Текст книги "Зависть"

Автор книги: Анна Годберзен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Глава 12

Как бы мне хотелось стать мухой на французских обоях частного вагона Шунмейкеров! Ведь на этой неделе там едет наследник почтенного семейства, его жена Пенелопа и бывшая невеста, Элизабет Холланд, с младшей сестрой. И отношения в этой компании могут изрядно повеселить стороннего наблюдателя.

«Городская болтовня», вторник, 13 февраля 1900 года.

Генри знал, что сейчас находится не в лучшей форме, и подозревал, что все ещё пьян с предыдущей ночи. Но после отъезда из Нью-Йорка он избегал общения с людьми не только по этой причине. Генри не понимал, как его замысел на время сбежать во Флориду превратился в групповую поездку, за приготовлениями к которой с неустанной сияющей улыбкой на губах следила его жена. Однако он знал, что должен подыгрывать Пенелопе и не унижать ее прилюдно, иначе последствия не заставят себя ждать. Его изначальный мотив жениться на ней, чтобы защитить Диану от грязных интриг, был сейчас важен как никогда, хотя за прошедшие месяцы немного размылся. Генри стал замечать, как яростно моргает, глядя на свое отражение в зеркале, не в силах поверить, что до сих пор является собой, что все ещё живет своей жизнью даже после всех этих жутких событий.

Генри редко читал светскую хронику, но с тех пор как влюбился в Диану Холланд, понял, что лихорадочно проглядывает страницы газет в поисках малейшего упоминания о ней. Именно так он узнал, что она здесь, в лодке, тепло закутанная в шаль от холода.

Лодка, над которой нависали тяжелые тучи, направлялась в Нью-Джерси, где им предстояло сесть на поезд. Диана была рядом, и это делало поездку более приятной, но он все равно волновался за возлюбленную и опасался того, что может случиться, если Пенелопа перехватит его полный томления взгляд.

Когда их компания устроилась в поезде, Генри выбрал хорошо знакомую ему тактику. Ещё до отправления поезда он направился в общий вагон-ресторан, куда по его просьбе уже принесли напитки из его собственного вагона, и отправил посыльного за Тедди. Поскольку Генри был почти уверен, что трезв – тело все ещё знобило от речной прохлады – он расстегнул манжеты, снял пиджак и заказал бурбон. Дешевые занавески с кисточками были задернуты, а пианист на заднем фоне наигрывал рваный мотивчик. Вагон был полон солдат, курящих и тасующих карты, и никто из них даже не пошевелился, когда раздался свист, означающий, что поезд трогается с вокзала Пенсильвания и отправляется в путь. Им предстоит более полутора суток дороги до места назначения.

– А ты не тратишь времени зря, – заметил Тедди, распахивая закопченную дверь и пододвигая к себе колченогий деревянный стул. Он смотрел на давнего друга, который был на два года моложе него самого, проницательным взглядом серых глаз.

Генри не оторвался от напитка, но попытался вести себя как радушный хозяин.

– Как все устроились?

– Думаю, неплохо.

Тедди сделал знак бармену.

– Прости, что наша поездка превратилась в принудительный сбор.

– О, не беспокойся. Мне даже нравится, что с нами едут дамы. Жуткая поездочка на пароме, а? Но все добрались до вокзала и сейчас располагаются на своих местах: брат твоей жены, Бушар, мисс Брод и обе мисс Холланд. Мне показалось, твоя жена прилагала все усилия, чтобы вести себя с Холландами любезно, а Элизабет из кожи вон лезла, изображая не меньший восторг.

Оба отпили понемногу из своих бокалов и позволили странному слову «жена» улетучиться прочь незамеченным. Тедди был отчасти обескуражен поступком Генри, а Генри, не желая вести себя грубо, не мог поделиться с другом тайной, которая вылилась в столь скоропостижный брак. Они сидели в уютном молчании, медленно попивая бурбон, и пытались казаться похожими на всех остальных мужчин в вагоне, каковыми совершенно точно не являлись.

– Шунмейкер, Каттинг!

Первым поднял голову Тедди, а взгляд Генри присоединился к нему после секундной заминки. В вагон с зажженной сигаретой в зубах уже входил брат Пенелопы. С самой свадьбы Генри всегда лишался присутствия духа при виде Грейсона Хейза, хотя видел того в игровых залах и ночных увеселительных заведениях годами и даже не подозревал о родственных узах между ними. Но теперь Генри замечал, что лицо Грейсона очень походило на лицо сестры: горделивый нос с горбинкой, ярко-голубые глаза и бледное лицо, оттененное темными волосами. Эти черты придавали ему вид лазутчика Пенелопы, но, возможно, это был обман зрения, хотя трудно было совсем не обращать внимания на это поразительное сходство.

– Ваша семья путешествует в замечательных условиях, – продолжил Грейсон с одобрительной усмешкой.

– Благодарю, – ответил Генри.

Между братом и сестрой существовало одно разительное отличие: глаза Грейсона были посажены слишком близко друг к другу. Из-за этого он выглядел немного глупо, и, скорее всего, именно таким и был. В кругу юношей нью-йоркского высшего света хорошо знали, что молодой Хейз был завзятым игроком, которому редко везло.

– Сыграем партию в покер?

Грейсон швырнул сигарету на пол и затушил окурок носком ботинка. В его глазах горел маниакальный огонек, а плечи напряглись в предвкушении. В другой день Генри бы заколебался, или Тедди отговорил бы его, но именно в этот час юный Шунмейкер был уже по горло сыт мерзким чувством, неизменно сопровождавшим правильные поступки.

– Давай, – согласился он.

– Чтобы сыграть как полагается, нам нужны ещё двое, – заметил Грейсон, указывая на двоих солдат, лениво потягивающих пиво из бутылок за соседним столом.

Те несколько секунд наблюдали, как юный джентльмен в аскотском галстуке отодвигает для себя стул и усаживается. Он был настроен деловито, а его внимание полностью сосредоточено на картах. Затем к нему присоединились Генри и Тедди, и заняли свои места за столом.

– Добро пожаловать, джентльмены, – произнес Грейсон, перемешивая колоду и начиная сдавать.

Генри сел, попутно отметив безыскусное достоинство военной формы соседей по столу. Оба были одеты в синие полотняные кители с начищенными пуговицами, поношенные, но чистые брюки и гетры до колен, прикрывающие видавшие виды ботинки. Мужчина с висячими усами повесил форменную полевую шляпу на спинку стула, а гладко выбритый солдат повторил его жест. Генри не мог определить их возраст: гладко выбритый, возможно, был даже младше самого Генри, но оба военных выглядели значительно старше своих лет.

– Куда вы едете, парни? – спросил он, заглядывая в свои карты.

– В Тампу, – ответил усатый, словно это место было наделено особым смыслом, которого богатым бездельникам не понять.

– С пятой пехотной дивизией, сэр, пойдем утихомиривать кубинцев, – ухмыльнулся его товарищ, подняв глаза от карт.

– Куба! – Сделал ставку Генри. – Ведь у твоего друга Бушара там какие-то дела с сахаром?

– Да, – ответил Грейсон, не поднимая взгляда от стола. – Хотя он не играет, – добавил он, словно это лишало его права стать предметом обсуждения.

– Мы стараемся изо всех сил сохранить остров в интересах Америки, сэр.

Тедди в знак благодарности отдал честь.

– Когда-нибудь приходилось убивать? – внезапно спросил Грейсон.

Парень думал только о картах и Генри это понимал, но все равно вздрогнул от невежливого вопроса шурина. Ему стало не по себе, когда он осознал, что слышать ответ не хочет.

– Перкинс побывал в бою во время войны с испанцами, – ответил молодой солдат, довольно добродушно указывая на более опытного товарища. – А меня ранили на подступах к холму Сан-Хуана [5]5
  Испано-американская война (исп. Guerra Hispano-Estadounidense, англ. Spanish-American War) – военный конфликт между Испанией и США в 1898 году. Первая империалистическая война за передел колониальных владений. В мае 1898 года корабли военно-морского флота США под командованием контр-адмирала Уильяма Т. Сэмпсона бомбардировали столицу Пуэрто-Рико Сан-Хуан во время Испано-американской войны, хотя город не был оккупирован. 25 июля генерал Нельсон А. Майлс высадился в Гуанике (юго-восточный Пуэрто-Рико) с 3300 солдатами и захватил остров без особого сопротивления, взяв холм, на котором стоял город. Испания уступила остров США позднее в том же году, подписав Парижский мир.


[Закрыть].

Генри и Тедди одновременно посмотрели на Перкинса, и хотя взгляд его невыразительных глаз был сдержанным, он удостоил их фразой:

– Я записался в добровольцы после взрыва броненосца «Мэйн» [6]6
  В конце января американцы послали в Гавану для защиты своих интересов броненосец «Мэйн». Испанцы ответили на этот визит посылкой военного судна в Нью-Йорк. Но тут произошло событие, вызвавшее самые серьезные последствия. 15 февраля 1898 года в 9 часов вечера броненосец «Мэйн» взорвался в гавани и затонул, причем на нем погибло 260 человек. Весь мир приписал это несчастье покушению со стороны испанцев, будь то путем подведения какой-нибудь мины или же преступного действия внутри самого корабля. Только через 12 лет удалось установить, что причиной взрыва и гибели «Мэйна» было самовозгорание нового артиллерийского пороха.


[Закрыть]. Ни один американец не мог остаться в стороне, зная о таком вероломстве.

Генри подумал о трех наглядных примерах, опровергающих это утверждение, сидящих прямо за этим столом, но кивнул, словно слова солдата были святой истиной.

– Мой брат был на том корабле. – Молодой солдат покачал головой и посмотрел на карту, которую только что разыграл. – Он умер в грязном госпитале в Гаване, а когда его тело привезли домой, мать даже не могла взглянуть на него, потому что вся кожа была сожжена дотла.

Повисло напряженное молчание, но затем лицо Перкинса немного расслабилось.

– Ну, – заключил он, – вот что дает нам сил вставать на побудку затемно. И именно это хоть как-то скрашивает пребывание вдали от дома.

Интонация, с которой мужчины говорили о жизни и смерти, сгустила воздух вокруг них. Разыграли ещё несколько карт, а в центр стола бросили ещё больше денег. Тедди, уже вышедший из игры, внимательно следил за солдатами, но Генри не мог отвести взгляда от своих карт.

Он слегка сконфуженно понял, что на нем дорогой френч, рубашка из тончайшего мягкого полотна и элегантные брюки, а впереди вагона, в котором они едут, идет целая колонна вагонов тщательно разработанной конструкции, некоторые из которых принадлежат ему и его семье. А когда он думал о своем личном вагоне, было невозможно не размышлять о тех, кто сейчас находился там. В его мыслях царила Диана с порозовевшим от мороза носиком и сияющими глазами.

Генри спасовал, а вслед за ним так же поступил безбородый солдат. Два оставшихся игрока открыли карты. Когда Грейсон увидел, что проиграл, он разочарованно подвинул деньги, лежащие в центре стола, к Перкинсу.

– Опять! – почти грубо воскликнул он и принялся собирать карты, чтобы начать следующую партию.

Генри и Тедди согласились, хотя на этот раз менее охотно. Один вел себя тихо и серьезно, а второй был чересчур поглощен размышлениями о девушке, сидящей где-то в другом вагоне поезда, двигающегося на юг, к солнцу, чтобы думать о том, как тратит свое время.

Глава 13

Г.,

мне нужно, чтобы ты сделал кое-что, что тебе понравится.

Приходи ко мне, как только сможешь.

П.

Пенелопа полулежала на сидении, обтянутом изумрудным бархатом, в своем купе вагона Шунмейкеров. Её тяжелая юбка цвета слоновой кости стелилась по отполированному паркету. Поезд проехал уже много миль, и время шло к ужину. Гости наслаждались аперитивами на своих местах. Глядя в проход, Пенелопа могла видеть их, немного скрытых лишь раздвижными дверями, отделявшими каждое купе от коридора. Её руки, до запястий затянутые в жатый розовый шифон были скрещены на груди. Одна темная бровь изогнулась, когда Пенелопа выглянула в проход. Мисс Брод занимала купе напротив и сейчас находилась там в том же песочного цвета дорожном костюме, в котором приехала утром.

Она оглядывалась вокруг, рассматривая витиеватую резьбу и бахромчатые занавеси, папоротники и срезанные цветы, словно никогда прежде не видела столь пышного убранства. И вполне возможно, так оно и было. Каждый раз, когда по коридору проходил мужчина, она вскидывала голову в надежде увидеть Лиланда Бушара, и тяжелые веки вновь прикрывали зеленые глаза оттенка шалфея, потому что ожидания не оправдывались. Она влюблена в Лиланда – Пенелопе это было ясно как день по интонации, с которой Каролина всегда спрашивала, будет ли он на светских вечерах, которые они посещают – но, пожалуй, ей не стоило выказывать это столь откровенно.

Следом за купе мисс Брод по той же стороне обитали сестры Холланд. Они сидели рядышком на сидении, и красно-коричневые волосы Дианы выгодно выделялись на фоне обивки из зеленого бархата. Глаза старшей сестры были закрыты, а голова лежала на плече младшей, что казалось Пенелопе чрезмерным и, возможно, неискренним проявлением привязанности. Брюнетка тем временем читала книгу. Она была красива, и Пенелопа знала это, несмотря на то, что это знание иссушало её изнутри. Кудри Дианы блестели, глаза горели, а черты были совершенно пропорциональны. Хотя Пенелопа воспользовалась сведениями о растлении Дианы, чтобы самой вступить в брак, вокруг бывшей любовницы её мужа витал ореол чистоты, который Пенелопе хотелось стереть с лица этой малолетней развратницы пощечиной.

Тем временем нетерпение Пенелопы росло. Она отправила посыльного с запиской полчаса назад, и никакого ответа ещё не получила. Она откинула голову на мягкие подушки и посмотрела в причудливое зеркало на потолке. Ее губы, которые она видела в отражении, были алыми и пухлыми, а темные волосы резко контрастировали с ослепительно белой кожей. Волосы были уложены в изысканную прическу с локонами и косами, а короткая челка разделяла безупречный лоб пополам. Она бы и не подумала, что увлечение Генри Дианой продлится так долго, или, что малышка Холланд станет для неё серьезной соперницей. Но Пенелопе пришлось завистливо признать, что Диана все ещё занимает значительное место в сердце Генри, потому что рядом с ней его поведение резко меняется.

Не то чтобы Пенелопа чувствовала себя слабой или вдвойне несчастной. В настоящую минуту она как раз ощущала полный покой – она всегда ратовала за удобство, если только поддержание красоты не требовало иного – и наслаждалась ролью хозяйки для компании гостей, которые ехали в вагоне, принадлежащем её новой семье.

Равнодушие Генри злило её, но никак не умаляло гордости, которую она чувствовала за то, что была известна в обществе как его супруга и равная обладательница всего богатства семьи. И хотя ей немного не хватало Изабеллы – та всегда умела наслаждаться прекрасным – Пенелопа была чрезвычайно рада тому, что является единственной миссис Шунмейкер в этом поезде.

– И чего же хочет моя любимая сестра?

Пенелопа повернулась, чтобы наконец-то увидеть силуэт брата, приближающийся к ней с другого конца вагона. Он быстро наклонился, чтобы поцеловать её в щеку, и рухнул на обтянутое бархатом сидение напротив. На его лбу блестели бисеринки пота, а манжеты рубашки были расстегнуты. Пенелопа на мгновение задумалась, но решила не указывать ему, что приходится ему единственной сестрой, и поэтому выбирать любимчиков не из кого.

– У меня есть для тебя задание, – наконец ответила она.

– Задание? – усмехнулся Грейсон, внимательно глядя на сестру такими же, как у неё, голубыми глазами.

– Да, – Пенелопа помедлила и исподтишка взглянула туда, где сидела Диана. Та оторвалась от книги и ответила Пенелопе долгим взглядом карих глаз. Они с сестрой уже переоделись к ужину, хотя бледно-голубое платье Дианы с украшенным кружевом глубоким декольте и пышными рукавами явно не было новым. – Не думаю, что ты будешь возражать, если узнаешь, о чем я хочу тебя попросить.

– Твои интрижки всегда забавны, Пенни.

Младшая Хейз почувствовала новый укол раздражения, услышав свое детское прозвище, особенно после того, как оказала Грейсону любезность, дождавшись его.

– Прошу, не называй меня так.

Он широко улыбнулся, и на белых зубах заиграли отсветы свечей, горящих в подсвечниках под потолком вагона. За окном темнело, и образовывавшиеся тени подчеркивали черты их лиц, совершенно не созданные для добродушных гримас.

– Примите мои извинения, миссис Шунмейкер.

Она улыбнулась в ответ:

– Благодарю, братец.

– Всё для тебя, дорогая сестрёнка.

– Рада это слышать, – продолжила она, стараясь говорить тише, – потому что моё задание потребует от тебя особой деликатности.

– Отчего же?

Пенелопа склонила голову налево и положила длинные тонкие пальцы на изгиб шеи.

– Я бы хотела, чтобы ты проявил внимание, то есть, немного поухаживал за младшей мисс Холланд.

Грейсон замолчал и посмотрел в проход; Пенелопа наклонилась вперед, чтобы видеть то же, что и он. Диана сменила позу и теперь причудливые тени ложились на ее персикового цвета грудь.

– Проявил внимание? – спросил Грейсон, вновь откидываясь на сидение.

Пенелопа жеманно закатила глаза, глядя в зеркало на потолке. Она поправила челку и подумала над следующей фразой:

– Да, но не слишком сильно. Заставь её привязаться к тебе, а затем отстранись. Понимаешь, да? Развлекай её, но не слишком злоупотребляй её чувствами. Она так молода, и с ней ещё можно пару раз поиграть в любовь. – Пенелопа сморщила носик и подмигнула брату. Она не была уверена, что он не спросит, зачем это нужно, но и не желала делиться с ним подоплекой этого странного предложения. – Просто так, ради развлечения. Нам предстоит долгая поездка, да и во время отдыха на море хозяйка должна развлекать и себя, и своих гостей.

Грейсон ещё раз посмотрел в сторону сестер Холланд и повернулся к Пенелопе со слегка изумленным видом. Он запустил пальцы в гладкие темные волосы, а затем пожал плечами, словно ему было всё равно.

– Хорошо, почему бы и нет? Она довольно мила.

– Я же говорила, что тебе непременно понравится моё задание! – рассмеялась Пенелопа, хотя внешность Дианы Холланд её вовсе не тешила.

В следующую секунду в вагон вошёл Генри. Он взглянул на Диану и сразу же обрел вид человека, пронзенного стрелой Амура. Если Грейсон – который тотчас же перевел взгляд с Пенелопы на её мужа – и заметил какую-то связь, то вида не подал.

Затем миссис Шунмейкер встала и положила обтянутые розовым шифоном руки на плечи мужа, заслоняя ему обзор. Прошло несколько секунд, прежде чем их взгляды встретились, но в чёрных глазах Генри не мелькнуло ни проблеска симпатии.

Глава 14

Путешествие может быть долгим, пыльным, жарким и изматывающим даже для самого богатого туриста. Тем не менее, истинная леди никогда не выказывает, что ей неприятно, а посему садится в поезд или на пароход, будучи готовой к искусному притворству.

Журнал моды, февраль 1900 года.

Поезд слегка покачивался, полным ходом двигаясь на юг, но Диана решительно шла по коридорам, придерживая бледно-голубую юбку, чтобы та не мешала её широкому шагу. Она направлялась на север, в то время как стальная змея ползла на юг. Диана выпятила вперед подбородок и на ходу размахивала левой рукой. Её волосы, которые сестра так старательно уложила к ужину, немного растрепались над ушами. В менее рассеянном состоянии она бы признала, что небрежно развевающиеся локоны лишь придают ей очарования. Но сейчас чувства затмили разум, и Диана была полностью поглощена чем-то ей самой неясным. Она осознала, что произносит отдельные слова вслух и постаралась взять себя в руки, пока не начала бормотать себе под нос как дурочка.

Она шла куда глаза глядят, поскольку находилась в столь ветреном и самолюбивом настроении, что ни секунды более не могла оставаться рядом с сестрой. Ужин утомил Элизабет, и сейчас она мирно спала в их купе. Большинство пассажиров тоже спали – в слабо освещенных коридорах царила гробовая тишина. В вагоне Шунмейкеров Пенелопа и Каролина играли в карты, а мужская часть общества после ужина уединилась в той части поезда, куда дамам путь был заказан.

По-хорошему, Диане тоже следовало бы лечь спать, но она была слишком возбуждена. Поездки всегда волновали её: сильные незнакомые запахи, движение, беспокойство об отъезде и прибытии, крики проводников, и собственная усталость и обретение новых сил от смены окружения. Сам поезд тоже приводил её в восхищение: он состоял из тех же комнат и подсобных помещений, что и обычный дом, но слегка меньших по размеру, словно образцовая витрина, населенная манекенами, и все эти комнаты плавно нанизывались друг за другом, как бусины длинного ожерелья.

Но чаще всего Диана беспокойно возвращалась мыслями к Генри и к тому, что после стольких месяцев вновь оказалась рядом с ним. За ужином он был в смокинге, и постоянно бросал на неё беглые взгляды. Шунмейкер сказал, что до сих пор желает только её, и Диане этого было достаточно. Но теперь каждый раз, когда Генри дотрагивался до своей жены, Диана видела его презрение, а каждый раз, когда смотрел на неё, ощущала легкое прикосновение губ к своей лилейной шейке. От таких мыслей никак не уснуть. Диана чувствовала себя персонажем романа, который писала сама: героиня упрямо твердит, что слишком предубеждена для любви, а рассказчик продолжает описывать её томления.

Поэтому она отправилась в путешествие по коридорам вагонов поезда в темпе более подходящем для увеселительной прогулки в парке. Она просто шла и в любом случае больше была поглощена собственными мыслями, нежели окружающей обстановкой. За окнами проносились освещенные лунным светом уголки страны, которых она никогда не видела, и которыми заинтересовалась бы в обычное время, но сейчас Диана даже не остановилась посмотреть. Время шло, а она все ещё шагала. Единственное, что остановило её беспокойный ход – звук её имени, за которым сразу же последовало прикосновение чьих-то ладоней к её руке.

Она развернулась на каблуках и уставилась на мужчину, на чьем пути оказалась. Они стояли в узком межвагонном тамбуре: Диана спиной к настенной панели, а Генри Шунмейкер напротив неё. Его гладкая кожа отливала золотом даже в приглушенном свете, а глаза немного припухли, что она не преминула заметить. Он смотрел на неё пронзительно, как человек, долго пробывший в пустыне, смотрит на стакан воды.

– Ди, прости меня, – устало произнес он.

Она окинула взглядом коридор, чтобы удостовериться, не подглядывают ли за ними. Генри настиг её в небольшой клетушке без окон, освещенной лишь несколькими свечами.

– За что? – поинтересовалась она, тщетно напрягая голос в попытке звучать беззаботно и остроумно.

Она вдохнула знакомый запах, исходивший от него – запах табака, мускуса и всех этих безошибочно определяемых мужских штук – и подумала, не пьян ли он. Диана задумалась, как он вообще может пить – она сама и так уже чувствовала, что захмелела просто от того, что он здесь, рядом. Генри на несколько секунд отвернулся, чтобы перевести дыхание и тоже посмотреть в коридор, и вновь обратил взор на Диану.

– Твое пребывание здесь весьма рискованно. Если Пенелопа кому-нибудь расскажет, что было между мной и тобой, то твоя репутация будет загублена. Боюсь, я вел себя слишком себялюбиво… – Диана отвлеклась на широкое аристократичное лицо Генри, его узкие глаза, прямой нос и изогнутые губы, которые она даже сейчас хотела поцеловать вопреки здравому смыслу, и перестала воспринимать слова. – За это я и хотел бы извиниться.

– А я нет, – отозвалась она.

– О, Ди, – хриплым шепотом ответил он.

Она остро ощущала скорость, с которой пол под её ногами двигался над землей, и как поезд оставлял позади размытые пейзажи и безразличных зрителей, невидимых её взору. Она и сама чувствовала себя расплывчатой и несущейся во весь опор. С одной стороны, она хотела часами слушать Генри, а с другой – знала, что в любую секунду кто-то может выйти в коридор и увидеть стоящих в темном углу женатого мужчину и уязвимую юную девушку. Тогда она никогда не узнает, чем закончится эта история. Поезд грохотал, устремляясь вперед, и Генри пошатнулся от качки в вагоне, на секунду приблизившись к Диане. Он все ещё пожирал её пылким взглядом, и на мгновение ей показалось, что их обоих снедает одно и то же желание.

Диана приоткрыла рот. Теперь Генри стоял так близко к ней, что она могла чувствовать быстрое биение его сердца. Он на секунду замер, и тут на другом конце вагона открылась дверь. Громкие голоса снаружи разрушили очарование. Диана склонила голову к плечу, а Генри опустил подбородок. Нужно двигаться быстро. Его ладонь успокаивающе прошлась по её руке, на мгновенье задержавшись на пальцах. Генри отвернулся и пошёл к открывшейся двери, горделиво расправив плечи. Спустя несколько секунд она услышала, как он говорит с носильщиком.

Диана повернулась влево и поспешила в противоположную сторону. Поезд был длинным, и она уже знала, что этой ночью точно не уснёт.