Текст книги "Бывшие. Возвращение в любовь (СИ)"

Автор книги: Анна Эдельвейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 8

Глава 8

Ольга

Соберись, дура, требовала я сама от себя, а сердце тарахтело пишущей машинкой. В дверях на пороге моей палаты стояло моё двухметровое вероломное прошлое.

Роман!

За секунду впитала в себя взгляд мужчины, который когда-то затмил для меня небо. Цепкий, внимательный, с долей тревоги, взгляд Ольшанского оседал у меня на коже. Роман скользил глазами по кровати и, хотя я ждала его, знала, что он вот вот войдёт с минуты на минуту, чувствовала себя неловко.

Беспомощность на больничной кровати не красит женщину, может быть вызывает жалость, но точно не восхищение. Вот что я прочитала во взгляде Романа.

Ах, не так я хотела с ним встретиться, не так, не в таком виде.

Сколько раз я проигрывала сцену, где встречаюсь с бывшим мужем. Обязательно в красивой одежде, с чудесно уложенными волосами, вся беззаботная и счастливая, обязательно с желанием утереть ему нос. Чтоб рядом со мной был мужик Ольшанскому подстать. Чтоб Ольшанский понял, гад, кого потерял! Только в природе не нашлось никого подстать моему бывшему.

Судьба снова всё перекроила на свой вкус, устроив встречу бывших в больничной палате.

Надо сказать правду: встретила я бывшего вдвойне беспомощной и раздавленной от того, что он держал в своих руках мою самую главную тайну – моего Мишу.

Роман наклонился ко мне:

– Как ты? – бережно повёл рукой по волосам, заглянул мне в глаза: – Где болит?

Я от неожиданной нежности, от тёплой заботы потеряла дар речи. У меня вспыхнули щёки, я закусила губу во все глаза глядя на бывшего мужа. Воздух наполнился смешанным запахом его парфюма, примешивался запах салона его машины – незабываемым запахом мужчины, которого я очень любила.

– Не плачь, Оля, я рядом. Сейчас лучших врачей поднимем, клинику найдём толковую, надо – заграницу тебя повезу. Не плачь.

Знал бы он, что я вовсе не потому не могла сдержать слёзы.

Ольшанский нависал надо мной. Такой огромный, сильный, такой, каким я помнила его всегда, все эти горькие пять лет, политые слезами. Зачем, зачем он это делал, зачем проявлял нежность и заботу?! Мало того, что я итак вдавилась в подушку, у меня не было возможности сбежать, единственное, что я сделала, выставила обе руки вперёд. Стараясь сдержать его нависание, упёрлась ему в грудную клетку.

Какая же это была мука вдыхать парфюм некогда любимого мужчины, того, кто был моим солнцем, теплом, любовью. Гад, как он мог всё разрушить? Чего ему не хватало?

Бешено скакали мысли: он что, собирался поцеловать меня, тем самым выразить жалость и сочувствие,что ли?! Ещё чего.

Я задрала подбородок и отвернулась. Одновременно желание треснуть по роже бывшего, (чтоб не тянулся ко мне губами) и страшная мысль, что он разозлится – вползали холодной гадюкой в сердце. Разум стучался дятлом:” Терпи, Оля, терпи, не зли его. У него твой малыш”.

И всё же нет, я повернулась сказать, что Ольшанский не имеет права проявлять свои нежности, но какое там. Роман наклонился, нежно, почти целомудренно коснулся губами моего лба. Я от неожиданности хлопала глазами, успев рассмотреть его губы. Те, что снились, что преследовали мучительными ночами, когда физиология требовала мужского внимания, причём, именно эти проклятые губы разбудили меня, мою чувственность в своё время.

Никто и никогда не целовал меня так, как он. Глубоко, страстно, подчиняя и проникая, выпивая до дна и не оставляя сил к сопротивлению. Его поцелуй всегда был жаркой прелюдией, аккордом, после которого вскипала кровь, спазмами начинало сводить низ живота.

Его поцелуй был отправной точкой похищения моей воли, я слабела, полностью подчиняясь его желанию. То, что Роман делал ночью со мной, с моим телом это даже не 18+, это совсем другое. Что то из Шекспира и дурмана любовной страсти под обжигающим светом луны. Поэтому теперь его прикосновение ко мне было неуместным!

Роман отстранился, оставив на моём лбу нежнейшее из прикосновений, у меня исчезло дыхание. Я не верила в происходящее, невесомо, неслышно выдохнула. Бывший муж прошептал мне в губы:” не сдержался”, выпрямился:

– Я позабочусь о тебе. Вытирай слёзы, Оля.

Боже, за такие слова душу можно было бы продать. За пять лет я не слышала ни слова поддержки ни от кого. У меня не было не то что мужчины, у меня не было ни одного знакомого, кто помог бы хотя бы разгрузить ящики с товаром в магазине. Желающие были, да только я к себе никого не подпускала.

Неожиданно ко мне прибыл принц на белом коне в образе бывшего и не спрашивая взялся решать мои проблемы. Только решать по своему, макая меня, как глупую кошку в мои же проблемы. Тактика Ольшанского. Никто не меняется, даже принцы:

– Скажи, Ольга, к чему была эта драма с переездом в комфортную, оборудованную палату, с отдельной, лично для тебя сиделкой? Говорят, ты скандалила?

– Я бы пролежала в общей палате, не хотела принимать помощь, которая тебя обяжет, Роман.

– Уже приняла, или не так?

У меня в глазах потемнело. Вот тебе и обманчивая нежность, что чуть не подкосила меня пять минут назад. Ольшанский вернулся на свои рельсы холодной рассудительности. Я услышала упрёк в его словах. Он ведь намекает, что Миша у него? В принципе – прав!

Стопроцентно прав! Сколько раз я прокручивала в мозгах встречу с Романом, когда познакомлю его со взрослым сыном. То представляла встречу на улице, где Мишке лет восемнадцать. То случайно в ресторане, где мы завтракаем с сыном, а может быть снова в самолёте, где мы как раз и познакомились с Романом далёкие восемь лет назад.

Тогда мне снесло голову от мужчины, похожего на древнегреческого бога своей статью и ростом.

Не время сейчас, совсем не время знать Ольшанскому, что Мишка его сын. Не так, не в этой ситуации, не сейчас говорить об этом. Да что же такое происходило-то – я в беспомощном положении, мне не встать и не выйти из палаты, чтоб избежать этого разговора.

Противное чувство беспомощности раздражало, (женщины меня поймут) – лежала перед холёным красавчиком мятая, неприбранная, неумытая.

Роман подвинул стул к моей кровати:

– Врач сообщил, ты, Ольга, в относительном порядке, кости целы, но болевой момент тебе не скоро даст двигаться.

Пока слушала его, натягивала на себя простыню, пряча больничную рубашку с огроменным вырезом на груди.

Так, надо было включать мозги и решать проблему. Я уже в ситуации, когда прятаться за кулисы гордости глупо:

– Роман, пожалуйста, помоги мне. Мой ребёнок у тебя. Не обижай его, пожалуйста.

И вот тут мой бывший неожиданно прижал меня самым страшным вопросом:

– Где отец твоего сына, Ольга?

Глава 9

Глава 9

И вот тут мой бывший неожиданно прижал меня самым страшным вопросом:

– Где отец твоего сына, Ольга?

Я отвернулась, закусила щеку изнутри, промолчала. Как же у меня сердце кричало: “да ты его отец, идиот наивный”, но я промолчала. Хотелось орать: “ Да вот же он. Стоит рядом и вталкивает в меня азбучное презрение: “баба-одиночка, родившая без брака – ноль цена такой бабе”.

Зато Ольшанский не думал включать таймер на паузу. Просто вбивал гвозди в мою реальность:

– Кольца у тебя на пальце нет. Ясно, отца у мальчика тоже нет. Наверняка, от урода залетела.

– Есть у моего мальчика отец, и он хороший человек. – правда всеми путями пыталась спрятаться, чтоб от обиды не вырваться наружу.

– Почему тогда ты привела ребёнка ко мне, раз тот, другой, хороший?

– Потому, что он не знает ничего про Мишу.

– Как это не знает? – удивление заставило брови Романа сползти к переносице.

– Я не сказала.

– Что?! Как ты посмела калечить мужику и сыну жизнь! Один живёт и не знает, что его кровь слоняется по чужим углам, а пацан растёт без отца!

Он на самом деле разозлился:

– В этом ты вся, Ольга. С виду этакая хрупкая фиалка, а в жизни настоящая феминистка! Меня бросила, на развод подала. Скажи, Ольга, какая шлея тебе под хвост попала, что ты решила на развод подать.

У меня буря бешенства вулканом поднималась на поверхность. Что?! То есть он меня ещё и обвиняет, что я с ним развелась? Тут же прикусила себе язык. Мой ребёнок в его доме, – ну как же так, как же всё это неправильно.

Собралась, отставила эмоции. Не собиралась я развозить скандал до вселенских масштабов.

Мне надо было выползать из проблемы, придавив свою гордость бетонной плитой:

– Роман, пожалуйста, помоги мне с Мишей. Я выйду через пару дней и заберу ребёнка.

– Да? И что будешь делать? Лежать дома?

– Буду жить как и жила, больше тебе не буду мешать.

– Где ты работаешь?

– В магазине.

Он повернулся ко мне с таким удивлением:

– В каком магазине?

– Продуктовом. Только уже не работаю. Меня уволили из за травмы.

– Не понял. Ты с идеальным знанием трёх языков работаешь в магазине?

– У меня маленький ребёнок, мне не из чего было выбирать.

Где пригодилась, там и работаю. Или ты думаешь, Роман, работодатели из международных компаний встали в очередь и кричали :” Эй, мать-одиночка с маленьким ребёнком плюс постоянные больничные и невозможность ездить в командировки сопровождающим переводчиком, иди к нам!”

Я отвернулась. Внутри меня бушевало негодование: – почему я должна доказывать своё право работать где работаю.

– Что тебе стоило сказать мне одно слово, я бы сразу нашёл тебе должность, Ольга?

– Что мешало? Твои слова, Роман, о том, что я приползу к тебе за помощью. Пойми, Ольшанский, я не собиралась и не собираюсь спасать мир. Мне просто надо было накормить сына.

И ты не поверишь, я счастлива. Я это счастье растить ребёнка и не просить ни у кого помощи зубами выгрызла.

– Вот он твой характер, непокорный, глупый. Ты проявила гордость выплеснув наш брак, уволившись с работы, а там, между прочим, всё было бы по закону. Зарплата, декретные. Тот же больничный.

– Насколько я помню, твой адвокат велел мне уволиться.

– Что? – голос Романа перешёл на фальцет: – Серьёзно? Что он сказал тебе?

– Роман, спасибо тебе за заботу, я сейчас уже и не помню, что говорил твой адвокат.

Пожалуйста, давай потом.

О Господи, мы уже пять лет как развелись, а он всё играет роль хозяина жизни, причём, моей в частности.

– Хорошо. Да, а кстати, Ольга. Как ты оказалась на остановке? Я же оставлял тебе машину. Сломалась? В ремонте? Скажи где она, мои ребята заберут, починят.

– Машину я продала.

– Почему? Не понравилась модель?

– Потому, что у меня появился ребёнок, его надо было кормить, одевать, покупать лекарства… Вот и продала.

Роман покрутил головой:

– Понятно. У тебя есть какие– то просьбы?

– Да! – я умоляюще сложила руки: – Роман, пожалуйста, не мог бы ты купить недорогой телефон для Миши, – назвала имя сына и поперхнулась,: – Ему будет спокойней, и я смогу поговорить с сыном.

– Хорошо, – односложно кивнул Роман, я от благодарности чуть не разрыдалась: как же это унизительно просить о милости от которой зависит твоя душа, даже у человека, которого отлично знаешь. Который, вроде бы, тебе не чужой.

– Ольга, я буду ждать тебя у себя дома, когда выздоровеешь. За мальчика не волнуйся. По крайней мере он будет сыт и под присмотром, не знаю, что там ещё детям надо. Ты всегда можешь быть с ним на связи. Телефон ему купят и номер тебе сообщат. Если что то надо, позвони.

– Роман, я сейчас выгляжу жалкой. Наверное, это нормально, что ты хочешь меня пожалеть, но прошу тебя, не надо. Я пережила наш развод и давно забыла о своей ошибке.

– Ошибке? Ты, наконец, поняла, что напрасно развезла всю эту чушь с разводом?

Я чуть не закричала: “Дурак! Тупой осёл! Я имела ввиду наш брак-ошибка, а не развод!”

Я вовремя прикусила язык, отвернулась к стене, чтоб он не видел моих слёз, вслух произнесла:

– Я много совершила ошибок. Слишком много, чтоб сейчас вспоминать.

– Наверное, о таком не сразу забудешь. У тебя было всё. Чего тебе не хватало?

Бешенной молнией в голове проскочила ответная мысль: “О, вот тут я могла написать общую тетрадь с перечислением чего мне не хватало. Только начала бы я с конца единственным словом” верность”. Верности мне не хватило от тебя, Ольшанский!”.

– Роман, спасибо тебе за внимание, ты и вправду был и остался заботливым и очень ответственным. – моя дипломатия закончилась на этой казённой фразе.

– Ой, хватит талдычить одно и то же. Я не дурак и понимаю, насколько тебе приходится быть осторожной в словах, Ольга. За ребёнка боишься? Я мужчина и даю слово, за мальчиком присмотрят в самом лучшем варианте.

Он отошёл к окну, смотрел на улицу, засунув по привычки руки в карманы и откинув полы пиджака. Он точно так стоял в тот раз, когда я застала его с той, на шпильках. Непроизвольно у меня рот скривился, я всхлипнула.

Ольшанский цепко посмотрел на меня:

– Болит что то, Оля? Сейчас врача позову.

Хотела заорать:” Душа у меня болит”. Есть от такой боли лекарство? Конечно, ответила совсем другое:

– Нет, просто устала.

– Хорошо, отдыхай.

Роман открыл дверь, маякнул, тут же на пороге показался его помощник.

– Это Кирилл, – Роман строго посмотрел на мужчину, – Ольга Владимировна моя бывшая жена. Надо выполнять все её поручения. На связи.

Не оборачиваясь, Роман вышел.

Глава 10

Глава 10

Вышел из палаты Ольги с тяжёлым сердцем.

Как мне жаль, что это произошло с ней. Маленькая женщина, сбитая железной махиной, смятая, беззащитная.

Однако, даже в больничной палате Ольга не сдавалась, вела себя как в последнюю нашу встречу. Гордо и независимо.

Как так может быть? Говорил с женщиной, а ощущение было, что сражался с тигром. Да я похудел за этот час!

Оставил Кирилла на дежурстве у Ольги – чтоб всегда был у неё под рукой, мало ли, поручение какое от неё или от медиков, сам маякнул Игнату:

– Докладывай.

Слушал помощника вполуха, а перед глазами стояла моя Оля. Эта чёртова авария случилась как итог, заставивший меня вернуться в свою брошенную любовь, о которой не забывал никогда. Обижался, злился на гордячку Ольгу, бесился на себя за свой характер.

Судьбе плевать было на нас обоих. Гордыня обоих стёрла в песок, выплеснув одну в омут боли, а другого ткнув мордой в чужого ребёнка. Будто я недостаточно с Эвелиной нахлебался. Мишка хоть пацанёнок классный. Прям симпатяга. Странно, я вообще детей не замечал, старался обходить двадцатой дорогой, а к этому мальчишке прям тянуло. Надо ещё справки навести про муженька или сожителя. Почему то ребёнок оказался у меня, а не у него.

Резко остановился, Игнат чуть не врезался в меня, вопросительно вскинул глаза, тут же открыл планшет, приготовился записывать.

– Что врач сказал, когда выпишут Ольгу?

– Ещё двое суток покоя, неделя физиопроцедур, приставят личного физиотерапевта.

– Ясно. Передай Кириллу, пусть съездит, купит телефон для того пацана, что у меня дома. Сыну Ольги Владимировны.

– Кирилл научит мальчика пользоваться телефоном?

– Пусть Эвелине скажет. Дочь вроде подружилась с малым. Пусть научит. Хоть какая то от неё польза будет.

Снова мыслями вернулся к бывшей жене. Странно было стоять на пороге палаты и смотреть на бледную, почти прозрачную женщину в белых подушках и чувствовать себя таким беспомощным. От моей Оли осталась только тень. Не представлял что надо сделать, чтоб хоть капля розовинки вернулась в её белое, исхудавшее лицо.

Слышал её скованное, учащённое дыхание. С удивлением ощущал, как под рёбрами приятно разливалось тепло просто от того, что эта женщина была рядом. Беспомощная, хрупкая, тревожная. С ума сойти. Смотрел на неё, удивлялся, как вот такая тростинка сумела родить вон того здоровячка, что остался у меня дома с нянькой.

Слышал надрывный шёпот Ольги и чувствовал, как осторожно она подбирает слова благодарности за сына. Так осторожно говорила со мной, будто шла по минному полю, где цена неосторожно сказанного слова – жизнь её пацанёнка.

Чёрт, я здоровый кабан стоял там и был совершенно бессилен. В этом безжизненном больничном пространстве с запахом дезинфицекции единственно, о чём думал: надо вытащить мою женщину на свежий воздух. Обогреть, накормить, увезти куда нибудь в Швейцарию в курортный санаторий или лучше в Сочи.Так и сделаем, сейчас Олю подлатают, поедет на реабилитацию в Сочи.

Уже в машине смотрел в лобовое, слушал Игната, стрекотавшего с заднего сидения пишущей машинкой.

В груди горело и жгло чувство, будто бы я что то забыл. Мысли об Ольге не отпускали. Ну да, кроме того, что у меня больным зубом ныло сердце уже столько лет, нового ничего. С того самого момента, как однажды Ольга появилась в Ольшанках и увидела Марину, на коленях выпрашивающую очередной раз выташить Эвелину из заварушки всё полетело в тар-тарары. Маринка просто стояла и цеплялась за меня. Как всегда, театрально унижаясь и ползая по полу, Ольга же подумала чёрти чё, взвилась питардой, подала на развод.

Я тоже хорош, сразу разрешил ей выскочить из своей жизни. Какой же я был дурак! Решил, раз не поверила с первого слова – пошла вон. Не бабье дело предъявлять свои истерики мужчине, уверовавшего в свою непогрешимость. Или она думала, я буду ей сопли утирать и оправдываться?! Ещё не хватало.

Я тогда был уверен, всё сделал верно. После развода потерянная любовь превратившаяся в боль в сердце занозой сидела. Душу мне расковыряла до чёрной дыры. Стоило остаться одному, проваливался туда и не было сил вынырнуть. Доставал из памяти Ольгин запах, мысленно касался шёлка волос своей женщины. Ночами, обнимая других, как заколдованный слышал дыхание Ольги у себя на груди. Единственная женщина, запавшая мне в душу и скрутившая её в тугой виток.

Как странно, увидев свою бывшую жену, женщину, которую любил и люблю я вдруг осознал, что на сердце тоскливо было именно из-за того, что потерял её. Я ждал во взгляде Оли увидеть одобрение, поддержку, всё то, что обычно плескалось на дне её серых глаз, стоило мне чуть теплее произнести её имя или приобнять. Вообще то, между нами, хотел увидеть хоть каплю радости от нашей встречи. Ничего подобного не было. Как бы я не старался проявить заботу, на меня смотрели глаза глубоко обиженной женщины.

Да что я сделал то? Разве она сама хотела сохранить нашу семью? Увидела непонятно что, Маринку, ползающую на коленях, а возомнила меня подлецом! Меня! Ольга не поверила мне как изменщику. Почему я должен был перед ней оправдываться? Я в то время искренне думал, что моё время это мой самый ценный ресурс и тратить его на женщину, не поверившую мне с первого слова – нет!

Уходя от меня, разве Оля подумала о моих чувствах? Я, сам Ольшанский, щенком домой бежал, мне от неё ничего не было надо, только смотреть как сияют рассыпавшиеся волосы по плечам, вдыхать её всю, купаться в ёё любви. И вот эта женщина, которую я так любил – усомнилась во мне?

Как я тогда инфаркт не получил от ущемлённой гордости…

С ума сойти, Ольга мне отомстила на все сто. Не пришла, не попросила помощи. Из гордости, обременённая ребёнком пошла работать в магазин! Это какая же в ней гордыня. С образованием специалиста, которого ищут днём с огнём, пошла общаться с покупателями и двигать ящики.

Как не знаю кто повела себя!

Как собака набирает блох, так и она набрала себе проблем. Нашла же мужика, от которого родила, я уверен, вместе не живут. Кольца то нет на пальце – нет! Мальчик у меня, а не с папашей? – у меня! Хозяин магазина послал к чертям без денег? – послал! Я, конечно, с этими ухарями разберусь. С обоими!

– Игнат! – рявкнул так, что помощник замер на полуслове:

– Игнат, бери Кутепова, дёргайте в налоговую и в трудовую инспекцию. Пусть берут банду и чешут, хватают за рога хозяина магазина, где Оля работала. Мне дела нет, почему его не вынюхали раньше, но теперь за Олю отомщу по полной. Уволить женщину, когда она оказалась беспомощна – раскатайте его до трусов. Потом мне доложить.

– Шеф, если позволите, дам распоряжение Кириллу также менять цветы на свежие в палате Ольги каждое утро.

– Дай. Ольга белые розы любит. Вернее любила.

Чёрт, как же воспоминания поджимали меня. Время прошло и сравнение, скажем прямо, не в мою пользу. Если раньше Оля была киской с мягкими лапками, то сейчас это была раненая пантера, готовая запустить мне зубы в шею, стоило к ней приблизиться.

За что она так ненавидела меня? Ольга сильно изменилась. В ней появился стальной стержень при всей внешней хрупкости. Как ловко она обходила углы в разговоре, полностью скрывая всю информацию о себе, прятала все эмоции. Извелась бедная, я ведь видел, как она искала слова, чтоб защитить своего сына. Глупая, перепуганная женщина. Не верит, что у мужчин сильное сердце, способное жалеть и помогать, даже, если это твой бывший мужчина?

Глава 11

Глава 11

– Оля!

Нежным тёплым флёром коснулся щеки родной бас, я думала, мне это снится.

– Оля!

Я чуть не подпрыгнула, проснувшись и заметив над собой в предрассветной синеве лицо Романа:

– Как ты, Ольга? Что болит?

Я спросонья хлопала глазами, инстинктивно натягивая одеяло к подбородку. Что Роман здесь делал так рано…

– Оля, мне сегодня срочно понадобилось уехать по делам, я вернусь через пару дней, – бывший нависал надо мной, а я вжималась в подушку, сдерживая собственное дыхание от неловкости. Неумытая, с нечищенными зубами и в неприбранной кровати – вот что меня сейчас волновало больше всего.

– Уезжаешь? – беспомощность навалилась на меня бетонной плитой, я бестолково повторила фразу за Романом: – А …

Продолжить не успела.

– Не волнуйся, Мишка твой под присмотром, няня толковая, глаз не спускает с ребёнка.

Я закивала:

– Спасибо, Роман, я уже выздоровела, мне гораздо лучше, я скоро заберу сына.

Ольшанский прижал мою ладонь к губам:

– Оля, мне так жаль.

Передать не могу, какой волной захлестнуло сердце. Это прикосновение закинуло меня туда, где я была защищённой, любимой и желанной. А теперь что это? Приглашение подчиниться и оплатить его заботу?

– Роман, прошу тебя, просто помоги мне, – я вытащила ладонь из его лапищи, – пожалуйста, не ставь мне никаких условий.

– Не понял, о чём ты? – глубокое марево тёмного малахита его взгляда грозно пронзило мои глаза. Настолько требовательно Роман вглядывался в меня, что я еле пролепетала: – Мне сейчас не у кого просить помощи, как только у тебя и я не представляю более зависимого положения.

– Продолжай, договаривай, – в его голосе что то звякнуло, передо мной был тот самый хитрый и жёсткий переговорщик, который не пропустит ни одной буквы, не вывернув её себе на пользу.

– Я не знаю, Ольшанский, какую плату ты потребуешь от меня за помощь.

– Дура. Как была дурой, так ею и осталась. Пойми своей бабьей головой, что мужчина не собирает сметану на говне.

– Я понимаю, как обязала тебя своим ребёнком, просто прошу, пожалей моего мальчика. Я встану как можно быстрее и заберу Мишу.

Звериный, первобытный страх за ребёнка заставил меня собрать все силы. Я попыталась сесть, и знаете что? Я поняла, что смогу это сделать. Не получилось с первой попытки, всё тело взвыло, натянув воспалённые нервы, у меня буквально потемнело в глазах, но я сдержалась! Наружу прорвался стон, Ольшанский схватил меня за плечи:

– Ольга, что ты делаешь? Чего ты дёргаешься?

– Роман, я очень переживаю, что скажет твоя жена.

– Скажи, Ольга, ты всё ещё думаешь, я буду терпеть рядом ту, которая посмеет мне что нибудь сказать?

О, это было больно. О Божечки, как сделать так, чтоб он не вспоминал моё прошлое, не попрекал меня. Потому, что это невыносимо. Никогда не забуду его последние слова: “Чтоб быть замужем, надо рот держать на замке. Самостоятельная? Гордая? Приползёшь ещё”.

Я из праведной гордости потеряла мужа, сын лишился отца, а отец не знает о сыне. Чехарда, превратившая наши жизни в комок нервов, обид и слёз. Узел, который не распутать, не разрубить.

Как же он прав. Вот я и “приползла”.

Мой бывший муж не изменился ни на сантиметр, он тот же своенравный эгоист, позволяющий женщине молча дышать рядом с собой.

И в том, что мы остались у разбитого корыта все трое, виноват в этом только он.

Странная, несправедливая ситуация. Я считала, что виноват он, а сам перекладывал всю ответственность на меня. И мне так хотелось вспылить, вцепиться в его красивую рожу ногтями, втолковать ему, как он сам изуродовал нашу семью, разум просто затыкал мне рот.

Мой ребёнок, мой маленький четырёхлетний несмышлёныш в самую трудную, да что там говорить, в самую трагическую минуту оказался у него дома. Под его опекой. Как? Как такое могло произойти?

Я слушала слова Романа и от возмущения сжимала простыню в кулаках. Даже через ткань чувствовала как ногти режут ладонь. Так и знала что услышу именно эти его занудства. Лежала беспомощная и так мне хотелось исчезнуть с планеты! Вот же ситуация надо терпеть, всё же у него Миша.

Меня вдруг как прострелило: а что скажет жена Ольшанского, я ведь так о ней ничего и не узнала:

– Спасибо, спасибо большое за помощь, – я давилась подступившими слезами, : – Роман, твоя жена не против? Ты так и не ответил.

– Хочешь знать правду, Оля? – Роман смотрит пронзительно, безжалостно. Выражение лица становится нечитаемое, бывший не то злился, не то упрекал: – Я не женат. Ты из меня выбила дурную привычку жениться.

Мне хотелось крикнуть ему в лицо: хочешь, я расскажу, какие привычки отбил мне ты? Например одна из них – раньше я верила мужчинам. А теперь не верю!

Я кусала губы. Что тут скажешь. У каждого своя правда. А у меня своя. Та, которую пять лет назад я унесла под сердцем от него, от предателя.

Странно, у меня ни минуты не было желания признаться Роману, что Мишутка его сын. Всё я правильно сделала, что скрыла от него правду!

Ольшанский наклонился, коснулся моего лба поцелуем:

– Выздоравливай, я скоро приеду.

Дверь за ним закрылась, а я ошарашено смотрела ему вслед. Что это было? Неужели я так жалко выгляжу, что даже у такого бесчувственного монстра что-то где-то ёкнуло. Надо же, спозаранку приехал. Почему?

Осколки забытых чувств больно царапали моё сердце, по живому вырезая новые раны в груди. Ольшанский единственный мужчина, которого я любила и, кажется, разлюбить его так и не удалось. Наверное, сама любовь, как таковое чувство, никогда не исчезает, она просто прячется и ждёт, когда её поманят из глубокой норы. Вот как сейчас.

Но, к счастью, мои мозги ещё не расплавились от этой внезапной подачки нежности. Я тряхнула головой. Пять лет одиночества очень хорошо научили не поддаваться минутной слабости.

Роман ушёл, а я подтянула тонкое одеяло к подбородку, впилась в него зубами и рыдала. Старалась, чтоб ни один всхлип не вырвался наружу.

Раньше мне казалась, что удариться или обжечься это больно. А сейчас я просто выла белугой, не в силах сложиться калачиком, свернуться, зарыться с головой под одеяло, чтоб хоть как то пожалеть себя. Мне было так обидно, так горько за моего сынишку. Красивый, добрый мальчик растёт без отца, хотя его отец вон он, только что промаршировал за дверь. Здоровенный красавчик с плечами атланта, на таких только небо поддерживать. Мой мальчик сейчас видит его каждый день и не знает, что этот громила его настоящий отец.

Это ещё счастье, что мой сынишка полная моя копия, да ещё и светленький. Я маленькой тоже была светлая, потом цвет волос стал темнеть, в итоге сейчас волосы подкрашивала каштановыми тониками, раз в полгода ходила в салон на полное окрашивание. Так что вряд ли кто то догадается, что Ольшанский отец Миши.

Смотрела на дверь, спрятавшую от меня фигуру бывшего мужа. Какие жестокие игры у судьбы. Я и Роман уже были вместе по воле судьбы она, это самая судьба свела нас однажды, когда ни я, ни Роман не были готовы встречаться. Вспомнила, как мы встретились…

Кстати, я до сих пор не понимала, как мы могли оказаться вместе, мы ведь такие разные. Он, мальчик, родившийся с золотой ложечкой во рту и я – подкидыш. Мама умерла рано, я и не помнила её, отец запил и сгинул. Меня перекидывали с тётку на бабку, на соседку, на невестку какого нибудь сына и в итоге к себе забрала моя тётя Даша. Я обязана ей кровом и теплом очень корыстной женщины. Она забрала меня себе с единственной целью получать мзду из всех оставшихся родственников на моё воспитание. И хотя все знали, что тётка даёт деньги в рост, что я одета как нищенка, голодная и лохматая, все помалкивали. А что им было делать? К себе взять так это обуза.

В общем, я нисколько не сердилась и не обижалась на тётю. Благодаря её свирепой школе выживания на воде и хлебе я закалилась. закончила школу с золотой медалью, получила грант на поступление и закончив иняз в один прекрасный день оказалась на стажировке в летнем лагере студентов в Германии. Кстати, возвращаясь оттуда я и познакомилась с бывшим мужем. Но сейчас не об этом.

Была у меня одна беда – чувство гордости. Из моего голодного, перебитого упрёками и нищетой детства, а потом унылой, замордованной нехваткой денег юности выросла моя гордость и превратилась в болезненный оголённый нерв. Всё, что происходило вокруг, я воспринимала через призму жалости к себе и постоянно взвешивала, не хотят ли меня обидеть или попрекнуть тем или иным словом.

Конечно, именно поэтому предложение Ольшанского найти мне работу я восприняла как жалость. Что, увидел перешибленную мать-одиночку и пожалел? Что ему стоило с барского плеча кинуть мне косточку, чтоб я не сдохла от голода : чего-чего, а предприятий и рабочих мест у Ольшанского была куча. Да только мне дела не было до его “кучи” . Сама пробьюсь. Обязательно пробьюсь!