Текст книги "Идеальный поцелуй"

Автор книги: Анна Грейси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 14

Не ищет выгоды Любовь,

И отведет беду,

Освободит вас от оков,

Построит Рай в Аду!

Уильям Блейк

– Мои ботинки теперь никуда не годятся, – ворчал Доминик на Джейка Таскера. Экскурсия по поместью заняла намного больше времени, чем он предполагал. На каждой ферме и у каждого дома ему приходилось спешиваться.

Таскер взглянул на ботинки без особого интереса.

– На мой взгляд, все нормально. Немного грязные, может быть, но грязь можно отчистить. А теперь, Сет, расскажи лорду д'Акру то, о чем ты говорил мне на прошлой неделе.

Доминик слушал, как арендатор по имени Сет выкладывал свои идеи по модернизации поместья.

Таскер просил каждого фермера и арендатора, которых ни встречали, рассказывать обо всех проблемах, нуждах, возможных вариантах решения, и Доминик почувствовал, что все это ему нравится. Он начинал видеть общую картину, у него начали возникать идеи по поводу того, как поместью можно вернуть былые процветание и продуктивность.

Доминик, возможно, и сам пришел бы к точно таким же выводам, просто просмотрев книги отчетности и поговорив с Таскером. И тогда ему было бы намного проще принять те решения, которые необходимо было принять.

Поэтому ему и нужен был здесь Абдул. Абдул умел заинтересовываться, он мог выслушивать проблемы и обсуждать их возможные решения. Абдул был настоящим деловым человеком. Он умел принимать жесткие решения. Он не будет отвлекаться на обтрепанных ребятишек и худых измученных матерей, его не будут мучить вина и злость. У Абдула не будет разрываться сердце каждый раз, когда какая-нибудь женщина начнет вспоминать мать Доминика, рассказывать, какая она была красивая невеста и как она принесла им фруктов, когда родился ребенок.

А если Абдул встретит еще одну девушку, названную Бет «в честь вашей доброй матушки, милорд», у него не застрянет в горле комок, из-за которого станет невозможно говорить. Абдул просто окинет взглядом изгибы ее фигуры и сделает какое-нибудь сомнительное замечание.

У него не возникнет чувства единения со всеми этими людьми, черт его подери! Он просто бесчувственно доведет поместье до состояния, при котором его можно будет выгодно продать.

Доминик сильно жалел, что он сюда приехал. Тщательно залеченные шрамы начали вскрываться. Это было просто невыносимо.

В час он настоял на том, чтобы пообедать в деревенском трактире, отказавшись от обеда, предложенного ему в доме одного из арендаторов. Он не был голоден, ему предлагали угощение в каждом доме, где он останавливался. Ему просто нужно было выпить и отдохнуть от всего… того, что его так волновало.

Кроме того, добавил он, ему нужно отправить кое-какие письма.

Деревенский почтальон посмотрел на них с любопытством.

– Меня всегда волнует отправление писем, милорд, – по секрету сообщил он. – Только подумайте: то, что я держу сейчас в руках, скоро окажется в… о, в Италии. – Он взглянул на следующее письмо. – И в Египте… и Новом Южном Уэльсе и, что у нас тут, а-а, просто Лондон, – сказал он разочарованно.

Но обед и почта могли занять не больше часа, а затем ему вновь нужно было возвращаться к осмотру поместья.

Было уже почти темно, когда уставший Доминик решил вернуться в замок. Он не объехал и половины территории, но уже сейчас его голова была забита различной информацией по сельскому хозяйству, именами и лицами, людьми, которые улыбались ему и, приветствуя, прикасались к его руке.

Невыносимо было видеть их готовность принять его наследником Вульфстона. Доминик никогда не думал, что так много людей помнят его мать, спрашивая о ней с искренней нежностью и выказывая грусть и сочувствие по поводу ее смерти, произошедшей много лет назад.

Он никогда не делился ни с кем своим горем, он только упомянул о ее смерти в письмах к нескольким друзьям. Ни один из них лично ее не знал.

Теперь в стране, находящейся так далеко от той, где она умерла, и более чем через десять лет после ее кончины в месте, где, как он считал, она была так несчастлива, в месте, которое он привык ненавидеть, оказалось, что ее почитали и ею восхищались. Тихо, искренне и наивно.

Детей называли в ее честь, ее небольшие добрые дела запоминали, делились историями с ее сыном. Ее смерть переживалась ими так, будто она произошла только вчера.

Доминик не хотел осматривать поместье: он был готов встретиться со злостью, жадностью, требованиями. У него не было никакой защиты от добра, сочувствия и… головокружительного чувства принадлежности к этому месту… Его разрывали сомнения.

Он оставил Экса груму, почти машинально проверил жеребенка в стойле и вошел в дом через боковую дверь. Сейчас ему не хотелось ни с кем встречаться.

Он успел пройти с дюжину ступенек, когда Грейс вдруг выбежала из-за угла, сжимая в руках ворох какой-то ткани. Доминик остановился как вкопанный и просто смотрел на нее. Он напрягся, стараясь спрятать волнение, намереваясь не выдать своего расстроенного состояния.

Грейс заметила напряжение его большого сильного тела, его сжатую челюсть и стиснутые кулаки. Каждый дюйм его тела говорил о нежелании контакта с другими людьми. Она хотела было отвернуться, но тут вдруг заметила его ожесточенные глаза.

Этот взгляд стер из ее головы все остальные мысли. Она как-то глухо всхлипнула, уронила ткань, которую сжимала в руках, и бросилась ему в объятия.

Доминик молча обнял ее. В полной тишине он прижимал ее к себе, сражаясь со своим давно похороненным и только что вскрытым горем.

В тишине она обнимала его, прижимая к себе маленького мальчика, которого лишили всего, что он знал и любил, и чья юность была изувечена. Мужчину, который никогда нигде не чувствовал себя как дома.

До сегодняшнего дня.

– Прости, – прошептал он ей в шею. – Но я…

– Тише, – прошептала Грейс, а затем поцеловала его. Его рот накрыл ее губы. Его руки сомкнулись вокруг нее, прижимая к себе, а затем сдвинулись, и он поднял ее, словно она ничего не весила. Не раздумывая он отнес ее в маленький салон и захлопнул за собой ногой дверь.

Все еще прижимая ее к своей широкой груди, он опустился на длинный диван. Доминик не сказал ни слова, просто прижался лицом к ее щеке, его грудь бурно вздымалась, в то время как он пытался обрести контроль над собой. Грейс гладила его волосы, его сильную шею, его плечи – везде, где только могла дотянуться. Она чувствовала, как его большая теплая рука ласкает ее, ищет успокоения.

Время шло. Ей было довольно того, что она была сейчас здесь с ним.

Рассказ Фрея о жизни Доминика чуть не разбил ей сердце. Этот человек, этот сильный, могущественный мужчина большую часть своей жизни был один. Насколько ей удалось понять, он заботился о своей хрупкой матери с самого нежного возраста. А затем, когда он обрел любовь и безопасность, Доминика вывезли в другую страну. В школе все смотрели на него как на чужака, иностранца. На каникулах его не допускали в его собственную семью и запрещали другим семьям принимать его.

Он самостоятельно добился положения в мире, создал флот торговых кораблей и стал независимым от всего, кроме своего собственного прошлого. Его действия в замке – попытка отомстить за умершую мать. Вина – ужасная ноша. Неужели он винил себя еще и за ее смерть?

Грейс знала по опыту своей старшей сестры Пруденс, что когда ребенок слишком рано взваливает на себя ответственность, это выжигает его душу. Прошло несколько лет, прежде чем Пруденс перестала чувствовать себя ответственной за благополучие и счастье сестер. Даже сейчас это чувство порой всплывало и напоминало о себе.

Но по крайней мере все сестры Пруденс были живы…

Его объятия ослабели. Доминик поднял голову.

– Прости, – сказал он, смущаясь, прерывающимся голосом. – Был… трудный день.

Она удобно устроилась в его объятия и потерлась щекой о его подбородок.

– Расскажи мне.

– Я был совершенно уверен… – Он замолчал, нахмурившись.

– Уверен в чем?

– Уверен, я знаю, что она хотела, что бы я сделал с этим местом.

– Твоя мать?

– Угу! – Он кивнул. Гримаса боли исказила его лицо. – Ее как будто эксгумировали сегодня.

Грейс прижималась к нему, не находя слов утешения. После долгого молчания он наконец сказал:

– Я думал, она ненавидела Вульфстон, но теперь… я уже не так в этом уверен.

И тут Грейс поняла, что с нее хватит. Он столько размышлял над прошлым. Так просто нельзя. Она выпрямилась.

– Ты не можешь угадать ее намерения и желания.

Он ничего не сказал, поэтому она слегка встряхнула его.

– Если ты будешь продолжать в том же духе, то сойдешь с ума. – Он попытался что-то сказать, но она накрыла его рот рукой. – Подожди, дай мне закончить. Ты все время говоришь о своих отце и матери, прошу прощения за прямоту, но они оба умерли. И каковы бы ни были их планы и мечты по поводу этого места или тебя, они умерли вместе с ними. Ты не можешь знать, чего они хотели. И для них это больше ничего не значит. Нельзя связывать свою жизнь с мертвецами. Ты здесь. Они нет. Ты жив. Сейчас самое главное – это ты и твое будущее. Твои надежды, твои планы, твои мечты.

Доминик уставился на нее.

– Итак, Доминик Вульф, о чем ты мечтаешь? Наступило долгое молчание: он обдумывал ее слова.

Грейс напряженно ждала. Пока она говорила, он слегка отодвинулся от нее. Лишенная его тепла, она внезапно почувствовала холод и одиночество. Грейс была очень прямолинейна – почти груба. Она бесчувственно отозвалась о дорогих ему предметах в то время, когда он и так был под влиянием эмоций, явившихся к нему из прошлого. Она оскорбила его?

Сначала он смотрел на нее невидящим взглядом. Затем его тело напряглось, а золотистые глаза засветились. Итак, ей все-таки удалось его оскорбить.

Его сильные руки взяли ее за плечи, а янтарный взгляд пригвоздил девушку к месту.

– Хочешь узнать, о чем я мечтаю? – Его пальцы сжались еще сильнее. Он глубоко вздохнул. Грейс приготовилась к самому худшему. – О тебе. – Он прижал ее к себе. – Ты – это все, о чем я мечтаю. Все, что мне нужно, – это ты. – И его губы нежно, страстно и требовательно впились в ее губы.

Грейс растаяла. В одно мгновение все ее сомнения и страхи рассеялись. Под напором его голодной, яростной страсти вся ее прежняя решительность держать его на расстоянии растворилась. Она хотела его. Более того, он был ей необходим.

И она была нужна ему.

– Доминик! – Грейс обхватила руками его шею и ответила на его поцелуй со всей страстью, сжигавшей ее изнутри.

Их языки переплелись, чувственно двигаясь вперед и назад в древнем ритме, на который с такой охотностью отозвались их тела. Ее кровь с гудением бежала по венам в ожидании того, на что она уже решилась. Ее тело таяло рядом с ним, она никак не могла насытиться им, ей хотелось быть ближе, прижаться еще сильнее, слиться с ним в единое целое.

Доминик усиленно боролся, чтобы обрести контроль над страстью. Она была красива, энергична и, несмотря на свою невинность, щедра. Слишком щедра. Ее щедрость была опасна. От нее мужчины теряли голову.

Когда он наконец-то будет ею обладать, все должно быть идеально. Поэтому не здесь, не сейчас, сказал он своему возбудившемуся телу.

Его руки яростно ласкали ее, поглаживая спину, бока, ягодицы. Каждый раз, когда волна желания сотрясала его тело, он чувствовал отклик в ее теле. Ему до боли хотелось взять Грейс.

Он расстегнул лиф ее платья и ласкал ее груди, наполовину скрытые шнуровкой. Ее соски выпирали сквозь ткань, и каждый раз, когда он касался их рукой, она вздрагивала, и он чувствовал давление в паху.

Доминик задрал ее юбки, лаская длинные изящные ноги. Они дрожали и открылись ему навстречу. Он застонал и ласкал ее через белое хлопковое белье.

Она страстно прижалась к нему:

– Да, Доминик, да!

Ее руки летали по его телу, лаская плечи, грудь и ниже. Ее пальцы исследовали его, ощупывая выпуклость на брюках, прямое свидетельство его желания.

– Можно, я потрогаю? – Не дожидаясь приглашения, Грейс начала исследовать застежку его брюк, и Доминик не смог заставить себя остановить ее, несмотря на то что он прекрасно осознавал, что это положит конец всем его благородным намерениям.

Намерения? Она растаяли как дым. Доминик был в огне.

Она все возилась с брюками. Он начал уже помогать ей, когда вдруг услышал нарастающий шум снаружи. Он остановился, прислушиваясь к нему. Можно было подумать, что к замку приближается целая армия. Со стоном он оторвался от нее и взглянул в окно.

Доминик нахмурился, закрыл глаза и тихо выругался.

– Посетители.

– Сейчас? – спросила она, а затем повторила сердито: – Сейчас?!

Если бы он и сам не был так возбужден, он бы посмеялся над выражением ее лица. Доминик поцеловал ее в нос.

– Да, сейчас. И нам лучше пойти их встретить, так что застегнись, любовь моя.

Они поспешно привели себя в порядок. Ее руки дрожали, так что Доминику пришлось ей помочь. Через несколько минут одежда была приведена в приличествующий вид, и они вместе вышли на парадное крыльцо, встретив у двери Фрея и Мелли. Большая часть прислуги, привлеченная непривычным шумом, тоже вышла в парадную комнату.

– Это Абдул! – объяснил Доминик.

Как всегда, Абдул обставил свое появление самым шикарным образом, словно он был наследным принцем. По подъездной дороге к дому подъехала целая кавалькада: несколько карет, нагруженных багажом, и чуть ли не табун лошадей, сопровождаемых грумами. Вся эта процессия охранялась верховой стражей.

Абдул соскочил с первой кареты и направился к крыльцу с самоуверенным видом воина, возвращающегося домой. Вид у него был великолепный. Он был огромен – даже выше, чем его господин, – около шести футов и трех или четырех дюймов. Со своими широкими плечами и мягкой кошачьей походкой Абдул выглядел настоящим воплощением османского принца-воителя.

На голове у него был великолепный разноцветный тюрбан с огромными сверкающими камнями. Его смуглое продолговатое лицо было разделено пополам длинным ястребиным носом. У Абдула были огромные черные усы и тяжелая нижняя челюсть. Глаза его были темные и ужасно глубокие, с трагическим выражением святых мучеников, которое можно увидеть на православных Иконах. Он был облачен в одеяние с длинными рукавами, украшенное потрясающей вышивкой, желтую шелковую рубашку, открытую настолько, что было видно часть груди, зеленые широкие зеленые брюки, убранные в высокие сапоги со странными изогнутыми носками. Наталии у него был черно-серебряный пояс с изогнутым кинжалом за ним.

Доминик, стоявший позади Грейс, сказал так тихо, что только она могла расслышать:

– Ты ведь никогда бы не подумала, что он родился рабом, не правда ли?

Грейс повернулась.

– Он раб? – Она ненавидела рабство.

– Больше нет, – мягко сказал Доминик. – Фактически я купил его, чтобы спасти ему… жизнь. Я освободил его, разумеется, но он решил остаться и работать на меня. – Он увидел ее взгляд и добавил: – За довольно приличное жалованье.

Его оговорка заинтриговала ее.

– А почему ты его купил? От чего именно спас? Но Доминик продолжал, словно бы и не слышал ее:

– И не думай, будто можешь увидеть подобное одеяние где-нибудь еще в мире. Он оделся так, чтобы произвести впечатление на местных жителей.

Если таков был его план, то он сработал. Парадный зал начал наполняться народом. Люди появлялись отовсюду, вытягивая шеи, чтобы рассмотреть огромного иностранца, и уже начали обсуждать его. Сестры Тикел стояли рядком, вытаращив глаза и разинув рты, приглаживали волосы и расправляли юбки, бросая на великана игривые взгляды.

Он на них особо не смотрел. Казалось, ему было абсолютно все равно, какой эффект производит его появление.

– Это часть его тактики, – прошептал Доминик на ухо Грейс. – Он с самого начала дает понять, что он совершенно чужой здесь. Таким образом, ему наплевать на популярность и он не собирается под них подстраиваться. Если бы он сейчас был в Турции, то, без сомнения, оделся бы как английский джентльмен, только это было бы какое-нибудь уникальное и неповторимое английское одеяние, так, чтобы никто и не подумал бы принять его за настоящего англичанина. В Аравии он однажды оделся русским. Костюм меняется, но усы неизменны.

– А почему он не хочет подстраиваться?

– Он устанавливает свой авторитет.

– Авторитет?

– Абдул мой… вообще-то нет слова, которое емко бы описывало его работу, но, думаю, понятие «мажордом» охватывает все его обязанности. Он будет заниматься домом. Он может заняться и всем поместьем, это зависит от того, какое мнение сложится у него о способностях Джейка Таскера.

– Это будет зависеть от Абдула? – удивилась Грейс. – Разве вы не имеете права голоса?

– Разумеется, имею, но я уже давно понял, что лучше всего предоставить Абдулу возможность действовать, как он считает нужным. Его методы нетрадиционны, но неизменно эффективны. Кроме того, он думает о моих интересах в первую очередь, в последнюю и в перерывах. Он тот самый редкий драгоценный алмаз – неподкупный слуга.

Тут Абдул оказался перед ними и поклонился своему гос-подину. К ее удивлению, он обратился к Доминику по-арабски. Грейс была потрясена звучанием этого языка. Она изучала язык, но ей еще никогда не доводилось слышать его из уст человека, для которого он был родным. К сожалению, он говорил слишком быстро, чтобы она могла его понять. Доминик склонил голову и сказал по-английски:

– Добро пожаловать в дом моего отца, Абдул. Как видишь, он нуждается в твоих талантах.

Абдул выпрямился и окинул взглядом остальных людей, находящихся в комнату, а затем посмотрел на Грейс, пригвоздив ее к месту пронизывающим взглядом. Она выпрямилась, чувствуя себя неудобно под его изучающим взглядом, и стала рассматривать его с тем же вниманием. Его черные глаза сверкнули, он перевел взгляд с нее на лорда д'Акра и обратно, а затем прочистил горло.

– Это мисс Грейсток, – послушно пояснил Доминик. Грейс протянула руку, и, к ее удивлению, Абдул низко нагнулся и поднес ее руку к своему лбу в уважительном приветствии. Девушка поздоровалась с ним на своем неуверенном арабском:

– Приветствую, Абдул, да пребудет с тобой мир.

Он бросил на нее удивленный взгляд, а затем его рот расплылся в широкой улыбке, и он ответил достаточно медленно, чтобы она могла его понять:

– Благодарю вас, ситт, да пребудет с вами также мир. – «Ситт» по-арабски означает леди.

Грейс была в восторге. Она впервые попробовала говорить по-арабски, и у нее все получилось. Может быть, у нее получится побольше попрактиковаться с Абдулом, прежде чем она отправится в Египет. Она взглянула на мужчину, стоявшего рядом с ней. Если она поедет в Египет. Встреча с ним разрушила все ее планы.

После того как лорд д'Акр представил его Мелли и мистеру Неттертону, Абдул повернулся и оглядел комнату, видимо, не замечая людей, которые собрались на него посмотреть.

– Вы позволите? – спросил он Доминика. Доминик кивнул. Абдул подошел к любопытной толпе.

Не издав ни единого звука и, насколько могла рассмотреть Грейс, не делая ни одного движения, он выдворил их всех обратно на служебную половину дома.

– Что он собирается делать? – спросила она Доминика.

– Заниматься хозяйством, – ответил тот. – К завтрашнему вечеру он осмотрит дом с подвала до чердака, познакомится со всеми, кто здесь работает, выяснит, что они делают и как. А затем он организует все это еще лучше, а после этого он сделает то же самое с поместьем. Он гений.

– Как интересно. А ты что будешь делать?

– Больше ничего, слава Богу. Я затем и привез сюда Аб-дула, чтобы он мог привести дом и поместье в состояние, достаточное для того, чтобы получить неплохую выгоду при продаже.

– Ты все еще хочешь продать поместье? – недоверчиво спросила Грейс.

– А почему бы и нет? – отрезал он и вышел из комнаты. Грейс проводила его грустным взглядом.

После неспокойной ночи она поднялась рано, оделась и проскользнула вниз, направляясь в конюшню. Дом стал выглядеть намного лучше: работа всех слуг начала давать результаты. Сияющая резьба по дереву, хорошо выбитые коврики, легкий аромат роз в воздухе. Как он мог все еще желать расстаться с этим поместьем?

В полной тишине она оседлала Мисти и выехала из конюшни в утреннюю прохладу, утянув за собой длинный шлейф мечтаний.

Грейс направилась в сторону холмов, где только начинало восходить солнце. Занимался еще один замечательный день. Может быть, фермерам и был нужен дождь, но сложно не наслаждаться солнечным днем. Солнечный свет – это драгоценный подарок небес.

Ее размышления были прерваны топотом лошадиных копыт. Грейс обернулась. Позади был виден туман, стелющийся по долине, и высокий мужчина с янтарными глазами, приближавшийся к ней на массивной черной лошади.

Не раздумывая ни секунды, она пустила лошадь в галоп. Копыта глухо застучали по свежей влажной земле. Этот неожиданный вызов воодушевил ее. Ей понравились внезапный призыв к действию и чувство полета над полями. Она наслаждалась ощущением копыт Мисти, громыхающих под ней по земле, взрывая грязь, в то время как холодный воздух наполнял ее легкие и щипал кожу, ее глаза слезились, а кровь пела.

А еще ей нравилось сознавать, что большой черный конь, мчащийся позади, медленно, но неуклонно догонял маленькую кобылку.

«Я Вульф… Мы выбираем добычу и преследуем ее. Считай, что я тебя предупредил, мисс Жертва».

Смеясь, Грейс достигла вершины холма, все еще впереди него. Она соскочила с лошади и стояла там, уперев руки в бока, задыхаясь от долгой скачки, смеясь и наслаждаясь своей победой. Доминик спрыгнул с Экса, обхватил Грейс за талию, закружив ее на месте, а затем крепко прижал к себе. А потом они целовались, целовались, как будто не могли остановиться, целовались и прикасались друг к другу, как будто они расстались несколько недель, а не часов назад.

– Я всю ночь глаз не сомкнула, – проговорила Грейс, задыхаясь между поцелуями.

– Я тоже. – Доминик взял ее лицо в ладони и покрыл поцелуями.

После первого всплеска эмоций они отошли друг от друга и просто стояли так, глядя друг другу в глаза.

– Я достану пальто, хорошо? – спросил Доминик. Она знала, что он имеет в виду. У нее пересохло во рту.

– Да, трава все еще сырая. – Она вытерла руки о юбку. Она хотела этого, она ворочалась и вертелась в постели всю ночь, мечтая об этом, но сейчас она внезапно начала нервничать.

Доминик достал пальто, предусмотрительно свернутое и пристегнутое к седлу. Он все спланировал заранее. Она и вправду была жертвой. Она попробовала улыбнуться, но губы ее дрожали.

Он заметил это.

– Ты же знаешь, ты не обязана это делать. – Он был расстроен. – Я обещал себе, что наш первый раз будет в постели.

Он тоже нервничал, эта мысль принесла Грейс облегчение. Этот момент был знаменательным для них обоих. Она улыбнулась, наклонилась вперед и нежно поцеловала его в губы.

– Я хочу это сделать. Я хочу тебя, Доминик Вульф. При ее словах глаза его засияли. Он расстелил пальто на траве, сел на него и протянул к ней руки.

– Иди сюда, любовь моя.

И она села рядом. Они молча целовались, прикасались, исследовали друг друга. Он расстегнул пуговицы на ее костюме для верховой езды и ласкал ее тело сквозь шелк нижней рубашки. Он расстегнул рубашку и улыбнулся.

– А, корсет с кружевным передом – вот умница. Грейс улыбнулась:

– И вправду, только я не планировала этого, когда одевалась сегодня утром. – На лице Грейс появилась недовольная гримаса. – Если бы я планировала, я бы надела белье пошикарнее.

– Я обеими руками за красивое белье, – сказал Доминик с ухмылкой. – Но меня намного больше интересует человек, который в нем находится. – Он поцеловал ее в ложбинку между грудей и начал расшнуровывать корсет. Она увидела, как он смотрит на нее, и внезапно нижнее белье потеряло для нее всякое значение. Он ел ее глазами, и она чувствовала себя необычайно красивой. Даже больше чем красивой – она чувствовала себя могущественной.

Волнение осталось позади, Грейс выпрямилась и стала расстегивать рубашку. И тут началась еще одна скачка. Смеясь, сталкиваясь руками и мешая друг другу, они стали наперегонки расстегивать застежки и развязывать завязки. Она стянула его рубашку в тот же самый момент, когда он стащил с нее корсет. Они уставились друг на друга. Она была не такая голая, как он, поскольку под корсетом у нее была легкая муслиновая сорочка.

– Как ты красив, – прошептала она, положив ладони ему на грудь.

– Нет, вот где настоящая красота, – сказал Доминик и положил руки на ее грудь, лаская соски большими пальцами. – Ты красавица. – Его теплые руки ласкали ее чувствительную кожу через тонкую ткань рубашки, и через несколько секунд Грейс уже стонала от удовольствия. Его губы последовали за руками, такие горячие, соблазняющие и зовущие. Он взял ее возбужденный сосок в рот и поиграл с ним, а затем и со вторым, языком и зубами. Грейс извивалась в его объятиях, волны голода потрясали ее тело. Ее руки метались по его телу, лаская, царапая, моля о пощаде.

Он стащил ее рубашку, и девушка наконец-то смогла насладиться прикосновением к его обнаженной коже – горячей и влажной. Ее ноги раскрылись навстречу желанию, которое она не знала, как удовлетворить.

Зато он знал.

Она почувствовала прохладу у своих ног и поняла, что он поднимает ее юбки. Его сильные теплые ладони успокаивали ее, ласкали, проникали под ткань ее панталон и внезапно оказались повсюду: сзади, спереди, внутри. Грейс выгибалась, прижималась к ним, тихо стонала от желания. Его рот накрыл ее губы, и они слились в глубоком поцелуе, его язык имитировал движения его пальцев. Грейс уже не контролировала себя.

Доминик сменил положение, и она напряглась, почувствовав что-то горячее и упругое, вжимающееся в нее между ног.

– Держись, любимая, – прошептал Доминик, вновь лаская ее пальцами. Она почувствовала, что расслабляется и тает от его прикосновений, и тут внезапная боль пронзила ее, и она выгнула спину от шока и замерла, тяжело дыша, словно ей не хватало воздуха.

– Вот и все, дорогая, а теперь расслабься, – прошептал он.

– Расслабиться? – Вместо возмущения у нее получился какой-то писк. – Но как я могу…

Его пальцы опять начали двигаться, успокаивая ее, доставляя ей удовольствие, как прежде, и она почувствовала, как ее тело начинает приспосабливаться к присутствию чего-то… постороннего. Он был внутри ее тела. Она чувствовала его. Она окружала его. И ничего ужасного не произошло.

Грейс попробовала слегка напрячь внутренние мускулы, и он тут же застонал. Его голова закинулась назад в агонии… или экстазе.

Ее наполнило ощущение женской силы. Она вновь сжала мускулы. И он вновь застонал.

– Мне кажется, ты уже достаточно расслабилась, – простонал Доминик и начал двигаться внутри ее.

Ее дыхание стало глубже, тело раскачивалось с каждым его движением. Она неосознанно обхватила его ногами, сцепив их у него за спиной. Она уже не осознавала, где находится, все ее мысли были сосредоточены только на нем, ей казалось, словно его кровь бьется в его венах, а ее в его, а вместе они… они были…

– Посмотри на меня, милая.

Усилием воли Грейс заставила себя вырваться из сладкого забытья и открыть глаза. Он сделал последнее сильное движение, и она услышала, словно откуда-то издалека, тихий тонкий крик.

Он не сводил с нее глаз, пока она разлеталась на маленькие кусочки, переполняясь блаженством. И это блаженство было из чистого золота.

Через некоторое время, которое показалось ей часами, она открыла глаза, и постепенно понимание того, где она находится, настигло ее. Она лежала полуодетая на Доминике Вульфе, с обнаженной спиной, и согревали ее только его теплые руки да солнечный свет. И золотистое сияние его глаз, которые внимательно наблюдали за тем, как она приходит в себя.

Они вспыхнули еще ярче в тот момент, когда она поняла, что их тела все еще переплетены. Ее внутренние мышцы сжались, и он дернулся внутри. Доминик улыбнулся, и это была торжествующая улыбка победителя.

– Не думаю, что ты уже готова вновь принять меня, – казал он нежно. Он-то был готов, она это чувствовала. – Ты и понятия не имеешь, насколько благородно с моей стороны сделать это, – добавил он, выходя из нее.

– К черту твое благородство, – пробормотала Грейс. – Я тебя не просила.

Доминик улыбнулся и поцеловал ее.

– Если сейчас этого и нет, то скоро ты можешь почувствовать легкую боль. В следующий раз я хочу, чтобы ты получила еще больше наслаждения.

Грейс уже чувствовала боль, все ныло и было каким-то липким, но сейчас ее это не беспокоило. Ей было слишком хорошо.

– А что, может быть больше? Он засмеялся и застегнул брюки.

– Да, ну и ненасытная же ты!

– Хорошо, – сказала она. – В таком случае я соглашусь подождать.

Он задумчиво посмотрел на нее, затем рассмеялся и схватил ее в объятия, его поцелуи сначала были страстными, а затем стали нежными.

– Моя мечта!

Затем они медленно ехали домой, болтая о всяких пустяках. И всю дорогу притяжение между ними возрастало, такое сильное и настойчивое, вспыхивающее от одного взгляда или прикосновения.

Грейс была готова столкнуть его с лошади и проделать с ним все это еще раз. Она никак не могла погасить улыбку. И по его взгляду было понятно, что он чувствовал то же самое.

Они достигли вершины холма, находившегося рядом с Вульфстоном, и, не сговариваясь, остановились, чтобы насладиться видом. Отсюда просматривались замок, деревня, церковь Фрея и множество полей и лугов.

– Как здесь красиво, – проговорила Грейс.

Он молчал. Грейс повернулась и пристально посмотрела на него.

– Ты действительно собираешься продавать все это? – спросила она.

Он пожал плечами:

– Почему бы и нет?

– Я думала, ты переменил свое мнение после того, как… после того, как узнал, сколько людей помнят и любят твою мать.

Он вновь пожал плечами:

– Ты была права, все в прошлом. Все, что мне нужно, – это подтвердить свое право на владение, и тогда я продам это чертово место. Дюжине разных продавцов, если потребуется. Затем мы можем начать путешествовать, ты и я, куда захотим.

– Разбить поместье? – сказала Грейс с ужасом человека, чьи предки всю жизнь занимались только одним – пытались приобрести и удержать как можно больше владений.

– А почему бы и нет?

– Но ведь если ты разобьешь его на части, это уничтожит Вульфстон. Это будет конец, конец шестисотлетней традиции.

– Вот именно, – сказал Доминик с удовлетворением.

– Но почему? Зачем уничтожать что-то, когда ты можешь превратить это в нечто прекрасное? Если ты разобьешь поместье и распродашь его по частям, людям, живущим здесь, станет еще хуже, чем сейчас. Я не смогла бы спокойно жить и путешествовать, зная, что люди здесь страдают.

Доминик недоверчиво посмотрел на нее.

– Это просто смешно. Ты не можешь так думать.

– И все же я так думаю. Вульфстон не просто земля, это живое сообщество. Люди здесь зависят друг от друга, и, кроме того, они зависят от тебя.

– Тогда пришло время, чтобы они перестали зависеть ото всех на свете и научились сами стоять на ногах. Они невежественные, суеверные и закостенелые и…