Текст книги "Савва Морозов"

Автор книги: Анна Федорец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 26 страниц)

В 1888 году К. С. Станиславский вместе с известным русским актером, театральным педагогом А. Ф. Федотовым, а также художником Ф. Л. Соллогубом и оперным певцом Ф. П. Комиссаржевским основал Московское общество искусства и литературы. Оно было задумано как художественный клуб с драматическими и оперными спектаклями любителей, а также со школой. Но, поскольку в его стенах запрещались карточные игры, это негативно сказалось на финансовой стороне дела. Поэтому «…со второго года пришлось сократить задачи, ограничившись любительскими спектаклями и оперно-драматической школой. На третий год… Ф. П. Комиссаржевский и А. Ф. Федотов ушли из кружка. Мы сузились в маленький драматический кружок, скитались по разным частным квартирам и играли в Охотничьем клубе, который один отнесся к нам любовно. За 7 лет скитальческой жизни у нас образовался кружок, причем за отсутствием режиссеров и артистов на героические роли мне пришлось играть героев и режиссировать все спектакли». Иными словами, под началом Станиславского сложился кружок любителей, которые на протяжении 1890-х годов постигали азы театрального мастерства. В их число входили будущие знаменитости: М. П. Лилина, А. Р. Артем, В. В. Лужский, М. Ф. Андреева (с 1894 года) и др.

Сам Константин Сергеевич в рамках общества отрабатывал те принципы, которые впоследствии лягут в основу Московского Художественного театра. К моменту его образования Константин Сергеевич уже сложился как театральный режиссер, актер и педагог. Впоследствии Станиславский прославится и как автор всемирно известной актерской системы, которая получит его имя. Пока же, в конце 1890-х, Станиславский страстно мечтал «создать идеальный драматический театр из любителей». [317]317
  Михайлов К. Н. Указ. соч. С. 159.


[Закрыть]Он считал, что, в отличие от актеров-профессионалов, любители свободны от стереотипов и потому именно они должны сыграть ведущую роль в реформировании театра.

В 1923–1925 годах Константин Сергеевич написал интереснейшие воспоминания, озаглавленные «Моя жизнь в искусстве». Мемуары Станиславского являются прекрасным источником информации по биографии не только МХТ, но и С. Т. Морозова в период его сотрудничества с театром. Будучи дополнены письмами Станиславского разным адресатам, а также речами, заметками и дневниковыми записями, они дают возможность увидеть довольно объективно написанный портрет мецената. Станиславский и Морозов, возможно, не всегда жили в мире, но оба они были выходцами из купеческой среды, оба всю жизнь искали художественную правду, оба были неутомимы в поисках собственного призвания. О Савве Морозове – крупнейшем и наиболее значительном меценате Художественного театра – Станиславский отзывается с неизменной теплотой и уважением, подчеркивая его колоссальный вклад в становление МХТ даже в такое время, когда это, казалось бы, было совершенно невозможно. Так, уже при советской власти на юбилейном вечере в честь Художественного театра, перед И. В. Сталиным, Станиславский произнес прочувствованную речь. В частности, он не побоялся упомянуть об огромном вкладе С. Т. Морозова в общее театральное дело и просил почтить память представителя «эксплуататорского класса» вставанием. И весь зал в едином порыве, включая Сталина, подчинился призыву гениального режиссера.

Владимир Иванович Немирович-Данченко (1858–1943), небогатый дворянин из украинского рода, также с детства увлекался театром. Как и Станиславский, к середине 1898 года он составил карьеру режиссера и театрального педагога, но, в отличие от Станиславского, имел литературные дарования. Гимназический товарищ Немировича-Данченко, А. И. Сумбатов-Южин, вспоминал, как он «в 1875 году гимназистом шестого класса вместе с товарищами, среди которых был Владимир Иванович Немирович-Данченко… снял на последние гроши пустую квартиру в Чугуретах (в Тифлисе), составил спектакль». [318]318
  Южин-Сумбатов А. И. Воспоминания. Записи. Статьи. Письма. М.; Л., 1941. С. 18.


[Закрыть]Потом Владимир Иванович из Тифлиса переехал в Москву, где в 1876 году поступил в Московский университет, но увлечения театром не оставил. В качестве театрального критика Немирович-Данченко работал в московских газетах. Ради подготовки к актерской карьере, а также ради театральной журналистики и литературы Немирович-Данченко забросил учебу. Его драмы («Последняя воля», «Новое дело», «Золото», «Цена жизни», «В мечтах» и др.) пользовались популярностью как в столичных, так и в провинциальных театрах.

Однако сам драматург после присуждения ему Грибоедовской премии за пьесу «Цена жизни» (1896) считал, что по справедливости эту награду должен был получить А. П. Чехов за написанную в том же году «Чайку».

Начиная с 1891 года В. И. Немирович-Данченко преподавал драматическое искусство в Музыкально-драматическом училище Московского филармонического общества (ныне ГИТИС). Как и Станиславский, Владимир Иванович полагал, что мечта об обновлении сцены неосуществима без нового актера, способного передавать стиль и мысли новой драмы.

По свидетельству Станиславского, «в 1898 году выпускался исключительный по подбору и качеству выпуск Филармонического училища. Из него легко было составить маленькую труппу». [319]319
  Станиславский К. С. Собрание сочинений… Т. 7. С. 494.


[Закрыть]В него входили И. М. Москвин, О. Л. Книппер-Чехова, В. Э. Мейерхольд и другие актеры, осваивавшие мастерство под руководством Немировича-Данченко. Это подтолкнуло педагога к решительным действиям. Тем более его уже давно беспокоила мысль, что «школа без театра – явление бесполезное и не стбит ею заниматься… Воспитанники должны расти при театре, в нем должны получать первую сценическую практику». [320]320
  Немирович-Данченко Вл. И. Рождение театра… С. 122.


[Закрыть]В итоге именно Немирович-Данченко стал инициатором «восемнадцатичасовой беседы».

Владимир Иванович также оставил воспоминания, которые вышли в свет в 1928 году под названием «Рождение театра». В отношении Морозова его воспоминания менее объективны, нежели мемуары Станиславского. Дело в том, что Владимир Иванович на протяжении длительного времени находился в ссоре с Морозовым, часто не понимал или не желал понять мотивов его действий. То ли сказалась разница в социальном происхождении, то ли дело было в несовместимости двух одинаково самолюбивых характеров. Обиды, которые ему вольно или невольно причинял Морозов, режиссер помнил на протяжении многих лет. Еще большим пристрастием по отношению к Савве Тимофеевичу отличаются письма Владимира Ивановича разным лицам. Особенное влияние его взгляды оказывали на его любимую ученицу О. Л. Книппер-Чехову и ее мужа А. П. Чехова, поэтому те нередко оценивали действия Морозова с предвзятостью. Будучи литератором, Немирович-Данченко создал весьма интересный портрет купца, но всё же относиться к его оценкам деятельности Морозова следует с большой осторожностью.

K. C. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко были очень разными – как по происхождению, так и по характеру – людьми. По свидетельству современников, К. С. Станиславского любили, считали душой и совестью коллектива. Немировича-Данченко уважали за организаторский талант и причастность к миру серьезной литературы. Несмотря на эту разницу, они с одинаковым упорством стремились к общей цели. Оба с детства буквально бредили театром. У обоих за плечами имелся большой опыт преподавания актерского мастерства. Наконец, что немаловажно, у обоих была собственная группа талантливых учеников. В ходе знаменитой июньской беседы двух театральных деятелей было решено объединить две группы артистов. Таким образом, составилось ядро труппы будущего театра; на подготовку к открытию отводился один год.

По словам Станиславского, в этот день были раз и навсегда распределены функции между ними как соучредителями дела. Помимо общего руководства каждый из них исполнял еще ряд обязанностей. Режиссерскую роль они разделили между собой, в то же время Станиславский являлся актером, а Немирович-Данченко решал вопросы репертуара. «Зашел вопрос о литературе, и я сразу почувствовал превосходство Владимира Ивановича над собой, охотно подчинился его авторитету, записав в протокол заседания, что признаю за моим будущим сотоварищем по театру Вл. И. Немировичем-Данченко полное право vetoво всех вопросах литературного характера. Зато в области актерской, режиссерской, постановочной я не оказался таким уступчивым… Владимиру Ивановичу пришлось согласиться на право моего режиссерского и художественно-постановочного veto. В протокол было записано: «Литературное vetoпринадлежит Немировичу-Данченко, художественное – Станиславскому». В течение последующих лет мы крепко держались этого пункта условия. Стоило одному из нас произнести магическое слово veto, спор на полуслове обрывался без права его возобновления, и вся ответственность падала на того, кто наложил свой запрет… В вопросах организации я охотно и легко уступил первенство своему новому товарищу, так как административный талант Владимира Ивановича был слишком для меня очевиден. В деловых вопросах театра я ограничивался совещательной ролью».

Во время первой деловой беседы Немирович-Данченко и Станиславский совместно выработали основные принципы строительства театра. Едва ли не главным из них являлась «общедоступность», [321]321
  Принцип общедоступности являлся столь важным для создателей театра, что был отражен в его названии: вплоть до 1901 года он назывался Московским Художественным общедоступным театром (МХОТ). Этот принцип строго соблюдался администрацией театра. Так, в сезоне 1899/1900 года самые дорогие билеты стоили 25 рублей на вечерний сеанс и 15 – на утренний; самые дешевые – 2,5 рубля и 1,3 рубля соответственно. Учащейся молодежи предоставлялись льготные билеты.


[Закрыть]то есть установление таких цен, при которых театр могли бы посещать представители всех слоев общества, в том числе беднейших. «Мы хотели, чтобы наш театр был общедоступным, чтобы наша основная аудитория состояла из интеллигенции среднего достатка и студенчества. И не так, как это делается обыкновенно, т. е. дешево продаются плохие места, – нет: мы давали дешевые места рядом с самыми дорогими». [322]322
  Немирович-Данченко Вл. И. Рождение театра… С. 113.


[Закрыть]И Станиславский, и Немирович-Данченко горели желанием реформировать театр, избавить его от шаблонных форм и подчинить чисто художественным задачам. Идея была хороша. Однако на ее осуществление отчаянно не хватало средств.

Константин Сергеевич Станиславский, один из директоров фабрики «Алексеевы и Кº», «был человек со средствами, но не богач. Его капитал был в «деле»… он получал дивиденд и директорское жалованье, что позволяло ему жить хорошо, но не давало права тратить много на «прихоти». Был у него и отдельный капитал, но отложенный для детей, он не смел его трогать… В наше теперешнее предприятие он собирался внести пай примерно в десять тысяч», – сообщал в воспоминаниях В. И. Немирович-Данченко. У самого Владимира Ивановича нужных средств не было. «Кардинальнейший вопрос нашего дела – денежный – висел в воздухе». [323]323
  Там же. С. 115.


[Закрыть]Начался поиск меценатов. К. С. Станиславский, «отлично зная психологию московского купечества», [324]324
  Орлов Ю. Московский Художественный театр: Легенды и факты (опыт хозяйствования). 1898–1917 гг. М., 1993. С. 49.


[Закрыть]решить создать Товарищество Художественного театра по образцу акционерного общества. То есть возможные убытки падали не на одно лицо, а распределялись между акционерами, будучи пропорциональны вложенному ими капиталу.

Однако даже несмотря на этот удачный ход, богатые люди не спешили давать деньги на сомнительное дело. «Пайщики набирались с большим трудом, так как новому делу не пророчили успеха». Это совсем не удивительно. С тех пор как в 1880-х годах император Александр III разрешил создание частных театров, они стали появляться как грибы после дождя. Многие из них «лопались как пузыри. И сложилось убеждение, что к редкому предприятию так подходит название «всепожирающий Молох», как к театральному. Богатые солидные люди это отлично знали и сторонились театральных фантазеров».

Отказалась финансировать создание театра крупная благотворительница и меценатка В. А. Морозова, урожденная Хлудова. Не дала субсидии Московская городская дума. Только попечители Филармонического общества выделили небольшие средства, общей суммой около восьми тысяч, – и то лишь после вмешательства великой княгини Елизаветы Федоровны. Полученных денег для нормальной работы театра было явно недостаточно, но всё же… это был определенный успех. Окрыленные им основатели МХТ предприняли следующий шаг: обратились за материальной поддержкой к Савве Тимофеевичу Морозову.

Обстоятельства обращения К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко к одному из виднейших московских фабрикантов изложены в их мемуарах. В. И. Немирович-Данченко вспоминал: «Мое знакомство с Саввой Тимофеевичем было сначала очень поверхностное. Встречались с ним где-нибудь на больших вечерах, или на выставках, или на премьерах, – где-то нас познакомили. Однажды был объявлен какой-то большой благотворительный спектакль, в котором я с моими учениками ставил «Три смерти» Мея. Встретившись где-то с Саввой Тимофеевичем, я предложил ему взять у меня два билета. Он очень охотно принял, но со смешком сказал, что у него нет с собой денег. Я ответил: «Пожалуйста, пусть десять рублей будут за вами; все-таки довольно любопытно, что мне, так сказать, интеллигентному пролетарию, миллионер Морозов состоит должником». Оба этой шуткой остались довольны. Прошло месяца два, мы где-то снова встретились, и он сразу: «Я вам должен десять рублей, а у меня снова денег нет». Я опять: «Пожалуйста, пожалуйста, не беспокойтесь. Дайте такому положению продлиться подольше». Так при встречах шутили мы года два. Однажды я ему даже сказал: «Ничего, ничего, я когда-нибудь за ними сам к вам приду». [325]325
  Немирович-Данченко Вл. И. Рождение театра… С. 125–126.


[Закрыть]

Свое обещание Владимир Иванович исполнил. Зимой 1897/98 года он приехал к Морозову вместе со Станиславским: «Ну, Савва Тимофеевич, я пришел к вам за долгом – за десятью рублями». Состоялся деловой разговор, и купец не отказал просителям. «Морозов согласился войти в наше паевое товарищество сразу, без всяких опросов». Савва Тимофеевич вложил в дело десять тысяч и поставил одно-единственное условие: чтобы театральное товарищество не имело над собой высочайшего покровительства. Его собеседники это условие приняли.

По словам К. С. Станиславского, вступая в дело, Морозов заявил: «Мне нравится идея нового театра, хотя я мало верю в возможность ее осуществления». [326]326
  Станиславский К. С. Собрание сочинений. В 8 т. Т. 5. М., 1958. С. 203.


[Закрыть]Однако… его действия говорят об обратном.

Десять тысяч рублей в конце 1890-х годов были весьма значительной суммой. Конечно, Морозов был очень богатым человеком. Но он не принадлежал к числу тех людей, что бросаются деньгами направо и налево. Напротив, тщательно взвешивал необходимость любых расходов. Так, осенью 1903 года к Морозову по рекомендации знакомых пришла женщина с просьбой пожертвовать денег для малоимущих слушательниц женского медицинского института. Купец «обещал весной дать 300 р[ублей] всего, говорит, что все распределено на этот сезон». [327]327
  Книппер-Чехова О. Л. Воспоминания и статьи. Переписка с А. П. Чеховым. Ч. 1. М., 1972. С. 290.


[Закрыть]Траты Морозова, как и любого другого крупного коммерсанта, неизменно соотносились с его доходами. Что же вдохновило купца вложиться в новый театр?

Вероятно, здесь сыграли роль сразу несколько факторов.

Во-первых, Савву Тимофеевича заинтересовало само дело – вернее, те основания, на которых оно строилось. В основание МХТ была положена идея, что театр должен быть общедоступным. Эта идея Морозову оказалась очень близка: купец сам не так давно воплотил ее на практике, создавая первый орехово-зуевский театр. Вероятно также, Морозову пришлись по душе эстетика будущего театра, стремление к максимально возможному на сцене реализму. Фактически основатели МХТ взяли на себя «в сценическом русском деле роль передвижников относительно Академии». [328]328
  Немирович-Данченко Вл. И. Творческое наследие. Т. 1. Письма: 1879–1897. М., 2003. С. 262.


[Закрыть]То есть – роль разрушителей старых отживших традиций и их замены новыми, художественными, принципами искусства. Кроме того, купца заинтересовало, что в центре интересов Художественного театра находилась современная жизнь со всеми ее комическими и драматическими проявлениями. Постановки МХТ должны были перекликаться с реальной жизнью русского общества, отвечать его насущным требованиям и ставить перед ним новые вопросы. «Хороший театр должен ставить или такие пьесы из классических, в которых отражаются благороднейшие современные идеи, или такие из современных, в которых теперешняя жизнь выражается в художественной форме» – так определил репертуар театра Немирович-Данченко. Этот-то комплекс идей, а вернее, попытки претворить его в жизнь и пришлись по душе С. Т. Морозову.

Во-вторых, вероятно, сказались давнее знакомство Морозова с Константином Сергеевичем – и та безупречная репутация, которую Станиславский заслужил как театральный деятель. Купец, актер-любитель, один из создателей (по просьбе Станиславского) Театра-студии на Поварской (1905) С. А. Попов писал, что Станиславскому трудно было не доверять. «Когда он только еще «любительствовал», его моральный кредит был уже высок, ему верили как Алексееву-Станиславскому, верили тому, что он, создавая Художественный театр, шел на серьезное дело, не специфически антрепренерское». [329]329
  Попов С. А. Записки о московской жизни. Театральная студия на Поварской // Суконщики Поповы: «Записки о московской жизни» и не только. М., 2010. С. 329.


[Закрыть]Оба просителя, особенно Станиславский, были необычайно обаятельны. По словам Т. Л. Щепкиной-Куперник, Станиславский «обладал даром воздействия на окружающих почти гипнотическим». Наконец, Морозову предложили не просто спонсировать театр, но и войти в паевое товарищество по его созданию. А это было то самое большое дело, которого он страстно желал. В результате, говоря словами Станиславского, одним из первых Савва Тимофеевич вступил в это «дело, начавшееся среди насмешек большинства». [330]330
  Станиславский К. С. Собрание сочинений… Т. 5. С. 203.


[Закрыть]

Договор об учреждении Общедоступного театра в Москве, заключенный сроком на 12 лет, датируется 10 апреля 1898 года. (Вплоть до 1901 года – Московский Художественный общедоступный театр, или МХОТ, потом слово «общедоступный» выпало из его названия; в дальнейшем в тексте книги театр для краткости будет называться Московским Художественным, вне зависимости от времени упоминания.) В этот день было организовано Товарищество пайщиков МХТ. Его членами состояли десять лиц. Девять из них, в том числе Савва Тимофеевич Морозов, являлись представителями купеческого сословия. Каждый из подписавших договор (кроме В. И. Немировича-Данченко) внес в дело паевой взнос. Общая сумма составила 25 тысяч рублей, причем самые крупные взносы – по пять тысяч – поступили от К. С. Станиславского и С. Т. Морозова. [331]331
  Музей Московского Художественного академического театра (МХАТ). Ф. 1. On. 1. Д. 16. Л. 1.


[Закрыть]Это было дополнение к тем десяти тысячам, которые Савва Тимофеевич уже внес ранее. [332]332
  См.: Морозова Т. Я., Поткина И. В. Указ. соч. С. 155.


[Закрыть]

По договору предусматривалось, что учредители театра, К. С. Станиславский и В. И. Немирович-Данченко, «уполномочиваются вести как художественную, так и хозяйственную часть предприятия». В то же самое время «прочие товарищи, если того сами не пожелают, не несут никаких обязанностей и никакой личной ответственности, в имущественном же отношении отвечают только своими денежными вкладами». [333]333
  Музей МХАТ. Ф. 1. On. 1. Д. 16. л. 1 об.


[Закрыть]Большинство пайщиков так и поступили – чего нельзя сказать о С. Т. Морозове. Купец мог бы с чистой совестью проявить равнодушие к делам профинансированного им театра: ходить с семейством на премьеры, занимая лучшие места, и «перед всей Москвой щеголять своим меценатством». Однако подобное поведение Савве Тимофеевичу было чуждо. В одном из писем за 1910 год К. С. Станиславский отмечал: «Судьба послала нам на помощь замечательного человека, бескорыстного друга искусства, Савву Тимофеевича Морозова. Он не только поддержал дело материально, но он встал в ряды его деятелей, не боясь самой трудной, неблагодарной и черной работы». [334]334
  Станиславский К. С. Собрание сочинений… Т. 7. С. 494.


[Закрыть]

Справедливости ради следует сказать, что в работу Художественного театра Савва Тимофеевич включился не сразу. Не потому, что ждал, какой будет реакция московской публики на новый театр, вовсе нет. Как уже говорилось, важнейшим критерием того, стоит ли ему вмешиваться в то или иное дело, являлись не красивые обещания, а умение реализовать их на практике. Иначе говоря, в любом деле купец выше всего ценил конкретный, зримый результат деятельности. Верный своей привычке выжидать, Савва Тимофеевич с любопытством следил, сумеют ли основатели МХТ воплотить в жизнь свои мечтания.

Первая половина 1898 года для К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко была временем волнительным и невероятно хлопотным. Успех всего дела зависел от того, сумеют ли они на имеющиеся средства за полгода создать такие условия, которые обеспечат их детищу длительное существование.

Прежде всего, юному Художественному театру следовало найти помещение. В. И. Немирович-Данченко вспоминал: «Помнится, как мы осматривали свободные театральные здания и остановились на небольшом, не особенно красивом, состоящем, в сущности, при летнем саде». [335]335
  Немирович-Данченко Вл. И. Рождение театра… С. 128.


[Закрыть]Это было здание театра «Эрмитаж» в Каретном Ряду. Здесь театр будет существовать четыре сезона – с 1898 года по первую половину 1902 года. Репертуар был намечен заранее. Так, Владимир Иванович еще в апреле 1898 года писал А. П. Чехову: «Намечено к постановке «Царь Федор Иоаннович», «Шейлок», «Юлий Цезарь», «Ганнеле», несколько пьес Островского [336]336
  Трагедия А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» стала первой постановкой Московского Художественного общедоступного театра (14 октября 1898 года). Премьера комедии У. Шекспира «Венецианский купец» («Шейлок») состоялась 21 октября того же года. Трагедия Шекспира «Юлий Цезарь» была поставлена в 1903-м. Драма Г. Гауптмана «Ганнеле» не была допущена московским митрополитом Владимиром к представлению. Первая из пьес Островского, поставленная в театре, – «Снегурочка» (премьера – 24 сентября 1900 года).


[Закрыть]и лучшая часть репертуара Общества искусства и литературы. Из современных русских авторов я решил особенно культивировать толькоталантливейших и недостаточно еще понятых». В число последних Немирович-Данченко включал и самого Чехова.

Театр было решено открыть трагедией А. К. Толстого «Царь Федор Иоаннович». Ее постановка сама по себе являлась делом непростым. Дело в том, что при выборе и постановке пьес театры были вынуждены считаться со всевозможными цензурными ограничениями. Нельзя было осуждать поведение царствующей особы, выносить на подмостки иконы и т. д. Многие произведения страдали от купюр цензуры – в некоторых случаях они урезались столь сильно, что сюжет произведения полностью утрачивался. Некоторые пьесы и вовсе находились под цензурным запретом. В их числе была и трагедия «Царь Федор Иоаннович». Написанная в 1868 году пьеса на протяжении тридцати лет пролежала под сукном, так как русский царь в ней был представлен человеком слабым, немощным и едва ли не скудоумным. Министр внутренних дел А. Е. Тимашев наложил на нее следующую резолюцию: «Нахожу произведение графа Толстого «Федор Иоаннович» в настоящее время, в настоящем виде не совершенным для сцены. Личность царя изображена так, что некоторые места пьесы неминуемо породят в публике самый неприличный хохот».

По воспоминаниям Немировича-Данченко, снять цензуру с этого произведения стоило немалых усилий. «Помнятся хлопоты по освобождению из цензуры трагедии Ал. Толстого «Царь Федор Иоаннович». К счастью, об этом же хлопотал для своего театра в Петербурге Суворин. Удалось только благодаря его влияниям». [337]337
  Немирович-Данченко Вл. И. Рождение театра… С. 128.


[Закрыть]Таким образом, влиятельный журналист, театральный критик и драматург А. С. Суворин сильно облегчил судьбу деятелей Художественного театра. Единственная купюра, на которой настоял Синод, – чтобы на сцене не выводили патриарха, по сюжету пьесы проповедующего мир. [338]338
  Нелидов В. А. Указ. соч. С. 245.


[Закрыть]Лишь после того, как пьеса была разрешена, можно было приступать к главному: к репетициям.

Первые репетиции труппы Московского Художественного театра начались летом 1898 года. Они проходили «под Москвой в Пушкине, на даче Архипова, в… колыбели Московского художественного театра. Там работали днем и ночью, а так как средств было мало, актеры всё делали сами, прибирали дачу, ставили самовары, несли кроме художественной всю черную работу». [339]339
  Там же.


[Закрыть]Впрочем, такая жизнь лишь прибавляла азарта и желания во что бы то ни стало добиться задуманного. И, что еще важнее, она спаивала труппу Московского Художественного театра в единое целое. Как уже говорилось, основную часть труппы МХТ составили две различные группы актеров – наиболее талантливые «любители» К. С. Станиславского и лучшие выпускники училища при Филармоническом обществе. [340]340
  В. И. Немирович-Данченко в сентябре 1898 года в одном из писем подчеркивал: то, что все актеры МХТ молоды, еще не означает, что они бездарны. Напротив, и он сам, и Станиславский выбрали из своих учеников лишь наиболее талантливых: «Я из 7 выпусков своих учеников выбрал только 8 человек (из 70), а Алексеев из 10-летнего существования своего Кружка только 6 человек».


[Закрыть]Другая часть труппы – 21 человек – состояла из людей, имеющих специальное театральное образование. [341]341
  Орлов Ю. Указ. соч. С. 11.


[Закрыть]

«Ядро труппы было пополнено провинциальными артистами, из которых одни представляли из себя сложившиеся артистические величины, а другие едва начинали карьеру и находились в периоде брожения… Любители располагали некоторым практическим опытом при отсутствии систематических знаний; ученики, наоборот, систематически изучив теорию, страдали практической неопытностью. Провинциальные артисты, поработавшие не один год на сцене, принесли с собой приемы спешной работы, не соответствовавшие нашим задачам, а молодые артисты – привычки ложно направленных первых шагов». Всем этим разным величинам предстояло ужиться друг с другом на одной сцене.

О. Л. Книппер-Чехова с теплотой вспоминала о начале совместных репетиций: «Помню наш первый год, первые шаги наши в искусстве. В июне 1898 года в дачной местности Пушкино нам было предоставлено деревянное строение со сценой – для наших репетиций. Здесь-то и произошло первое знакомство и слияние двух течений – К. С. Станиславского, возглавлявшего группу актеров-любителей из Общества искусства и литературы, и Вл. И. Немировича-Данченко с его учениками по Филармоническому училищу, среди которых была и я. Помню знаменательный день 14 июня, день начала репетиций. Перед нами открывалась новая жизнь в искусстве. Глаза горели, уши напряженно вслушивались в каждое слово. Мы знакомились друг с другом, стараясь разглядеть и запомнить каждое новое лицо. Помню, сразу привлек меня обаятельный облик М. П. Лилиной, с которой я потом всю жизнь была связана нежной дружбой. Помню умилительного А. Р. Артема, уже пожилого, красивую М. Ф. Андрееву». [342]342
  Книппер-Чехова О. Л. Указ. соч. С. 122.


[Закрыть]

Питомцам Станиславского и Немировича-Данченко предстояло не только сработаться друг с другом, но и воспринять новые принципы актерской игры и – новые принципы существования театра. Кредо Станиславского: «Актер должен научиться трудное сделать привычным, привычное легким и легкое прекрасным». Вся деятельность Константина Сергеевича была направлена на то, чтобы внушить эту мысль актерам. Немирович-Данченко в письме от июня 1899 года известному своей «плодовитостью» писателю, драматургу и журналисту П. Д. Боборыкину рассказывал: «Для большинства наших актеров было чуждо и дико всё то, что он (К. С. Алексеев. – А. Ф.)требовал на репетициях год назад. И нужна была солдатская дисциплина, чтобы теперь, через год, не понимающие его уже были исключением в труппе. Всего через год мы можем указать на 15–20 артистов, которые воспитаны в более художественном направлении, чем почти все артисты казенных сцен, т. е. таких, которые понимают, что жизненная, простая интерпретация не только не ослабит впечатления, но усилит его. Ярко реальная школа, выдержанный стиль эпохи – вот та нота, которую мы стремимся дать искусству. Не Киселев, а Левитан. Не К. Маковский, а Репин». [343]343
  Немирович-Данченко Вл. И. Творческое наследие… Т. 1. С. 262.


[Закрыть]

Действительно, новый театр стремился к достоверности во всём: в костюмах, декорациях, реквизите. На императорской сцене много лет использовались бутафорские мечи и кубки, картонные короны и стены; декорации, выполненные ремесленниками, были столь же грубы и условны. Эта условность стала неотъемлемой частью театральных постановок, в целесообразности которой тогда мало кто сомневался. «Конечно, когда Ермолова в «Орлеанской деве» рвала бутафорские цепи и потрясала картонную стену, этого никто не замечал, – все видели настоящую Иоанну, невзирая на корсет и высокие каблуки, и все переживали пламенное чудо, совершаемое ею. Но это была Ермолова. И нужна была магия Ермоловой, Ленского, Горева, чтобы преодолеть постановку, в которой часто совершенно отсутствовали историческая правда и какой-либо стиль. Волшебники старились, новые силы их не заменяли, сцена не была больше рупором великих идей, и всё больше проступала картонность мечей и кубков». [344]344
  Щепкина-Куперник Т. Л. Указ. соч. С. 219–220.


[Закрыть]Недаром Станиславский, еще будучи юношей, принимал участие в театральных постановках С. И. Мамонтова. Борясь с грубой условностью постановок, он пошел по стопам своего учителя и сумел достичь еще большего. Цель была предельно ясна: «Хотелось уйти от театральной грубой позолоты и грошовой сценической роскоши, хотелось найти простую, богатую отделку, подернутую налетом старины».

В МХТ над созданием декораций трудились талантливые живописцы, которые стремились достичь максимального художественного эффекта. [345]345
  Прежде всего, художник В. А. Симов.


[Закрыть]Так, 12 июня 1898 года Станиславский, отчитываясь о подготовке к первому спектаклю, радостно сообщал Немировичу-Данченко: «Почти все макеты для «Царя Федора» готовы. Ничего оригинальнее, красивее этого я не видывал. Теперь я спокоен и могу поручиться, что такой настоящей русской старины в России еще не видывали. Это настоящаястарина, а не та, которую выдумали в Малом театре». Большое внимание уделялось театральному реквизиту и костюмам: они шились по музейным образцам, так как непременно должны были соответствовать той эпохе и стране, о которой шла речь в постановке. [346]346
  Подробнее см.: Музей МХАТ. Ф. 1. Оп. 2. Ч. 2. Д. 28. Описи подлинных вешей, используемых в постановках с 1898 по 1907 год. Расположение вещей в интерьерах декораций спектаклей: «Бранд», «Борис Годунов», «Драма жизни» и «Стены» с 1906 по 1907 год.


[Закрыть]Стараясь как можно глубже проникнуться бытом Московского царства (для постановки первой пьесы), актеры специально выезжали в старые русские города, где знакомились с бытсм того времени, когда происходит действие пьесы. В Москве с той же целью они читали специальную литературу. Всё это было новинкой в тогдашнем театральном мире. «При постановке новой пьесы вся труппа собиралась, чтобы прочесть ее, дальше шло обсуждение пьесы, доклады, рефераты по эпохе и стилю, словом, всё то, что теперь сделалось неотъемлемым при каждой постановке, а тогда было совершенно исключительным, так как даже в хороших театрах зачастую актеры играли пьесу, даже не прочтя ее, а только ознакомившись со своей ролью: «На репетиции все видно будет». [347]347
  Щепкина-Куперник Т. Л. Указ. соч. С. 220.


[Закрыть]Особое значение придавалось звуку и свету на сцене – тщательно подбирая их, режиссеры добивались полного правдоподобия.

Другим важнейшим принципом Художественного театра являлся введенный К. С. Станиславским принцип построения спектакля как художественной целостности. В те времена такой подход был в новинку: труппы императорской сцены представляли собой не сплоченные ансамбли, а сумму ярких актеров, которые при помощи своих талантов могли «вытянуть» даже самую «слабую» постановку. В МХТ, напротив, актер полностью подчинялся воле режиссера, который сильной рукой направлял каждого участника постановки к воплощению общего замысла. Современники отмечали: Московский Художественный театр «стал, конечно, первым театром коллективного творчества. До него… в других театрах спектакли носили характер «гастролей» того или другого артиста, за исключением разве некоторых постановок Малого театра… Но большей частью полной равноценности игры, ансамбля и постановочных принципов не было, а к этому-то и стал стремиться молодой театр». [348]348
  Там же


[Закрыть]О том же писал актер и драматург А. И. Сумбатов-Южин, юношеский приятель, а затем недоброжелатель В. И. Немировича-Данченко: «Художественный – театр единой волии, во всяком случае, единой инициативы… Для Малого театра режиссер – равноправный член и primus inter pares (первый среди равных. – А. Ф.)в ряду главных актеров, для Художественного – вождь, идущий впереди… Почти четверть века вглядываясь внимательно в творческий рост артистических дарований Художественного театра, в его иногда изумительные спектакли, преклоняясь перед их единством и слитностью в одно целое красок, вещей, света и актеров, я удивляюсь мощи всеобъединяющей руки, но ясно и отчетливо вижу ее, со всеми ее пятью пальцами, то отпускающими на волю, то сжимающими, как клещами, по своему высшему усмотрению, всё и всех». [349]349
  Сумбатов-Южин А. И. Указ. соч. С. 250, 251.


[Закрыть]Забегая вперед можно сказать, что, на первых порах, не имея в своем арсенале «звезд первой величины», именно благодаря очень глубокому продумыванию общего замысла МХТ будет добиваться колоссального успеха.