятиях проявлялся Морозов-ученый и Морозов-творец, отдыхающий от утомительных коммерческих занятий. Иного отдыха эта натура себе позволить не могла. Девизом Морозова было: «Работаю – значит существую». [420]420
  Горький М. Савва Морозов// М. Горький в эпоху революции… С. 14.


[Закрыть]

Усилия Морозова не пропали даром – МХТ мог похвастаться превосходным освещением сцены, какого не было в тогдашних московских и петербургских театрах. Это признавали даже театральные деятели, скептически относившиеся к Художественному театру. Так, уже упоминавшийся В. А. Теляковский, говоря об успехах молодого театра, ставил хороший свет на первое место и лишь потом говорил об удачной режиссуре: «Особенного успеха достиг Художественный театр по части освещения и верности в деталях одежды, игры, манер и походки выводимых личностей. В «Одиноких» вы чувствуете, что перед вами немцы, что вы перенесены в Германию. Начиная с крупного артиста и кончая горничной – всё в тоне немецкой жизни и обстановки. Видно, что режиссер, ставивший пьесу, не только прочел ее, но изучил дух пьесы и нации, в которой драма разыгрывается». [421]421
  Теляковский В. А. Дневники директора… 1898–1901. С. 224.


[Закрыть]

Иными словами, Савва Тимофеевич участвовал и в мелочах театральной жизни, и в ее крупных событиях. Уже в советское время, в 1928 году, К. С. Станиславский не побоялся публично вспомнить имя Морозова – настоящего мецената МХТ. На торжественном заседании, посвященном тридцатилетию МХАТа, Константин Сергеевич говорил: «Мне хочется напомнить о всеми нами любимом С. Т. Морозове, который на этих подмостках был не только директором, но он был и электротехником, работал в костюмерной; здесь есть еще и сейчас рампа, которую он делал; он красил лампочки, работал с бутафорами, когда нужно было ставить экстренный спектакль». [422]422
  Станиславский К. С. Собрание сочинений. В 8 т. Т. 6. Статьи. Речи. Отклики. Заметки. Воспоминания. 1917–1938. М., 1959. С. 251.


[Закрыть]

Художественный театр пережил тяжелые времена в очень большой степени именно благодаря Морозову. Коммерсант вложился в него сердцем, умом и кошельком со всем неистовством его страстной натуры. Для Саввы Тимофеевича МХТ стал предметом бурного романа. Эта большая любовь прославила его, принесла душевный восторг и… быть может, самое большое разочарование во всей его жизни. Морозовым руководили страсти глубокие, сильные, тяжелые. Купец предавался им со всею мощью недюжинной натуры, утратив всякий расчет. Он любил МХТ, как любят великолепную женщину из неожиданно сбывшейся несбыточной мечты.

Страсть к МХТ с особенной яркостью проявилась в 1902 году, когда перед театром остро встал вопрос о собственном помещении. Морозова ожидал апогей романа, деяние великое, вошедшее в анналы русской культуры, а затем непримиримо жестокий конфликт, который разведет его с прежними соратниками.

Строительство нового здания стало настоящей вершиной бескорыстной помощи С. Т. Морозова Московскому Художественному театру. Дело не только в том, что эта беспримерная по скорости стройка обошлась Савве Тимофеевичу в колоссальную сумму – более 350 тысяч рублей, [423]423
  Обычно исследователи пишут, что на перестройку театрального здания в Камергерском переулке С. Т. Морозов потратил около 300 тысяч рублей. См., к примеру: Аронов А. А. Золотой век русского меценатства. М., 1995. С. 45. Однако сам Морозов в письме В. И. Немировичу-Данченко сообщает: «Перестройка театра мне обошлась более 350 000 руб.». См.: Музей МХАТ. Ф. 1. Оп. 7. Д. 44. Л. 1. Указанной Морозовым цифре можно доверять: как деловой человек, он не стал бы преувеличивать собственные траты, тем более в письменном виде.


[Закрыть]с учетом того, что архитектор Ф. О. Шехтель выполнял этот заказ безвозмездно. Важен сам подход Морозова к делу – подход, который выявляет в нем истинного мецената. Савва Тимофеевич строил здание для театра так, как будто сам собирался в нем жить, вложив в эту постройку всю свою неподдельную любовь к искусству. Зинаида Григорьевна Морозова после революции в одном из писем напоминала О. Л. Книппер-Чеховой, что ее муж, Савва Тимофеевич, «при открытии [нового здания] Художественного театра… сказал: «Я хочу, чтобы люди работали в хороших условиях», и вы работаете в хороших условиях». [424]424
  Цит. по: Филаткина Н. А. Указ. соч. С. 344.


[Закрыть]

Те же условия, в которых актеры работали в третьем и четвертом сезонах (с осени 1900-го по весну 1902 года), несмотря на ремонт, нельзя назвать хорошими. Антрепренер Я. В. Щукин сдавал здание «Эрмитажа» только на зимний сезон. 15 октября 1900 года К. С. Станиславский писал о Щукине: «Высасывает у нас немало крови». 21 ноября 1901 года газета «Новости дня» сообщала: «Художественный театр мечтает о новом помещении. Нынешнее его положение в Каретном ряду не особенно удобно: каждый год приходится на пост и лето перевозить все громадное имущество в другое место, т. к. г. Щукин эксплуатирует театр для себя». [425]425
  Цит. по: Теляковский В. А. Дневники директора… 1898–1901. С. 679.


[Закрыть]

В самом конце 1900 года В. А. Теляковский писал в дневниках о затруднительной ситуации, в которой оказался МХТ: «Контракт со Щукинским театром кончается, им некуда деваться… Морозова надо подбить на постройку театра, но театру нет подходящего места, да и готов он скоро не будет, если бы даже стали строить». [426]426
  Там же. С. 458.


[Закрыть]Чтобы спасти театр, дирекция даже продумывала отступные ходы – вела переговоры об объединении с Императорскими театрами. [427]427
  Подробнее см. дневники В. А. Теляковского за 1900–1901 годы.


[Закрыть]Вопрос о строительстве нового здания в дирекции поднимался по крайней мере с середины 1901 года.

Тридцатого мая 1901 года репортер газеты «Московский листок» сообщал: «С каждым новым сезоном возрастающий успех Художественного театра в Москве несколько умалялся вследствие того, что труппе гг. Станиславского и Немировича-Данченко приходилось играть в наемном помещении, не вполне пригодном для образцового театра. Теперь, как мы узнали из вполне достоверных источников, у нашей художественной труппы будет свой собственный театр. Последний будет сооружен на средства С. Т. Морозова… Разумеется, театр этот будет построен по всем последним требованиям архитектуры и театральной техники». Итак, речь о строительстве нового здания для МХТ шла уже в мае 1901 года. Через несколько дней, 9 июня 1901 года, в газете «Новости дня» это сообщение было уточнено: «Вчера мы узнали, что Вл. И. Немирович-Данченко, уехавший на лето в имение, вызван экстренно в Москву ввиду спешного обсуждения дирекцией Художественного театра вопроса о постройке собственного здания. Говорят, что для этой цели намечено большое место на углу Б. Никитской и Мерзляковского переулка». Однако до определенного момента все попытки найти место для театра оканчивались неудачей. Впервые уверенность в том, что у Художественного театра будет собственное помещение, появилась осенью 1901-го. Стало известно, что Лианозовский театр в Газетном переулке освобождается в связи «с переселением антрепризы Омона в новый театр на Садовой». Узнав об этом, Савва Тимофеевич не замедлил воспользоваться представляющимся шансом.

Но в преддверии будущих перемен предстояло прежде всего реорганизовать те основы, на которых зиждился театр.

В самом начале 1902 года по инициативе С. Т. Морозова было выработано новое Условие между пайщиками МХТ, коренным образом изменившее их участие в деле. Выработка этого Условия послужила поводом для еще одного столкновения между Морозовым и Немировичем-Данченко. Впоследствии, когда он смог взглянуть на события беспристрастно, Владимир Иванович вспоминал: «Морозов помог нам организовать товарищество, состоящее уже не из директоров Филармонии, а из самих артистов, причем Чехов также вступил пайщиком. И стал к театру еще ближе». [428]428
  Немирович-Данченко Вл. И. Рождение театра… С. 179.


[Закрыть]Это же подтверждал в мемуарах К. С. Станиславский: «После того как с помощью Морозова наше дело стало крепким и стало давать не дефицит, а некоторую прибыль, мы решили для его упрочения передать его, со всем имуществом и поставленным на сцене репертуаром, группе наиболее талантливых артистов, основателям дела, которые являлись фактически его душой. Савва Тимофеевич, отказавшись от возмещения сделанных по постановкам и поддержке театра затрат, передал весь доход названной группе, которая с того времени и являлась хозяином и владельцем театра и всего предприятия».

Паевое Товарищество деятелей Московского Художественного театра было образовано в двадцатых числах февраля 1902 года. [429]429
  Подробнее об условиях его функционирования см.: Музей МХАТ. Ф. 1. Оп. 5. Д. 29.


[Закрыть]В него вошли 16 человек – это К. С. Станиславский, В. И. Немирович-Данченко, С. Т. Морозов, А. П. Чехов, а также актеры: М. Ф. Желябужская (Андреева), В. И. Качалов, М. П. Лилина, О. Л. Книппер-Чехова, И. М. Москвин, A. Р. Артем и др. [430]430
  Некоторые актеры в состав нового Товарищества не вошли. Среди них А. А. Санин, В. Э. Мейерхольд, М. Л. Роксанова, А. С. Кошеверов, Г. С. Бурджалов, М. Г. Савицкая, E. М. Раевская и другие, в том числе те, кто входил в труппу МХТ с момента ее основания в 1898 году.


[Закрыть]В своем дневнике В. А. Теляковский записал: «Все крупные артисты имеют по паю, кроме того, Станиславский, Немирович, Чехов и Стахович, [431]431
  Алексей Александрович Стахович – актер Московского Художественного театра.


[Закрыть]остальные паи принадлежат Морозову». Оборотный капитал Товарищества составлял 65 тысяч рублей, [432]432
  В литературе нередко приводятся данные о том, что оборотный капитал Товарищества деятелей МХТ составлял 50 тысяч рублей. Однако эта цифра взята не из официального документа, имеющего подписи всех лиц и нотариально заверенного, а из более раннего проекта, который в ходе обсуждения был существенно изменен. Оба документа хранятся в Музее МХАТ в одном деле (Ф. 1. Оп. 5. Д. 29).


[Закрыть]причем наибольшую часть – 14 800 рублей – вносил С. Т. Морозов; одиннадцать из шестнадцати участников вносили паи по три тысячи рублей.

Товарищество деятелей МХТ было создано на трехлетний срок, с 1 июля 1902 года по 1 июля 1905 года. Во главе его стояло избираемое на этот период правление, в которое вошли К. С. Алексеев, В. В. Лужский, С. Т. Морозов и В. И. Немирович-Данченко. [433]433
  Подробнее о создании Товарищества деятелей Московского Художественного театра см.: Музей МХАТ. Ф. 1. Оп. 5. Д. 29.


[Закрыть]На К. С. Алексеева-Станиславского возлагались обязанности главного режиссера театра, на B. И. Немировича-Данченко – художественного директора и председателя репертуарного совета, который «приискивает пьесы для репертуара, сносится с литературным миром по делам театра» и т. п., а В. В. Лужский был назначен заведующим театральной труппой и текущим репертуаром. Кроме того, и Лужский, и Немирович-Данченко были обязаны ставить по одной пьесе в год, а Станиславский – три или четыре (в зависимости от того, будет ли театр во время Великого поста выезжать из Москвы на гастроли). Что же касается С. Т. Морозова, то он «председательствует в Правлении и общих собраниях участников Товарищества и, кроме того, имеет общий контроль за всем ходом дела».

В первоначальном варианте договора было написано, что Савва Тимофеевич, в свою очередь, «в течение 3-х лет субсидирует Товарищество в нижеследующей форме: арендует на этот срок театр Лианозова, переустраивает его с тем разсчетом, чтобы зрительный зал имел 1200 мест, и передает его на три года в пользование Товариществу с платою ежегодно от 10-ти до 15-ти тысяч рублей, в зависимости от того, во что обойдется само переустройство». (В итоговом варианте Условия между пайщиками МХТ этот пункт исчез, будучи перенесен в другой документ – Условие между Саввой Тимофеевичем Морозовым и пайщиками МХТ.) [434]434
  Музей МХАТ. Ф. 1. Оп. 5. Д. 27.


[Закрыть]При решении всех насущных вопросов участники Товарищества могли пользоваться правом одного голоса, а члены правления – двух голосов.

Таким образом, в руководстве Художественного театра произошло перераспределение ролей. В частности, заметно окрепли позиции Морозова – главного пайщика Товарищества. Хозяйственные обязанности, которые ранее были за ним закреплены по требованию Немировича-Данченко, Савва Тимофеевич с себя снял; отныне их исполнял участник Товарищества А. Л. Вишневский. Зато его влияние на дела театра заметно возросло. Об этом свидетельствует 17-й параграф первоначальной версии Условия между пайщиками МХТ. В нем говорилось следующее: «Порядок распределения занятий среди членов Правления, а равно и управление хозяйственной частью могут быть изменяемы только по постановлению собрания большинством голосов, но с непременного согласия на сей предмет С. Т. Морозова. Если же С. Т. Морозов не найдет возможным изменить существующего порядка, то таковой должен оставаться в силе даже вопреки постановлению собрания». В конечном итоге принятие Условия, в том числе его 17-го параграфа, одобрили все пайщики… кроме Немировича-Данченко. Владимир Иванович, чьи отношения с Морозовым и без того оставляли желать лучшего, буквально восстал против этого параграфа. Дошло до того, что художественный директор поставил предпринимателя перед выбором: либо этот параграф исчезнет из договора, либо он, Немирович-Данченко, уйдет из дела.

Тогда же, в феврале 1902 года, Немирович-Данченко возмущенно писал А. П. Чехову: «Когда по поводу 17-го параграфа я возбудил горячие споры и отказался принять его, то, несмотря на то, что все соглашались со мной, при баллотировке я остался одиноким. Тогда дело чуть не полетело совсем, так как Морозов, с одной стороны, ставил § 17 условием sine qua non, [435]435
  Sinе qua non – Без чего нет (лат.).


[Закрыть]а с другой – без моего участия в деле не признавал возможным начинать его». [436]436
  Немирович-Данченко Вл. И. Творческое наследие… Т. 1. С. 390.


[Закрыть]Владимир Иванович обиды помнил долго. Уже при советской власти, в 1922 году, в письме театральному критику, историку театра H. Е. Эфросу он высказался более резко: «Строя новый театр, Морозов хотел поставить меня на второе, третье или десятое место, отказываясь, однако, вести дело без меня». [437]437
  Немирович-Данченко Вл. И. Избранные письма. В 2 т. Т. 2. 1910–1943. М., 1979. С. 262.


[Закрыть]

Трудно сказать, пытался ли Морозов в действительности свести на нет роль Немировича-Данченко в решении дел МХТ: Владимир Иванович был склонен преувеличивать козни своих мнимых и действительных недоброжелателей. По словам исследователей, «при обсуждении этого пункта Савва Тимофеевич требовал сохранить за собой решающий голос в делах Правления Товарищества и полную хозяйственную независимость. И это не было, безусловно, продиктовано личной выгодой или болезненным самолюбием… Этим пунктом Устава Савва Тимофеевич требовал… доверия». [438]438
  Морозова Т. П. Савва Тимофеевич Морозов и Общедоступный театр… С. 96.


[Закрыть]Думается, это замечание соответствует действительности. Морозов хотел оградить себя от неприятных неожиданностей со стороны других пайщиков. Ведь он фактически брал на себя главную ответственность за финансовое обеспечение дальнейшей деятельности театра в течение трех лет. Кроме того, купец давал Товариществу такие обязательства, выполнение которых никак нельзя назвать легкими. Поэтому он старался заранее укрепить свои позиции – не ради личной выгоды, а на благо общего дела.

Однако Немирович-Данченко на своих позициях стоял твердо и даже вынудил Савву Тимофеевича пойти на некоторые уступки. Из окончательной, имеющей юридическую силу, версии документа текст 17-го параграфа не исчез, однако он остался в качестве примечания, а не как самостоятельный пункт договора. Зато из окончательной версии исчезли примечания 1 и 2 к параграфу 2-му, где говорилось, что если у пайщиков «не окажется средств для внесения своих паев, то С. Т. Морозов авансирует потребные для каждого участника суммы под векселя сроком на три года» – в счет будущих прибылей. Любопытно, что Немировичу-Данченко, наравне с простыми актерами, Морозов открывал кредит лишь на три тысячи рублей, в то время как Станиславскому он готов был предоставить 15 тысяч, а Лужскому – шесть тысяч. Видимо, именно это обстоятельство больно задело Владимира Ивановича… В 1907 году в письме Станиславскому он всё еще с обидой вспоминал: «Морозов сочинил Проект Товарищества, по которому никак не могли найти, что я такое в Театре. При этом, когда я отказывался вступать в такое Товарищество… тогда Морозов отказывался перестраивать театр и давать денег. Для спасения дела я должен был принять и этот унизительный для меня договор. И при том же Морозов заявлял, что он доверяет мне не более чем всем второстепенным лицам, т. е. 3000». [439]439
  Немирович-Данченко Вл. И. Творческое наследие… Т. 1. С. 628.


[Закрыть]

В итоге был принят отдельный документ, дополнявший Условие между пайщиками МХТ, – Условие между Саввой Тимофеевичем Морозовым и пайщиками Московского Художественного театра (на срок с 1 октября 1902 года по 1 июня 1905 года). Здесь пункт, задевший самолюбие художественного директора, звучал совершенно иначе: «С. Т. Морозов обязуется кредитовать пайщиков в половинной сумме их паевого взноса на тот случай, если… им придется делать дополнительные взносы для пополнения оборотных средств театра». [440]440
  Музей МХАТ. Ф. 1. Оп. 5. Д. 27. Л. 1–1 об.


[Закрыть]Не зря, видимо, под новым документом стоят подписи не всех пайщиков, а только Морозова и Немировича-Данченко.

Как бы то ни было, в феврале 1902 года Условие между пайщиками МХТ, а с ним и Устав Товарищества деятелей Московского Художественного театра были утверждены. Организационная основа дела, которое Савва Тимофеевич построил по образу и подобию коммерческого предприятия, была создана. Теперь, имея твердую почву под ногами, он мог с легкой душой приступить к следующему этапу – строительству нового театрального здания.

Несмотря на все сложности, с которыми ему постоянно приходилось сталкиваться, к 1902 году Московский Художественный театр уже пережил юность и вступил в буйную, полную ничем не сдерживаемой энергии пору молодости. По словам А. Н. Сереброва, вхожего в закулисное царство МХТ, в это время «Художественный театр переживал пору зеленой весны, когда распускаются цветы, но нет еще плодов. Театр считался «содружеством равных во имя искусства»… В театре не предполагалось ни богатых, ни бедных, ни заведомо талантливых, ни безнадежно бездарных. Миллионер Савва Морозов чинил электрические провода, машинист сцены И. И. Титов обсуждал постановку пьес. Неизвестный сегодня актер мог назавтра оказаться знаменитостью. Статистов пробовали в ответственных ролях, исполнители ответственных ролей участвовали в массовых сценах наряду со статистами. В антрактах к нам в уборную приходил В. И. Немирович-Данченко и рассказывал нам об истории «нашего» театра и его задачах. Почтенная актриса Самарова пришивала к нашим театральным костюмам оторвавшиеся пуговицы. Мы гримировались красками того же качества, что и Станиславский. Режиссеры с каждым из нас по отдельности работали над нашими бессловесными ролями. Нам предлагалось чувствовать себя членами единой дружной семьи – братьями и сестрами во имя искусства». [441]441
  Серебров А. Указ. соч. С. 121.


[Закрыть]

К весне 1902 года, когда артисты в последний раз забрали свое имущество из театра «Эрмитаж», Савва Тимофеевич выделил для их нужд здание на Божедомке, которое он сдавал МХТ в аренду по низкой цене. Здесь проходили репетиции труппы, а также устраивались экзамены для учащихся Драматической школы, созданной при МХТ в 1901 году. [442]442
  См.: Орлов Ю. Московский Художественный театр: Легенды и факты (опыт хозяйствования). 1898–1917 гг. М., 1993. С. 16.


[Закрыть]По словам Станиславского, это здание Морозов построил «специально для наших репетиций… Там была сцена величиною почти с нашу и маленькая комнатка для смотрящих». [443]443
  Станиславский К. С. Собрание сочинений… Т. 5. С. 357.


[Закрыть]Впоследствии в этом здании поместилась декорационная мастерская Художественного театра. [444]444
  Музей МХАТ. Ф. 1. Оп. 7. Д. 109. Л. 3 об.; Ф. 1. Оп. 6. Д. 62. Л. 7.


[Закрыть]Тогда же, весной 1902-го, Савва Тимофеевич принялся строить основное здание театра.

К. С. Станиславский с любовью вспоминал о Морозове: «Больше всего его самоотверженная преданность и любовь к делу проявились в тот момент, когда стал ребром вопрос о найме нового помещения для нашего театра. Разрешение этого трудного дела Савва Тимофеевич взял на себя и выполнил его со всем размахом и широтой, присущими его русской натуре. Он выстроил нам на собственные средства новый театр в Камергерском переулке». Как уже говорилось, осенью 1901 года С. Т. Морозов узнал об освобождении театрального здания в Камергерском переулке. Ранее в этом доме, принадлежавшем богатому нефтепромышленнику Г. М. Лианозову, играла труппа Ф. А. Корша, затем располагалась частная Русская опера С. И. Мамонтова. Последним арендатором помещения стал француз Шарль Омон. Он разместил в здании «Кабаре-Буфф», наводившее ужас на благонравных москвичей. Это заведение было известно всей Москве излишней свободой нравов, и К. С. Станиславский вполне заслуженно назвал его «вертепом разврата». Узнав, что Омон собирается отказаться от аренды здания, Савва Тимофеевич сумел поймать момент и закрепить здание за собой.

Пятого января 1902 года между С. Т. Морозовым и владельцем театра Г. М. Лианозовым был заключен договор, согласно которому Морозов арендовал здание за 28 тысяч рублей в год сроком на 12 лет, получив возможность сдавать его в субаренду. А 1 марта 1902 года был заключен дополнительный договор с владельцем здания, по которому Морозов имел право здание перестроить. [445]445
  Там же. Оп. 6. Д. 15. Л. 1.


[Закрыть]

Через некоторое время после того, как Савва Тимофеевич закрепил за собой здание в Камергерском переулке, и было составлено упоминавшееся уже Условие между С. Т. Морозовым и пайщиками МХТ, по которому Савва Тимофеевич принял на себя следующие обязательства: «1. С. Т. Морозов предоставляет в пользование Товарищества Московскаго Художественнаго театра арендуемый им театр в доме Лианозова, сроком с 1-го октября 1902 года по 1-ое июня 1905 года, за сумму сорок тысяч (40 000) рублей, т. е. на два года и восемь месяцев, считая по 1250 рублей в месяц. 2. Расходы по отоплению, освещению, вентиляции, водоснабжению и содержанию театральных зданий принимает на себя С. Т. Морозов». [446]446
  Там же. Оп. 5. Д. 27. Л. 1.


[Закрыть]

Таким образом, по договору Савва Тимофеевич предоставлял МХТ здание театра не на 12 лет, а менее чем на три года – срок аренды истекал за месяц до того, как оканчивалось действие Условия между пайщиками МХТ. Морозов решил подстраховаться. Уже тогда, в марте 1902 года, он не без оснований сомневался в том, что Художественный театр и дальше пойдет по намеченному К. С. Станиславским пути. Впоследствии опасения Морозова оправдались в полной мере.

Константин Сергеевич составил Проект перестройки здания театра в Камергерском переулке для МХТ. В этом длинном списке он изложил всё, что хотел бы видеть в своем театре: сложно обустроенную сцену, склады, грим-уборные для артистов, подсобные помещения, мастерские, музей и даже «дождь во всю сцену и приемники воды для него». [447]447
  См.: Там же. Оп. 4. Д. 25.


[Закрыть]Савва Тимофеевич старался пунктуально придерживаться этого плана. Так, в описи произведенных Морозовым работ указано, что над сценой «на третьей рабочей галерее имеются два водяных бака по 500 ведер каждый». [448]448
  Музей МХАТ. Ф. 1. Оп. 6. Д. 15. Л. 1 об.


[Закрыть]

Понятно, что новое здание для Художественного театра возводилось не «с нуля». Это была капитальная перестройка старого здания, в котором некогда располагалось «Кабаре-Буфф». Актер Художественного театра Л. М. Леонидов уточнял: «Театр благодаря стараниям и средствам Саввы Тимофеевича Морозова переделан заново, та часть, где помещается сцена, заново построена». [449]449
  Леонидов Л. М. Воспоминания, статьи, беседы, переписка, записные книжки. Статьи и воспоминания о Л. М. Леонидове. М., 1960. С. 112.


[Закрыть]Эта перестройка длилась всего около полугода, с апреля по сентябрь 1902 года – фантастический срок для того времени! Особенно если учесть, что Морозов ускорял ход строительных работ отнюдь не в ущерб качеству строительства.

Строительство нового здания для Художественного театра велось под руководством известного архитектора Федора Осиповича Шехтеля – талантливого, самобытного мастера, работавшего в стиле модерн. Он уже несколько лет сотрудничал с Морозовым: возвел по его заказу великолепный особняк на Спиридоновке в стиле английской неоготики, перестроил дом в Покровском-Рубцове, создал причудливый деревянный дворец-терем на Киржаче. [450]450
  Морозова Т. П. Савва Тимофеевич Морозов и Общедоступный театр… С. 97.


[Закрыть]Шехтель взялся перестроить здание под театр безвозмездно. Видимо, как и Морозову, сама идея театра оказалась ему близка. Театровед И. Н. Соловьева-Базилевская отмечала: сближение Шехтеля «с МХТ предопределялось как логикой его творчества, так и его естеством человека того же поколения, того же культурного круга, что и основатели театра, и Чехов, и Врубель, и Левитан, и Серов. Их соединяла многолетняя дружба». [451]451
  См. опись к фонду Ф. О. Шехтеля: Музей МХАТ. Ф. 40. On. 1.


[Закрыть]

В конце апреля 1902 года Немирович-Данченко писал своей ученице и одной из самых талантливых актрис Художественного театра, Ольге Леонардовне Книппер-Чеховой: «Морозов принялся за стройку с необыкновенной энергией. В субботу там еще был спектакль, а когда я пришел в среду, то сцены уже не существовало, крыша была разобрана, часть стен также, рвы для фундамента вырыты и т. д. Невольно подумалось: если бы созидать было бы так же легко, как разрушать!». [452]452
  Немирович-Данченко Вл. И. Творческое наследие… Т. 1. С. 393


[Закрыть]7 мая Владимир Иванович отправил Ольге Леонардовне следующее письмо: «Стройка театра идет очень горячо. Сцена и уборные и всякие приспособления будут настолько хороши, что лет десять можно будет не мечтать о лучшем. У Вас, у Марии Петровны, у Марии Федоровны, у Савицкой и Самаровой будут отдельные уборные, не очень большие, но свои». [453]453
  Книппер-Чехова О. Л. Указ. соч. С. 35–36.


[Закрыть]И еще одно – через несколько дней, в середине мая. Среди прочего, в нем говорилось: «Горячее всего идет дело с постройкой театра. Шехтель изо дня в день подбивает Морозова на новые расходы. И вот задумал Морозов издержать 100 тысяч, а издержит более 250». [454]454
  Немирович-Данченко Вл. И. Творческое наследие… Т. 1. С. 398.


[Закрыть]

Многочисленные воспоминания свидетельствуют: Морозов не являлся простым заказчиком строительства театра, а настоящим движителем этого дела. «Театр строился не только на деньги С. Т. Морозова, не только с учетом его вкусов и фантазий, но и в буквальном смысле слова – его трудом, его руками». [455]455
  Аронов А. А. Указ. соч. С. 47.


[Закрыть]Кипучая энергия купца, его искреннее желание создать театр, в котором было бы удобно актеру и зрителю, его стремление успеть к началу нового сезона… всё это не давало Морозову покоя ни днем ни ночью. И – вдохновляло тех, кто трудился с ним бок о бок. К. С. Станиславский в обращении к Морозову говорил: «Я помню, как уходящие на отдых актеры после вечерней репетиции сталкивались с Вами у входа, в то время когда Вы приезжали в театр на спешные ночные работы». [456]456
  Станиславский К. С. Собрание сочинений… Т. 5. С. 204.


[Закрыть]По воспоминаниям Константина Сергеевича, «Морозов лично наблюдал за работами, отказавшись от летних каникул, и переехал на всё лето на самую стройку. Там он жил в маленькой комнатке рядом с конторой среди стука, грома, пыли и множества забот по строительной части».

Николай Александрович Серебров посвятил Савве Тимофеевичу очерк «Социальный парадокс», в котором писал: «Морозов назначил мне свиданье ночью, в Художественном театре. Это был 1902 год. Здание театра только что строилось, вернее, перестраивалось из кафе-шантана. Ни сцены, ни зрительного зала еще не было, а был большой каменный корпус, заставленный внутри лесами. В здании шла спешная, ночная работа… По сходням лесов вверх и вниз сновали раскрасневшиеся веселые девки с носилками мокрой глины». [457]457
  РГАЛИ. Ф. 2163. On. 1. Д. 17. Л. 1.


[Закрыть]И далее: «В разных углах наперебой стучали топоры и молотки: одни глухо – по дереву, другие звонко – по металлу. Как шмели, в деревянной паутине лесов гудели забрызганные краской дуговые фонари. Штукатуры, обхлестывая стены известкой, пели заливистыми деревенскими голосами. В поисках Морозова, которого я не знал в лицо, мне пришлось облазить все четыре этажа строительной клетки, пока я добрался до самого верха. Воздух под сырым потолком был спертый, пахло угаром. Неподалеку от люка, откуда я вылез, стоял спиной ко мне приземистый маляр в холщовом халате. Левой рукой он прижимал к потолку деревянную линейку, в правой держал кисть. Я искал глазами Морозова.

– Вы ко мне?.. От Марии Федоровны Андреевой?.. Насчет службы? – спросил маляр, поворачиваясь ко мне лицом.