Текст книги "Бывшие. Возвращение в любовь (СИ)"

Автор книги: Анна Эдельвейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Глава 15

Глава 15

Подъезжали к дому Ольшанского по давно не езженной дороге. За пять лет здесь многое изменилось. Новые ландшафты дорогого посёлка, новые заборы. Смотрела на позабытую улицу, досада заволакивала сердце: когда то я была здесь счастлива. Зачем, почему в голову лезли эти ненужные воспоминания, я вообще-то в себе мазохизма не замечала. А мысли всё лезли и лезли, наворачивая свой горький клубок воспоминаний. Вспомнилось всё: как уходила отсюда, как рыдала.

Чёрт, встряхнула головой. Хватит! Сколько можно хоронить саму себя в этой боли.

– Приехали! – кажется, я это сказала вслух. Марат взглянул на меня:

– Оля, может быть мне всё же пойти с тобой?

– Спасибо, Марат. Ты поезжай, дальше я сама.

– Я не повторяю дважды. Сказал же, что дождусь. Только заеду в одно место и вернусь.

Марат подал мне ходунки, Спросил где мой телефон, уехал. Я проводила его глазами, обернулась к дому Ольшанского. Смотрела на кованые ворота вытаращив глаза. Когда то это были мои ворота. Я входила сюда счастливой невестой в белой фате, а потом бежала прочь с Мишкой под сердцем, преданной мужчиной и обещавшей его адвокату, что никогда не попрошу помощи у этого предателя. Как всё банально. Я планировала никогда, на за какие пряники не подходить к этим воротам.

Даже проезжая по этой части города рисовала объездные петли, чтоб быть подальше от этого кованного совершенства с литыми буквами в переплёте вензеля из заглавных букв наших имён “ Р” и “О”. Роман прикрепил этот вензель в день нашей свадьбы. Это что же за такая любовь у нас была, что брак и года не продержался.

Впрочем,у нас всё было не как у людей. Скоротечное знакомство, стремительная свадьба, безумно-страстные ночи, холодный быт отрегулированный деньгами и прислугой и совершенно невменяемый развод. Метеорит, сгоревший за полгода в бесконечной вселенной, где не нашлось места нашему браку.

Правильно говорят, “никогда не говори никогда”. Судьба распорядилась по своему, прижала хорошенько меня не спрашивая и вуаля– я нищенкой пришла к бывшему мужу забрать собственного ребёнка. Теперь вот стояла перед теми самыми воротами, захлопнувшиеся за мной после развода.

И я таки попросила помощи!

Стояла как баран перед воротами, всё не решаясь нажать на звонок. Я откровенно трусила. Боялась не справиться с волнением, если всё же решусь познакомить отца и сына.

Как то всё сложится…

К воротам выскочил молодой человек из охраны, я его не знала, да и он не знал меня в лицо. Раньше охрана наперегонки открывала мне ворота. А этот новенький не торопясь, чуть ли не позёвывая, лениво спросил:

– Кто вы и по какому делу.

– Я Волкова. По личному делу.

Вихрастый холуй стал надменно просматривать что то в планшете, совершенно не обращая внимания, что я опираюсь на ходунки. Наверное, ему в голову не пришло, что к Ольшанскому может прийти недочеловек на костылях. В его тупой голове не складывалось, что мне тяжело, что перед ним человек и не надо показывать превосходство, если ты крепко стоишь на ногах, а перед тобой полукалека.

Медленно смахивая страницы на планшете, белобрысый наверняка красовался своей значимостью.

– Гражданка Волкова, я не вижу назначенного вам времени на визит, – протяжно тянул вихрастый. Внезапно из той же будки выскочил мужик постарше, бросился наперерез к калитке, бросил на ходу:

– Дебил, это же Волкова, – оттолкнул белобрысого, сам открыл калитку: – Ольга Владимировна, давайте вас провожу. – дежурный охранник попытался поддержать меня под локоть.

– Я сама дорогу знаю. – раздражённо дёрнулась от его прикосновения. Оставила ему ходунки, выпрямилась и смело шагнула в открытые ворота. Ничего, как нибудь сама дохромаю, я гордая, а значит сильная!

Поёжилась, увидев, что дорожка до ступеней какая то нескончаемая. Тот чванливый скот с вихрами на макушке успел испортить мне настроение, зато, если бы не он, я бы не отважилась на подвиг без ходунков.

Шла по дорожке, выложенной каракским мрамором вдоль густо-зелёной стриженой травки, каждый шаг отдавался болючим дежавю. Последний раз по этой дорожке я шла в обратном направлении. Я ведь даже не могу стереть в памяти то прошлое, потому что оттуда, из этого самого прошлого я вынесла Мишку под сердцем.

Хорошо, что я надела свой лучший брючный голубой костюм. Голубой был мне к лицу, мои серые глаза становились ярче на его фоне. Пиджак строго держал силуэт подчёркивая грудь глубоким треугольным вырезом. Прямые брюки делали мою худую фигуру изящной. Жаль, я не могла нацепить шпильки, как та, из его эротического кино в тот проклятый день. Пришлось шагать в скромных лодочках на плоском каблуке. Боль заставляла идти медленно, но я всё равно задрала подбородок и выпрямила спину.

Выташила телефон, хотела позвонить, чтоб даже не подниматься в дом. Постояла немного, подумала. Да что же это такое со мной, чего я сама себя загоняю в угол, прячусь. Я осторожно поднялась на ступени, двери были открыты, гулял лёгкий сквознячок.

В дверях меня встретил чужой запах. Странный, тревожный, немного пугающий. Потому, что это был запах парфюма женщины. Он висел лёгким облаком пропитывая всё пространство и что удивительно, он, этот запах нежного цитруса и лёгкой ванили был этому дому родным. А для меня чужим, потому что, когда здесь хозяйкой была я этого запаха не было.

Ко мне навстречу выскочила Нина, наша экономка. Надо же, она так и работала у Романа. Женщина подлетела ко мне, хотела меня обнять, в последнюю минуту спрятала свой порыв. Улыбаясь, проговорила:

– Оленька, здравствуйте. Так рада видеть вас. А сынок ваш на заднем дворе с няней. Там щенков Герда принесла, так Миша там постоянно. Сейчас позову.

– Нина, – я потянулась к ней, мы обнялись,– Здравствуйте. Как Миша?

– Да всё хорошо, глазастенький, почти и не плакал. Сейчас, сейчас сбегаю за ним.

Нина замолчала, чуть помедлила:

– Или Романа Яковлевича позвать.

Я закусила губу:

– Пожалуйста, позовите Мишу.

Я не входила в дом, всё таки теперь это чужое помещение. И кстати, краешком сознания я успела отметить, что это не от Нины так пахло. То есть это не прислуга надушилась.

Так и стояла на пороге. Меня сегодня никто не ждал, я приехала без приглашения, единственно знала точно, Роман здесь. Интересно, соизволит его величество спуститься, или снова помощника или адвоката ко мне вышлет…

Этот чёртов запах спутал все мои планы, от чудесного решения признаться Ольшанскому в моей главной тайне что то сдвинулось.

Стояла, смотрела в коридор, всё такое знакомое, ничего не изменилось. Только исчезли вазоны с цветами.

Где то издалека раздавались голоса, причём голос Миши я узнала сразу, а вот другой…Удивительно, но это был почти взрослый женский голос , только что то было не то. Писклявый голос,слишком юный. Молоденькая новая няня у Миши, или новенькая прислуга? Голос няни Марии, вообще-то я запомнила общаясь по телефону. Взрослый, довольно низкий для женщины.

А может быть, это девушка моего мужа? Вот! Вот на какие мысли набрела моя бедная голова стоя сиротой в коридоре. Какое то нехорошее предчувствие окатило меня с ног до головы. Кажется, своё признание Роману я точно попридержу. Неужели мой бывший связался с малолеткой, или сейчас юных охотниц за состоявшимися дядями трудно отличить совершеннолетняя она или нет.

Вот о чём я думаю? Гад, мне руки целовал в больнице, пел песни нежности, снова растормошил во мне надежды и чувства, а сам! Мысли безумными белками скакали в голове, совершенно не помогая мне разобраться, определиться, что делать.

Я всматривалась по другому в коридор, смотрела на широкую, с витыми балясинами лестницу на второй этаж. Неизвестность скалилась злым псом с каждой ступени, Боже, почему так долго никто не выходит навстречу. Где все? Тишина подползала, тревожно стягивая шею холодным обручем. И ещё этот неясный, молодой голос…

Прошло не больше минуты, а мне показалось, я прождала вечность. В руке у меня всё ещё был телефон, с раздражением бросила его в сумку. От нетерпения позвала:

– Алло, есть кто нибудь…

Я позвала довольно громко, из гостиной выскочила девушка. Синие дреды, шорты до колен, майка навыпуск. Холодные, недружелюбные глаза. В руках телефон возле уха. Девушка смерила меня брезгливым взглядом, надула пузырь из жвачки. Розовый, блестящий, покрытый слюной пузырь. Лопнула его у меня перед носом, чавкая крикнула куда-то наверх:

– Папа, это к тебе!

Глава 16

Глава 16

Папа? У Ольшанского есть ребёнок… Какая то сумасшедшая несостыковка. Мне ржавой пилой резануло по шее, я всегда тревогу переживала именно шеей – её всю сдавливало, становилось нечем дышать, в голове становилось пусто и отчаянно бухало сердце.

Значит, “папа”…До меня постепенно доходило, что девочка появилась до нашей свадьбы. Сильно до. То есть, у Ольшанского было две семьи? Старше нашей свадьбы?! Одно дело, у него появился бы ребёнок после нашего развода, такой же как карапуз, как Миша, тут всё было бы понятно.

Со стороны задней террасы Мишутка выглянул из за двери, с криком “мама”! бросился ко мне, растопырив ручонки. Я даже не могла его поднять, просто обнимала, гладила любимые волосы. Сердце стучало скорым поездом на перекатах, торопливо нагоняя адреналин. Я бухнулась на колени, прижимала к себе сына, вдыхала запах его волос. Живой, невредимый, весёлый.

Видела Нину, сердобольно прикрывающую рот рукой, видела незнакомую женщину в строгом синем платье с белым воротником – няня, наверное. Миша отстранился:

– Мама, мама, там так много маленьких собачонков, Герда их кормит молочком, а они пищат и дерутся.

– Мой ты хороший, – я не выпускала своего крепыша из рук, сын выпутывался из моих объятий:

– Можно я ещё посмотрю на собачков?

Я всё ещё прижимала сына к себе, не решаясь отпустить, глаза ползали по двери, за которой скрылась дочь Романа, а “сознание потеряло сознание” – шок. Вот почему он так легко развёлся со мной. У него уже была семья.

Дважды меня сбил один и тот же поезд, выскочивший из тоннеля тайн Ольшанского. Дважды сломанное сердце запустилось заново. Я какая-то не убиваемая, что ли.

Поцеловала сына:

– Беги, родной.

– Ольга?

Я вздрогнула. На ступенях стоял Ольшанский.

Я медленно выпрямилась, глядя бывшему мужу в глаза. Холёный, красивый гад. Брови вразлёт, чайками. Глаза …а вот глаза у этого мужчины всё те же – внимательные, безжалостные и кристально честные! Артист, вот же циничный артист.

Меня трясло, я будто проваливалась в бездонную шахту. Сколько ещё подлых и безжалостных тайн у Ольшанского за спиной?

Сказал же в больнице, что не женат. Откуда дочь? В смысле, где жена? Тоже выкинул? Сколько нас таких у него в списке?

Почему же мне снова так больно. Я пять минут назад хотела признаться ему, что Миша его сын, а сейчас смотрела в глаза прожжённого лжеца и холодела от собственной тупости. Дура! Сколько же ещё жизненных уроков мне надо отхлебать, чтоб понять: брак это не сказка.

Сказка закончилась, когда дура-Золушка нацепила свою дурацкую туфельку, поверив, что придурок принц, не запомнивший за вечер танцев её лицо, имя, вообще ничего вдруг станет нормальным верным мужем. Да не бывает такого. Мужчины не меняются никогда! Если бил, пил, крал из семьи, врал, изменял – он таким останется навсегда. Будет врать, изменять и дальше по списку.

В моём случае – врать и изменять.

Я стояла в коридоре не двигаясь, Миша сначала побежал к террасе, потом вернулся:

– Мама, а ты не уйдёшь? – порывисто вжался мне в живот: – Ты же заберёшь меня с собой?

– Никогда не оставлю тебя больше, что ты, миленький.

– Меня тётя оставила. Оставила, а сама ушла.

– Прости меня, сынок, что не была рядом с тобой в ту минуту. Я выздоровела и сразу приехала за тобой.

– Тогда подожди меня, я скоро.

– Мишенька, так я за тобой и приехала. Беги, смотри на щенят. Я скажу спасибо Роману Яковлевичу и мы поедем домой.

Я подняла глаза на “ дядю “ Рому и готова была убить сама себя. Дура, на что я надеялась. Зачем припёрлась в этот дом. Достаточно было просто позвонить. Попросить, чтоб Роман привёз Мишу, а лучше остаться в машине у Марата под воротами и там подождать малыша. Идиотка, снова сплела себе мечту из собственных фантазий, ещё хотела ему про сына рассказать!

Сын так и не добежал до дверей террасы, вернулся, весело выкрикивая:

– Мама, смотри, а это Эвелина, моя подружка. Она как Герда, тоже хорошая. – Миша попытался взять синедредую девушку за руку, ты выдрала ладонь, фыркая, воскликнула:

– Миха, ну ты даёшь, сравнил меня с собакой.

Миша весело смеялся, заглядывая снизу девушке в лицо и столько было доверия в его глазёнках к этой ершистой и враждебной девочке или девушке, даже не пойму, как её назвать.

– Спасибо тебе за Мишу, – старалась говорить ровно, но губы дрожали от чувств. Я вообще дурная какая-то. Стоило кому-то приголубить моего ребёнка, у меня сразу набирались слёзы от благодарности.

– Не за что, и уж слёзы лить точно не надо, – утёрла мне нос малолетнее исчадие и фыркнув, сложила руки на груди, выставив ногу вперёд и задрав подбородок. Ну точно, Наполеон в дредах.

– Ольга, – Ольшанский оказался рядом, коснулся моего локтя:

– Почему ты здесь? Сбежала из больницы?

– Я за сыном приехала, нам пора.

– Не выдумывай. Нам пора поговорить. Идём ко мне в кабинет.

– Мне трудно подниматься по ступеням, – я выдернула локоть из его лапищи и между прочим, почувствовала, как спину и бёдра жжёт горячими углями. Я реально почувствовала слабость в мышцах, ноги дрожали, мне бы сесть. Но я же гордая! Перед этим гадом в жизни не признаюсь, что мне надо было бы за что то держаться. В глазах стало темнеть, я двинулась к диванчику и буквально пробежала последние три шага, чтоб не грохнуться в обморок.

Зато мозги в обморок не собирались,:

– Ольшанский, у тебя есть дочь?

– Да, а что не так?

Когда я сойду с ума – это был вопрос времени.

– Пойдём, нам надо поговорить, – Роман протянул ко мне руки, я дёрнулась:

– Не трогай меня. Я лучше ползком, чем ты до меня дотронешься. – от злости и растерянности у меня шумело в голове. О чём мне с ним говорить!

И тут пазлы постепенно стянулись в одну картину. Так та, из за которой мы развелись – она?!

То есть ребёнок с синими дредами и розовым пузырём жвачки – это не ошибка прошлых лет, а постоянно присутствующий человек в жизни образцового двоежёнца?

Сердце бухало где то в висках. У меня пылали щёки. Чёрт, зачем я вообще сунулась в эту историю. В нашей с ним трагической песне давно поставлена точка, чего это моё сердце так ускорялось, частило, кого я хотела догнать? Своё прошлое? Чтоб снова окунутся в новый омут грязи из его новой семейки?! Божечки, как же больно. За что!

Какая же я наивная дура. Всё пыталась забыть Ольшанского, вытравливала его образ из памяти, топила ночами в слезах, вгрызаясь зубами в подушку – а он прекрасно жил с другой семьёй.

Девочке лет 12-13, она минимум лет на 5 старше нашего брака. Значит, Ольшанский врал мне до свадьбы!

У меня всё похолодело. Как хорошо, что я узнала об этом до того, как рассказала про Мишу.

Ольшанский стоял передо мной. Огромный, как всегда идеально, с иголочки одет, как всегда жёсткий и безжалостный.

– Ольга, ты бледная, нездоровый румянец. Зачем ты ушла из больницы?

– Чтоб забрать сыны от страшного человека, Ольшанский.

– Ты сумасшедшая? Что тебе в голову пришло?

– Я в шоке от новости – у тебя есть дочь старше нашего брака.

– Это правда, – Роман пожал плечами, – это твоё дело, нравится тебе правда или нет. Причём, какое тебе дело до моего прошлого.

Глава 17

Глава 17

Неожиданно перед нами выросла его дочь, Эвелина, кажется.

Я смотрела на девчонку, нагло жующую жвачку с отвратительным чавком. Она дочь моего Романа и теперь я особенно отчётливо заметила их внешнее сходство: глаза и нахмуренные красивые брови, расположившиеся над малахитовыми глазами настроженными турецкими саблями. Девушка колко глянула на меня, демонстративно повернулась спиной:

– Пап, Мишку сейчас заберёт эта тётка?

– Заберёт, – вместо Ольшанского я ответила сама.

Дреды буквально взвизгнули в воздухе, не поспевая за хозяйкой. Голубоволосая “Мальвина” резко дёрнулась и помчалась на террасу.

Меня разрывало на куски. То есть, у Ольшанского дочь лет 13, а моей свадьбе с ним всего то около шести лет. Получается, Роман имел одновременно две семьи и раз девочка с ним, значит они и сейчас живут семьёй.

Я смотрела вслед удаляющейся девчонке. Меня обуревала новая, щемящая тоска. Я постепенно понимала, что придумала себе нового Романа, собиралась с ним о чём то говорить, а о чём? Ладно бы он завёл семью после нашего разрыва, но у него была семья старше нашей свадьбы лет на 6, а я, наивная дура, думала, что была единственная у него.

Нет, нет, конечно, мне не пришло бы в голову, что он наглухо зашил свою ширинку и напялил сверху пояс верности, храня верность разрушенному браку, но дело в том, что Роман не был мне верным никогда! То есть, надевая мне обручальное кольцо, он уже имел семью.

Мне пришлось привалиться к спинке дивана: я вспомнила, что Роман в больнице сказал, он не женат. Врал! Ну да, конечно. Он же не знал, что я сегодня приеду за Мишей…

Божечки, за что мне это…

Я подняла глаза на Ольшанского. Секунду мы как будто заново изучали друг-друга.

– Давай, расскажи, что снова за бред посетил твою голову, Оля!

Он так произнёс моё имя, это “Оля” прозвучало так, как раньше.

Да, именно так оно звучало, когда мы оставались одни и Роман разрешал себе скинуть латы неприступности и проявить чувства. У меня сердце провалилось в пятки. Ровно на секунду. Потому что из за его спины снова появилась его дочь:

– Вот, возьмите. – она протянула мне плюшевого длинноухого ослика: – Миха спал с ним, чтоб не плакать. Будет от меня на память.

Она развернулась и снова куда то делась, а я пыталась перевести дух. Сидела тут бедной родственницей на осколках своего былого счастья и смотрела вслед его ребёнку от другой жены. Знала бы, в жизни не приехала в его дом. Впрочем, я тут итак не в гости пришла.

Я поняла одно. С мужчиной должно быть хорошо. Плохо я могу и одна жить. С Ольшанским у меня не получилось хорошо. И не получится.

– Роман, сейчас прибежит Миша, мы уедем, спасибо за всё.

– Да подожди ты, – Роман явно злился, : – Давай перейдём в гостиную, нам на самом деле надо многое обсудить.

– Что именно?

– Например, куда ты поедешь в таком состоянии. Бледная, худая и вот вот упадёшь. Останься здесь. Тебе нужен уход. И пацан с Эвелиной подружился, ему не скучно.

– Слушай, Роман. – я теребила в руках игрушку,: – Ты что, не понимаешь, что происходит?

– Собственно, а что происходит? Передо мной сидит упрямая женщина, несёт чушь, тащит не пойми куда ребёнка. Я ничего не забыл?

– Начнём с того, что ты сказал , что не женат. Это раз. У тебя в доме взрослая дочь проживает с тобой, значит её мама…

– Её мама проживает за сто километров и надеюсь я её не увижу очень-очень долго, а лучше б никогда. Что там под пунктом два у тебя?

– Ты забыл, что у меня есть гордость. Однажды ты кинул мне вслед, что я приползу к тебе. Поэтому я научилась справляться с проблемами сама. Это два.

– Ах как легко махать своим флагом феминизма. Кричать на каждом углу что ты не зависимая от мужчины и всё можешь сама. И всё же ты, Оля, тут и пришла за своим ребёнком, потому что тебе никто не собирался помогать кроме меня. Признай уже правду!

– Правду?! Да какая тут правда. Не я, моя тётка привела к тебе моего сына, не спросив моего разрешения. Я только сейчас поняла, что благодарна ей за эту подлость. Именно поэтому мой малыш не оказался в детдоме даже на те самые короткие 2-3 дня, которые оказались бы самыми длинными в его жизни. Я как представлю, что он пережил бы там, у меня кровь в жилах стынет.

Я вскочила, собираясь уходить, ослик свалился с колен, я поняла, что не смогу наклониться за ним. Ольшанский подобрал игрушку, сунул мне её в руки:

– Хватит дёргаться, давай договорим. Сядь и успокойся уже!

Ощущение было, что по сердцу проехался трактор. Беларусь.

Стоило услышать его “ успокойся” и я искренне пожалела, что в стране запрещено оружие. Скажите, кого и когда успокаивало этот чёртово слово? Оно же как канистра с бензином, брошенная в костёр!

У меня начиналась истерика, я, чтоб не разрыдаться, пыталась глубоко дышать. Сжимала ослика в руках, беззвучно всхлипнула,

перевела дыхание:

– Хочешь договорить, Ольшанский? Слушай! Я рада, что ты спас моего малыша от детдома. Миша смелый мальчик, привык защищать себя сам. Но он ещё и гордый, не знаю откуда в нём столько партизанской стойкости. Только он не стал бы терпеть насмешек, а из-за своего детского упорства полез бы в драку и его бы били в том детском доме.

Я с мольбой взглянула на эту двухметровую стоеросовую дубину:

– Чванишься, Роман? Хочешь унизить меня тем, что помог? Не старайся. У тебя не получится. Я сама себя успела растоптать за то, что не предусмотрела такой беды. И ещё: мне сейчас не больно. Я искренне, вот просто кладу руку на сердце и горячо благодарю тебя за сына. Как мама. Ты буквально спас Мишку и меня от беды. Спасибо тебе, Роман.

– Всё сказала?

– В смысле? – я удивлённо смотрела на бывшего мужа.

Он подтянул кресло, сел напротив меня:

– Останься. Нам есть о чём говорить. Мы не чужие. Давно пора забыть обиды и сейчас рационально подойти к решению вопросов.

– Я не простила тебя, Роман, и ничего забывать не собираюсь.

– Меня прощать не за что. Как и причин для развода не было.

– Я видела женщину на коленях перед тобой уткнувшуюся лицом в тебя.

– Это Марина, мать Эвелины. Женщина из далёкого прошлого, манипуляторша. Марина на коленях умоляла помочь с заскоками Эвелины, впрочем, тебя это как не касалось, так и не должно касаться.

Я слушала Ольшанского и думала: когда я совсем сойду с ума? Прямо сейчас или после следующей фразы бывшего мужа. Ну это же ненормально так рассуждать. Он что, не понимает, что сталкивает лбами интересы целой группы людей. Нет, мы никогда не договоримся.

– Ты прав, Роман, в конце-концов, это ваши дела: ты, твоя дочь, твои женщины. И поверь, мне совсем не хочется в этом разбираться. И говорить нам не о чем.

– Слушай, я всё хочу объяснить тебе, что ты неправильно понимаешь мои слова, как то умудряешься их вывернуть наизнанку. Почему я не могу достучаться до тебя.

– Ольшанский, ты всегда умел метко бросить словом, как камнем в сердце. Я так больше не хочу. Даже сегодня ты успел упрекнуть меня за свою помощь. Просто растёр меня по асфальту.

– Оля, ты что-то не то услышала в тех слова, что я сказал. Если обидел, ну уж прости.

Это “ну уж прости” было сказано с какой то раздражительной издёвкой. Или мне показалось? В любом случает это было так неожиданно, и одновременно так поздно сказано, что сердце даже не отреагировало. Кажется, я нахлебалась досыта сегодня.

– Я устала, мне надо отдыхать. Спасибо за сына, нам пора.

Няня привела Мишу. Я взяла сына за руку и первый раз за много дней моё сердце забилось ровно: мы с сыном шли домой, где никакие Ольшанские до нас не доберутся со своей заботой.