Текст книги "Сталин и литература (СИ)"

Автор книги: Анна Берзер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

2

Прошло более шести лет, и 12-го декабря 1930 года Сталин отправляет новое письмо Демьяну Бедному, которое тоже «печатается впервые», но уже в 1952 году. Демьяна Бедного нет в живых, и Сталин сообщает, что печатает «выдержки из письма». Сверху написано – «Тов. Демьяну Бедному».

Начинается письмо Сталина так: "Письмо Ваше от 8.XII получил. Вам нужен, по-видимому, мой ответ. Что же, извольте".

Даже по такому вступлению ясно, какой путь Сталин прошел за эти годы, какой властью завладел. И не надо сообщать по документам о съездах и разгромах. Ясно и так.

Но что же случилось с дорогим Демьяном? В тот, 1930-й, год?

Оказывается, Демьян Бедный написал Сталину: "Пришел час моей катастрофы", и ему на шею накинули петлю.

И получил: "Как назвать коммуниста, который, вместо того, чтобы вдуматься в существо решения ЦК и исправить свои ошибки, третирует это решение, как "петлю"?..

Так вопрошает Сталин, обращаясь к дорогому Демьяну. Это, конечно, настоящий Сталин, видно ясно, как распирает его злость. Демьян Бедный сказал петля, а Сталин строит свой ход обвинений – "третирует, как петлю"... "Решение ЦК". Конечно, это зощенковский оборот речи, обессмысливание привычных казенных фраз, речь малограмотного, жестокого и оборотистого провокатора. Провокационный ход доказательств.

Что же натворил Демьян Бедный? Признаюсь, даже жалко становится его – всю жизнь, с юных лет, так верно служил и партии и ее ЦК.

И вспомнила, как в первых классах нас заставляли заучивать наизусть длинное стихотворение Демьяна Бедного под названием "В огненном кольце". Там были такие строчки:

Со всех сторон теснят нас злые гады,

Товарищи, мы – в огненном кольце!

Первая строчка с тех лет звучит для меня комически, в пародийном ключе. В трудные минуты я повторяла ее близким людям, что всегда вызывало смех. Таких минут было много, и потому я запомнила ее на всю жизнь:

Со всех сторон теснят нас злые гады...

Значит, третирует, как "петлю"... Что же стряслось с нашим поэтом? Задел лично товарища Сталина? Не могу, конечно, судить, но мне кажется, что здесь товарищ Сталин выше личных чувств.

"Побольше скромности, т. Демьян", – восклицает Сталин. И далее по письму становится ясно, почему на данном этапе советской истории ему стали не нужны сатирические стихи и фельетоны Демьяна Бедного, его "жемчужинки", как определял прежде Сталин.

"В чем существо Ваших ошибок?" – спрашивает Сталин. И отвечает: "Оно состоит в том, что критика недостатков жизни и быта СССР... увлекла Вас сверх меры и, увлекши Вас, стала перерастать в Ваших произведениях вклевету на СССР, на его прошлое, на его настоящее".

И называет фельетоны: "Слезай с печки", "Без пощады", "Перерва".

Сталин разворачивает свою систему доказательств. Дело в том, что именно теперь сатирические произведения нельзя писать, как раньше. Почему? Да потому, что "центр революционного движения... переместился в Россию".

Я хочу подчеркнуть появление этого слова "Россия" – из сталинских уст. Может быть, первый раз так отчетливо. И далее он продолжает: "Революционные рабочие всех стран единодушно рукоплещут советскому рабочему классу и, прежде всего, русскому (подчеркнуто Сталиным) рабочему классу".

И еще: "Руководители революционных рабочих всех стран с жадностью изучают поучительнейшую историю рабочего класса России, его прошлое, прошлое России... Всё это вселяет (не может не вселять!) в сердца русских рабочих чувство революционной национальной гордости..."Таков национальный, даже национал-социалистический рывок от Ленина, заявленный в этом письме. И смысл его в том, что этот новый русский рабочий класс вырос под прямым руководством Сталина. И под его руководством победил во всем мире.

На таких лживых сторонах покоится его новая теория. Страшные плоды принесет она в нашу жизнь.

"А Вы?" – обращается он к Демьяну Бедному. И отвечает сам на свое обращение: "Вместо того, чтобы осмыслить этот величайший в истории революции процесс и подняться на высоту задач передового пролетариата... стали возглашать на весь мир, что Россия в прошлом представляла сосуд мерзости и запустения, что нынешняя Россия представляет сплошную "Перерву", что "лень" и стремление "сидеть на печке" является чуть ли не национальной чертой русских вообще, а значит и – русских рабочих... Нет, высокочтимый т. Демьян, это не большевистская критика, а клевета (подчеркнуто Сталиным) на наш народ, развенчание (подчеркнуто Сталиным) СССР, развенчание (подчеркнуто Сталиным) пролетариата СССР, развенчание (подчеркнуто Сталиным) русского пролетариата".

Клевета! На русский народ. Вот чем обернулись безобидные фельетоны и басни проверенного пролетарского поэта.

Коренной национал-шйвинистический поворот Сталина впервые запечатлен в этом письме. Он имеет много своих сторон.

Прежде всего – полная невозможность любой сатиры в сталинском мире. Это направление еще приведет его к Зощенко, Ильфу и Петрову, к утверждению конфликта "хорошего с отличным" в нашей литературе. Если под прямым руководством Сталина совершаются все победы русского рабочего класса... Это же надо понять всем. И демьяно-бедновская критика теперь не критика, а клевета.

"Слезай с печки" – видно и по названию – справедливо направлено против разгильдяев и бездельников, лежебок, против косных и неподвижных людей. Демьян Бедный поэтически примитивно обличал их с первых лег революции, что вызывало у Ленина и партии одно восхищение. Теперь при новом сталинском объяснении это классифицируется как клевета и не имеет права на существование.

Так обстоит дело с текущей жизнью, с нашей современностью.

Но и в прошлое нечего лезть Демьяну Бедному, хотя он постоянно обличал самодержавное прошлое России, попов и царских министров, что тоже вызывало одобрение партии. Но теперь даже сатирическое изложение Домостроя у Демьяна Бедного названо Сталиным клеветой. Он не допустит, чтобы прошлое России было сосудом мерзости и запустения и не позволит Демьяну Бедному утверждать это.

Сталину нужны произведения о великих стройках – условно говоря, "Цемент" Гладкова, а не "Слезай с печки" Демьяна Бедного. Вот в чем главный смысл. И в годы "великого перелома" – "Бруски" Федора Панферова.

И критиковать прошлое России он не даст – ведь русский народ под его руководством совершил великие дела. Весь мир в восгорге! Это страшное, уродливое слияние Сталина с русской историей и народом принесет жестокие плоды. И каждый живущий в эти годы должен отвечать за свои дела. Особенно писатели.

Добавлю здесь коротко, – об этом я еще скажу ниже, – что все нужные ему произведения появятся в указанный им час и год, все производственные романы напишут многие и разные по таланту писатели. Родится целый пласт производственной литературы.

Но пока речь не о них, речь о верном ленинце – клеветнике Демьяне Бедном, который в течение многих десятилетий был на посту. И стараясь хоть как-то вырази ть сочувствие ему, я, напрягая память, вспомнила, как когда-то все вокруг пели его песню – "Проводы". Приведу по памяти запомнившиеся мне строчки:

Как родная меня мать провожала,

Тут и вся моя родня набежала:

"Ах, куда ты, паренек, ах куда ты,

Не ходил бы ты, Ванек, во солдаты,

Красной армии штыки, чаи, найдутся,

Без тебя большевики обойдутся"...

Живые слова, как бы вырванные из реальной жизни. Но после правдивых причитаний родных и близких следовала длинная, идейно-выдержанная речь самого героя, который разбивал заблуждения своей родни. Из нее я не запомнила ни слова, хотя песню пели повсюду – от начала и до конца. Но начало и поэтично, и правдиво. Вообще-то я считаю, что все правдивые строчки у всех, кто писал во время этих десятилетий, должны быть отмечены и названы. Но Демьян Бедный в этом отношении для меня очень трудный поэт. Натыкаешься на такие строчки... Правда, поэт писал непрерывно, печатался повсюду и даже выпустил свое собрание сочинений чуть ли не в 30-ти томах.

И мне приходится еще раз повторить, что точность ленинских позиций и верность ленинизму отмечает каждый его шаг в партийной печати. И именно это Сталин сам хорошо знал. Посмотрите, как он выбивает из рук бедного Демьяна и эту козырную его карту.

Прямым путем фальсификаций. "Может быть, Вы, как "человек грамотный, не откажетесь выслушать следующие слова Ленина". И приводит мелким шрифтом огромнейшую цитату из статьи Ленина – где идут рассуждения о национальной гордости великороссов, которая никак не совпадает с утверждениями Сталина. Но, передернув слова Ленина, он заявляет, что "революционная "программа'* Ленина" находится в прямом противоречии с "нездоровой тенденцией" последних произведений поэта и, как пишет Сталин, "примирить" их "к сожалению, невозможно". А вывод такой: "Значит, надо Вам поворачивать на старую, ленинскую дорогу, несмотря ни на что".

"Несмотря ни на что" – жирной чертой угрожающе подчеркнуто Сталиным.

Итак, воскликнув – "Слезай с печки", Демьян Бедный оклеветал русский народ, оклеветал его историю и, одновременно, выступил прямо против Ленина. Тут тактика борьбы с внутренним врагом раскрыта со смердяковской последовательностью. Ход за ходом. И не только тактика, но и стратегия "шитья дел".

В конце письма Сталин называет Демьяна Бедного перетрусившим интеллигентом. Меткое, конечно, определение по отношению к этому поэту. С другой стороны, как после этого не перетрусить?

У нас принято было считать (я снова хочу повторить это), что национал-шовинистический поворот Сталина произошел в конце 30-х годов. Тут снова под сталинские жернова попал Демьян Бедный. Об этом у нас известно давно, и я скажу об этом ниже. Мне же важно подчеркнуть эту дату – 1930 год и это милое частное письмо Сталина поэту, о котором, вероятно, мало кто знает.

Характерно при этом, что Сталин несколько раз свои ругательства называет постановлением ЦК. В этом он, вероятно, прав.

Почему так важна была для Сталина литература? Об этом я коротко писала и еще буду возвращаться к этой теме. Ведь политика Ленина была реальной. Увы! Не буду сейчас писать – какой. Он разработал теорию и тактику победы революции по всем этапам ее развития – с кем, когда и как... И он эту программу осуществил и захватил власть. Он победил в гражданской войне, он ввел НЭП. Я не пишу сейчас о том, как ужасна была его теория и тактика. Но они были, повторяю, реальны.

А строительство социализма, которое вел Сталин, было кровавым миражом. И добивался он успехов только в литературе. Я уже писала об этом в другом месте. О том, что писатели плавили металл, давали небывалые надои молока.

30-й год – начало целой эпохи производственных романов. И одновременно – коренного поворота в изображении прошлого России и исторической роли Сталина в ее истории. И то и другое должны были осуществить писатели. Вот почему насущно необходима и так дорога для Сталина была литература.

3

Повторю еще раз: многие считают, что новый курс возник в конце 30-х годов. Мы видели, что это не так. Почему появилась эта дата? И тому есть свои серьезные причины.

В ноябре 1936 года, накануне 1937-го, случилась такая причудливая история. Дело в том, что композитор Бородин написал когда-то оперу "Богатыри", которая, кажется, никогда не была поставлена. И однажды режиссер Таиров в своем Камерном театре решил поставить оперу Бородина. По моим представлениям – пародийную.

Надо сказать, что я не видела сама этой оперы в театре у Таирова. И потому я позволю себе – единственный раз в жизни – написать о том, что не видела и не прочитала сама. Значит, опера была шуточно-фарсово-пародийная. Такой ее написал Бородин в 1867 году. Что очень важно подчеркнуть. Он умер в 1887 году, а родился так давно – в 1833-м. Был связан с "могучей кучкой" русской музыки – самой народной. И был прекрасным композитором, написал оперу "Князь Игорь", взяв для нес сюжет из "Слова о полку Игореве", знаменитого произведения нашей литературы. И написал при этом "Богатырей", которые в музыкальных справочниках названы не только театральной пьесой, но и музыкальной пародией. Главное – Бородин.

И вот Камерный в конце 1936 года решил поставить оперу "Богатыри". Театр Таирова был тогда в расцвете своих левых формальных поисков. Бородин и Таиров – интересное соединение. Я и сейчас охотно посмотрела бы такой спектакль.

И вдруг оказывается, что либретто оперы написал наш бедный Демьян Бедный. Для Бородина он, конечно, не писал. У Бородина был друг ой автор – Виктор Крылов (1838—1910 год), известный в те годы драматург, написавший чуть ли не 125 драм и комедий.

Главными героями оперы были русские богатыри – Илья Муромец, Добрыня Никитич и Алеша Попович.

Конечно, в опере главное – музыка, постановка, режиссер театра и дирижер оркестра, а либретто идет за ними вслед. Но без него, конечно, не обойтись.Итак – Бородин, Таиров и Демьян Бедный... Чего не бывало в нашей жизни...

О чем думал Демьян Бедный, – об этом определенно сказать я не смогу. Но не исключено, что ему почудилось, что русские богатыри жили так давно... И не могли совершать своих подвигов под непосредственным руководством Сталина.

Не тут-то было! Только оперу поставили в конце 1936 года, как ее в момент сняли в ноябре того же 1936 года по прямому указанию Сталина и изгнали из репертуара. В том же ноябре указание Сталина было реализовано в специальном постановлении Всесоюзного Комитета по делам искусств при СНК СССР. А 14 декабря 1936 года в газете "Правда" была напечатана специальная статья, где говорилось, что опера "огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются носителями героических черт русского народа".

Огульно чернит... богатырей... Милая сталинская фраза! Конечно, по высшим законам жизни и искусства этот комический оборот должен вызвать взрыв смеха в нормальном гармоничном мире. Но нам не до смеха. Огульно чернит! Сколько после такой фразы полегло у нас людей. Богатырям все-таки легче устоять.

Так Сталин ринулся на защиту богатырей. С таким же успехом он мог обрушиться на русские сказки за то, что своего любимого героя народ назвал – и Иван, и Иван-царевич, и Иванушка, и Иван-дурак, отражая все оттенки жизни народной, судьбы героя и собственных чувств. И ирония, и любовь, и насмешка. Огромное богатство и разнообразие чувств, которые нуждаются в своем особом понимании.

Огульно чернит... Бедные богатыри! А если помнить нашу историю и литературу, то нельзя не сказать, что образы богатырей тоже окрашены этим богатством оттенков и красок. И даже о самом любимом и благородном – Илье Муромце – мы узнаём, что он не владел ногами и до тридцати лет "сидел сиднем" в отцовской избе. А исцелили его "калики перехожие", приказавшие выпить три чары воды. Не чернят ли огульно эти факты образ народного богатыря? А напутственные слова отца Ильи, крестьянина, благословляющего сына на воинские подвиги:

Не помысли злом на татарина,

Не убей в чистым поле христианина, —

каким вызовом сталинскому миру звучат они. И как недостижим этот завет милосердия и гуманизма и в наши дни.

Я не собираюсь погружаться в былинный эпос, но добавлю только, что если Илья Муромец – всегда благороден и прекрасен, то к Алеше Поповичу народ не относится с такой любовью и сами богатыри – тоже. Он иной раз попадает в смешное положение. Он – не прямой человек, склонен к обману и побеждает в боях не столько силой и храбростью, сколько хитростью и обманом. Все эти черты отношения народного донесли до нас русские былины.

Так, по сути дела смехотворно и антинародно, выглядит эта сталинская защита богатырей. Да, если бы Сталин не был бы Сталиным. И это не принесло бы в нашу жизнь, историю и литературу непоправимых бедствий.

А если на минутку вспомнить "Слово о полку Игореве" – его великую полифонию. Образ автора, его печаль о том, что князья не сумели объединиться, чтобы победить. Ведь князь новгородский Игорь попадает в плен. И автор "Слова" так сокрушается о том. Но не скрывает от людей, что произошло.

Добавлю к этому, что композитор Бородин, написавший, как известно, на сюжет "Слова" оперу "Князь Игорь", непроизвольно усилил эту тему, потому что целый ее акт составляют половецкие песни и пляски потрясающего музыкального звучания. И даже есть там ария Кончака – половецкого хана.

Вероятно, Бородин неслучайно попал в эти сталинские ряды. И можно было написать о том, что он в своей опере "огульно охаял" знаменитого новгородского князя Игоря, показав, что он потерпел поражение в битве на Кияле-реке. А потом уделил непомерное внимание его плену.

Но в опере "Князь Игорь", которая в это время шла на сцене Большого театра, Сталин разобраться не смог. Поставлена она была в ключе классического реализма, а Демьян Бедный не писал для нее либретто.

В русской литературе, музыке, театре есть великая полифония чувств, движения мысли, поворотов изображения. От древнерусской литературы до "Капитанской дочки" и, одновременно, "Истории Пугачевского бунта", от Льва Толстого до Алексея Константиновича Толстого...

Каждый художник имеет свое право на осмысление – от великого до смешного.

Хочу еще раз вспомнить имя Алексея Константиновича Толстого – высокий пример его понимания истории, ее движения от прошлого к настоящему. Его баллады исторические – "Илья Муромец", "Поток-богатырь", "Алеша Попович" и необыкновенный "Князь Серебряный", знаменитые его исторические пьесы... А как он понимал ужас Ивана Грозного, Петра Великого. И лирика, и трагедия, и сатира по отношению к прошлому – все нашло свое место в его творчестве. Такие смешные и живые его вещи, как "История государства Российского от Гостомысла до Тимашева" – и сейчас невыносимо трудны для наших современных наследников Сталина.

Послушайте, ребята,

Что вам расскажет дед.

Земля наша богата,

Порядка в ней лишь нет.

А эту правду, детки,

За тысячу уж лет

Смекнули наши предки:

Порядка-де, вишь, нет...

И сатирический образ Козьмы Пруткова, как бы вырванный из гущи реальной жизни:

Иль в тени журчат дубравной

Однозвучные ключи?

Иль ковшей то звон заздравный?

Иль мечи бьют о мечи?..

Песню кто уразумеет?

Кто поймет ее слова?

Но от звуков сердце млеет

И кружится голова.

Это – тоже глухая история, из баллады Алексея Константиновича Толстого – "Алеша Попович". Что такое поэзия истории? Ее душа? И тайна, загадка, которую не всегда мгновенно можно разгадать: "Песню кто уразумеет?" Пониманию русской истории, заложенной в традициях русской литературы, ее богатству, не было места в сталинском мире.

Но теперь, на новом повороте, Сталину захотелось иметь своего графа, тоже пишущего исторические произведения. Не Алексея Константиновича Толстого, конечно, а Алексея Николаевича Толстого. Он по праву займет свое место. В этом выборе сталинская изощренная хитрость еще скрыта для всех людей.

Но вся история с "Богатырями" закрепляет грубый поворот к грубому животному национализму, на его пути к фашизму. Это я уже повторяла много раз. Следует повторить снова...

А главку эту хотелось бы закончить фразой-анекдотом, которую я услышала в те годы, когда начинала работать. К Алексею Николаевичу Толстому забежали на огонек гости, и его слуга им сказал, что его нет дома, прибавив:

– Его сиятельство ушедши в райком.

Конечно, райком – слишком первичная для графа инстанция. Но все смеялись, когда повторяли эти слова.

Заключая эту неповторимую историю, мне хотелось бы добавить еще несколько слов о том, что с этого момента началась травля Таирова и его театра, которая шла уже на фоне разгрома Шостаковича и после статьи о нем – "Сумбур вместо музыки". А борьба Сталина за реализм против формализма имела для нас не менее бесчеловечные итоги, чем его введение патриотизма.

"Богатыри" Бородина так и не увидели света рампы. Никогда. Проверяя себя, я спросила об этой опере старого друга – Елену Николаевну Дунаеву, с которой мы вместе учились в школе, в институте, вместе бегали по театрам и концертам. Многолетний отличный работник Литературного музея... Знаток культуры... Она сказала, что мы, увы, не видели этой постановки. Но потом позвонила, добавив, что нашла в воспоминаниях Алисы Коонен рассказ о том, что Таиров так увлекся оперой, что ездил специально в Ленинград где она хранилась. Судя по всему, была эта вещь – молодая, живая, написанная Бородиным в начале пути. И пародировала больше слащавую западную оперную музыку, чем историю.

Да, главной жертвой оказался русский композитор – Бородин.

4

Нет никого в русской литературе, к кому бы я относилась так, как к Алексею Толстому. С такой чернотой. Я выросла в этой стране, жила и прочитала все ее книги. И никогда не посмела бы, например, слова злого сказать о Николае Островском, о загубленной его жизни. Все надо помнить, знать и понимать.Но Алексей Толстой... У меня не хватит сил написать о нем памфлет. Главный выразитель главноорлиных сталинских идей. Граф и в прошлом эмигрант, владеющий культурой и пером.

Их соединила сначала история. Ниже я приведу много цитат из него. И тогда, возможно, памфлет на себя напишет он сам.

Характерно, что когда-то, ругая Демьяна Бедного по указанию Сталина, докладчики восхваляли "Петра". Чтобы понять их коренную связь – Сталина и Алексея Толстого, – приведу слова писателя из "Автобиографии". Говоря о первой постановке первого варианта "Петра" на сцене театра, он пишет: "...ее спас товарищ Сталин, тогда еще. в 1929 году, давший правильную историческую установку петровской эпохе".

Следовательно, сталинский поворот в истории произошел в 29—30 году. Еще одно подтверждение – самое авторитетное. И еще: зная его невежество (Сталина) в русской истории, я уверена, что имя Петра и тему Петра он получил от Алексея Толстого и понял, как Петр будет полезен ему. Это Алексей Толстой назвал сталинской "правильной исторической установкой петровской эпохи". Следовательно, Сталин "спас" "Петра Первого" Алексея Толстого. После этого в 1930 году была написана первая часть, 2-я – в 1934-м году. Он стал грубо беллетризировать факты истории, возвеличивая Петра в угоду Сталину.

А потом дошел до Грозного. Вот как он сам объясняет в "Автобиографии", почему он пришел к этой теме: "Я верил в нашу победу даже в самые трудные дни октября—ноября 1941 года. И тогда в Знаменках (недалеко от г. Горького, на берегу Волги) начал драматическую повесть "Иван Грозный". Она была моим ответом на унижения, которым немцы подвергли мою родину. Я вызвал из небытия к жизни великую страстную русскую душу – Ивана Грозного, чтобы вооружить свою "рассвирепевшую совесть".

Я не знаю никого из наших советских писателей, участвовавших в войне, кто был бы способен так вооружать свою "рассвирепевшую совесть". Созданием Ивана Грозного, положительного Малюты Скуратова и опричнины. Он не нашел в России ни одной великой страстной русской души – кроме Ивана Грозного. Надо понять, что это национализм, сливающийся с фашизмом и порожденный фашизмом. Первая часть Грозного – "Орел и орлица" появилась в феврале 1942 года, вторая, "Трудные годы" – в апреле 1943-го.

Можно вспомнить, как совестливая душа поэта Твардовского вызвала к жизни во время войны образ Василия Теркина, замечательные поэмы и стихи. Кстати, он в те годы любил Сталина и был благодарен ему за "Страну Муравию". Но какой поэтический мир чистоты и правды встает со страниц его поэзии. Мы должны об этом помнить всегда. И различать одно и другое. Не забывать о том чувстве достоинства, с которым он писал "Василия Теркина", "Дом у дороги".

А стихотворение Исаковского "Враги сожгли родную хату" – для меня оно как баллада Алексея Константиновича Толстого, всегда что-то обрывается внутри. Я говорю о вещах, рожденных именно этим временем, его настоящей тоской. И "Треблинский ад" Гроссмана, и его военная публицистика, которая печаталась на страницах "Красной звезды". А первая повесть о войне – первое произведение В. Некрасова "В окопах Сталинграда". Все они верили, что литература спасет человеческую жизнь от одичания и озверения, которое несла война. И обращались к самым простым и благородным чувствам людей, вызывая их к жизни.

Ядовитые стрелы, которые идут от слияния Сталина, Алексея Толстого и Ивана Грозного, пущенные в те годы в жизнь страны, мы до сих пор не в силах извлечь из живого тела. Они размножаются, как вредители, и приносят все новые и новые плоды. Вплоть до нынешней "Памяти". Вот почему так черен для меня Алексей Толстой.

Должна сказать, что слияние со Сталиным имело и другие отражения в его творчестве.

"Хлеб (Оборона Царицына)". Повесть. Написано на титульном листе. Здесь – один из главных узлов сталинской фальсификации – о роли его личности в истории революции и гражданской войны. Выполнено не Джамбулом, а Алексеем Толстым, писателем, свободно владеющим своим пером и мыслью, опирающимся на традиции русской литературы. Известным на Западе историческим романистом. Тут Сталину не откажешь в точности отбора. В душах писателей он вообще лучше разбирался, чем, например, в сахарной свекле.

Повесть "Хлеб" была начата в 1935 году, а закончена осенью 1937 года. Всё – знаменательные даты, но "без дерзаний нет искусства", – утверждает он в связи с написанием повести.

О том, сколько тут дерзаний – я попытаюсь, если смогу, сказать ниже.

Начало действия повести – январь 1918 года. Узловая важная сцена: так случилось, что питерский пролетарий, один из героев повести, ночью стоял на карауле в Смольном у дверей Ленина. Три часа ночи. И вдруг Ленин выскочил из комнаты – очень переполошенный – требует срочно вызвать монтера, потому что у него сломался телефон. Иван Гора резонно объясняет Ленину, что монтера найти нельзя. И заходит в комнату, где жил Ленин, чтобы починить. Работал Ленин в другом месте, а сюда приходил ночевать.

И вдруг дверь в комнату приоткрылась – и кто же сюда вошел? В три часа ночи в январе 1918 года? Через потаенную дверь? Не Надежда Константиновна, нет, не она. Не надейтесь.

"...вошел человек, с темными стоячими волосами, и молча сел около Ленина. Руки он стиснул на коленях – тоже, должно быть, прозяб под широкой черной блузой. Нижние веки его блестевших темных глаз были приподняты, как у того, кто вглядывается в даль".

Так появился Сталин в кабинете Ленина ночью, будто спали они вместе в одной кровати. С глазами человека, "кто вглядывается в даль". Глаза Сталина – работы Алексея Толстого. Глаза – как зеркало души не Сталина, а писателя. Зверские глаза Сталина всю жизнь стоят передо мной.

Что говорит Ленин, обращаясь к Сталину? Нетрудно угадать. Он начинает яростно поносить Троцкого. А "Сталин глядел ему в глаза – казалось, оба они читали мысли друг друга". Потом Ленин "лукаво взглянул на Сталина". А "Сталин коротко, твердо кивнул, не спуская с Владимира Ильича блестящих глаз".

Тема сталинских глаз – одна из важных "художественных" задач писателя. Глаза ему рисовали художники слова и кисти. Я еще вернусь к этой теме. Хочу только добавить, что и Ленин не спускает "лукавых глаз" со своего собеседника. И так всю ночь: Ленин держит в руках листки, пишет и что-то читает Сталину. Речь идет о заключении Брест-Литовского мира, но факты истории в повести "Хлеб" – в системе кривых и разбитых зеркал.

Потом Сталин ночью у Ленина произносит коротенькую речь, предсказывая будущее: как ответит германский пролетариат – "это одно из предположений, столь же вероятное, как любая фантазия... А то, что германский штаб ответит на демонстрацию в Брест-Литовске немедленным наступлением по всему фронту, – это несомненный факт".

"Совершенно верно..." – восхищается Ленин.

Надо сказать, что в повести "Хлеб" Сталин формулирует ленинские мысли лучше, чем Ленин. И это личный вклад писателя Алексея Толстого. И еще он дал ему необыкновенную прозорливость мысли, а его тупому словоговорению, запечатленному в подлинных документах, – язык, ритм речи, которого он начисто был лишен. И афористичность, которая всегда будет сопровождать его в мифах о нем. К этой теме – о языке его в творчестве Алексея Толстого – я еще вернусь. А пока Ленин-Сталин как единое целое в повести "Хлеб". По подлинной истории, – как бы мы ни относились к ней, – было: Ленин и Троцкий. Что известно всему народу и отражено даже в частушках того времени.

В "Хлебе" – Ленин и Сталин, других двучленов нет. Мы узнаём, что "меньшевики и эсеры голодом решили задушить советскую власть", "провокация и предательство" – метод их работы. "Как быть?" – спрашивают центр.

И получают ответ: "Наша точка зрения Вам известна... Ленин. Сталин". За двумя подписями. Так, по Алексею Толстому, они вдвоем руководят страной. Подобного нет, мне кажется, нигде. Читаем дальше в повести «Хлеб»: «Троцкий нарушил директиву Ленина и Сталина, совершил величайшее предательство...»

Это пишет не Сталин, а Алексей Толстой. При этом он знает факты истории и так "профессионально" перекручивает их.

Опять мы в кабинете Ленина. Ленин, как всегда у Алексея Толстого, очень нервничает. И новое свидетельство исторического романиста: "Здесь же, освободив от бумаг и книг место за столом, работал Сталин". Не только спал рядом, но и работал за одним столом. Как за одной партой, – такое можно увидеть только взглядом художника. "В минуты передышки" бедный Владимир Ильич "глядел в упор в глаза Сталина", ища в этих прекрасных глазах, устремленных, как мы помним, в даль, по определению писателя, помощи и спасения. Ленин спрашивает Сталина:

"Успеем? Немецкие драгуны могут уже завтра утром быть у Нарвских ворот". Речь идет о наступлении немцев.

"Сталин отвечал тем же ровным, негромким, спокойным голосом, каким вел все разговоры:

– Я полагаю – успеем..."

У Алексея Толстого он обрел голос и величавую монументальность жеста, фразы, паузы между слов. Чего не было в живой жизни маленького и плюгавого злодея.

Узнаём, что военные представили какой-то план... Какие военные? Какой план? Куда подевался Троцкий и другие отважные военкомы тех лет? Читаем в "Хлебе" – "Ленин и Сталин одобрили этот план". А немцы, оказывается, готовили в Петрограде "взрыв изнутри". "Но в одну черную ночь Петроград, но распоряжению Ленина и Сталина, был сразу разгружен от германских подрывников. Взрыв не удался".

Вот как выглядят факты истории под пером художника. Ленин – как понятие индивидуальное, единичное – перестает существовать. Все эти примеры свидетельствуют о методе, цели и средствах. Итак, пустота полная вокруг. Правда, по фронту бегает Клим Ворошилов. И больше никого – на всем земном шаре.

Что же все-таки у писателя Алексея Толстого происходит с Троцким? Он продается белым генералам! Это – точно. Конечно, сейчас на Троцкого столько навалили реальных и полуреальных преступлений, что такое свидетельство знаменитого исторического романиста может пригодиться сталинским наследникам. Просто они плохо начитаны в истории нашей литературы.